Правда о золоте Кубанской Рады. Информация. Поиск. Мистика. Поиски золота Кубанской рады (В. А. Болховских)

Полковник Брагин

Услышав от внука белого, казачьего полковника

Брагина, у которого недавно погибли в

автомобильной катастрофе, два сына, последнее

время занимавшиеся поиском золота Кубанской

Рады, о том что полковник и три офицера во главе

с генералом, прятали казну Кубанской казачьей

рады.

Внуку практически о подробностях, не чего

известно не было. Отец его, сын полковника

старался на эту тему не говорить, а если и

начинал, то жена его тут же одергивала он тогда

говорил.

– Придет время узнаете.

Но вот матери внука, еще живой, было

известно больше, о чем она и рассказала своим

внукам тем что погибли а внук полковника

категорически не хотел не слышать о золоте, не

тем более искать его. Я пришел к бабушке и завел

эту тему, на что она ответила,

– Расскажу тебе Володя что знаю, все равно

искать больше не кому, внуков нет больше.

Знала она последнее место, где жили Брагины,

уже без полковника, в станице Ахтырской.

А похоронен полковник на кладбище в

городе Абинске, помнила что полковник

где то за кроликами смотрел и за сеном ездил на

своей подводе. Еще слышала от мужа что жили они

до этого, где то в лесу на хуторе, полковник в

лес часто ходил в банду, неделями дома не было.

Один раз муж рассказывал, когда ему было лет

семь он лежал на печке, отец то есть полковник

находился дома, а на улице дождь был гроза,

вечером в дверь постучали, отец задернул

занавеску и запалил свечи. Полковник открыл дверь,

в дом зашли трое, поздоровались с ним и из трех

рюкзаков которые принесли с собой высыпали на

стол драгоценности, целую кучу. Полковник

увидел что сын смотрит с печки сказал ему.

– Когда не будь это все будет твоим.

Разделили примерно поровну на четыре части, те трое

собрали себе в рюкзаки свои доли и ушли, отец

собрал в сумку свою долю, бросил на пол и

засунул ногой под стол. Потом вышел на улицу и

через какое то время пришел забрал сумку и

вышел снова, через время снова пришел.

Как прятали с генералом, муж ей рассказывал, то что

он слышал от отца, который ему рассказал когда

его увозили в больницу и назвал места где

спрятано. Прятали в нескольких местах, они

втроем копали и прятали а генерал наблюдал за

всем этим.

Прятали ящики с ценностями и в одном месте монету

золотую, пересыпали сначала в горшки глиняные, а

потом в яму выкопанную сложили их и закопали,

монет было с сорока литровую кастрюлю.

Муж ездил туда в 1961 году, на газоне

с завода в выходной, день, договорился

с водителем на какой то праздник

говорил что все на месте не кто не чего не

копал, там в одном доме еще люди живут отца его

еще помнят, а в одном месте дуб большой на нем

метка есть, в другом месте где дом стоял не

вспашут, там вековые дубы. Поехал что ни будь

взять, мы строились деньги нужны были, да не мог

с ним знакомый тот отца везде ходил, а потом

больше не ездил, говорил кто найдет тот все

ровно жить не будет. Вскоре потом пошли в

гости, он весь вечер играл на гармошке веселый

был, домой пришли он шутил, потом лег заснул я его

будить а он мертвый. Так и не рассказал не кому

где спрятано.

Я слушал и мне это все казалось знакомым, как будто

я это уже слышал и видел, даже представлял как

все выглядело, есть такое понятие дежавю.

Поиск

Начиная поиск с станицы Ахтырской, проходя

улицу за улицей, дом за домом, расспрашивал

пожилых людей о семье Брагиных. Через три месяца

нашёл старушку, хорошо помнившую их.

Из её рассказа. В 1943 году на Ахтырский кордон в

артель по сбору и заготовки лесной фрукты

пришла изнеможенная женщина, на вид не старая

но выглядела очень плохо с ней двое детей, два

мальчика, одному лет 14 другому лет 6.

Бригадир их принял на работу, выделил им комнату в

бараке на кордоне, но они были нелюдимые,

выкопали землянку на самом участке по сбору

фрукты, там и жили очень мало с кем общаясь.

По окончанию войны куда-то уехали.

Услышать и не увидеть место своими глазами,

не ощутить на себе ту обстановку, просто не

возможно. Чтобы осмотреть кордон пришлось

переговорить с директором лесхоза, рассказав

ему на чистоту о цели поиска. Директора заинтриговал

наш рассказ, а ещё больше бригадира заготовителей леса,

после чего нам дали ключи, от шлагбаума, на который

закрывался кордон.

Проехав 12 километров по лесной дороге, в самом конце

преодолев брод под разваленным мостом, выехали

к поляне, большие сосны росли аллей к её центру.

По краям аллеи, заросшие ежевикой развалины

старых бараков. Нашли тот барак, ту комнату,

что была выделена Брагиным, от неё ещё оставался

кусок угла, выкрашенной из нутрии зелёной

краской, снаружи угла штукатурка с дранкой

отошла бугром от стены. Ударив по нему рукой, мы

тут же отскочили назад. Чёрная змея выпав из

пустоты, извиваясь уползла в камни развалин.

Красивое место поляну огибает горная речка, за

которой растёт огромная вековая сосна, вокруг

которой сплошные Черкесские курганы.

Решили проверить дороги, в каком направление они ведут

на кордон. Выбрав одну из них, проехали

километра два и наткнулись на древний дольмен,

к сожалению верхняя крышка из цельной каменной

плиты была разбита, на несколько кусков. Видно

не от большого ума, кто-то во время войны, в

круглое боковое отверстие кинул гранату.

Потому как в мерах ста от него стоял

металлический обелиск со звездой, на ржавом

фоне еле различимо было написано:

(Здесь находилась база, партизанского отряда Ястребок.)

Возвратившись на кордон встретили на уазике

председателя охотничьего хозяйства, видно

услышав о нашем приезде тоже поспешил на

кордон. Он оказался большим знатоком, как ему

казалось, поэтому вопросу. Высказывал свои

версии, в ущелье у сосновой горы и прочее

предположения.

Попрощавшись с председателем, стали возвращаться

к шлагбауму, по дороге высматривая развилку влево,

где находился сам участок по заготовке лесной фрукты.

Дорога к нему настолько оказалось заброшенной

и заросшей, что проехать по ней, не было и речи.

Со мной всё это время находился напарник Валера,

тоже не равнодушный к истории и в частности к этой.

Оставили машину, прошли около километра попав

на ровную площадку, всплошную покрытую молодыми

деревьями. По склонам горы виднелись вырытые в

ней остовы печей, в которых сушили фрукту, в

основном дикую грушу и грибы. Недалеко от них в

метрах пятидесяти две ямы, это бывшие землянки

где жила Брагина с детьми, а во второй

председатель в сезон заготовки.

После нашего посещения Ахтырского кордона,

говорили там сильно активизировались поиски

Кубанского золота. Даже украинцы вышли в Интернет, с

предупреждением о проклятие на казне.

Табак совхоз

На обратном пути решили заехать в табак совхоз,

слышали что рядом с ним была раньше казачья

застава. Подъехав к магазину спросили у местных

жителей где находилась застава казаков, те

показали на гору в километре от станицы. Гора окружённая

полями была похожа на огромный курган.

Оставив машину в низу, стали пешком

подниматься на неё, ближе к вершине почти на

каждом шагу начали попадаться окопы, разрушенные

землянки и уйма воронок от разорвавшихся

снарядов. На самом верху, находилась могила и

на ней металлический памятник, советским воинам

погибшим при взятии высоты. На могиле у

памятника лежала советская каска и кусок

разорванного, клёпанного железа, ещё даже

краска на нём виднелась кое – где, взяв в руки этот

кусок с рваными краями, сантиметров 40 на 30

размером, повертев в руках рассмотрели

внимательно. Им оказался кусок дюралевой

обшивки, от немецкого самолёта отличающийся от

наших характерными заклёпками и металлом.

Выкинув его подальше с могилы, продолжили

осматривать макушку, нашли казачий холодильник.

Казачьим холодильником называется колодец без

воды, диаметром метра три и глубиной метров

двенадцать. В таких холодильниках хранили в

основном мясо, этот же колодец в шестидесятые

сделали скотомогильником, закидав туда больной

скот и засыпав почти до верха.

А во время войны, говорят, местные жители. Когда на

этой высоте стояли Румыны. Они привязывали верёвки,

метров семь длиной, один конец к верху колодца а на

другой крюки для подвешивания мяса, наших

пленных цепляли за рёбра крюками и бросали в

низ, человека разрывало пополам. Румын по всем

станицам ненавидят, те кто помнит или слышал

рассказы про них, испытывая тоже неприятный осадок

на душе и ненависть к Румынам пошли к машине.

Эриванская

Начался поиск в обратном направлении, объезжая

близ лежащие станицы, хутора, снова каждую

улицу за улицей, дом за домом.

В самом конце следующего сезона нашли ветерана

войны в станице Эриванской, он помнил эту семью.

Из его рассказа они были пришлые, появились в станице

на подводе в 1937 году, устроились на работу в

кролиководство, там же в домике и жили.

Брагин работал заготовителем сена и сторожем, в 1940

году заболел пневмонией, жена отвезла его в

больницу в станицу Абинскую, больше он не

вернулся а вскоре и жена его исчезла вместе с

детьми.

Решив осмотреть место, да и к тому же

было сказано, что за кордоном где заброшенная

лесопилка находился старый хутор, бывшая

казачья застава. Приехав на место бывшего

кролиководства, за окраиной станицы, не увидели

ни чего интересного, кроме большой поляны.

Решили проехать на кордон, к бывшему хутору, на

первом же броде плюхнулись дном машины, в

нанесённый ил. Время было около двух часов дня,

оставив напарника в машине я решил всё таки

сходить пешком на кордон.

На мне были дутые сапоги, джинсы и лёгкий свитер.

Перебравшись ещё два брода, выискивая поваленные

деревья через речку, на третьей такой переправе

свалился в воду, сапоги на мне тут же промокли. Но

решив не сдаваться, иначе всё равно не даст

покоя это место, а значит придётся когда нибудь

возвращаться сюда. Пошёл вперёд переходя броды

,где по колено а где и по пояс, их оказалось

ещё десять.

Выйдя на поляну, где по описанию находилась

лесопилка, побродил по окраине поляны

,не увидел ничего того чтобы заинтересовало

меня. Кроме снова то кого же обелиска, как на

Ахтырском кордоне с такой же надписью,

партизанского отряда Ястребок. На моём пути

поиска, они встречались ещё раза три. Такое

впечатление что их базы, были чуть ли не в

каждом конце дороги.

Выйдя за изгиб поляны увидел бывший домик лесника,

из трубы шёл дымок, в домике оказались трое бродяг,

поселившихся в нём на летний сезон. Согревшись,

посушив не много сапоги, скорее для короткого приятного

наслаждения теплом, но бесполезного по своей сути, так

как мне предстоял путь, через четырнадцать бродов

в пятнадцать километров. Надвигались сумерки и я

попрощался с бродягами, они тоже на днях собирались

скитаться дальше.

Ноги гудели после отдыха пока не разошёлся, на

середине пути промокший и продрогший вспомнил

,легенду, что где-то здесь в этих местах,

партизаны закопали цистерну спирта, вот бы

сейчас сто грамм. К машине вернулся ночью, упав

на сидение, ни чувствовал ни холода, ни

голода, только ноющая усталость во всём теле.

напарника трусило под чехлом от заднего сидения

машины. Утром почувствовал сильный озноб,

видно поднималась температура. Послал Валеру в

станицу, за трактором, чтобы вытащить наглухо

застрявшую копейку ваз 01. После этого похода,

неделю провалялся, с температурой под сорок,

мягкое место болело от уколов.

Перевал Возрождения

Дальнейшие поиски поменяли тактику, решили

осмотреть, расположение посёлков, с верхних

точек перевала, по обе стороны его, первым

выбрали, перевал у посёлка Кабардинка.

Это попытка закончилась не удачей, как и следующая

ещё более не удачней.

Поднялись на Кабардинский перевал, на тех же Жигулях

ваз 01, ещё первого выпуска, итальянской сборки.

Обзора с верхней точки перевала, практически не было

ни какого, только прибитые деревянные указатели

на дубовом столбе, Париж, Лондон, Токио

и Шапшугская. На первом же спуске, обратно

к Кабардинке, лопнул передний, левый, тормозной шланг.

Переломив тормозную трубку заклепали её, но в конце

этого же спуска, видно от большой нагрузки на

один шланг, лопнул и второй, да и были они все

порепанные.

Заглушив вторую трубку, попробовали спускаться

на следующем спуске. Задние тормоза абсолютно

не держали машину, её несло по щебёнке, пришлось

встрять в гору, которая шла с одной стороны дороги

а с другой стороны обрыв. Встряли так что фары вылетели

с гнилых креплений, решение проблемы лежало сзади

машины, в метрах трёх от неё валялся большой плоский

камень дикарь, сорвавшийся с этой же горы. Обвязали его

тросом и привязали строповочной лентой, к заднему

фаркопу, благо этого добра в машине было полно. Стали

спускаться дальше, довольно комфортно, даже кое где

приходилось давать газу. Уазик поднимавшийся нам

на встречу, остановился и смотрел в след копейки, пока

мы не скрылись в пыли за поворотом.

Следующая точка была выбрана в раза три выше

предыдущей, на перевале возрождения. Подремонтировав

единичку, выбрав более менее подходящую погоду,

выехали в сторону посёлка Пшада, к намеченному месту на

перевале. Во второй половине дня по разбитой,

грунтовой дороге, поднялись на перевал. Машина

перегрелась и закипела, от неё несло жаром

как от раскалённого утюга.

Долины за перевалом, до самой вершины хребта,

были затянуты густым туманом. Сели отдохнуть,

любуясь пейзажем на другой стороне перевала, откуда

приехали. До машины оставленной ниже, было

метров триста. Вдруг в мгновение ока, нас

накрыло таким густым туманом, что видимость не

превышала двух, трёх метров. Мы тут же в спешке

стали спускаться к машине, пытаясь опередить

его, но увы скорость у тумана была намного

больше нашей. Добравшись до машины увидели, что

ситуация ничуть не улучшилась.

Решили потихоньку спускаться, вспоминая дорогу по

которой ехали и повороты на развилках. На одной

из развилок, вместо левой дороги, выбрали

правую, проехав метров двести нырнули в

крутой обрывистый спуск. Машину юзом понесло

вниз, слетев с косогора выбили мордой камни с

землёй и остановились, между лобовым стеклом по

правой стороне и его рамкой, образовался зазор

в два пальца. Результат осмотра машины, не дал

не чего утешительного, правое переднее колесо

полулежало, одно ухо нижней подвески было

оторвано, второе еле держалось.

На тот случай чтобы в нас не влетел кто-то ещё,

прошкрябали на обочину метров пять, машина намертво

воткнулась в землю, оторвалось второе крепление.

Идти в тумане пешком в надвигающуюся ночь не было

смысла, до трассы может быть добрых километров

двадцать. Позвонив по сотовому телефону домой

в Новороссийск, сообщили примерные свои координаты,

стали ждать.

Из скудного провианта были только, начатая пачка

сигарет, пол пачки печенья и на дне в полтора

литровой бутылке минеральной воды, но на этот

раз мы взяли с собой байковое одеяло. С дому

сообщили, что знакомый на уазике отпросится с

работы завтра, в часа два дня. Долго не спали,

разговаривали на разные темы укрывшись одеялом,

выкурив и съев всё что было заснули, перед этим телефон

попищав выключился, села батарея.

Утром открыв глаза увидел, идёт первый снег

и перед машиной большая, железная звезда с

табличкой. (Здесь в гражданскую войну отрядом

красно-зелёных партизан под командованием

Пугачёва был окружён и уничтожен карательный

отряд белых). Что-то стало не по себе, увидев

не вдалеке развалины старой крепости сходил к

ней, побродил по развалинам вернулся назад, у

напарника болела нога, видно вывихнул вчера.

Хотелось курить и пить, взяв пустую бутылку,

забрался на подъём с которого слетели вчера.

Вышел на развилку дороги, где в полной тишине

услышал в ущелье журчание горной речки.

Спускаться пришлось на пятой точке, так как в

ковбойских туфлях на кожаной подошве, других

вариантов не было. Напился с речки до отвала холодной

воды и набрал бутылку с собой. Здесь у речки стоял шум

воды, летящей по камням и падающей с выступов,

совсем не журчание как казалось на верху. Стал

подниматься, но не тут-то было, после двух,

трёх метров подъёма, съезжал обратно к речки.

Заметив с лева более пологий подъём с густыми

деревьями, начал пробираться к нему. Поднимался

упираясь в деревья ногами, как по лестнице. Уже

прилично забравшись, наткнулся на дырявое

оцинкованное ведро, застрявшее между стволов.

Не понимая откуда в такой глухомани взялось

ведро, вылез на уступ.

На нём оказалась охотничья землянка, в это время пустая,

зашел в нее и осмотрелся, как только глаза привыкли к

сумеркам. На полке увидел пачку сигарет марки LD,

пол булки сухого хлеба на удивление без плесени, и три

брикета одноразовой лапши. У охотников есть такой

обычай оставлять другим, оставшийся провиант, для меня

который оказался большим подарком. Выкурил тут же

сигарету, взял с собой сухой хлеб, лапша у машины без

кипятка не к чему. Переобулся в старые комнатные тапки

и отправился дальше.

От землянки вдоль склона вела тропинка проделанная в

косогоре, которая заканчивалась на ровной

вершине горы. Пробираясь по дебрям к дороге,

почувствовал резкий неприятный запах, вдруг впереди

меня с треском ломающихся веток, из ямы с

валежником выскочил секач с тремя свиньями,

унося ноги вдоль косогора, видно не раз пуганные

охотниками. Выйдя на дорогу c учётом что от

речки брал левее пошёл по ней в верх, до

знакомой развилки.

Валера напарник радовался сигаретам как дитя,

выкурив подряд две штуки и утолив жажду водой,

довольный откинулся на сидение. До часов двух а может

и больше, не имея часов грызли сухарь, после чего

поделили сигареты и я поднялся к развилке, караулить

помощь. Долгое, нудное ожидание закончилось

появлением сигналящего уазика, оценив ситуацию и

безнадёжное положение вытащить машину, решили

оставить единичку до лучших времён, забрав всё

нужное. Попрощавшись с ней взглядом с утёса я

знал мы за ней не вернёмся.

Пшада

Купил весной подержанную шестёрку, съездил в

посёлок Новый, что за двенадцать километров

от станицы Холмской. Ездить пришлось одному. Валерка

напарник зимой скончался, от остановки сердца.

Узнав в посёлке от местных жителей, что в горах

на переходе к Пшаде, находился старый хутор,

Чёрный аул в километрах двух от него посёлок

Новосадовый. Послевоенная исправительная

колония, дороги туда практически ни какой,

колея по колено, и разрушенные мосты. Шестьдесят

шестые газоны редко в летний сезон пробираются туда

на лебёдках, цепляясь за деревья тросами, вот так

появилась очередная цель.

Съездил к старшей сестре Галине, она

профессионально занимается походами, были они и

на Эльбрусе, договорился с ними пройти этот

переход в семьдесят километров, от посёлка Новый

до Пшады. Они сами собирали снаряжение, я в

нужный день приехал к ним налегке. К моему

удивлению забили всю машину, рюкзаками ещё

какими-то одёжками. Сами еле влезли, ещё племянница

захотела с нами в поход, она тоже часто ходила в поход

с матерью по горам.

Проехали посёлок Новый и еще немного, машину

оставили в хуторе сосновый. Красивое почти

безлюдное место, вековые сосны растут среди

домов, смотровая деревянная площадка над

глубокими обрывами и горная речка, в самом низу

среди громадных валунов. Выгрузив из машины

вещи, посмотрев на природу, начали снаряжаться.

И тут я понял, это будет не праздная прогулка с

любованием природы, когда мне на спину взвалили

рюкзак, выше на пол метра моей головы и весом

килограмм тридцать, после первых километров я

понял, что одел не ту обувь и одежду. Пошёл

мелкий дождик, кожаные плетёные туфли, сразу

промокли с верху, лямки рюкзака через майку

начали натирать кожу под мышками. Дойдя до

перевала Церковный, а это километров пятнадцать

,я уже еле тащил ноги, расставив руки в стороны

как крылья, под мышками уже всё горело. Забрались

на перевал с тремя привалами и стали спускаться

к Чёрному аулу. Затяжной, крутой спуск, вымотал ещё

больше чем подъём.

В ущелье

появились первые жертвы принесённые горам, в

кювете стоял брошенный уазик без колеса, с

оторванной ступицей, дальше остов кого-то

непонятного гусеничного средства передвижения,

брошенного неизвестно в каких годах, и мосты

разрушенные, сгнившие, которые можно пройти

только в брод. Пройдя один из таких мостов, на

крутом небольшом подъёме и сыром как в колодце,

наткнулись на заросший мхом шестьдесят шестой

газон, с гнилыми уже бортами, а вокруг

ободранные тросами от лебёдок деревья.

Место бывшего Чёрного аула по истине жутковатое,

ущелье окружённое чёрными скалами, с кое где

торчащими на макушках соснами и вцепившимися по

обрывам корнями в скалу. Сама порода скалы

чёрная как уголь, проведя по ней рукой ладошка

становится такого же цвета. Встретили одинокого

путешественника, сидевшего под мостом

пережидая дождик. Он посоветовал, что на ночлег

лучше всего остановиться в заброшенном кемпинге,

между Чёрным аулом и Новосадовым в километре

отсюда.

Кемпинг представлял собой завалившиеся и

полуразвалившиеся деревянные домики, выбрав

более менее сохранившейся домик, расположились

на деревянных настилах вдоль обеих стен. На

улице была уже ночь, но я по светлому видел лестницу

ведущую на чердак и решил с фонариком подняться

туда. Окно на чердаке как оказалось потом было

забито фанерой и как только я высунулся в проём,

с писком ко мне ринулась стая летучих мышей,

висевших гирляндами на чердаке. Стоя на лестнице

и опешив от неожиданности, в низу услышал

испуганные вопли, мыши пища и шумя десятками

крыльев пролетели мимо меня, через домик в

дверной проём, Спустившись в низ выслушал пару

упрёков, после чего сестра растёрла мне ноги и

поясницу какой-то согревающей мазью. Мне было

уже всё равно, упав на настил, отключился, а

это была только одна треть пути. Проснулся когда

все уже суетились у костра, варили кашу, кипятили чай.

Скрепя суставами или костями побрёл к роднику,

я чувствовал на спине рюкзак.

Второй день перехода оказался на удивление

легче, видно вошёл в колею. Зашли в Новосадовый

в двух домиках ещё жили люди, мои спутники

купили у них коровьего молока и сели пить за

столик под грушей. Я же не пью молоко, по этому

отправился побродить налегке по развалинам

бывшего исправительного лагеря. На стене

центрального здания ещё сохранился серп и молот

и кусок звезды, вылепленные из раствора,

полуразрушенные бараки, заваленные вышки, за

бараками от бывшей столовой вырытая не так

давно траншея, видно выкопали кабель на цветмет.

В кучах земли у траншеи сплошные лохмотья от

телогреек, пуговицы, кирзовые ботинки с

скрюченными носками и протёртыми до дыр

подошвами, обстановка угнетающая, воздух тяжёлый

и ощущение смрада. Вернувшись стал расспрашивать

местных жителей, но ни чего для себя интересного

не услышав. Про чёрный аул ничего не знают,

поселились здесь после войны, бывшие работники

колонии.

Прошли ещё километров десять, по относительно

хорошей дороге, в сравнение что было до этого и стали

спускаться в урочище к реке Пшаде. Впереди где-то

послышался шум обвала и удар, как будто что то влипло

в грунт, даже земля под ногами вздрогнула. Спустившись

с полкилометра к реке, увидели на той стороне её

высокие отвесные обрывы, глядя на них вверх

кружится голова. И тут поняли что случилось, с одной

из вершин, подмытый дождём сорвался

скальный пласт, в окружности метров шесть и

толщиной с метр, спланировал через реку и

дорогу, что идёт по противоположному берегу,

пласт плашмя влип в метре от неё в землю.

Далее путь наш

был не сладким, пробирались в основном по руслу

реки между валунов и только кое где попадались

короткие отрезки дороги. Ночь застала посреди

леса у реки с мутной водой, цвета глины после

дождей. Выбрали на небольшой возвышенности ровное

место, мои спутники разбили палатку, я наломал

дров, притащил несколько брёвен, развели костёр и

набрали на перекате воды, как будто она там

чище была чем в затоне, да вскипятили чай. Чтобы

не толкаться в палатке ночью, я наломал веток с

пушистыми листьями, наложил их у костра кинув

сверху покрывало выделенное мне. Выпив горячего

чая со скрежетом песка на зубах, и привкусом

глины, съев консервы легли спать.

В полночь проснулся от воя шакалов, поблизости у речки,

костёр почти догорел, расшевелив угли подкинул

дров и положил сверху бревно. Так и пролежал до

утра, слушая вой шакалов, да ещё увидев глядя

вверх сухой ствол дерева над головой, облокотившийся

поскрипывая на ветки другого.

Утром не нашёл в кармане серебряного креста

размером пять сантиметров, осмотрев все ветки

где лежал и в округе у костра, но ни чего не нашёл,

горы снова взяли хоть какую-то дань! Спустившись к реке,

спугнули парочку оленей на водопое, которые скрылись

в дымке, стоявшей с утра над речкой. Перешли брод,

дальше дорога шла по лесу вдоль реки, по которой дошли

до развилки, вторая дорога уходила в лева на подъём.

По рассказу жителей из Верхнесадового, она вела к

водопаду, на место бывшего Черкесского

поселения. На этот водопад туристов с Пшады не

возят, слишком плохая дорога.

Быть рядом и не зайти, тем более, что по рассказу,

до него всего один километр. Пройдя два подъёма

вышли на ровную поляну, у подножия горы, посередине

поляны стоял большой одинокий дуб. Рядом находился

родник и заброшенный с заколоченными дверями и

окнами вагончик для туристов, в котором

несколько лет назад кипела работа, готовили

шурпу, шашлык, люли-кебаб, и прочее, пока

наводнение не размыло дорогу. Не вдалеке у

подножия горы увидели водопад, к нему вела

заброшенная тропинка, водопад высотой в три

метра падая в низ разбрызгивал чистую ледяную

воду. Умылись и обмыли ноги, да в дорогу с собой набрали

пластиковые бутылки чистой воды, которая от родниковой

ни чем не отличалась. У дуба сделали привал и за

вскипятили заварив чай, который казался мёдом,

в сравнение с ночным из мутной реки.

Спустившись после отдыха к развилке, продолжили путь,

весьма посвежев. Не доходя километров десять до Пшады,

появился первый кемпинг с туристами, на

территории кемпинга шла работа полным ходом,

варили и жарили всё что можно. У столиков стояла

палатка, в которой девушка из Пшады продавала

собранный её отцом горный мёд. На здешний

водопад вела тропинка с указателем, по которой сновали

туда-сюда туристы, посмотрев в сторону водопада мы

переглянулись и поняли друг друга, после того

водопада в безлюдном месте, пойти к этому

только испортить впечатление.

Перекусили и выпили по бокалу красного полу сухого вина,

после чего разговорились с продавщицей мёда.

Она оказалась разговорчивым приятным человеком, кстати

красивой, про таких говорят светлый человек, как

будто встретили лесную фею из сказки. Она сама

по горным дорогам ездит за рулём, хватаясь за

него хрупкими ручонками. На отцовском уазике

возит мёд по кемпингам, зарабатывая в летний

сезон себе на учёбу, но как известно на уазике нет

гидроусилителя руля, попади не удачно под

переднее колесо камень, руль крутанёт так, что

у здоровых мужиков пальцы ломает. Фея предложила

довести всего двоих до Пшады, так как и двое с

трудом бы влезли в уазик, c флягами и прочими

атрибутами да ещё и наша ноша.

Оставив сестру и племянницу с рюкзаками в кемпинге,

мыс мужем сестры налегке пошли дальше, а как бы

хотелось ещё и доехать. Прошли мы километра три

и мимо нас по руслу реки, посигналив проехал уже

знакомый уазик, помахав ему в след мы опять остались

один на один с дорогой. Помочив ноги которые

горели от ходьбы, в попавшемся по дороге ручье

стекавшем с гор, увидели на встречном курсе газ

66, пробиравшемся по тому же руслу, с полным

открытым кузовом туристов. Они весело кричали

приветствие, махали руками, я тоже помахал им

своей ободранной рукой.

Наконец таки к вечеру вышли к Пшаде, где давно нас

ждали женщины. Попросили незнакомых людей дать

телефон, позвонить домой, чтобы за нами приехали,

телефоны мы собой не брали, всё равно бы

разрядились за трое суток, да и связи в тех

горах нет ни какой. Упав на лавочку у какого то

дома с растёртыми до крови ногами и руками грыз

кусок сушенного мяса, который дала мне сестра,

до самого приезда машины. Свою шестёрку забрал

только через четыре дня, дожидалась меня

засыпанная хвоей под большой сосной. Все летние

поиски закончились ни чем. Весной на дальнем

хуторе нашёлся пастух, который вспомнил

Брагина, из рассказов его бабушки и матери, они

жили в соседней станице у дубов, ныне станицы не

существует.

Место найдено, но также найдена информация о

проклятье казаков характерников; (кто найдет

того мужской род вымрет до двенадцатого колена).

а также придание; (найдет тот кто его положил)

и услышал рассказ. подтверждающий рассказ

Брагиной старушки;

Рассказ свидетеля

В 1984 году я добирался из Крымска через

Неберджаевскую к бывшему хутору Николаевскому, на

турслёт. От Неберджаевской шёл пешком, с рюкзаком

где сверху был приторочен армейский миноискатель

типа «клюшка». По дороге меня нагнал

молоковоз и седоватый водитель-грек, предложил

подвезти до хутора Гапоновского, куда ехал на

ферму за вечерним молоком. Видимо его впечатлил

миноискатель. По дороге разговорились о кладах и

водитель поведал мне интересную семейную

историю.

Его дед в молодости женился и работал

кузнецом на х. Гапоновском. В период гражданской

войны (да и поныне) это был довольно глухой

угол. Однажды к полудню на хутор прибыл обоз из

подвод. На подводах почти не было груза, только

по два больших ящика из под снарядов, но очень

тяжёлых. Возчиками были обычные, мобилизованные

угрозой оружия мужики, а вот охраняли обоз около

десятка казаков и 6 офицеров в главе

пожилой, возможно полковник. Подводы явно прошли

очень сложный путь по разбитым горным дорогам в

распутицу, спицы ступиц нескольких колёс были

переломаны и вместо снятых колёс использовали

вставные ваги.

Обоз еле дополз до хутора и нуждался в

срочном ремонте. По обрывкам разговоров

стало ясно, что это отставшая из за

поломок часть какого то большого конвоя белых,

двигавшегося на Новороссийск. По каким то

причинам им пришлось свернуть в сторону

Неберджаевской, и далее к Гапоновскому. Но цель

обоза состояла в том чтобы выйти глухими горными

дорогами к морю. Из мужиков на хуторе были только

дед-пасечник и молодой кузнец, их тут же

заставили ремонтировать поломанные колеса,

вместе с возчиками.

Между тем среди военных назревал бунт.

Казаки собравшись в стороне кричали,

что им нечего уходить с Кубани на

чужбину, а следует пробираться к родным

станицам. К тому же открылась бы тайна тяжёлых

ящиков, сгружая их с повреждённой подводы,

казаки намеренно уронили один их ящиков так что

он открылся и от туда потоком хлынули золотые

червонцы. Напряжённую ситуацию на время погасил

пожилой полковник, раздав казакам по горсти

монет и пообещав что после доставки обоза в

Новороссийск они получат ещё столько же и будут

отпущены на все четыре стороны. Когда ремонт

закончился, день был уже на исходе. Кузнец

намеренно ставил спицы на колёса из дерева

мягких пород, предполагая что они быстро снова

выйдут из строя. Но перед уходом офицеры забрали

кузнеца с собой в качестве проводника, пригрозив

расправиться с семьёй. По дороге выяснилось, что

пройти через Шапсугскую невозможно, там местные

приняли сторону красных. Оставалось искать

дорогу прямо через Свинцовый хребет. К нему

подошли уже в сумерках и начали тяжелейший

подъём. Лошади и люди выбивались из сил но вскоре

и колёса подвод снова пришли в негодность и

стало ясно что преодолеть крутой горный подъём

на вагах невозможно. Лошади уже дохли одна

другая и обоз остановился. В темноте кузнец

отошёл в сторону, за дерево на круче. Поблизости

остановились двое офицеров и кузнец подслушал их

разговор.

Ввиду невозможности дальнейшего продвижения

старший предлагал зарыть груз в скальный

грунт и возчиков казаки должны были тут

же расстрелять, для сохранения тайны. Но как

только казаки произведут выстрелы, разрядив свои

карабины, офицерам надлежало расстрелять их в

спину. Кузнец от таких новостей рванулся было в

сторону и по нему тут же начали стрелять легко

ранив. Ему удалось сорвавшись с кручи

схорониться у верха под корневищем, столкнув вниз

обломок толстого дерева. Оно и покатилось в

темноту, сопровождаемое выстрелами. Офицеры

разглядели кровь на обрыве, посветив фонариками

но вниз спускаться не стали, решив что проводник

мёртв. Скорчившись под корневищем кузнец слышал

как разгружали негодные передние подводы и

носили куда то ящики, вывели на этот обрыв

возчиков и казаки их расстреляли.

Но дальше тихо захлопали пистолетные выстрелы

и раздались крики. Офицерам не удалось перестрелять

казаков быстро и кому то из них удалось зарубить

полковника и ещё одного, самого молоденького, шашкой.

В живых офицеров осталось четверо, которые ушли видно

на целых подводах. Кузнец дождался рассвета и

прихватив у убитых казаков золотые монеты и

карабин поутру вернулся на хутор. Там его

перевязали и опасаясь что белые могут снова

вернуться, кузнец подался к красным, оставив

жене полную шапку червонцев. Через месяц пришла

весточка что кузнец героически погиб в боях за

советскую власть. Жена (бабушка водителя) вырастила

троих детей, меняя в голодовку червонцы на продукты.

продолжение по мере развития событий – красследованию подключено ФСБ РФ

1918 г Март. Громоздкая часть ценностей была

спрятана на территории Екатеринодара,

а станице Калужской вывезены войсковая казна в

золотой и серебряной монете, золотые слитки

оставшиеся с Турецкой войны,

турецкие бриллианты, ювелирные изделия, ценные

бумаги и регалии. Все кроме серебряной монеты и

небольшой части других ценностей, было спрятано

в окрестностях станицы Калужской а так же 1000

винтовок. Далее при отступлении от Екатиринодара

,ценности были спрятаны у станицы Елизаветинской

при переправе через р Кубань, серебряную монету

увезли дальше с собой, в критической обстановке

была спрятана и часть серебряной монеты в районе

станицы Уманской. (в общей сложности серебряной

монеты было 7 подвод)

1920 г Март. Генерал Покровский на то время

единственный человек (Рябовол и Колобухов а так

же Бунчук оставленный охранять ценности в

Калужской после отступления в 1918г были

убиты) который знал о месте нахождения ценностей

в Калужской. Покровский с своим штабом и

казаками охраны, отступая на Туапсе из

Ростовской области в бронепоезде, натыкается на

красно-зеленых за станцией Ганжа.

Покровский прячет Донскую казну (забранную им с

собой) в районе станции и с свитой и охраной

уходит на ст Калужскую. Где отправляет часть

ценностей с генералом Улагаем в Туапсе, где тот

прячет их у о Рица и уходит в Крым.

Далее Покровский забирает остальные ценности и регалии

и идет общим обозом в Новороссийск. По дороге

заворачивает на хутор одного из свиты местного

казака, прячет в его хате золотые слитки и

часть других ценностей, после чего продолжает путь.

У развилки на ст Неберджаевскую отправляет

регалии дальше в Новороссийск (на перевале,

волчьи ворота, Покровского ждал Деникин с

ценностями) но Покровский ему уже не

доверял и знал что Деникина снимут с должности

главнокомандующего и ему Покровскому должности

не дают. И Покровский с ценностями уходит в

обход через ст Неберджаевскую в Новороссийск.

Далее известно что произошло. Покровский с тем

что поместилось в рюкзаки четырех человек

садится на пароход, оставляя полковника Брагина

охранять оставленные ценности. В порту он

сообщает другому генералу о ценностях в ст

Елизаветинской, тот забирает их в спешке и

грузит на миноносец <<Громкий>>

после чего миноносец срывается с пирса и уходит

в море, ни кто не ожидал от него такого маневра

,миноносец капитан затапливает на малом ходу а

сам с генералом уходит на шлюпке на иностранный

корабль, который в Крым так и не пришел (а

должен был). Десант генерала Улагая на Кубань

проваливается, но Улагай оказывается на озере

Рица забирает ценности и встречается на мосту в

верховьях реки Лабы, с отступающим генералом

Хвостиковым, с ним же и уходит за границу, барон

Врангель разжаловал его заочно.

1922 г. Генерал Покровский собирает в Болгарии

десант на Кубань, закупает корабли ждет массовых

восстаний народа недовольных красными, и

требует от Улагая вернуть ценности и приглашает

его на свое день рождение на конспиративную

встречу. Улагай сообщает красным агентам и те

вместе с Болгарскими полицейскими следуют за

ним в Болгарии от вокзала. При штурме дома

погибает Покровский и остальные, кроме Улагая

спасшегося чудесным образом и прожившего в Ницце

до 70-ти лет безбедно.

Путешествие в прошлое к золоту

Я в казачьей форме (я это чувствую, хотя не

вижу) подхожу к какому то административному

зданию в Екатеринодаре, но не к парадному входу

а с обратной стороны к запасному. Открываю

массивную дверь, передо мной приемная с лева

стоят три стола торцами к стене и по вей

видимости между окон, так как в проемах между

столов занавеси. За средним столом сидит

пожилая женщина лет пятидесяти и что то печатает

на машинке, я спрашиваю кивая головой на

следующую дверь.

– Она у себя?

Женщина встает и утвердительно с тревогой на

лице отвечает;

– Да.

Открываю дверь в просторный кабинет, закрываю

ее за собой стоя у порога, Опять же с лева у

окна с распахнутыми шторами ко мне спиной стоит

женщина, судя по фигуре лет тридцати пяти и я

это знаю, она ко мне так и не поворачивается,

убедившись что она в кабинете я выхожу снова в

приемную.

Говорю пожилой женщине, по видимому секретарше

– Вы мать собирайтесь быстрей и уходите домой.

Она начинает собирать свою сумочку и вдруг

быстрым шагом подходит ко мне в плотную и

полушепотом говорит

– А что ей будет, вы же насчет казны пришли!?

Я отвечаю;

– Пока не знаю.

Женщина в спешке продолжает

– Они ее далеко не увезли, спрятали на ГП.

я спрашиваю;

– Что за ГП где это.

Она с удивлением отвечает;

– Ну ГП где островок.

Как будто бы я это должен точно

знать, и тут она пристально посмотрела мне в

глаза и лицо ее перекосилось от чего то в ужасе

,она бежит хватает свою сумку и выбегает в

дверь на улицу. Я оказываюсь снова у себя дома в

кабинете и тут же записываю что сказала та

женщина, не мало времени потратил на поиски

всевозможной информации о ГП. И вот я снова

стою в каком то большом котловане, передо мной

большой металлический прямоугольный бак или

бункер, с треугольными клепанными ребрами

жесткости с наружных сторон этого бункера, а на

стройке не единой души, обхожу эту емкость

вокруг но дальше котлована не чего не вижу, из

за земляного вала вокруг ее, только с одной

стороны спускается накатанная грунтовая дорога.

И все я снова в своем кабинете. Начинаю

соображать что это могло быть, может емкость

для горючего но котлован вытянутый, возможно

для других еще емкостей, но почему тогда по

центру стоит этот и дорога спускается к нему

ведь гораздо проще построить крайние, что бы не

объезжать центральный и тут я связываю два

путешествия в прошлое и начинаю понимать,

что это плотина ГП гребная плотина и упомянутый

где то рядом по всей видимости островок.

События

Клад у станции Ганжа.

Казаки вечером подальше от бронепоезда относили

металлические фляги с ценностями, под

руководством генерала Покровского. После чего

выкопали яму и начали складывать в нее фляги, в

это время неожиданно появилась девочка, она

просто пошла погулять мать ее работала на

станции и жили они там же на станции. Казаки

поймали ее и предложили убить, но Покровский

остановил их присев на корточки притянул к себе

девочку за плечики и сказал – Поклянись что ты

ни кому не когда не скажешь то что видела и

перекрестись. Девочка перекрестилась и

поклялась ему, ее отпустили с миром, и она

сдержала свою клятву до старости и смети.

Вскоре и оставшиеся ее родственники уехали с

места, жить за границу.

Из воспоминаний офицера

Из воспоминаний офицера – о бое у станции Ганжа.

Свидетельствует о присутствии там генерала

Покровского.

– Дело в следующем: договориться с «зелеными»

невозможно. Во-первых, штабы их уже не зеленые,

а красные. Поручик Хорошкевич фактически говорил

с представителями красного командования. У них

красные звезды на фуражках. У Хорошкевича сразу

же отобрали шашку и револьвер. Предложили

следующие условия: сдать им все бронепоезда и

оружие, а затем нас безоружных они, под «честным

словом», проведут к ближайшему порту, где нам

будет представлена возможность вызвать

транспорты из Крыма. Конечно, такие условия для

нас были неприемлемы. Поэтому генерал

Шифнер-Маркевич, в согласии с генералами

Писаревым и Покровским, приказал немедленно

попытаться прорваться с боями в Туапсе. Начинаем

наступление через час. Мы откроем огонь по

«красно-зеленым» немедленно, чтобы их отогнать,

а нашим саперам дать возможность восстановить

путь. Приказ об открытии огня я дам тремя

гудками с паровоза. А сейчас все по местам.

Приготовиться к бою!

Выдержка из книги (над Кубанью – автор Первецев)

Свидетельствует о том что полковник

Брагин был приближенным генерала Покровского.

Гурдай подъехал к Зимнему театру. Юнкера

скрестили штыки, не пропуская в здание.

Возмущенный генерал выхватил членский билет

Краевой рады.

– Как вы смеете?

Юнкер мельком взглянул на документы.

– К сожалению, ваше превосходительство, ваши

права на сегодня недействительны, – с язвительной

вежливостью сказал он.

Из подъезда вышел веселый Брагин. Он громко

шутил, разговаривая с неизвестным Гурдаю

худощавым офицером-дроздовцем.

– А, Никита Севастьянович! – воскликнул

Брагин.

Он панибратски потряс руку генерала, делая это с

нарочитым видом великодушного одолжения.

– Послушайте, – еле сдерживая гнев, сказал

Гурдай, – меня не пропускают.

– Куда?

– В раду.

– Зачем вам сюда? – Брагин приподнял плечи.

– В этом нет никакой необходимости.

– Там заседание.

– Заседание прекращено.

– Я должен поговорить с членами рады, по

поручению Филимонова, по поручению вашего

Покровского.

Брагин расхохотался. Заметив побагровевшее от

гнева лицо генерала, оборвал смех.

– Говорить не о чем, ваше

превосходительство, – сказал он официальным

тоном, – Покровский сам был здесь. Они уже

передались в руки правосудия и отправлены во

дворец.

– Кулабухов?

– Кулабухов пока на квартире. Он поступит

так же благоразумно. Вы меня извините, тороплюсь

на парад.

– На парад?

– Да. Генерал Покровский принимает парад

войск гарнизона. С парада войска направляются на

ферму, где будет отслужена панихида по Лавре

Георгиевиче.

Описание погрузки сокровищь

Группа казаков укладывала в ящики кресты,

кадильницы, чаши и всякую церковную утварь из

золота и серебра. Евангелии в золотой оправе

совали в мешки.

В углу лежала целая гора серебряных труб

духового оркестра. Пимон указал на них Дадыке:

– Трубы грузи на свою арбу. Она у тебя с

плетеными стенками. Не вывалятся.

Не успел он погрузить и половины труб, как из

алтаря вышел Пимон с продолговатым ящиком в

руках. За ним два казака несли в стеклянном

колпаке золотой ковчег, сверкающий бриллиантами.

Дадыка растерялся, глядя на великолепную

святыню, а Пимон крикнул казакам:

– Ковчег в мешок на арбу Дадыки. К трубам. Сами

с ним поедете. Пропадет, уничтожу весь род ваш

до двенадцатого колена.

Он подступил к Дадыке, показал содержимое ящика.

– Гляди. Эта золотая сабля, украшенная бриллиантами,

святыня нашего войска. Саблю подарил Суворов нашему

атаману Захарию Чепиге за взятие Измаила. Береги, иначе

голову оторву всему твоему роду. Увезем все в

горы, спрячем от большевиков.

За час все ценности собора были погружены и под

сильным конвоем доставлены во двор казначейства.

Пимон подбежал к Рябоволу доложить, но тот не

стал слушать, показал часы на ладони:

– Ты, братику, долго возился. Уже четыре часа. В

пять мы должны быть за городом.

– Но и тут еще не погружены ценности, – указал

Пимон на десять порожних подвод, стоявших в

очереди у подвала.

– Сейчас подгоним, – промолвил Рябовол, сведя к

переносице толстые русые брови с рыжинкой.

– Сбегай, бр-ратику, в подвал, – предложил он

Пимону.

– Поторопи казначея. Пусть не берет

расписок с каждого ездового за каждый мешок.

Может, с красными снюхался, хочет задержать

погрузку золота до восхода солнца. Не послушает,

пристрели, как собаку.

Пимон одним махом сбросил с плеч лохматую бурку

и налегке метнулся в подвал, словно гончая,

спущенная со сворки.

Рябовол удовлетворенно хмыкнул и повернулся к

начальнику разведотдела горбуну Пилюку:

– И ты, бр-р-ратику, не торчи возле меня.

Поторопи грузчиков. Сонные бродят. Который

волынит, стреляй моей рукой.

Низкорослый, с лицом скопца, Степан Пилюк

кубарем скатился с высокого крыльца, и его

карликовая фигура затерялась среди людей, подвод

и лошадей. Но это только так казалось. Не прошло

и пяти минут, как весь двор резко оживился.

Грузчики стали носить мешки бегом, а горбун,

похожий на черную каракатицу, стоял на каменных

перилах входа в подвал, покрикивал и тыкал в

каждую спину длинными стволами маузеров, которые

держал в каждой руке.

Из подвала вернулся Пимон. Подымая с перил

крыльца свою бурку, сказал Рябоволу:

– Казначей было заартачился, а когда я сунул под

его горло острие кинжала, бросил свои книги и

ручку, сам стал подавать мешки грузчикам. В

подвалах золота осталось мало.

– Добре, братику, управимся в срок, – повеселел

Рябовол.

– Грузчики зашевелились. Степан умеет

заставить. Он понимает, что для нас значит

золото. Если красные отнимут у нас золото, то

Кубань потеряет самостоятельность.

Сохранности золотого запаса Рябовол придавал

первостепенное значение. Хотя власть Рады

существовала всего несколько месяцев, но много

золота, серебра, бриллиантов и других ценностей

накопилось в ее подвалах. Его спешили вывезти в

горы и там запрятать до поры до времени.

Рябовол знал, что в помощь красногвардейским

отрядам, охватившим Екатеринодар с трех сторон,

от узловой станции Тихорецк движется крупное

соединение красных под командой Ивана Сорокина.

Нового удара войска Рады не выдержат и город

сдадут в ближайшее время. Это подстегивало его

скорее увезти золотой запас.

Он заранее подсчитал, что на шестидесяти

подводах вместятся ценные акции монополий, а

также золото и серебро, которое царское

правительство держало в Екатеринодаре для оплаты

войны на турецком фронте. Кроме того, еще сорок

миллионов, полученные Радой от французских

банкиров на расходы по организации Рады.

Много места занимали золотые чаши, венцы,

кресты, кадильницы, евангелия и иконы в золотых

ризах, украшенные жемчугом и самоцветными

камнями, собранные со всех церквей Кубани.

Забирал Рябовол и реликвии Запорожского войска,

привезенные в Екатеринодар из Запорожской Сечи

во время заселения Кубани, – золотые литавры,

серебряные трубы, булавы, оружие, церковную

утварь из золота и серебра.

Увидев, что нагружают последние подводы, Рябовол

вытер пот на лбу, будто он сам носил тяжелые

тюки, сказал помощнику:

– Пускай же Пилюк гоняет лодырей, а ты иди,

братику, за мной.

Пимон Бунчук молча последовал за Рябоволом. Тот,

остановясь посредине пустого кабинета, заговорил

шепотом:

– Даю тебе, братику, последний наказ. Место, где

будет храниться казна, будут знать только три

человека: я, ты и священник Калабухов,

благочинный из станицы Новопокровской. Золотом

распоряжаться Рада доверила мне. И если так

станется, что господь возьмет меня к себе,

золотом распорядится тогда Калабухов. Если мы

все трое погибнем, место захоронения укажет

новому правительству Кубани швейцарский банк. И

еще запомни. Кто из нас троих кому расскажет о

золоте, того постигнет страшная кара. Погибнут

мужчины того рода до двенадцатого колена. Помни…

Как нашелся ключ

В Новороссийске в день святой пасхи не с того

не с сего проснулся рано утром, открыв глаза,

больше заснуть не смог. Помаявшись в постели

минут пятнадцать, встал спустился на кухню,

время было пять часов. Посидел, перекурил

ощущение было такое что нужно ехать куда-то

надо. Подумав, перебрав в голове планы на

сегодня, ни чего такого, вроде так срочно ни

куда не надо. Разве что к обеду к матери

съездить, отвести пасху, яйца крашеные. Раз

думаю не сплю поеду на заправку. Да и заправка

мне в обед будет всё равно не по пути, и дорога

сейчас пустая. Подъехал к автозаправочной

колонке, на заправке не единой машины. Идя к

окошку кассы, вижу валяются какие то обрывки

бумажек, затёртая визитка, скрепки, ещё, какой

то мусор. Как будто высыпали с чего то, и

среди этого всего бронзовый круглый с висюльками

ключ, зная информацию о ключе, который

находился у Ряболова я сразу понял, почему я

здесь и что это за ключ. Взяв его с собой

заправил машину поехал домой. Днём пробил по

интернету, номер ключа, номер патента,

название банка. Получил данные (Швейцарский банк

,основанный в 1914 году компанией железных

дорог США).

Ключь отправлен по назначению.

события к золоту Кубанской рады

В середине 1990-х годов в редакцию обратилась

скромная супружеская пара средних лет. «Мы не

первый год читаем вашу газету и знаем, что вы

писали и о поисках кладов, и о работе ФСБ, —

начал супруг. – Следовательно, у вас есть

знакомые в спецслужбах и клады вас тоже

интересуют. Мы нашли клад и хотим сдать его

государству. Сведите нас с надежными людьми из

руководства ФСБ, и у вас будет возможность

присутствовать при передаче клада и написать

интересную статью».

Знакомые в ФСБ у меня были. Однако прежде чем

тревожить их, следовало иметь представление о

кладе. Рассказывать же о находке супружеская

пара отчаянно не хотела. Час уговаривать пришлось.

У супругов, проживавших в одном из крупных

городов Краснодарского края, имелась на каком-то

дальнем хуторе родственница старушка. Доживала

она свой век в одиночестве – муж пропал еще в

гражданскую, сын погиб в 1941-м. Супруги время

от времени навещали ее: то лекарство привезут,

то по хозяйству помогут. В один из приездов муж

задумал заменить в бабкиной хате несколько

полусгнивших деревянных половиц. И наткнулся на

золотые слитки. Старушке о находке не сказали.

Но, расспрашивая ее о давних временах, узнали,

что в гражданскую войну, когда она была в

соседней станице на похоронах, на хутор приехал

муж, а с ним казаки. На следующий день это

воинство спешно покинуло хутор. А спустя

некоторое время пришли красные. Скорее всего,

клад спрятали отступавшие казаки.

Число слитков супруги назвать отказались. Когда

я спросила, почему они не хотят сообщить о

находке местным властям, женщина со слезами

стала объяснять, что они не успеют добраться до

дома, как о кладе узнают бандиты. А муж вдруг

выпалил с отчаянием: «Да как вы не понимаете,

там же несколько ящиков!!! Да за них любой

пойдет на преступление!»

Я договорилась о встрече с сотрудниками ФСБ, но

в назначенное время мои краснодарцы не

позвонили. Дальнейшая судьба супругов и золотых

слитков мне неизвестна.

Расследование – хутор

Дом старушки после ее смерти был спален

а ценности перепрятаны в родник.

Через несколько дней съездил на хутор казака.

Нашёл место расположение хутора по рассказу

услышанному мной, и к удивлению очень легко.

Походил в округе, особо не привлекая внимание,

нашёл фундамент на отшибе, той самой хаты,

долго не задерживаясь, уехал решив приехать в

другой день. И в этот другой день сидя в

кабинете вечером, В одиннадцать часов услышал —

Езжай! – куда?, зачем?, ночью. И тут я сразу

понял, на хутор. Проехав семьдесят километров

попал на хутор за полночь. Оставив машину не

доезжая хутора, спустился по поляне, через

лесок к бывшей окраине хутора. Постояв минут

пять, увидел мерцающий фосфорным светом шарик с

теннисный мячик. Мурашки снова пробежали по

коже. Как ты не будь готов к этому, зная что

можешь увидеть, но это чувство мурашек возникает

само по себе. Он несколько раз метнулся с метр

в сторону речки, я понял он меня куда то зовёт,

я начал идти он тоже впереди в шагах трёх от

меня. Я прошел в лесок до колодца а он пролетел его

и остановился за ним, на тропинке ведущей

дальше. Я дальше за ним не пошел, сел на колодец

закурил, думаю нет даже фонарика с собой, надо

будет приехать днем и посмотреть все хорошо.

Шарик исчез и тут я понял нахожусь в полной

темноте, даже свет луны не пробивается через

ветки сплетённых надо мной крон деревьев.

Потихоньку на ощупь пошёл назад, удивляясь как

я сюда легко пришёл. Подходя к машине я понял,

что он мне показал то самое место, где лежат

ящики в роднике с золотыми слитками. Домой я

добрался к утру.

На новогодней фотографии (на старой бочке из

под рома, на которую становились ногой, по

середине её темным фоном с права на лево).

Изложена эта история вкратце (Три круга с лицами

и впереди круг с крестом, это участники

события.) (Женский бюст) – женщина от Ряболова

ложила документы в банк, и получала ключ.

(Мёртвая птичья голова) – это проклятие.

(Человеческая голова с простреленным лбом) —

Рябовол застреленный в голову. (Военный в полный

рост, держит винтовку со штыком наготове) (

Светящаяся сфера с футбольный мяч в нижнем левом

углу около бочки, с тем же крестом и датами) —

сам Брагин, и надпись между нижними обручами,

на непонятном языке. И ещё полковник снялся на

двух фотографиях, за новогодним столом, и

показал энергетического вампира. Находясь рядом

с вампиршей, показал как энергия жены, в виде

светящегося контура человека, тянется к её руке.

Другой случай, был один не доброжелатель, не

могли его ни как выследить, приходил ночью на

гору выше дома и стрелял из мелкокалиберного

ружья, по распределительному щиту, и по крыше.

Брагин навёл ужас в его доме и потом показал

адрес. В том доме до сих пор, стоят иконы на

каждом окне, ликом на улицу. А люди в нём,

навсегда поверили в бога, но больше наверное в

чёрта.

А также еще видно ему понравилась моя соседка

,он лег к ней в постель и сзади обнял ее, та

закричала в истерике, он тут же пропал, она

хорошо запомнила его палец на руке согнутый

крючком от ранения шашкой.