22 июня, вечер
Дана лежала убаюканная размеренным дыханием Милана. Он касался ее кожи пальцами, нежно рисуя на ее коже причудливые узоры. Украдкой, он коснулся губами ее плеча.
– я знаю тебя очень давно, – тихо сказала она, открыв глаза и повернувшись к нему, – всю жизнь
Милан долго внимательно посмотрел на нее.
– так и есть, – ответил он
Она вгляделась ищущим взглядом
– о чем ты? я чего-то не помню? У нас что-то было? Интересно. Расскажи!
Она звонко рассмеялась и игриво посмотрела на него. Милан поджал губы, сдерживая поток невысказанных слов.
– Дана, увы, это не то, что стоит вспоминать.
– ну почему, я хочу вспомнить. Я итак ничего не помню.
– нет!
– но почему же?
– потому что я обещал
– кому?
– я обещал себе.
Он резко встал и хотел сделать шаг, чтобы избежать этого разговора.
– Я люблю тебя много лет, – выдохнул он, – но мы не были вместе. Я любил тебя, а ты, похоже, нет.
– Не может этого быть! – громко воскликнула она, – я не могла тебя не любить!
Они замолчали. В нем была глубокая обида, обнажившаяся сейчас. И вдруг он начал читать на память стоки, смотря на нее пронзительным взглядом:
Я ни слова в тебе не исправлю
И, пером разрывая страницы,
Превращаюсь в чернильную каплю
Что из раны неслышно сочится
И пока боль кричит, остывая
Я кладу стежки быстро и грубо
Так рубцуется рана живая
В крепко сжатые бледные губы.
– что это?
– эти последние строки, написанные тебе. Я написал тебе много стихов. Но ты ничего не читала.
Он повернулся к ней. Губы ее дрожали в унисон бликам ее зрачков.
– прости меня, – сказала она дрогнувшим голосом, – пусть я не помню, что я сделала, но все равно прости.
И тут он приник к ней и поцеловал ее в губы с особой страстью и проникновением, так несдержанно и дерзко, что, словно тут же осознав это, осекся и остался с ней лишь поверхностью губ, тончайшим касанием, ласково. И, лишь разлепив губы так, что горячее дыхании скользнуло между ними, он сказал шепотом
– я люблю тебя.
И тут, уже она сама не сдерживая себя, обхватив его руками, неистово поцеловала его губы, стала покрывать быстрыми поцелуями его шею, а потом, вдруг, крепко прижалась к нему, рассыпав волосы по его взволнованной дыханием груди и почувствовала насколько нуждалась в нем, человеке, который не отпускал ее руки и всегда был рядом. Человеке, который преодолел прошлое ради нее, преодолел свою боль, ради любви к ней, сомневаться, в которой было безумством. Она чувствовала жажду быть с ним всегда, желать с ним одного, двигаться одной дорогой, пусть босой и без крова, но только с ним одним.
– я хочу быть с тобой всегда – сказала она, а затем прибавила с особой нежностью, – прости за все, что было. Я хочу быть с тобой, мой Милан.
Она снова взяла его руки
– обними меня крепко, – сказала она, не сводя с него глаз,
Он схватил ее так, что, не удержавшись, они повалились на землю. Смеясь, целуясь и обмениваясь горячими признаниями.
– Доктор, – спросила она, подшучивая, – а что на сегодня процедуры отменяются?
– да, – ответил он, почти серьезно, – сегодня только любовные солнечные ванны.
– это ваша новая методика?
– да совсем новая. Настолько новая, что еще не опробованная на людях. Вы не боитесь стать первой?
– нет, – сказала она, вдруг совсем серьезно – с Вами мне ничего не страшно.
Она почувствовала, как голова ее закружилась от всего, что произошло с ней за эти дни. Вот так, внезапно, любовь ворвалась в ее жизнь, прекрасной волнительной птицей с мечтательным оперенным крылом, увлекая их за собой на высоту от одной мысли, о которой захватывает дыхание. Но с Миланом, она была спокойна. Она не боялась ничего и, как никогда, сейчас хотела его страстным, необузданным жгучим желанием. Он почувствовал это и стал настойчив, покрывая поцелуями ее шею.