В тихом омуте…
Это дело было открыто очень давно, в благословенные и безмятежные времена доживающего свои последние годы Советского Союза. В какой-то момент у меня в руках оказался обычный почтовый конверт, присланный в нашу страну из одного из предместий Парижа. Конверт (к величайшему моему сожалению) был абсолютно пуст, но по каллиграфически выписанному адресу было понятно, что отправлен он на имя председателя горисполкома города Зарайска. Принёс его мне тогда ещё молодой человек, мать которого некогда работала в том самом исполкоме секретаршей. Юноша активно собирал марки и, конечно же, все использованные конверты доставались именно ему. Вот только с данным почтовым отправлением оказалась связана одна крайне необычайная кладоискательская тайна.
Дело было в том, что хотя письмо и было адресовано председателю исполкома, но немного ранее оно было прочитано его секретаршей. И содержание того странного послания надолго врезалось ей в память. Да врезалось так крепко, что через много лет она пересказала его своему сыну почти дословно. Суть изложенного в пространном послании из далёкой Франции был таков. Некий господин со смешной фамилией Ганьюки обращался к городскому голове с весьма необычным предложением. Странный француз обещал выстроить в городе поликлинику на 50 коек, либо гостиницу на столько же номеров. Взамен же он просил всего ничего – возможность выкупить в собственность небольшой кусочек берега реки Осётр с прилегающей к нему акваторией!
Охотно верю в то, что за подобную поликлинику для родного города его глава мог запросто договориться о выделении небольшого участка земли на территории собственного района. Охотно… Но вот продать иностранцу кусок реки…!!! Такая сделка была просто невообразима, поскольку в СССР не то что реки, но даже и ручьи не продавались в частные руки ни целиком, ни по частям. И именно поэтому письмо господина Ганьюки (изначально возможно Ганюшкина или Ганина) незамедлительно отправилось в мусорную корзину, оставшись только в памяти так вовремя прочитавшей его секретарши.
Конечно же, молодой человек, пересказавший мне эту историю, и сам догадывался о том, что дело здесь не чисто. В самом деле, ну для чего мог понадобился отрезок обычной русской речки некоему французу? Ведь не для того же, в самом деле, чтобы устроить себе личную купальню около личного же пляжика в российской глубинке! Нет, нет, в голову сразу приходит мысль о том, что вся загвоздка дела в том, что именно в данном месте утоплено нечто настолько ценное, что для извлечения оного предмета не жаль было пообещать местным властям и пары миллионов долларов на общественное строительство!
Вот только мой юный собеседник, как не старался, не мог сообразить в каком именно месте следует разворачивать поиски. Так и не придя к какому-либо решению, он (как это случается довольно часто) принялся искать опытного поисковика, способного, по его мнению, запросто решить данную головоломку. Но и мне при столь скудной информативной базе было совсем нелегко отыскать место захоронения неких гипотетических ценностей (ведь в тексте письма на это не было и малейшего намёка). Тем более что проводить поиски в протяжённых водоёмах крайне затруднительно, по вполне всем понятным причинам. Так что тощая папка с делом о письме из Франции было благополучно засунута в тот ящик стола, в котором и по сию пору пребывают многие другие дела, не содержащие достаточной поисковой информации.
Прошли годы. И наконец-то настал момент вернуться и покрытому «пылью веков» Зарайскому эпизоду. Теперь в моём распоряжении уже имелся неоднократно проверенный метод «астрального поиска», пользуясь которым можно было подобраться к самым потаённым историческим захоронкам. Прежде всего, мне хотелось выяснить у специалиста занимающегося подобными исследованиями, к какому историческому периоду относятся утопленные в Осетре предметы? Так же было любопытно узнать, что же именно там было утоплено и в каком примерно месте? Сам-то я склонялся к той мысли, что подводный клад был устроен в период революционных потрясений 1917—1920 годов. Однако специалист с оригинальным прозвищем «Звездочёт» указал на совершенно иную эпоху.
По его словам большая часть искомых предметов была изготовлена в далёком XV веке. В основном это были серебряные бытовые изделия, принадлежавшие какому-то церковному иерарху, но в рядовых церковных службах не использовавшиеся. Одновременно с посудой в нескольких вместилищах в речном омуте были утоплены и монеты, опять же серебряные. Общая масса клада несколько превышала 200 кг. и, не достали его только потому, что все принимавшие участие в операции по его сокрытию люди были кем-то убиты!
Достоверность полученных сведений, разумеется, нуждалась в тщательной проверке. Проверка, прежде всего, была необходима потому, что «астральный» метод изначально не свободен от некоторых, скажем так, врождённых изъянов. Например, вы никогда заранее не узнаете точно, имеется ли в данном месте некий, условно говоря, «клад», или же он был там ранее. Каждый раз требуется инструментальное подтверждение того, что ваш медиум направляет вас не в ту точку, где некогда что-то лежало, а туда, где нечто ценное (иди просто интересное) находится прямо сейчас. Разумеется и очищенная от всяческой идеологии история того или иного места крайне важна любому здравомыслящему поисковику.
Так что изучение вопроса я начал с того, что углубился в историю города Зарайска. Вскоре выяснилось, что окрестности данного города и в самом деле некогда славились довольно крупными и многочисленными монастырями, расположенными вдоль правого брега Оки (в которую и впадает река Осётр). Вот небольшая справка для наших читателей, почерпнутая мной из книги «Зарайская энциклопедия».
«Появление в Зарайском крае монастырей – оплотов национальной культуры и духовности – вероятнее всего следует отнести к середине XIII в. – т.е. ко времени, когда священник причерноморского города Корсуня – Евстафий-старший со своей семьей доставил в Красный (совр. Зарайск) чудотворную икону святителя Николая. Это памятное событие произошло 29 июля 1225. Монастырские обители, помогавшие укреплению молодой русской государственности, возникали в наиболее важных местах – на перекрестках водных и сухопутных торговых дорог, на путях наиболее вероятного вражеского вторжения. Во втором случае иноки брали в руки оружие и становились защитниками отчего края.
Так появились монастырские комплексы вдоль правого берега Оки: Ряденский Вознесенский монастырь, Горетовский Рождественский Владычен монастырь, Перевитский Троицкий монастырь. Сосновский Покровский монастырь. Один за другим появляются обители на берегу Осетра и в самом Зарайске: Николо-Зарайский, Троицкий Круглый, Зачатьевский, Рождественский, Вознесенский и Спасский. В Писцовых книгах XVI – XVII вв. упоминаются: монастырь во имя Василия Кесарийского и Белыническая Аграфенина пустынь. Последние монастыри – Бахрушинская Богородицкая женская монашеская община и Воронинская Гефсиманская женская обитель – возведены в начале XX ст. Из пятнадцати монастырей, которые существовали на территории края в разное время, не сохранилось ни одного».
Что ж, теперь было предельно понятно, что вблизи города и в самом деле существовали такие монастырские обители, которые к XVI веку вполне могли накопить на своём балансе и значительное количество серебряной посуды и определённые денежные средства. Оставалось лишь понять, отчего же им пришлось расстаться со своими сокровищами? Вскоре выяснилось, что именно в XVI и начале XVII веков для такого развития событий имелось множество серьёзных причин и веских поводов. Вот что удалось выяснить всё из той же энциклопедии.
«Город стал важным пунктом обороны на южных подступах к Москве в составе создаваемой «Большой засечной черты». Уже в 1533 году кремль подвергся первому нападению крымских татар под предводительством Исляма I Гирея и Сафы Гирея. В 1541 году город осаждал хан Крыма Сахиб I Гирей, который не смог взять кремль и был разбит воеводой Н. Глебовым. Нападения крымцев на город совершались также в 1542, 1570, 1573, 1591 годах.
В марте 1533 года город посетил Великий князь московский Василий III, а в 1550, 1555, 1556 и 1571 годах – его сын, Иван IV Грозный. В 1550 году по его повелению в кремле был возведен Иоанно-Предтеченский храм. В феврале-марте 1607 года в окрестностях Зарайска происходили стычки между отрядами Ивана Болотникова и войсками Василия Шуйского. 30 марта 1608 года отряды Лжедмитрия II (именно, поляки полковника Александра Лисовского) разгромили в Зарайске рязано-арзамасское ополчение и заняли город. Город был освобожден 1 июня 1609 года отрядами рязанского ополчения под руководством Прокопия Ляпунова. В 1610—1611 годах зарайским воеводой был князь Д. М. Пожарский. Пожарский подавил в городе мятеж сторонников Лжедмитрия II, изгнал «воровской» отряд рязанского воеводы Исаака Сумбулова, перешедшего на службу к полякам, который захватил город в декабре 1610 года, а в начале 1611 года, примкнув к Первому ополчению, Пожарский выступил со своим зарайским отрядом на Москву».
То есть теперь мы с вами чётко видим, что и в Зарайске, и в ближайшем к нему регионе располагались длительное время действующие монастырские обители, наверняка имевшие весьма приличные доходы от производства и продажи продуктов питания. Ведь не будем забывать о том, что вплоть до ХХ века на Руси самым ходовым и доходным товаром была вовсе не современная нефть, а именно зерно! А монастыри, имея весьма значительные площади посевных земель, все прошедшие века славились именно как крупные производители зерновых культур! Стало быть, и серебро (в виде посуды и денежных средств) в таких количествах они могли иметь в своём распоряжении совершенно спокойно.
Мой информатор так же уточнил, что серебряные вещи были утоплены вовсе не в мешках, бочках или ящиках, а в довольно объёмистых латунных и бронзовых котлах. Данный тезис тоже подтверждался историческими данными как нельзя лучше. Ведь в те далёкие времена пищу на всю многочисленную братию готовили вовсе не в кастрюлях (появившихся много позже), а именно в больших котлах, вмещавших до сотни литров похлёбки или кваса! Место затопления так же было указано «Звездочётом» достаточно точно. Находилось оно вблизи одного из ныне исчезнувших монастырей, который некогда располагался всего в 100 метрах от речного берега. Видимо монахи, получив внезапное известие о подходе крымской конницы, сумели лишь быстренько собрать и упаковать ценные вещи в кухонные котелки. Искать подходящее место для того чтобы их зарыть у них не было и было решено скрытно (рядом очень кстати находился большой овраг) вывезти котлы (каждый из которых весил не менее 60—70 кг.) на середину реки, где сбросить в глубокий омут.
Кстати сказать, такой омут как раз и имелся примерно в 150 – 200 метрах от монастырского фундамента вверх по течению Осетра. Почему так уверенно об этом говорю? Да именно потому, что при сканировании акватории реки вблизи бывшего монастыря гидролокатором, был обнаружен только один такой омут, глубина которого некогда была более пяти метров. Далее оставалось лишь проверить данную впадину на наличие значительного количества металла, после чего пригласить на помощь команду дайверов. Подводные кладоискатели – особая каста. Только они были способны, практически не выдавая своего присутствия, отыскать заветные котлы, размыть вокруг них столетние залежи ила и впоследствии сплавить по реке в укромную бухточку, расположенную в нескольких километрах ниже по течению.
Впрочем всё это случилось много позже, а до того радостного момента пришлось изрядно попотеть на ниве подводной «археологии». Считаю своим писательским долгом хоть что-то рассказать и об этой крайне закрытой для посторонних стороне поискового движения. Конечно же обо всех вариациях работы под водой в данной главе написать невозможно, однако стоит более подробно наши осветить действия именно на Осетре. Вот как была решена проблема извлечения весьма увесистого захоронения сделанного едва лишь не 500 лет тому назад.
Прежде всего, нам предстояло инструментально оценить состояние и положение лежащих на дне реки котлов. Результаты обследования не порадовали. Выяснилось, что на самом деле церковные ценности находятся вовсе не на дне, а примерно в двух с половиной метрах ниже его нынешнего уровня. И это не стало для нас неожиданностью. Очень часто посторонние предметы, опушенные на дно рек, столь заметно влияют на гидрологическую обстановку, что постепенно в том месте, где некогда был глубокий, хорошо промываемый в половодье омут, постепенно скапливается масса песка и ила. В общем, пришлось планировать довольно сложную подводную операцию, которая включала в себя несколько непременных этапов. 1. Определение точного местоположения котлов на дне. 2. Размывка водяной струёй мощных донных отложений. 3. Подъём котлов на борт некой погружной транспортной платформы. 4. Буксировка нагруженной платформы в такое место, где можно было бы перегрузить находки на автомобили.
Все этапы будущей работы вначале планировались и разрабатывались во всех подробностях двумя парными группами (туристов), которые, не привлекая к себе особого внимания, неторопливо прогуливались вдоль реки. Одна группа передвигалась пешком по берегам реки, а вторая сплавлялась на надувной лодке вниз по течению. Группа на лодке должна была определить точное место залегания клада, а сухопутная имела перед собой задачи всячески способствовать ей в работе, отмечать наземные ориентиры для привязки объекта к местности и подыскивать место для удобной высадки. Разумеется, задачи всех участников экспедиции описаны мною крайне скупо, а ведь попутно и тем и другим постоянно приходилось решать и массу иных задач.
Например, довольно скоро выяснилось, что проводить эвакуацию ценностей в летний период совершенно невозможно. Мешали работе сразу два существенных обстоятельства. Первое – на реке было слишком людно от массы рыбаков-любителей, дачников и просто понаехавших отовсюду молодёжных компаний любящих проводить время на свежем воздухе. Второе обстоятельство было куда как более неприятное. Заключалось оно в том, что водную гладь то и дело рассекали моторные лодки, водные скутеры, байдарки и иные плавсредства. Они представляли большую опасность для водолазов, поскольку общая глубина реки была совсем не так велика, как нам хотелось бы.
В результате всех наблюдений и прикидок было единогласно решено сдвинуть время работ по подъёму котлов на позднюю осень, например на ноябрь. Чем же хорош именно этот месяц? Особых секретов здесь нет. Во-первых, он холодный и дождливый, следовательно, количество праздно шатающейся вдоль реки публики резко сокращается. Во-вторых, ночи становятся в два раза длиннее светового дня, что даёт прекрасную возможность для тех, кто не желает афишировать свою деятельность. В-третьих же, вода ещё не покрыта льдом, что позволяет водолазам и поддерживающих их лицам действовать более свободно.
Да, разумеется, холодная вода вкупе с многочасовой теменью не сильно помогает тем, кто работает под водой. Но одно дело досужие обыватели, вполне естественно предпочитающие для своего отдыха более комфортную погоду, а другое дело профессиональные поисковики, привыкшие работать в куда как более жёстких условиях. Конечно же (благо времени было достаточно) были предприняты определённые действия призванные всемерно облегчить труд водолазов. Так на берегу Осетра был заранее поставлен дощатый домик, в котором можно было отдохнуть и согреться после нескольких часов, проведённых под водой. Во избежание расспросов на домике заранее была укреплена вывеска, объясняющая всем и каждому, что перед ним находится «Гидрологический пост Академии наук». Кроме того примерно за месяц до начала основных работ в домик были заселены два человека, которые его обжили, а самое главное они ежевечерне запускали дизельный генератор, снабжавший их временное жилище электроэнергией.
В этом действе был и великий потаённый смысл. Местные жители, поначалу живо интересовавшиеся строительством домика и его немногословными обитателями, вскоре привыкли к тарахтению движка, а заодно потеряли интерес к скучным и непьющим «учёным», проводящим время за изучением мутной речной воды и размокших растений. Когда вы сами день за днём слышите, как из речных зарослей постукивает генератор, то неизбежно привыкаете к этому звуку и вскоре он не вызывает у вас ни малейшего интереса. Именно этого эффекта мы и добивались. Поскольку основные работы планировалось проводить именно по ночам, то нужно было заранее приучить всех к монотонному стуку двигателя в течение тёмного времени суток. Ведь предполагалось использовать не только электрогенератор, но также мотопомпу и воздушный компрессор. Для них были заранее устроены специальные ямы, прикрытые толстыми деревянными щитами, но всё равно погасить звуки их двигателей полностью было крайне трудно. Вот в том-то и состоял наш главный замысел. Ведь если сложно шум погасить, то приучить близко живущих жителей к нему было куда как легче.
Основная часть работ по подъёму церковных ценностей началась в ночь с 7-го на 8-е ноября. Ещё с раннего утра 7-го к реке был подвезён большой (3х2,4 м.) прямоугольный плот, заранее сваренный в Озёрах из 18-и дюймовых газовых труб. В нормальном состоянии он уверенно держался на воде, но был оснащён двумя вваренными патрубками, с помощью которых его можно было наполнить водой и затопить в любом желаемом месте. Разумеется, затоплен он был именно там, где два месяца назад на дне реки была (вроде как случайно) оставлена хорошо заметная метка. А далее началась самая тяжёлая и не слишком интересная часть работы. От домика «гидрологов» к прочно севшему на грунт «плоту» аквалангист в зимнем гидрокостюме протянул напорный рукав от компактной мотопомпы. Раструб рукава закрепили в специальном зажиме и направили его вниз, так, чтобы струя воды с силой размывала именно донные отложения. Они тут же смешивались с мутной от дождей речной водой и уходили вниз по течению к недалёкой Оке.
Размывка продолжалась примерно 5 часов, после чего водолаз ещё раз переставил патрубок с тем расчётом, чтобы он оказался в самой нижней части образовавшейся ямы, глубина которой уже превысила полтора метра. Совершенно скрытая от глаз посторонних работа длилась так долго, что даже сам плот погрузился гораздо ниже первоначального уровня дна. Только к 9 часам утра следующего дня один из водолазов доложил о том, что из ила показался некий массивный предмет чёрного цвета. Сообщение вызвало вполне объяснимое воодушевление, но поскольку все были крайне измотаны бессонной ночью и тяжёлой работой, то решили лечь спать, с тем, чтобы к семи вечера восстановить силы.
В семь мы, разумеется, не начали, но к 20.00 оба водолаза вновь погрузились в чёрные воды Осетра. Освещая себе путь мощными фонарями, они подплыли к полностью скрывшемуся в размытой ямине плоту и уже в ручном режиме продолжили размыв грунта. Разумеется, баллоны аквалангов к тому времени были совершенно опустошены, и у нас не осталось иной возможности, как снабжать их воздухом от наземного компрессора по длинному шлангу. В этом был определённый смысл, поскольку подводникам уже не было нужды каждую минуту смотреть на указатели давления, что позволяло им полностью сосредоточиться на выполняемой работе.
Хватило их сил примерно на два часа. За это время был полностью очищен от ила котелок диаметром не менее семидесяти сантиметров! Он оказался без крышки и примерно наполовину заполнен плотно слипшейся массой из речного грунта и мелких монет. С огромным трудом водолазам удалось перетащить его к плоту и привязать к особым выступам толстой медной проволокой. Смогли они и частично освободить из речного плена и второй котёл поменьше. Тот оказался с крышкой, снять которую удалось не сразу, но когда её сняли, то увидели, что сосуд наполнен явно серебряными сосудами, с чеканкой и без оной, но в основном простенькими и весьма безыскусными.
Первую пару водолазом сменили мы с напарником, и вы даже представить себе не можете, как было противно натягивать на себя ледяной гидрокостюм и как страшно погружаться в чёрные как смоль воды реки, используя в качестве путеводной нити лишь пластиковую бечёвку, протянутую от мотопомпы к плоту. Но сетовать было не на кого. Назвался груздем – полезай в кузов!
Две последующие ночи мало отличались от первой. Глухой стук размывочного агрегата, тяжёлый запах сгоревшего бензина, да свинцовая усталость, которая безжалостно валила наземь отработавших смену водолазов, едва те выбирались на твёрдую землю. Нечего и говорить о том, что в светлое время суток мы словно сурки прятались в спальных мешках, вылезая из них только для того чтобы поесть, попить, да подкинуть дров в ненасытное чрево «буржуйки».
Четвёртая ночь оказалось самой хлопотной. С неимоверным трудом докопавшись до последнего котла, мы обнаружили, что при падении на дно он перевернулся, и большая часть его содержимого рассыпалась. Пришлось буквально на ощупь отыскивать и спасать ценности минувших эпох. Но сделать это было неимоверно трудно. Мотопомпа была столь мощна, что водяная струя запросто подхватывала серебряные блюда и кубки, после чего они мигом исчезали в вихрях взбаламученного ила. Броситься бы за ними, ухватить ценнейший артефакт хоть за краешек…, да куда там! Водолаз сам привязан крепкой верёвкой к громаде плота и сильно ограничен в своих передвижениях. Может быть, мне стоило моментально перерезать страхующую верёвку? Ну да, конечно! Малейшая ошибка и загубник вырвет изо рта, и ледяная вода потащит и так еле шевелящегося от усталости дайвера во мрак неизвестности. Хорошо если он не захлебнётся и сумеет где-то выбраться на берег. А если нет?
Так что сильно сомневаюсь в том, что нам удалось собрать хотя бы половину рассыпанного добра… Чисто теоретически можно было бы задержаться ещё на сутки или двое, но, но, но… Все мы были измотаны настолько, что проработать в прежнем темпе ещё несколько часов представлялось чем-то совершенно невозможным. Впалые щёки, трясущиеся руки и воспалённые глаза…, мы точно представляли собой жалкое зрелище. А ведь ещё предстояло вновь придать плавучесть плоту, вытащить его из пятиметровой (в диаметре) ямищи и отбуксировать к тому месту, куда можно было подъехать на автомобилях и осуществить перегрузку добытого имущества.
Перед заключительной операцией по идее следовало хотя бы сутки отдохнуть, отоспаться, да и вообще привести себя в порядок. Вот только нервная дрожь, невольно охватывающая всех без исключения охотников за сокровищами на последнем этапе операции, не давала такой возможности. В душе каждого подспудно нарастали тревожные звуки некоей паники, заставляющей всячески поспешать и торопиться. Каждый из нас, сколько бы опытным поисковиком не был, исподволь опасался возможного провала миссии. И хотя в нашем убежище не было ни одной старинной вещицы, а «липовые» документы научных работников были в полном порядке, страх быть разоблачёнными в самый последний момент постоянно отравлял наше существование.
В нарушение установленного порядка решили сворачивать поиски и буксировать плот в дневное время. Но здесь нас поджидало сразу несколько неприятных моментов. Для начала пришлось у всех на виду переместить воздушный компрессор на середину реки. Ну, естественно! Ведь если плот с водолазами вдруг обретёт положительную плавучесть, то он немедленно двинется вниз по течению. Следовательно, от стационарного насоса тут же оторвутся воздухоподающие шланги и дайверы будут вынуждены срочно всплыть, бросив плот на произвол судьбы. Чтобы такого конфуза не случилось компрессор (производство США) укрепили на надувном основании и отбуксировали к плоту. Затем один из водолазов запустил агрегат, а второй опустился вниз и подключил шланг с воздухом высокого давления к вытеснительному патрубку плота.
В теории воздух должен был постепенно выдавить наполняющую полости плота воду, после чего тот должен был вновь обрести положительную плавучесть. Нашим водолазам оставалось бы лишь направлять его движение к заранее определённой и промаркированной развешанными на деревьях цветастыми пластиковыми лентами пристани. Время шло, насос тарахтел, мы с помощником стояли на берегу и, сжав от волнения кулаки, смотрели за действиями своих сотоварищей. Ведь как только те двинулись бы вниз по течению, мы должны были подтянуть к себе резиновую лодку (на ней водолазы подплыли к плоту), погрузить на неё помпу, кое-какие личные вещи и отплыть от правого берега реки, держа курс к её левому берегу.
Впрочем, довольно скоро стало понятно, что с плотом что-то не так. То ли вес котлов оказался слишком велик, то ли не удалось выдавить всю воду из внутренних объёмов плота, то ли его самого чересчур засосало в придонный ил? Вопросов было слишком много, но ответ нужно было давать немедленно, поскольку на берегу уже появились первые зеваки. Что было делать? Вовремя вспомнили о том, что сама надувная лодка обладает приличной грузоподъёмностью. Из её понтонов срочно сбросили большую часть воздуха, после чего в полузатопленном состоянии прикрутили к завязшему на дне реки плоту. Слава Богу, в бачке компрессора всё ещё оставалось горючее и водолазам удалось быстро накачать импровизированный резиновый понтон.
Принятые меры помогли практически сразу. Было отлично видно, как наш компрессор, привязанный ко всё ещё остающемуся под водой плоту, начал медленно дрейфовать по течению реки. И чем дальше он удалялся от нас, тем легче становилось на душе. Труднейшая в техническом и организационном плане задача по спасению практически бесследно исчезнувшего клада образцов ювелирного искусства пятисотлетней давности была наконец-то завершена.
Вот так закончилась эта крайне долгая поисковая эпопея, начало которой было положено самым обычным пустым конвертом с полустёртым от времени французским штемпелем.