Вы здесь

По собственному следу. Глава 2 (Сергей Мориц)

Глава 2

Ноябрь выдался холоднее обычного. С ним пришли серые утренние туманы окутывающие город и его улицы тайнами, скрывающимися в их пучине.

Было ещё слишком рано, но возбужденный Ласло уже стоял у окна, наблюдая за бледно сероватой дымкой простиравшейся по безлюдным улицам из окна тринадцатого этажа.

На застеленной грубым шерстяным пледом зеленого цвета кровати, небрежно брошенными лежали вещи. Повседневные черные штаны и белая рубаха были слегка измятыми после стирки и нуждались в тщательной глажке. Владелец этой помятой одежды лениво достал утюг, устаревшей модели со следами пригоревшей ткани на нем. Гладить он принялся прямо там, на кровати, очевидно не имея специальной гладильной поверхности. Быстро проведя нагретым прибором по обеим штанинам брюк он повторил процедуру с обратной их стороны и повесил на спинку. С рубашкой пришлось повозиться гораздо дольше. И вот уже за вторым рукавом, он неосторожно подставил большой палец левой руки и со звуком прижженной кожи, перебитым собственным воплем, он одернул её в сторону, с искажённым болью лицом. След от ожога мгновенно изменил цвет из телесного на красный, и стал наполняться прозрачной жидкостью под повреждённым участком кожи размером с крупный бобовый плод.

Жгучая боль была невыносимой и он помчался к крану, что был на кухне, судорожно открывая его он подставлял изувеченный палец, пытаясь облегчить собственные страдания, которым он подвергся в награду вопиющему неуклюжию, коим так искусно владел. Слабый поток воды, не давал необходимо результата, и пострадавший решил использовать бесполезный для других целей холодильник, что кряхтел и грохотал, довольно злорадствуя над ним.

Желанное облегчение наступило практически в одночасье, как он приложил свою левую конечность к обледеневшей задней стенке, пустой морозильной камеры.

– Черт меня дери! – остервенело выругался он.

Так он простоял до тех пор, пока не вспомнил о брошенном утюге, с тревогой метнувшись обратно в спальню. Охваченный паникой, он ещё по пути почувствовал запах горелого хлопка и шерсти.

Вбежав он молниеносно схватил дымевший утюг, насквозь пропаливший его единственную белую рубаху, и оставил по себе не дюжий треугольный след собственного очертания, на зеленом одеяле, выдернув его из розетки.

– Что за день? – задался вопросом он, огорчённо разглядывая испорченный предмет своего и без того скудного гардероба.

Швырнув на пол белый лоскут хлопковой ткани, более не пригодной к ношению, он замыслился чем бы её скоро заменить. Обыскав весь свой запас чистых обносок, Ласло не обнаружил там ничего подходящего. Немного спустя он отискал темно-синюю рубаху среди грязного белья, что хранилось в ванной.

Запах от нее исходил не весть какой свежий, но после весьма осторожной глажки, его удалось кое как отбить и практически избавиться.

Закончив немалые хлопоты с одеждой, он продолжил приготовления принятием горячего душа, что вышло тоже не сразу, ведь горячая вода долго не хотела посещать его холодный прозябший дом. Неохотно почистив зубы, мужчина взглянул на себя в запотевшее зеркало, предварительно протерев его поверхность сухой ладонью, и очевидно увиденным остался доволен, лишь не много поправив волосы, не стал утруждать себя изнурительным бритьем.

Свежая травма снова напомнила о себе резкой, жгучей болью, что пламенем пронзила палец. Необходимо было принять срочные меры.

Аптечка находилась под рукой. Но кроме пожелтевшего от времени бинта, серой ваты и спирта, в ней было лишь обезболивающие, сомнительного срока пригодности. Обработав скрытую опухлостью рану небольшим количеством зубной пасты, которая по его собственным, загадочным убеждениям, должна была хоть как то помочь, Ласло умело наложил бинтовую повязку, что вышло у него довольно таки профессионально.

Облачившись в ответсвенно подобранный перед этим наряд, заключением которого стали чистые черные носки без единой дырки, на поиски которых ушло ещё несколько минут, Ласло вальяжно зашагал в гостиную. Здесь было прохладней нежели где-либо в другом месте его квартиры, отчего он невольно содрогнулся.

Классическая обувь, что он принялся усердно натирать была довольно изношенной, но вполне достойно выглядела. У пары чёрных туфлей оксфордской модели был лишь высоко истоптан каблук, а кожа из которой было сшито изделие, слегка утратила форму. Когда обувь была полностью готова, дело и вовсе оставалось за малым.

Шкаф в прихожей громко и протяжно заскрипел дверью. Утепленный твидовый пиджак, темно-серого цвета лёг идеально по фигуре, и хорошо дополнил образ. В его внутренний карман, отлично помещался конверт с деньгами, прихваченный незадолго.

Старые отцовские часы, с безотказным механизмом, что были в кармане брюк показывали половину девятого. Увесистый железный ремешок, звонко защелкнулся вокруг костлявого запястья.

– Пора. – волнительно промолвил он открывая ветхий дверной замок.

Грязный, разбитый лифт мучительно медленно опускался этажами. Казалось, эта дряхлая развалина вот-вот оборвётся вниз, под тяжестью собственного веса, и мощными рывками, не в силах преодолеть гравитацию, обрушиться на самое дно шахты. Обычно он использовал этот способ передвижения лишь в одном направлении – вверх. Спускаться же предпочитал лестницей. Но сегодня, наверное в силу волнения, не намеренно изменил устоявшейся привычке. Но все обошлось. Дверь с грохотом распахнулась, и он с нетерпением покинул кабину.

Воздух был свежим и охлаждающим сознание. Он будто отрезвлял. И Ласло вдруг замер, застыв у парадного. Следующий шаг дался ему с трудом. Мозг стал работать иначе. Нет, он не передумал. Но дальнейшее воспринимал не так рьяно, и уверенно. Но растущая вера в призрачный шанс, успешно руководила его движениями.

Туман рассеялся.

Люди сновали по улице, похожие на пчёл покинувших улей в поисках нектара. В выходной их было гораздо меньше обычного, но все же.

Нечто влекло насторожившегося Ласло лишь вперёд. Он шёл не замечая прохожих, и даже едва не угодил под машину, пересекая дорогу в неположенном месте, водитель которой, ещё долго что-то бормотал ему вслед, но тот не слышал его брани. Он свернул у булочной, на углу где обычно садится на один и тот же трамвайчик, что следует одним и тем же маршрутом к месту его постоянной работы.

Увидев как его привычный трамвай проезжает мимо подумал, что больше никогда не станет его пассажиром. Ну разве что сегодня. В последний раз. Это придало ему уверенности, с которой он ускорил свой шаг.

Проходя мимо лавки с табачными изделиями, он вдруг заметил мужчину в длинном пальто и с сигаретой в зубах, с выпуском того же самого номера чтива, что привело его сюда. Он тоже заметил Ласло, и даже кивнул ему, выпуская густые клубы никотинового дыма скрывавшего его лицо.

«Может он следит за мной? Может ему известно о послании?» Предположил Ласло.

Подозрительный мужчина, ещё немного проводил его взглядом, и равнодушно уткнулся лицом в газету, продолжая жадно вдыхать едкий табачный дым.

Обернувшись и убедившись в отсутствии внимания к собственной персоне ещё раз, он вновь успокоившись, продолжил свой путь.

Спустя пол часа, он наконец добрался до местного ипподрома. Начало забега ровно в десять. У него оставалось сорок пять минут, чтоб поставить на своего фаворита.

Практически десять минут отняли поиски сомнительно существующего входа. Он никогда ранее не посещал арену для скачек, а строение оказалось далеко не маленьким.

Обогнув его практически наполовину, ему наконец явилась большая пестрая вывеска, что радушно и гостеприимно приглашала войти.

Пройдя сквозь множество тоннелей и запутанных коридоров, с повсеместными указателями, он все же сумел найти нужный, и оказавшись на трибунах разглядывал все в поиске касс или чего-то похожего, где собственно принимались ставки на ближайшее событие, ради которого он был здесь.

Запах тут стоял невесть какой неприятный. Лошадиный пот в перемешку с навозом, и множеством благоуханий духов, кремов и прочих туалетов джентельменов и их нарядных спутниц, убранных в столь разнообразно подобранные образы к каждому из которых, непременно прилагался незаменимый аксессуар – в тон идущий головной убор.

Пока беговую дорожку приводили в порядок, Ласло пребывал в замешательстве. Время истекало.

– Простите, не подскажите мне где принимаются ставки? – спросил он у первого встречного мужчины, что был одет так же, как его мнимый потенциальный преследователь у киоска.

– Вам нужно пройти вот к тем трибунам, там слева будет проход. В нем вы и сможете сделать необходимую ставку, – указывая направление рукой, он даже не взглянул на спросившего, внимающего его словам, пристально наблюдая за жокеями, что в данный момент проверяли качество бегового отрезка, сквозь свой бинокль.

Быстрыми шагами, Ласло пересёк половину трибун, и оказавшись на месте, которое ему подсказал не особо учтивый любитель конных состязаний, он свернул в широкий проход. Здесь было весьма шумно. Народу больше чем на зрительских местах, и три длинные очереди. Заняв место в одной из них, он принялся терпеливо ждать.

Время, как речь заикающегося, тянулось очень долго. Порой казалось оно вовсе замирало, отнимая у Ласло его последний шанс выбраться из глубокой ямы бедности.

Среди споров и разногласий народа, что скопился здесь, он слышал много различных предположений и заверений, касающихся исхода предстоящего забега. Но ни в одном из них, и речи не было о лошади, что выступала под номером четыре, которому, согласно полученному буклету, соответствовал пятнистый единорог. Не взирая на всеобщие предположения, Ласло обладал привилегией, которой прочий местный сброд был напрочь лишён. «Наверняка единорог сейчас получает ту самую дозу допинга в виде героина или чего позабористей, чем там их обычно накачивают» думал в этот момент Ласло.

Наконец очередь подошла. Острый пересохший ком, подступил к горлу. Трясущейся рукой он полез за конвертом во внутренний карман.

Букмекер вопросительно смотрел на молчаливого человека сквозь небольшое отверстие в своей крохотной кабинке. Руки не слушались его, а голос словно онемел. Но отступать было поздно. Да и не за чем.

– Все на номер четыре, – скупо выдавил Ласло, протягивая скомканный конверт.

Мужчина внутри удивленно взглянул на подозрительного игрока, пересчитав вручённую им ставку.

– Пятнистый единорог под номером четыре? – уточнил он недоверчиво.

– Номер четыре, все верно.

Сделав несколько пометок, букмекер вручил ему бумагу, подтверждающую принятие его ставки, получив которую Ласло покинул очередь, направляясь в отчую наблюдать свой триумф.

Триста двадцать с лишним тысяч, такова была сумма конечного выигрыша указанная на небольшой квитанции, которую он получил взамен всех своих накоплений. Это был билет в новую жизнь.

Продвинувшись ближе к месту предстоящего действия, он занял влажное пластиковое сиденье, в третьем ряду пустующем на половину. Местные зрители принадлежали к его социальному слою, и составляли примерно двадцать процентов от всех присутствующих на ипподроме. Богачи же обосновались намного выше, в верхних рядах и специально отведённых ложах, они вооружившись зрительскими биноклями, предвкушали начало зрелищной гонки.

Но Ласло пришёл сюда отнюдь не за этим. Великолепное шоу, мало волновало его уставший образ жизни. Он явился сюда дабы раз и навсегда покончить с удушающей нещитой и бедностью, заложником которых он являлся.

Громкое радио начало своё вещание приветствием всех собравшихся любителей конного спорта. От него звенело в ушах и Ласло скривился в недовольной гримасе. Далее диктор объявил клички животных, и имена всадников что будут в их седле. Единорог шёл четвёртым в списке как и было указанно на огромном светящемся табло поверх всех трибун.

Затем ещё небольшая вступительная речь, где всем желали удачи и победы.

Прозвучал оглушительный выстрел.

Двенадцать породистых гнедых, стремглав рванули с места.

Отыскав в проносившемся мимо табуне свой счастливый номер, Ласло приковал к нему свой испепеляющий взгляд. Конь ярко рыжего окраса, с белыми пятнами вдоль спины, точно соответствовал присвоенному прозвищу.

Он мчался галопом, казалось быстрее пули, опередив на старте всех остальных. Но вот его настигли ещё трое, и вдруг двое из них уже оставили единорога позади.

Уровень адреналина в крови оцепеневшего Ласло казалось приблизился к критической норме. Все длилось несколько минут. Несколько жалких коротких минут, за которые он прожил новую жизнь, находясь в состоянии статического шока.

Когда финишная линия была пересечена скакуном по кличке чёрная стрела, все оборвалось внутри, и его стошнило прямо на переднее место, кое благо пустовало в этот неловкий момент.

Внезапно пропало зрение. Но спустя мгновение это прошло. Рассудок был затуманен. Он отказывался воспринимать происходящее, в поисках возможности все исправить.

Вернуть назад.

Громкое радио слышалось эхом вдали. Восторженные возгласы и возмущённые ругательства были столь неразличимы, что слились воедино тихим шепотом, в кружившейся от пережитого голове.

Желудок сводило в горьких спазмах, а сердце никак не могло убавить ритм.

Ипподром понемногу пустел. Ласло было никак не прийти в себя.

Между выгоревшими на солнце сиденьями, забегали люди в одинаковой форме, собирая брошенные посетителями бутылки и прочий мусор.

Но Ласло все не мог пошевелиться, застыв на месте. Все вокруг потеряло смысл. Как и он сам перевоплотившись в размытое бельмо, на запутанной нити своей судьбы.

– Мужчина вам плохо? – щуплая уборщица осторожно ткнула его в плечо, но ответа не последовало, – мужчина, вы меня слышите? – прибавив тон повторила она.

Пустым, отторженным взглядом одарил её он, не понимая вопроса.

– С вами все в порядке?

– Да.

– Мы закрываем трибуны, вам придётся оставить территорию.

– Хорошо, – безразличным тоном ответил он, так и не сдвинувшись с места.

Полная женщина лишь отрицательно махнула головой и продолжила свою работу.

Темнело.

Двое угрюмых и больших мужчин направлялись к единственному болельщику не покинувшему закрытый ипподром. Они о чем-то недовольно рассуждали приближаясь к нему.

– Эй приятель, скачки закончились, пора на выход, – грубо произнёс один из них. Но адресату не дошло его послание. Он по прежнему не сдвинулся с места, в надежде обнулить или стереть сегодняшний день своей жизни. Тогда другой обхватив его за руку, легким движением привёл нарушителя режима в стоячее положение.

– Кому говорят? Пора домой, – угрожающе добавил здоровяк.

В ответ несчастный Ласло удосужился лишь кивнуть, и медленно побрел вверх по ступенькам между рядами. Его пошатывало и тошнило. Двое громил ухмылялись, провожая клиента сзади, будучи твёрдо уверенными в его алкогольном опьянении. Он лишь молча продолжал идти, в недоумении как очутился в этой скверной, превратной ситуации.

Проводив до самого выхода, охрана оставила его наедине со своим горем, замкнув за ним громоздкие железные ставни, которые глухо стукнули тяжелым металическим засовом за его спиной.

Он и впрямь чувствовал себя будто с похмелья, хотя спиртного не употреблял больше месяца подряд. Мысль об этом натолкнула его на небольшую прогулку, к ближайшей лавке переполненной бутылками различной вместимости спиртосодержащей жидкости.

Усердно порывшись в карманах штанов, ему с трудом удалось наскрести на маленькую бутылку самого дешевого рома. Молча протянув разносортную мелочь продавщице, недовольного вида лица, он получил требуемый товар с тем же презрительно-выразительным бонусом от вручившей его дамы преклонного возраста по другую сторону прилавка.

Не придав абсолютно никакого значения чем-то неудовлетворённым взглядам в собственный адрес, разбитый и окончательно раздавленный покупатель, сделал несколько емких глотков, не успев переступить порог торгового помещения. Чем тот час же вызвал на себя весь гнев, и без того мало приветливой и чрезмерно упитанной тетушки, со скверным характером. Здешней управительницы.

– Что вы себе позволяете?! Здесь вам не облезлый кабак! Распивать приобретенные товары убирайтесь на улицу! Приходят сюда…

Дальнейшие её слова были лишены смысла и громкости. Вспышки ярости редко посещали его. Да и те нечастые он сразу пресекал и подавливал, не пуская их далее пределов своего сознания. Поэтому это было для него чем-то новым, неизведанным.

– Заткни свой вонючий рот, – злостно прошипел он в ответ. Реакция не заставила себя долго ждать:

– Ах ты хам! Алкоголик! Я найду на тебя управу! – без устали орала та, неуклюже передвигаясь узким проходом за стойкой к телефону.

Но Ласло были не по чем её угрозы и нарекания. Вряд ли во всем мире найдётся хоть одна вещь, способная довести его до худшего состояния, нежели то, в котором он нынче пребывал.

И вот вечерняя темнота уже вовсю воцарила над городом, хозяйничая на длинных, плохо освещённых улицах, темных переулках, и мрачных не ухоженных дворах.

Ласло шел неровными шагами по обочине дороги встречной полосой. Страху он больше не подвластен.

Проезжавший мимо транспорт то и дело издавал разящийся характерный сигнал, используемый водителями для предупреждения об опасности окружающих.

Ещё несколько жгучих глотков, и бутылка опустела ровно наполовину. Мысль свести счёты с жизнью, бросившись под первую встречную машину, казалась все более единственно верной. Да вот только смерть такая может стать довольно мучительным концом, коль силы удара не станет чтоб размозжить остатки его серого вещества по твердому асфальту, и наступит не сразу. А мучений с него было довольно. Он пресытился страданиями от собственной незначительности, от постоянных репрессий начальства, от слабоволия и неспособности что-либо изменить.

Все внутренности сплелись в одну большую отвратительную массу и его опять стошнило. На этот раз, точно под колёса, проносившегося на большой скорости автомобиля, едва ли не снесшего боковым зеркалом его макушки. Громкий протяжной гудок, быстро стихал, удаляясь за источником издававшим его, пока вовсе не пропал в темноте, вместе с исчезнувшими, красного цвета огоньками, задних габаритов.

Столь небольшая доза попавшей в организм отравы, размазала его восприятие и разбавила концентрацию до минимума, что было столь же приятным сколь гнусным в одночасье.

Горькая, дрянная жидкость, обволакивала стенки гортани согревающей пленкой победы над бутылкой, осколки которой, разлетелись по всей дороге, густо устилая её участок у самого фонарного столба, тусклый свет которого, придавал им особо яркого блеска.

Скрежет тормозов.

Ласло обернулся на визг резиновых покрышек. Чёрное авто остановилось точно перед фонарем.

– Ты что натворил, псих? – выкрикнул покинувший салон, лысый амбал устрашающего вида, – я же мог себе колеса пробить! Чего молчишь?

Ласло уныло смотрел на приближающегося, с явно не приветливой физиономией здоровяка, без каких-либо намерений сбежать или обороняться.

Глухой звук удара, пришедшегося ему точно в переносицу, и звонкий хруст костной и хрящевой тканей, даже не принудил его закрыть глаза, и не сопровождался никакими болевыми ощущениями, и кровоизлияниями. Разглядывая звёздное небо, Ласло был уверен, что хрустнул массивный кулак того парня, который сейчас глядя на него сверху, беззвучно шевелил губами, и активно жестикулировал.

Но это было не важно. Он, Ласло даже не зажмурился перед лицом опасности. Он просто прилёг сбившись с ног, от длинного пути. Прилёг именно здесь. Здесь на влажной траве было хорошо. Тихо. И так спокойно., один вопрос мучил его в данный момент – кто был автором того послания?