V. В учебном полку
…Предрассветное прохладное утро. Поезд остановился на каком-то полустанке. Последовали команды: «Подъем!», «Выходи из вагонов!», «Строиться!»
Вышли из вагонов. Осмотрелись. На фасаде обветшалого станционного здания – надпись: «Рада».
Для нас это название ни о чем не говорило, а между тем, мы находились примерно на полпути между Рассказово (10 км.) и Тамбовом (11 км.).
Построились, положив перед собой на землю заметно «похудевшие» «сидоры». Встречавшие нас офицеры в форме войск НКВД проверили личный состав (хотя это определение для нас еще мало подходило – мы были всего лишь призывной гражданской молодежью, и военного вида в нас пока еще не было), затем разбили на отделения, взводы, назначили наших первых командиров – сержантов.
Теперь нам предстояло совершить свой первый в жизни марш, который мы вначале восприняли как прогулку.
Учебный центр располагался в лесу. Там нас снова построили, опять проверили по спискам и развели по палаткам.
Володя Воронин был определен в пятую роту, а я – в первую. Отныне я был бойцом первой роты 300-го стрелкового полка НКВД. Звучало, конечно, основательно!
Полк входил в состав 21-ой отдельной стрелковой бригады внутренних войск НКВД СССР, сформированной приказом НКВД СССР №00734 от 13.04.1942 г. во исполнение Постановления ГКО №1406 сс от 07.03.1942 г. «Об увеличении численности внутренних войск НКВД СССР на 50 000 человек».
Первым командиром 21-ой бригады был назначен полковник Зубрилов Иван Тихонович (в этой должности был с апреля 1942 по март 1944 гг.), военным комиссаром бригады – батальонный комиссар Старостин С. М., начальником штаба бригады – майор Щемелев Н.
Первоначально в состав бригады вошли три стрелковых полка внутренних войск НКВД СССР – 300-ый и 301-ый (г. Тамбов), и 302-ой (г. Мичуринск) и отдельный батальон боевого обеспечения (г. Тамбов).
Нас, чернухинцев, всего прибыло 45 человек. Естественно, каждому из нас хотелось попасть служить вместе с земляками в одну роту, о чем мы не только мечтали, но и даже попросили об этом командование. К сожалению, у него на это были совсем другие планы.
Когда мы стояли возле палатки дежурного по учебному лагерю, к нам подошел офицер. Позже мы узнали, что это был политрук Чурилов. Он оглядел строй и спросил:
– Из Балахонихи есть кто-нибудь?
– Есть! – радостно выкрикнул я.
Чурилов подошел ко мне, посмотрел пристально и, прищурив глаза, сразу определил:
– Демин! Если не ошибаюсь, сын Петра Александровича?
– Так точно, Демин! – как можно тверже и четче, по – военному, ответил я.
– То-то я смотрю, лицо уж больно знакомое! Ну, вылитый отец! Ты посмотри, где земляка встретил! А я ведь с Петром Александровичем до войны в алебастровой артели работал: он – бухгалтером, я – парторгом, а потом зав. клубом. Ну, как он? На фронте? Хотя, чего я спрашиваю, сейчас все там.
– На фронте. С августа сорок первого. Как ключи передал мне, так сразу и ушел.
– А ты, стало быть, по его стопам пошел? Молодец! Грамотный?
– Так точно! После школы учился в техникуме. Только закончить не удалось.
– Ничего, фрицев прогоним, вот тогда опять за парту сядешь.
Поговорить нам толком не удалось – Чурилова срочно вызвали в штаб. Больше в тот день я его не видел.
На построении нам объявили, кто в какое подразделение будет направлен. Моя фамилия прозвучала в списках первой роты. Я догадался, что без помощи моего земляка здесь дело не обошлось.
«Ну что ж, первая так первая, – подумал я. – Может быть, это даже и к лучшему».
Командир роты сразу же обратил внимание на мой каллиграфический почерк. Этот факт, а еще и моя довоенная специальность – счетовода – предопределили мою будущую нештатную должность – ротного писаря.
Но и это было еще не все. На организационном комсомольском собрании я был избран комсоргом роты.
Теперь с Чуриловым мы встречались почти ежедневно. Я радостно подумал (ах, как я ошибался!), что он «по знакомству» будет делать для меня какие-нибудь послабления. Но все вышло иначе.
Он не только не давал мне поблажек, а наоборот, строго контролировал, как я усваиваю программу обучения, как веду комсомольское хозяйство, как работаю лично я и возглавляемое мною бюро ВЛКСМ.
Я забыл, когда спал положенные 8 часов. Когда мои товарищи закрывали глаза, чтобы увидеть долгожданные сны, я садился в классе и заполнял протоколы собраний и заседаний бюро комсомола, составлял планы работы, продумывал поручения для своих комсомольцев. А кроме того, – списки, списки, списки…
Вся эта бумажная волокита вскоре мне так надоела, что я готов был возненавидеть весь белый свет за свою судьбу, на что не раз жаловался своим товарищам.
Я не понимал, почему Чурилов так излишне строг и за что он постоянно придирается ко мне?
Однажды я собрался с духом и зашел к нему в штабную палатку. Я решил высказать ему все, что накопилось у меня в душе. Пусть, думал я, будет, что будет. Может быть и освободит меня от такой нагрузки.
К великому моему удивлению политрук выслушал меня спокойно, даже несколько флегматично. Он словно заранее знал, что я скажу, поэтому опередил меня, начал отвечать на все мои вопросы, роящиеся в моей голове. Чурилов был хороший психолог:
– Это правильно, что ты пришел ко мне. Я, честно говоря, ждал этого разговора. Только не знал, когда именно он произойдет. Попробую тебе все объяснить, а ты постарайся меня правильно понять.
Поставь себя на мое место. Допустим, ты – Чурилов, а я – Демин. Я прибыл к тебе в роту. Все знают, что мы с тобой не только земляки, но и хорошо знакомы, кроме того, я друг твоего отца. Как посмотрят на меня твои, то есть мои, товарищи?
– Нормально посмотрят…
– Хорошо, следующий вопрос. А как ты будешь относиться ко мне? Как-то, по-особенному, выделяя меня среди других бойцов, то есть, делая мне послабления или построишь со мной отношения так же как и с другими?
– Конечно, так же как и с другими! – выпалил я. Именно эта мысль мне пришла в голову первой. – В честь чего я Вас буду выделять?
И тут понял, что увлеченный разговором, я совсем забыл о своих обидах, приведших меня сюда. Я как бы посмотрел на себя со стороны, отбросил свои эгоистические замашки.
– Ну, вот ты сам и ответил на свой вопрос! – рассмеялся политрук. – Ведь ты за этим приходил? Хотел узнать, почему это земляк так нагружает тебя работой? Ведь так?
– Так, – смущенно пробормотал я.
Мне вдруг стало стыдно за свои мысли. Больше говорить и спрашивать было нечего.
– Я все понял, товарищ политрук! Разрешите идти!
– Иди, Демин. Я рад, что у нас с тобой получился такой откровенный разговор.
Придя в подразделение, я рассказал о нашем разговоре своему товарищу, а затем написал обо всем отцу. Они с Чуриловым стали переписываться. Я старался не подводить отца и служил честно и добросовестно.
Условия жизни в лагере учебного полка были максимально приближены к фронтовым. Почти все наши командиры уже успели понюхать пороху на передовой, поэтому о войне знали не понаслышке. Они хотели, чтобы мы с первых дней своего обучения ощутили на себе все «прелести» походной, фронтовой жизни, чтобы потом мужественно и стойко переносить все ее тяготы и лишения там, в действующей Армии.
Жили мы в землянках и палатках. Штаб, хозяйственные помещения размешались в зданиях и складских постройках, а занятия проходили под навесом, где были врыты в землю столы и лавки. Там же созывались партийные и комсомольские собрания, читались лекции, проводились беседы. А в короткие минуты отдыха в классах мы писали свои письма родным.
Надо сказать, что это небольшое местечко под Тамбовом находилось в прифронтовой полосе: фашисты к тому времени заняли часть Воронежа, а передовая линия фронта проходила всего в 100—120 км от нас.
Враг уже стоял у стен Сталинграда. Планы немецко-фашистского командования на лето 1942 года были следующими: разгромить советские войска на юге страны; овладеть нефтяными районами Северного Кавказа, богатыми сельскохозяйственными районами Дона и Кубани; нарушить коммуникации, связывающие центр страны с Кавказом; создать условия для окончания войны в свою пользу. Постигшие врага неудачи в мае-июне 1942 года в Крыму, на воронежском направлении и в Донбассе немного отрезвили немцев, но не заставили полностью отказаться от дальнейшего осуществления своего гегемонистского плана.
Красная Армия готовилась дать свой решительный бой немецко-фашистским захватчикам у стен Сталинграда. Согласно распорядку дня, в определенное время мы ежедневно прослушивали сводки Совинформбюро, поэтому прекрасно представляли, что происходило на фронтах Великой Отечественной. А если мы в это время находились на занятиях в поле или в карауле, агитаторы записывали содержание сводок на бумагу и позже зачитывали их нам или вывешивали информационные бюллетени на специальных стендах. Каждый из нас рвался на фронт. Положение там продолжало оставаться сложным, напряженным и нестабильным. Под игом фашистов еще находились Прибалтика, Белоруссия, Украина, Молдавия, западные и южные области Российской Федерации.