VI. Сучья война
Сучья война (1947 – 1953 гг.) шла на территории всего СССР. По количеству убитых и раненых она сопоставима с Корейской, Вьетнамской или Афганской, и, тем не менее, о ней ничего не написано ни в одном учебнике истории, ни в одном историческом труде (включая «Архипелаг ГУЛАГ»), – только устное предание и художественная литература (Дёмин, Синявский, Шаламов, Высоцкий).
После войны и преступный мир, и коммунисты захотели вернуться к прежней стабильной ситуации.
Коммунисты, загоняя народ в стойло, имели многоплановые цели: социальные, экономические, внутри- и геополитические и т. д. и т. п.
Воров беспокоили узко сословные морально-правовые вопросы: воровская идея и воровской закон.
Коммунисты действовали своими испытанными средствами: пропаганда, переходящая в массовый гипноз, плюс массовые репрессии.
В преступном мире разгорелась война. Уникальная. По чисто идейным соображениям.
Воры, побывавшие на войне, «взявшие винтовку» и одевшие форму, серьёзно нарушили закон. Также, побывав в армии, они усвоили солдатскую мудрость: «держись поближе к кухне и санчасти» и начали на зоне занимать различные придурочные должности (бригадиры, нарядчики, повара, каптёрщики и т.д.), а за это уже сукой объявляют и режут.
И начали резать.
Сук было много, и умирать они не хотели. По мере усиления террора со стороны воров, они всё более сближались с лагерной администрацией и к 1947 году объединились, получили от ментов добро и сами объявили ворам беспощадную войну.
Сучья война началась на Колыме, где некий Пивоваров собрал сук и начал резать воров. Почин был подхвачен по всей Колыме, после чего начальники повезли Пивоварова с бригадой на Запад. Там, где проходил этот этап, разгоралась война, и к концу 1947 г. ею был охвачен весь ГУЛАГ.
Ситуация пришла к тому, что любой вор обязан был резать любую суку там где встретит, а суки, в свою очередь, убивали любого вора, который публично не отрекался от воровской идеи. Целуй нож, или умри.
Начальники, потирая руки, докладывали наверх, что вскорости «преступный мир сам себя уничтожит».
Из рассказов Николы Татарина (вор, сидел с 1938 г., Вятка, Абакан, Норильск, Воркута, Колыма):
«… Когда пришли на 35-й лагпункт, там были одни суки. Может 40, может 50, а может и все 100. Лагпункт огромный. Тысяч 9 – 10. А нас, с этапа всего-то 11 людей. В карантине стос метнули10, – кому нож на вахту11 нести. Выпало Подмётке. У него всегда фарт такой…
Ну, вышли на зону, сук порезали, чифирнули и понёс Подмётка нож на вахту. Дали ему положняковые полгода БУРА12 – и в хату, а там аж 17 сук. У Подмётки только шило. К утру все 17 холодные, а Подмётке ещё полгода. Такой у него фарт. Весна была лучше некуда. Балдёха. Кайфуем. А он в БУРе. Грели13, конечно, от души, но БУР есть БУР…»
Истории, записанные А. Синявским (политзаключенный, сидел в Мордовии 1965—1971 гг.) «Голос из хора», Stenvalley Press, 1973:
«…Когда суки положили Пушкина на железный лист и начали подпекать на костре, он прокричал стоявшим поодаль зрителям фразу, лучше которой я не смог бы выбрать в эпиграф, если бы только счёл себя достойным её повторить:
– Эй, фраера! Передайте людям, что я умираю вором!..
…О Пушкине рассказывают, что когда он сидел однажды у костра с одним шпаненком, к ним подошёл старшина с пистолетом и начал гнать на работу. Шпаненок огрызнулся. Мент выстрелил и убил. – Ах, ты мразь! – говорит Пушкин, и нащупывает сзади, как сидел, какую-нибудь палку или топор, но ничего не нашарил, и медленно встает, и медленно идет на мента. – Мерзавец! А в углу рта у него еще дымилась папироса.
– Не подходи – убью! – кричит мусор, и целится, и пятится, побледнел, как вот эта стенка, и руки у него дрожат.
– Духу не хватит! – отвечает Пушкин, придвигаясь вплотную.
И, вынув изо рта окурок, он погасил его о лоб старшины. Потом повернулся и спокойно пошел себе. Тот так и не выстрелил…
…Бывший вор мне как-то разъяснил, что по старым понятиям – ежели бы нарядчик, допустим, или дневальный обозвал меня сукой в сердцах, ничего плохого не думая, то он, вор, слыша такое, должен был бы его убить, хотя бы я просил не делать этого, – поскольку он, вор, «со мною пьёт», то есть пригубливает общую кружку чая, и, когда бы моё бесчестье не было смыто кровью, следовало бы, что вор спокойно пьёт вместе с «сукой», что автоматически зачисляет его самого уже в «сучью масть», – и если бы он не зарезал тут же моего ругателя, его самого надлежало бы срочно зарезать как «суку» другому, узнавшему про этот дефект моралисту».
Сучья война закончилась сама собой, как бы выдохлась. Можно сказать, что началась она сразу после Великой Отечественной и закончилась в 52—53 гг. Собственно война, охватившая весь ГУЛАГ, шла в 47—48 гг. До того и после шли отдельные, хотя иногда и масштабные разборки.
Конец ознакомительного фрагмента.