Вы здесь

По понятиям. Происхождение современной общественной морали. IV. Воровская идея и воровской закон (Лев Волохонский)

IV. Воровская идея и воровской закон


ВОРОВСКАЯ ИДЕЯ заключается вовсе не в том, что надо красть всё, что плохо лежит, а в том, что ВОР ДОЛЖЕН ЖИТЬ В КОНФРОНТАЦИИ С ГОСУДАРСТВОМ, ВНЕ ОБЩЕСТВА И ОПРЕДЕЛЯЕМЫХ ИМ СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ.

ВОРОВСКОЙ ЗАКОН представляет собой совокупность норм, порядков и правил поведения, конкретизирующих воровскую идею и регулирующих её применение в тех или иных обстоятельствах.

ВОР НЕ ОБЯЗАН РЕГУЛЯРНО КРАСТЬ или совершать какие-либо иные преступления.

ВОР НЕ ПРИЗНАЕТ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ. Добыча (за вычетом переданного на общак) немедленно пропивается, прогуливается, раздаётся и раздаривается.

ВОР ДОЛЖЕН ОТВЕЧАТЬ ЗА БАЗАР, то есть не говорить того, чего не может доказать. Особенно это относится к каким бы то ни было обвинениям товарищей.

ВОР ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЕСТЕН предельно и скрупулёзно по отношению к другим ворам.

ВОР НЕ ИМЕЕТ НИКАКИХ МОРАЛЬНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ПО ОТНОШЕНИЮ К ФРАЕРАМ, которых можно дурить и обманывать как угодно.

ВОР НЕ ДОЛЖЕН ИМЕТЬ СЕМЬИ

ВОР ДОЛЖЕН ПРОЯВЛЯТЬ СОЛИДАРНОСТЬ по отношению к своим товарищам. Тут должна быть всесторонняя взаимоподдержка.

ВОР ДОЛЖЕН ЦЕНИТЬ ПРИВЕРЖЕННОСТЬ ЗАКОНУ ВЫШЕ СВОЕЙ И, ТЕМ БОЛЕЕ, ЧУЖОЙ ЖИЗНИ. Жизнь фраера вообще не имеет никакой ценности, но при этом в делах следует избегать мокрухи.

ВОР НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПАТРИОТОМ и, соответственно, служить в своей или чужой армии.

ВОР НИКАК НЕ СОТРУДНИЧАЕТ С ВЛАСТЬЮ. Донос, показания на не уличённого подельника, любая помощь лагерной или тюремной администрации караются смертью (ритуально каждый участник правилки наносит удар ножом, но могут и просто зарезать или убить иным способом).

«… основная идея воров весьма сходна с представлениями о справедливости у какого-нибудь былинного рыцаря и состоит в том, что они – лучшие люди, а всё остальное население – их данники, „мужики“. Они и не крадут вовсе, а берут „положенное“ – это буквальное их выражение. В отношениях между собой они редкостно честны, и кража у своего, как и вообще кража в лагере, – худшее из преступлений… Первая и основная их идея – непризнание государства, полная от него независимость…»

В. Буковский «И возвращается ветер», ИПФ «ОРИГИНАЛ», 1990

ВОРАМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ:

– стучать;

– драться между собой. Два вора в конфликтной ситуации обращаются к сходняку (правило, правилка), где состоится суд присяжных без судьи. Вопрос решается консенсусом. Признанный виновным отдаёт свою финку истцу, после чего истец может его этой финкой ударить, может дать по морде, а может и удовлетвориться признанием своей правоты. Конечно, если по ходу разборки ответчик оказывается сукой, истец просто обязан его зарезать;

– ругаться матом, поскольку все слова воспринимаются буквально и, скажем, послать на хуй всё равно, что педерастом обозвать. Вообще вор обязан следить за метлой и фильтровать базар, т.е. отвечать за каждое сказанное им слово, особенно избегать недоказуемых обвинений;

– красть у своих, крысятничать. Особенно гнусной разновидностью крысятничества считалось не отдать пропуля. Карманники работали бригадами. Непосредственно в карман лез один, остальные создавали вокруг нужную обстановку, а кто-то работал на пропуле, т.е. его задачей было как можно быстрее взять украденное и тут же удрать как можно дальше от места кражи;

– брать из фраерских посылок, передач и т. п. больше трети;

– забирать у кого-либо пайку…

По рассказам Феликса Сереброва (известный диссидент, в 1947 г. был осужден на 10 лет по Указу за кражу соли. Жил около воров. Пацан).


Основные принципы воровского закона постоянно интерпретируются, конкретизируются и приспосабливаются к времени и месту на сходняках, толковищах и правилках, где решаются вопросы типа:

– сколько брать с фраеров на общак: 10 или 30%?

– можно ли выходить на работу (естественно, не принимая в ней участия)?

– можно ли контактировать с ментами наедине, без свидетеля?

И т. д. и т. п.

Не меняя сути, закон гибко реагировал на конкретные условия и перемены. В каждом бараке, в каждой камере воры жили обособленно, постоянно общались друг с другом и непрерывно вырабатывали единую оценку всего происходящего, с позиции воровского закона. В конфликтных ситуациях и в случае разночтений собирался более представительный сходняк (общелагерный, общегородской, общероссийский).

Решения принимались по принципам, близким к системе общего, или англо-саксонского права (Common Law) и суда присяжных, то есть не просто формальное применение закона, но установление мотивов поступков применительно к конкретной ситуации и интерпретация норм права на этой основе.

Именно этот механизм обеспечил жизнеспособность воровского закона и впоследствии дал возможность перехода от воровского закона к воровским и тюремным понятиям.

В итоге весь преступный мир имел единую систему взглядов и поведения, основанную на полном отрицании государства и общества (которого, впрочем, уже не было).

Люди преступного мира практически не имели социальных связей с советскими гражданами.

Буфером между ворами и социумом служили притоносодержатели, наводчики и барыги (скупщики краденого). Это были люди без каких-либо понятий, и их честность по отношению к ворам обеспечивалась лишь страхом. Воры никогда не торговались с барыгами и сдавали им добычу по сверхдешёвым ценам, но те знали, что расплатой за обман может быть жизнь и сильно не наглели.

С 30-х годов и до войны правовые нормы преступного мира, как и остального советского населения, были стабильны.

Страна стала полностью тоталитарной, коммунисты вели беспощадную войну с народом и практически искоренили какую бы то ни было общественную мораль и вообще какие бы то ни было неконтролируемые горизонтальные связи между людьми, включая семейные.

Браки заключались уже не «на небесах», а в государственных учреждениях, и если супруги были недовольны друг другом, они жаловались в партком, по указаниям которого дети отрекались от родителей, жёны от мужей, братья от сестёр и т. д. И все были обязаны стучать друг на друга.

В этих условиях ни одна группа людей не могла свободно общаться и просто не имела возможности выработать какой-то общий взгляд на то, что хорошо и что плохо. Естественно, кто-то сохранил личную мораль, честь, совесть и т.п., но именно сугубо личную. Мораль как общественный фактор была тотально уничтожена.

Между тем воры свободно общались и, можно сказать, только тем и занимались, что оценивали всё происходящее с позиции воровской идеи.

Покончив со всеми прочими, коммунисты уничтожили и свои собственные моральные нормы. Принципы типа: «Что на пользу революции и социализму, то и морально» и т. п. сменились одним, неукоснительно соблюдаемым правилом: «Чего хочется Вождю, то и хорошо».

Достаточно авторитарный демократический централизм, превратился в тоталитаризм. Всё, что не вписывалось, уничтожалось или отправлялось в ГУЛАГ.

Население было воспитано так, что Вождь мог в любой момент поменять оценку чего-либо на противоположную, и вся страна это легко принимала. Неоднократно переписывалась история, менялись партийные догмы, переоценивалось отношение к личностям и государствам, научные концепции и всё, что угодно.

Религиозная мораль всех без исключения конфессий была уничтожена вместе с конфессиями.

Национальные традиции всех без исключения национальностей стали «национальными по форме и социалистическими по содержанию», то есть тоже, по сути, были уничтожены.

В стране осталось всего 2 системы общественных моральных ценностей: тоталитарная мораль социума и воровской закон преступного мира. Они стабильно сосуществовали с 30-х годов до войны.

Суд:

РОБЕРТ КНАУП И СЫНОВЬЯ

20 апреля 1939 года в «Известиях» сообщалось о поимке воров – взломщиков Роберта Кнаупа и его трех сыновей – Владимира, Аркадия и Евгения. Эта шайка на протяжении ряда лет, разъезжая по городам СССР, занималась расхищением социалистической собственности. В Нижнем Тагиле воры разобрали стену мехового магазина и похитили мехов на 50 тысяч рублей. Затем они ограбили меховые магазины в Воронеже и Тамбове.

Вчера дело воровской шайки начал слушать Московский городской суд под председательством т. Фадеева, при народных заседателях т. т. Власовой и Васильеве. Обвиняет помощник прокурора т. Казинов. Защищают 6 адвокатов. На скамье подсудимых 11 человек – Кнауп, его сыновья и их соучастники.

«Известия» №210, 10 сентября 1939 года.

16 сентября московский городской суд вынес приговор по делу Роберта Кнаупа, его сыновей и их подельников. Р. Кнауп приговорен к расстрелу, его сыновья Евгений, Аркадий и Владимир – к 10 годам заключения; остальные – к разным срокам лишения свободы.

Суд:

ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВО МАЛОЛЕТНИХ К ГРАБЕЖУ

Осенью прошлого года в Тимирязевском лесу, в поселке Сокол, Покровском-Стрешневе и других окраинных пунктах Москвы было совершено несколько ограблений. Застигнутых в уединенных местах прохожих преступники избивали и отбирали у них личные вещи.

Работники Московского уголовного розыска раскрыли эти преступления

Было арестовано в разное время 19 человек. Выяснилось, что грабежами занималась группа лиц без определенных занятий. Большинство из них имело уже судимости или приводы.

Главари шайки П. Волков, А. Федоров, Н. Зубачев, И. Пехов и Н. Григорьев втянули в свою компанию 8 несовершеннолетних: Д. Зайцева, Н. Тихонова, И. Мурашева и других, заставляя их совершать мелкие грабежи и кражи. Прибегая то к посулам, то к угрозам, грабители непрестанно толкали малолетних на преступления.

Дело этой грабительской шайки в течение шести дней рассматривал Московский городской суд под председательством тов. Н. А. Венедиктова. Государственное обвинение поддерживал прокурор тов. К. Л. Глинка. С защитой выступало 6 адвокатов.

На суде вожаки шайки увиливали от прямых ответов, всячески пытались запутать дело. Некоторые из них отрицали свою вину, другие признавали ее лишь частично. Однако показаниями свидетелей и потерпевших все они были уличены как в собственных преступлениях, так и в понуждении малолетних к грабежу и кражам.

11 марта суд вынес приговор. П. Волков приговорен к лишению свободы на 10 лет, И. Пехов – на 8 лет, Н. Зубачев, Н. Григорьев и А. Федоров – на 5 лет каждый, – все с поражением в правах после отбытия наказаний. Остальные подсудимые осуждены на меньшие сроки.

«Правда» №69, 10 марта 1940 года.