Глава 5
Казань как место действия
В полицейском отношении Казань была разделена на шесть частей. Первая, что досталась приставу Ловейко, считалось самой аристократической. В нее входил весь центр с регулярной каменной застройкой. Вторая часть – Забулачье находилась на другом берегу протоки Булак. Третья вмещала северо-восточные улицы от Николаевской площади до Арского поля. Четвертая, тутышкинская, была самая беспокойная: в нее входили Георгиевская, Ново-Горшечная улицы, Первая, Вторая и Третья Горы, а также Суконная и Архангельская слободы. Пятую называли Закабанье, там находились Плетени и обе Татарские слободы, Старая и Новая. И наконец, Шестая часть управляла пригородными слободами – Адмиралтейской и теми, что были за рекой Казанкой.
Все путеводители твердили одно и то же: Волга сыграла с Казанью злую шутку. Она делала разворот напротив нее, не доходя до города семь верст. А старый город располагался на длинном холме, вытянутом с запада на восток. Кремль, главные улицы и Театральная площадь шли по его гребню. С запада холм омывала речка Казанка. Она отделяла сам город от его заречных слобод. На правом берегу Казанки их было целых шесть. Еще две при пороховом заводе к городу не относились, а числились по уезду.
Кремль – самая высокая точка местности, с которой открывался наиболее красивый вид. Главный вход туда – через Спасскую башню. Внутри были губернские присутственные места, дворец губернатора, кафедральный Благовещенский собор, Спасо-Преображенский монастырь, церковь Киприана и Устинии, дом архиепископа, юнкерское училище, казармы 230-го Ветлужского резервного батальона и Сумбекина башня. От прежних времен, до взятия города русскими, ничего не уцелело. Татары, правда, считали Сумбекину башню минаретом бывшей ханской мечети. И если полиция разрешала, стояли перед ней на коленях, молились.
Благовещенский собор – главный в городе. Там хранились мощи первого казанского архиепископа святого Гурия. Еще собор славился тремя образами старинного письма, подаренными Иваном Грозным.
Воскресенская улица, как уже говорилось, считалась самой парадной. Она начиналась от площади Александра Второго (Ивановской) и тянулась на целую версту, до пересечения с Университетской. Справа на ней располагались сначала городской научно-промышленный музей, за ним гостиный двор, потом духовная семинария, два суда (Окружный и Военно-окружный), военное собрание, городское полицейское управление. Слева – городская дума, лучшие гостиницы («Франция» и «Волжско-Камские номера»), два пассажа (Александрова и Черноярова) и Воскресенский собор; в самом конце – был разбит сквер перед Ксенинской женской гимназией.
Улица заканчивалась гордостью Казани – Императорским университетом, серьезным научным центром, с сильной профессурой и давними традициями, идущими еще от ректорства знаменитого Лобачевского. На четырех факультетах обучалось 818 студентов. Университет занимал обширный квартал. Раньше на философском факультете был восточный разряд. Но в 1851 году его перевели в Петербург и лишили Казань значительной части ее учености… В минералогическом кабинете хранились огромные самородки, один – золота, а второй – платины. Это был подарок Николая Первого, отобранный им у музея Горного института. Имелись также обширная библиотека, обсерватория, анатомический театр, зоологический и этнографический музеи, множество других кабинетов: зоотомический, фармакогностический, гигиенический и прочие.
Параллельно Воскресенской тянулись еще несколько приличных улиц. Большая Казанская переходила в Большую Красную, а Воздвиженская в Покровскую, которая затем становилась Грузинской. Эти две улицы упирались в знаменитое Арское поле. Когда-то здесь начиналось бескрайнее пространство, достигающее Сибири. Дорога, выходящая из города, так и называлась: Сибирский тракт. В прошлом на поле неоднократно сходились для битвы Запад с Востоком. Теперь эта городская окраина основательно была застроена. Здесь располагались женский Родионовский институт, церковь Святой Варвары, Промышленное училище, Университетская клиника, окружный военный госпиталь, водохранилище городского водопровода, Духовная академия… Вот-вот должны были достроить Коммерческое училище. Заканчивалась окраина Арским (Куртинским) кладбищем и Академической слободкой.
На самом краю города примыкала к Казанке Подлужная слобода. За ней раскинулись сначала Русская Швейцария, а затем Немецкая. Это уже дачные местности, где любили отдыхать жители. Между Швейцариями примостилась окружная лечебница для душевнобольных.
Пространство от Воскресенской улицы слева, если идти от кремля, славилась садами. Они будто вытекали один из другого: Банный, Черноозерский, Николаевский, Театральный, Державинский, Панаевский и Лядской, он же Скобелевский. Черноозерский из них считался самым обширным и благоустроенным, и лучший в городе ресторан не случайно располагался именно здесь. Ни Банного, ни Черного озера давно уже не было, их засыпали из соображений санитарии, остались лишь названия. На месте Банного озера теперь возвышалось безобразное здание цирка братьев Никитиных, из которого никак не могли выгнать за цинизм клоуна-дрессировщика Дурова.
Кроме того, слева от Воскресенской были расположены Богородицкий женский монастырь, мужское духовное училище, земская больница и обе тюрьмы: пересыльная и губернская.
Улицы справа от главной шли уже по склону холма, каждая следующая ниже предыдущей. Малая Проломная начиналась от Толкучего рынка (Толчка), где следовало внимательно смотреть за карманами. Улица была примечательна торговыми рядами: медовым, птичьим и другими. За ней шла Большая Проломная, на которой были собраны все деловые учреждения: биржа, торговые дома, банковские и нотариальные конторы. Ниже располагалась Вознесенская улица, считавшаяся купеческой и почти вся принадлежавшая старообрядцам. Здесь находились усадьбы Журавлевых, Смоленцевых, Тихомирновых, контора сахаро-рафинадного завода Ходорковского, а также вычурное здание Купеческого собрания. Еще ниже Вознесенской шел уже Булак. Все поперечные улицы, переходя за него, меняли свои названия. Здесь пролегала южная граница между чистым центром и непрестижным Забулачьем. Восточной границей парадной части служила Рыбнорядская улица, которая за Булаком именовалась уже Евангелистовской.
Собственно Булак – это протока, которая соединяла цепь из трех озер с устьем Казанки. Озера назывались Кабанами. Верхний, самый дальний, располагался за пределами города. В длину он был две версты и основательно широкий. Средний Кабан самый большой. Он был уже на городской окраине, там в парке «Аркадия» веселился гуляющий народ. Ближний Кабан (он меньше других) располагался в посадской части города. На северном его берегу главной улицей считалась Георгиевская. Между ней и озером раскинулись Пески, где были собраны публичные дома и там же находились воровские притоны. Вся окружающая местность называлась Суконная слобода. Сюда еще Петр Первый в 1722 году перевел суконную фабрику, отдав ее из казны в частные руки купца Михляева. Фабрика давно закрылась, а название осталось. Крутыми улочками Первой, Второй и Третьей Гор эта слобода была связана с Академической слободой и Арским полем. Жители Третьей Горы, кстати сказать, бахвалились ею. Эта улица единственная ни разу не горела в многочисленных казанских пожарах. И никто не мог объяснить почему. Торговым центром слободы являлась Духосошественская площадь. На ней продавали скотину, и в том числе лошадей. В торговые дни – понедельник и четверг – здесь происходило настоящее светопреставление, особенно осенью. А в остальные дни было пусто, и в балаганах селились бездомные.
Между Средним и Ближним Кабанами примостилась Архангельская слобода. А еще университетский ботанический сад. В Казани, как уже говорилось, очень любили свой университет. Все, что с ним было связано, находилось на самом высоком уровне, и сад в том числе. Далее, на востоке распологались газовый завод и летний ипподром. Выселок за ипподромом не случайно назывался Бутырским – там жулики делили неправедные деньги от скачек, отчего часто случались недоразумения. Затем уже шли загородные дачи богачей (отдельно русских, отдельно татар), Ново-Иерусалимский монастырь с летней резиденцией архиерея и лагерные бараки юнкерского училища.
Теперь о Закабанье. На южном берегу Ближнего Кабана располагались Плетени, а также Старо-Татарская и Ново-Татарская слободы. В двух последних издавна проживало коренное население. Еще Иван Грозный выселил сюда татар. Лучшие мечети, самые богатые правоверные дома, вся азиатская торговля – находились здесь. Кроме того, огромный мыловаренный завод московских промышленников братьев Крестовниковых и городская бойня. Улочки восточной окраины так и назывались: Жировка и Мыловаренная. Рядом были магометанское кладбище и слобода Поповка.
Район железнодорожного вокзала освоили недавно. Городская дума из-за этого вокзала была в долгах как в шелках. Хорошо хоть строительство водопровода удалось повесить на частный капитал во главе с известным богачом Губониным. Воду добывали из ключей при деревне Пановке, в восемнадцати верстах по Сибирскому тракту, и по трубам гнали в Казань. За сто ведер брали восемнадцать копеек, в случае пожара вода отпускалась бесплатно. Все строительство закончили в 1874 году, и через пятьдесят лет после этого сооружения водопровода должны были отойти городу бесплатно. А вот канализации там пока не было. Впрочем, в Петербурге она тоже отсутствовала.
Булак, отделяющий возвышенную часть Казани от низменной, весь был захламлен. Население превратило его в клоаку, в огромную помойку. Помимо обычного мусора, сюда сливали сточные воды сразу несколько бань. От невыносимой вони бывало трудно дышать.
Продольные улицы рассекались поперечными, создавая жилые кварталы. В лучшей части города таких имелось шесть. Самая длинная из них, Рыбнорядская, не только отделяла знатную Казань от незнатной. Вокруг нее также была сосредоточена торговля жизненными припасами, и особенно волжской рыбой. Ряды шли по обеим сторонам улицы от озера Кабан до Николаевского сквера. Рыбнорядская было вечно в грязи, а в слякоть делалась и вовсе непролазной. Никакое мощение не могло изменить ситуацию.
Поперечные улицы – особенность Казани. Кроме них, имелись еще Односторонние. Названий вроде Односторонка Кирпичного завода Лыков не встречал ни в каком другом городе.
Особняком стояла Адмиралтейская слобода, приближенная к Волге. Чтобы соединить ее с городом, насыпали длинную дамбу. Дамбы тоже считались здешней особенностью. Город на холме окружали низменные участки. Многие из них были заболочены, местность сырая, нездоровая. В весенний разлив начиналась просто беда – все вокруг заливало талой водой. Для связи с окраинами и придумали эти дамбы. Адмиралтейская стала длиной больше версты, и обошлась она казне в миллион рублей. Другие связывали центр города с Гривкой, Козьей и Ягодной слободами, с пристанями на Волге. А например, Полянинскую дамбу, что соединяла центр с Ново-Татарской слободой, весной затапливало так, что было не проехать. Но на то, чтобы поднять ее повыше, денег у городской думы не было.
Адмиралтейская слобода тоже старинная. Здесь хранились в особых сараях галера «Тверь», на которой прибыла в город Екатерина Вторая, и катер Павла Первого. Рядом на пригорке располагался старинный Зилантов монастырь. В слободе татары жили бок о бок с русскими, что было не принято в остальных частях Казани. И вполне по-добрососедски жили, кстати сказать. Поэтому тут выстроили две мечети. В быту обе национальности не ссорились. Зато синодальная церковь не упускала случая побороться за души иноверцев. Имелась даже Центральная крещено-татарская школа, в которую с трудом набирали учеников.
Неподалеку от Адмиралтейской слободы бросался в глаза самый странный казанский памятник – по убиенным воинам при взятии Казани в 1552 году. Сделанный в виде усеченной пирамиды с крестом наверху, он являлся одновременно и памятником, и храмом. Внутри в нем был расположен огромный склеп с людскими останками. Сооружение десятисаженной высоты стояло на месте братской могилы. Сколько русских пало при штурме города войсками Ивана Грозного, точно неизвестно. Но счет шел на десятки тысяч. Раз в год, 2 октября, из Зилантова монастыря сюда шел крестный ход. Проводилась особо торжественная служба в присутствии войск, начальства и обывателей. А весной, в разлив, к памятнику нужно было добираться на лодках.
Ну и, наконец, Устье – место, где Казанка впадала в Волгу. Его считали речными воротами города, которые в навигацию работали круглосуточно. Сначала, в самый пик половодья, временный дощатый городок ставили на полпути к Казанскому холму – называли его Ближнее Устье. Затем, когда вода спадала, Дальнее Устье брало дело в свои руки. В три ряда выстраивались временные балаганы. Все пароходные компании держали здесь свои дебаркадеры. А еще имелась почтово-телеграфная контора с телефонной станцией, отделения банков, приемный покой, полицейский пост, бараки для переселенцев, а также десятки гостиниц, парикмахерских, трактиров, кухмистерских, лавок и магазинов. Все, что нужно для пассажиров. Был даже синематограф! Устье считалось второй по оборотам пристанью на Волге, присоединяющей к волжским еще и камские грузы.
Ниже находилась пристань Бакалда, но она предназначалась для буксирного флота. В последнее время то, что не помещалось в Устье, стали переводить туда, и Бакалда стала оживать.
В целом впечатление Казань производила противоречивое. Улицы тут были вымощены плохим камнем, который легко истирался. Оттого в городе летом было пыльно, а осенью и весной грязно. Болотистая местность вокруг холма, отсутствие чистых озер в черте города, вонючий Булак – все это не способствовало санитарии. Имелись и необъяснимые особенности. Например, тринадцать процентов детей в Казани рождались вне брака. Это было в пять раз больше, чем в среднем по России. Но в той же хваленой Европе эта цифра была намного выше. В Париже незаконнорожденными являлось двадцать шесть процентов младенцев. А в австро-венгерском Ольмюце – до семидесяти!
Однако у города было и много достоинств. Казань называли ученой столицей Поволжья. Здесь насчитывалось целых четыре высших учебных заведения: университет, ветеринарный институт, Духовная академия и Высшие женские курсы. Тут же располагался штаб военного округа, в который входили семь окрестных губерний от Вятской до Астраханской, плюс Уральская и Тургайская области, а также Букеевская киргизская орда.
В городе имелось множество религиозных святынь: четыре собора, двадцать восемь приходских храмов, двадцать два домовых, три военных, четыре часовни. Семь монастырей! А еще римско-католическая и лютеранская церкви. И кроме них, четырнадцать мечетей.
Инородческого населения в Казани было немного – только одиннадцать процентов. Еще пять – старообрядцы. А православных подавляющее большинство – восемь человек из десяти. Сюда входили и чуваши с марийцами. А также имелись евреи, поляки, немцы, армяне и персы. Но с виду казалось, что татар в городе намного больше. Это потому, что они были бойкими и трудолюбивыми, вот и попадались на каждом шагу…
Промышленность в Казани была развита средне. Всех фабрик и заводов насчитывалось аж восемьдесят три. Но из них серьезные обороты показывали Крестовниковы с Алафузовыми и еще паровые мельницы Журавлевых. Дымили четырнадцать кожевенных заводов, два водочных и два пивоваренных. А прочих фабрикантов впору было рассматривать в лупу…
Лыков, будучи честным туристом, с путеводителем Загоскина в руках обошел все интересные места. Начал, конечно, с кремля. Как бывший солдат, он во всех городах посещал в первую очередь военные храмы. Тут тоже помолился в церкви Нерукотворенного образа, находящейся внутри Спасской башни. Изучил всю Воскресенскую, затем в университете посетил анатомический театр, в котором ему захотелось увидеть скелеты двух знаменитых разбойников, после казни в 1847 году помещенных здесь. За Быковым числилось сто пять убийств, а за Чайкиным девяносто. Обоих кое-как поймали и забили палками до смерти.
И тут Чайкин, отметил невольно сыщик…
После университета Лыков зашел в церковь Петра и Павла, поразительной красоты и необычной отделки, и остался там надолго. Ничего подобного Алексей Николаевич раньше никогда не видел. Прихожане рассказали гостю, что в храме бывал Пушкин, а в церковном хоре пел Шаляпин. Неудивительно. Какие росписи! А семиярусный иконостас!
Еще экзотики ради турист заглянул на Сенную площадь, центр татарской торговли. Не Тифлис, конечно, но тоже интересно…
В Богородицкий монастырь он не пошел, отложил на завтра. Там будет уже не туризм, а служба.
Завершил день коллежский советник визитом к начальнику Казанского ЖППЖД[18] подполковнику Ахматову. Там он выполнил приятный долг: похвалил смелые действия унтер-офицера Шавкина. Подполковник выслушал с удовольствием и обещал наградить храбреца.