По обе стороны фронтира. Часть первая (А. А. Волков, 2015)

Глава первая

1825 год, юго-восток Великих Равнин

Черный Медведь был счастлив. Его пригласили в палатку к самому Бьющему Орлу на совет. Признаться, Медведь даже не ожидал подобного. В свои семнадцать зим он, правда, уже был обладателем четырех ку, но сколько воинов в племени имели подвигов намного больше? Разумеется, они все были приглашены – и даже раньше Медведя, но сам факт, что теперь юноше предстояло разделить общество с наиболее храбрыми соплеменниками, говорил о многом. Отметили, оценили, почтили доверием.

Собравшиеся чинно сидели, угощались согласно обычаю, и вообще. Вели себя так, словно просто собрались вместе, не предполагая решать каких-либо дел. Всему свое время. Прежде – совместная трапеза, и лишь потом Бьющий Орел поведает о своих планах. В ответственных вещах спешить не следует.

Наконец с угощением было покончено, и теперь наступил черед разговоров.

Всем уже было известно – Орел накануне постился, а затем совершил положенные магические обряды. Следовательно, речь пойдет о военном походе. Давно пора. Потом начнется сезон Большой Охоты, и будет поздно.

– Я решил, – провозгласил Бьющий Орел, – идти за добычей к бледнолицым. Скрытно пройдем прерией к реке, обустроим лагерь и нанесем удары по поселениям. Там будет чем поживиться. Каждый сумеет совершить свои подвиги. Сколько хочет.

– Поселения далеко, – заметил Одинокий Волк. Он был уже в годах, славой превышал Орла, только прожитая жизнь сделала его спокойным. Каждый шаг взвешивался, каждое последствие учитывалось. Даже трудно сказать, хорошо ли подобное для воина? С одной стороны, хорошо. С другой – неторопливость в решениях порою переходила в какую-то осторожность, странную у такого уважаемого человека. – Успеем мы вернуться до Охоты?

– Должны успеть. Пойдем быстро. Удары будут подобны молниям. Бледнолицые не успеют проснуться. Новый месяц успеет едва народиться – и мы двинемся обратно с добычей. Бледнолицые не смогут задержать нас или помешать движению.

– Всякое случается под Отцом-Солнцем и под Луной, – возразил Волк. – Бледнолицых становится больше. Они – серьезные противники.

С последним утверждением все согласились. Принижать врага – значит принижать подвиги в борьбе. Что толку одолеть заведомо слабого? В набеге важна не только добыча, но и слава, которая достанется храбрым воинам.

Последний дальний поход был уже настолько давно, что молодежь в нем не участвовала по возрасту, да и многие воины постарше тогда были еще юны.

– Чем больше бледнолицых, тем больше поселений. Чем больше поселений, тем больше мест для удара. Чем больше ударов, тем больше добычи и славы.

Тут тоже возразить было трудно. Но Волк все же нашел довод.

– Чем больше ударов, тем больше времени. Бледнолицые могут собраться с силами. Вспомните, в последнее время они делают это быстрее. Если мы будем уходить от них, петляя, обратная дорога будет долгой. Бизоны собираются в стада. Поход – доблесть. Но нельзя забывать о судьбе племени. Большая Охота дает мясо на весь год.

– Мы успеем, – твердо произнес Орел.

Трубка уже дымилась. Будущий предводитель похода первым затянулся и передал священный предмет по кругу.

– Лучше идти в поход ближе к стойбищам. Или после Охоты. – Волк припадать к трубке не стал, давая понять – участвовать в предприятии он не будет.

– Ближе меньше добычи. У апачей нечем разжиться. Только славой, – следующий по очереди Крепкое Дерево вымолвил и втянул в себя дым.

– Слава – лучшая награда для воина. – Левая Рука взял трубку, подержал и передал дальше.

Но все же большинство делало затяжку, соглашаясь с предложением Бьющего Орла. А уж кто помоложе – поголовно. Дальний поход – больше уважения. Как раз подобное предприятие они ждали уже долго, просто сами по небольшому опыту возглавить его не могли, а воины постарше до сих пор молчали. Понятно, Черный Медведь проголосовал за выступление. До Охоты, если подумать, еще далеко. Успеют вернуться.

Участников набралось много. Решение пришло.

Расходились молча. Все уже было сказано. Теперь требовалось оставить Орла одного. Ему еще надлежало заняться военной раскраской, переведя подготовку на новый уровень.

В полдень из типи Бьющего Орла послышался бой барабана. Он призывал воинов на подвиги и служил предупреждением врагам – если бы те могли его услышать. Затем сильный голос Орла затянул военную песню.

Пение послужило сигналом. Отовсюду к типи потянулись те, кто решил разделить с Орлом трудности и славу предстоящего похода. Воины принялись подтягивать, и пение стало мощнее. Оно продолжалось почти до вечера. Пусть слышат и люди, и духи – воины идут на подвиги.

Ближе к вечеру все сели на коней и медленно, гуськом поехали по селению. Пение продолжало звучать, сзывая тех, кто до того колебался, и вышедшие наружу женщины потихоньку стали подпевать отважным воинам.

Шелест Травы ехал на одном коне с Рогом Бизона. Пусть люди помнят, как в одной из жарких схваток лошадь под Рогом пала под ударом вражеского копья, однако Шелест Травы, один из самых умелых разведчиков племени, подскакал к оказавшемуся под угрозой товарищу и вывез его из гущи конной свалки.

Черный Медведь находился гораздо ближе к хвосту процессии, ну так сообразно заслугам на большее претендовать он пока не мог. Оставалось подбадривать себя – все еще впереди.

Невысокого роста, как все команчи, юноша в то же время был широкоплеч и посильнее даже многих бывалых воинов. Статная красота Медведя заставляла многих девушек посматривать на него с интересом, а порою – не только посматривать, и все же жениться ему, по общему мнению, было чуть рано. Вначале надо славы добиться, потом доказать, что сможет быть кормильцем, и уж тогда…

Сам он заглядывался на Гибкую Тростинку. Девушка уже входила в возраст и была настолько хороша первой юной красотой, что служила предметом соперничества не одной лишь молодежи. Пока она не отдавала предпочтения никому, но чувствовалось: недалеко время, когда к ней начнут свататься. Хотелось бы успеть первым, да для успеха требуется нечто большее, чем просто медвежья сила.

Отряд четырежды, как было завещано предками, проехал по селению. Время от времени кто-нибудь из мужчин не выдерживал, присоединялся к кавалькаде. Партия росла с каждым разом. Даже те, кто возражал на совете, меняли мнение. Как, например, Верная Рука.

Ночью повсюду царил покой. Надлежало выспаться перед грядущими трудами, отдохнуть, и воины сполна пользовались последней возможностью.

С самого утра начались сборы. У входа в типи на подставках из копий были выставлены щиты. Отец-Солнце за день передаст им часть своей магической силы. Тем временем воины собирали припасы, готовили оружие и одежду. Луки, стрелы, копья, томагавки, ножи… Кое-кто из наиболее славных и удачливых осматривал имеющиеся у них ружья, укладывал порох и пули.

С наступлением темноты чуть в стороне вспыхнул большой костер. Выступавшие в поход воины, уже раскрашенные, в военных костюмах, начали образовывать круг с единственным проходом. То поодиночке, то вместе под рокот барабанов и песни они вели Военный Танец. Иногда подходил кто-то из стариков, дожидался паузы в пляске и рассказывал о прошлых походах и собственных заслугах.

– Отец-Солнце, ты видел меня делающим это. Мать-Земля, ты видела меня делающим это. Не позволяйте мне дожить до следующего лета, если я буду говорить ложно, – то и дело звучала магическая фраза.

Слушатели одобрительно хлопали, кричали, топали ногами. Били барабаны, гремели трещотки, и пляска возобновлялась – до следующего рассказчика.

Бывшие здесь же жены уходящих, а то и просто подруги восторженно взирали на действо. Порою один или другой воин удалялся со своей женщиной в темноту. Надо же побыть вместе напоследок!

Медведь тоже прервал танец, скрылся в темноте вместе с Пышным Кустиком и даже услышал признание – его будут ждать. Только сейчас юношу гораздо больше волновал поход, чем дальнейшие любовные забавы и чем даже обретение собственной семьи. Воин прежде показывает, чего стоит, а женщины… Да никуда они не уйдут!

Хотя… Если бы сюда пришла Тростинка! И если бы она произнесла те же самые слова! Хотелось бы, чтобы в собственном типи стройная женщина трудилась не покладая рук ради своего любимого мужа, воина, охотника…

Ближе к рассвету Бьющий Орел торжественно вышел на середину и провозгласил:

– Выходим! Будьте все храбрыми, чтобы никто из живущих и ушедших не смог обвинить нас в трусости! Пора!

Он первым удалился в сторону поселка. Последний танец – и туда же потянулись остальные. Лошади уже ждали хозяев, снаряжение было уложено, и надо было успеть выступить в путь до рассвета.

Молчаливые всадники сошлись на окраине, постояли, поджидая припозднившихся, а затем Бьющий Орел махнул рукой, и полторы сотни храбрых воинов двинулись в путь.

Туда, где их ждала слава и богатая добыча.

Северо-запад Тешаса

В пути питались главным образом охотой. Не сказать, чтобы дичи было в избытке на полторы сотни воинов, однако кое-как хватало. Взятые с собой припасы следовало поберечь на крайний случай. Да и должен ли воин бояться мелких трудностей, когда ему самая большая опасность не страшна?

Первый случай – разумеется, пустыня. Какие-нибудь робкие души вообще могли бы посчитать ее непреодолимой, но на деле главное – взять достаточно воды для коней и стараться не совершать остановок. Пара дней – и отряд уже по ту сторону песков.

Здесь уже пошли чужие территории. Черный Медведь, впервые попавший в здешние края, подобно другим молодым воинам, втайне думал: тут все будет иным. Оказалось, нет. Те же травы, вначале проплешинами, потом – сплошным ковром, то же небо над головой, то же солнце днем и те же звезды ночью.

Он вертел головой, сознавая – сейчас чрезмерное любопытство отнюдь не является пороком. Воин обязан знать местность, по которой проходит путь. Он должен замечать все: и следы зверей, и где может протекать ручеек, и тем более следы будущих врагов. Потому смотреть надо постоянно и везде. На горизонт, за которым может скрываться добыча, на землю, где оставлен след…

Со следами было негусто. Если попадались, в основном старые, случайно не смытые дождями. Животные явно предпочитали держаться подальше от песков, людей же пока вообще не было. Что тут делать людям в отсутствие добычи?

Ночью небо скрылось за тучами, и пошел дождь. Он старательно поил истосковавшуюся по небу землю, давал рост травам, заодно – обмыл пропотевшие в походе тела воинов. Вначале моросящий, слабенький, где-то к полуночи дождь взялся за дело всерьез, перерос в настоящий ливень.

Теперь стало хуже. Потоки воды подтекали под пытавшихся заснуть воинов, одеяла и плащи насквозь промокли, и ощущения были – словно пытаешься заснуть посреди неглубокого ручья. Разве что рыбы вокруг не хватало для полноты картины.

Увы! Отряд шел налегке, и никто не взял с собой палатки.

Медведь несколько раз вставал, пританцовывал, стараясь хоть немного разогреть закоченевшие мышцы. Затем ложился опять, однако в эту ночь духи сна за неведомые грехи решили наказать юношу своей немилостью.

Вода с небес перестала литься только под утро, но еще на рассвете небо было затянуто сплошняком, и увидеть восход светила так и не удалось.

В путь пришлось выступить невыспавшимися, усталыми. Старались не показывать вида, настоящий воин не жалуется на судьбу, и все же бодрость удавалось изображать с большим трудом. Но попробуй скажи – товарищи засмеют, и не видать тебе ку, даже если совершишь небывалый подвиг.

Бьющий Орел прекрасно понимал чувства воинов. Надо было как-то взбодрить отряд, и тогда вместо движения вперед вождь объявил охоту. Все равно требовалось обеспечить отряд едой, а испытания бодрят всякого, с детства любящего опасность.

Два бизона дали достаточно мяса. Пока одни свежевали добычу, другие выкопали яму, укрыли ее шкурами, сделав некое подобие посуды. Третьи натаскали воды из далекого ручейка. Четвертые развели костер, раскалили в нем камни и бросили их в воду. Туда же последовало мясо. Обычный способ варки. По мнению бледнолицых, как рассказал Бьющий Орел, мясо получалось недоваренным, но если вдуматься – смешно. Насколько же требовалось быть избалованным, чтобы не почувствовать всю прелесть и аромат свежей еды! И такие противники еще кому-то кажутся грозными!

Куда им до настоящих воинов!

Но – какими бы ни были враги, в один из дней далеко на горизонте вырос и потянулся к небу черный столб дыма. Объяснений не требовалось. Кто-то обнаружил идущий в набег отряд и теперь оповещал всех зрячих о грядущем нападении.

Раз извещал, следовательно, другие люди находились в относительной близости. Другой ли дозор, стоянка племени, но скорее – укрепление бледнолицых, о появлении которого уже ходили слухи, однако никто из команчей его пока в глаза не видывал. Лишь слышали – где-то здесь есть, причем вроде достаточно сильное, чтобы просто взять и захватить с налета, а дождаться ночи, если уже обнаружен, и попытаться проникнуть… Лучше уж обойти. Те, кто поопытнее, Бьющий Орел и другие, прекрасно знали – крепости бледнолицых захватить почти невозможно. На лошадях ворваться внутрь не получится, валы и частоколы укрывают солдат от стрел, зато ответный огонь из ружей и пушек наносит нападающим существенные потери.

Последовал взмах руки, и команчи послушно свернули чуть в сторону, загодя обходя опасное место. Медведь про себя возмутился, все-таки тут представлялся случай заработать ку, только в походе решает вождь. Остальным надлежит выполнять его указания. Решил Бьющий Орел не ввязываться в бой с сильным врагом, так тому и быть.

Ничего, есть иные поселения. Подальше отсюда и ближе к реке бледнолицые устроили плантации и пастбища. Там у них нет пушек и солдат, зато имеется многое, что станет желанной добычей. Лошади, быки, железная утварь, оружие, ткани – только успевай забирать. Ехали не сомневаясь – кто-то издалека следит за ними. Разведчики разошлись широким полумесяцем, однако противник затаился умело, ничем не проявлял себя.

Стелющийся Змей и Шелест Травы, лучшие разведчики племени, незаметно исчезли среди трав. Так, словно их никогда не было среди продолжающего движение отряда.

Им предстояло важное дело – подобраться к укреплению бледнолицых и рассмотреть его получше. Какая ограда, можно ли подкрасться вплотную незамеченным, много ли там воинов… Все ведь требуется знать. Даже если не сейчас, знания пригодятся в дальнейшем. Просто крепость – не обычное поселение, даже не город (впрочем, действительно больших городов команчи не видели), и к налету на нее надо готовиться особенно тщательно.

Но не может же быть поселение без слабых мест! Как его ни укрепляй…

Северо-запад Тешаса. Крепость Свято-Ильинская

Прерии отсюда, со стены, казались безбрежным морем. Травы колебались подобно волнам, главное же – не было им ни конца ни края. Лишь немного в стороне справа раскинулась рощица, чем-то напоминавшая издалека остров в океане.

Пустынное раздолье. На десятки верст – ни одного поселения. Да и кто решит обосноваться здесь, вблизи к северо-западной границе Тешаса, когда свободных и безопасных земель – пруд пруди? Самая крайняя точка укреплений. Край света.

– Дядька Мирон! Дым! – Огнев был парнем глазастым да и внимательным. Кто-то мог отвлечься от созерцания неменяющегося пейзажа, но Лука – никогда.

– Где?

Но дым стал уже гуще, лишь слепой не заметит, и Мирон встрепенулся.

– Тревога! Дуй к штабу!

Не прошло и минуты, как тревожно забил барабан. Солдаты бросали работу, торопливо натягивали амуницию, разбирали ружья. Вдруг нападение?

– Что случилось? – штабс-капитан Максимов, старший в укреплении, выскочил в сюртуке, однако шашка была при нем, подзорная труба – тоже, а что еще надо?

– Дым, ваше благородие!

– Вижу-с, – Максимов вскинул трубу, обозревая окрестности.

Был штабс-капитан немолод, уже под сорок. Выслужился из солдат в Отечественную, а тут полк перевели в здешние края. Военная судьба капризна. Куда только не кидала! То в снега и грязь Восточной Пруссии, то в болота Финляндии, то от границ Отечества до Тарутина и обратно – до Парижа. Теперь вот вообще…

Кроме тревожного сигнала, все было обычным. Максимов привычно потер левую щеку, на которой осталась память о дне Бородина – сабельный шрам налетевшего польского кавалериста.

Остальные офицеры уже подтянулись сюда же и тоже всматривались в безмятежный покой прерии. Сотник Карпов, лет на пять моложе коменданта, оба субалтерна – поручик Блохин и подпоручик Маркес, Трухачев, артиллерист. Три последних были молоды, службу начали относительно недавно и еще рвались к воинским подвигам и немеркнущей славе.

– Налет? – Трухачев вопросительно посмотрел на товарищей. Мол, не пора ли вызывать номеров к орудиям?

– Подождем-с, – откликнулся Максимов. – Пока не факт.

Зачем же держать людей на стенах в отсутствие реального врага? Лишь измотаются ожиданием, а тревога еще может оказаться ложной. Не в смысле – ничего не произошло, но происшествие – не обязательно появление противника. В любом случае налетчиков будет видно издалека, и времени на подготовку к встрече более чем достаточно.

Греков согласно мотнул головой и принялся раскуривать короткую трубочку. Остальные офицеры были более напряжены.

Нет, им доводилось участвовать в мелких стычках, но не так уж часто. Волнение перед боем – вещь естественная и у каждого проявляется по-своему. Точно так же, как каждый пытается волнение скрыть.

Солдаты толпились во дворе, но пока – вне строя. Кто-то просто сидел в тенечке, кто-то чистил амуницию или ружье, кто-то грыз сухарь, кто-то курил заветную трубочку. В полной зависимости от личных предпочтений.

Негромко переговаривались, терпеливо ждали. Тут волнения практически не было. Если схватка, так дело служивое. Но захватить форт любому вероятному противнику было настолько трудно, что повода для страха фактически не было. Хотя лучше бы, чтобы все обошлось. Не дело проливать чужую кровь без особой на то причины.

В столкновении с регулярными войсками крепость вряд ли сумела бы устоять. Только регулярным войскам здесь взяться было неоткуда, а для немирных туземцев укрепления были фактически непреодолимы. Высокие земляные валы, сухой ров, четыре орудия, два батарейных и два легких; ворота, и выходящие на северо-запад, и выходящие на юго-восток, дополнительно укреплены металлическими полосами. Тут артиллерия нужна, а штурмовать что в конном, что в пешем строю бесполезно.

Вдобавок, форт стоял на высоком пригорке. Во все стороны открывался прекрасный вид, подобраться незамеченным с любого направления не сумел бы ни один человек. В общем, довольно надежное место.

Протекающая неподалеку река, скорее даже речка, снабжала гарнизон дополнительно рыбой. Не богато, и все ж разнообразие. За пределами стен были разбиты огороды – куда же без зелени? Но основное умещалось внутри.

Несколько длинных казарм, глинобитные домики для семейных солдат, штабное здание, офицерские помещения, простенькая деревянная церквушка, многочисленные служебные здания – цейхгауз, амбары, овины, конюшни, коровник – все, что требуется для жизни в суровом краю.

Два колодца давали достаточно воды, продуктов хватало, и можно было выдержать сколь угодно долгую осаду. Если таковая вообще последует. Чего уж бояться? Ну подойдут, в крайнем случае, поближе, испытают на себе ядра и картечь да и умчатся восвояси. При прежней смене подобное случалось пару раз. Покажется мало – можно поучить еще.

– Кто-то скачет. – Глазастый Карпов заметил всадников быстрее, чем вооруженный подзорной трубой штабс-капитан.

Впрочем, тот как раз в данный момент не смотрел, а беседовал с фельдфебелем по поводу приближающегося обеда. Важное дело – солдат кормить. Вопрос в одном – подождать с выяснением обстановки или проделать это прямо сейчас, пока еще тихо?

– Кто?

Вопрос прозвучал с едва заметной ноткой тревоги. Не в том смысле, что офицеры боялись, однако им надлежало дать команду, а тут главное – не опоздать. И торопиться тоже не тянуло.

– Трое. – Максимов уже вскинул свою трубу, однако отвечал по-прежнему Карпов. – Апачи.

Липан-апачи уже года четыре были прикомандированы к казакам, хотя в казачье сословие их еще не записали. Имелись против них кое-какие возражения. Все-таки союзником племя стало, а вот насколько надежным…

Имелись у них враги, с которыми дрались невесть сколько лет. И все же пара налетов на ставшую русской территорию, – пусть несерьезных по большому счету, так, угнали небольшие табуны, – вынуждала относиться с некоторой опаской. Начнут грабить всех подряд, да еще на государственном снабжении порохом и огнестрельным оружием! И что тогда подумают о власти?

Всадники с налету проскочили через по-мирному раскрытые ворота. Неказистые, но на редкость выносливые индейские кони тяжело дышали после долгой стремительной скачки.

Один из наездников соскочил, сделал шаг к подошедшим офицерам. Правая рука индейца свободно опустилась, а затем сделала волнообразное движение, словно пытаясь изобразить змею.

– Команчи, – прокомментировал Ваня, крещеный индеец, исполняющий в крепости роль переводчика.

– Знаю-с, – сказал Максимов.

Живя в определенном иноплеменном обществе, поневоле ознакомишься хоть с некоторыми словами и знаками.

– Много, – по-русски добавил гонец.

Слов ему не хватало, потому он принялся показывать кисть руки.

– …девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два… – вслух считал Трухачев. – Тридцать. Полторы сотни воинов. По местным меркам – достаточно.

Все относительно. В Европе такое число вызвало бы лишь смех. Да и то – если вспомнить партизанский опыт, сотня кавалеристов на коммуникациях – сила.

Здесь тоже: на бескрайних просторах сотня проворных и отважных всадников могла натворить бед. От регулярных войск легко уйдут, а мирные жители такому числу сопротивляться не смогут. Ясно ведь – индейцы с Великих Равнин приходят исключительно за добычей. И отнюдь не воинской. Регулярная армия им не по зубам.

Одна радость – новые поселенцы, хлынувшие в Тешас, предпочитают селиться в более защищенных местах где-нибудь поближе к Рио-Гранде. В крайнем случае – на северо-востоке губернии поближе к территории Войска Тешасского. Земель в избытке, зачем же подвергаться напрасному риску?

– Куда пошли? – спросил штабс-капитан.

Индеец указал направление. В здешних прериях не было проложенных дорог, зачем они конным, как не было названий у большинства мест. Даже на карте изображать особо нечего. Лесок, речка, холм повыше, а так – сплошные травы.

Вольные племена, кочующие из одного места в другое, самое ценное имущество – конские табуны, за которыми и идет порою охота со стороны любителей поживы.

Впрочем, команчи уже давно были врагами здешних мест. Задолго до появления русских. Далеко не мирный народ, выше прочего ставящий доблесть воинов и охотников.

Как и апачи, выступающие их противниками. Ведь даже слово «апач» означало «враг». С разницей – апачи почти свои, а команчи – чужие. Да и команчи живут уже вне русской территории. По этому признаку – явно не подданные далекого императора. В то время как с липанами еще испанцы заключили союзный договор, и он был подтвержден новыми владельцами края.

В долгой борьбе верх стали одерживать команчи, так что оставалось их противникам? Враг моего врага…

– Липан пойдет туда, – с некоторым трудом гонцу удалось сконструировать фразу из знакомых слов. – Липан скоро знать о команчи.

Тяжело вздохнул штабс-капитан. Ему надлежало принять меры, но легко ли найти вражеский конный отряд на бескрайних просторах? Ненамного легче, чем пресловутую иголку в стоге сена. Да еще – пехотой. А свои две – это не лошадиные четыре.

Конечно, можно взять свободных лошадей и посадить на коней хотя бы десятка три солдат. Плюс – казаки. А на бой пехоту спешить, дисциплинированные войска всегда превосходят любую банду, как бы ни были умелы участники последней. Они-то выступают каждый сам по себе, а против них – слаженность, делающая такое же количество людей многократно сильнее.

Пожалуй, так и придется сделать. Пропустишь вторгшийся отряд раз, другой, и команчи, со свойственным примитивным племенам мышлением, воспримут отсутствие ответных мер слабостью. Тогда такое начнут творить – только держись. Не говоря о том, что они натворят прямо сейчас, если выйдут к поселениям.

Люди ценят лишь силу. Следовательно…

– Мы выступаем в поход, – твердо ответил Максимов гонцу. – Где мы встретим ваших воинов?

Радостно шевельнулись за спиной офицеры. Гарнизонная жизнь бедна на события.

– Поручик Блохин! Остаетесь за старшего. С вами – поручик Трухачев, – уже официально оповестил Максимов, и лица названных разочарованно вытянулись. Они уже рассчитывали на прогулку.

Но Блохин являлся прямым заместителем, артиллерист поневоле был прикован к форту. А вот Карпов с казаками куда нужнее в поле. Да и Маркес лишний не будет. Должен же в отряде быть еще один офицер. На всякий случай.

К самостоятельным действиям пока не пригоден, горяч, но под отеческим присмотром… Надо же учить молодежь.

Кое-как договорились о месте встречи.

Вокруг уже царила суета сборов. Блохин деловито выбирал солдат, фельдфебель готовил потребные в походе запасы, артиллеристы выкатывали легкое орудие, которому предстояло играть роль главного огневого средства. Хорошая штука – картечь против кавалерии.

Сюда бы драгун, тоскливо подумал штабс-капитан. Не дело пехоты гоняться за конными по степи. Но – уж что есть. О чем только думают в штабе? С другой стороны, с кавалерией просто беда. До сих пор не могут перебросить еще хотя бы полк. Хотя в здешних просторах даже кавалерийской дивизии будет мало.

– Выход после обеда. Надеюсь, дня в три уложимся. Но продуктов взять на неделю, – распорядился комендант.

Он-то уже имел опыт – весьма немалый.

Лучше уж лишний вес потаскать, не убудет, чем потом сожалеть о собственной неподготовленности.

Ох, не хотелось рыскать по прерии! Одна надежда – союзники-апачи найдут извечного врага возможно быстрее.

Не обязательно же уничтожать. Достаточно просто выгнать. Если получится.

Но почему бы и нет?

Прерии на северо-западе Тешаса

Змей и Шелест догнали партию ближе к вечеру перед самой остановкой на ночевку. Отряд шел, стараясь не оставлять следов, всячески маскируясь, но возможные пути были намечены заранее и старательно выучены каждым воином. Бывавшие некогда в здешних краях еще перед походом подробно нарисовали весь предполагаемый маршрут, объяснили его, да так, что понять не составляло сложности. Не обязательно бывать где-то прежде, вполне достаточно выслушать знающего человека.

Место для ночевки было выбрано заранее – по советам опытных людей. Небольшие холмы давали некоторое укрытие, неподалеку был ручей, а уж разбить под прикрытием склона походный лагерь – дело нехитрое. Ужин, костер…

– Валы, стены… – перечислял Стелющийся Змей. – До них – открытое пространство. Взять такую нелегко. Бледнолицые могут спокойно расстреливать воинов, а сами будут в безопасности от наших стрел. И незаметно не подобраться. Внутри самое малое – двадцать полных рук воинов. Женщины там тоже есть. Немного.

На счастье Максимова, экспедиционный отряд вышел через противоположные ворота не медля и потому остался незамеченным прибывшими позже разведчиками.

Вернее – кому-то на счастье, а кому-то – на беду.

Бьющий Орел извлек священную трубку и первым втянул из нее дым.

– Крепость мы брать не будем, – изрек он. – Она нам не мешает. Обратно пойдем другой дорогой.

– Пусть стоит, – согласился с ним Змей, бережно принимая трубку. – Крепости не двигаются. Опасны они лишь для тех, кто пытается взять их налетом.

Речь шла не о страхе. Но когда цель набега – добыча, следует избегать сражений.

– Мы двинемся к Волчьим горам. – Орел чуть прикрыл глаза, помогая тем себе в размышлениях. – Оттуда дойдем до реки. Вдоль нее хватает поселений бледнолицых.

Он был вождем, и решение целиком принадлежало ему. Да никто не возражал. Орел действительно знал, что делал, выбирая оптимальные маршруты и определяя цели. Не зря в далекой юности вождь уже бывал здесь – еще в качестве простого молодого воина.

Трубка завершила круг, вернулась к вождю. Кто-то тихо запел, и остальные подхватили мотив. Как-то дружно, не сговариваясь, от пляски решили воздержаться. Прерия казалась безжизненной, по всем сторонам расположились разведчики, однако пока лучше не привлекать внимания возможных соглядатаев. Им ведь не обязательно подкрадываться вплотную. Вполне достаточно определить примерное место отряда. Кто-то сигналил дымом. Почему бы не предположить, что неведомый, а скорее – прекрасно известный враг рыщет вокруг в поисках налетчиков?

Схватка хороша для славы, зато плоха для набега. Еще успеют подготовиться, ценное угнать подальше или запрятать, сами уберутся, вместо себя пришлют солдат… Но не за тем же шли!

Черному Медведю выпало дежурить под утро. Укладываясь спать, он еще слышал, как Орел затянул молитву духу-покровителю, прося поддержки и защиты в начинаниях.

Дух укрепляется, если человек знает – высшие силы наблюдают и всегда готовы помочь своим людям.

Шли ходко. Пехота, посаженная на лошадей, кавалерией в полном смысле не являлась, однако верхом умел ездить каждый. Сражаться – дело иное, но сражаться солдатам в любом случае предстояло пешими. Тут главное – скорость. Успеть перехватить, пока незваные визитеры не наделали дел. А что? Запросто, примеры уже были. Наездники они лихие, до Рио-Гранде дойти им раз плюнуть, а там устроят где в потайном месте временную стоянку, а сами начнут нападать на всех, кто окажется в относительной близости. Лошадей и скот угонять, людей большей частью убивать – пленников надо кормить, а брать на себя подобную обузу команчи не хотят.

Да и зачем пленные охотникам? Добро бы землю обрабатывали, тогда лишние руки всегда нужны. А за бизонами скакать индейцы могут и сами. Даже никаких ремесел практически нет. Кроме самого необходимого, вроде пошива одежды и обуви. Даже гончарное дело неизвестно. Так что женщины какой-то шанс на жизнь имеют – и только. Если это можно назвать жизнью. Ну, может, еще дети. Из которых воспитают подлинных дикарей.

Обитаемые земли прикрыть требовалось обязательно. Иначе какой смысл в армии? Вот если бы еще найти вторгшуюся банду! Они же стараются не оставлять следов, а направлений в прерии великое множество.

К вечеру присоединились союзники-апачи. У них был свой интерес. Команчи – естественные враги, войны с которыми идут настолько давно, что никто не помнит, когда и с чего все началось. Индейцев набралось сотни полторы. Все с ружьями, лишь в качестве холодного оружия привычные им томагавки: сабля требует умения, а его как раз не было у детей прерий. Это же не природные казаки, у которых отец с младых лет учил сына владеть клинком. Зато у каждого имелось при себе копье, оружие не менее грозное, чем прославленная казачья пика.

Заночевали вместе. Кое-кто из солдат или казаков был знаком с отдельными воинами липан-апачей. По слухам, когда-то они доставили немало хлопот испанцам, но болезни, войны сильно сократили их число, и вражда потихоньку сменилась сравнительно нормальными соседскими отношениями. Тем более враг и у колонистов, и у исконных обитателей земель был один. Теперь липаны довольно мирно уживались с новыми властителями. Более того – многие из индейцев по примеру некоторых племен стремились быть принятыми в казаки.

В путь двинулись с первыми лучами солнца. Как союзники определяли путь налетчиков, оставалось тайной, но вели они отряд довольно уверенно, словно перед ними были открыты все секреты однообразной степи.

– Мы перехватим команчей у Волчьих гор, – через переводчика поведал Максимову вождь.

У Волчьих так у Волчьих. Главное – перехватить, пока те не натворили бед.

– Далеко? – все-таки офицеры еще плохо знали местные названия, а карты до сих пор грешили неточностями. Буквально не хватало людей для подробного картографирования местности, и до здешних далеких и практически ненаселенных земель у начальства никак не доходили руки.

– День и еще полдня пути.

И с расстояниями – беда. Пока еще приучишь пользоваться привычными верстами. Ходить-то можно по-разному. За день можно и сорок верст отмахать, и всего десяток. Хотя темп сейчас задавали индейцы.

Прерия вокруг дышала разнотравьем. Довольно редкие здесь дожди прошли дня четыре назад, и влаги неприхотливым растениям вполне хватало для пышного роста. Если бы еще так не палило солнце! Максимов даже разрешил солдатам расстегнуть верхние пуговицы и ослабить галстуки. До бдительного ока высокого начальства было далеко, можно было позволить некоторые вольности в форме. Легче на походе – легче будет и в бою.

Штабс-капитан прекрасно помнил свои долгие марши. Натруженные ноги, стекающий из-под кивера на лицо пот, пропотевшую насквозь одежду, тяжесть ружья на плече… Тут-то, верхом, еще куда ни шло. Но тоже с непривычки можно натереть себе ноги так – ходить потом не сможешь.

Шли быстро. Часть индейцев вместе с казаками раскинулись вперед и широко в стороны, играя роль дозоров и разведки, а основное ядро двигалось более компактно. Приходилось вести провиант, не кормиться же охотой!

Только время терять…

Глава вторая

Запад Великих Равнин

Путь был не близок. Настолько, что в его начале посланники и вообразить не могли огромные расстояния, лежащие между ними и целью. Дни шли за днями, а равнинам все не было конца. Приходилось соблюдать осторожность. Не все обитатели являлись друзьями. Да и помимо них вполне могли оказаться где-нибудь бледнолицые. А встреча с ними вообще оказалась бы чреватой.

Во всяком случае, посланники думали именно так. Им не приходило в голову, что белые люди тоже бывают разными и далеко не каждый обратит внимание на небольшой отряд. Если и обратит – еще не факт, что за этим последует нападение. Требуется быть очень уверенным в собственных силах, чтобы совершить подобное на индейской территории. Но сегодня индейская, а завтра? Времена стали меняться – и почему-то лишь к худшему.

Ночевать приходилось прямо на земле. Питаться – тем, что даст охота, ведь взятые с собой припасы были невелики и посему откладывались на черный день.

Никто не роптал. Подумаешь, путешествие! Разве есть повод для жалоб?

Осторожность – не трусость. Нехитрая мысль известна каждому молодому воину. Отвага необходима и на охоте, и на войне, однако порою требуется перед решающим ударом незаметно подкрасться к противнику ли, к добыче… Сейчас вот – просто добраться до нужных мест, узнать, как там и что, поговорить с вождями. Это намного важнее любой самой славной стычки.

Но как же далеко!..

Сан-Антонио, столица штата Тешас

Дом де Гюсака был в меру роскошен и в меру скромен. Этакая золотая середина. Весьма приличное пристанище для старого холостяка, в тишине и покое доживающего свои дни. Немолодой французский аристократ, давным-давно покинувший родину и настолько прочно обосновавшийся в Новом Свете, что, вернувшись в Европу, довольно быстро затосковал и менее чем через год вновь объявился здесь. В некогда родной Франции все уже казалось чужим. Как говаривали древние мудрецы, в одну реку не войдешь дважды. Чужие земли давно стали гораздо более своими, чем покинутый в незапамятные времена старый замок.

Былые бесконечные путешествия сменились спокойным пребыванием на одном месте. Каждому возрасту – свое.

Что касается города и страны, которые выбрал де Гюсак… Почему бы и нет? Русский край стремительно развивался. Сверх того, здесь налаживался порядок. Немаловажный фактор для человека, сполна вкусившего разнообразных приключений.

Денег хватало. Помимо нажитого капитала, де Гюсаку принадлежали обширные земли неподалеку от столицы штата. Владелец появлялся там нечасто. Хорошие управляющие способны сами проконтролировать ход работ, а уж в работниках недостатка не было. Зато в его городском доме часто собиралось здешнее общество, начиная, так сказать, с коренных обитателей Мексики и до русских офицеров, прибывших сюда в последние годы.

Только практически никто не знал, что француз отнюдь не числил себя на покое. Да и обо всем ли полагается знать?

Есть люди, стремящиеся к известности любой ценой, и есть просто скромно делающие свое дело.

– Здравствуйте, Жан! Спасибо, что не забываете старика!

Де Гюсак всегда называл имя Липранди на французский манер. И насчет старика он несколько лукавил. Конечно, возраст, однако бодрости аристократ отнюдь не утратил и теперь сразу шагнул к гостю. Этакий старый светский лев с густой седой гривой и такими же седыми, чуть отвисшими на концах усами.

– Какой вы старик, Анри? – поправил его Иван Петрович. – Другие с годами становятся развалинами, вы же, напротив, сохраняетесь, словно юноша. Разве что больше становится благородной седины в волосах.

В отличие от приятеля, Липранди делил свое время между Сан-Антонио и столицей. Да еще порою пропадал вообще неизвестно где. Чиновник по особым поручениям при Наместнике, вдобавок – в чине полковника. Немалая фигура, как ни крути.

– Все равно не молодею. – Хозяин дома вел себя так, словно и не он посылал к старинному приятелю человека с запиской и визит – совершенная случайность. – Вы присаживайтесь. Вина? У меня имеется великолепное бургундское.

– Что интересно, Анри… Настоящее вино в колонии – редкость. Однако у вас всегда настолько богатый выбор… – Липранди развел руками и лишь после того присел в одно из массивных кресел.

– Так ведь связи с родиной, – усмехнулся в седые усы де Гюсак. – Вы можете представить настоящего француза без хорошего вина? Я тоже не могу. Очень долго приходилось отказывать себе в подобном удовольствии. Зато теперь могу себе позволить маленькую слабость. Благо кое-какие связи на родине образовались.

Вино, разумеется, действительно было великолепным. Липранди с удовольствием вдохнул аромат, а затем сделал небольшой глоток.

– Вот! – подвел итог хозяин. – Даже не спрашиваю, все чувства написаны на вашем лице.

– Зачем же таить невольное восхищение? – улыбнулся Иван Петрович.

Он частенько был скрытен, однако не в подобных же случаях!

– Знаете, когда я держу в руках бокал, то поневоле вспоминаю милую сердцу Францию, – вздохнул де Гюсак. – Какая земля! А Париж! Вы же были в Париже, Жан!

Липранди оставалось лишь кивать. Он не торопил хозяина. Придет время, сам скажет, зачем срочно просил навестить. Пока же пусть предается привычной ностальгии. У каждого человека имеются свои маленькие слабости. Тем паче – разговоры о Париже звучали с самого момента их знакомства. Тому уже лет семь, а то и восемь.

– Мои люди видели в городе Ортьяго…

Раздумывал Липранди лишь мгновение.

– Бывшего эмиссара так называемого Мексиканского республиканского правительства при Миньи? Который потом еще успел немного победокурить на просторах?

– Его самого, – де Гюсак не удивился памяти приятеля. Липранди, казалось, помнил все и всех. – Успел пограбить и идейно, и безыдейно – на любой вкус.

– Имеется циркуляр – за прошлые повстанческие дела не привлекать. Если не ошибаюсь, последние годы Ортьяго не был замечен ни в чем. И, кажется, нигде.

Де Гюсак покрутил бокал в руке, смакуя отпил глоточек и лишь затем согласился:

– Верно. Последние года три никаких известий о нем не было. Могу ошибиться, специально не интересовался, но, кажется, Ортьяго успел поискать золото, затем ненадолго появлялся в Луизиане. Сведения фрагментарны, ничего существенного.

– Но хоть чем он теперь занимается? – поинтересовался Липранди на всякий случай.

Маловероятно, чтобы де Гюсак успел выяснить многое о былом революционере, но чем черт не шутит?

– Сейчас Ортьяго служит управляющим у месье Лавренкова. Может, знаете такого? – к некоторому удивлению полковника, отозвался хозяин перед очередным заслуженным глотком бургундского.

– Знаю я Лавренкова, – вздохнул Липранди. – Вольнодумец, вольтерьянец, либерал. Все носится с идеями создать нечто особенное. Этакую коммунию свободного труда в соответствии с учениями утопистов. Но – не опасен. Мечтатель, который никогда не дойдет до дел. Разве что начнет укрывать кого-нибудь. Хотя Ортьяго вполне может скрывать перед нынешним хозяином прошлое. Зачем лишние хлопоты?

– Может. Может, и нет. Асиенда Лавренкова дальше прочих от Сан-Антонио, поселений там крайне мало. При желании немалую банду укроешь, и никто не заподозрит.

– Предполагаете?.. – чуть напрягся Липранди.

– Вряд ли. Но совсем не исключаю. – Де Гюсак допил вино, вновь разлил в бокалы и дополнил. – В будущем. Сейчас там одни работники, если не считать нескольких людей Ортьяго. Наверно, я просто стал чересчур осторожным, и былой карбонарий элементарно решил укрыться в спокойном месте на некоторое время от любых властей. Угар свободы с возрастом проходит. Через пару-тройку лет объявится законопослушным подданным. С капиталом. Приобретет земли да будет рачительно хозяйствовать. И получится, что я потревожил вас, Жан, зря.

– Почему же зря? – возмутился Липранди. – Имея прекрасное вино – и не позвать старого приятеля и где-то даже начальника…

Карибское море. Вблизи берегов Америки

Судно было переполнено, и потому плавание утомляло. Еще хорошо, что согласно званию и положению в обществе молодым офицерам предоставлялись каюты. Не отдельные, разумеется, но все-таки…

Тесные помещения на двух человек каждое, две койки, небольшой столик между ними, небольшое окно… Не бог весть какие апартаменты, только подавляющее большинство пассажиров не имели и этого и ютились в кубриках, а кое-кто и под навесом на палубе. Приходится терпеть, раз уж решили перебраться в иные края. Сами же хотели.

Желающих совершить вояж набралось столько, что кают и не могло хватить на всех. Пусть переезд оплачивала казна, судно не безмерное. Место предоставлено, какое – никого не волнует. Но люди и не роптали. Не так долго терпеть, зато потом – сам себе хозяин. Ехали-то в основном на постоянное поселение. Даже Тизенгаузен, профессор из какого-то германского княжества, и тот желал обосноваться вдали от родных мест да применить на практике многочисленные познания в геологии и куче смежных наук.

Его соплеменников вообще плыло весьма много, как бы не большинство. На родине земель мало, а на другом конце океана – необъятный край. Бери, владей на веки вечные. Столько, сколько сумеешь обработать. И будет что оставить детям, внукам, правнукам… Подъемные, льготы, прочие блага… Подобный дар судьба предлагает раз в жизни, а уж потерпеть на пути некоторые неудобства… Снимались с места семьями, брали лишь самое ценное из имущества, памятуя об обещании основное предоставить на месте. Лишь принимай присягу императору, получай бумаги и отправляйся в путь.

Офицеры – дело другое. Какие желания, когда «по казенной надобности»? Нет, желания у некоторых были тоже. У прочих – служба.

По весеннему времени в плавание вышли из Амстердама. Столица Голландии давно стала перевалочной базой с осени и до конца весны. Вот когда окончательно сойдет на Балтике лед, тогда начнется кампания и суда станут отходить из Петербурга, Ревеля и Риги. Не зря же большинство географических открытий пришлось на страны, выходящие к океану: Испании, Англии, Франции… А тут – северная Балтика зиму и часть весны пребывает во льдах, Черное море далеко…

Что еще добавить? Еда не ахти, помыться никакой возможности, погулять негде, палуба ведь забита, а ют, куда пускают господ офицеров и состоятельных пассажиров, маловат, едва ноги разомнешь… Вокруг же – океанское безбрежье. Куда ни кинь взгляд – сплошная вода да паруса других галиотов каравана.

Тоска.

Только если для кого-то место назначения – край земли, то для кого-то – Родина.

– Миша, а у вас действительно все женщины черноволосы? Прямо как вороное крыло? – в сотый раз спросил Муравьев у товарища по каюте.

– Все. Красивые… – протянул последнее слово дон Мигель Карлос Луис Альберто де Санхурхо. Для простоты – Михаил Карлович.

О чем еще говорить, как не о женщинах, когда тебе нет еще и двадцати?

Но – справедливости ради – многие беседы касались иных тем: экономики, различных форм государственного устройства, общественного блага… Не были обойдены и профессиональные вопросы, и, разумеется, чисто географические, наподобие климата тех мест, где предстояло служить в ближайшие годы. Просто нельзя же вечно о серьезном! Да и кто сказал, будто обсуждение женщин легкомысленно?

Внешне приятели представляли контраст друг с другом. Андрей Муравьев – плотный, светловолосый, Мигель – худощавый, смуглый. Первый никогда не бывал за океаном, второй – там родился, хотя последние семь лет учился в столице великой империи и теперь возвращался домой. Почти домой, там же тоже просторы, как в метрополии.

– Подожди. Тебе еще уезжать от нас потом не захочется.

Де Санхурхо сказал – и вздохнул. Его тянуло в родные места, но как же грустно было покидать блестящий Петербург, с которым успел сродниться за долгие годы! Даже пугавшие поначалу холода казались теперь родными.

Почему нельзя находиться одновременно везде и всюду? Несправедливо, ведь хочется побыть и здесь и там…

Хоть разорвись на части!

– И ни одной даже страшненькой? – не отставал Муравьев.

– Ни одной! – убежденно отозвался Мигель.

Правда, помнил он родные места весьма смутно. Что ж тогда об его обитателях говорить? Уезжал-то совсем ребенком с первой партией новоявленных кадет.

Зато не прогадал. Третий в выпуске, а как итог – причисление к гвардии. Благо в заморских владениях учрежден гвардейский полк, и служба в нем сулит блестящие перспективы. Со временем можно будет выйти в генералы. Конечно, хотелось бы поскорее, но не все же сразу! Можно подождать лет так десять.

– Вообще-то в России сеньориты не хуже, – после некоторой паузы добавил Мигель. – Просто немного другие.

На некоторое время в каюте наступила тишина. Затем испанец выглянул в окно и чуть улыбнулся давним воспоминаниям.

– Когда мы плыли в Петербург, на нас пытались напасть пираты. Но шедший в охранении шлюп прогнал их.

– Может, и теперь?.. – не без надежды спросил Андрей.

Хочется же испытать себя в настоящем бою! Прибыть на место службы настоящим воином, грозным победителем морских разбойников!

– Откуда? Как мне писали, всех флибустьеров перевели. Если кто разбойничает, то нападает на вконец беззащитных. И то вряд ли… Прошли их времена.

Жаль…

– Миша, как по-испански будет «ваши глаза проникают мне в душу»?

Язык далекой колонии только стал входить в моду в петербургских салонах, и освоить его Муравьев не успел.

– Зачем тебе? – улыбнулся Мигель.

Эх, молодость!..

Вашингтон, столица Северо-Американских Соединенных Штатов

– Мы обязаны как можно быстрее продвинуться на Запад.

Срок, между прочим второй, у президента уже заканчивался на днях, а новые люди – новая политика. В чем-то продолжающая старую, в чем-то дополняющая ее, но в чем-то ей и противоречащая – в зависимости от превалирующих интересов избирателей.

Есть вопросы, в которых едины все, но есть и множество, где каждый имеет свои интересы, вступающие в противоречие с интересами других. Как и должно быть в свободном обществе.

– Вы имеете в виду русских, Джеймс? – уточнил Адамс, государственный секретарь и во многих делах – помощник. Так же, как во многих – противник. А теперь еще – и преемник на самом ответственном посту.

– Кого же еще, Джон? – вздохнул Монро. – Англичане в ближайшее время нам не страшны. Франция выведена из игры. Испания имеет столько проблем, что колонии отваливаются от нее почти без нашего участия. Но меня очень тревожит Россия. Она постепенно укрепляется на континенте. Это – наша главная угроза и сейчас, и в перспективе.

– Согласен, – тут у обоих государственных мужей мнения совпадали полностью.

– Дело не только в бегстве рабов на Юг, – продолжил между тем Монро.

Его собеседник чуть скривился. Он был противником рабства и уже давно предлагал отменить подобное положение. Только как это проделать, когда едва не все жители южных Штатов кровно заинтересованы в сложившемся положении? Лишишься рабочей силы, и кто будет обрабатывать землю, работать в мастерских? Наемный труд надо будет оплачивать, а это уже дополнительная статья в расходах. Кому хочется уменьшать прибыль?

– И в рабстве тоже, – не выдержав, вставил Адамс. – Русские поступили хитрее. Я же был в их метрополии. Там у них рабство процветает вовсю. Но здесь они сразу законодательно запретили его в любом виде и в итоге приобрели симпатии беднейших слоев населения. Этакий образ радетелей за всеобщее благо.

– Зато свобод на русских территориях настолько меньше, что это вполне компенсируется. Любой сколько-нибудь мыслящий человек хочет поменьше опеки со стороны государства, – возразил Монро. – Идеи всеобщего равенства в колонии пока подавлены, но, я уверен, они продолжают тлеть. Наша обязанность в долгосрочном плане – раздуть их в пламя. А там – восстание, провозглашение независимости, и постепенно вся Мексика подпадет под наше влияние. Но это – одна часть дела. Боюсь, довольно долгая. Есть еще и другая.

– Запад? – уточнил Адамс.

Разговор на данную тему был не первый, позиции сторон определены, и тем не менее все возвращалось вновь и вновь.

– Он самый. Свободные территории, которые мы просто обязаны сделать своими. Пока это же не сделал Резанов.

– Мы с вами говорили – у него просто нет людей на подобное мероприятие. Раз уж у нас их нехватка, что говорить о русских? Метрополия далеко. Пусть они активно привлекают к колонизации жителей германских государств, но все-таки… Вообще, вопрос – сколько в так называемой Русской Америке собственно русских? Мексиканцы, индейцы, негры, немцы, казаки… Вавилонское столпотворение. У них своих незаселенных земель столько, что куда там смотреть на чужие! Захваченное бы удержать. Не очень-то верится…

Монро тяжело вздохнул. Вопрос был крайне болезненным. В какой-то момент, не столь давно, казалось – европейские страны в ближайшее время уйдут с континента, и тогда у молодого государства будут все шансы доминировать в Новом Свете. Покупка Луизианы, по площади превышающей Францию, довольно успешная война с Англией, революционное движение в испанских колониях…

– Вспомните, Джон. Когда русские появились на Аляске? В конце прошлого века, буквально недавно. Шестнадцать лет назад они основали первое поселение в Калифорнии. Заметьте, с согласия Испании. Пока шли европейские войны, они успели укрепиться там настолько, что их влияние стало доминирующим. Затем – покупка Мексики всего за три старых линейных корабля. Опять-таки, по предложению испанской короны. Понятно, заморская территория уплывала из рук, и Мадрид хотел поиметь хоть что-то, раз потерять приходилось в любом случае. Наверняка там думали – русские купят и сразу лишатся своего приобретения. Вы же прекрасно помните, что вышло в итоге. Они не только разбили повстанцев, но сумели укрепиться, даже выиграть схватку с нами. Чего греха таить! Войска у них явно лучше и английских, и даже наших. Да еще казаки. Никогда не слышал о них и лучше бы вообще не ведал об их существовании. В итоге мы имеем весьма сильного и опасного соседа. Удастся подорвать его изнутри – наше счастье. Однако вдруг это произойдет слишком поздно? Я весьма высокого мнения о графе Резанове. Потому уверен – следующий шаг, который предпримет русский Наместник – постепенное выдвижение на Великие Равнины. Это в их интересах. Тогда Калифорния будет иметь лучшую связь с остальной Мексикой, да и мы потеряем шансы увеличить территорию. Наша задача – обеспечить господство Штатов от океана до океана, и задача сейчас под угрозой. Русские привлекают на свои земли немцев. Значит, мы должны переселить сюда как можно больше англичан. Вернее, тех из жителей Великобритании, кто хочет навсегда покинуть островное государство и попытаться построить счастье на новом месте. И не только англичан. Преследуют же кое-где в Европе различные религиозные секты. Плюс – после долгих войн еще осталось масса неприкаянных людей, которых не устраивают воцарившиеся там порядки. И всех их желательно убедить перебраться к нам. Свободных земель хватит – все Великие Равнины. Тут – кто первый успеет. Или – или. Все средства хороши.

– Но территории заселены, – Адамс был согласен с президентом, лишь напомнил о главном препятствии к осуществлению предложенного плана. – Так просто их не пройти.

– Согласен, – кивнул Монро.

Тут предстояло здорово поразмыслить. При всем пренебрежении к коренному населению Америки следовало признать – просто так индейцы не отступят и никуда не уйдут, а справиться с ними с налета не удастся. Для войны необходимы вооруженные силы, не говоря о времени. И взять их негде. Даже неизвестно, что проще и быстрее – изгнать аборигенов или изничтожить их поголовно. Одними новоявленными переселенцами ни то ни другое не провернуть. Войска нужны. А войск мало. Пусть Монро в преддверии возможной схватки с южным соседом пытался развивать армию, только назвать ее большой или могучей получалось лишь с огромной натяжкой. К индейцам можно относиться по-разному, однако сопротивляться они будут. И крови прольется немало. К тому же для уничтожения требуется повод. Как, впрочем, и для выселения. Соседи могут возмутиться, осложнить дело.

В общем, еще думать и думать… А второй срок президентства подходит к концу, и справится ли преемник с великой задачей – еще вопрос.

Пусть на кону само существование Северо-Американских Штатов как великого государства.

Сан-Антонио, столица штата Тешас

Гарнизонная жизнь ассоциируется со скукой. Между прочим, напрасно. Все зависит, где стоит тот гарнизон. Если по многочисленным городским местечкам или захолустным уездным и губернским центрам – тогда да. Порою волком взвоешь от тоски. Пойти после службы некуда. Разве что на квартиру к кому-нибудь из друзей, такому же брату-офицеру. Может – к кому из штатских, ведь в любом городке найдутся люди благородного сословия, большей частью сами служившие в памятные или незапамятные времена. Им тоже хочется пообщаться, побыть в обществе, а офицеры всегда были его заметной частью. Иногда у таковых хозяев есть дочки на выданье, и порою возникают пылкие любовные романы, заканчивающиеся или драмой, или свадьбой и отставкой счастливца.

В целом же во внеслужебное время кто-то пытается самообразоваться, если хватает желания и воли, большей же частью развлечения два: выпивка да карты. При удаче – еще соответствующие женщины, если данная желанная категория дам вообще имеется в очередной полковой дыре.

Плац, квартира. Квартира, плац. Дружеские посиделки, маршировка. Маршировка, дружеские посиделки. Гульба.

И уж совсем тяжко – постоем по разбросанным на большом пространстве деревням. Одни и те же лица из твоего эскадрона или роты – и порою неделями никого. Не считая батальонного начальства, заезжающего проведать, не спились ли господа офицеры от тоски, да обязательно рявкнуть, дабы служба шла в соответствии с уставами и приказами – Высочайшими или же обычными, по Военному ведомству.

Поневоле выход в летние лагеря воспримешь как праздник. Пусть учений больше и они тяжелее, зато разнообразие в монотонности дней, а уж возможность увидеть сразу множество лиц порождает в сердцах веселье и радость. Опять-таки, по извечному офицерскому неписаному обычаю, принимающие формы вечерней гульбы. Без размаха, откуда он в присутствии многочисленных отцов-командиров, зато с новыми людьми.

Но и гвардейские полки тоже стоят гарнизоном. Правда, в блистательной столице империи. Балы, театры, прочие развлечения, открытые для господ офицеров двери лучших домов… Уж там нет места скуке.

Так что нельзя огульно ругать гарнизоны. Тут как кому повезет.

Пятому егерскому полку повезло средне. Не глушь, однако и не столица наместничества. Всего лишь штата. И то немало в сравнении с многочисленными мелкими городками и крепостями. Полк стоял в Сан-Антонио практически целиком, если не считать отдельных команд, меняющих друг друга в отдаленных местах. Не глушь, вполне большой город, особенно с точки зрения человека военного, привыкшего к гораздо худшему.

И общество тут имелось немалое. Как коренное, испанское, вернее давно уже мексиканское, так и новое. Были и балы, и даже русская труппа объявилась с год назад. Так что о скуке говорить не приходилось. Вполне нормальная налаженная жизнь. Командовавший полком Муравьев не лютовал, хотя службу требовал строго. Иначе нельзя.

Отношение к неожиданному повороту в судьбе было самое разное. В основном гордились за Отечество, были готовы отстоять интересы даже на другом конце света, но порою на некоторых офицеров нападала тоска. Уж больно далеко они оказались от России. Речь, разумеется, не о местных уроженцах, а о тех, кто прибыл из метрополии. Кому-то нравилось – разве плохо повидать мир? – а кто-то явно ли, тайно грустил по родимым березкам. Тут же большей частью жара, климат настолько непривычен…

Кое-кто был недоволен и по другой причине. Казалось несправедливым: на родине крепостное право, а здесь, в колонии, все люди являются лично свободными. Словно основные земли лежат в Новом Свете, а там, в Старом, сплошная дикость и угнетение.

Вот о большем пока даже не мечтали. Пример соседней страны, где при республиканском строе и прочих благах существовало откровенное рабство, поневоле заставлял скептически относиться к формам правления, а бунты времен приобретения Мексики и сознание – при их победе страна отколется от России – держаться за существующую власть. Оказаться вдруг в ином государстве, пусть наисправедливейшем, казалось немыслимым. Связи обязательно распадутся, но ведь за океаном и половиной Европы проживают родственники, просто друзья и знакомые, и чтобы они превратились в чужих людей… Ни за что!

Южнее целый материк объят революциями, и ни одна из новоявленных республик не осталась в составе Испании. Откровенный бред – республика в составе монархии.

На расстоянии многое видится иначе.

Наблюдая процесс воочию, да еще вдалеке от дома, поневоле станешь сторонником крепкой власти. Иначе превратишься в изгоя да и проведешь в сем качестве оставшиеся дни…

И на границах не слишком спокойно. Если проще говорить, просто тревожно. Тут и сопредельное вольное государство, и еще более вольные народы без какого-либо твердого устройства. Даже не понять, от кого ждать большей беды – от дикарей степных или дикарей цивилизованных…

Глава третья

Прерии на северо-западе Тешаса

Волчьи горы встретили полным безлюдьем. Да и какие это горы? Так, холмы. Такие же травы, пологие склоны, лишь кое-где лысые проплешины каменистой почвы… Возвышаются, конечно, над округой, и все же не скалы и тем более – не горы. Горы отсюда подальше. Еще какие!

– Осмотритесь хорошенько-с. – Максимов кивнул Карпову и Змеиному Глазу. – Вдруг опоздали?

Сам он сразу стал выбирать позицию для боя. Так, чтобы солдаты были укрыты до самого подхода налетчиков, и одновременно чтобы по возможности нападающим трудно было и зайти с фланга или тыла, и взять вставших в лоб.

Беда в подобных случаях одна: прерию не перекроешь, а ведь ничто не мешает индейцам элементарно обойти отряд стороной, не ввязываясь в бой. Вся степь – сплошная дорога, иди где хочешь.

И что тогда? В чистом поле догнать банду, разумеется, можно, только справиться с ней в откровенной неконтролируемой свалке намного проблематичней.

По здравому смыслу, команчам не было никакого резона ввязываться в бой. Их цель – налет, добыча. Соответственно, главное оружие – скрытность и внезапность. Схватка с регулярной армией не сулит ничего хорошего. Велики ли шансы одолеть подготовленных солдат, вооруженных да еще – с орудием? Практически – нет. Если даже очень повезет, потери будут такими, что не оправдают результата.

Нет, самый очевидный ход со стороны противника: увидят коротенький пехотный строй да свернут в сторону. Толку им в атаке? Значит, надо сделать так, чтобы до поры до времени не увидели. И не просто не увидели – еще и вышли точнехонько на егерей.

Вывести – это уже задача для конных. Вот куда – надо посмотреть…

– У Волчьих гор лагерь апачей и бледнолицых. – Конь Шелеста Травы был в мыле, однако сам разведчик выглядел вполне обычно. Если не считать обильного пота, заливающего лицо и пропитавшего одежду. – Восемь полных рук. С конями. Стоят три палатки, рядом – две повозки. Готовят обед. Дозор на холме. Но можно подойти почти незаметно на два полета стрелы. Там есть удобная ложбина. С остальных сторон все открыто.

По рядам воинов прошел легкий шелест. Решение должен был принять Орел, просто очень уж доступной и желанной показалась добыча. Подобраться, налететь… Две стрелы расстояния – бледнолицые даже не успеют зарядить оружие. Пока еще поймут!

Главная добыча – кони. Хороший скакун всегда в цене. Но и в палатках, и в повозках тоже наверняка найдутся нужные вещи. И это – не говоря об оружии. Бледнолицые всегда путешествуют с ружьями. Добыть подобное с бою – мечта любого воина. Будет что рассказать у костра и получить заслуженное ку.

Достоинство огнестрельного оружия успели оценить все. В бою ближнем на открытой равнине лук, пожалуй, сподручнее. Пока перезарядишь фузею или мушкет, хороший стрелок успеет выпустить столько стрел! Зато бьет грохочущая штука на большее расстояние. Так что во многих случаях становится незаменимой. Жаль, торговцы из расположенной на востоке страны продают его крайне неохотно и очень дорого. Потому имели его лишь единицы, а большинство обходилось луками.

Медведь невольно проверил, легко ли будет извлечь томагавк. Стрелы под рукой, но убить врага лицом к лицу намного почетнее. Юноше очень хотелось иметь ружье. Он умел заряжать смертоносную штуку, даже пару раз стрелял из нее, но купить подобную было не на что, а добыть пока не получалось.

Как бы он холил и лелеял трофей! С ним так хорошо охотиться на бизонов! Один хороший выстрел…

И на людей – тоже.

– Где они? – Орел думал так же, как большинство его воинов. – Подход один?

– Я покажу.

Остальным предстояло ждать, пока вождь осмотрит лагерь противника, решит, стоит ли нападать, и, если стоит, наметит план атаки.

Ожидание не слишком затянулось. Воины проверили, хорошо ли прикреплены наконечники к копьям, натянули тетивы на луки, осмотрели верных помощников – лошадей.

Вождь вернулся не спеша. Широкоскулое лицо его было бесстрастно.

– Атакуем, – спокойно объявил он. – Скрытно идем ложбиной. Затем – выскакиваем галопом.

Воины переглянулись. Воспитание не позволяло им разродиться радостным кличем, да и поблизости от врага лучше соблюдать тишину, однако глаза поблескивали в предчувствии битвы.

Ложбина оказалась сравнительно широкой. Лошади шли в ней по три, а кое-где – и по четыре в ряд. Молчание было полнейшим. Если уж в простом походе воины не разговаривали во время движения, то перед атакой следовало слушать лишь окружающую тишину.

Лучше бы напасть хоть с двух сторон, но раз местность не позволяет… В любом случае бледнолицых меньше, а внезапность увеличивает силы минимум вдвое. Какое сопротивление, если пока враги сообразят, пока схватятся за оружие, пока зарядят его…

Взмах, вперед!

Лошади стремительно понесли седоков на близкого неприятеля.

Лагерь действительно раскинулся перед ними как на ладони. Еще немного, и можно будет выпустить на скаку первые стрелы. Тут остались какие-то мгновения, никто понять толком не успеет…

Успели. Медведь с удивлением увидел, как апачи и казаки довольно дружно и очень быстро заскочили на коней и с места пустились в бегство. Ни один не заметался в панике, ни один не попытался защитить имущество. Даже мгновенной задержки – и той не было, словно расположившиеся на отдых люди только и ждали внезапного налета, но сопротивляться им даже в голову не приходило. Словно бегство – обязательно спасение.

Повозки и палатки были брошены, словно ненужный хлам. Проскакивая мимо мгновенно покинутого лагеря, Медведь даже ощутил мимоходом аппетитный запах готовящегося обеда.

Погоня горячила кровь. Впереди маячили чужие всадники. Кто-то из команчей не утерпел, выпустил вдогон напрасную стрелу, но рано, слишком рано. Еще бы сократить расстояние хоть на десять конских корпусов – да и то вряд ли.

Казаки и апачи неслись сломя голову. Поначалу им помешало лишь одно – лошади не сразу развили полную скорость, и преследователи сумели приблизиться, но затем если и удавалось отыграть дистанцию, то очень медленно. Еще хорошо, беглецы неслись довольно компактно, не разворачивались веером по всей прерии, и точно так же тесной группой мчались за ними команчи.

Гулко громыхнуло ружье. И, как стрела перед тем, без всякого результата. Приложиться на скаку еще тяжелее, чем прицелиться из лука.

Беглецы даже не пытались отвечать, хотя их вероятные жертвы неслись навстречу возможным стрелам и пулям.

Зато споткнись хоть под кем из них конь – и судьба всадника решилась бы в мгновения.

Духи их хранят, что ли? Не спотыкаются, скачут, и все…

Перед какой-то порослью кустов беглецы взяли чуть в стороны, будто являлись настолько неумелыми, что боялись не одолеть препятствие.

Кусты чуть раздвинулись, явив застывших солдат. Все стояли на колене, и каждый целился в налетавших преследователей из ружья. Но солдаты – полбеды. Чуть в стороне выглянуло жерло орудия и вдруг полыхнуло дымом. Последняя картинка в жизни, запечатлевшаяся у многих храбрых воинов.

Картечь безжалостно хлестнула по погоне, пробивая и людей, и лошадей. Крики, ржание, столпотворение, кто-то летит кувырком, опережая падающего скакуна, кто-то, напротив, валится на сторону, кто-то еще держится, лишь оружие вывалилось из рук – и даже щит не помог.

Медведя духи помиловали. Он несся не в первом ряду, конь явно не был лучшим, и даже не сразу понял, почему вдруг попадали скачущие перед ним. Только что были – и вот на земле.

И лишь затем по слуху ударил гром. Конь дернулся в испуге, рванул в сторону. Молодой воин едва сумел удержаться в седле, не свалиться, и даже лук остался при нем.

Далеко в стороне, слева от происходящего появились всадники. Гадать, кто они такие, не приходилось. Да Медведь и не жаловался на зрение, сразу отметив уборы апачей и форму казаков.

Поворот головы, мгновенный взгляд направо…

Так и есть, там тоже были наездники. И это – не считая разворачивающихся навстречу недавних беглецов.

Засада!

Мысль обожгла, как бушующее пламя. Оставалось одно – вырываться отсюда в прерию в надежде, что превратившиеся в преследователей беглецы отстанут, не смогут выдержать предложенный темп.

Сравнительно недалеко Медведь заметил Стелющегося Змея. Прославленный разведчик лишился коня и теперь убегал прочь, словно свои две ноги могли сравниться с конскими четырьмя. Однако ружья Змей из рук не выпустил, хотя оно и мешало в бегстве. Зато с ружьем можно было сопротивляться и убить кого-нибудь прежде, чем настанет черед ближней схватки. Тем более – томагавк тоже по-прежнему висел у Змея на поясе, да и нож наверняка был при нем.

Решение пришло само. Медведь направил коня наперерез разведчику. Змей заметил маневр, понял его и изменил направление бега так, чтобы в какой-то момент оказаться параллельно идущему на помощь молодому воину.

Рука на седле, прыжок, и конь чуть вздрогнул, ощутив на себе двойной вес.

Быстрее! Еще быстрее! Конь поневоле шел тяжеловато, впереди уже виднелись соратники, сумевшие не только прореагировать на смену обстановки, но и не ставшие кого-нибудь подбирать. Сзади накатывали казаки вперемежку с апачами. Кто-то из отставших или наиболее отчаянных воинов сцепился с ними в быстротечной схватке, однако исход боя был уже предрешен.

И все же даже минутная стычка задержала преследователей, дала возможность кому-то уйти подальше от несчастливого места. А кто-то уже никуда никогда не пойдет и не поедет.

Потом! Все потом. Еще немного! Только бы конь выдержал и не упал. Только бы…

Прерии Тешаса

– Пленных много? – спросил Максимов.

Был он в обычной егерской форме без орденов. Не генеральная баталия, форсить ни к чему. Заурядная, в общем, стычка. Зато успех – полный. Нет, разумеется, можно было организовать преследование, положить еще больше налетчиков – только что сие даст? Еще одну экспедицию со стороны индейцев, но уже из мести? И так до бесконечности по кругу?

– Человек тридцать, – Карпов потер щеку. – Но из них с десяток раненых. Сейчас как раз перевязывают.

– Убитых?

– Десятка два. В основном картечью, но нескольких достали союзнички во время погони. Едва уняли. Остальным согласно приказу устроили «зеленую улицу».

Сотник сообщал все без каких-либо эмоций. Мол, как решили, так и сделали. Если есть издержки, куда без них в бою?

– Славно-с, – кивнул штабс-капитан.

Все прошло на удивление гладко. Потерь не имеется, враг разбит и рассеян, в то же время – излишнюю жестокость никто не проявлял, лишь продемонстрировали, что будет с теми, кто попытается вторгнуться на мирные земли.

Если кому-то хочется воинской славы, пусть ищет другое место приложения сил. Прерия велика, а что там происходит между многочисленными племенами, никого не касается. Воюйте, миритесь, лишь сюда больше не лезьте.

– Они обязательно попробуют или обогнуть нас, или напасть повторно, – напомнил казак. – Иначе бесчестья не оберешься. Знаю я этот народ. На наших апачей посмотрите.

Но на совете Карпов вместе со всеми голосовал за то, что надо дать налетчикам шанс. Не дело уничтожать всех поголовно. Тем более бед натворить команчи еще не успели.

– Двинутся вперед – добавим-с. Пусть знают – просто так мы никого не трогаем-с, однако разбойничать не дадим-с. Ладно. Пойдемте глянем, что за змеи по нашим землям разъездились.

Змеи – то была давняя кличка команчей среди прочих индейцев Великих Равнин.

Пленные расположились плотной группой. Здесь же суетился крепостной лекарь Пафнутьич, старенький и, откровенно говоря, не слишком умелый. Но уж какой есть.

Некоторые пленники лежали, большинство же сидело, и на их лицах не было тени эмоций. Хоть режь на куски, право победителя неоспоримо, но они не уронят достоинства воина.

– Гордецы-с, – качнул головой Максимов.

В его глазах промелькнуло подобие уважения.

– Что есть, то есть, Матвей Матвеевич, – согласился Карпов.

Вблизи сразу бросился в глаза невысокий рост врагов, даже по сравнению с традиционно некрупными егерями.

Обычная одежда индейцев. Штаны, мокасины, куртки из бизоньей кожи, а кое-кто и голый по пояс, наверно, чтобы лучше была видна боевая раскраска.

Пафнутьич при виде начальства оторвался от перевязки, встал, шагнул навстречу.

– Двое до вечера не протянут. Остальные… Все в руце Божьей!

Офицеры привычно перекрестились.

Зла к врагам не было. Обычная мужская работа. Если кто-то вторгся с нехорошими намерениями, следовало дать от ворот поворот. Никаких личных чувств.

Кое-кто из команчей скользнул по офицерам равнодушным взглядом и вновь уставился в неведомую точку перед собой. Лишь постанывал раненый в тяжелом забытьи.

– Как будет готов обед, накормите их-с, – распорядился Максимов. – И вот еще что… Вождя не захватили?

Он уже отметил – ни у кого из сидящих нет пышного убора, вернее, учитывая пристрастие команчей, бизоньей шкуры на голове. Носилась она, чтобы пасть зверя приходилась на лоб, и обязательно сохранялись рога. Сколько народов, столько и нарядов. Но – не было, и штабс-капитан спрашивал на всякий случай. Вдруг кто позарился на добычу? Или же вождь был убит. Тоже вариант.

– Ушел, – виновато вздохнул Карпов. – Больно конь у него хороший.

– Ладно-с. Может, оно и к лучшему. Потерять вождя – позор-с.

– Это точно, Матвей Матвеевич. Но с живым вождем они еще могут натворить делов. Ему же тоже не хочется возвращаться несолоно хлебавши. Кому нужен неудачник?

– Зато в случае удачи-с еще столько набежит-с! – сердито буркнул штабс-капитан.

Подошел Маркес. На смуглом лице подпоручика было написано возбуждение после удачного дела.

– Господа, может, преследование? Разобьем их всех ко всем…

Хотел чертыхнуться, но – удержался.

– Зачем-с? Надо нам себе врагов наживать. Наше дело – отвадить. Тоже люди, хотя и дикари-с, – вздохнул Матвей Матвеевич.

– Люди? – едва не подавился возмущением мексиканец. – Эти люди лет восемь назад так побезобразничали! Прошли незамеченными, а потом нападали на беззащитные поселения. Между прочим, моя кузина пропала без следа. А было ей лишь пять лет. Уничтожать таких людей надо!

– Спокойно-с. Что было, то было.

Офицеры слышали историю семьи Маркесов. Пропажа кузины, гибель ее родителей, напрасные поиски ребенка… Все было еще до появления в Мексике русских войск, да и вообще, тогда страна дышала революцией, и большинству ее жителей было не до каких-то проблем с дикими племенами на границе.

Вернее, большинству, как всегда, не было прямого дела ни до чего. А вот власти элементарно стремились удержать контроль над территорией, повстанцы, соответственно, прибрать земли к своим рукам. Даже республиканское правительство имелось – в соседнем государстве. И куча людей с полученными от него бумагами на вступление в должность кто губернатора, кто – командующего.

Если южную Мексику происходящее коснулось лишь отчасти, то в Тешасе происходила настоящая война. Не зря же Испания усиленно пыталась сплавить колонию за бесценок России – чтобы поиметь с нее хоть что-то, прежде чем она уплывет из рук сама.

В Мадриде наверняка думали – русские тоже не удержатся. Таким образом, сделка состоится, а результатов для новых хозяев не будет никаких.

Но – удержались. Помогла грызня между революционерами. Да и новая власть действовала решительно, разбив банды едва не в одном бою. И больше всего помогло своевременное прибытие русских войск, позволивших не только взять земли под контроль, но и отразить налет северных соседей, выступивших якобы по инициативе простых граждан.

Крупных нападений больше не было, однако на границе все время было неспокойно. А тут еще индейцы, словно без них проблем мало…

– Вам легко говорить, Матвей Матвеевич, – вздохнул Маркес. – А мы постоянно жили в Тешасе под угрозой налета.

– Вот и надо эту угрозу убрать-с. Но не уничтожением же. Отношения какие-то наладить. А заодно показать – никакого своевольства мы не потерпим. И повода для мести притом не дать.

Штабс-капитан вздохнул. Кого-нибудь пообразованнее бы сюда! Он кто? Армейская кость. А тут дипломат нужен – в сочетании с воинскими талантами. Человек, умеющий создать себе авторитет даже среди диких племен Великих Равнин.

Где же взять такого? Правильно ли он поступает, отражая нападение, но не переходя при сем некую грань? Вдруг молодой подпоручик прав и действовать надо куда жестче?

– Подождем-с. Пока же надо тщательно наблюдать, не позволить команчам обойти нас. Двинутся – опять получат. Только за апачами проследите. Они давние враги. Не стоит нам подогревать вражду-с.

Офицеры уже удалялись от пленных. Воспользовавшись этим, несколько свободных казаков подошли к индейцам, попробовали завести разговор. Это солдаты были заняты и пока не могли отлучиться от позиции. Иначе они тоже уже находились бы здесь. Интересно же, чем живут новые люди!

Пленники гордо молчали. Они не знали ни слова на русском, и даже язык жестов был несколько иным.

Впрочем, казаки были терпеливы и находчивы, и потихоньку началось подобие беседы. Пока едва-едва, но главное – растопить лед взаимного недоверия.

– Вы проследите, чтобы не было обид, – попросил Матвей Матвеевич казачьего сотника.

– Бог с вами! Какие обиды? В бою мои орлы никому спуску не дадут, но опосля…

Даже в самом неудачном бою всегда найдутся герои.

Отряд потерял полсотни воинов – третью часть от тех, кто ушел в набег. Убитыми ли, попавшими в плен – пока никто не знал. Просто после долгого отхода перед ночлегом внимательно осмотрелись и обнаружили – их осталось менее сотни.

Бьющий Орел, к счастью, был тут же. Духи хранили вождя. В атаке он несся одним из первых, однако картечь пролетела мимо, поразила соседей и справа и слева. Миновали его и пули. К счастью. Возвращаться без предводителя – позор.

Но другие… Славный Шелест Травы погиб на глазах многих во время первого залпа. Такой великий разведчик и воин – и совершенно нелепая смерть!

На удивление, их почти не преследовали. Словно отогнали и удовлетворились этим. Лишь некоторое время позади неслись отчаянные всадники, а потом остановились и еще долго стояли, глядя вслед. Словно говоря – вперед хода нет, так что уходите откуда пришли.

Странно, но от бледнолицых можно ожидать чего угодно. Наверняка их разведчики сейчас наблюдали за дальнейшим перемещением отряда, только делали это с безопасного расстояния. Пересевший на запасного коня Змей с несколькими воинами порыскал по прерии, но лишь раз обнаружил в отдалении несколько всадников, немедленно повернувших назад.

Хотели ли усыпить бдительность и напасть в подходящий момент, просто избегали боя и лишь выпроваживали незваных гостей прочь, судить было рано. Хотя зачем такие сложности, когда надо было лишь продолжать битву, и потерь стало бы больше? Ладно…

Пока воины сидели в общем круге. Надлежало решить, что делать дальше? Но – не только. Ведь кто-то заработал ку – знак высшей доблести, и несправедливо, если высшая награда обойдет героя.

– Я увидел – лошадь Стелющегося Змея убита. Враги преследовали. Они были кругом, – патетически выкрикнул Черный Медведь, выйдя в круг. – Стелющийся Змей мог погибнуть. Я подскакал к Змею. Я принял Змея на моего коня. Коню было тяжело. Враги гнались за нами. Но мы ушли. Я сделал это!

Последнюю фразу он прокричал, обращаясь за поддержкой к соплеменникам и духам предков.

– Сделал! – согласно выкрикнули присутствующие.

Теперь Черный Медведь честно заработал очередное ку. А сверх того – перед походом право проехаться на одной лошади со Змеем, напоминая соплеменникам о совершенном подвиге.

Остальные подвиги были такими же. Еще три воина спасли ставших безлошадными товарищей перед лицом врага.

Но похвастаться прикосновением к убитому или живому противнику не мог никто. Может, чья-то стрела нашла цель, кое-кто успел выпустить несколько штук в общей сумятице, да времени разбираться в тот момент не имелось.

Зато Левая Рука почти доскакал до вражеских рядов, и лишь шарахнувшаяся лошадь помешала ему нанести удар копьем хотя бы по одному солдату. Но – не нанес, тем самым не доведя подвиг до конца.

Судьба отсутствующих была не ясна. Несколько человек были убиты точно – по свидетельствам видевших их гибель очевидцев. Но тел их вывезено не было, что само по себе не могло радовать уцелевших.

Теперь итоги были подведены. Настала пора решать, что делать дальше?

Можно было бы вернуться, но после первой же стычки – не будет ли это свидетельством трусости? Какими глазами тогда смотреть на соплеменников?

Продолжать поход, попытавшись обогнуть вражеский отряд? Если удастся сделать подобную операцию незаметной… Противник может не преследовать, однако следить он обязан во всех случаях. Вряд ли удастся остаться совершенно невидным. Разве что на то будет особая милость духов – в придачу к личному мастерству каждого.

Наконец, почему бы не попытаться напасть на врага? Второй раз засады не будет. Только самый глупый попадется в ловушку дважды. В честном же бою еще не ясно, кто выйдет победителем из схватки. Главное – выбрать подходящий момент и нанести удар. Или – несколько мелких ударов. Но только не возвращаться к родному племени раньше, чем будет пролита вражья кровь и захвачена добыча. Смелый не отступает от намеченного. Хотя и учится на ошибках.

Ружья и порох – весьма ценная вещь.

– Пусть будет так! – заключил Орел.

У Волчьих гор

Прерия лишь кажется однообразной – тому, кто к ней не привык. Черный Медведь легко читал книгу природы. Здесь сразу после дождя прошло семейство бизонов. А здесь некогда, уже давно, была временная стоянка охотников. Наверно, тех же липан-апачей, с которыми недавно столкнула судьба.

А тут не далее как сегодня утром прошли всадники. Трое. В сторону временного лагеря команчей. Значит, разведчики. Судя по отпечаткам подков, бледнолицые. Индейцы не портят ноги лошадям подковами. Да у них и кузнецов не имеется.

Жаль, что разминулись. Было бы интересно схватиться с неведомым врагом. До сих пор воинская судьба не сталкивала Медведя с этим противником. Не считая вчерашней засады, но там все произошло очень быстро и на некотором расстоянии. А вот так, чтобы всадить кому-нибудь стрелу в горло, а еще лучше – ударить копьем или томагавком, сразу заработав себе еще одно ку…

– Проследим? – тихо предложил Медведь.

– Надо прежде найти их лагерь, – так же тихо отозвался Змей. – Трое бледнолицых не причинят вреда. Они сильны, когда их много. Поодиночке бледнолицые слабы.

Разведчик знал, о чем говорил. Четвертый набег, как-никак, причем первый был сделан еще зим десять назад. При прежних властителях края. Последний – три зимы.

Пожелай Змей – вполне мог бы стать одним из военных вождей. Авторитетный воин, подвигов за плечами столько, что треть ночи может выкрикивать их, и все же предпочитает не занимать первых мест. Странно, хотя иногда и бывает. Погибший Шелест тоже не стремился в вожди.

Сказал и умолк. Говорить хорошо вечером на привале. В походе надо молчать и слушать, что происходит вокруг. И, конечно, смотреть.

Вот здесь вчера проезжали индейцы – человек шесть, но апачи или кто из своих, не понять.

До места схватки осталось не так далеко, и теперь ехали вообще осторожно, если можно было осторожничать больше, чем это делали разведчики с самого выхода.

Даже лошади, казалось, вняли всадникам и шли почти бесшумно.

– Там, – чуть разомкнул губы Змей и повел глазами куда-то направо.

Черный Медведь осторожно покосился в указанном направлении. Ничего и никого.

– Там за нами кто-то наблюдал, – тихо пояснил Змей. – Спрятался в траве.

Обнаруженный разведчик – уже не разведчик. Но в лагере все ждали информации, что происходит у врага, и Стелющийся Змей хладнокровно продолжал ехать дальше.

Его напарнику стало не по себе. Вспомнился вчерашний разгром, бегство, отставшая погоня… Вчера духи были милостивы, но будут ли они в том же настроении сегодня? Противник тоже нуждается в точных данных, следовательно, обязан попытаться захватить разведчиков в плен.

Но воин не должен бояться. Лицо Медведя осталось бесстрастным. Змей продолжает путь, значит, надо ехать вместе с ним. И быть притом готовым к бегству или бою – в любой момент.

Мгновения шли, а нападения все не было. Потом кто-то на миг мелькнул далеко на вершине одного из холмов. Или – почудилось от напряжения? Очень уж мимолетно было появление головы над высокой травой. Словно человек чуть приподнялся и тут же залег вновь, не желая быть обнаруженным.

Если правда – следящий отнюдь не блистал воинским мастерством. Не столь трудно проследить за проезжающими мимо, а самому остаться незаметным. Ладно, бледнолицые. По рассказам того же Змея они не отличались умениями, но с ними находились липан-апачи, а уж те воинами были отменными. Не хуже самих команчей.

И вдруг отнюдь не справа, а слева выскочило две полных руки только что помянутых индейцев.

– За мной! – поворачивать Змей не стал и сейчас. Вместо этого, к неожиданности противника, он погнал коня прямиком в сторону вчерашней схватки.

Медведь сразу оценил маневр знаменитого разведчика. Апачи изначально направили бег лошадей в расчете на бегство противника, и теперь расстояние между всадниками увеличилось. Кроме того, даже в самом невыгодном положении следует помнить о взятом на себя деле. Пусть по касательной, вдалеке, но почему бы не пронестись мимо лагеря бледнолицых? Вряд ли там ожидают подобной наглости, и количество преследователей должно остаться прежним. Хотя, возможно, где-то есть и вторая группа. Одна – как загонщики, а вторая тем временем ожидает добычу в засаде. И изменение движения уже уводит в сторону от подготовленной ловушки.

Молодой воин понял все высказанное инстинктивно, без оформления в слова. Рассуждения требуют времени, мужчине же надлежит действовать.

Все решат кони. Разведчики берегли их силы всю дорогу как раз на такой случай, однако и апачи тоже не гоняли зря четвероногих друзей. Просто дистанция между беглецами и преследователями оказалась великоватой и пока сокращаться не желала.

Чуть впереди несся Змей. Медведь отставал от него на два корпуса. Он мог бы еще поднажать и, может быть, даже на некоторое время вырваться вперед, однако доверял старшему товарищу. Тот явно уже составил какой-то план и теперь старательно следовал ему. Не зря же Стелющийся считался одним из лучших разведчиков племени. Умение уйти – одно из самых необходимых качеств дозорного и следопыта.

Место схватки возникло впереди и чуть левее. Трупов на поле перед памятным холмом не имелось, на самом склоне движения не было, и лишь в стороне паслись несколько лошадей и виднелись люди.

Бледнолицые повскакивали на ноги. Они бы ринулись в погоню, только лошади были расседланы, а ездить прямо на крупе дозорные не то не умели, не то не желали.

Разведчики пронеслись по широкой дуге, особо не приближаясь к становищу. Главное стало понятным – неприятель по-прежнему находится здесь, сосчитать же его на скаку все равно точно невозможно. Однако помимо тех, у лошадей, замаячили другие, в зеленой форме, а также – в длинных чекменях. Извечных противников-апачей среди них вроде не было, да они бы и не стали смотреть на проносившуюся мимо потенциальную добычу. Эти-то сразу присоединились бы к погоне.

Но – повезло.

Чуть дальше холмы образовали подобие лабиринта, и на время удалось исчезнуть из поля зрения погони. Проскочили с налета небольшую ложбинку, вновь углубились в холмы, затем Змей резко остановил скакуна, и Медведь едва успел проделать то же самое.

Разведчик залег в густую траву, увлекая за собой коня. Благо конь был привычным к подобным делам.

Лежали молча, лишь бока лошадей тяжело вздымались после долгой скачки.

Где-то в стороне с налета простучала погоня. И все на некоторое время затихло. Лишь какая-то птица, встревоженная суетой, покрикивала в вышине.

Змей напряженно прислушался, а затем поднялся, потянул за собой лошадь.

В таких вещах главное – не торопиться, но и не медлить. Скоро апачи поймут, что мчатся невесть куда, и обязательно вернутся искать врагов.

Два всадника сразу свернули, но не прямиком к далекому лагерю племени, а несколько в сторону.

По прямой летают лишь птицы. Им-то что?..

Глава четвертая

Мехико, столица заокеанских владений Российской империи

– Как вы смели, сударь, нести весь этот бред! Вы что – сошли с ума? Или думаете, вам дозволено все?

Обычно ровный и спокойный Наместник был едва не взбешен. Его собеседник, высокий, худой и какой-то нескладный, в поношенном сюртуке, весь скособочился, словно пытался уменьшиться в размерах. Подслеповатые глаза навыкате виновато смотрели в сторону. Чиновник по особым поручениям девятого, весьма невысокого класса, явно смущался, вызвав гнев всеми почитаемого вельможи.

– Недавно закрепленный за империей край, где едва удалось усмирить восстания против нашей короны, равно как и против испанской, и вы вдруг в публичной лекции начинаете нести об идеалах свободы, о тирании, а в завершение превозносите до небес Боливара! Это ж додуматься надо! Хотя обстоятельства таковы, что того и гляди мы будем вынуждены вступить с ним в войну. Ладно, на собственную судьбу вам наплевать, но вам так хочется добавить к врагу внешнему врага внутреннего?

Чиновник засопел. Он явно не думал о последствиях своей лекции, а если думал – совсем в ином плане.

– В общем так, Вильгельм Карлович. С этого дня я запрещаю вам любые публичные выступления. Слышите? Любые. И распоряжусь, чтобы вас нагрузили делами. Вы же, кажется, состоите на службе, а не просто отдыхать изволите в далеких краях. Все. Идите. И молите Бога, дабы я больше ничего не слышал о ваших проделках.

У самого выхода из кабинета чиновник едва не столкнулся с очередным посетителем, подтянутым, моложавым, на котором даже цивильный фрак сидел неким подобием мундира.

– Здравствуйте, Иван Петрович! – Наместник шагнул навстречу вошедшему. – Давно приехали в столицу? Чем порадуете?

– Часа два как. Особо, признаться, нечем, – дождавшись, пока удалится чиновник, вымолвил гость.

Наместник, седой, представительный, посмотрел с безмолвным вопросом в твердом взгляде.

– За что вы Кюхельбекера распинали? За цикл лекций? – вместо ответа спросил Иван Петрович.

– Все-то вы знаете, – Резанов не смог сдержать улыбки.

– Слухами земля полнится. Наш пиит чересчур заметен. Причем не столько благодаря своему поэтическому дару, коий весьма скромен, сколько – отсутствию житейской сметки. Что на сердце, то на языке. А в голове при сем редкостный кавардак. Прямо, стоит удивляться данному чуду.

– Присаживайтесь, – Наместник жестом указал на одно из кресел.

– С удовольствием, Николай Петрович, – на правах старого сослуживца, Липранди редко титуловал Резанова, предпочитая называть Наместника по имени-отчеству. Против чего тот не возражал. Более того, сам раньше неоднократно предлагал подобный вариант.

– Итак? – Резанов разместился напротив.

– Если брать ситуацию в сравнительной близости к границе, то все по-старому. Наши северные соседи сравнительно успешно перекрывают проходы с той стороны. Количество рабов, которым удается преодолеть барьеры, снизилось многократно. Хотя, может, и к добру. Мы можем захлебнуться в наплыве батраков, раз уж к самостоятельному хозяйству они непригодны. Мелкие стычки на линии порою происходят, однако никаких серьезных нападений не планируется.

– А говорите, нет новостей, – граф воспользовался возникшей в речи собеседника паузой. – Напротив, превосходное известие. Можно не волноваться хотя бы за северную границу.

– Зато имеются иные новости из их столицы, – вздохнул Липранди. – Кое-кто там всерьез обеспокоен возможным нашим продвижением на северо-запад, и в данный момент обсуждается, каким образом опередить нас, занять те земли раньше. То, что там уже живут люди, в расчет не принимается. Все обставляется в виде частной инициативы. Сначала отправляются поселенцы, но при первой стычке с индейцами они сразу обращаются к правительству с просьбами о присылке войск для защиты. Я уже имел честь докладывать вам о подобной методе. Просто раньше все происходило в виде разведки, но сейчас это приобретает черты государственной политики. Плюс – все-таки армию соседи понемногу наращивают, хотя это сопряжено с борьбой различных мнений в Конгрессе.

– Вы предлагаете попытаться выйти туда первыми? – уловил смысл Наместник.

– Да, – твердо ответил Липранди.

Резанов поднялся, прошелся по кабинету и остановился у окна.

– Дело не настолько простое, Иван Петрович. На юге беспокойно. Не исключена возможность войны с освободившимися от Испании колониями. Боливар как истинный революционер мечтает установить республики повсеместно, нимало не заботясь мнением обывателей. С Англией отношения крайне напряженные. Убедившись, что мы не собираемся таскать для них каштаны из огня, островитяне отныне жаждут нашего поражения здесь. По своему обыкновению, прямо прибегать к военной силе наши былые союзники пока не намерены, но мало ли? Наши коммуникации в Атлантике постоянно находятся под угрозой со стороны британского флота. Им-то не требуется выбираться из проливов. Сверх того, император прямо не запрещал расширять владения, приобретая новые земли, но намеком дал понять: пока делать сие не слишком желательно.

Липранди только вздохнул.

– Правда, ничто не мешает нам действовать тем же порядком, как и соседи, – продолжил меж тем Наместник. – Во всяком случае, обладание, пусть даже чисто номинальное, Великими Равнинами обеспечит лучшую связь с Калифорнией. В общем, надо хотя бы разведать обстановку на местах. А там посмотрим…

– Есть еще один вариант, Николай Петрович. Насколько я понимаю, наша задача – не допустить гм… соседей в глубь континента. В том числе – из элементарного человеколюбия. Учитывая, как они поступают с аборигенами, – Липранди дождался кивка Резанова и продолжил: – А ведь для этого совершенно не обязательно включать Великие Равнины в состав империи. Достаточно оборонительного союза с их обитателями. А дальше – пусть кто попробует сунуться!

– Я думал об этом, – признался Наместник. – С одной стороны, таким образом мы как бы действуем в русле повелений императора. Ничего не приобретаем, лишь налаживаем мирные отношения с иными народами. Но как бы подобная политика не втянула нас в войну. Договоры необходимо соблюдать. Иначе какой в них толк? Но кто знает, сумеет ли лист бумаги остановить экспансию соседей? И что считать нападением? Только ли действие некоего третьего государства или под понятие попадают и частные лица? Вы же помните события восемнадцатого года, когда против нас формально действовала не армия, а лишь вооруженные жители Луизианы – даже не всех Штатов. Якобы по собственной инициативе. Что делать, если история повторится, но уже на Великих Равнинах? Не знаете? Вот и я не знаю.

В кабинете повисло молчание.

Резанов встал и несколько раз прошелся из одного угла в другой и обратно.

– Кроме того, мы имеем дело не с государством, а с пестрым набором племен, которые время от времени воюют друг с другом. Встать на сторону какого-нибудь из них в схватке – и мы рискуем нажить врагов среди иных индейцев. А враги там нам не нужны.

– Это как раз проще простого, – заметил Липранди, чуть поворачивая голову вслед Наместнику. – Изначально в договорах требуется пункт, по которому мы не вмешиваемся во внутренние дела аборигенов. В крайнем случае можем выступить третейским судьей. Лишь против внешнего врага. Индейцы, даже воюя, имеют кое-какие торговые связи и потому прекрасно должны понимать разницу между нами и нашими соседями.

– Вы правы, Иван Петрович, – Резанов прекратил хождение, остановился возле стола и побарабанил пальцами по столешнице. – Непонятно, к кому посылать? Племен много, единой власти нет. В нашем понимании – даже в пределах одного народа. Со всеми не договоримся, так с кого начать? И людей нет. Хоть что делай. Переселенцев в последнее время довольно много, тут и обычные землепашцы, волею Государя ставшие вольными и получившие разрешение на переселение, и бывшие подданные немецких государств, решившие связать судьбу с нами, а вот образованных людей по-прежнему острая нехватка. Не скажу, будто все господа офицеры соответствуют должному уровню. Особенно сие касается местных жителей, поступивших на службу. Даже не ведаю, кого поставить во главе миссии. Попросил бы вас, но вы мне остро требуетесь здесь. Писал же неоднократно в Петербург, чтобы прислали сюда несколько толковых дипломатов, но нет, не шлют. Для них тут глухомань, ни престижа, ни перспектив, ни славы…

– Наши дипломаты только наломали бы дров, Николай Петрович. Так что все к лучшему, – заметил Липранди. – Пусть сидят в больших городах при дворах, а в поле им делать нечего.

Возражений не последовало. Дипломатический корпус комплектовался в основном элитой, той, которая не хотела месить грязь в пехоте или кавалерии, и для дальних экспедиций действительно был непригоден. Гораздо лучше подходили офицеры квартирмейстерской части. Образованные, привыкшие решать проблемы сразу, не советуясь с отдаленным начальством, и вместе с тем не боявшиеся трудностей и опасностей походной жизни.

Беда лишь, что молодым не хватало опыта, а уже послуживших опять-таки было не настолько много.

– Знаете, кажется, опять придется послать Муравьева, – после раздумий произнес Наместник. – Больше просто некого. Правда, у него полк, плюс – должность коменданта, но что поделать? Оставит старшему по команде. Надеюсь, войны пока не случится. В полном соответствии с вашим докладом. Благо в тех краях ему бывать доводилось, обстановку представляет. Все равно никого лучшего мне не найти.

За прошлую аналогичную поездку Муравьев получил вожделенный чин полковника, что говорило об успехе миссии. Но тогда задачи были скромнее – всего лишь налаживание связей да разрешение проезда по индейским территориям.

– Пожалуй, – Липранди согласился сразу, без каких-либо колебаний. – Муравьев – человек опытный, государственный. Если уж у него не получится…

Сан-Антонио, столица штата Тешас

Сан-Антонио встретил Муравьева полным безлюдьем на улицах. Что поделать? Сиеста была в разгаре, и невыносимая жара поневоле заставляла людей искать прохладу внутри домов.

Молодой офицер чувствовал себя грязным, насквозь пропотевшим и пропыленным долгой дорогой. Но и останавливаться где-нибудь, не доезжая до столицы штата, пережидать тоже не хотелось. Лучше перетерпеть и скорее быть на месте.

Хорошо, кучер знал, куда ехать. А то и спросить дорогу не у кого. Бродячих собак и то не видать.

– Приехали.

Особняк Муравьева особо не впечатлял. Приличный, весьма достойный, но вокруг было немало домов ничуть не хуже. Хотя сколько здесь бывал родственник? Пару месяцев в году?

– Как прикажете доложить, ваше благородие? – Едва Андрей ступил на крыльцо, откуда-то появился немолодой солдат в привычной зеленой форме.

Услышал фамилию и не удержался, спросил с некоторой вольностью человека, состоящего при хозяине не первый день:

– Позвольте узнать, часом не родственник Николая Николаевича?

– Троюродный племянник, – не стал скрывать Муравьев.

Не слишком близкое родство, но все-таки…

– Андрей? – Николай Николаевич, едва прослышав, уже шагал навстречу родному человеку.

Полковник был по-домашнему, в сюртуке. Шагнул, вгляделся в лицо племянника и затем с чувством обнял.

– А изменился-то как! Я же тебя вот таким только и видел!

Муравьев показал рукой рост племянника при последней встрече. Весьма малый, надо признаться, где-то до середины бедра полковнику.

– К нам?

– Так точно, – попытался было привычно вытянуться Андрей, но хозяин лишь махнул рукой.

– Давай без чинов, по-родственному. Да ты присаживайся!

– Спасибо, Николай Николаевич, насиделся.

После долгих верст в коляске возможность чуть пройтись, в крайнем случае просто постоять казалась уже маленьким счастьем.

– Понимаю, – по лицу полковника скользнула легкая улыбка. – Устал с дороги?

– Немного. Очень уж у вас жарко. Даже не верится, что еще только весна. И даже не в конце.

– Есть такое дело. Да ничего, привыкнешь. Подожди, я насчет баньки распоряжусь. А ты пока умойся с дороги. Комнаты тебе покажут. Посидим, кофею попьем. Как раз и поговорим.

– Банька – это хорошо, – Андрей представил, как выпарит из себя весь пот, и облегчено вздохнул.

Вот и добрался.

– …Рассказывай, как дела в родных краях?

Дядя и племянник в ожидании обещанной баньки сидели в малой столовой. На столе был лишь кофе да всевозможные заедки к нему. Необходимые приветы от родственников и знакомых были переданы, теперь появилась возможность хоть вкратце поговорить о текущих событиях, новостях, сплетнях. Не все же доверяется бумаге!

В доме было намного прохладнее, чем на пышущей зноем улице. После духоты – просто рай земной.

Андрей посмотрел на дядю повнимательнее. Кое-кто просил разузнать подробнее о его нынешних взглядах. Не изменился ли былой вольнодумец, подрастя в чинах и много лет служа вдали от дома? Некоторые из его сотоварищей отошли от прежних взглядов и теперь вели спокойную домашнюю жизнь. А кое-кто служил не за страх, а за совесть.

Как понять? Чужая душа – потемки.

– В общем, все по-прежнему. Император больше проводит времени в дорогах, никаких преобразований, – испытующий взгляд.

Кажется, Николай Николаевич уловил намек. Тронул в задумчивости бакенбарду, затем сказал взвешенно, неторопливо:

– Не все сразу, Андрей. Рубить сплеча – свойство молодости. Став старше, понимаешь: прежде сто раз следует взвесить последствия любого шага. Если мыслить государственными критериями, а не подчиняться одному чувству. – И еще раз повторил: – Не все сразу.

Сразу невольно вспомнились рассказы о том, что именно дядя Николай еще перед войной уговаривал своих кузенов создать тайное общество, а в перспективе – свободную республику Чока на Сахалине. Но тогда он был совсем молодым. Это сейчас – полковник, человек с положением. Правда, среди нынешних борцов за свободу, по слухам, имеются и генералы.

Сколько дяде? Тридцать или тридцать один? С точки зрения Андрея – едва не глубокий старик, но впереди у этого старика еще много лет активной деятельности.

– Как у вас дела в Белой Руси?

Имение молодого офицера располагалось под Минском. Небольшое имение, земли не сказать чтобы плодородные, доходов мало.

Или полковник сознательно уводит разговор с неприятной для себя темы?

Беседа была прервана появлением очаровательной женщины. Глаза ее были настолько глубоки, что тут бы и применить узнанную фразу от оставшегося в столице Русской Мексики друга, но вот незадача – все слова напрочь вылетели из головы.

– Прошу познакомиться. Андрей, мой троюродный племянник. Моя супруга Виктория Петровна.

Обаятельная улыбка, протянутая рука… Андрей почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам.

У каждого народа свои обычаи. Знатному потомку испанцев просто неприлично иметь меньше трех-четырех имен, этакого обращения к заступничеству сразу нескольких святых, но среди русских можно представить жену проще. Как принято в России. Раз она распространилась до далекого заокеанского континента.

– Как добрались? Вы же из метрополии? – Виктория спрашивала по-французски, не то не освоив русскую речь, не то следуя традиции дворянского сословия.

– Признаться, порою скучновато. Очень долгий переход через океан. Да и по прибытии – прежде – в Мехико, потом уже с назначением – сюда. Пока до вас доберешься…

Супруги весело рассмеялись в ответ на признание.

– Что ж ты хотел, Андрей? Америка. Пространства здесь – не хуже, чем на Руси. Скажи спасибо, хоть ямскую службу наладили. Я приехал, тут и того не было. Приходилось добираться повсюду самостоятельно.

Полковник мимолетно улыбнулся, вспомнив что-то из давних уже времен. Сколько лет он уже провел здесь? Семь? Или даже восемь?

Мысли о прошлом тут же уступили место заботам о настоящем.

– Людей не хватает, – пожаловался полковник. – Невозделанной земли кругом – море, а заселить ее некем. С вами много поселенцев прибыло?

– Много, – сразу перед глазами встало переполненное судно. – В основном немцы. Но и наши тоже имеются. Сами знаете, Николай Николаевич, раз крепостное право здесь запрещено, многие из крестьян бы поехали, но кто же из помещиков их отпустит? А выкупить себя и семью могут единицы. Кое-кто вообще говорит о пагубности колонии и дурном примере, который она подает подданным. Мол, простые поселяне начинают говорить между собой о царящей здесь воле.

Супруги понимающе переглянулись.

– Но это же ужас! – произнесла Виктория.

– Если кое-кто – не страшно, – в противовес ей покачал головой Николай. – Новое всегда встречает сопротивление. Вполне возможно, сам факт того, что здесь изначально указом Государя отменена любая форма личной зависимости, как раз и должен привести к постепенной отмене крепостного права на родине. Наш край служит для проверки новых идей по форме государственного устройства. Получится здесь процветание – и точно такую же модель примет вся страна. Надо расценивать происходящее здесь с этой точки зрения и потому работать не покладая рук.

Услышанное заставило взглянуть на полковника с другой точки зрения. Может, действительно нужен не переворот, а долгая и кропотливая работа на благо общества? Только где взять терпения, когда хочется всего и сразу?

– В общем, сам скоро увидишь, как у нас и что, – подвел итог старший Муравьев. – Извини. Долго отдыхать с дороги не получится. Служба и есть служба.

– Я понимаю. Готов приступить сразу же, – с готовностью отозвался подпоручик.

Супруги вновь тихонько рассмеялись. Даже стало завидно царящему в доме миру и согласию.

– Ну, сразу не надо. Прежде хоть баньку принять, дорожную пыль смыть. Хоть немного дух перевести. А вечером я тебя с господами офицерами познакомлю. С местным обществом придется чуть позже. Когда у нас ближайший бал? – уточнил у жены Николай.

– Через два дня. У младшей дочери дона Алонсо Карла Себастьяна именины, – немедленно ответила супруга.

– Вот и отлично. Сразу и познакомишься если не со всеми, то с большинством приличных людей. Из тех, кто в данный момент находится в городе. Как понимаешь, многие трудятся в своих имениях. Хозяйство пригляда требует.

– Да! – запоздало вспомнил Андрей, обращаясь к Виктории. – Я ведь вам письмо от брата привез.

– Как он там? – живо спросила женщина, принимая большой конверт.

– Отлично! Службой доволен. И как иначе? Кавалергард. Один из лучших гвардейских полков! Может, скоро поручика получит.

Но Виктории явно не терпелось прежде прочитать послание.

Сколько они уже не виделись с братом? Семь лет? Давно подрос, возмужал…

Братишка…

Тизенгаузен вертел головой по сторонам. Все-то ему было интересно, все хотелось понять, запомнить. Ученый человек, что с него возьмешь? И не молод, пятый десяток разменял, а порою ведет себя, словно пятнадцатилетний юноша. Гансу приходилось постоянно следить за хозяином, а то вдруг тот в любопытстве своем не натворил бы чего-нибудь – элементарно не врезался лбом в дерево, а то и споткнулся на ровном месте. Порою герр Тизенгаузен становился весьма рассеянным.

Можно было легко понять профессора, отнюдь не богатого, из захудалого германского княжества. Он и мечтать не мог когда-либо применить накопленные немалые знания, да еще где – на гигантском континенте, где ученый – редкость. Как, скажем, редкость индеец посреди Европы. Их и здесь, на улицах Сан-Антонио, было сравнительно мало. В основном те, кто уже отчасти вкусил благ цивилизации и вписался в нее. В виде слуг, работников, а то и вовсе непонятно кого – при оружии и в неком подобии формы.

Зато хватало негров. Тизенгаузен уже прекрасно был осведомлен в причинах этого наплыва. Бывшие рабы бежали из соседнего государства на русскую территорию поодиночке и семьями. Бежали туда, где, согласно указу императора Александра, не было не только рабовладения, но и крепостного права – в любых его проявлениях. Хотя таковое все еще процветало в метрополии – по доходившей до профессора информации. Сам он в России никогда не бывал, однако охотно откликнулся на предложение поменять подданство и отправиться в заморские края огромной и великой державы. Благо, как многие немцы, он немного знал русский язык – или думал, что знает. Хотя на судне, где он плыл, жители России его почему-то не понимали или понимали с таким трудом, что приходилось повторять им каждое предложение вновь и вновь, да еще подкреплять его жестами.

В Сан-Антонио Тизенгаузен первоначально не собирался. Но что делать, раз Наместник выехал из столицы сюда буквально накануне приезда профессора, а больше никто не желает всерьез рассмотреть предложение прибывшего ученого мужа? Вот и пришлось ехать в главный город Тешаса.

Но пока ученый не пожалел о неожиданной поездке. Во-первых, сам путь до Рио-Гранде показался ему весьма поучительным. С научной точки зрения в том числе. Здешние пейзажи, образ жизни поселенцев старых и поселенцев новых, обилие наемных работников на ранчо и асиендах – в общем, впечатлений было море. Впору садиться и писать книгу «Быт и нравы Русской Америки». Только для серьезной книги материала пока маловато, а задерживаться здесь в планы пока не входило.

Злые языки, проще говоря – завистники, могли говорить про профессора все, что взбредет в голову. На деле Тизенгаузен всегда являлся человеком основательным. Если уж описывал какой-нибудь факт, то обязательно проверял его по самым разным источникам, и лишь убеждаясь в подлинности, важно говорил сокровенное: «Дас ист факт!» и приподнимал руку, будто давая клятву в том.

Если что складывалось сейчас в голове, то были лишь самые предварительные наброски. До рождения серьезного труда было столько, что пока о нем не думалось. Гораздо важнее было набрать материал, причем не столько о нравах и быте, это не уйдет, сколько непосредственно связанный со специальностью. Но тут без решения самого высокого начальства – никак. Или же надо искать человека, который профинансирует грядущие исследования.

Где же такого найти? Не объявления же в газете подавать! Нет, с государством иметь дело надежнее. Про Наместника говорили лестно едва не все, кто с ним встречался, и потому понятны причины для оптимизма профессора.

Граф разместился в губернаторском дворце. По различным делам ему доводилось довольно часто посещать Тешас, и наверняка сам губернатор уже не знал, кто же хозяин в солидном доме – он или Наместник? Другой, очевидно, гость. Но – кто?

Пока пришлось довольствоваться гостиницей. Как бы ни казался рассеян Тизенгаузен, он отметил – город явно рос, тут и там виднелись строящиеся дома, а уж народу здесь собралось! Едва удалось найти свободный номер. Если бы не Ганс, еще непонятно, что было бы. Однако слуга отличался проворством, практичностью, и за ним было ощущение, словно за каменной стеной.

К Наместнику профессор собирался лишь завтра, пока же можно было осмотреть город, постараться понять, чем дышат его обитатели, заодно узнать местные цены и еще многое, многое другое.

С соседями познакомиться, просто отдохнуть, в конце концов, после долгой дороги. Тряска, пыль, жара…

Интересно, другая погода здесь бывает? Такое впечатление, что нет. С самого прибытия на берега Нового Света солнце греет землю, будто решило установить вечное лето. И где знаменитые ветра, якобы пронизывающие насквозь?

Утром приемная Наместника была наполнена самым разным народом. Тут были армейские офицеры в своей темно-зеленой форме, казаки в синих чекменях, чиновники в мундирах различных ведомств, множество неслуживого народа в разных костюмах. Даже, судя по широкоскулому лицу и узким глазам, какой-то индеец, почему-то в казачьем мундире при сабле.

Люди стояли, сидели, ждали, когда же их пригласят на аудиенцию. По делам важным, пустячным, просто засвидетельствовать почтение.

Обычная картина в зале у любого крупного вельможи.

Тизенгаузен не обольщался на свой счет: здесь наверняка присутствовали люди более знатные или же занимающие высокое положение в служебной иерархии. Оставалось настроиться на долгое ожидание, вещь тоже довольно привычную для человека, не обремененного чинами и стремящегося лишь к знаниям.

Почему интересы науки вечно оказываются на втором, а то и на третьем плане?

К некоторому удивлению профессора, весьма быстро был вызван индеец. Потом пошли все вперемежку, и военные, и штатские. Тизенгаузен начал впадать в привычную полудрему, голова работает над какими-то проблемами, а тело пребывает в помещении, но тут адъютант вдруг неожиданно подошел к нему.

– Вы – профессор Тизенгаузен?

Вопрос прозвучал по-французски и был продублирован на немецком.

– Да.

– Прошу. Его сиятельство вас ждет.

Приглашение было настолько несвоевременно и удивительно, что Тизенгаузен едва сумел оторваться от стула. Он даже осторожно ущипнул себя – больно! – и покосился по сторонам.

Приемная все еще была полна. Может, не как в самом начале, но, по прикидкам профессора, был принят от силы десяток человек. Даже не по себе стало. С чего вдруг вельможа решил так быстро увидеться с ним? Или хочет с ходу прогнать? Вон ведь, тут явно еще находятся такие люди!..

Делать нечего. Пришлось идти.

Наместник стоял посреди большого кабинета. Одну из стен целиком занимала карта Северной Америки. Остальные посетитель не рассматривал. Да и по карте скользнул взглядом и сразу переключил внимание на графа.

– Слушаю вас, – дружелюбно проговорил Резанов на сносном немецком.

– Ваше сиятельство, – от волнения Тизенгаузен напрочь позабыл заранее подготовленное и выученное обращение и теперь с трудом подбирал слова. – Мне бы хотелось принести пользу… Земли Русской Мексики, без сомнения, полезные металлы должны содержать. Хотелось бы надеяться принять участие в одной из соответствующих экспедиций. Как только она состоится.

Невысокий, однако ладно скроенный граф прошел к столу, повертел в пальцах табакерку, а затем улыбнулся открытой и немного грустной улыбкой.

– С экспедициями сложно. Контингент переселенцев составляют главным образом люди, желающие обрабатывать землю. Не поверите, профессор, прежние власти понятия не имеют, есть ли что под ногами, а у нас до сих пор буквально не было ни времени, ни людей заняться этим вопросом.

Внутри похолодело. Отказ?

– Но, ваше сиятельство… Нельзя же относиться к территории настолько не по-хозяйски…

– Милейший профессор, не надо меня убеждать в очевидном, – чуть приподнял руки Резанов. – Я сам неоднократно посылал запросы в Петербург, однако, к сожалению, целый ряд обстоятельств и дел не позволил прислать сюда достаточное количество ученых людей. Возможно – они сами не очень хотят отправляться в такую даль. Территории огромные, в большой части – слабозаселенные. Но раз вы здесь, как говорят у нас, в России, вам и карты в руки. Только скажите, что вам надо для работы. Чем смогу – помогу.

– Мне хотелось бы произвести разведку ближе к горам. По моим предположениям, там много полезного можно будет найти, – промямлил Тизенгаузен.

Все решалось сейчас. Прямо здесь, в кабинете.

– К каким именно? – уточнил Наместник. – Гор у нас много.

– Ближе к Калифорнии, – очень тихо отозвался профессор. – Я хотел сразу направиться туда, но не на чем. Очень далеко.

Про состояние своих финансов он не помянул. Еще подумает – сразу стал выклянчивать деньги.

– Да, расстояния у нас – не меньшие, чем в основной России, – согласился Резанов. – Отсюда и проблемы. Но ничего, как-нибудь решим ваш вопрос. Если желаете, можете отправляться туда по тракту. Он уже закончен. Прогонные деньги вам будут выделены. Или подождите немного. Вполне возможно, в ближайшее время мы организуем комплексную миссию на Великие Равнины. А там и до гор не столь далеко. Подумайте, решите. Людей непосредственно в ваше распоряжение я дам. Кого-то найдете сами, если хотите. Десяток казаков вам, думаю, хватит. Заодно и охрана будет. Необходимые бумаги будут оформлены на днях – в зависимости от вашего решения. Я буду в Сан-Антонио еще минимум дня три-четыре. Приходите в любое время. Вас примут. Я распоряжусь, чтобы прямо с этого дня вы уже считались на службе. Пока для ускорения дела – в моей канцелярии. Позже постараюсь придумать что-нибудь другое. Надеюсь и университет в ближайшее время создать. Специалисты в самых разных областях знаний нам нужны срочно и много. Где вы остановились?

Тизенгаузен назвал.

– Хорошо. Если что изменится, я пришлю адъютанта. Пока же подумайте над вариантами.

Вот ведь странно – пока одни слова, а профессор вышел из дворца окрыленным.

Глава пятая

Прерии Тешаса

– Кажись, выступают, – едва слышно промолвил Сильвестр. – Видишь, Степка?

Его напарник напряг зрение и кивнул.

Далеко от холма в неверном свете луны в прерию отправилась цепочка всадников. Если несколько одиноких наездников, маячивших тут и там, явно были обычными разведчиками, то здесь уже был отряд. На охоту ночью никто не отправляется, да и само направление партии говорит, куда лежит путь. Прямиком к месту, где все еще стояли главные силы Максимова.

– Предупредить наших? – спросил Степан.

Собственно, за этим они здесь и находились. Главное – вовремя знать о шагах противника, а остальное сделать не так сложно.

– Подождем.

– Что ждать?

Сильвестр вздохнул. Напарник был еще молод, и некоторые вещи ему приходилось объяснять.

– Не все они здесь.

– И что? Одни остались, а эти-то нападут.

– Остались ли? Или отправятся в другую сторону? Не боись, наших врасплох не застанешь. Посмотрим, вдруг еще кто выберется?

Звучало здраво. На глаз, выдвинулось в степь пара дюжин индейцев, добавить к ним дозорных, непрерывно рыщущих вокруг, – и все равно остаются шесть, а то и семь десятков. В бою – ничего особо опасного, но подальше от границы даже полсотни дикарей могут натворить таких дел!

Потому замолчали и продолжили наблюдение. Ночь и прерия не любят лишних слов.

Один из дозорных индейцев проехал буквально рядом, в паре десятков шагов, и пришлось затаиться, припасть к земле. Трава укрывала надежно, а тут еще ее союзником выступала тьма. Индеец проехал, лишь едва слышимый перестук копыт подсказал об опасности, но вот он стал удаляться. Пронесло.

Обычное дело. Коней казаки оставили далеко в стороне вместе с третьим соратником, а пешими, да не спрятаться?

Ночь потянулась дальше. Темнота, неверный свет луны, шелест травы… Только в сон немного клонит от монотонности картины. Однако бороться со сном казаки были привычны. Служба такая. Побеждает тот, кто более выдержан. Приказано наблюдать, следовательно, надо наблюдать.

Ожидание окупилось довольно скоро. В отдалении вновь зашевелились тени. На сей раз их было много больше, и двигались они на северо-запад, в сторону от лагеря экспедиции. Практически все шли одвуконь, насколько позволяли разглядеть темнота и расстояние. Значит, не просто выступили куда-то на денек, а снялись окончательно. Не требовалось иметь семь пядей во лбу для понимания – куда именно направляется банда.

Пока выехавшая первой группа будет отвлекать на себя внимание и силы, вторая тем временем спокойно углубится внутрь мирных территорий и устремится за добычей к поселениям на Рио-Гранде.

– Вот теперь – пора, – вздохнул Сильвестр. – Щас доберемся до коней, и гони, аллюр – три креста, в лагерь. А мы с Денисом попробуем немного проследить.

Степану хотелось бы остаться, следить ночью было и трудно, и опасно, следовательно, почетно. Достаточно вспомнить дозорных, окружающих отряд. Но и до своих домчать – те еще проблемы. Объехать отвлекающие внимание дюжины сравнительно легко, а вот нарвешься на кого из индейских разведчиков – и что тогда? Задача – не сражаться, а доложить. Своевременный рапорт дороже одного-двух убитых противников.

Ладно. Надо, так прорвемся.

Северо-запад Тешаса

Выступили в темноте. Небольшая часть воинов – прямиком на лагерь бледнолицых. Основная – резко в сторону, с намерением совершить глубокий обход и все же выйти к реке с ее поселениями.

Вождь долго думал, советовался с духами и в итоге решил изменить первоначальное решение, пошел на хитрость. Очень уж много бледнолицых и апачей противостояло команчам для решительной победы в открытом бою. Не просто люди – воины с хорошим вооружением. Да и не столь беспечен враг, как показался попервоначалу.

Разведчики широко разошлись по прерии в поисках врага. Ведь наверняка кто-то наблюдает за походным лагерем, и надо найти вражеских лазутчиков, не дать передать о выходе команчей. Не зря бледнолицые выступают в одном ряду с липанами. Те чувствуют себя в прерии, как дома. Не будь их, можно было бы не опасаться за скрытность перемещений.

На небо вышла луна, однако помощи от нее было мало. Противник тоже умел действовать скрытно, и попробуй найди его в темноте! Травы медленно колеблются, бледный свет полуночного светила делает все неверным, призрачным, а едва не единственный звук – шелест все той же травы. Можно проехать рядом с затаившимся лазутчиком и не заметить ничего. Зато будешь замечен сам, ведь передвигаться приходится верхом, и поневоле возвышаешься над растениями.

Медведю досталось следовать перед отвлекающим отрядом. С одной стороны, обидно не принять участие в основном набеге, с другой – ударить по врагу весьма почетно. Если все пройдет хорошо, они еще успеют оторваться от противника и соединиться с Бьющим Орлом.

Приходилось постоянно напрягать зрение. Но луна неверным светом частенько вводила в заблуждение, показывала не то, что было в действительности. Какой-то далекий куст мог прикинуться человеком, волнующаяся под дуновением ветра трава словно намекала – под ее прикрытием ползут враги. Разведчик то и дело сворачивал, стремясь объехать возможно большее пространство, однако понимал: если противник затаился, то обнаружить его можно лишь при особой милости духов. Вот если просто остановился отдохнуть – дело другое. Или если куда едет по своим ведомым и неведомым делам.

Иногда Черный Медведь слезал с коня, приникал ухом к земле и напряженно вслушивался. Почва передает звук гораздо лучше воздуха. Надо лишь уметь разобрать его.

И вдруг… Медведь не сразу поверил удаче, но ошибки быть не могло. Кто-то определенно скакал в сторону лагеря бледнолицых, довольно быстро скакал, причем показалось, копыта коня были подкованы.

Завалить свою лошадь, затем прикинуть, где именно может промчаться всадник. Не так и далеко. Теперь незаметно переместиться в ту сторону. Тут как раз и небольшая балочка есть, можно провести лошадь, а там вновь уложить ее, самому же осторожно приподняться.

Конец ознакомительного фрагмента.