Глава 3
Проголодавшись, Генри открыл дверцу огромного холодильника. Было три часа ночи, но ждать до рассвета он не мог. Еда на вечеринке была очень вкусной, но организму спортсмена нужна калорийная пища, а не легкие закуски. Во время игрового сезона физическая нагрузка будет запредельной, и ему необходимо набраться сил.
Достав картонную коробку с яйцами, он положил ее на рабочую поверхность из гранита. Его мысли снова вернулись к благотворительному вечеру. Все прошло более чем удачно. Фионе удалось собрать сумму, которой хватит на строительство нового здания приюта. Его жена справилась со своей задачей, и он очень ею гордился. Несмотря на все их разногласия, он по-прежнему ею восхищался. Когда прибыла бригада уборщиков, он практически силой ее увел. Она хотела лично убедиться, что они сделают все как надо, но он сказал, что их проконтролирует кто-нибудь из домашнего персонала.
Когда они с Фионой вернулись к себе домой, она, разумеется, сразу ушла в свою комнату. В последнее время это вошло у нее в привычку.
Открыв шкафчик, Генри достал сковороду, налил в нее немного оливкового масла, поставил ее на плиту и включил конфорку. Когда масло зашипело, он разбил на сковороду два яйца.
Ему нравилось готовить для себя и для Фионы. Они много времени проводили на кухне. Именно по этой причине они потратили так много времени на ее обстановку. Они вместе ходили по дорогим антикварным магазинам во Французском квартале в поисках красивой мебели и предметов интерьера. Одним из таких предметов были большие настенные часы с замысловатым орнаментом на корпусе. Он напоминал им обоим об Ирландии, одной из первых стран, которую они посетили вместе. Интерьер кухни не был выдержан в едином стиле, но предметы прекрасно дополняли друг друга, создавая единое гармоничное пространство.
Вздохнув, Генри выключил конфорку и переложил яичницу на тарелку. Достав из ящика вилку, он взял тарелку, перешел в столовую и сел во главе длинного стола из вишневого дерева, купленного специально для того, чтобы собираться за ним всей семьей. Над буфетом, в котором Фиона хранила начищенное до блеска столовое серебро, висело зеркало в позолоченной раме.
Они с Фионой вместе занимались обустройством своего гнездышка, но, когда они расстанутся, ему придется покинуть этот дом и вернуться в особняк на озере Понтчартрейн. Он любил своих братьев, но его дом был теперь здесь, в сердце Нового Орлеана.
Сидеть в одиночку за большим столом было невыносимо, поэтому он поднялся, взял тарелку с остатками яичницы и подошел к окну.
Его в очередной раз поразил контраст между историческими и современными зданиями. Новый Орлеан был словно мостом между мирами и культурами. Сквозь пелену облаков, затянувшую предрассветное небо, едва проглядывала луна. Генри вырос в Техасе, но ему нравился Новый Орлеан с его частыми переменами погоды. Этот город, ставший ему новым домом, подходил ему по духу.
Он думал, что его жизнь сложилась. У него была не только завидная карьера, но и прекрасная жена, разделяющая его любовь к живописи и джазу – музыке, которая, по его мнению, способна проникнуть в душу самого черствого человека. Братья смеялись над ним, когда он говорил подобные вещи, называли его сентиментальным слабаком, но Фиона всегда его поддерживала. Именно по этой причине ему было так больно, когда она сказала, что они не знают друг друга и у них нет ничего общего. Она приуменьшила значимость того, что они создали вместе. В довершение всего его чертовски злило то, что к Фионе на вечеринке подходили другие мужчины. Они словно чувствовали, что она вот-вот будет свободна, хотя ни она, ни Генри никому не рассказывали о своих проблемах.
Генри привык к тому, что мужчины обращают внимание на его жену. Это естественно, поскольку она очень красивая женщина. Обычно она сопровождала его во время поездок, но, даже когда они не были вместе, они доверяли друг другу. Мысль о том, что она может найти себе другого мужчину, отравляла душу. Генри не считал себя ревнивым, но, черт побери, он не был готов отказаться от нее и отдать ее другому мужчине.
Он сам не заметил, как поднялся по лестнице и оказался рядом с комнатой Фионы. Дверь была наполовину открыта, и это его удивило. Обычно она закрывала дверь, словно хотела таким образом отгородиться от него. Почему она не сделала этого сегодня?
Охваченный любопытством, он заглянул в комнату.
Фиона лежала на диване в позе зародыша. Его удивило, что на ней по-прежнему было то же платье, в котором она была на вечеринке. Туфли валялись на полу, волосы были растрепаны. На мгновение ему показалось, что его жена спит, но затем он понял, что она плачет.
В последнее время она вела себя сдержанно, и этот неожиданный выплеск эмоций сбил его с толку. Ему было больно видеть ее слезы. Они вызывали у него чувство растерянности и беспомощности.
Однажды в детстве Генри, войдя в комнату своей матери, застал ее в слезах. Она плакала из-за окончания своей карьеры модели и очередной измены мужа. Хотя она была не самой внимательной и заботливой матерью, Генри очень ее любил. Его сердце разрывалось от сочувствия, но он ничем не мог ей помочь.
Сейчас он чувствовал себя таким же беспомощным, как и тогда.
– Фиона? – тихо позвал он, войдя в комнату.
Вздрогнув, она приняла сидячее положение и вытерла слезы тыльной стороной ладони, размазав тушь по лицу.
– Генри, мне не надо помогать расстегивать молнию.
– Я шел в свою комнату и услышал, как ты плачешь. – Он подошел ближе. – Ты в порядке?
– Нет, не в порядке, – произнесла она дрожащим голосом, спустив ноги на мягкий персидский ковер.
Сегодня она была другой. Такой ранимой и открытой он ее давно не видел. Она словно ждала от него поддержки, несмотря на все их разногласия. Это означало, что их брак был небезнадежен и его все еще можно было спасти.
Впервые за долгое время она была готова с ним разговаривать, и он не намерен упускать возможность узнать, что творится у нее в душе.
– Появляться вместе на публике и притворяться счастливой парой становится все сложнее. Я это понимаю. Тебя ведь это беспокоит, не так ли?
– Конечно, это, – слишком поспешно ответила она.
– Почему-то я тебе не верю. Прежде у нас не было проблем с доверием.
– Легко доверять, когда не знаешь человека хорошо. Когда вы не лезете друг другу в душу. – Это прозвучало как строчки из хорошо отрепетированной роли.
Генри прислонился к мраморной каминной полке.
– Тебе придется объяснить мне, что это значит, потому что я по-прежнему не понимаю, что у нас пошло не так.
Вздохнув, она натянула на колени подол платья.
– Мы не говорили о важных вещах. О том, что бы мы делали, если бы не смогли завести детей. О том, что бы в этом случае нас связывало, кроме секса.
– Для тебя смысл секса был лишь в продолжении рода? Ты поэтому меня отталкиваешь после операций?
Когда после генетических тестов доктор порекомендовал Фионе сделать профилактические операции, Генри, конечно, расстроило то, что в результате она не сможет родить ему ребенка, но все же на первом месте для него были жизнь и здоровье его жены.
– Ты знаешь, что я готов быть рядом с тобой, несмотря ни на что. Я не брошу тебя, когда ты во мне нуждаешься.
Выражение ее лица снова стало отчужденным, во взгляде больше не читалось никаких эмоций.
– Мы уже это обсуждали. Мы не можем иметь детей, и нас ничто друг с другом не связывает.
А как же страсть? Общие интересы? Несколько лет, прожитых вместе? Она не может так легко сбросить все это со счетов.
– Ты все еще против усыновления?
Его это приводило в замешательство, поскольку ее отец был усыновлен. Но всякий раз, когда Генри затрагивал эту тему, Фиона уходила в себя.
– Я против того, чтобы муж оставался со мной только ради ребенка или из жалости. – Вскочив на ноги, она смерила его холодным взглядом. – Давай прекратим этот разговор, черт побери.
Что она думает? Что он остался с ней лишь из-за ее предрасположенности к раку? Разумеется, он бы не бросил женщину, унаследовавшую от матери ген смертельной болезни, но это была не единственная причина, по которой он не хотел разрывать отношения с Фионой. Все было намного сложнее.
Генри быстро подошел к ней и схватил ее за плечи:
– Ты как-то сказала, что мы мало друг с другом разговаривали. Давай поговорим сейчас. Начинай. Я тебя внимательно слушаю.
Генри нужно было, чтобы она рассказала ему, что ее тревожит. Он хотел как можно скорее уладить все разногласия между ними, потому что дорожил их отношениями.
Даже сейчас, когда макияж размазался по лицу, а волосы растрепались, она была очень красива. Жар, исходящий от ее кожи, обжигал его пальцы. Генри по-прежнему ее желал, несмотря ни на что. Ему хотелось поднять Фиону и отнести на кровать. Кровать, которая была их брачным ложем до того, как она, вернувшись из европейской клиники после операций, выселила его в другую комнату. Она сказала, что ее швы все еще болят, и она боится, что он может ночью ее задеть. Но с течением времени ничего не изменилось. Они по-прежнему ночевали в разных комнатах. Фиона ни разу даже не намекнула на то, что готова снова делить с ним постель. Генри на этом не настаивал. Он боялся, что может что-то сказать или сделать не так, пока она находится в уязвимом состоянии, поэтому обращался с ней весьма деликатно. Узнав, что их адвокат составляет документы на развод, он испытал потрясение.
Он устал ждать. Он всегда был человеком действия.
После небольшого промедления Фиона сбросила его руки со своих плеч.
– Даже если мы сейчас поговорим, это не изменит моего решения. Я все равно с тобой разведусь. Ты должен себе это уяснить.
– В таком случае давай поговорим, чтобы на душе у нас обоих было спокойно, когда мы разойдемся.
Прикусив губу, она внимательно посмотрела на него, затем кивнула:
– Говори.
Сев на диван, он взял ее за руку и слегка притянул к себе. Немного помедлив, она начала садиться. В последний момент он передвинулся, и она плюхнулась прямо ему на колени.
– Это нечестно.
– Тогда пересядь.
Сначала он увидел на ее лице неуверенность, затем в ее глазах промелькнула искра озорства, которое было так характерно для прежней Фионы. Она заерзала у него на коленях, и его пах тут же пронзила боль желания.
Он поднял бровь.
– Теперь ты ведешь себя нечестно.
– Я думала, ты хотел поговорить.
– Хотел. Только теперь говорить стало сложно. – Он провел пальцем по ее губам. – Но я пытаюсь. Для начала могла бы мне рассказать, почему ты только что плакала.
Фиона отвела взгляд.
– Вечером я заходила к дедушке Леону. Когда я вижу, как его болезнь прогрессирует, мне становится очень грустно. – Положив голову на грудь Генри, она тяжело вздохнула.
Генри знал, что она не притворяется. Фиону и дедушку Леона всегда связывали теплые отношения.
– Я прекрасно тебя понимаю. Мне тоже больно на него смотреть, когда он путает элементарные вещи. Страшно подумать, что будет дальше.
Теснее прижавшись к Генри, Фиона обхватила его руками. Он вытащил из ее волос плетеную тесьму и запустил в них пальцы. Боже, как же ему не хватало ее близости!
– Ты действительно готова расстаться с нашей семьей? – спросил он. – С дедушкой Леоном, с Аделаидой, с моими братьями… со всеми остальными?
– Возможно, они продолжат меня любить после моего ухода, – прошептала она после долгой паузы.
– Конечно, продолжат.
«Разве ее можно разлюбить?»
– Но я понимаю, что все, включая тебя самого, будут испытывать чувство неловкости, когда ты найдешь себе другую женщину.
Ее слова подействовали на него как удар под дых.
– Ты уже представляешь меня с кем-то еще? Это жестоко.
Со дня их знакомства Генри не смотрел на других женщин. Он был так увлечен Фионой, что не замечал больше никого.
– Полагаю, сразу, как только всем станет известно о нашем расставании, к тебе примчится толпа женщин.
Лицо Фионы было так близко, что ее дыхание щекотало его губы.
Конец ознакомительного фрагмента.