По завету Гиппократа (сборник). Крепость здоровья. Исторический очерк (М. И. Ибрагимова)

Как зарождался курорт

Овеянный легендами Кавказ. Стоит он на рубеже двух миров, словно гигантская крепость, воздвигнутая могучей рукой природы.

Кавказ легко сравнить с этнографическим музеем. Здесь можно найти неисчислимое множество осколков народов, племён и наречий. По дорогам и тропам, вьющимся по холмистым предгорьям, просторным долинам и глубоким каньонам, вдоль русел рек этой могучей цитадели, с севера на юг и с юга на север с доисторических времён и в наши века непрерывным потоком двигались мирные кочевники и воины усилившихся держав.

Кавказ можно назвать и древнейшим музеем, хранящим тайны вековых историй. И не только одна из блестящих жемчужин Северного Кавказа – Кисловодск, но даже такая частица его, как санаторий имени 10-летия Октября, полна захватывающих событий, стёртых безостановочным движением времени в неразрывной связи с прошлым самого города.

Кисловодск, расположенный в двуречье живописных долин Ольховки и Берёзовки, издавна привлекал внимание аборигенов и пришлых. Защищённый от холодных северных и восточных ветров Джинальскими и Бургустанскими хребтами, обласканный солнцем, овеваемый чистейшим воздухом со стороны Эльбруса, увлажнённый целебными ионами, бодрящими человека, стоит он, радуя глаз любителей природы.

Но своим рождением и славой Кисловодск обязан замечательному «кислому источнику». Кочевые тюркоязычные племена исстари называли его «аччи-су», что означает «кислая вода». Абазины, позднее осевшие здесь, назвали минеральный источник «нарт-су», что означает «богатырь-вода». Использовали эту воду не только для питья, но и для общего исцеления от всех недугов, в летнее время принимая ванны в лужах, огороженных камышовыми циновками.

Первые сведения о нарзане упоминает во время Персидского похода Петра I его лейб-медик Шобер.

Со времён начавшейся активной экспансии российского самодержавия на Восток в предгорьях и горах Северного Кавказа появляются линейные кордоны. Возникает первый сторожевой пост и у «кислого источника». Наиболее непримиримые из горских племён, селившихся в районе «кислого источника», враждебно относились к теснившим их царским аскерам. Нередко под покровом ночи небольшие конные группы фанатичных абреков с гиком и свистом налетали на пикеты, сторожевые посты, убивали солдат, захватывали оружие, угоняли коней.

Но среди местных поселян было немало и мирных горцев, водивших дружбу с казаками и солдатами сторожевых постов. Зажиточные горцы-скотоводы наладили с командирами отдельных войсковых частей торговые отношения. Сбывали они приезжим купцам и шерсть, шкуры, породистый скот.

Так, балкарский князь Хаджи-Дауд имел свой кош недалеко от источника «аччи-су». Здесь, на склонах гор над долинами Ольховки, Берёзовки, Аликоновки и Подкумка, в буйстве трав могли затеряться бараны. Пастухи Хаджи-Дауда пасли здесь тысячные отары овец и гурты крупного рогатого скота. Славились на весь край и табуны даудовских лошадей. Он не только приобретал их для себя, но и путём скрещивания прекрасных андалузских скакунов (арабская порода) с кабардинскими чистокровками выводил свою породу.

По договору Хаджи-Дауд ежегодно поставлял для пополнения конюшен царской кавалерии 400 голов лучших лошадей.

С восшествием на престол царя Александра I последовал указ: «С целью оздоровления опасной ситуации на Южном рубеже России сосредоточить на Кавказе в одних руках военную и гражданскую власть». Назначенный главнокомандующим князь П.Д. Цицианов, знавший хорошо местность, обратился к императору с прошением об отпуске средств для строительства укрепления в районе «кислых вод» как стратегически важного пункта. В прошении также указывалось о необходимости строительства госпиталей и пансионатов для отдыха и лечения личного состава действующих войск целебными водами Северного Кавказа.

В связи с этим последовало распоряжение императора: «Поручить медицинской коллегии изучить подробно и представить заключение о действии минеральных вод края на организм человека».

Когда учёные подготовили и дали своё заключение, появился указ царя о признании Кавказских Минеральных Вод местностью государственного значения.

Вскоре после этого из Петербурга на Кавказ был направлен военный строитель генерал-майор И.И. Бризгин с предписанием: «Возвести к зиме 1803 года укрепление у «ключа кислого». К счастью, при секретариате главнокомандующего оказался штатский, ведающий гражданскими делами Алексей Фёдорович Ребров, который знал регион «кислых вод». К нему и обратился генерал Бризгин за советом и помощью. Вместе они объехали и осмотрели прибрежные высоты, посовещались и решили строить крепость на плато, круто обрывающемся над долиной Ольховки.

К означенному в приказе сроку здесь была построена крепость с толстенной круглой башней и с бойницами, с особняком коменданта, со штабом, домом для офицерского состава, казармой для солдат, конюшнями и прочими подсобными помещениями.

Крепостной двор с открытой северо-западной стороны был огорожен крутым земельным валом и глубоким рвом. Двое крепких ворот тоже служили надёжной защитой от постоянных вылазок немирных горцев.

Дальновидный и практичный Ребров, оценив необыкновенную красоту местности, охмеляющий чистый воздух и легендарную славу «богатырского источника», позаботился и о себе лично. Облюбовав площадку на каменистом склоне Ольховки, почти рядом с источником нарзана, он забил первый кол для своей будущей усадьбы.

Вскоре, получив на то разрешение главнокомандующего, Алексей Фёдорович приступил к строительству своего дома, не сомневаясь, что со временем вокруг него поднимутся другие дома.

Когда строительство укрепления было окончено, в нём был оставлен гарнизон в составе двух рот. Комендантом крепости стал майор князь Ураков. В составе гарнизона были солдаты разных возрастов, в том числе и «старики», двадцатипятилетняя служба которых близилась к концу.

С радостью считали они дни окончания нелёгкой службы, мечтая о своём возвращении к родным и близким. Но не суждено было сбыться их мечтам. Буквально накануне истечения срока службы «стариков» пригласил комендант крепости и ознакомил их с приказом главнокомандующего. В нём говорилось о том, чтобы демобилизованных солдат и унтер-офицеров не возвращать на места бывшего до мобилизации жительства, а оставлять на постоянное поселение при форштадте. При этом для каждого отслужившего выделялось 15 десятин земли для пашен, покоса и пастбища, а также выдавались из казны деньги на постройку домов, приобретение лошадей, коров, овец. Гарнизону крепости предписывалось оказывать помощь поселенцам солдатской слободы в сооружении построек.

Коменданту крепости вменялось в обязанность снабжать нижних отставных чинов провиантом до сбора первого урожая. Кроме того, в приказе был и такой пункт: «Если пожелают переселиться в форштадт престарелые родители, жёны с детьми из внутренних губерний России, выдавать на то дополнительную сумму денег на переезд и добавлять землю соответственно количеству поселившихся душ».

Так рядом с кисловодской крепостью появилась солдатская слобода. Среди первых поселенцев форштадта был унтер-офицер Илья Востряков. Он выбрал для своего двора большой участок на вершине усечённого холма, господствующего над проезжей частью и «кислым ключом». Востряков был назван первым старостой слободы, которая со временем вышла за пределы форштадта.

Появились и вторая солдатская слобода, и крепостной переулок. На крепостной площади поднялась деревянная церковь. К северо-западу, вверх от церковной площади, потянулись домики отставных офицеров и прочих служивых. Появились улицы: первая крепостная – Дундуковская (Ярошенко), вторая крепостная – Коляева (Лермонтова), третья крепостная – Николаевская (Гагарина).

Дома опоясали подошву горы Солдатской, образовав улицу Кольцовскую перед базарной площадью (ныне место мемориала и памятника «Журавли»).

Севернее, вверх, почти у самого обрывистого края, возвышающегося над Берёзовкой, потянулись хаты улицы Ермолова (Совхозная), в конце которой было отведено место для поселкового кладбища (где построили обувную фабрику).

Когда мятежные горцы Северного Кавказа были усмирены и Кисловодск потерял стратегическую значимость, последовало предписание Николая I: «Превратить Кисловодск в чисто обывательский курортный посёлок, для чего надлежит приглашать сюда на поселение благонадёжных частных лиц для постройки домов».

В связи с этим командир Отдельного Кавказского корпуса генерал-адъютант барон Розен предписал составить план застройки, для чего в Кисловодск были направлены два архитектора – итальянцы братья Джузеппе и Джованни Бернардацци для составления проектов и строительства казённых зданий. Из-за затруднений с добычей и доставкой материалов для фундаментальных строений возводили в основном лёгкие деревянные здания, обшитые тёсом с фронтонами, украшенными резьбой, лёгкими фигурными колоннами, ажурными наличниками окон, с крылечками, балкончиками, открытыми террасами и резными оградами.

В Кисловодске по проектам братьев Бернардацци были построены ресторация, ванное здание, гостиница и некоторые дачи частников.

К концу 1825 года на территории, где теперь раскинулась Минутка, появились павловские казаки с семьями во главе с хорунжим. За короткое время они поставили хаты, вскопали землю под огороды, посадили сады и образовали свою станицу. Не ошибся и предприимчивый Ребров, закладывая свой знаменитый особняк. Вокруг него тоже появились небольшие дома-пансионаты, сдаваемые под жильё приезжающим в сезон на Воды.

В 1837 году по приказу главнокомандующего генерала Вельяминова, начиная от деревянного здания Скальковских ванн вниз, в сторону шоссейной дороги, разбили бульвар с цветником. По обеим его сторонам были посажены пирамидальные тополя и липы.

В конце бульвара появилась станция дилижансов и почтовый дом. Бульвар и заложенный ранее Курортный парк были местом гуляний и развлечений отдыхающих и лечащихся.

Курортный сезон начинался 1 июня и заканчивался 1 октября. В 1845 году, через год после своего назначения наместником Кавказа и главнокомандующим войсками, генерал-адъютант князь М.С. Воронцов приехал в Кисловодск в сопровождении офицеров штаба, командующих отдельными войсками и охраной казачьей конницы. Михаил Семёнович остановился в усадьбе Реброва. Англоману-аристократу, привыкшему к жизни в солидных дворцах среди изысканной роскоши, не понравились легковесные, затейливо украшенные строения итальянских зодчих. Не произвела на него впечатления и крепость.

Воронцов распорядился всё это снести и поставить здесь каменные здания. С этой целью наместник Кавказа пригласил проживавшего в Крыму талантливого архитектора англичанина С.И. Уптона. По его проектам была пристроена фасадная сторона крепости с воротами. Рядом с территорией крепостного двора, так называемой новой слободы, возвели двухэтажное кирпичное здание с пристройками, где разместился целый полк (здание санатория «Крепость»). В 1849 году началась закладка Нарзанной галереи с помещением для ванн на 18 кабин, душевыми, бассейном для купания в цельном нарзане и новым каптажем.

Позаботился князь Воронцов и о собственной персоне. На старой части форштадта, которая возвышается с одной стороны над «кислым источником», а с другой – над проезжей частью улицы Бульварной, Воронцов выбрал место для своей летней резиденции.

А бывший бульвар с тополевой аллеей, начиная от входа в Курортный парк, был переименован в проспект Воронцова (потом проспект Мира).

Бархатный сезон Кисловодска в 1850 году ознаменовал своим приездом цесаревич Александр Николаевич. Его сопровождали наместник князь Воронцов с командующими отдельными войсковыми частями.

Среди многочисленной пышной свиты наследника был близкий друг Александра Николаевича князь А.И. Барятинский, который после восшествия на престол Александра II сменит Воронцова на Кавказе. Надо сказать, что князь Воронцов, несмотря на своё участие в войне с наполеоновской Францией, а также с Турцией в 1806 и 1828 годах, бывший генерал-губернатор Новороссии и наместник Бессарабской области, был человеком больше гражданским, чем военным. Достаточно сказать, что его экспедиция с многотысячным войском в Чечню потерпела полное поражение, да и сам он едва избежал позорного плена. Однако звание фельдмаршала ему присвоили.

Сменивший Воронцова князь А.И. Барятинский был талантливым знатоком военной науки и практиком-солдатом. С юношеских лет он дружил с цесаревичем Александром. Пылкий по натуре, весельчак и гуляка, он стал ухаживать за великой княжной. Царь-отец, узнав о такой дерзости со стороны молодого князя, велел немедля отправить Барятинского в действующую армию на Кавказ.

Бесстрашный офицер оказался отличным воином-рубакой. Неоднократно участвовал он в боях с горцами, причём всегда видели его впереди, в самых опасных схватках. Будучи неоднократно ранен, он удостаивался наград и быстро повышался в чинах. Барятинский относился к «истинным кавказцам». Так называли тех офицеров, которые не только провели многие годы на Кавказе и хорошо знали эту горную страну, но и сочувствовали народам гор, защищавшим свою свободу и независимость.

В приобщении героя Кавказской войны князя Барятинского к «истинным кавказцам» сыграла определённую роль его дружба со старшим сыном Шамиля – Джемалуддином, который, будучи отдан в аманаты в возрасте семи лет при Ахульго, рос во дворце в Петербурге.

Блестящий царский офицер Джемалуддин Шамиль, убеждённый русофил, через 20 лет был возвращён отцу – имаму Шамилю (во время Крымской кампании). Отец, вождь горских народов, и образованный, выросший среди русских сын не могли понять друг друга. Шамиль не соглашался мириться с царём, а Джемалуддин отказался от наибства, заявив отцу, что «поднять оружие на русского для него равносильно братоубийству».

Успешными операциями Барятинского мюриды во главе с Шамилём были оттеснены из пределов Чечни в сторону гор Дагестана. В этот критический для Шамиля момент умер от чахотки живший в уединении Джемалуддин. Когда весть об этом дошла до главнокомандующего Барятинского, тот издал приказ о прекращении военных действий на 40 дней по поводу кончины офицера царской службы Джемалуддина Шамиля.

Пленив имама Шамиля, покорив мятежных горцев Кавказа, фельдмаршал Барятинский некоторое время жил во дворце наместника в Тифлисе. Оставшись по-юношески горячим и пылким, фельдмаршал влюбился в грузинскую княгиню и уехал с нею в Париж.

Этот замечательный человек оставался замечательным до конца. Уже на смертном одре он поднялся с постели, встал во весь рост и произнёс: «Я всю жизнь был солдатом, умру как солдат, стоя»…

Настоящий расцвет Кисловодска начался с 1896 года, когда в этот курортный посёлок была проведена железная дорога. В уютных вагончиках, под грохот колёс и присвист «чугунки», на Кислые Воды хлынули не только больные, искатели развлечений, любознательные путешественники, но и бизнесмены, ибо возникла острейшая проблема жилья в летний сезон. Любители «нетрудовых доходов», как теперь называют квартиросдатчиков, с появлением железной дороги получили возможность доставлять строительные материалы и всё необходимое для оборудования гостиниц, частных пансионатов и собственных дач.

Жителей Кисловодска в те времена можно было разделить на своего рода три категории: первопереселенцы крепостного форштадта солдатской слободы, крепостного переулка и крепостных улиц. В этом районе кроме отставных солдат селились отставные офицеры и, после них, их потомки. Позднее некоторые из отставных генералов приобретали в этом районе земельные участки со старыми турлучными хатами и строили на их месте добротные дома, усадьбы. Так, например, известным отставным генералом Дундуковым был выстроен большой кирпичный дом против теперешней курортной клиники, где после его смерти жила вдова Дундукова, и улица эта называлась Дундуковской.

На территории второй солдатской слободы, напротив дома генерала князя Дундукова-Корсакова, рядом с дачей полковника Д.О. Аглинцева (старое здание санатория «Узбекистан»), купил себе участок с тремя приземистыми хатками служивых отставной генерал от артиллерии Николай Александрович Ярошенко – знаменитый художник-передвижник.

Ярошенковские субботы с музыкальными и литературными вечерами были известны всей передовой интеллигенции России того времени. Здесь читали свои произведения Лев Толстой, Чехов, Бунин, Короленко, Успенский, Коста Хетагуров. Нелегально посещали кисловодский дом Ярошенко известные политические деятели, такие как друг Карла Маркса Лопатин (первый переводчик его «Капиталла») и другие. Ярошенко с глубоким уважением относился к Лопатину и писал его портрет.

Интернационалист в душе, Николай Александрович любил горцев. Среди карачаевцев, балкарцев, кабардинцев, осетин у него было много кунаков. Достаточно было любителю верховой езды, русскому генералу, облачённому в мирные гражданские одежды, появиться в каком-нибудь ауле, как аксакал одним взглядом давал понять стоявшим рядом сыновьям или внукам, что лучший барашек должен быть подан почётному гостю.

Другой талантливый представитель Кавказа кабардинец Ислам Крымшамхалов стал ближайшим кунаком Ярошенко. Николай Александрович ездил в Теберду со своим другом Коста Хетагуровым и соседом по дому, отставным полковником Аглинцевым. Дядя Ислама Крымшамхалова Исмаил Урузбиев был давним кунаком и приятелем полковника Аглинцева.

Ярошенко возил с собой в Теберду и Домбай своих столичных друзей-художников, которые вместе с ним не только любовались красотами царственной природы гор, в особенности заснеженных становых хребтов, но и писали с них этюды. Сегодня их работы собраны в музее «Белая вилла», даче Ярошенко. Интересна история его создания.

Жена Н.А. Ярошенко после смерти мужа намеревалась создать музей в его доме и не раз обращалась по этому поводу в разные инстанции, но тщетно. И лишь 11 марта 1962 года мечте Марии Павловны суждено было сбыться.

Необходимо отметить, что заметный рост домостроения в Кисловодске начался с 1903 года, когда последовал правительственный указ о преобразовании курортного поселка в город. В связи с ростом населения, а главным образом с большим наплывом курсовых дачников и любителей развлечений в городе развивается не только домостроение, но и торговля.

Плоды земледельческого труда поселян солдатской слободы и трудолюбивых станичных казачек уже не могли обеспечить горожан и приезжих продуктами питания. И тут в дело включаются предприимчивые купцы. Их лавки, а затем магазины с особняками концентрируются в основном вокруг и вблизи базарной площади.

Ко второй категории поселян, если подходить по социальному и имущественному цензу, относилась русская знать с дворянством. Их дворцы и резиденции, виллы и дачи поднимались вверх по склону Крестовой горы и Ребровой балки.

Так, начиная от района Нарзанной галереи, рядом с домом Реброва появилась красивая двухэтажная дача «Оля» с просторной светлой верандой и весёлыми балкончиками, кокетливо обращёнными к началу Нижнего парка. Повыше от неё, по склону горы, обращённому к парку, построил себе добротный особняк владелец лавок Кобот.

Ещё выше улочку украсила великолепная по затейливой форме дача «Мавритания».

В самом парке над гротом Михаила Лермонтова была построена одна из казённых гостиниц с билльярдной, клубом, на сцене которого ставили спектакли, давали концерты, тут же устраивались балы-маскарады. Новостройки Ребровой балки уютно вписывались в красоту кавказского пейзажа. Небольшие дворцы и дачи изощрённостью вкусов, фантазией форм мансард, башен и башенок с затейливыми переплётами окон, с лёгкими, повисшими в воздухе балкончиками и открытыми террасами располагали к покою и раздумьям. И всё это причудливо играло бликами, тенью и светом за чугунными рисунками оград или каменной кладкой заборов. До сих пор украшением Ребровой балки остаётся «Орлиное гнездо», так называемая дача прима-балерины Ксешинской, а фактически принадлежавшая крупному грузинскому виноделу Тварчиладзе.

Украшением Кисловодска стали и Главные нарзанные ванны, первоначально названные «Гидропатическим заведением», заложенные по великолепному проекту талантливого инженера-архитектора Клепинина.

Рядом с привокзальной площадью на возвышающемся усечённом холме величественно поднялось великолепное по архитектуре здание «Курзала», ныне государственной филармонии. Под сводами её зала не раз звучал могучий бас великого Фёдора Шаляпина, собственная дача которого в сказочном тереме была расположена совсем рядом (на территории современного санатория имени Семашко).

Звучал здесь и чарующий тенор Л. Собинова. Наслаждались слушатели и волнующими произведениями композиторов Рахманинова, Аренского, Танеева, Рубинштейна и многих других.

К третьей категории поселенцев относится смешанный разнонациональный состав, состоящий из мелких торговцев, ремесленников, жестянщиков, лудильщиков, сапожников, парикмахеров, каменщиков и прочих тружеников. Их небольшие дома и домишки тесными рядами лепились друг к другу, в верховье говорливой речки Берёзовки, через которую были перекинуты четыре моста.

Когда могучие волны Октябрьского переворота докатились до гор Кавказа, здесь схлестнулись две силы – угнетателей и угнетённых. Ударил по революционным тылам бывший бекешевский сотник полковник Шкуро, прославившийся зверскими расправами над мирным населением городов и сёл Северного Кавказа. Сколотив казачьи сотни, он спешил на соединение с Добровольческой армией Деникина. Дважды Кисловодск переходил из рук в руки, дважды хозяйничал в нём Шкуро.

В октябре 1918 года чрезвычайный комиссар Юга России Серго Орджоникидзе отдаёт приказ командованию 11-й армии – разгромить терскую контрреволюцию и очистить тылы северокавказских войск от Белой гвардии.

Новая власть объявила курорты страны собственностью государства. В 1920 году, сразу после освобождения Кавказских Минеральных Вод от контрреволюционных сил, народный комиссар здравоохранения прибыл на Кавминводы, чтобы проводить в жизнь декрет о национализации курорта и положить начало лечению трудящихся в здравницах.

За время революции и Гражданской войны молодая страна оказалась в состоянии страшной разрухи и небывалого голода из-за неурожаев. Пострадали и курорты России. Многие здания, казённые и частные, были разграблены и полуразрушены. Уцелевшие имели вид запущенных военных госпиталей и требовали не только ремонта с дооборудованием, но и перестройки, начиная с фундаментов.

Из-за всей этой разрухи принципы советской курортологии на местах в первое время складывались сложно, с большими затруднениями. Кроме того, отсутствие средств лишало управления курортами возможности привести здравницы в целом и отдельные санатории в состояние, соответствующее назначению лечебно-профилактических учреждений.

В октябре 1922 года последовал декрет ВЦИК РСФСР и Совета Народных Комиссаров, предусматривающий «выделение в районе курортов Кавказских Минеральных Вод замкнутых курортных городов». Этим законодательным актом был положен конец многоначалию и неразберихе.

Курортным управлениям здравниц выделялись определённые зоны с лучшими и капитально отремонтированными зданиями, достаточно оснащёнными, пополненными необходимым оборудованием, инвентарём, бельём. И всё-таки затруднения продолжали охватывать разные стороны жизни курортных городов и их жителей.

Сразу после освобождения края от контрреволюционных банд в Северо-Кавказском ревкоме по поручению Серго Орджоникидзе создаётся Отдел горцев. Его заведующим был назначен известный карачаевский революционер, встречавшийся не раз с Лениным, Умар Алиев. Одновременно Алиев был редактором первой карачаевской большевистской газеты на арабском языке «Коммуну Кавказ» («Кавказская коммуна»).

С.М. Киров не только наблюдал за работой Алиева в этой газете, но и, как опытный журналист, помогал ему. Как-то в зимнюю стужу, вернувшись из Кисловодска, обеспокоенный Сергей Миронович сказал Алиеву: «Вчера я вернулся из Кисловодска. Положение там тяжёлое, в особенности плохо с топливом. Люди начали вырубать деревья в Курортном парке. Посоветовавшись с Орджоникидзе, мы решили поручить тебе обеспечение населения Кисловодска топливом. Обдумай и поезжай. Ты один сможешь сделать это».

В тот же день Умар Алиев выехал в Кисловодск.

Встретившись с руководством ревкома и городскими властями, Алиев обошёл территорию Курортного парка и, убедившись в вопиющем факте вандализма, приказал городскому начальству собрать народ.

На второй день на берегу Берёзовки, у подножия Бермамыта состоялся многолюдный митинг.

Выступая на нём, Умар Алиев говорил: «Дорогие товарищи! Редеет красивейший парк страны, созданный руками солдат Кисловодского гарнизона, а после них кропотливым трудом других поколений. Кисловодск перестанет быть Кисловодском, если мы погубим парк. Деревья – не зерно, их не вырастишь за год, за сезон. Сбережём парк общими усилиями для нас же самих, для тружеников, приезжающих на отдых и лечение, для грядущих поколений. А с топливом мы постараемся помочь, потерпите».

В тот же день, поручив представителям городских властей мобилизовать всех карачаевцев, проживающих в городе и близлежащих сёлах, с арбами на подвоз дров, Алиев выехал в Хасаут.

На этой улочке в 1908 году построил себе великолепный трёхэтажный дворец из жёлтого кирпича крупный промышленник Тарасов. Через несколько лет рядом появился второй аналогичный трёхэтажный дом, а вслед за ним внутри двора – ещё один кирпичный двухэтажный дом. Все здания были отведены под пансионаты. Территория двора со стороны парка и Тупиковой улочки была ограждена чугунной оградой на каменном основании, со стрельчатыми шпилями. В курсовые сезоны местные предприниматели арендовали у хозяина первый этаж дворца под харчевню. Часть столов устанавливали под тентами во дворе, где курсовым и отдыхающим, приходящим со стороны, подавался чай, прохладительные напитки, лёгкие блюда.

После революции дворец и пансионаты Тарасова были реквизированы. В 1924 году в этих зданиях открыт санаторий ВЦИК на 60 коек и назван именем Троцкого. Перед выдворением из Советского Союза Лев Бронштейн (Троцкий) успел здесь поправить своё здоровье в одном из люксов в 1926 году. Главным врачом санатория был доктор Моисей Маркович Болотнер.

Начиная от северной ограды тарасовского дворца по инициативе председателя Высшего Совета Народного хозяйства С. Орджоникидзе в 1928 году инженерами И.А. Фоминым и М.И. Рославлевым был спроектирован и начал строиться первенец пятилетки – санаторий «За индустриализацию» на 200 коек.

Строительство было завершено к 1930 году, а через пять лет произошло слияние санаториев имени 10-летия Октября и «За индустриализацию». Для работников тяжёлой промышленности, лечившихся прежде в санатории «За индустриализацию», по инициативе того же С. Орджоникидзе был построен один из лучших и прекраснейших на Кисловодском курорте санаторий на Георгиевском плато по проекту архитектора Гинзбурга. Строительный объект был назван «Индустрией», а после смерти Григория Константиновича получил имя Серго Орджоникидзе.

На этот объект ещё в начале строительных работ был переведён главным врачом доктор Болотнер. А санаторий имени 10-летия Октября возглавил бывший партийносоветский работник Кирилл Фёдорович Шилов.

В те времена директорами некоторых санаториев назначали коммунистов, не имеющих медицинского образования. Но, несмотря на это, Кисловодское курортное управление смогло обеспечить санатории квалифицированными медицинскими кадрами и такими известными всей стране учёными, как профессора Давыденков, Плетнёв, Яновский, Полонский, Коган, которые консультировали нуждающихся, в том числе и больных санатория имени 10-летия Октября, с первых дней его существования.

В ведении «Десятилетки» с самого начала находились две дачи, расположенные в Ребровой балке, – «Каре» и «Тургеневка». Тургеневская дача называлась так потому, что в ней был установлен бюст И.С. Тургенева, а дом фактически принадлежал богачу Барутчеву. Когда по проекту известного архитектора Мержанова начиналось строительство санатория Совета Министров СССР «Красные камни», то обе эти дачи оказались на территории, отведённой для новостройки. После того как строительство было завершено, дачу «Каре» передали в ведение Совмина. «Тургеневка» в 60-е годы тоже была присоединена к «Красным камням».

Моя «Десятилетка»

Декрет о курортах гласил: «Здравницы Советского Союза должны принимать на лечение деятелей международного коммунистического и рабочего движения, а также трудящихся других стран». В соответствии с этим в санаторий имени 10-летия Октября стали приезжать на отдых и лечение зарубежные гости.

Видный деятель болгарского и международного рабочего движения Георгий Михайлович Димитров впервые приехал в Советский Союз в качестве делегата III конгресса Коминтерна в 1921 году. Здесь он встретился с вождём революции. Вторично Димитров прибыл в Страну Советов в составе делегации интернационалистов в 1924 году на похороны Ленина и сопровождал гроб с телом Ильича от Горок до Москвы. Как известно, после подавления антифашистского движения в Болгарии Димитров вместе со своими соратниками по борьбе вынужден был покинуть родину. Приняв советское подданство в 1932 году, он вскоре приезжает на отдых в санаторий имени 10-летия Октября.

В 1933 году во время поездки в Германию Димитров был схвачен фашистскими агентами, помещён в Моабит и обвинён в поджоге Рейхстага. Находясь в тюремных застенках, несмотря на гнетущее состояние, Димитров вспоминал Кисловодск, санаторий имени 10-летия Октября, персонал, окружавший его теплотой и заботой. Он писал директору здравницы доктору Болотнеру:

«За месяцы моего заключения я часто с радостью и благодарностью вспоминаю о вашей здравнице, где я в прошлом году успешно восстановил свое расшатанное здоровье. Если бы курс лечения не был проведён успешно, я сейчас, наверное, не был бы в состоянии выдержать тяжёлого заключения и моё здоровье и работоспособность наверняка были подорваны. Запас здоровья, накопленный в Кисловодске, явился для меня несомненно настоящим спасением.

Искреннее и сердечное спасибо за это вам, докторам Попову, Эрлихману и всему персоналу санатория. После пяти месяцев ожидания я, наконец, получил обвинительный акт… Процесс, по-видимому, кончится в первой половине сентября.

…Вам, конечно, нетрудно представить себе, как я стремлюсь к свободе, творческой работе и борьбе, а также и к тому, чтобы ещё раз иметь возможность побывать в вашей здравнице, накопить новые силы, энергию и необходимый запас здоровья.

Димитров. Берлин-Моабит, 14 августа 1933 года».

Как известно, на суде обвиняемый Димитров выступил в роли обвинителя, разоблачив фашистских провокаторов, и был оправдан.

На следующий год Димитров вновь прибыл в Кисловодск, теперь уже с матерью и сестрой в санаторий. Их размещают на Тургеневской даче. Накануне празднования 17-й годовщины Великой Октябрьской революции Карачаевский обком партии и облисполком приглашают Димитрова посетить город Микоян-Шахар (Карачаевск). Он принимает приглашение и едет 7 ноября. На центральной улице в предвечернее время, когда приехал гость, стояли толпы народа, под звуки гармошек люди танцевали, пели карачаевские, черкесские, осетинские и русские песни. Димитров остановил машину, вышел из неё и, опираясь на трость, медленно пошёл, приветствуя ликующих вокруг людей, затем, остепенившись, сказал: «Как приятно видеть плоды новой национальной политики. Как не радоваться таким успехам в дружбе народов!»

Вечером Георгий Михайлович в сопровождении руководителей области отправился в высокогорную Теберду.

В 1936 году Георгий Димитров вновь прибыл в Кисловодск с женой Розой Дмитриевной. Поселили их на даче «Каре». В то же время в Кисловодске лечились С. Орджоникидзе и В. Куйбышев. Георгий Константинович обычно отдыхал на даче «Кобот».

Однажды, выйдя из дворовой калитки, Димитров увидел С. Орджоникидзе. После взаимных приветствий и рукопожатий Георгий Константинович представил Димитрову Валериана Владимировича. Димитров пригласил гостей к себе на дачу, накрыл для них стол.

С того дня этих трёх крупных деятелей можно было встретить на улицах Кисловодска, на аллеях и дорожках Курортного парка, у спортивных площадок. Но чаще всего они просиживали на скамье напротив Красных камней, где в одной из глыб был высечен барельеф В.И. Ленина. Всегда весёлые, словоохотливые, приветливые по отношению к встречным, здесь они подолгу сидели молча. И кто может знать, о чём думал каждый из них…

В последний раз Георгий Димитров был в Кисловодске с сыном и женой в октябре 1938 года. Любители гор, они и на сей раз объездили окрестности города, побывали в Пятигорске на месте дуэли М.Ю. Лермонтова, в Железноводске. В конце лечения Димитровы устроили торжественные проводы у Лермонтовской скалы, пригласив болгарских товарищей, отдыхавших в санатории имени 10-летия Октября.

Когда «прогрессивное человечество» отмечало столетие со дня рождения Георгия Константиновича, у входа во второй корпус санатория имени 10-летия Октября, где впервые поправлял своё здоровье Димитров, в знак памяти об этом замечательном человеке появилась мемориальная доска. Символом дружбы народов Советского Союза и Болгарии является и название одного из крупнейших в Кисловодске санаториев – имени Димитрова.

Передо мной – фотокопия из семейного альбома бывшего лечащего врача санатория имени 10-летия Октября А.А. Попова. На оборотной стороне надпись: «Уважаемый Александр Андреевич! За всё оказанное мне внимание и заботу обо мне примите мою сердечную благодарность. 31.01.1936 г. В. Пик».

На его мужественном лице сияет лучезарная улыбка. Весёлый и в то же время проницательный взгляд под лёгким прищуром век.

Обратимся к воспоминаниям старого партийного работника, отдыхавшего в то время и сидевшего за одним столом с Вильгельмом Пиком.

– Вильгельм Пик – человек обаятельный, очень общительный. Что примечательно – первым приветливо раскланивался со встречными.

…Вечер в санаторном клубе. Массовик-затейник объявляет танец фокстрот. В те времена европейские танцы только начинали входить в моду. Но тут особый случай – присутствуют партийные работники высокого ранга. Одни продолжали сидеть, другие стоять у дверей. Они принципиально не хотели признавать никаких проявлений культуры буржуазного Запада – также, как ношение шляп и галстуков. И вдруг поднимается Вильгельм Пик, выходит в круг и начинает танцевать фокстрот со своей переводчицей. Да так красиво, грациозно, что окружающие его представители «передового отряда строителей коммунизма» разинули рты. И это танцует при всем народе один из выдающихся деятелей германского и международного рабочего движения! Основатель и руководитель партии коммунистов в Германии. В свои 55 лет…

В этот вечер многие из отдыхающих партийных работников решили отказаться от устаревших принципов. И на другой день записались в танцевальный кружок и с таким усердием разучивали фокстрот и танго, что к концу лечения плясали не хуже зарубежных гостей.

В довоенное время в санатории имени 10-летия Октября укрепляли своё здоровье Вальтер Ульбрихт и Клара Цеткин. Летом 1924 года сюда приезжала Надежда Константиновна Крупская. Её поселили на даче «Каре». В то же время там отдыхала Клара Цеткин.

Видя, как тяжело переживает Надежда Константиновна смерть Ильича, Клара Цеткин старалась отвлечь её от гнетущих мыслей, окружала вниманием и заботой. Печальный отдых Крупской пытались облегчить и отдыхавшие здесь В.В. Куйбышев, Г.М. Кржижановский. Во время лечения Надежда Константиновна старалась не оставаться одна со своими мыслями. Вместе с Кларой Цеткин они посещали Дом матери и ребёнка, детские дома, школы, устраивали встречи с женщинами.

На одной из таких встреч Надежда Константиновна и Клара Цеткин с увлечением слушали рассказ горянки, работавшей на Кисловодском железнодорожном вокзале уборщицей. Горянка рассказывала о том, как в годы, когда в городах Кавказских Минеральных Вод лютовали казачьи сотни Шкуро, она по заданию одного из командиров партизанского отряда, освобождавшего Кисловодск от шкуровцев, переодевшись в тряпьё нищенки, с сумой в руках, проникала как разведчица в места расположения шкуровских сотен в Пятигорске, Ессентуках, Минеральных Водах и добывала важные сведения о местах расположения, приблизительной численности войск, наличии артиллерийских батарей, местах выпаса лошадей.

Во время этой встречи Надежде Константиновне вручили телеграмму. Прочтя её, Крупская сказала: «Приезжает Мария Ильинична, сестра Владимира Ильича».

Все присутствовавшие отправились вместе с Надеждой Константиновной и Кларой Цеткин на перрон. Подошёл поезд. Показалась любимая сестра Ильича Маняшка. После тёплых объятий близких и приветствий женщин-кисловодчанок и отдыхающих, присоединившихся к горянкам, последние попросили Крупскую, Цеткин и Марию Ульянову сфотографироваться вместе с ними.

Из известных советских партийных и государственных деятелей, пожалуй, чаще других бывал в Кисловодске Константин Григорьевич Орджоникидзе. Душевный человек, он всегда готов был прийти на помощь людям. Это в бытность Серго первым секретарём Закавказского крайкома партии на дверях его кабинета появилась табличка: «Приём у Орджоникидзе всегда», а через некоторое время добавлено: «Если его нет в крайкоме, просьба обращаться домой: улица Джапаридзе, дом 5». Когда его помощник недоумённо пожал плечами, Константин Григорьевич объяснил: «Крестьянин, приехавший за сорок вёрст в Тифлис, хочет поговорить с секретарём крайкома сегодня, сейчас, а не в понедельник, среду или в пятницу с двенадцати до трёх».

Приезжая в Кисловодск, Орджоникидзе обычно поселялся на даче «Кобот», что на улице Коминтерна, рядом с парком и источником «Нарзан». Любил ходить пешком, получая удовольствие от встреч с людьми. Любил повторять: «Чем больше мы, руководители, ходим по улицам пешком, тем больше будем знать жизнь и нужды людей».

Утомлённый напряжённым трудом министра тяжёлой промышленности в начальный период индустриализации страны, Серго Орджоникидзе приехал в Кисловодск осенью 1934 года. Он решил возвести дворец здоровья для рабочих тяжёлой промышленности всей страны.

Вместе с архитектором М.Я. Гинзбургом Георгий Константинович обошёл окрестности Кисловодска, поднялся на Георгиевское плато, окинул его восторженным взглядом и произнёс: «Здесь построим комбинат здоровья» – и возложил первый камень на выбранное место.

Выехав в Москву с проектом, подготовленным Гинзбургом, Георгий Константинович пригласил к себе известного инженера-строителя Москвы П.А. Аксёнова, чтобы посоветоваться с ним. Проект был одобрен. После подготовки соответствующей сметной документации в Кисловодске приступили к строительству одного из лучших санаториев края. Этот величественный дворец здоровья строился под наблюдением и контролем Орджоникидзе. Он стал приезжать в Кисловодск чаще, иногда на день-два, чтобы на месте убедиться в благополучии своего нарождающегося детища.

Любитель природы Кавказа, он умел не только восхищаться её красотами, но и беречь её. В 1936 году, когда начали строить Каскадную лестницу – кратчайший путь от Георгиевского плато в лесистую балку, откуда рукой подать до города, Георгий Константинович заволновался. Крутой склон горы, где планировали построить ступенчатый каскад, украшали красивейшие гималайские ели. Не позволил Орджоникидзе выкорчевать их. Эти голубые красавицы были обкопаны так, чтобы не повредить корневища, и с помощью морского троса и мощного по тем временам гусеничного трактора ЧТЗ подняты и пересажены под окна главного корпуса. К великой радости Серго, все они прижились на новом месте.

В канун своего 50-летия Орджоникидзе решил провести отпуск в курортном Кисловодске, чтобы здесь тихо, скромно, в узком кругу близких отметить юбилей.

Кисловодская природа, сменив свой пышный зелёный наряд после бурного лета, погрузилась в дремоту в золотисто-багряном уборе. Настрой природы импонировал настроению человека, прожившего полвека в непрерывном напряжении. Казалось, что время приезда Серго осталось незамеченным. Но это только казалось Серго и Зинаиде Гавриловне – его супруге. Земля, как говорится, полнится слухами, а ветры разносят их.

Утром 28 октября на шоссе возле подкумского моста появился отряд конников, вооружённых, разодетых в парадную военную форму кавказских горцев. Под звонкое цоканье копыт конный отряд, провожаемый удивлёнными взглядами горожан, проехал по городу и через «Пятачок» по улице Коминтерна направился к даче «Кобот». Возле ворот ехавший впереди седоусый джигит спешился, смело постучал кнутом в калитку и что-то сказал охраннику. Через несколько минут из калитки вышел с сияющей улыбкой на лице, в своей обычной гимнастёрке, подпоясанной широким ремнём, в брюках галифе, в сапогах и защитного цвета фуражке Серго Орджоникидзе.

Он, конечно, узнал и громко приветствовал своих соратников по борьбе, бывших начальников партизанских отрядов и воинских частей – русских, карачаевцев, кабардинцев, балкарцев, осетин, черкесов, чеченцев, ингушей, которые приехали поздравить бывшего чрезвычайного комиссара войск Юга России с 50-летием. Товарищ Серго лихо вскочил на оседланного, специально приведённого для него коня и поехал рядом с аксакалом – командиром отряда, чтобы совершить экскурс по памятным местам города.

В каждый свой приезд в Кисловодск С. Орджоникидзе старался помочь курортному совету, горисполкому в благоустройстве города-курорта. Благодаря его помощи ухабистые, небрежно вымощенные булыжником улицы Кисловодска были асфальтированы. Помог он и председателю Кисловодского горисполкома Григорию Ивановичу Мироненко в 1934 году достать цемент для возведения электростанции и автотранспорт для хозяйственных нужд.

Григория Мироненко, бывшего командира 1-го революционного кавалерийского полка, отличившегося в боях с превосходящими силами Врангеля, Орджоникидзе знал хорошо. Но ещё ближе он узнал Мироненко, его боевые и личные качества, когда возглавлял на Кавказе так называемую «советскую шариатскую колонну», составленную из трёх конных полков, сформированных из революционных отрядов представителей коренных национальностей Кавказа, с помощью которых были рассеяны остатки сил Добровольческой армии Деникина и бичераховских мятежников на Тереке.

Имя Сергея Мироновича Кирова тоже тесно связано с Кавказом. 17 марта 1918 года на II съезде народов Терека в Пятигорске Киров провозгласил советскую власть.

В 1923 году, уже будучи избранным первым секретарём ЦК Компартии Азербайджана, Киров приезжает в Кисловодск. Здесь он занимается вопросами организации лечебно-профилактической базы для рабочих-нефтяников Баку. Любитель охоты, Сергей Миронович чаще приезжал в Нальчик в осеннюю пору. Останавливался он у своего старого кунака, товарища по борьбе Бетала Калмыкова – первого секретаря Кабардино-Балкарского обкома партии. Бетал Калмыков – истинный горец, одарённый незаурядными способностями не только воина, но и хозяйственника. Не любил он ездить на персональной машине. В неделю два раза объезжал на коне улицы города, следил за чистотой, зелёными насаждениями и содержанием приусадебных участков. Заглядывал и во дворы казённых учреждений. Меткий стрелок, Бетал Калмыков всегда сопровождал Кирова во время охоты. Нередкими гостями в его доме были Серго Орджоникидзе и другие руководящие работники страны.

В начале 1926 года, уже работая в Ленинграде, Сергей Миронович вновь отдыхал и лечился в Кисловодске. Это был его последний приезд. В годовщину со дня его убийства в Кисловодске вступил в строй новый санаторий, названный его именем.

Не раз бывал в Кисловодске и Михаил Иванович Калинин. В 1923 году, совершая поездку по Северному Кавказу, он заглянул в Кисловодск. Встретившись с руководителями города, осмотрел Нарзанную галерею, Курортный парк, побеседовал с работниками областного центра Карачая, сфотографировался с женщинами-горянками. Карачаевская молодёжь в честь всесоюзного старосты и командующего (в ту пору) войсками Северо-Кавказского военного округа продемонстрировала своё умение при состязаниях в скачках и джигитовке. В 1925 году казаки Кисловодска пригласили Калинина на юбилей своей станицы и избрали его почётным казаком.

В 1927 году Калинин приезжает в Кисловодск на отдых вместе с Будённым. Персонал старался оградить Михаила Ивановича от посетителей, желающих обратиться к нему. Но Михаил Иванович сказал: «Пожалуйста, не препятствуйте, пусть желающие придут, поговорят. Ведь там, в Москве, им нелегко добраться до меня, и я не имею такой возможности свободно посидеть, выслушать и удовлетворить просьбы людей».

Дзержинский, назначенный председателем ВЧК ОПТУ, приехал в Кисловодск с женой в 1925 году. Устроили их на даче «Карс». Показали трёхкомнатный номер люкс, где собирались разместить. Но Феликс Эдмундович наотрез отказался: «Зачем такая большая квартира? Достаточно и одной комнаты»…

Были времена, когда учреждения, стоящие на страже государственной безопасности, обходили стороной. Ходил анекдот, будто какой-то хохмач, глянув на табличку у дверей этого здания «Посторонним вход воспрещён», сказал с ухмылкой: «Хотел бы я посмотреть, кто бы вошёл, если бы на этой табличке было написано «Добро пожаловать».

Чекисты, однако, знают слова, сказанные Дзержинским на торжественном заседании, посвящённом пятой годовщине образования ВЧК. Обращаясь к присутствующим, Феликс Эдмундович сказал: «Кто из вас очерствел, чьё сердце не может чутко относиться к терпящим заключение, уходите из этого учреждения…»

Гостеприимные двери кисловодских санаториев распахивались перед первым комиссаром здравоохранения Николаем Александровичем Семашко, первым строителем советской культуры Анатолием Васильевичем Луначарским. Их именами были названы санатории в Кисловодске.

В списке выдающихся людей, побывавших в Кисловодске и лечившихся «богатырь-водой», – Антон Чехов, Максим Горький, Владимир Маяковский, Сергей Есенин, многие другие…

Санаторий стал госпиталем

Война. В то светлое, обласканное ярким солнцем утро рокового дня 22 июня 1941 года никто в Кисловодске не знал, что на рассвете западная граница страны по всей её протяжённости была превращена в кромешный ад.

Оцепенели и кисловодчане, когда репродукторы изрекли громовые слова: «Сегодня в 5 часов утра фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на Советский Союз…»

Отдыхающие бросились на вокзал, к билетным кассам. Горожане, способные владеть оружием, собрав вещевые мешки, поспешили к военкомату, место которого стало самым оживлённым после дорожных станций.

Вселилась тревога и в сердца сотрудников санатория имени 10-летия Октября. Досрочно покинули здравницу отдыхающие. Опустели палаты, но работы прибавилось.

Директор санатория Шаповалов был освобождён от занимаемой должности. На воротах появилась вывеска: «Госпиталь № 5405». Начальником его был назначен майор медицинской службы Арон Моисеевич Дановский. Военнообязанная часть сотрудников была мобилизована, но закреплена на месте. Остальной персонал оставлен на правах вольного найма.

После предварительного согласования с руководством города и новым военным начальством было определено назначение госпиталя – многопрофильный. А это подразумевало: оборудовать, оснастить в каждом отделении соответствующие назначению операционные, перевязочные, закрепить за ними специалистов – оперирующих хирургов, лечащих врачей, медицинских сестёр, санитарок и прочий персонал. Средние и младшие звенья сотрудников необходимо было заново обучать специфике военной медицины.

В первом корпусе развернули два отделения восстановительной хирургии, во втором – урологическое и челюстно-лицевое, в третьем – глазное отделение, в четвёртом – отоларингологическое.

Но такое деление раненых больных носило, можно сказать, относительный характер. Ибо ровно через месяц, когда начали прибывать в Кисловодск эшелоны, переполненные ранеными, укладывать их приходилось на имеющиеся свободные места во всех отделениях, предварительно отсортировав утяжелённых, требующих неотложного оперативного вмешательства.

В течение первых трёх недель непрерывного поступления раненых весь персонал госпиталя ни днём ни ночью не мог никуда ни на минуту отлучиться. Приказ начальника «Всем оставаться на своих местах» был, как и положено в военном учреждении, необсуждаемым.

По двенадцать – четырнадцать часов стояли хирурги у операционных столов, делая короткие перерывы для приёма пищи и прочих нужд. Многие из них в те напряжённые дни едва держались на ногах, а ведь бывали случаи, когда обессиленные от усталости и перенапряжения сил медики теряли сознание у операционного стола.

Когда переполнялись палаты, раненых приходилось устраивать в холлах, коридорах и вестибюлях. Там же теснились столы сестёр отделений. В итоге дело дошло до того, что пришлось под палаты оборудовать помещение клуба.

Неоценимую помощь хирургам госпиталя № 5405, впрочем, как и других госпиталей, – консультативную и практическую – в сложных случаях оказывали высококвалифицированные специалисты – главный хирург Минздрава РСФСР профессор Тимофей Еремеевич Гнилорыбов, ведущий хирург Кисловодска Евгений Юрьевич Крамаренко…

Август 1942 года. Опьянённые успехом фашистские орды устремились к предгорьям Северного Кавказа. Немцы были уже на подступах к Минеральным Водам. Началась срочная эвакуация раненых из всех курортных городов, в том числе и Кисловодска. Эвакуировал из своих отделений, в первую очередь тяжёлых больных в сопровождении медперсонала, и госпиталь № 5405.

Но не хватало ни санитарных, ни пассажирских поездов. Использовались пульманы, открытые платформы и всевозможный попутный транспорт. Через Кисловодск, в сторону гор, уходили партизанские отряды, отступали армейские тылы и потрёпанные в боях части отдельных войск.

Город был охвачен паникой. На автомашинах покидали свои кабинеты городские начальники. Заполнены были не только вагоны, крыши, тамбуры, но и на подножках последних эшелонов висели персонал госпиталей и раненые. Выздоравливающие и легкораненые красноармейцы и командиры, у которых уцелели ноги, собравшись группами, избирали кратчайший путь к Нальчику – по трассе пешком.

И всё же остались те из раненых, которых не успели эвакуировать, а двигаться они были не в состоянии. В городе была неразбериха.

И вдруг в последний день бегства и первый день безвластия из репродукторов донёсся голос:

– Граждане кисловодчане! Говорит врач Прозоровский. Я обращаюсь к вам с убедительной просьбой. На вокзале и на товарной станции со вчерашнего дня остались раненые, которых не успели эвакуировать. Мы, русские люди, советские граждане, не должны оставлять их в беде. Помогите медикам снести их в больницу Красного Креста. Она находится рядом с железнодорожным вокзалом, в здании бывшего санатория имени Семашко. Вы увидите: на крыше здания белый флаг с красным крестом. Может быть, среди вас найдутся желающие приютить некоторых раненых у себя на дому. Медицинские работники от Красного Креста будут посещать их патронажно и оказывать необходимую медицинскую помощь».

Доктор Прозоровский был старожилом Кисловодска. Его дом находился на ул. Чернышевского, 9.

Ещё в годы революции и Гражданской войны, когда сыпной тиф и голод лютовали как в армейских частях, так и среди гражданского населения, этот народный врач, как его называли жители Кисловодска, каждый день не только обходил кварталы, бесплатно посещая на дому тяжелобольных и, в особенности, бедных стариков и детей. Он ещё и посылал к голодающим свою домработницу с цибаркой кофе с молоком, подслащённым сахарином, чтобы как-то поддержать их. На своём подворье Прозоровский держал двух коров…

Немцы вошли в Кисловодск без боя, под гулкую трескотню мотоциклов и мерный шум автомашин. Вошли как хозяева. В первое время не проявляли своих изуверских действий. Знакомились с городом, населением, привлекали на свою сторону отщепенцев, способных на предательство Родины и своего народа.

Но недолго хозяйничали фашисты в кисловодских дворцах здоровья. В начале января они внезапно исчезли, оставив следы кровавых злодеяний под заснеженными холмами рвов и траншей.

Как только фашистские захватчики были отброшены за пределы Северного Кавказа, в Кисловодск начали возвращаться беженцы и эвакуированные. Во всех городах Кавминвод, в зданиях бывших санаториев, которые были не только разграблены, но и полуразрушены, вновь развернулись военные госпитали.

Госпиталь на базе санатория имени 10-летия Октября под № 5405 функционировал по прежнему своему назначению и с прежней нагрузкой. Начальником госпиталя стал подполковник медицинской службы Иван Яковлевич Кроль.

К концу войны, благодаря титаническому труду персонала всех звеньев госпиталя, были излечены и частично возвращены в строй 10 тысяч солдат и офицеров, а Кисловодск, ставший тогда городом-госпиталем, вернул к жизни, спас от тяжёлых ран 600 тысяч воинов. Среди выхоженных здесь ранбольных был и известный всей стране поэт Кабардино-Балкарии Кайсын Кулиев.

После войны, когда последние из раненых покинули палаты госпиталя № 5405, у главного подъезда монументального дворца здоровья по проспекту Мира, 1 /3 вновь появилась сияющая вывеска «Санаторий имени 10-летия Октября».

Многие из бывших сотрудников госпиталя были включены в штатное расписание лечебного учреждения, которому возвращено прежнее назначение. К старейшим сотрудникам, начавшим работать в санатории с первых лет, относился Л.М. Эрлихман. Это ему в своём историческом письме слал привет из берлинской тюрьмы Моабита Г. Димитров в 1933 году. Седоусый, седоглавый, беспокойный и внимательный к больным, вежливый в обращении с подчинёнными, Лев Моисеевич проработал заведующим первым кардиологическим отделением еще около десяти лет (до своей кончины).

Умножая здоровье

Заместитель главного врача по медицинской части А.В. Кузнецов был прекрасным специалистом-кардиологом. Это им ещё до войны в практику был внедрён электрокардиографический метод диагностики заболеваний сердца. Представительный, высокий, порывистый в движениях, он не умел скрывать свою неприязнь или симпатию к отдельным сотрудникам. Помню, однажды, от души насытившись «гуцульской» колбасой, Александр Васильевич слёг. Как принято в случаях заболевания начальников, его сразу окружили вниманием санаторные терапевты. Диагноз был вынесен с ходу – холецистит (воспаление желчного пузыря). Причина – злополучная жирная «гуцульская» колбаса.

Заведующие отделениями санатория каждодневно проводили соответствующее лечение, ощупывали, осматривали, а состояние больного продолжало ухудшаться. Данные лабораторных исследований подтверждали отягощение процесса. Но консилиумы наших терапевтов вновь и вновь подтверждали первоначальный диагноз, обвиняя во всём колбасу.

К счастью для Кузнецова, в это время в Кисловодске лечился профессор Тимофей Еремеевич Гнилорыбов. Кто-то додумался пригласить на консилиум этого блестящего специалиста, тем более знавшего Кузнецова по работе в госпитале. Гнилорыбов незамедлительно явился. Опросил больного, глянул на температурную кривую, прочёл анализы, затем, плашмя положив ладонь на живот, слегка ощупал его и, подняв голову, решительно произнес: «Немедленно в больницу на операционный стол». Видя, что присутствующие врачи глядят на него недоумённо, добавил: аппендицит, вероятно, флегмонозный.

Оперировал Кузнецова сам профессор Гнилорыбов. Его диагноз полностью подтвердился. До внутрибрюшной катастрофы оставались считаные часы…

Из бывших госпитальных работников в санаторий перешли врачи А.Л. Копцева, Е.А. Перекрёстова, А.П. Голюдова. Из медицинских сестёр – Т.Д. Казинцева, долгое время проработавшая старшей сестрой, Н.Д. Скорикова, В.Н. Шилова, А.А. Шаповалова, Р.А. Бейчук, Т.С. Качарова, А.Я. Свирь – сестра-хозяйка, позднее кастелянша санатория.

Главным врачом санатория в 1945 году был назначен Борис Николаевич Антонов – импозантный мужчина с суровым выражением лица, но с чуткой, доброй душой. За три послевоенных года работы главным врачом Антонов много сделал по ремонту, дооборудованию спальных корпусов, оснащению лечебно-диагностических кабинетов, благоустройству и озеленению территории. Для правильной постановки диетического и общеукрепляющего питания больных Антонов создал большое подсобное хозяйство в пригороде Кисловодска. Фруктовый сад и теплицы, позволявшие постоянно снабжать пищеблок санатория ягодами, ранними овощами и зеленью, помогали восстанавливать в организме больных дефицит витаминов.

Санаторий располагал также своим автохозяйством, а в районе станции Минутка – хозяйственным двором (до сих пор действующим) с участком для цветоводства, с парниками, где выращивались многолетние и сезонные цветы для здравницы. Долгие годы возглавлял это «зелёное хозяйство» специалист-любитель Евдоким Иванович Карпенко.

В 1948 году Бориса Николаевича перевели в Москву начальником Главного четвёртого управления Минздрава РСФСР. Сотрудники долго вспоминали о нём с теплотой, его добрые дела…

С 1948 года на место главного врача санатория заступил Евгений Арсеньевич Смирнов-Каменский. В первый день войны он ушёл на фронт, будучи главным врачом ессентукского санатория № 10, специализированного для больных, страдающих диабетом. После тяжёлого ранения, с переломом обеих ног, он более полугода лечился в госпиталях. Вернувшись после освобождения Кавминвод от фашистских оккупантов, он возглавил санаторий имени Калинина в Ессентуках, а потом и наш, в Кисловодске.

Отличительной чертой его, как руководителя, была объективность. Он никогда не восхвалял своих заместителей, начальников, на торжествах называл прежде всего имена рядовых тружеников. И это, на мой взгляд, было резонно. Ведь для людей должностных само положение есть похвала, причём постоянная.

Евгению Арсеньевичу, как человеку высокой культуры, был чужд меркантилизм. Он терпеть не мог «информаторов», проще говоря, ябедников. А наушничать некоторые были горазды.

В бытность Каменского главным врачом был реконструирован первый корпус санатория. Его фасадная сторона вместе с центральным входом и парадным подъездом была украшена величественными колоннами, по капитолию которых нависали каменные кружева фризов и карнизов. В потолок облицованного мрамором огромного вестибюля врезались изящные мощные колонны.

Поддерживая куполообразный, украшенный богатой лепкой свод столовой на втором этаже, также встали в ряд мраморные колонны. Холлы, лестничные перила, потолки коридоров и палат тоже были украшены карнизами. На крышах над центральным входом и над столовой поднялись изящные квадратные башенки и одна круглая. Всё это вместе с огороженными лоджиями по всей фасадной стороне сделало здание одной из достопримечательностей Кисловодска.

Коренной перестройке подвергся и лечебный корпус. Кроме того, много было сделано по благоустройству и озеленению территории санатория.

Когда время от времени в курортной газете вы читаете публицистические статьи профессора Е.А. Каменского, знайте – это наш неутомимый Евгений Арсеньевич, старейший курортолог Кавминвод.

В 1961 году Каменского сменил Рыбинский, переведённый сюда из Ессентуков, где он был главным врачом санатория «Ставрополье». За двухлетний период своей работы Рыбинский провёл большую научно-исследовательскую работу, за успешное завершение которой и был удостоен звания кандидата медицинских наук.

В 1963 году Герман Алексеевич возглавил вновь созданную Дирекцию по управлению группой санаториев Управления делами ЦК КПСС на Кавказских Минеральных Водах. Его заместителем по медицинской части была назначена Е.А. Перекрёстова. Главным врачом санатория имени 10-летия Октября стал Владимир Андреевич Карабанов, бывший врач-рентгенолог кисловодского санатория имени Кирова, кандидат медицинских наук, участник Великой Отечественной войны.

Много нового, передового было внедрено Карабановым в практику лечения санаторных больных.

Скажем, санаторий имени 10-летия Октября явился пионером лечения баротерапией при заболеваниях сосудов нижних конечностей. В работу коллектива были внедрены принципы научной организации труда и рационализации. Широкое распространение получили механизация и автоматизация отпуска лечебных процедур с помощью пультов управления в нарзанном отделении, ингалятории, физиотерапевтическом кабинете. Здесь же, впервые на Кисловодском курорте, были созданы отделения по реабилитации и психотерапии, которые успешно функционируют и по сей день.

За достигнутые успехи в лечении и обслуживании больных решением ЦК профсоюза медицинских работников в числе первых здравниц на Кавминводах нашему санаторию было присвоено звание коллектива коммунистического труда – было такое. А в 1984 году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Важно и то, что в санатории сложился здоровый коллектив. Вскоре после войны, демобилизовавшись, на работу сюда пришли бывшие фронтовики.

Медицинская сестра Мария Петровна Татолина, сероглазая девушка-сибирячка, бывший военфельдшер противотанковой роты, в самом пекле сражений прошла по дорогам войны. Мария Петровна до сих пор работает в нашем санатории диетсестрой столовой.

Лидия Ивановна Иванченко, фронтовая медсестра, приветливая, мягкая, исполнительная, только в День Победы надевала свой костюм, украшенный боевыми наградами. Много лет проработала она в электрокабинете санатория.

Татьяна Алексеевна Порохня, фронтовая санитарка из числа комсомольцев-добровольцев, прошла фронт от начала до конца. Как одну из лучших санитарок, её выдвинули на должность сестры-хозяйки. А через несколько лет на рабочем месте оборвалась её жизнь…

Александр Киселёв, бывший моряк Черноморского флота, поступил в санаторий механиком эксплуатационного цеха и в первое время не расставался со своей бескозыркой и тельняшкой. Многие годы этот простой рабочий парень возглавлял партийную организацию санатория. Теперь на заслуженном отдыхе.

Нина Петровна Матюшенко – тоже участница войны. Работала заместителем главного врача по медицинской части. Спокойная, скромная труженица. Как и на фронте, в работе она не жалела ни времени, ни сил и справлялась с любой нагрузкой. Если заболел ординатор и некем было его заменить, Нина Петровна, отложив дела, садилась в кресло врача и начинала приём больных. С сожалением провожал её коллектив на заслуженный отдых.

Перечисление имён замечательных сотрудников, проработавших в санатории двадцать и более лет, можно было бы продолжить. Они и создали основной костяк коллектива. Теперь на их опыт и традиции опираются новые молодые работники. А те случайные, нерадивые, которые не умеют, а вернее, не желают трудиться засучив рукава, вскоре отсеиваются, как шелуха.

Характерно, что бывшие фронтовики, госпитальные работники и труженики тыла, хлебнувшие из горькой чаши лихолетий войны, а потом и послевоенных, полных лишений времён, когда по уходу за новорождённым предусматривался лишь двухмесячный отпуск, а о яслях и детских садах думать не приходилось, сумели вырастить достойных детей. Не знали с ними горя, когда они росли, учились. Не знают и теперь, когда, став на ноги, они начали трудиться.

Это, видимо, потому, что не было в ту пору вседозволенности и росли ребята в трезвых, трудовых семьях. Им не было стыдно перед сверстниками за своих родителей, как теперь не стыдно родителям за своих детей.

В Кисловодске, бывшем городе-госпитале, и в других санаториях немало таких дружных, спаянных многолетним трудом коллективов. Немало в них работающих и ушедших на пенсию ветеранов войны и труда, которые скромно прячут в глубинах своей памяти великие заслуги перед Родиной и народом. И лишь где-то в узком кругу начнут рассказывать что-то такое, от чего не сдержишь слезу и подумаешь: ведь перед тобой человек, совершивший подвиг.

Вот так, например, соседка моя по старому дому, Евдокия Андреевна Резникова, медицинская сестра, проработавшая в одном из санаториев много лет, а потом – в госпиталях до и после оккупации, уйдя на пенсию, скромно доживает свой век в неблагоустроенной комнатушке в одиночестве. Любит она тихие уголки городского парка, но чаще всего посещает «своих» на братском кладбище. А «свои» – это бывшие ранбольные госпиталя № 3184, в котором Евдокия Андреевна работала до оккупации Кисловодска немцами.

Но бывали случаи, когда она, вступив в единоборство со смертью, одерживала победу. А бороться за чью-то жизнь ей, обслуживающей и палату обречённых, приходилось нередко. И место в этой маленькой палате не пустовало…

Положили однажды в ту палату очередного безнадёжного. Глянула Резникова на мощи, оставшиеся от человека, прикоснулась к руке, нащупала пульс – нитевидный. Посмотрела на смуглые, обострившиеся черты паренька и вспомнила приют в селе Александровском, куда её привезли семи лет, после смерти отца и матери. Было это в Гражданскую войну. Вот такие же лица бывали у ребят, умирающих от голода. Быть может, постигла бы и её эта участь, если бы не сибирский полк.

Командир полка, весь в портупеях, с маузерами на одном боку, с шашкой на другом, вихрем облетел тогда жалкие спальни детского дома, где лежали истощённые, обессиленные дети.

– Надо спасать! – заволновался командир полка, вскочил на коня и исчез.

А через час-два появились люди в красноармейской форме с корзинами, мешками, наполненными зерном и картошкой. Спасли детей от голодной смерти бойцы-сибиряки, а сами (многие из них) полегли в боях с контрреволюционерами и интервентами…

– Надо спасать, хотя бы попытаться, – решила Резникова.

Бросилась в столовую попросить стакан молока и яйцо.

Диетсестра с ехидцей ответила:

– Может, прикажете шашлычок подать?

– Шашлычок скушайте сами! – оборвала коллегу Резникова и обратилась к комиссару госпиталя, который знал её по работе в санатории.

– Не для себя ведь прошу, для умирающего, раненного в живот.

Дали и молоко, и яйцо. И приказано было давать каждый день.

– Елдаш, есть будешь? – шепнула Евдокия Андреевна, осторожно коснувшись костлявого плеча раненого.

Больной чуть приоткрыл глаза и через узкие щели тусклым взглядом уставился на сестру.

Резникова, показав на стакан, поднесла ложку ко рту больного. Больной, стиснув рот, отрицательно качнул головой.

– Надо, хотя бы несколько ложек. – Сестра поставила стакан на тумбочку, держа ложку в правой руке, левой попыталась разжать рот.

И вдруг, злобно сверкнув взглядом, раненый осыпал сестру отборным русским матом. Резникова знала, что этот больной не говорит по-русски, а ругаться научился.

– Ишь какой, небось хорошие слова не выучил, – улыбнувшись, сказала сестра и, разжав его губы, насильно влила несколько ложек.

Где уж было выучить хорошие русские слова пареньку, мобилизованному в далёком узбекском кишлаке. А что касается мата, наверное, слышал его он каждодневно на передовой. И адресован он был озверевшим в огненных схватках фашистам.

Елдаш постепенно начал принимать пищу и, к удивлению тех, кто поставил над его фамилией «крест», выжил – случаются чудеса и в медицине.

Немцы взяли Ростов. Военная угроза надвигалась на Кавказ. Торопились госпитальные врачи выписывать выздоравливающих, чтоб отправить в далёкие тылы или по месту жительства и освободить места прибывающим раненым.

Выписали и Елдаша, так он обращался ко всем, и эта кличка сохранилась за ним.

Прощаясь со своей спасительницей, медсестрой Резниковой, Елдаш, смущённо опустив влажные глаза, протянул ситцевый мешочек с кусочками сахара. Этот колотый сахар он откладывал от своей порции каждый день, а уходя, сказал: «Испасибо, сестра».

– Нет-нет, Рахмат, тебе далеко ехать, ещё пригодится в дороге, – ответила Евдокия Андреевна, крепко пожимая ему руку на прощание…

Хорошие люди во все времена делали жизнь краше, вдохновляли на великие подвиги, приносили радость обездоленным…

В последнее время у нас часто стали говорить о бюрократических привычках, сложившихся за годы застоя. Наверное, бюрократизм порождается не столько временем, сколько сложившимися особенностями общественного строя, дурно срабатывающими в тот момент, когда к власти дорвутся случайные люди с «застоем в мозгу» и «засидятся». Ладно бы, если сорняком разрастался формальный и бездушный бюрократизм чинуш, но ведь были у нас и мрачные времена сталинского абсолютизма, хмельного изуверства, ежовщины, безапелляционного садизма бериевского образца. И были вокруг наряду с легковерными и критически мыслящие.

А те, кто пришёл к власти позже, пусть не гении, но были среди них и незаурядные личности. По крайней мере, многие из государственных деятелей, которые лечились в санатории имени 10-летия Октября, прямо скажу, оставили добрую память о себе у обслуживающего персонала.

Помню, Георгий Сергеевич Павлов, управляющий делами ЦК КПСС, сменив в высшей степени культурного, доброжелательного Черняева, приехал на Кавминводы с целью ознакомления с группой подведомственных здравниц. Сотрудникам санатория имени 10-летия Октября было объявлено о времени и дне обхода высшего начальства. В ожидании мы суетились на местах.

Конец ознакомительного фрагмента.