После несъедобного завтрака, состоявшего из жидкой каши, бутерброда с сыром и светло-бежевой бурды, именовавшейся какао, школьников погнали в поле. Впереди шла девочка-изгой. Один из школьных хулиганов запустил ей в спину редиской, чуть не попав в Дашку. «Чем это закончится?» – испугалась она. Чего и стоило ожидать, в колхозе оказались трудновоспитуемые не только из седьмого, но и, что было гораздо хуже, из восьмого класса.
Мимо по грядке проскакал одноклассник Паша Прохнов, которого дружки окрестили Папаней. «Прохнов, вернись!» – послышался гневный голос математички старших классов. Бредущая по грязному полю толпа подростков оживилась. Кто-то крикнул в тон учительнице: «Папаня, глухой что ли? Вернись, кому говорят!» Прохнов даже не оглянулся. Математичка побежала за ним. Она перескакивала с грядки на грядку и кричала: «Я тебе покажу, Папаня, рваня, сраня! Я твоих родителей в школу вызову». Вслед заулюлюкали.
«Внимание! Завтра к восьми утра на политинформацию», – невозмутимый голос длинноносой, худой, но странно широкобедрой химозы перекрыл гул голосов сорока тринадцатилетних подростков. Венцом педагогической и воспитательной деятельности новой классной руководительницы стала поздно обнаруженная беременность ее семнадцатилетней младшей дочери и тщательно разработанная система взяток за успешные оценки: четверка – двести пятьдесят тысяч рублей (около $50), пятерка – в два раза больше. Но это случится позже, а сейчас, в последние годы развитого социализма химоза чувствовала себя уверенно. Страна Советов удваивала удои и выращивала отличные урожаи подсолнечника, а классная руководительница 7 «б» с честью рапортовала директору об повышении уровня политической грамотности и нравственности своих учеников.
Дашка продолжала учиться в той же школе. Но родители ее развелись и, чтобы выменять отцу отдельное жилье, Дашке вместе с матерью и младшей сестрой пришлось переехать в двухкомнатную квартиру в доме на соседней улице. В новом доме, несмотря на то, что располагался он метрах в трехстах от того, в котором Дашку жила раньше, она чувствовала себя, как на другой планете. Перед домом между деревьями были натянуты веревки и сохло белье, в подъезде часто не убирались, а во дворе целыми днями торчала группа подростков, не возлюбившая Дашку и кричавшая ей вслед обидные прозвища. Через дорогу построили общежития от находившихся неподалеку заводов – бывший район-новостройка превращался в один из, как их теперь называли, рабочих районов. На улицах чаще можно было встретить пьяных, поэтому Дашка старалась без особой надобности из дома не выходить.
Дашкин класс тоже изменился. Одноклассники разделились на группы по два-три человека, кто с кем дружил и сидел за одной партой – друзей выбирали по тому, как проводили время после школы. Меньшинство занималось в кружках и спортивных секциях. Большинство торчало на улице и пробовало на вкус взрослую жизнь в виде дешевого портвейна.
Группы дружили друг против друга или несколько против одной. Всегда общительная и имевшая много друзей Дашка все чаще чувствовала себя одинокой – портвейн пить не хотелось, а ее хорошие отметки вызывали у части одноклассников раздражение, у другой части зависть. В шестом классе к Дашке, переодевавшейся после урока физкультуры, с деловым видом подошла одна из одноклассниц Галя Портнова. Портнова занималась хореографией, что выработало у нее привычку прямо держать спину – создавалось впечатление самоуверенности и некоторого высокомерия. Училась Портнова сносно, но партнеры по танцам уже тогда интересовали ее больше, чем правописание «не» с глаголами. «Светлова, – громко сказала она, пытаясь привлечь к себе внимание одноклассниц, – хочу с тобой поговорить!» «А что такое? – непонимающе спросила Дашка. – Подожди, я оденусь. Давай выйдем из раздевалки, жарко здесь». Портнова повысила голос: «Нет уж, куда убегаешь. Пускай все девочки слушают». Дашка посмотрела по сторонам. Позади Портновой стояли ее приятельницы: Таня Сербина, с торчащими в разные стороны соломенными волосами, и Оля Харитонова или «Халупа» – прозвище Харитоновой дали из-за выражения скорбящей унылости, которое ей придали неудачно выщипанные брови. Обе выглядели отрешенно, как инквизиторы перед началом сжигания очередной ведьмы. «Что случилось?» – переспросила Дашка. Портнова победоносно вскинула голову и выпалила: «Мы считаем, что тебе учителя завышают отметки». Дашка недоуменно посмотрела вокруг. «Интересно, сколько времени ты вчера просидела за уроками?» – подумала она о Портновой, но вслух ничего не сказала. Скандалов Дашка не любила, а кроме того тема скандала была ей не понятна. «А какое дело…» – начала она, как вдруг раздался голос Веры Лапиной. «Вот и нет, – запротестовала Лапина. – Светлова свои отметки получает честно».
В одно мгновение вокруг Дашки образовался кружок спорящих девчонок, является ли она, Дашка, любимчиком учителей, или же заслуженно получает пятерки. На стороне Дашки было меньшинство во главе с Лапиной, против нее – все остальные. «Бойкот Светловой!» – прокричала Харитонова. «Мне бойкот? – опешила Дашка. – За что?» Она попыталась что-то сказать, но никто не слушал. Дашка испугалась. Ей действительно было непонятно, что происходит. «Ну и идите вы со своим бойкотом отсюда!» – выступила Лапина. Бойкотирующие демонстративно вышли.
На неделю женская половина класса разделилась на два лагеря. С Дашкой и пятью вступившимся за нее одноклассницами никто не разговаривал. Но на следующей неделе к Дашке подошла Портнова и, как ни в чем не бывало, попросила дать списать математику. Дашке давать списывать не хотелось, но это был единственный способ нормализовать обстановку в классе. Бойкот закончился.
В седьмом классе Дашкино общение с одноклассниками свелось к тому, что у нее просили списать домашку или подсказать на контрольной. К счастью в классе появилась новенькая, Марина. Слово за слово, и Марина предложила учить итальянский язык. В моде были итальянские певцы, впрочем, других особо интересных занятий не было. Одноклассникам их увлечение не понравилось. «Что это Светлова с Ворониной не по-нашему в углу шепчутся, вдруг что-то плохое говорят, и вообще, нехорошо от класса отделяться, надо быть такими, как все». Периодически всплывала на поверхность провозглашаемая идея коллективизма – нет никаких «Я», а есть только «МЫ»; все, что не есть «МЫ» и непонятно, скорей всего плохо.
Особенно возмущалась Иванова. Несколько вечеров подряд Иванова звонила Марине домой и просила выйти на пять минут на школьный двор «для разговора». «Разговор» обозначал разборку, грозящую превратиться в драку. Марина каждый раз вежливо отказывалась. Дашке не звонили, боялись ее матери, бывшей председателем родительского комитета класса. По большому счету, одноклассникам было наплевать и на Воронину, и на Светлову, и на их итальянский – мозги были заняты тем, где достать денег на сигареты или как познакомиться с Виталиком из соседней школы. Но через месяц бывшие подруги/соседки по партам Дашки и Марины, боясь осуждения одноклассниц, демонстративно пересели, показывая, что не желают иметь с «дурами» ничего общего. Впрочем, это было к лучшему – свободных парт в классе не было, и девчонкам никак не удавалось сесть вместе. О пертурбациях с месяц посплетничали и поохали, а потом все стихло, и тем самым одноклассники официально признали факт появления новой пары подружек: Светлова и Воронина – и оставили обеих в покое.