Инвалид
Потемнело. И тут же стекла в вагоне заплакали; словно туш с влажных ресниц, потекли ручейки грязи по окну, возле которого сидел Олег Метелкин; поезд, тяжко вздохнув, медленно поплыл вдоль перрона. А дождь сильнее застучал в окна, «запузырился» в лужах на асфальте. Олег наблюдал за всем этим безучастно. В душе его было темно, и в этой темноте искали выход черные кошки, которые скребли его изнутри безжалостно. Ему хотелось выговориться, но сосед, молодой мужчина лет тридцати, мрачный и молчаливый, своим видом не очень располагал к беседе.
– У вас не будет спичек? – все же спросил Метелкин, надеясь таким образом завязать разговор, хотя спички у него были.
– Я не курю, – ответил сосед и отвернулся к окну.
Еще Метелкину хотелось выпить. Он всегда пил в поезде, для этих целей, чтобы не привлекать внимание пассажиров и особенно проводников, в кармане у него стояла плоская железная фляжка. Сейчас она была пуста. И в кармане осталось всего несколько копеек.
Метелкин вздохнул. «Надо сходить в тамбур, покурить», – решил он и поднялся.
Поезд набирал ход и раскачивался из стороны в сторону, отчего ему приходилось хвататься руками за все, что попадалось на пути. Наконец, он открыл двери тамбура, оттуда пахнуло прохладой и табаком.
Двое парней, лет двадцати, в черных ветровках, пили вино, шумно разговаривая между собой. Один был высокого роста, широкий в плечах и держал бутылку, другой, что пониже – стакан. Метелкин встал у окна и закурил, жадно глядя на бутылку в руках у парня.
– Ну, что, еще по маленькой? – спросил высокий парень, обращаясь к товарищу.
– Давай, – ответил он и подставил стакан.
Метелкин надеялся, что предложат и ему, такое иногда случалось, но парни, не замечали его, увлеченные беседой. И он не выдержал.
– Ребята, извините…
– Чего тебе? – спросил высокий парень.
– Еще раз прошу, извините, можно мне хоть глоток, ребята? – Он с мольбою глядел на парня, который держал бутылку. – Болею страшно. Да еще, вот, после развода еду… совсем муторно на душе.
– Чего?
– Можно, хоть маленький глоток?
– А этого ты не хочешь? – парень одной рукой взял его за воротник, а другой ударил в живот. – Вали отсюда, не мешай разговаривать.
Больно не было. Было обидно.
Через несколько минут поезд прибыл на станцию.
Городок жил своими заботами. Несмотря на оживление, царившее на его улицах, Олегу Метелкину все казалось унылым и мрачным. А ведь каких-то десять лет назад, этот город сулил ему большие надежды.
Метелкин остановился возле огромной церкви и, подняв голову, несколько минут смотрел на блестевшие, на осеннем солнце золотые купола, в надежде получить успокоение. Строить ее начали в лихолетье, когда рушились один за другим предприятия, закрывались детские сады, школы. Она долго стояла без куполов. А сейчас, когда их водрузили на законное место, церковь была видна почти из каждого самого дальнего уголка города.
В груди защемило. А теперь куда? Впереди Олег увидел идущую по тротуару женщину, со спины она была похожа на мать; как ему в эти минуты захотелось поговорить с ней, рассказать о себе, послушать ее тихий нежный голос. Сколько бы добрых и хороших слов он сказал бы сейчас матери! Но она умерла несколько лет назад. К отцу идти не хотелось. Отец сошелся с другой женщиной, и взрослый сын, как он говорил всем, «пьяница и бездельник», ему в доме не нужен.
Друга, к которому можно было бы обратиться в тяжелую минуту, в этом городе он не имел. Пройдя еще несколько метров, Метелкин остановился на перекрестке. И тут он вспомнил о давнем знакомом. «За перекрестком, чуть дальше и правее, должен быть переулок, в котором живет Сергей Колесов. Как же я забыл о нем?
И он, недолго думая, повернул направо, предаваясь по пути грустным воспоминаниям…
В городской газете, куда Олег устроился сразу после армии, жизнь кипела на всю катушку, выходила она четыре раза в неделю, и надо было заполнять ее свежим материалом. Олег занимал должность корреспондента сельхозотдела. Должность «разъездная», приходилось почти каждый день на редакционном «Уазике» выезжать в села района за свежим материалом. Набирал его всегда с запасом и все, что привозил, буквально шло с колес.
В тот день Олег находился в редакции, материала из поездок накопилось достаточно, нужно было «отписываться».
Ближе к обеду в кабинет буквально влетел ответственный секретарь газеты.
– Олег, как у нас идут дела со сводками? – спросил он, постукивая по ляжкам железным «строкомером».
– Готовлю…
– Сам, что ли, делаешь? Почему не Сергей?
– Это кто?
– А, ты же у нас новенький! Человек он, кто же еще… Наш внештатный корреспондент. О таком внештатнике любая «районка» только мечтать может, – он замолчал в раздумье, после чего произнес: – Мы с тобой вот что сделаем,… Я этот номер заполню полосу тассовским материалом, а ты дуй к Сереге. Скажи, чтобы на следующий номер готовил сводку. И в темпе.
Жил Сергей недалеко от редакции, в «двухэтажке», на втором этаже. Дверь открыла его мать. Она провела в комнату сына. К большому удивлению Олега, ожидавшего увидеть здорового мужчину средних лет, это был парень, примерно его ровесник, к тому же, инвалид, прикованный к кровати. Метелкина это так поразило, что он замер у дверного проема, не решаясь сдвинуться с места. К действительности его вернул голоса Сергея:
– Проходи, – сказал он. – Чего стоишь? Ты, как я понимаю, Олег?
– Да, – Метелкин и подошел к кровати.
– Мне позвонил ваш ответсекретарь. А я Сергей. Давай свои бумаги… Вот сюда, на тумбочку… Часа через два можешь забрать готовый материал.
Олег с радостью покинул квартиру. Ему молодому и полному сил человеку трудно было находиться рядом с инвалидом.
После этого они встречались регулярно. И он уже не торопился уходить. Его новый знакомый был хорошим собеседником. Умел слушать. Олега удивляла стойкость Сергея, лежа в кровати с помощью телефона и одной здоровой руки, готовил сводки о надоях, о ходе полевых работ, собирал другую информацию по просьбе журналистов.
– Не представляю, – рассказывал Олег матери, – как можно целый день лежать без движений и не упасть духом?
– Не каждому человеку это дано, – соглашалась мать. – Здоровые люди, случается, накладывают на себя руки, жизнь им, видите ли, в тягость…
… «Вот он дом. Сколько же я не был у него?» С замиранием сердца, Олег поднялся на второй этаж. Возле двери долго не решался постучать.
Дверь открыла, как и несколько лет назад, мать Сергея, она заметно постарела, но он ее сразу узнал.
– Вам кого? – спросила она.
– Сергея. Теть Катя, вы меня не узнали?
Женщина обвела Олега с ног до головы строгим взглядом.
– Нет.
– Олег я.
–Какой Олег? А-а, – протянула она. – Ты тот, что в редакции работал. Тебя сразу и не узнать. Я думала бомж какой-то, они тут по подъезду отираются, все никак не можем домофон поставить. Ну, проходи. А мне как раз надо по делам отлучиться…
Сергей лежал у окна на левом боку, рядом с кроватью стоял табурет, на нем – телефон, возле подушки – ноутбук. Лицо Сергея было белым, оно не знало грязи и ветра, солнечного загара, глаза смотрели устало, но живо и немного удивленно.
– Это ты, Олег? – спросил Сергей, слегка приподняв обездвиженное тело и рассматривая гостя.
– Я, – Метелкин сделал несколько робких шагов к его кровати. – Я… давно мы не виделись, – он протянул руку.
«На меня, наверное, страшно и противно смотреть»? – подумал Олег, невольно бросив взгляд на свои потрепанные тряпочные туфли и давно нестиранные брюки.
– Давно! – Сергей растянул в улыбке бледно–розовые, чуть потрескавшиеся губы и подал здоровую левую руку. – Присаживайся.
Олег сел в мягкое низкое кресло, достал из кармана трясущимися руками пачку сигарет, но закурить не решился.
– У тебя можно задымить? – спросил он. – Ты же, насколько я помню, не куришь.
– Кури, – разрешил Сергей. – Тебе можно. Сколько лет не виделись. Потом форточку откроешь, вмиг все вытянет.
Олег с большим трудом извлек из пачки последнюю, прилипшую в углу сигарету, закурил. В горле засаднило, отчего разразился кашлем до рвоты и с остервенением потушил сигарету о спичечный коробок.
– Не лезет… кха–кха… уже ни-че-го, – сквозь кашель выдавил Олег, чувствуя, как по спине неприятно покатились капли пота, сильнее задрожали руки. Он засунул их в карман ветровки, тяжело вздохнув, спросил:
– Чем занимаешься? Так же с газетой сотрудничаешь?
– Нет, – Сергей положил руку на ноутбук.– Вот это теперь моя работа. А в редакции давно уже во мне не нуждаются. Сейчас надои никого не интересуют… сводки, какие мы с тобой на целые полосы готовили, не печатают…
– Да… все изменилось…
– Но без дела не скучаю. Занимаюсь всем, чем придется. Рекламой, поиском клиентов…
– А–а, – протянул Олег, чувствуя какую–то непонятную зависть. – Платят хоть что–то?
– Жить можно. К пенсии добавка неплохая получается…
Сергей рассказывал, Олег делал вид, что слушает, но голова его уже плохо воспринимала действительность. Ему казалось, что внутри сидит какой-то червь и высасывает из него упорно и настойчиво последние силы, отравляя ядом каждую клеточку. Его тошнило, бросало в пот, давил скребущийся где–то в груди до самой гортани кашель.
«Господи, лечь бы и умереть – сразу и без мучений» – подумал он.
– А ты чем занимаешься? – донесся до него голос Сергея.
– Я? Кха-кха! – вновь закашлял Олег и повернул голову к окну. – Ничем.
– На что живешь?
– На что придется. Пепси-колой торговал на вокзале, один друг был в этом деле дока. Скупали в магазине по одной цене, продавали в два раза дороже на перроне. Продадим, наберем водки, напьемся – и так по кругу каждый день… Убили его недавно, а один я торговать не умею…
– За что убили?
– Не знаю… Ой, Серега, мне и так тошно. Не будем об этом.
– А как там Татьяна поживает?
Олег удивленно вскинул глаза.
– Ты ее знаешь? Ах, да! Мы же у тебя были с ней после свадьбы. В разводе мы… Вчера на суде был. Развели… Ох, тяжко, мне… – Олег вытер со лба капельки пота. – Я даже не думал, что это так тяжело. Вроде бы и не жили последнее время вместе, – он вздохнул и произнес: – Еще эта пьянка… Вчера с горя напился. А теперь и похмелиться не на что…
Наступила тяжелая пауза. Сергей никак не отреагировал на его слова.
– Болею страшно, – повторил жалким голосом Метелкин. – Похмелиться надо. Не дай умереть, Серега, выручи! Займи, хоть на бутылочку пива… Я отдам, ты не волнуйся.
– Подожди, – Сергей задумался, – подожди, у нас, кажется, в холодильнике стоит неполная бутылка водки. Сходи на кухню, принеси ее сюда и стакан захвати.
Метелкин быстро поднялся с кресла и уже через минуту держал в руке заветную бутылку. Она была нежно холодной. От одного прикосновения к ней стало легче, словно уже принял внутрь горючую жидкость, почти физически ощущал жжение в желудке и приятное тепло, разливающееся по всему телу. Но руки, на все его попытки унять их, не переставали трястись. «О, господи, хоть бы не уронить». Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы засунуть бутылку в карман. Затем он резким движением взял со стола стакан и вернулся в комнату.
Поставив все на стол, облегченно вздохнул, словно после тяжелой изнурительной работы.
– А закуски что не взял? – спросил Сергей. – Там же кусочки сыра должны быть, котлеты вчерашние на тарелке…
– Я так… мне не надо…. есть не хочу. Мне надо выпить.
– Ну, тогда пей, Потом закусишь. На тебя страшно смотреть.
Рука Метелкина, которой он держал «поллитровку», пытаясь налить содержимое, плохо слушалась, бутылка билась о край стакана, капли водки расплескивались по столу, тогда он обхватил ее обеими руками. Наполнив почти до самых краев стакан, вздохнул с облегчением и вытер рукавом пот со лба. Теперь дело оставалось за малым: нужно было суметь взять в дрожащую руку стакан. Это оказалось ему не под силу.
– Серега! Я не могу… Помоги… – с тоскою в голосе произнес Олег. – Помоги мне выпить эту проклятую водку.
– А как я тебе помогу? Хотя, знаешь что, тащи–ка все хозяйство вместе со столом к моей кровати.
Метелкин осторожно подтянул стол.
– Теперь садись рядом на уровне моей руки, – сказал Сергей, – открывай рот. Будет делать тебе вливание.
Когда была выпита последняя капля, Метелкин несколько минут сидел с закрытыми глазами. Наконец, открыл их, они были влажными.
– Ты чего?
– Устал, я Серега… Жить не хочется.
– Ты это брось! Тебе сколько лет?
– Тридцать три…
– Возраст Христа. Все у тебя наладится.
– Тридцать три… А мне кажется, что я уже прожил триста тридцать три.
– Ты же, вроде бы, не пил раньше…
– Не пил. А вот запил… Она ведь мне изменять стала… я и начал выпивать, с обиды и горя. Незаметно втянулся. И уже без выпивки не представлял жизни. В итоге допился до того, что лежу однажды в каком–то заброшенном доме, весь в поту, руки и ноги дрожат, выпить хочется. А сходить за бутылкой не могу, сил нет. Представляешь, нет сил, чтобы сходить за бутылкой, деньги есть, а сил нет. И послать некого. В итоге попал в психушку – крышу у меня сорвало. Бесы стали плясать и смеяться перед глазами.
С работы выгнали… слонялся, где попало и ночевал, где придется. В дом Татьяна не стала меня пускать. Подала на развод.
– Да, дела… Ну, ты все равно, возьми себя в руки. Хочешь, я научу тебя работать с компьютером. Сейчас многие журналисты работают как копирайтеры.
– А что это такое?
– Тексты готовить и продавать. У тебя получится. Ты был классным журналистом. Я расскажу тебе все подробно, ты приходи, когда решишь, что тебе это нужно.
– Спасибо, друг, – Метелкин заплакал. – Спасибо. Я обязательно приду к тебе. Я чувствую, что приду… – он прильнул губами к руке Сергея. – Спасибо. Во мне что-то перевернулось. Сам не понимаю, но когда я тебя увидел, увидел, что ты до сих пор не пал духом… я даже, грешно сказать, позавидовал тебе. Я, у которого ноги и руки работают, почувствовал себя мерзким и ничтожным человеком перед тобой… Я больше, чем инвалид…
Городок жил своими заботами. Несмотря на дождь, который вопреки синоптикам, обещавшим весь день ясную погоду, лил, как из ведра, у Метелкина было уже не так мрачно на душе, он знал, что перемены все равно наступят, разойдутся тучи и выглянет солнце.