Антигуа
Оказывается, что с той же площади, куда мы прибыли поздно вечером накануне, автобусы отправляются почти во все департаменты страны. По крайней мере, именно такую информацию мне выдает набриолиненный до зеркального блеска и улыбающийся самым искусительным образом ресепшионист приютившего меня отеля. Я сердечно благодарю услужливого парня, прошу убрать номер и заказать мне на послепослезавтра авиабилеты в город Флорес, раскинувшийся на берегах славного озера Итца. Сам Флорес, равно как и озеро, меня ничуть не интересуют, а вот находящийся в часе езды от них город-государство древних майя Тикаль давно уже является предметом волнительных мечтаний.
Выхожу на улицу, вспоминаю, откуда и каким ветром меня вчера сюда занесло, и с уверенностью направляюсь в сторону автобусной остановки. Увы, утро отнюдь не украсило ярким светом, как «стены древнего Кремля», узкие столичные улочки. Только всяческий мусор, да еще похожие на вчерашнюю кучку продукты жизнедеятельности человека и животных становятся заметнее, а значит, и безопаснее для праздных гуляк, вроде меня, при дневном свете. И на том спасибо. Быстро нахожу нужную площадь, спрашиваю у каких-то ладино, где здесь автобус на Антигуа, они дружно машут руками в сторону, и я вижу свое транспортное средство. Восторг предвкушения экскурсии от вида древнего, похожего на спичечный коробок автобуса, напоминающего блаженной памяти отечественные ПАЗики, тут же куда-то исчезает. Да, это явно хуже того, на чем я добирался в столицу накануне.
Интересно, а как у этого ископаемого обстоят дела с тормозными колодками? Осторожно захожу в автобус, осматриваюсь по сторонам и, обнаружив помимо себя, еще нескольких представителей белой расы, немного успокаиваюсь. В самом деле, если другие европейцы и гринго не побоялись залезть в это чудо времен второй мировой, то чего же и мне беспокоиться? Как-никак, мы из «Расеи, от Волги и до Енисе-е-еяяяя!», как справедливо выразилась когда-то после удачного опохмела одна наша звезда эстрады. Ждем, пока коробочка не заполнится до отказа такими же, жаждущими свидания с древней столицей Генерал-Капитании, туристами и едущими по своим бизнес-делам ладино.
На самом деле, заполнение происходит довольно таки быстро. И это хорошо. Потому, что, не прождав и получаса, нам внутри уже становится нечем дышать. Народунабилось порядочно, солнце стоит почти в зените, металлическая крыша прокалилась до уровня готовой к жарке блинов сковородки, а окна у этой кастрюли явно предназначены к поездкам по гораздо менее солнечному и гораздо более ветреному Иллинойсу.
Наконец, шофер заводит мотор и трогается, даже не захлопнув входной двери. Из её зияющего проема вскочивший уже на ходу в автобус кондуктор продолжает зычно зазывать пассажиров до Антигуа. Не знаю, как чувствуют себя те, кто залез в автобус последними, но я, сидя где-то посередине салона, на безопасном расстоянии от дверей, благодарю небеса за потоки орошающего мое употевшее тело свежего воздуха. А высунувшийся из двери по самое некуда дальше кондуктор, или по-местному – cobrador, вообще должен себя ощущать, как в гамаке меж двух сосен на склоне горы! Автобус, нырнув под узкий мост, выезжает на бульвар, густо засаженный деревьями, декоративными кустарниками и всякими разными коммерческими зданиями. Банки, автосалоны, супермаркеты, кабинеты пластической хирургии, частные стоматологические клиники и прочие престижные заведения облагородили, как умели и насколько им позволил их «скромный» бюджет, пространство возле своих офисов. Час не ранний, но на выезде из города практически нет пробок, как на полосах встречного движения, ведущих туда, откуда мы недавно вырвались. Дорога после бульвара карабкается вверх, петляет между утопающих в густейшей зелени особняков и элитных жилых комплексов. Что ж, похоже, здесь, как и везде кроме Москвы, народ побогаче бежит из центра в пригороды, спасаясь от грязи, вони, тесноты и надоедливых попрошаек, будь они коммивояжеры, страховые агенты или просто нищие.
Через несколько минут с левой стороны открывается потрясающий вид на обрамленную горными грядами долину с втиснутым в нее со всего размаху мегаполисом, поневоле заставляя отвлечься от дороги и околодорожного архитектурного великолепия. А она, дорога, определенно заслуживает к себе самого пристального внимания и не прощает даже легкого пренебрежения к своей персоне. Напоминанием о неотвратимом наказании за измену служат два сгоревших дотла остова грузовиков на дне придорожного ущелья. На начавшемся через какое-то время спуске то и дело попадаются предупреждения, типа «тормози мотором» и «до аварийного съезда 200 м», после которых ответвления уводят в сторону от шоссе и заканчиваются резким подъемом или просто грунтовой насыпью для принятия удара всей аварийной машиноморды с разбега. Повороты по ощущениям становятся все больше похожими на витки центрифуги, и на каждом из них автобусная белолицая компания ухает, как на аттракционных каруселях, а бывалые ладино только посматривают на бесполезных гринго, да посмеиваются себе в щегольские усы.
Наш Шумахер, похоже, и не собирается притормаживать даже тогда, когда на очередном центрифужном витке колеса с одной стороны его болида почти отрываются от полотна, и кто-то, явно беременный, вскрикивает утробным голосом от испуга. Едва не вывалив на обочину содержимое своей коробчонки вместе с роженицей, приплодом и азартно ухающими бледнолицыми, водила таки доводит автобус до длинного прямого участка, в конце которого асфальт сменяется брусчаткой. Слава Богу, что от новой столицы страны до старой всего-то около часа езды, было бы больше – я бы точно забрызгал кого-нибудь из моих соседей гостиничным завтраком! На брусчатке шофер тотчас сбрасывает скорость, и мы почти сразу же оказываемся на тихой улочке средь высоких деревьев, скрывающих в своей тени каменные заборы старых монастырей и конвентов. Вековое спокойствие колониального городка и его, будто застывшая в напоенном кипарисами воздухе, отрешенность от всяческой земной суеты утихомиривает на минуту даже буйных гринго.
Тишина, однако, остается лишь приятным воспоминанием после долгожданной высадки из автобуса на рыночной площади недалеко от исторического центра. Впрочем, рынки и рыночки в этом, ставшим туристической Меккой Гватемалы, городе самообразуются под неусыпным руководством местного начальства везде, не только в центре. Особенно там, где есть открытые для всеобщего обозрения достопримечательности и толпы голодных на впечатления иностранных туристов. И того, и другого здесь хватает. Помимо центральной площади с ее обязательным кафедральным собором, дворцом капитан-губернатора и ayuntamiento – ратушей, город изобилует соборами поменьше, часовнями, религиозными колледжами и прочими старинными зданиями, создающими полную иллюзию пребывания в испанской колонии времен пост конкисты. Усаженные вековыми сейбами, кедрами и высоченными королевскими пальмами дворы и улицы старых кварталов прелестно вписываются в общий ландшафт долины, обрамленной по периметру зеленеющими и, на первый взгляд, такими умиротворенными седыми вулканами.
Мир этого городка, основанного через несколько лет после завоевания Теночтитлана Кортесом, тем не менее, нарушался подземными силами не раз и не два. Да так, что в XVI I веке, после очередного землетрясения, забравшего жизни почти всего наличного населения, включая испанских чиновников, столицу решено было перенести в то место, где она по сию пору и находится. Да и какой мир мог существовать в городе, заложенном ближайшим сподвижником вора, предателя и несостоявшегося висельника Кортеса, его талантливым подражателем доном Педро де Альварадо? Или, как его прозвали сжигаемые и отдаваемые им на растерзание псам индейцы гватемальского плоскогорья – Рыжим Педро.
Вообще, этот персонаж был весьма примечателен (даже среди безвозвратно дуревших от близости золота испанцев!) не только своей патологической жадностью и жестокостью, но и своей, прямо таки дьявольской, ловкостью. Когда восставшие майя хотели пустить рыжебородому кровь с целью облегчения выхода его грешной души из бренного тела, тот воспользовался копьем, как шестом для прыжков в высоту, и таким вот неслыханным доселе методом упорхнул от своих краснокожих лекарей!
Сиганул дон Педро, наверняка, не хуже, чем сейчас это делает несравненная Елена Исинбаева, перепархивая с неземным изяществом через очередную планку. Но, надо отметить ради исторической справедливости, что сотворил он сей кульбит гораздо раньше, чем это стала проделывать прекрасная Елена. Вот таким весьма изящным способом дон Педро и вышел, или, вернее, вылетел в тот раз сухим из воды, а подвиг его вошел в анналы, как «прыжок Альварадо». Онемевшие от изумления индейцы так и застыли в столбняке, забыв о самой цели проводимого ими мероприятия.
Очнувшись, бедолаги даже и не подумали догонять родоначальника нового вида спорта, наверно, сразу приняв испанца за земное воплощение их бога, пернатого змея Кетцалькоатля. Упокоился прыгающий змей дон Педро уже в Эквадоре, сброшенный наземь собственной лошадью, непожелавшей более носить на себе такую мразь. А эпитафию ему, да заодно и всем прочим Кортесам, Писарро, Бальбоа и Педрариасам, написал монах-доминиканец Бартоломео де Лас Касас в своем фундаментальном труде «История Америк», метафорически отправив ненасытных идальго прямиком туда, откуда они повыползали на Землю. То есть, в ад. Сним, кстати, несогласилсяодинизиндейскихвождейпоимени Атауэй. Будучи плененным конкистадорами и подготовленный к поджарке заживо, этот мудрый воин был исповедан перед казнью каким-то монахом, обещавшим ему в случае его добровольной баутизации отправиться сразу после сожжения в рай. «А куда отправятся после смерти испанцы?» – спросил дальновидный вождь.
«Тоже в рай!» – ответствовал священник.
«Ну, тогда я предпочту ад», – сказал Атауэй и не стал креститься. Как бы то ни было, именно дон Педро де Альварадо, этот новоиспеченный Генерал-Капитан и стал отцом-основателем Антигуа. На месте первого поселения, стертого брезгливой отрыжкой вулкана почти сразу же после его возведения, сейчас находится деревня по имени Vil a Vieja. Ну, а после дона Педро, убежавшего искать себе на одно место новых приключений, городом продолжала править его жена, донья Беатрис де ла Куэва (кстати, родная сестра предыдущей его избранницы). И правила она им вплоть до того момента, пока окончательно потерявший терпение вулкан Агуа, вняв горячим мольбам индейских жрецов, не смыл недавно перенесенный в новое место город (а заодно и всю капитанскую семейку!) мощным потоком из грязи, лавы и камней. Отстраиваемый не раз заново и недавно отреставрированный Министерством туризма Гватемалы, городок сейчас привлекает множество таких, как я, любителей приключений со всего белого света. Исторический центр изобилует не только свежевыкрашенными колониальными зданиями, но и молодежными hostel (общежитиями), берущими со своих гостей чисто символическую плату за койко – место. Правда, атмосфера этих общаг, напоенная в любое время дня и ночи дымком от colitas и гитарным перезвоном, может и не понравится некоторым состоятельным туристам. Но их туда никто и не тащит. Несите ваши денежки в «Ramada» и «Holiday Inn», если вам так хочется. А вот я, если приспичит, остановлюсь сегодня здесь.
В Антигуа полным-полно кафе, уютно свернувшихся в patio двухэтажных особнячков в андалузском стиле. Небольшие дворики, убранные яркими драпировками из тканей, производимых прямо на улице за углом, журчащий посреди фонтанчик, неспешно двигающиеся muchachos c полотенцами за поясом – все это умиротворяет, настраивает на созерцательно-философский лад. В кафе подают настоящий, выращенный неподалеку и высушенный под солнышком прямо на придорожной обочине, кофе и горячий chocolatl` (шоколад) – любимый напиток доколумбовых обитателей высокогорных плато Мексики и Гватемалы. По преданию, шоколад был подарен людям вместе с кукурузой в доисторические времена пернатым богом Кетцалькоатлем. Я обожаю неспешно смаковать шоколад в таких местечках, перемещаясь вместе со своим пополняемым по умолчанию термобокалом под широким, протянутым по всему периметру второго этажа балконом, защищающим обитателей patio от прямых солнечных лучей в любое время дня. По вкусу шоколад напоминает какао, поскольку приготовлен из семян этого тропического плода, но, в отличие от одноименного напитка, он более горек. И намного более тягуч.
Ацтеки и майя пили его в особых случаях, празднуя победу над соседями или оказывая почтение гостю. «Вообще, в процессе дегустации любого напитка, неплохо было бы еще и сервировать для полноты ощущений воздух той местности, где он, напиток этот, был произведен. Без этого оценка вряд ли будет адекватной», – так размышляю я до тех пор, пока на дне чашки не остается только коричневая гуща.
На небольшой площади напротив кафе несколько женщин киче разложили лотки с произведенной ими продукцией. Чуть поодаль две их соплеменницы ткут свои ярчайшие ткани, привязав готовый конецк стволу королевской пальмы и периодически передвигая планку с новым переплетенным слоем к нему наверх. Наверно, так же делали их прапрабабушки еще в те времена, когда всякими рыжебородыми донами и ruso turisto здесь и не пахло. Я пытаюсь заснять на камеру процесс появления на свет скатерти или что там еще выйдет из куска материи, но ткачиха оборачивается ко мне в полный анфас и одаривает таким взглядом, что я срочно начинаю хотетькупить у нее что-нибудь.
«I come to you, people, with peace»! А то ведь, не дай Бог, так и новое восстание против бледнолицых захватчиков спровоцировать недолго. И, как показал вчерашний инцидент на дороге, восстания здесь вспыхивают с неподражаемой легкостью, ну, прямо как сухой порох в жестяной пороховнице. Перетряхнув поудобнее ребенка в куске ткани у себя за спиной, женщина не спеша поднимается с колен, подходит и наотмашь заламывает такую цену за приглянувшиеся мне скатерть и салфетки, что я даже не хочу и пробовать торговаться, как здесь принято.
Видимо, моя камера нанесла ее индейской идиосинкразии такой урон, что это даже затмило естественное желание нажиться на любопытном гринго. С позором ретируюсь, оставляя победительницу наедине с ее монотонной работой, сопливыми детьми и кучей продукции, похожей, как две капли воды, на товар ее соседки. У которой я и покупаю все понравившееся мне почти в полтора раза дешевле.
Дело идет к вечеру, повторять в сумерках утренний аттракцион надряхлом ПАЗике мне решительно не улыбается, и я окончательно решаю остановиться здесь на постой. Иду в давешний хостел с франко-немецко-голландской компанией, отдаю неулыбчивой (кто ж улыбнется за 8$ с носа!) хозяйке деньги, знакомлюсь с некоторыми обитателями ночлежки и решаю угостить этих милых ребят местным пивом. От colita, в честь знакомства предложенной мне долговязым немцем по имени Патрик, благоразумно отказываюсь, ссылаясь на то, что я вообще не курю. Ребята и девчата в количестве 5—6 человек натягивают на себя, что есть под рукой, похоже, не заморачиваясь особо по поводу того, кому из компании принадлежат одеваемые вещи, залезают в одинаковые адидасовские сандалии, и мы выходим «дружною толпою на дорогу к водопою». Во дворике ночлежки я заметил, помимо развешанной там и сям сохнущей одежды, ржавую бочку, доверху наполненную пустыми банками из-под пива. Прикинув, что моя команда тоже должна была поучаствовать в ее наполнении, я прошу ребят довести меня кратчайшим путем до магазина, где можно недорого приобрести желаемый наполнитель, а также, в нагрузку, сопутствующие ему товары.
Так, с шутками и прибаутками на разных языках, мы в сумерках подходим к небольшому магазинчику. Хозяин, кстати, уже было собирался его закрывать, ибо расположен он несколько на отшибе, а ночью в Гватемале даже в туристическом городке можно запросто лишиться не только всей дневной выручки, но, иногда и жизни. Крупные магазины и заправки, рестораны и дискотеки, работающие по ночам, всегда охраняются или вооруженными М-16 и АК-47 полицейскими или военизированной стражей. Надо отметить, что честь оберегать частную собственность предоставляется только мужчинам ладино. Деревенских сторожей из индейской глубинки с мачете и берданками, заряженными солью, в охранники не берут. Не по Сеньке шапка.
Под одобрительные возгласы моих новых знакомых я прошу хозяина дать мне 5 six-pack лучшего местного пива, соленых орешков мараньона и кукурузных чипсов. «Gal o es lo mejor!» – подсказывают ребята. Я не сразу догоняю, при чем здесь петух (gal o), но когда вижу на прилавке первую упаковку пенного напитка, понимаю, что это есть марка местного пива, признанная моими новыми товарищами достойным потребления. Кстати, рекомендую, граждане – отличное светлое пиво, совсем не крепкое, с ярко выраженным солодовым вкусом.
Затемно возвращаемся в ночлежку. Освещены только центральные улицы, но и на них как-то уж совсем мало гуляющего народу. Только пара похожих на нашу компаний, еще не отвыкших от гарантированной европейской безопасности в отнюдь не безопасной Центральной Америке, попадается нам по дороге. Европейцев, особенно кто помоложе, криминогенная обстановка в местах их туристического пребывания, как я заметил, мало беспокоит. Весьма сдержанные и осторожные в контактах с местными, эти ребята, тем не менее, в своей компании стремительно меняют код общения и чувствуют себя как дома. Подготовленная разными пособиями к переговорам с аборигенами путем обтекаемых фраз, путеводителями, очерками, форумами и рассказами «бывалых», молодежь приезжает в страны, подобные Гватемале, не столько за историческимиценностями, сколько за экзотическими тусовками. Свобода отродительского надзора (даже большая, чем в Европах!) новые места, новые знакомства, эксперименты и случайные связи, словом, la vida loca – вот что влечет половозрелых тинэйджеров в далекие от дома края. И отрываются они тут по полной, в чем я лично смог убедиться и в ту ночь, проведенную в задрипанном хостеле, и в другое время в других местах.