Глава четвертая
– Да уж… – глубокомысленно изрек хилависта. – Повезло нам, что ты с порталом на этот раз угадала… А то болтались бы сейчас неизвестно где, и всю бы эту красоту пропустили… – он повел глазами по сторонам, не прекращая набивать рот копченым окороком, вымоченным в темном пиве.
Просто невероятно было – сколько же еды в него влезает. Осси, вот, давно уже насытилась, запила незапланированную трапезу неплохим, хотя и немного горьковатым вином, почерпнутым из стоящего рядом бочонка, собралась и готова была двигаться дальше, а раздувшийся сверх всякой меры шар все жрал, жрал и жрал, при этом, к тому же, ни на миг не замолкая.
Открывшийся под статуей Олиса портал перенес леди Кай и Ташура не куда-нибудь в тар-тарары, и даже не на очередной остров из белого песка, а в место значительно более приятное и привычное. И в этом хилависта был безусловно прав.
Шагнув в ревущий столб света, взметнувшийся из-под ног каменного истукана, Осси оказалась в самой что ни на есть обычной, нормальной и абсолютно человеческой кладовке. И это не могло не радовать, тем более, что кладовка это была доверху набита очень даже приличной едой и, как позже выяснилось, весьма недурственными напитками. И это при том, что размеры ее были очень даже не маленькими.
Осмотревшись, а затем осторожно выглянув наружу, и убедившись, что ничего страшного и неприятного им пока не угрожает, леди Кай решила ненадолго здесь задержаться. Во-первых, чтобы немного подкрепиться, а главное – подкрепить исстрадавшегося и изнывшегося хилависту, а, во-вторых, – немного перевести дух, после довольно-таки напряженного времяпровождения, выпавшего на ее долю этим утром.
Задержалась, подкрепилась и перевела. А теперь вот дожидалась Ташура, который, похоже, решил истребить абсолютно все накопленные здесь запасы. Во всяком случае, останавливаться он, вроде бы, пока не собирался.
– Только ты уж, давай, голуба, в следующий раз сразу угадывай, – продолжал разглагольствовать хилависта, нимало не смущаясь тем, что при каждом слове у него изо рта вываливаются огромные куски пирога с сыром. – Так, чтобы с первого раза. А не то, второго, не ровен день, можно и не дождаться…
– Я не угадывала, – Осси нахмурилась. – Ни в первый раз, ни во второй.
– Ага, не угадывала она… – хилависта только что подобрал с пола потерянные куски и теперь старательно их заглатывал. – Скажи еще – знала.
– Знала, – кивнула леди Кай. – То есть, в первый раз, конечно, не знала. Но первый раз – это, вообще, – недоразумение. Ты просто не понял…
– Конечно. Не понял, – хмыкнул Ташур. – Куда мне убогому… А чего тут понимать, когда сама ясно сказала, что портал правильный!
– Да не говорила я, – Осси махнула рукой. – Ладно. Не важно… А, вот, во второй раз – действительно знала, что это Олис.
– Да? – Хилависта с недоверием посмотрел на девушку. Даже жевать перестал на какое-то время. – Знала? И откуда же?
– Так они сами нам все и сказали…
– Они? – Вскинулся Ташур. – Сказали?.. Что они сказали? Белиберду они сказали! Бред они полный несли! А вот умного что-то я ничего не услышал…
– Сказали, – упрямо стояла на своем леди Кай. – Вот смотри…
– Смотрю, – буркнул Ташур, с удовольствием принимаясь за птицу, вымоченную в соусе из чентурианских орехов. – Кстати, – пробовала? Обалдеть можно, какая вкусняха!
Потом подумал немного и вздохнул:
– И зачем я столько мяса съел… Теперь ведь не влезет… Ну, так, что у тебя там? На что смотреть-то? – И он принялся с наслаждением вгрызаться в покрытую румяной корочкой дичь, не забывая время от времени подлизывать бурый остро-пахнущий какими-то невероятными специями соус.
– На то, что они говорили, смотри.
– Ну?
– Помнишь, Олис сказал, что соврал только один из четырех?
– Помню, – буркнул Ташур. – Я все помню. Только смысла в этом бреде никакого не вижу.
– Это не бред, – продолжила Осси. – То есть, – не совсем бред. Вот подумай сам. Если соврал Телис, который сказал, что Зехис ошибается, значит Зехис сказал правду, а, следовательно, кто-то из первых двух тоже соврал. Так?
– Логично, – согласился Ташур, расправившийся к этому времени уже с половиной птицы и с удовольствием обсасывающий крылышко.
– А тогда получается, что из четверых соврали двое – кто-то из первых двух и еще Телис.
– Ты же сказала, что только один… – насупился хилависта.
– Правильно. Только это не я сказала, а Олис. А это значит, что Телис говорил правду.
– Ну и что? Думаешь, понятней что ли стало?
– Сейчас станет, – улыбнулась Осси. – Раз Телис сказал правду, то Зехис действительно ошибался, а это значит, что и Азис и Ремис говорили правду.
– Да? – Отозвался Ташур, с хрустом перемалывая своими крепкими зубищами костяк несчастной птицы. – Это значит, что это именно это значит?
– Да. Азис сказал, что портал – либо у Ремиса, либо у Олиса, а Ремис был уверен, что не у него. Что получается?
– Что? – Эхом отозвался хилависта.
– Получается, что портал это – Олис… – Осси замолчала победно улыбаясь. – Видишь, – все просто.
– Просто? – Хилависта сыто рыгнул. – Вот это было просто… А то, что ты тут несешь… – он еще раз рыгнул. – Заразилась ты от них что ли? Мало мне эти остолопы мраморные мозг выносили, так теперь еще ты принялась… Хватит уже! Угадала и угадала. Молодец! Возьми, вон, с полки буженинку! А лучше вот из той кадушки, дзяпшу из фасоли с грибами и чесночком попробуй. А меня оставь со своими этими «правда-неправда», «соврал-обманул»… А то у меня уже голова болит.
– Это у тебя от обжорства голова болит, – усмехнулась Осси. – Да и где у тебя голова, если ты сам по себе – голова?
– А, вот, где надо, – огрызнулся Ташур. – Видишь, ты даже голову от тела отличить не можешь, а туда же: «он сказал, это значит…». И вообще, если дзяпшу не будешь, то пошли уже! Сколько тут торчать можно?
Осси только рот от такой наглости открыла. А хилависта, как ни в чем не бывало, подкатил к двери, которая словно почуяв его приближение, уже потихоньку распахивалась. Причем, сама-собой, и невзирая на предусмотрительно запертый засов и наложенное интессой заклинание – не самое сложное, правда, но все ж таки… Вот так, вот… Что называется легким усилием мысли…
– Ну, идем, или как?
– Идем, – ответила Осси, хотя ответа от нее никто, по большому счету, и не ждал, потому что хилависта уже выкатился в коридор и из поля зрения пропал.
Ну, а поскольку других выходов из кладовки не было, то получалось, что путь к очередному порталу проходил именно там, и леди Кай двинулась вдоль по коридору вслед за Ташуром, не забывая при этом заглядывать в двери, которых было тут превеликое множество, – ибо никогда не знаешь, что где укрыто, и где что найдешь…
Коридор был подстать кладовке. То есть, таким же обычным, нормальным, добротным и ухоженным. Не в том смысле, что по нему без устали сновали туда-сюда разные непонятные личности, а в том, что содержался он в идеальном порядке: старая кирпичная кладка хоть и потрескалась в нескольких местах, но выглядела вполне надежно – не крошилась и не обваливалась, светильники, закрепленные на стенах были доверху залиты маслом, светили ровно и не чадили, а пол, выложенный каменными плитами был старательно выметен. Словом, хозяева – кто бы они ни были, – следили здесь за чистотой и порядком со всей тщательностью и прилежанием.
Окон тут не было и в помине, и это вполне недвусмысленно намекало на то, что находилась Осси где-то в подвале, где обычно и располагаются всевозможные кладовки, погреба и все такое, без чего не обходится ни одно хозяйство, особенно если оно большое. А то, что оно большое не было у леди Кай никаких сомнений, потому как все двери, которые располагались по правой стене бесконечно длинного коридора вели в помещения, сильно походившие на ту кладовку, в которую она попала, покинув остров пяти статуй. Различалось только их содержимое.
Одна комната была отведена под небольшой винный погребок, заставленный одинаковыми как на подбор бочонками, в другой хранился садовая утварь, содержащаяся в образцовом порядке, а в третьей – по которой бродила теперь леди Кай, была сложена отслужившая уже свой век мебель. Самая простая, незатейливая, но все еще в неплохом состоянии. Но даже эти ненужные уже больше никому вещи были не свалены абы как, а сложены и расставлены очень аккуратно, почти бережно.
По всему, заправлял всем этим хозяйством большой педант и аккуратист, сумевший создать и поддерживать почти идеальный порядок даже в таких – далеких от чужих глаз местах.
Закончив свою краткую экскурсию по миру провинциального антиквариата, и уже пробираясь меж потрескавшихся от времени столов и шкафов к выходу, Осси зацепила край холщевого покрывала, накинутого на высокое старинное зеркало.
Скорее всего, огромное серое полотнище и так держалось на честном слове, самым своим краем цепляясь за угол резной рамы, а может это был каприз судьбы, посчитавшей, что пора бы уже напомнить леди Кай, что расслабляться в незнакомых местах ни в коем случае не следует, но, как бы то ни было, а широкое, как парус рыбацкой лодки, полотно беззвучно скользнуло на пол, взметнув небольшой клуб пыли, и обнажив мутную поверхность старого зеркала.
Закручиваясь словно дым на ветру, полотнище стекло вниз прямо на замешкавшегося и не ожидавшего такой подлости хилависту, перепугав его до смерти, и заставив несколько раз оглушительно чихнуть. Покончив с этим важным и интимным делом, Ташур задергался из стороны в сторону, изрыгая громогласные проклятия в адрес «идиотской тряпки» и «неуклюжей коровы у которой глаза не пойми откуда растут», но положение его от этого нисколько не улучшилось.
С трудом сдерживая хохот Осси нагнулась чтобы помочь бедолаге выпутаться из спеленавшей его словно мумию материи, но совместная их с хилавистой борьба за свободу и полную независимость привела к тому, что положение его только ухудшилось. Окончательно запутавшись в широких складках пыльного савана, хилависта обессилено замер и теперь только злобно шипел, призывая все горести Вуали на головы «бережливых остолопов, сваливших сюда всякий хлам и никому ненужную рухлядь».
Наконец он сдался:
– Ладно… Вытаскивай уже!
А потом, прошипев что-то неразборчивое, добавил, явно делая над собой усилие:
– Пожалуйста!
«А, может, так оставим? – Предложила Хода. – Смотри, как здорово – не видно его и почти не слышно».
Осси хмыкнула.
– Что? Что ты удумала? – Завизжал хилависта, как резанный, мотаясь из стороны в сторону в своем тряпичном плену. – Снимай! Снимай быстро, тебе говорю!
– Да снимаю я. Снимаю, – улыбнулась Осси, распутывая холстину. – Не волнуйся! И не крутись!
Высвобожденный Ташур откатился в сторону и заворочался на месте, пытаясь стряхнуть с себя пыль и путину.
– Не волнуйся … Ишь ты, – не волнуйся… – бормотал он. – Посмотрел бы я, как ты бы на моем месте не волновалась… Сама-то, вон, чистая, поди…
Осси поднялась с колен и повернулась к зеркалу.
Чистая? Да, вроде, чистая. Только растрепанная… Будто ураган ее расчесывал. Хотя, если вспомнить тот ветродуй, который ее охаживал, когда она на остров мантихор высаживалась, то так оно, пожалуй, и было. Да и потом тоже, все оно как-то не на пользу прическе шло…
Осси вздохнула и начала приводить себя в порядок, украдкой поглядывая на хилависту, который со своей задачей успешно справлялся и от повисших на нем клоков паутины уже почти избавился.
Впрочем, ей тоже потребовалось не так уж много времени, чтобы наскоро расчесаться и затянуть волосы в хвост. Покончив с этим, она вновь повернулась к зеркалу, чтобы оценить результат…
Повернулась и обомлела.
Сначала даже не поняла. А когда поняла, то все равно не поверила, и даже руку подняла, чтобы проверить.
Нет, все верно… Волосы ее были собраны в хвост, по сторонам не болтались и на плечи не спадали.
А вот с отражением ее дело обстояло совсем иначе.
Из зеркала на нее смотрела леди Кай, не сказать чтобы с навороченной, но все же довольно-таки аккуратной прической, которую не то чтобы в походных условиях, но и дома-то просто так не сделаешь.
Некоторое время отражение в зеркале наслаждалось ее растерянностью, а затем ухмыльнулось.
Причем, как-то нехорошо оно это сделало.
Не по-доброму.
Затем, внимательно осмотрев леди Кай, оно скривилось и качнуло головой, всем своим видом выказывая, что ни внешний облик, ни богатый внутренний мир своего визави оно не одобряет, и широко улыбнулось… Распахнув пасть, что называется, от уха до уха, и явив острые, почти треугольные зубки, коими рот его был утыкан в великом множестве.
И прежде, чем леди Кай успела что-нибудь сообразить, отражение рвануло вперед, к ней, совершенно спокойно преодолевая тонкую стеклянную преграду, и оборачиваясь мутной темно-серой тенью, струящейся из зеркала.
Тень эта прожигала амальгаму, будто пергамент, заставляя ее дымиться, сворачиваться и прорываться черными дырами с горящими и расползающимися в сторону краями. Дыры эти росли, множились, объединяясь в нечто единое, пожирающее собой все пространство зеркала, а из них истекали все новые и новые ручейки теней вливаясь в сгусток, набухающий прямо перед глазами леди Кай.
«Назад!» – истошно заорала Хода, но было уже поздно, потому что сгусток этот разбух, сделавшись непроницаемо-черным, вытянулся вперед и в стороны, края его сначала размылись, а затем принялись клубиться и завиваться, выворачиваясь тонкими вертлявыми щупальцами.
Народившийся сумрак обернулся чем-то жирным и вязким, и это что-то метнулось вперед, сшибая леди Кай с ног и не давая дышать.
Все это произошло, что называется, в мгновение ока, и прежде, чем Осси успела что-то предпринять, она оказалась на полу полностью обездвиженной.
Густая черная мерзость залепила уши, нос и глаза, полностью лишив интессу зрения, и теперь норовила просочиться в рот сквозь плотно сжатые губы. Дыхания не хватало, лицо, будто исколотое тысячами раскаленных иголок, горело, а где-то под крепко зажмуренными веками крутились, сталкиваясь и наезжая друг на друга, радужные колеса. От этого жутко тянуло в сон, и даже невыносимая боль в висках не могла удержать Осси по эту сторону реальности.
Она чувствовала, что сползает, соскальзывает в мягкое, убаюкивающее небытие, оставляя свое не нужное больше ей тело тому… Тому, кто… Тому, кто страстно этого желал. Но даже это не могло удержать ее в сознании и она скользила дальше и глубже, и только рука ее, подчиняясь раз и навсегда вбитым рефлексам, продолжала судорожно сжимать рукоять меча, такого никчемного и бесполезного перед лицом этого нового врага.
Осси тонула. А вместе с ней тонули мысли, растворяясь в вязкой темноте выплеснувшегося отражения, тонули воспоминания, угасая и испаряясь в окутавшем ее безвременье, а мечты… Мечты и желания покинули ее плененную душу первыми, освобождая место для новых целей и устремлений, порожденных чужим телом и чуждым миром.
Все быстрее вращались радужные колеса, все бледнее они становились, и все больше жгло опаленное дыханием тени лицо. Осси срывалась в бездну, и не было, казалось, в целом мире силы способной это остановить…
Впрочем, сила такая была, и была она совсем рядом. Слеза Лехорта, бережно упакованная в походном рюкзаке леди Кай, способна была вызвать к жизни если не саму погибель, то очень близкое ее подобие, и шутя и играючи стереть с лика земного не только пару старых зеркал с одичавшими от скуки отражениями, но и саму эту Ступень Странника, отправив ее в бесконечный дрейф по волнам забвения. Вот только…
Вот только не знала этого Осси Кай. А если б даже и знала, то все равно не дотянулась бы до Слезы, ибо к этому моменту даже проблеска мысли уже не было в ее сознании. Она угасала…
Все, что произошло с леди Кай, случилось слишком быстро даже для хилависты. Но все же его рефлексы, подстегнутые к тому же узами крови, породившими в самом его сердце невыносимую жгучую боль, оказались быстрее. Да и не могло его отражение чье-то врасплох застать, даром, что и сам он был порождением зазеркальных глубин.
Едва заметив – даже не заметив, а только лишь угадав намерение тени выплеснуться наружу, он моментально покрылся влагой, – будто испарина на гигантском лбу выступила, и заблестел, резко увеличивая свое альбедо[12]. А в тот момент, когда леди Кай с грохотом приложилась об пол, он, будто устав отражать чужой свет, вспыхнул сам, да так, что стоявший рядом комод вмиг обуглился, а в комнате на краткий миг не осталось ни одной тени. Все они сгорели в белом пламени вспыхнувшего над самым полом солнышка.
С хрустальным звоном разлетелось в мелкие осколки полотнище зеркала, а черную мразь, опутавшую неподвижно лежащую на полу леди Кай, сдуло солнечным ветром будто пыль. Сдуло и сожгло дотла, не оставив даже пепла, и развеяв в воздухе без следа. Лишь долгий протяжный крик еще долго гулял от стены к стене, но Осси его не слышала. Как не слышала она и тяжелого вздоха хилависты, только что спасшего ей жизнь…
Очнулась она оттого, что кто-то вылизывал ее лицо огромным шершавым языком, как делают это пастушьи собаки в горах, спасая занесенных лавиной людей. Прикосновения эти были приятными, нежными и в то же время омерзительными. Причем, чем дальше, тем больше брезгливости они рождали и, наверное, именно это нарастающее в ней чувство гадливости и привело ее в себя окончательно.
Застонав, Осси приподнялась и села, облокотившись на почерневший от недавней вспышки комод, и, поднатужившись, отпихнула двумя руками хилависту, все еще продолжавшего вылизывать ей лицо.
– Все-все. Хватит…
Хилависта с сомнением глянул на нее, но возражать не стал, чуть откатившись назад.
– Ну как ты?
– Ничего… – Осси поморщилась и потерла висок. – Голова раскалывается… Жутко просто…
– Пройдет, – буркнул Ташур. – Всегда проходит, и сейчас пройдет.
Что-то не весел ее герой был. Да не то, что – не весел, а просто – хмур, как туча.
– Спасибо тебе… Если б не ты – не знаю, чтоб со мной было…
– Если б не я – тебя бы уже не было, – проскрипел хилависта. – А если б не дурь твоя, то ничего бы этого вообще не было.
– В смысле? – Снова поморщилась Осси. Каждое слово, каждый звук рождали новую боль, отзываясь глухим ударом молота в голове.
– В смысле, что незачем было тогда в предел отражений солнечный свет тащить и им там махать во все стороны! И в смысле, что говорил тебе к зеркалам не лезть больше! – Заорал хилависта, и каждое его слово било как бог-колокол, чьи удары слышны за десяток горизонтов от Фероллы.
От крика его у Осси снова все поплыло перед глазами, и она покрепче ухватилась за толстую ножку шкафа, чтобы снова не грохнуться на пол. А хилависта не унимался:
– Говорил, или нет?
– Говорил, – прошептала Осси. – Не кричи так… Голова…
– Голова? – Взвился Ташур. – Ах, извините! Голова… Как же это я забыл?.. Голова… А ничего, что из-за тебя мне пришлось сомбору[13] укротить? У тебя, вот, голова болит, а ее больше нет!
– Сомбору? – выдохнула Осси. – Какую сомбору?
– Какую… – передразнил хилависта. – Сехену. Только тебя ж это не волнует, никчемка! А Сехена она… Она была такой красивой, – вздохнул он. – И доброй… Стихи любила…
– Красивой? – Осси тряхнула головой, позабыв, что делать ей этого сейчас никак нельзя. – Доброй? Ты что – ее знал? Эту… Эту… тень?
– Кому тень, а кому… – хилависта сокрушенно вздохнул. – Знал. И еще как знал… Мы с ней… Впрочем, теперь это уже не важно, а тебе – так и, вовсе, не интересно… В общем, знал!
– А как?.. – Осси поняла, что ничего, – вообще ничего, – не понимает. – Как ты мог ее знать, когда ты тут никогда не был?
– Где не был? – Теперь настала очередь удивляться Ташуру.
– Ну, тут. На Ступени на этой.
– А причем тут Ступень? Она же из зеркала…
– Ну, да, – согласилась Осси. – Из зеркала. А зеркало где стоит? Тут.
– Какая разница, где оно стоит, – снова заорал хилависта. – Не смыслишь ничего в этом, так и молчи! Я тебе почему тогда говорил, чтобы ты зеркал избегала?
– Не знаю, – пожала плечами леди Кай. – Я не поняла.
– Не поняла она! Да ты и не пыталась понять! Я же тебе сказал, что тебя запомнили!
– Сказал.
– Вот, видишь! А раз запомнили, значит – достанут! А уж из какого, там, зеркала, и где это будет – какая к бесам разница!
– То есть, ты хочешь сказать, – Осси даже приподнялась, – что эта тварь оттуда? Где мы, – ну, в смысле, – ты был?
– Оттуда! И отсюда! Отовсюду! Это все – одно и тоже. Только выходы разные, – прошипел Ташур. – И не тварь она! Она не виновата, что жрать ей хотелось…
– Одно и тоже? – Вот это было откровение. – То есть, ты хочешь сказать, что там – за зеркалом тот самый зал?
– Зал… не зал… Там – все, что хочешь. Все, что ты только сможешь себя внятно представить. Там – предел отражений, и попасть можно – куда тебе угодно. Понимаешь теперь?
– Начинаю понимать… – Осси покачала головой. – Обалдеть легче!
– Тебе это не грозит! Ты давно уже обалдела!
– А чего ж мы сюда тогда перлись? – Замечание хилависты интесса оставила без комментариев, до того она была этой новостью потрясена. – Могли же сразу… Прямо из зала.
– Не могли, – отрезал Ташур. – Я не мог потому, что места этого никогда раньше в глаза не видел, а что не видел – того, может, и вовсе нет. А раз этого нет, то и попасть туда нельзя. Это, что меня касается… А ты… Ты вообще ничего не можешь!
– А она как же? Сомбора, в смысле… Она это место, что же, выходит, знала?
– Ничего она не знала! Ей и не надо ничего знать было! Она тебя знала! И к тебе шла! И пришла вот… – хилависта замолчал.
– Так это что ж, – сообразила вдруг Осси. – Мне теперь и к зеркалу не подойти? Это так что ли выходит? А как же мне теперь?
– Как… как… Никак! – Отрезал хилависта. – Потерпишь. Если жизнь дорога, конечно.
– Потерпишь, – задумчиво повторила Осси. – Здорово! И сколько мне терпеть?
– Немного. Годка три-четыре… Память у них короткая. Отвлекутся на что-нибудь и забудут про тебя.
– Ты уверен?
Хилависта усмехнулся:
– Уж поверь мне. Я их как облупленных знаю.
– А не могут они потом снова…
– Вспомнить? Нет, – успокоил ее Ташур. – Забыли – значит забыли. Говорю ж тебе – память короткая.
– Ничего себе… – протянула Осси все еще никак не свыкшаяся с мыслью, что с той стороны зеркала находится необъятный мир, живущий по каким-то очень своим законам и населенный к тому же обитателями, которые не только рыбу жрать горазды, а еще и стихи, оказывается, любят. – Кто б мог подумать…
Любой, – отрезал Ташур. – Любой мог бы, если б только захотел, а не как ты, вот, – глаза вылупила и к зеркалу… – Хилависта выкатил свои глазищи на пол своего необъятного лица и дико ими завращал. Именно так он, по всему судя, представлял себе поведение леди Кай у зеркала. – Ладно, хватит уже тут. Пошли, пока еще чего откуда-нибудь не повылезало.
Уговаривать леди Кай не нужно было, и она заспешила за своим нелепым, но очень шустрым напарником, который мало, что уже выкатился в коридор, так еще и успел удалиться на довольно-таки приличное расстояние.
Кладовка с мебелью был последним помещением на этом уровне подземелья, а потому, пройдя с десяток шагов Осси с Ташуром оказались на лестнице, ведущей как вниз, так и наверх. Причем ход вниз был завален внушительными обломками стен и потолка, для какой-то не очень понятной надобности обрушенными прямо а лестницу. Со всем, причем, старанием и почти наверняка магическим образом, о чем свидетельствовала оставшаяся а стенах копоть и небольшое розоватое свечение. И это было странно.
Ну, а поскольку путь вниз отпадал сам собой, то леди Кай ничего более не оставалось, как подчиниться обстоятельствам и устремиться наверх. Иначе говоря, – начать восхождение, которое, правда, хвала Страннику, не было ни долгим, ни утомительным, и закончилось всего через два лестничных пролета небольшой дверкой, сорванной с петель и валяющейся прямо под ногами в начале очередного коридора. И это тоже было очень и очень странно.
А дальше стало еще страннее, причем в самом нехорошем и не сулящем ничего приятного смысле этого слова, ибо коридор этот в отличие от своего собрата, расположенного этажом ниже не отличался ни чистотой ни аккуратностью. Причем, мусор, который тут валялся на каждом буквально шагу, носил несколько специфический, так сказать, характер, но ни более приятным, ни невинным он от этого не становился.
Под ногами были разбросаны осколки гробов и полуистлевшие бальзамировочные бинты. Осси даже сначала и не поняла: что это, – спасибо Хода подсказала, – а когда пригляделась, так и верно: пересохшие бинты, да каменные черепки на одном из которых виднелась руна дальних пределов… В общем, сомнений не было.
Причем, чем дальше – тем следов таких становилось все больше. Вскоре Осси наткнулась на несколько разбитых черепов с широко разяваными челюстями, а еще через несколько шагов – на основательно выпотрошенную мумию с развороченной грудиной. Причем, если выпотрошили мертвеца – старательно и по всем правилам довольно давно, то грудную клетку ему разнесли совсем даже и недавно. Может даже сегодня утром. А это как-то не радовало.
Чем дальше – тем нерадостных таких находок становилось все больше, и хотя целиковые мертвецы больше не попадались и под ногами не валялись, сомнений в том что совсем недавно тут творилось что-то не очень хорошее уже не оставалось. На это намекали и все чаще встречающиеся следы крови. Причем, опять же, чем дальше – тем больше их было, а в конце так и вовсе – плиты были вымазаны ей так, будто волокли по ним кого-то, пытаясь спешно вынести с поля боя.
Да, по всему, не так давно тут шел бой. Не сказать, что сильно ожесточенный, но все ж таки… И бой этот, по крайней мере – в этом конкретном месте, живые, похоже, проиграли, потому как мертвяки, из подвала вылезшие (а именно на это намекала обрушенная лестница), их отсюда теснили-теснили да и вытеснили. А вот куда, и что там с ними дальше стало, это предстояло еще узнать. Причем довольно скоро, ибо коридор уже через несколько шагов заканчивался тремя небольшими ступеньками и гостеприимно распахнутой в большой и темный зал дверью.
Типа, – заходите, гости дорогие…
И как-то плохо это вязалось с попыткой закупорить ход на нижние ярусы подземелья, зато крайне здорово гармонировало с вышибленной и валяющейся на полу дверью в начале коридора. В общем, так или иначе, но меч пора было доставать.
– Слышь, Осси, – тихо вполголоса скрипнул Ташур. – Тут такое дело… – Он как-то подозрительно замялся.
– Ну?
«Сейчас гадость какую-нибудь скажет, – предвосхитила события Хода. – Нутром чую!»
И ведь, как в воду смотрела! Не подвело ее нутро-то…
– Я, знаешь, с мертвяками не очень…
– В смысле – не очень? – Не поняла Осси.
– Ну… власти у меня над ними нет… – потупился хилависта. – Они ж души не имеют, вот я и не могу ничего против них… Так что, случись чего – тебе самой придется… – похоже, переживал по этому поводу хам и эгоист здорово, и каким бы «обаяшкой» он в остальное время ни был, за это ему можно было простить многое.
Осси кивнула:
– Я поняла. Держись тогда в стороне и, главное, под руку не лезь.
Хилависта буркнул что-то себе под нос, но что именно леди Кай уточнять не стала, а вместо этого сделала последний шаг и осторожно заглянула в дверной проем.
И тут же резко подалась назад.
Одного быстро брошенного взгляда оказалось достаточно, чтобы увидеть многое, еще больше понять, и теперь предстояло эти свежеобретенные знания сложить вместе, чтобы получить полную картину. А картина, прямо скажем, не радовала.
Осси была в монастыре. Впрочем, что-то такое она подозревала уже давно, ибо все эти коридоры и кладовки были до боли знакомы еще с детства и спутать эту аскетичную педантичность ни с чем другим было просто невозможно, ибо испокон веков все монастыри были похожи как две капли и строились, что называется, по образу и подобию.
Но одно дело догадываться и подозревать, а другое – своими глазами увидеть. А то, что перед глазами леди Кай только что предстало иначе как главным молельным залом назвать было никак нельзя, а отсюда уже следовало и все остальное.
Понятно, что это откровение само по себе огорчить леди Кай никак не могло. В конце концов, монастырь – заведение ничуть не хуже других, и даже лучше многих, да и детство в подобных стенах прошло, а оттого и эти стены, сильно на те похожие, становились и роднее и милее. Конечно, дело было не в этом.
А в том, что и второе Оссино предположение – насчет вырвавшихся из покойного зала мертвяков и последовавшей за этим маленькой и локальной войнушки свое подтверждение также за тот единственный брошенный в зал взгляд получило. И войнушка эта еще не закончилась, хотя, вроде, как к тому уже шло и немного до конца ее оставалось. Причем закончиться она должна была, насколько опять же можно было судить по тому единственному взгляду, не в пользу живых обитателей монастыря. Во всяком случае, то что взору леди Кай успело за тот краткий миг открыться сомнений в этом не оставляло.
Может, конечно, были в монастыре где-то припрятаны козыри еще незамеченные, которые могли исход схватки переломить, но что-то в это верилось не особо. Пока же дела обстояли для монахов не самым, чтобы лучшим образом. И это – если мягко сказать…
В огромном полутемном зале, который в свои лучшие дни мог вместить пару сотен прихожан, сейчас был полный разгром – длинные лавки перевернуты, а часть – так и вовсе разбита в щепы, стоящие по стенам статуи трех богов – опрокинуты и разбиты, широкие полотнища драпировок – разодраны в клочья и свисали вниз рваной бахромой, обнажив холодные серые стены в темных подтеках. В довершение ко всему в углу рядом с треснувшей алтарной чашей полыхал не то большой костер, не то – зарождающийся пожар, вызывающий к жизни десятки зловещих отблесков, окрашивающих разгромленный клешор[14] алыми всполохами, и разметавший по стенам сотни аспидно-черных теней.
И среди всего этого наведенного на богопристойное место хаоса отчетливо виднелись следы бойни. Кровавой и безжалостной. Лужи крови, в которых плавали жирные лохмотья сажи, искромсанные и все еще вяло шевелящиеся обрубки мертвяков и тихие недвижные тела укутанных в темно-синие рясы монахов, брошенные на пол словно отслужившие свой век тряпичные куклы. И тел таких было тут немало.
Около широко распахнутой входной двери, сквозь которую в полутемное помещение зала вливался яркий солнечный свет, копошились три фигуры, причем что они там делали было совершенно непонятно, потому как свет со двора слепил невероятно, окутывая их сияющим ореолом. Но было в их движениях, да и в облике, что-то такое, что не оставляло ни малейших сомнений в том, что миру живых они давно уже не принадлежат.
Ну, по-крайней мере ясно было с чего начинать. Жаль, правда, что больше никакой информации ни из этого первого – быстро брошенного взгляда, ни из последовавшего за ним второго получить не удалось, но пока и этого было достаточно.
Осси Кай выдвинулась из дверного проема и пнула ногой осколок алтарной чаши, чтобы привлечь внимание разупокоенной троицы, а заодно отвлечь их от того, чем они там занимались, – а ну как еще кто живой там оставался.
Звук крутящегося на каменных плитах черепка в тишине пустого зала если и не прогремел, то слышен был весьма отчетливо и задачу свою выполнил вполне. Бывают в жизни такие моменты, когда звуки, которые обычно и не замечаешь, оборачиваются вдруг раздражающе громкими. Так и на этот раз.
Троица разупокоенных оторвалась от своего непонятного занятия и повернулась на звук. А, повернувшись, моментально связала в своих высушенных временем мозгах нарушение привычной уже тишины с появлением в зале нового персонажа. Причем, то, что персонаж этот держал в руке отливающий закатом меч, их, похоже, нисколько не смутило и не обескуражило, потому, что они тут же без раздумий и колебаний двинулись навстречу.
Движения их были уверенными и не сказать, что вялыми, да и, вообще, эти поднятые неведомой силой мертвецы снулыми и попорченными не выглядели. И это при том, что пролежали они в своих склепах, похоже, что не мало. Во всяком случае, кожа их была на вид серой и очень сморщенной. И только глаза оставались живыми и подвижными. И очень-очень злющими. А потому и встречаться с несостоявшимися святыми не очень хотелось, и Осси с места не двигалась, выжидая, когда подойдут поближе, чтобы поприветствовать всех разом и наверняка… Благо подарочек уже приготовлен был.
Вот только смущала немного их уверенная подвижность. Да еще кожа, которой, по всему, полагалось быть сухой как шкурка ящерицы таковой не казалась, а, как раз напротив, – блестела в неверных отблесках пламени, будто втерты в нее были дорогие контрабандные масла салимского халифата, коими не побрезговали бы и лучшие красавицы королевского двора. А это как-то не очень укладывалось в представления леди Кай о правильном хранении мумифицированных останков.
И еще… Чем ближе подходили эти жертвы поспешной канонизации[15], тем отчетливей было видно, что тела их, если так можно выразиться, бурлят, вскипая едва заметными волнами. И с каждой такой волной становились они все ровнее, глаже и, будто, моложе. Процесс этот был достаточно медленным и впотьмах мало заметным, но все же…
Хода, что примечательно, тоже обратила на это внимание, и не только свое, но и леди Кай на такое непозволительное поведение ходячих мумий указала. А значит, – не показалось, и действительно-таки имела место такая странность.
Впрочем, одними волнами дело тут явно не ограничивалось, потому что, когда мертвякам оставалось до леди Кай порядка пятнадцати шагов стали заметны нити, которые тянулись от них к тому, что осталось там в углу около двери. Нити эти были почти прозрачны, тянулись как застывающая в воздухе смола и нехорошо как-то подрагивали. Причем дрожь эта явно не была следствием неторопливой ходьбы разупокоенных, а существовала, как бы, сама по себе, и, похоже, что именно она и вызывала такие странности в поведении мертвецов.
В общем, нехорошо это все было, и надо было что-то с этим делать.
Чтобы эту неправильность устранить, а заодно – чего греха таить, – посмотреть, что будет, Осси отказалась от своего первоначального плана и вытянула перед собой сжатую в кулак руку. А потом медленно разжала пальцы, и тут же с ладони сорвался маленький огненный шарик, который стремительно увеличиваясь в размерах понесся в сторону таких необычных покойников, и почти сразу же, – благо недалеко ему лететь было, – с треском и шипением влепился прямо в грудь среднему мертвецу.
На этом, собственно, все и закончилось, потому как огонь вопреки ожиданиям вреда никакого мертвяку не учинил, а просто стек по серому, сморщенному его туловищу вниз, уподобившись в этом своему злейшему врагу – воде.
Мертвяки же на столь явное проявление недружелюбия со стороны леди Кай отреагировали мгновенно и весьма неожиданно.
Во-первых, они застыли как три истукана, продолжая при этом подергиваться еле видными желеобразными волнами, пробегающими по ним снизу вверх, и с каждой новой такой волной понемножечку наращивая свою утраченную за годы долгого вынужденного лежания в холодных склепах плоть.
А, во-вторых, они почти сразу же ощетинились новыми прозрачными нитями-отростками, которые покачавшись немного в воздухе, и довольно быстро привыкнув к новой среде обитания, рванули прямо к Осси. Да мало, что рванули, – они тут же со всей дури влепились ей в грудь десятком ледяных игл, а несколько промчавшись мимо, лихо и очень уверенно завернули за угол, метя, в невидимого отсюда хилависту. И цели своей, если судить по истошному визгу, прорезавшему мертвую до этого тишину, они достигли.
Конец ознакомительного фрагмента.