7
Разговор состоялся через три недели во второй половине дня в уютной квартире в старом доме на Загородном проспекте. При разговоре присутствовал новый приятель Михаила – Валерий Павлович.
– Рад тебя видеть, – Григорий Степанович встал с оттоманки и сделал несколько шагов по направлению к вошедшему в зал Михаилу. Мужчины пожали друг другу руки. Адмирал на мгновение задержал Мишину руку в своей, тем самым давая тому понять и почувствовать, что он действительно рад встрече. Хорошо, что Валерий Павлович успел предупредить бывшего аналитика не использовать его «медвежье» рукопожатие при встрече со старым моряком. – Ты изменился. Поправился. Жизнь на гражданке тебе явно не на пользу, извини… – приглашающим жестом он предложил Мише присесть за стол.
– Здравия желаю, – совсем не по-военному произнёс Миша, чуть было не приставив ладонь к виску непокрытой флотской фуражкой головы. – Извините, товарищ адмирал, я тоже очень рад нашей встрече, но …
– Только не говори, что ты не догадываешься, о чём я хочу с тобой поговорить.
С этими словами заместитель начальника отдела морской разведки Главного Разведывательного Управления Советского Союза адмирал Совейко подошёл к бару и наполнил отличным армянским коньяком два небольших фужера. Миша присел к столу, а Валерий Павлович засуетился. На столе появилась тарелка с крупно порезанным лимоном и горьким чёрным шоколадом.
– Я помню наш разговор восемь лет тому назад, – оторвав взгляд от фужеров, проговорил Михаил, – но ведь это было другое время, и Берлинская стена казалась непоколебимой. Всё изменилось…
– Нет! – Резко прервал Мишу старый морской волк. – Ничего не изменилось! Это передышка… Это только кратковременная передышка! Мы, к сожалению, надеюсь ты это понимаешь, проиграли последний раунд. Но мы профессионалы, и впереди у нас этих раундов ещё много. – Адмирал с двумя фужерами в руках подошёл поближе, поставил коньяк на стол, отодвинул стул и присел. – Победа по очкам не устраивает нашего противника. Ему нужен нокаут… А вот позволить этого мы не можем. Извини, заговорился… – Григорий Степанович поднял фужер. – За Северный Флот! – коротко и ёмко произнёс он и выпил коньяк одним глотком.
Миша молча выпил свой. Он сжался, как пружина, готовый ко всему. Поэтому то, что он услышал в следующее мгновение, его уже не удивило. Подобный сценарий разговора он предвидел.
– На следующей неделе, Миша, ОВИР выдаст тебе разрешение на выезд. Они запрашивали наше ведомство, и мы им ответили, что ты не являешься носителем особо секретной информации, чем сильно их удивили. На самом деле это действительно так. Лодку, на которой ты плавал до последних дней службы, американцы знают практически досконально, и нам это известно. Хотя мы и прикидываемся, что это не так. Что касается лично тебя, то… ты извини, Михаил, – сам виноват, но ты не сознавая, что делаешь, слепил из себя идеального агента, которому очень трудно не поверить. Твои пьянки в последние годы службы, ходки на гауптвахту по причине той же пьянки, драки в офицерском клубе, связь с этой … извини… ты понимаешь, о чём я, уход со службы, твои тщетные попытки заняться бизнесом и, в конце концов, заявление в ОВИР со всеми этими дурацкими демонстрациями и лозунгами – этого больше чем достаточно, чтобы мы обратили на тебя внимание. И не только мы. – Адмирал под впечатлением только что самим им сказанного непроизвольно сменил тон с дружеского на слегка начальственно – возмущённый, но вовремя взял себя в руки и как ни в чём ни бывало продолжил: – Ты наш идеальный агент, Миша, и ты с этим будешь вынужден согласиться. Тебе не надо ничего делать и беспокоиться. Американцы сами к тебе придут и начнут настаивать на сотрудничестве… ты сразу не соглашайся, но позже… В какой-то момент ты согласишься. Просто дождись этого момента. Поиграй с ними в маятник. Помнишь обряд посвящения в подводники? «Поцелуй кувалды!»
– Неужели вы сами это помните? – Михаил удивлённо вскинул брови. Адмирал улыбнулся.
– Такое не забывается. Мне во время «посвящения» кувалда чуть по уху не заехала. В последнее мгновение увернулся. А то бы не бывать мне подводником! А уж адмиралом тем более. Вижу, что и ты помнишь. В чём там суть? – Григорий Степанович вопросительно взглянул на Мишу… Тот немного растерялся и никак не мог сообразить, что ответить адмиралу. Не дождавшись ответа, старый моряк сам ответил на свой вопрос. – Суть в том, что для того, чтобы качающаяся кувалда не выбила тебе зубы, надо выждать, увернуться и догнать её, «подарив» ей вдогонку флотский поцелуй. Так и ты – уворачивайся, хитри, уступай и только потом подари им тот самый «поцелуй»… А затем вживайся, рассказывай им всё, что знаешь, покажи себя, как аналитик – в этом тебе почти не было равных в те годы, когда ты служил, учи язык, заводи друзей… и жди. Я уверен, что твоё «лихое» прошлое – хорошая гарантия успеха. Тебя проверят, а потом поверят. Скорее всего тебе предложат работу в аналитическом отделе штаба одного из флотов США. Только виски не увлекайся. Среди их морской братии тоже немало любителей провести время за стаканчиком.
На этой фразе Миша как бы очнулся и ему захотелось что-то возразить адмиралу. Но что он мог возразить? Да! – его жизнь действительно была ничем иным, как череда необдуманных поступков, начиная с драк, пьянки и регулярных походов на гауптвахту в период службы на севере и заканчивая «возлюбленной» Светой, осуждённой в своё время за воровство. «Букет!.. бл-дь!» Иначе и не скажешь. На Мишу внезапно накатило чувство вины. Он стыдливо взглянул в глаза адмирала:
– Григорий Степанович, простите меня, пожалуйста, я больше не буду…
В этот момент он действительно сам верил, что больше никогда не будет пить и драться с кем ни попадя. Адмирал от неожиданности громко рассмеялся. Его заместитель – Валерий Павлович, который до этого момента был практически незаметен, тоже не смог сдержать смех. Отсмеявшись вволю, старый моряк вытер проступившие от смеха слёзы носовым платком с вышитыми синими нитками словами «Северный Флот». Он уловил настроение отставного подводника и с остатками улыбки на лице проговорил:
– Ну ты, Михаил, даёшь! Рассмешил, честное слово… Давай я сейчас тебя за твоё прошлое прощу, считай – простил, но только пить и хулиганить ты не перестанешь. Считай это приказом! А прощение можешь считать, если хочешь, индульгенцией… Как тебе удобнее и легче? Пойми, если ты вдруг ни с того, ни с сего станешь хорошим, то тебе никто «там» не поверит. – Григорий Степанович обратил внимание на чуть отсутствующее выражение лица своего собеседника. – Ты со мной сейчас на одной волне? Включай «аналитика» и соображай!
Миша и в самом деле выглядел смущённым. Он осознавал, что фактически ни с какой стороны адмиралу не подчиняется. Отставной офицер и действующий адмирал? – Нонсенс! В уставе подобное даже не упоминается. Но непроизвольно сорвавшиеся слова с просьбой о прощении чётко обозначили истинное положение вещей. В реальности Михаил был, есть и скорее всего всегда будет исполнителем воли старшего по званию и по возрасту адмирала Совейко. Он отогнал смущение: «В конце концов ведь это и есть именно то, о чём я начал думать и мечтать не так давно. Так какого чёрта я тогда здесь сижу и прикидываюсь проштрафившимся салагой. Григорий Степаныч предлагает забыть все прошлые просчёты и ошибки и фактически вернуться на службу, а я… – Внезапно Мишу осенило: – Ведь он же всё обо мне знает! – этот факт заставил его покраснеть, и опять сделалось очень стыдно. Подумалось: – Он же про куриные перья наверняка прочитал в отчётах, которые на меня подготовили его сотрудники. Этот… Валерий Павлович, вот же гад! Тоже знает. Он, скорее всего, эти отчёты и готовил. Точно гад! И про мыло тоже знает, и значки, и про … остальное… – Стало ещё стыднее и захотелось заплакать от бессилия и безысходности создавшейся ситуации. Под «остальным» он подразумевал, в первую очередь, силиконовые фаллоиммитаторы, партию которых он недавно взял для реализации через Московские аптеки у своего друга детства Игоря. Их производство недавно освоил кооператив, которым как раз и руководил Игорь. Миша заскрипел зубами: – Аналитик атомной подводной лодки Северного Флота СССР торгует искусственными х. ями… блеск! Да здравствует Северный Флот!.. твою мать..». – Глядя на Михаила, адмирал легко считывал эмоциональное состояние своего нового агента и даже немного сочувствовал ему. Он специально выдерживал продолжительную паузу, чтобы дать возможность тому собраться с мыслями и до конца осознать важность и, одновременно, особую ценность его предложения. До этого момента разговор протекал в том русле, в котором и хотел вести его Григорий Степанович. Не зря же так много времени он потратил на подготовку к этому разговору. Он знал о Михаиле Филонове практически всё: привычки, пристрастия, увлечения, друзья, новые знакомства… всё!.. Пауза затянулась, пора было переходить к заключительной стадии, и адмирал подал сигнал своему помощнику. Немедленно около столика возник Валерий Павлович с бутылкой коньяка и наполнил фужеры.
– Ну, давай закругляться. Я уверен, что ты уже принял решение и оно правильное. Ты покидаешь Союз в качестве еврейского эмигранта и, одновременно, моего агента… моего личного агента, если быть точнее. О твоём существовании в моем ведомстве знает ещё только один человек, – Григорий Степанович повернул голову в направлении помощника. – Подписанный тобой договор… не делай удивлённый вид… Да! – тот самый наш восьмилетней давности «договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи» – адмирал улыбнулся собственной шутке – ты, конечно, о нём помнишь. Он по-прежнему в силе по всем пунктам. До твоего отъезда мы не увидимся. Все возникающие вопросы ты будешь решать с ним. – Адмирал опять посмотрел в сторону Валерия Павловича. – И ещё… у меня есть ощущение, оно появилось недавно, что тобой уже заинтересовались. Не разочаровывай этих людей. Веди себя естественно, ничего не меняй в своей жизни. Просто готовься к отъезду, как это делают отъезжающие по израильской визе: покупай командирские часы, сувениры, оптику, фотоаппараты, немного того, немного этого. Ходи в гости, прощайся с друзьями, родственниками. В общем, постарайся быть, как все остальные и ничего не бойся… – неожиданно Григорий Степанович прервал монолог, в очередной раз повернулся к помощнику и вопросительно на него посмотрел. Сообразив, в чём дело, Валерий Павлович подошёл к небольшому сейфу в стене, по-простому прикрытому невыразительным зимним пейзажем в незамысловатой раме. Оттуда он достал маленькую коробочку, напоминающую размерами и очертаниями ювелирную, в которой любимой девушке преподносится колечко в надежде услышать от неё короткое желанное «да». Но в коробочке было вовсе не колечко. Валерий Павлович вынул из неё обычную портновскую булавку с чёрной головкой. Немного оттопырив левый лацкан пиджака Михаила, он воткнул в неё булавку. Головка тут же приняла цвет пиджака. Серый. Миша вопросительно посмотрел сначала на помощника, а потом на старшего по званию. – Очередная разработка наших учёных… – немного неуверенно произнёс последний, – новое направление… я сам не понимаю, как она работает. Какие-то потоки пересекаются с какими-то завихрениями… В общем, в момент реальной для её носителя опасности головка этой булавки меняет цвет на оранжевый. Иногда, в момент крайней опасности, ещё и вибрирует. Испытания на сто процентов это подтвердили, хотя я ещё раз повторяю, что я в этом так и не разобрался. Они называют это эффектом Коцюбинского… – Григорий Степанович развёл руки в стороны, как бы говоря этим жестом: «Ну не понимаю я этого и что теперь делать?». – Не смотри на меня так, Михаил. Я в порядке. Я сначала тоже не верил… Посматривай на неё почаще и никому о ней не говори. Об этой булавке будем знать тоже только ты и я. Валера не в счёт. Глядишь – целее будешь! Всё! Удачи тебе, Михаил! – Адмирал встал, давая понять, что разговор действительно подошёл к концу и пришло время прощаться. Миша подскочил со своего стула, как будто та самая булавка уколола его в мягкое место. Настолько он был перенапряжён и взволнован во время заключительной стадии разговора. Мысли путались:
– А что, если… – начал он предложение, но Григорий Степанович перебил его:
– Никаких «если», Миша. Ты достаточно умён, чтобы справиться с этим заданием, при этом не потеряв ни семью, ни Родину, ни саму жизнь. – Адмирал протянул руку для рукопожатия, Михаил свою…
– «Осторожно! Григорий Степанович, – он сейчас вам руку сломает! – Валерий Павлович вспомнил опять о жёстком рукопожатии Михаила ещё тогда в пельменной и решил предупредить своего начальника. – Он же медведь!»
– Бурый или белый?… или Гризли? – с улыбкой спросил старый морской волк. Ему пришла в голову мысль. Миша с помощником тоже заулыбались. – Давайте, Валера, назовём его Гризли! Звучит и страшно, с одной стороны, а с другой по-джеклондоновски романтично. Послушайте: «Агент Гризли!». Нравится? – Валерий Павлович кивнул, Михаил пожал плечами. Григорий Степанович выдержал паузу. – Ну, вот и с именем агента определились. Теперь и в самом деле всё! Помни про «поцелуй кувалды»!
Адмирал сделал серьёзное лицо, осторожно взял в свою ладонь медвежью лапу своего нового агента и слегка сжал её. Миша ответил таким же осторожным пожатием. Ему очень хотелось обнять старого моряка и заплакать вдруг тоже захотелось, но присутствие помощника адмирала этому откровенно и безоговорочно мешало. При всей своей сентиментальности позволить себе это агент Гризли не мог!
– Прощайте, Григорий Степанович! Надеюсь мы ещё увидимся. И верьте – я не подведу. – С этими словами отставной капитан третьего ранга Филонов по-строевому развернулся и вышел из зала. Валерий Павлович проследовал за ним и вскоре в конце коридора спецквартиры хлопнула входная дверь. Когда помощник вернулся в зал, адмирал стоял у окна с пустым бокалом и смотрел вслед удаляющейся неуклюжей фигуре пешехода, чья походка немного враскачку безошибочно выдавала моряка. Не оборачиваясь, он произнёс: «Плесни по чуть-чуть. Что-то я разволновался… Себя тоже не забудь. – Валерий Павлович без задержки выполнил просьбу своего командира и замер с бокалом в правой руке. – Присмотри за ним, Валера, а то он возомнит себя Джеймс Бондом по-русски и натворит тут всякого. Потом не разгребёшь. Я думаю, недели через две он уедет, а пока…. В общем, присмотри».