Глава 1
– Ты же не давал этому дикарю-шотландцу разрешения ко мне посвататься?
Джемма Рэмсден оставалась прекрасной, даже когда ее губы были сердито сжаты. Она устремила на брата взгляд, полный гнева, совершенно не обращая внимания на то, что в Англии даже не всякий мужчина осмелился бы разговаривать таким тоном с Кераном Рэмсденом, лордом Риппоном.
Джемме очень не понравилось то, что ее брат откликнулся далеко не сразу. Некоторое время он молчал, явно решая, что именно ей ответить. Она уже видела его таким, наблюдала за тем, как брат железной рукой управляет приграничными владениями, которые получил по королевскому указу. Рыцари послушно дожидались его указаний, но у нее на это не хватало терпения.
– Так вот, я этого не допущу!
– Тогда что ты допустишь, сестрица?
Голос Керана остался спокойным, что только усилило ее раздражение. Как несправедливо, что этот вопрос так мало его тревожит, когда для нее он очень важен!
Но чего еще можно ожидать от мужчины? Мужчины владеют миром, и их нисколько не смущает то, что женщинам зачастую остается лишь потакать их прихотям.
Керан наблюдал за ней, сузив глаза.
– Твоя злость неуместна, Джемма.
– Почему же ты так решил? В отличие от женщин мужчинам не приходится смиряться с тем, что их будущее определяют за них, не спрашивая их желаний.
Глаза Керана сузились еще сильнее. Джемма судорожно втянула в себя воздух, прекрасно понимая, что ведет себя как вздорная истеричка. Она уже давно вступила в брачный возраст, так что многие могли бы обвинять ее брата в том, что он не выполняет своего семейного долга, не подыскав до сих пор ей супруга. Относительно ее отца такое определенно говорили.
Керан указал сестре на кресло, стоявшее позади нее. На его лице отразилась властная решимость. Джемма поняла, что он с трудом держит себя в руках. Она села, но вовсе не потому, что испугалась. Нет – все было гораздо хуже. Джемма послушалась брата потому, что понимала, насколько плохо себя ведет.
Как невоспитанная девчонка.
Эта оценка была суровой – однако соответствовала истине. Чувство вины безжалостно обрушилось на нее, заставив вспомнить, сколько раз она уже устраивала такие ссоры с тех пор, как не стало их отца. Его смерть стала для нее тяжелым ударом.
Ее брат видел, что она немного успокоилась, однако не спешил нарушать молчание. Такая манера была Керану свойственна. Он обладал уже немалым жизненным опытом. Принадлежавшее ему баронство досталось ему не по наследству: оно было заслужено в бою. Он был не из тех людей, кто позволяет чувствам управлять своими поступками, что делало брата и сестру полной противоположностью друг другу.
– Лэрд Бэррас потратил немало усилий на то, чтобы получить у меня разрешение к тебе свататься, Джемма.
– Твоя жена сама его об этом просила. Разве не так?
Глаза ее брата вспыхнули поднимающимся гневом.
Ей следовало бы промолчать, однако она всю жизнь говорила то, что думает, и теперь держать язык за зубами оказывалось весьма непростым делом.
– Бэррас мог бы оставить Бриджет запертой у себя в замке, если бы пожелал. Но он пожелал обсудить ситуацию со мной – ради тебя.
– Но…
Керан предупреждающе поднял палец, требуя, чтобы она помолчала.
– Да, и для того, чтобы обсудить со мной возможность совместных действий. Однако предложение этого человека не должно было бы настолько тебя разъярить, сестрица.
Его упрек моментально попал в цель, а тон, которым он был произнесен, был настолько суровым, что она с трудом справилась с желанием поежиться. Слыша такой голос, ни один из мужчин не осмелился бы с ним спорить – хотя она частенько это делала. И надо признать, что это свойство отнюдь не шло на пользу ее репутации. Не раз она слышала, как люди, считая, что она не желает с ними общаться, называют ее строптивицей. Ей бы очень хотелось возразить, что ее это нисколько не тревожит, однако на самом деле ее гордость бывала уязвлена. Сегодня мысль о том, что иногда полезно признавать свои ошибки, заставила ее почувствовать неприятную тошноту. Почему-то до сих пор она ничего не замечала, не обращала внимания на то, насколько часто ссорится с братом. А ведь он был человеком справедливым!
– Ты прав, братец.
Керан хмыкнул:
– Ты это признаешь только на словах.
Она невольно вскинула голову и стиснула пальцы на подлокотниках кресла, собираясь поддаться желанию вскочить на ноги.
– Сиди, Джемма!
Голос ее брата был резким, словно удар хлыста. Таким тоном еще никогда не разговаривали с ней. Потрясенная, она послушно осталась сидеть, ее прежняя уверенность в том, что брат позволит ей делать все, что она пожелает, заметно пошатнулась. Чувство вины вернулось, встав горьким комом в горле.
– Бриджет на меня пожаловалась?
Она задала этот вопрос негромко – однако понимая, что ей необходимо понять, не стоит ли за нетерпимостью брата его супруга.
– Она не жаловалась, но я больше не допущу, чтобы по утрам твое нытье по поводу будущего портило мне аппетит. Жаль, что этот наш сегодняшний разговор не состоялся гораздо раньше.
Бриджет, ее новая невестка, за утренней трапезой обычно угрюмо молчала. Несомненно, Керан был выведен из равновесия тревогой за жену, которая однажды в резкой форме велела ему оставить ее в покое: это был один из тех крайне редких случаев, когда Бриджет позволила себе прилюдно повысить на своего мужа голос. Керан понуро сел на место, сражаясь с потребностью пойти следом за своей молодой супругой, – и в этот момент Джемма на него набросилась.
Худшего времени для этого выбрать было просто невозможно. Однако задним числом все мы бываем умны.
– Я не стану ничего говорить против нашего отца и того, как он к тебе относился, Джемма. Однако дольше так продолжаться не будет. Ты получила прекрасное образование, не хуже, чем моя жена, – и тем не менее целыми днями занимаешься только тем, что потакаешь своим прихотям. Ты отказывалась выходить к Бэррасу всякий раз, как он был у меня в гостях, словно брак с ним был бы для тебя чем-то недостойным. Это не так. – Ее брат немного помолчал, дав ей почувствовать свое неудовольствие. – Итак, мадам, я считаю, что кое-какие обязанности помогли бы тебе найти твоему характеру должное применение. – Керан шумно вздохнул. – Я не стану принуждать тебя к замужеству, потому что такова была воля нашего отца. Однако впредь не потерплю, чтобы кто-то из живущих в этом замке бездельничал. Даю тебе день на то, чтобы ты решила, что именно предпочтешь делать для общей пользы, или же завтра ты получишь список своих обязанностей. Еда не возникает из ничего, так что ты будешь помогать превращать наш замок в нормальное жилище.
Ее брат встал и зашагал прочь. Несколько его рыцарей тут же встали и последовали за своим бароном. В зале смолкли все разговоры, которые сменились стуком и звоном собираемой посуды. Глядя на служанок, Джемма почувствовала, как ее передернуло. Она покраснела от досады, заметив на губах у нескольких из них ехидные улыбочки.
Резко встав, она вышла из зала, отправившись к единственному живому существу, которое ни в коем случае не стало бы ей выговаривать.
Да и то только потому, что лошадь не умеет разговаривать: ведь Джемма часто горько жаловалась, уткнувшись лицом в ее бархатистую шею.
В тускло освещенной конюшне она прошла вдоль денников к своей кобылке. Лошадь приветливо фыркнула, заставив Джемму улыбнуться, хотя улыбка получилась довольно печальной. Джемма погладила светло-серый лоб, наслаждаясь тем, как гладкая шерсть щекочет ей ладонь. После смерти отца Гроза стала ее единственной подругой – и Джемма только теперь поняла, что так и не свыклась с потерей. Она отказывалась думать о ней, упорно не желала признаться себе в том, что уход отца из жизни стал для нее глубочайшей раной.
Вместо того чтобы тихо переживать свое горе, она превратилась в скандалистку, раздражая всех окружающих и отправляясь в долгие поездки верхом по землям отца, пока остальные обитатели замка занимались множеством дел, необходимых для его нормальной жизни.
Керан, как и остальные, назвал это эгоизмом, но на самом деле это был побег. Джемма садилась на лошадь и уезжала для того, чтобы не думать постоянно о смерти отца. Дело было не в том, что она пыталась увильнуть от работы или считала, будто брак с Бэррасом был бы для нее унизителен: она стремилась к благословенному избавлению от всяких мыслей, лишь бы хоть на время позабыть о постигшем ее несчастье. Она просто не обращала внимания на то, что время проходит; ей казалось, что оно теперь стоит на месте. Благодаря этому у нее не было необходимости давать волю печали, которая грозила ее испепелить.
Бэррас…
Об этом родовитом шотландце она тоже предпочитала не думать, хотя и по иной причине. Он смотрел на нее так, словно хотел до нее дотронуться. Даже сейчас ее тело пронизала дрожь из-за одного только воспоминания о том, как его взгляд скользил по ее фигуре, медленный и внимательный. При этом его глаза сужались, а губы жадно сжимались. Какое-то странное чувство шевельнулось у нее внутри и заставило сердце биться быстрее, хоть ей и не удавалось понять, что же это такое. Может быть, это всего лишь уловка, чтобы не думать о том горе, которое постоянно готово было овладеть всем ее существом?
Ей было стыдно, что она так себя вела. Нехорошо это, неправильно. Чувство вины начало стремительно разрушать тот щит, которым она оградила себя, стараясь увериться в том, что ничего дурного не делает. Ну что ж, насчет «ничего» она была права. Этот недостаток необходимо было поскорее исправить. Гроза нетерпеливо ударила копытом. Кобыла привыкла к тому, что Джемма каждое утро приходит, чтобы поездить верхом.
– Не сейчас, подруга. Может, чуть позже.
Повернувшись, Джемма решительно выпрямила спину. Конюхи взирали на нее с явным недоумением, но она спокойно отправилась обратно в замок. В воздухе уже ощущалось дыхание осени, шла уборка урожая. Работы было сколько угодно для всех – от малышей до стариков. В кладовые аккуратно укладывали орехи, коренья и зерно. В полях связывали в снопы ячмень, который молотили цепами, провеивали на замковом дворе и складывали в мешки, которые женщины зашивали, чтобы хранить до зимы. В основном это поручалось со всем молоденьким девчушкам, чтобы они учились работать иглой.
Мужчины приносили в замок морковь и лук в больших корзинах на лямке. Тыквы созреют чуть позже. А сейчас, в ясную погоду, детей отправляли в лес за ягодами. Пока солнце оставалось на небе, все трудились, чтобы заполнить кладовые до начала зимы.
– Наверное, я к старости ослепла: глаза меня обманывают!
Мейтленд Митчелл прислуживала в замке Эмбер-Хилл с тех пор, как научилась ходить. Под взглядом этой женщины Джемма почувствовала, как ее щеки начинают жарко пылать от стыда. Устремив на нее суровый взгляд, Мейтленд вытирала руки о свой фартук. На куске старой ткани уже было немало пятен, говоривших о том, что Мейтленд с раннего утра загружала себя работой. Джемма прекрасно знала, что, когда та утром только надела фартук, он был совершенно чистым.
– Глазам можешь верить, как и раньше. Стараюсь держать себя в руках, не поддаваться горю.
Лицо пожилой женщины смягчилось, а взгляд стал теплым.
– Ну, похоже, что вы пришли в себя, так что больше говорить не о чем. Пришла беда – куда от нее денешься? Я никогда не сомневалась в том, что вы поймете, что надо жить дальше. Лишние руки будут очень кстати. У нас много дел: вчера вечером на склонах уже видели изморозь.
Это означало, что к ним приближается зима. Теперь дни постепенно станут короче, и все думали только о том, чтобы собрать урожай до наступления заморозков. Джемма поспешно сняла с крюка на стене один из чистых фартуков и повязала его. В глазах Мейтленд читалось одобрение, которое согрело Джемме сердце. Мейтленд помогала ее растить, заменив ей рано умершую мать. Эта женщина не занимала в замке никакой высокой должности, но благодаря ее огромному опыту вся прислуга Эмбер-Хилла относилась к ней весьма почтительно. Это уважение Мейтленд было заслуженным – и Джемма вдруг поняла, что сама мечтает о таком к себе отношении.
– Во дворе варится мыло. Помешайте его и проследите, чтобы дети не залезли в угли.
– Хорошо.
Джемма повернулась и поспешно вышла во двор. От огромных чугунных котлов в прохладном утреннем воздухе валили клубы пара. Тачки с пеплом и сажей стояли рядом с большими рамами, обтянутыми тканью. Пепел лопатами бросали на рамы, а потом обливали водой, получая щелок.
Взяв длинную мешалку, Джемма начала отодвигать густеющую массу от стенок котлов, где мыло приготавливалось быстрее. Котлы будут стоять на огне, пока все их содержимое не превратится в мягкое желе. Поблизости уже были приготовлены деревянные ящики, которые будут наполнены, когда Мейтленд сочтет мыло готовым. Там оно высохнет, после чего будет разрезано на куски. От густого пара у Джеммы зачесалась голова, от сильного запаха защекотало в носу. У нее начали ныть плечи, но она улыбнулась.
Она наконец прекратила бегство от себя самой.
Как ей удавалось не замечать, как она жила раньше? Отец был ей лучшим другом. Она тяжело вздохнула. Горе – очень сильное чувство. Ездить в одиночку по окраине владений в это неспокойное время было большой глупостью. Возможно, она хотела присоединиться к отцу, сама не сознавая, что именно делает.
Он бы этого не одобрил. Да она и сама не стремилась к смерти.
Приходится признаться, что отец был бы очень огорчен, если бы узнал о ее неразумном поведении. Ездить по границе между Англией и Шотландией всегда было опасно, но сейчас, когда Генрих Тюдор – восьмой король Англии, носящий это имя, – был так близок к своей кончине, отношения между Шотландией и Англией стали хуже, чем когда бы то ни было. В Шотландии вообще не было короля – была только крошечная девочка-королева по имени Мария, которую короновали в девятимесячном возрасте. Генрих VIII договорился о помолвке малышки со своим сыном Эдуардом, но в Англии многим хотелось, чтобы королеву Шотландии Марию растили в Англии, чтобы она стала протестанткой, а не католичкой, как ее мать.
Распри в верхах довольно быстро переросли в военные действия, и на границе было неспокойно. Ее брат оказался в числе тех, кого отправили на границу охранять владения Англии. Будущему королю Эдуарду, который был еще очень юн, понадобятся все усилия подданных, чтобы удержать страну. Все коронованные особы Европы зорко следили за развитием событий, проверяя, не разрушится ли Англия после того, как умрет могущественный Генрих VIII.
Ее брату Керану удавалось ладить со своими соседями-шотландцами не только благодаря сильной армии, которая находилась под его командованием. Они с лэрдом Бэррасом действовали согласованно, задумывая и осуществляя коммерческие предприятия, приносившие им обоим прибыль. Довольным и сытым людям ни к чему бунтовать.
Но это еще не означало, что ей хочется, чтобы этот шотландец к ней сватался.
«Еще как хочется!»
Этот тихий ответ пришел откуда-то из самой дальней части ее подсознания. Почему-то ей хотелось узнать, что именно этот шотландец предпримет, когда поблизости не окажется никого, кто бы их увидел. Ее губы странно задрожали, когда она попыталась представить себе, каково будет почувствовать его поцелуй. Будет ли он жадным или нежным? По ее спине пробежали мурашки, несмотря на жар, исходивший от кипящих котлов.
Женитьба на ней была бы для лэрда Бэрраса просто способом получить от ее брата то, что ему нужно, однако это не мешало Джемме думать о том, какими глазами он на нее смотрит. Нет ничего удивительного в том, что брат выдает свою сестру за делового партнера, однако это еще не означает, что брак окажется всего лишь выгодной сделкой. Взгляды, которые этот человек на нее бросает, скорее следует назвать очень жаркими.
«Этого ли я хочу?»
Вопрос заставил ее еще раз вздохнуть. Приходится признаться, что она и сама не знает, чего хочет. Ей уже двадцать четыре года, и давно уже миновало то время, когда ей можно было отвечать отказом на любое предложение о браке. Она даже не заметила, как пролетело время! Просто когда у ее отца появились первые признаки болезни, она могла думать только о нем. Как долго это длилось? Джемма попыталась подсчитать, сколько лет ее отец боролся со слабостью, которая с каждым днем все сильнее распространялась по его телу. Пытаясь вернуть ему здоровье, она перепробовала все средства, прочла все доступные ей книги, где можно было бы почерпнуть сведения об этом недуге. Однако в конце концов отец лишился даже способности говорить: единственным способом общения стали движения его век.
Сколько же времени продолжалось это посланное ей Богом испытание?
Это тянулось невероятно долго, времена года чередовались в ее воспоминаниях. И все это время она даже не задумывалась о замужестве. Керан находился на службе у короля, завоевывая себе титул, и, кроме нее, некому было ухаживать за их умирающим отцом и поддерживать его в несчастье. Она не желала поручать это слугам: это ведь был ее отец! Человек, который догонял ее весной на лугу, когда она была еще малышкой, и весело смеялся, когда ему наконец удавалось ее поймать. Гордый мужчина, позволявший своей дочурке надевать ему на голову венок из цветов и гордо шествовавший в нем мимо своих рыцарей. При этих воспоминаниях у нее на глаза навернулись слезы. Эти картины из ее детства были наполнены любовью и теплом и снова напомнили ей, почему она, не колеблясь, отвернулась от всего мира, чтобы оставаться у постели отца. И она ни сколько не жалела о сделанном ею выборе.
Если кто-то и делал ей предложения, то они оставались без ответа. Она тихо фыркнула: конечно, ей делали предложения, брак с ней многие считали выгодным. К тому же все видели, что она беззаветно предана своей семье, с любовью ухаживая за отцом! Ее вдруг охватило странное чувство, больше всего похожее на безысходность. А может быть, ей только казалось, что мужчины просили ее руки? Ведь все это время она и не помышляла о замужестве. А вероятнее всего, и не видела достойных женихов.
Ну, не считая Гордона Дуайра, лэрда Бэрраса.
Джемма прикусила нижнюю губу: она была не слишком высокого мнения относительно этого человека. Он был шотландцем, но что уж поделаешь, этого обстоятельства уже не изменить, так же она не могла изменить того, что сама – англичанка. Браки между живущими по разные стороны от этой спорной границы не были редкостью. И кроме того, если Эдуард действительно женится на Марии, то Англия и Шотландия станут единой страной. Эта мысль принесла ей некоторое успокоение, хоть она и сомневалась в том, что формальное объединение под властью одного монарха сможет устранить все разногласия между англичанами и шотландцами. На ее губах появилась легкая улыбка: она не могла представить себе, чтобы ее брат надел килт, а клетчатая ткань, которую носил Бэррас, придавала ему нечто дикарское. При воспоминании о том, как двигается этот мужчина, в ней снова шевельнулось какое-то странное чувство.
Однако нередко королевские помолвки расторгаются, не приводя к браку. Французы добивались того, чтобы маленькая королева Шотландии стала супругой их собственного принца. Перспектива такого союза только подхлестнула волну грубого ухаживания: англичане делали попытки выкрасть маленькую королеву и увезти в Англию, где она бы росла в счастливом ожидании своей свадьбы с Эдуардом.
Интриги монархов вынуждали их подданных испытывать неуверенность и беспокойство. Джемма бросила взгляд в сторону зеленых склонов Шотландии. Что он за человек, этот Гордон Дуайр? Ей следует согласиться с ним познакомиться: мимолетные взгляды – это очень мало. Она совершенно ничего о нем не знает, поскольку ни разу не позволила ему поговорить с нею. Встреча с ним оказалась бы разумным шагом, даже данью вежливости. В конце концов, решение о браке должно быть здраво обдумано, а не основываться на воспоминании о жарких взглядах.
Хотя именно эти воспоминания продолжали ее преследовать.
За ужином она скажет Керану, что все обдумала и решила познакомиться с этим шотландцем. Многие дочери из знатных семей не имели возможности даже высказать вслух свое мнение о человеке, предназначенном им в мужья. Ее брат еще очень добр к ней.
Тогда почему же ей так неспокойно?
Он слишком много времени тратит на попытки с ней встретиться.
Гордон Дуайр, лэрд Бэррас, подобрал поводья и с высоты своего коня осмотрел край своих земель. Его воины рассыпались позади него. Они прекрасно знали свое место, прячась за неровностями местности, так что создавалось впечатление, будто он здесь один.
Сегодня в воздух нигде не вздымался столб пыли. Он перевел взгляд на склоны холмов и почувствовал, как у него портится настроение.
Это было крайне неприятно. Он даже не был знаком с этой женщиной – только видел, как она скачет по земле, которая расположена так близко, что он почти мог бы называть ее своей, или ныряет в переходы за большим залом, где он встречался с ее братом. При воспоминании об этих мимолетных встречах у него на губах появилась слабая улыбка. Эта женщина скакала так отважно, что приковывала к себе его внимание – и это при том, что у него было достаточно дел, требовавших его присутствия. Ему совершенно ни к чему было ездить на эту гряду. На что он рассчитывает? Случайно увидеть ее, скачущей во весь опор? Когда она обнаружила его сидящим за столом брата, ее глаза потемнели, приковав к себе его внимание совершенно по-иному. Казалось, будто она бросает ему вызов, проверяя, отважится ли он добиваться ее.
Ему никак не удавалось забыть об этом. Как не удавалось заставить себя прекратить выезжать по утрам, чтобы посмотреть, как она гарцует на своей кобыле.
Было нечто завораживающее в том, как она пригибалась к холке коня, позволяя животному нестись вперед во весь опор.
При мысли об этом он снова нахмурился. Зачем лукавить? Похоже на то, что эта женщина нисколько не боится сломать себе шею. Однако это только сильнее завораживало его, заставляя гадать, почему она так часто уезжает на склоны. Можно было подумать, что она от чего-то бежит. Порой он готов был поклясться, что ветер доносит до него ее боль.
– Ну что ж, друзья, похоже, сегодня мы останемся ни с чем.
Возможно, это даже к лучшему. Ему необходимо заботиться о своем клане и поддерживать дружеские отношения с лэрдами нескольких небольших кланов, живущих в округе. Сидением в седле и наблюдением за сестрой своего соседа-англичанина он ничего хорошего не добьется. Как бы она его ни интересовала, ему необходима такая жена, которая стала бы ему помощницей, а не девица, которая только и знает, что скакать верхом. Это суровая правда, а он привык смотреть ей прямо в лицо. Он бы и двух месяцев не остался лэрдом, если бы перестал заботиться о благе своего клана. Разумнее подыскать себе вместо Джеммы другую жену.
Джемма вышла к ужину с опозданием. Керан недовольно сузил глаза, но потом заметил, как она двигается. Ее брат обладал острым зрением и наблюдательностью, которая развилась у него, пока он находился на враждебных землях Франции вместе со своим королем.
– Бриджет стало лучше?
На лице ее брата отразились беспомощность и растерянность.
– Моя жена твердит, что здорова и бодра, но не может выйти к ужину без того, чтобы ее желудок не начал протестовать.
Джемма застыла, положив руку на каравай хлеба.
– О! Понятно… Ну что ж, чудесно! Это хорошая новость. Эмбер-Хиллу нужны малыши!
Она улыбнулась, чувствуя искреннюю радость.
Однако непохоже было, чтобы Керан разделял ее восторг: наоборот, он выглядел очень встревоженным.
– Это обычное дело. Надо приносить ей какое-то одно блюдо и смотреть, что именно не переносит ее желудок. Тогда мы поймем, от чего ей становится дурно. Насколько я понимаю, все женщины, ожидающие ребенка, не выносят какой-нибудь запах.
Ее брат удивленно выгнул бровь:
– Вот как?
Он обвел взглядом стол, запоминая, какие блюда выставлены на нем.
– Отец очень многое из пищи плохо переносил… когда болел… – Ее голос сорвался. Она отломила кусок хлеба, но почувствовала, что есть не сможет. Горе снова охватило ее, заставив ощутить мучительное одиночество. – Сейчас я отнесу ей этот хлеб и посмотрю, не захочет ли она его съесть.
Она начала было вставать из-за стола, но брат поймал ее за запястье и вынудил задержаться.
– Жаль, что меня не было рядом, чтобы разделить с тобой заботы, Джемма.
Она вывернулась из его хватки и взяла блюдо с теплым хлебом. Подхватив салфетку, прикрыла ею хлеб.
– Это была обязанность дочери, Керан, и я не жалею ни о единой минуте. Мне жаль только, что после того, как отца не стало, я не смогла вернуться к прежней жизни. Ты был прав, когда этим утром сделал мне выговор. Только так ты и заставил меня понять, что я отвернулась от всего на свете – сама я этого не замечала. Я познакомлюсь с лэрдом Бэррасом, если ты по-прежнему желаешь скрепить союз между нашими семьями. – Она посмотрела прямо в глаза брату и еле заметно улыбнулась. – Но я действительно умею успокаивать бунтующий желудок. Давай проверим, не смогу ли я помочь Бриджет. Пришло время в Эмбер-Хилле для нового поколения.
Во взгляде ее брата смешались одобрение и облегчение. Несмотря на всю его властность, под суровой оболочкой скрывалось доброе сердце. Повернувшись, Джемма вышла из зала и направилась в коридоры замка. Эмбер-Хилл был новой крепостью: одна из башен только еще достраивалась. Брат надеялся, что на ней успеют установить крышу до начала ненастной погоды. Тогда в течение холодов строители смогут закончить внутреннюю часть башни: делать мебель и вешать ставни можно и зимой.
Бриджет крепко спала на огромной кровати, которую она делила со своим супругом. Ее волосы разметались на подушке, а лицо выглядело осунувшимся, что ясно говорило о том, как ее выматывает это состояние. Джемма давно научилась двигаться совершенно бесшумно. Она поставила хлеб на стол и чуть сдвинула салфетку, чтобы ее невестка заметила еду, когда проснется. Она начнет есть – и ее животик будет округляться.
Эта мысль оказалась очень приятной.
Джемма снова спустилась по лестнице и направилась к конюшне. Солнце уже начало садиться, окрасив горизонт в алые тона. Однако до темноты оставался еще примерно час – а сегодня она заслужила право проехаться верхом. Сознавать это было радостно – и она вдруг поняла, что уже очень давно не чувствовала себя настолько в мире с самой собой. Прежде ее переполняли тревога и страх, но теперь эти чувства стали улетучиваться, сменяясь облегчением и спокойствием. К своему удивлению, она замечала и красоту вечернего неба, и то, как солнце подсвечивало увядающие растения, покрывающие землю. Даже воздух словно стал слаще.
Ее кобыла радостно фыркнула, пританцовывая в деннике. В конюшне никого не оказалось, потому что ужин за общим столом в замке еще не закончился. Джемма сама оседлала кобылу и вывела ее во двор.
– Постойте, мистрис! – прокричал Синклер со стены замка.
Он был старшим рыцарем в отряде ее брата и к тому же наследником титула, однако имел склонность добиваться всего самостоятельно. С привычной легкостью он спустился по каменным ступеням на внутренней стороне крепостной стены, положив одну руку на эфес меча, прикрепленного к поясу, чтобы он не бил его по ногам. Спустившись, Синклер устремил на нее свои голубые глаза.
– Куда вы собрались, мистрис?
Этот рыцарь всегда вел себя неожиданно. Вот и сейчас, пока все сидели за ужином, он нес стражу на замковой стене.
– Хочу немного проехаться.
– Солнце скоро сядет, мистрис. Лучше бы вам отправиться на прогулку с наступлением утра.
Тут его взгляд внезапно скользнул мимо нее – и лицо его стало напряженным.
Обернувшись, Джемма увидела, что леди Джастина решила выйти на галерею, куда выходила ее комната на вершине башни. Вернее, ее следовало назвать тюремной камерой, поскольку этой леди не позволялось ходить, куда ей вздумается. Синклер был ею очарован, однако она, казалось, стремилась избегать встреч с рыцарем – настолько, что готова была постоянно оставаться у себя в комнате. Войти туда он не осмелился бы, поскольку тем самым нарушил бы законы рыцарского поведения. Однако сейчас дама шла по стене замка, где ее можно было бы перехватить, не нарушив требований чести. Синклер направился к ней, забыв о своих возражениях, влекомый светом глаз дамы своего сердца. Джемма невольно ощутила легкую зависть.
Ни один мужчина никогда не смотрел на нее таким взглядом, хотя, по правде говоря, отчасти она сама была в этом виновата. Она проводила взглядом рыцаря, который уже начал подниматься по лестнице, ведущей на ту стену, куда вышла леди Джастина. Исполненный молчаливой решимости, он устремился наверх.
Джемма села в седло, пользуясь возможностью покинуть замок прежде, чем кто-то еще из рыцарей соберется с духом, чтобы ей помешать. Сегодня она сделала все, что ей следовало, вела себя так, чтобы заслужить всеобщее одобрение, однако душа ее не перестала скорбеть об отце. Ей необходима прогулка – пусть даже короткая. Ведь теперь она понимает, что использовала поездки верхом только для того, чтобы хоть на время отвлечься от суровой действительности. Сегодня эта прогулка нужна ей для того, чтобы впитать в себя целительные силы природы.
Нет, она не пытается убежать от самой себя, а просто хочет умерить чувство потери, которое продолжает жить у нее в сердце. Кобыла Гроза быстро вынесла ее на открытое пространство, наслаждаясь возможностью двигаться после непривычного дня в конюшне. Над головой у Джеммы небо полыхало золотом и багрянцем, вечерний ветер становился сильнее. У нее начали холодеть щеки, но она только рассмеялась от удовольствия. Платье на ней было сшито из добротной английской шерсти, прочные башмаки не давали щиколоткам замерзнуть, даже когда ветер и быстрый бег коня заставили ее подол развеваться.
Она взлетела на вершину холма и потрясенно ахнула, обнаружив, что скачет навстречу отряду мужчин, облаченных в доспехи. Кобыла испуганно заржала и шарахнулась от испугавшего ее отряда, а потом взвилась на дыбы, перебирая передними копытами. Джемма попыталась удержаться в седле, однако резкое движение лошади не позволило ей этого сделать. Потеряв опору, она упала на землю, а кобыла, опустившись на все четыре ноги, стремительно понеслась прочь от испугавших ее людей.
От удара о землю Джемма на какое-то время потеряла способность дышать. Острая боль в бедре, на которое она так неудачно приземлилась, стремительно охватила все ее тело вплоть до головы. Резко сжавшиеся челюсти заставили заныть каждый зуб. Боль заполнила ее целиком, нарастая и обжигая, мешая выровнять дыхание. Она не могла ничего сделать – только лежать неподвижно и терпеть. Сердце у нее готово было разорваться, легкие горели от нехватки воздуха. Темные пятна уже плясали у нее перед глазами, когда ей наконец удалось разжать зубы и втянуть в себя глоток воздуха. Вдох оказался недостаточно глубоким, но хотя бы помог ей не потерять сознание. Выдохнув, она поспешно вдохнула еще раз – и на этот раз ей удалось наполнить легкие до конца.
– Ну-ну, и что тут у нас? Отчаянная шотландская девчонка едет к своему возлюбленному?
Вокруг нее загоготали мужчины, и этот звук оказался невероятно пугающим.
Джемма сделала еще один вдох и, сузив глаза, посмотрела на того, кто произнес эти слова. Пусть их хохот пугает тех, кто легко поддается страху. Она к числу таких девиц не принадлежит.
«Мне нельзя поддаваться панике».
Мужчины остановили коней и окружили ее, глядя на нее из-под поднятых забрал шлемов. Их было не меньше тридцати, и ни один не протянул руки, чтобы помочь ей подняться с земли. Боль все еще не отпустила ее, только бедро онемело. Или, может быть, боль стала настолько сильной, что ее разум отказывался воспринимать это ощущение. Еще несколько глубоких вдохов помогли ей восстановить нормальное зрение, однако увиденная ею картина не радовала. На лицах наблюдавших за нею мужчин были только ухмылки. Все мужчины выглядели неопрятно, на лицах была многодневная щетина. Их доспехи потемнели из-за отсутствия должного ухода, да и поведение их говорило о том, что они не в ладах с законом.
– Кажется, удача повернулась к нам лицом! Нам предстоит приятное угощение. Я слышал, что шотландские сучки любят грубых и горячих мужчин.
– Вы не имеете права носить рыцарский шлем, раз говорите такие непристойности!
Джемма с трудом поднялась на ноги, содрогнувшись от нового приступа боли. Благословенное онемение прошло. Когда она заставила себя встать, ее ноги пронзила обжигающая боль.
– Не распускай язык, деваха, или я его тебе вырву! – Он даже вытащил из-за голенища небольшой кинжал, чтобы его угроза сильнее ее впечатлила. Лезвие было темным, и по ее спине пробежал леденящий холод, она поняла, что таким его сделала засохшая кровь. – Женщины мне не приказывают!
– Я – Джемма Рэмсден, сестра барона Риппона.
Мужчина с кинжалом плюнул ей под ноги.
– Ты – та, кем я тебя назову. И заруби себе на носу: называющие себя благородными несут суровое наказание.
Он высвободил ноги из стремян и тяжело спрыгнул на землю. Устремив взгляд на ее грудь, наглец алчно облизнулся и потом поднял руку и ударил ее по щеке. Удар был жестоким и заставил ее отшатнуться.
– Слушайте меня, парни: эти шотландцы готовы на все, лишь бы защитить свои воровские обычаи. Как и все вы, я слышал о лорде Риппоне, и вот что я вам скажу. Ни один приграничный барон не разрешит своей выросшей в холе сестре ездить по землям, сидя в седле по-мужски. Она врет.
– Я говорю правду. Я сестра Керана Рэмсдена. Приграничье – не место для трусливых девиц, вот почему меня приучили не шарахаться от собственной тени. – Джемма провела рукой по лицу, стерев кровь, тонкой струйкой текшую из угла ее рта. – Не смейте распускать руки, сэр.
– Руки? – Он снова захохотал и опустил одну руку, прикрыв пах латной перчаткой. – Я намерен распустить не только руки! Твоему шотландскому телу придется ублажить мощного английского петушка! Нам поручено найти вашу королеву, и мы с парнями давно не развлекались. Риппон ни за что не выпустил бы свою сестру из замка в такой поздний час. Ты ехала к своему любовнику, и я решил помочь тебе ублажить твою плоть. Ложись на спину, если хочешь обойтись без боли.
Остальные одобрительно заворчали, заставив ее похолодеть. Дурное предчувствие леденило кровь, но Джемма отказалась поддаваться страху.
– Вы не посмеете распускать руки, сэр, и я говорю вам это в последний раз.
– Вот и хорошо. Мне надоела болтовня.
Он потянулся к ней, и она вскинула ногу, нацелившись прямо в пах, который он так угрожающе ей демонстрировал. Ее каблук сильно ударил по незащищенному телу – и рыцарь сдавленно закричал. Он попятился, заставив ее ощутить прилив надежды, однако это чувство оказалось мимолетным. Злобно зарычав, он посмотрел на нее с настоящим бешенством. С горящими от ярости глазами он грязно выругался, растирая место удара. Похоть, смешанная со злобой, вызвала у нее сильное желание попятиться, но Джемма сумела справиться с собой. Пусть ей инстинктивно хотелось броситься в бегство, но она заставила себя остаться на месте. Она не желала падать к его ногам: это ей ничем не поможет. Было совершенно ясно, что этот человек привык измываться над теми, кто слабее его.
– Ты за это заплатишь, сука! Кровью истечешь, когда я с тобой закончу!
Он ринулся к ней под одобрительные возгласы своих товарищей, однако его жадные руки к ней так и не прикоснулись. Копыта какого-то коня простучали так близко, что Джемма уже решила, что будет растоптана. Она не шевельнулась, принимая эту судьбу с радостью, как гораздо лучшую, чем та, которую уготовил ей похотливый рыцарь. Джемма даже улыбнулась и глубоко вдохнула вечерний воздух, ожидая, когда же копыта боевого коня размозжат ее тело.
Однако боль почему-то не пришла. Вместо этого сильная рука подхватила ее с земли и бросила на мощное животное, которое ворвалось в круг англичан. Внезапное появление всадника повергло отряд англичан в панику. Их кони вставали на дыбы, заставляя отчаянно скрипеть доспехи воинов, пытающихся с ними совладать. Слышались крики и проклятия, однако самым громким звуком оставался топот коня, на спину которого ее подняли. Она висела поперек крупа вниз головой, и перед ее глазами мельтешили копыта и вздымалась земля, не давая понять, что происходит. Хорошо, что она не стала ужинать, иначе из-за этого тошнотворного зрелища ей пришлось бы опустошить желудок.
Сильная рука лежала на ее спине, помогая не упасть с коня. Новые звуки раздавались вокруг – это был решительный распев боевой шотландской песни.
Похоже, английские рыцари нашли тех, кого искали: шотландцев, которых так высокомерно считали во всем уступающими им.
Сейчас Джемма могла только молиться, чтобы англичан постигла кара.