3
На этом участке уже нечем было дышать. И сейчас, кашляя от раздирающей горло едкой пыли, сырого и хорошо прожаренного мяса, пороховых газов и раскаленного железа, разведчики с отчаянием разглядывали встречающую их равнину. То и дело раздавался переходящий в шипение гул, и тогда лес озарялся длинной огненной струей: Тарасенко методично поливал боевиков из огнемета.
Это была смерть. Сейчас Стольников отдаст приказ добраться до лощины и закрепиться в овраге. До рассвета будет жизнь. А потом – смерть. Если не поможет Пушков. Хотя все понимали – ничем он не поможет. Авиацией? Так своих накроет. Или Стольникову отдать приказ накрыть свою позицию артиллерией?
Но тогда уж лучше подраться… Пусть лучше чехи всех положат, чем – свои…
– Алла!.. – кто-то гортанно закричал за спиной разведчиков, и Стольников услышал «свой» выстрел.
Как это странно… среди сотен выстрелов услышать «свой». Но его всегда слышишь. И знаешь: этот – твой. Твой, который пройдет мимо. Который тебя достанет неслышим, он поражает молча.
Пуля прошла под мышкой Стольникова, между левой рукой и туловищем. Она надорвала ткань «разгрузки», оцарапала и обожгла кожу.
– Черт!.. – вырвалось у капитана, он, споткнувшись, последние метры спуска преодолел кубарем.
– Командир?! – сообразил Ермолович.
– Порядок! – отозвался, поднимаясь и тряся головой, капитан. – Выносите Маслова! Все – к ущелью! Все видят яблоневый сад?
– Есть яблоневый сад! – отозвался кто-то.
– Да там не ущелье, а овраг! – добавил прапорщик Жулин.
– Хоть овраг, хоть ущелье – туда! – прорычал Стольников. – Занять оборону! По двое – вперед!..
И тут же радист, единственный из группы в «сфере», упал, обняв дерево, как женщину.
– Заберите его и радиостанцию! – приказал Стольников, давая знак Тарасенко, чтобы тот следовал за ним на высоту, навстречу чехам. – Уходите все в лощину, я их тормозну!..
Он оглянулся, провожая отделение тревожным взглядом. Только бы вышли. Только бы все. А сам он выйдет. Обязательно выйдет. Вместе с Тарасенко. Только так.
Боевик шестьюдесятью метрами выше удовлетворенно качнул головой. Его выстрел превзошел ожидания: пуля из СВД хоть и не пробила «сферу» разведчика, но голова дернулась так, что можно надеяться на вывих позвонков. Аллах акбар. Одним неверным на земле меньше. Ему заплатят компенсацию за утрату здоровья – сто долларов под роспись в их грязной ведомости. Столько же в девяносто девятом заплатили бы воину Аллаха за его смерть. Сколько тогда заработал он, Омар? Две тысячи двести долларов, кажется. Но в штабе Хоттаба тогда ошиблись и выдали половину фальшивыми. Это не вина Хоттаба – сводного брата Магомеда. Хоттаб никогда бы не обманул. Просто так получилось.
«Я тоже уйду к всевышнему», – вдруг подумал Омар, с удивлением посмотрев на то место на груди, куда только что, выбив из его рук винтовку, ударилась пуля. Из кармана, где лежали паспорт и водительское удостоверение, кровь не лилась. Она расползалась по черной майке блестящим пятном.
О, нет предела благодарности тебе, великий и могущественный Аллах… Ты позволил умереть с кровью на теле. Воин должен умирать, видя свою кровь. Рай господень, кущи небесные, блаженство вечное, Тобой дарованное…
И тут же пуля из автомата Стольникова раскроила ему череп.
Уже овладела чехами уверенность, что дело идет к завершению. Уже не было никаких сомнений. Разведчики сгруппировались и скоро появятся на равнине. Вот тогда все и закончится. И давно бы чехи бросились вперед, чтобы застать русских еще до лощины, на открытом месте они были как зайцы на траве! – но кто-то засел на самом подножии холма и стрелял как заводной. Превосходство в количестве теряется, когда по тебе безостановочно лупит огнем хотя бы один человек, достать которого выстрелами из-за камней невозможно.
Здесь командует опытный командир. Магомед его знает и ненавидит. Этот «капитан», как называет его Магомед, хитрая лиса. Он смог увести своих от пылающего вертолета, а сейчас уходит по равнине! Он и засел в камнях, это он сдерживает воинов Аллаха!.. Его хорошо видно в прицел, но он лис хитрый – выскочит, посмотрит и снова в укрытие. И – бесконечный огонь…
Два раза воин Алу брал его в прицел и дважды ругался, когда лис оказывался хитрее охотника.
Они уходят. Пора давить, пора! Уже дважды Магомед давал приказ выдавить русских из леса, но как можно давить, если двое не дают поднять головы сотне?
– Уничтожьте этих тварей! – взревел Магомед. – Тысяча долларов тому, кто вышибет мозги у этих двоих, и десять тысяч – кто приведет ко мне командира разведчиков!.. – Он не знал, что один из тех двоих Стольников. Тот, за пленение которого он заплатил бы вдесятеро больше. Но в голову Алхоеву не пришла мысль, что это капитан остался прикрывать своих. Давно такого не видел Магомед, с девяносто пятого. Это там командиры в героев играли…
Алу трижды отползал, дважды вскакивал и перебегал. Десять тысяч – деньги немыслимые!
Он вскочил, пробежал еще метров сто, затаился за деревом и увидел Шамиля. Ему тоже нужны десять тысяч! Нет, Алу будет первым!.. И вдруг он почувствовал, что опасность миновала и он будет жить. Алу засмеялся. Пусть умирают Шамиль с Мусой! Пусть все они умрут! Он придет к братьям и скажет: «Это был настоящий ад. Наши братья умирали у меня на глазах. Неверные наваливались десятками, они стреляли в нас, забрасывали гранатами. Рядом со мной разорвалась одна – Аллах всемогущ! – он отвел руками осколки, но ему не хватило рук отвести волну. Она накрыла меня и завалила пылью… Я пришел в себя, когда бой был закончен. Мы бились до конца, до последнего патрона. Меня не заметили, и я пролежал до вечера. Аллах уберег меня во второй раз. Он хотел, чтобы я остался жить и рассказал вам о смерти его воинов. И у меня есть тысяча долларов».
Он скажет так. Алу будет героем. Его отвезут подлечиться в Турцию или Грузию. О нем будут слагать песни. Да, Аллах не хочет его смерти.
Отвалившись от дерева, Алу развернулся и захлебнулся собственным влажным дыханием. Прямо перед ним стоял высокий светловолосый русский с лицом, измазанным зеленой краской. По щекам русского струился пот, этот русский выглядел усталым, очень усталым. Но взгляд был настолько силен и неприятен, что Алу стало страшно. И вдруг он почувствовал, что снизу, начиная с колен, к его сердцу поднимается горячая, густая волна…
Алу опустил взгляд и тут же ощутил боль, которую не чувствовал еще несколько секунд назад. Эта боль перехватила судорогой челюсти, сковала мозг. А Алу стоял и смотрел на руку русского, в кулаке которого была зажата рукоятка ножа. И рукоятка эта была уперта во впалый живот Алу до упора…
– Я знаю, – прошептал русский ему на ухо, – ты мирный житель. У тебя пятеро детей, и ты никогда не брал в руки оружие. Прости за мою ошибку. – И русский одним движением вспорол Алу живот до грудины.
Шамиль сжимал в руках автомат и двигался от дерева к дереву. Ему нужно успеть вперед Алу. Тысяча долларов. На эти деньги он купит много героина. Можно жить и убивать русских солдат месяц. Уже давно подсчитал он: тысяча долларов – это месяц войны.
Он остановился как вкопанный, прижавшись плечом к дереву. Почему Алу стоит, словно его тошнит, и качается?
Треск автоматных очередей и гудящие плевки огнемета слились в одно – непрерывный, оглушительный шум.
– Алу! – позвал Шамиль. – Алу!..
Тот развернулся, и Шамиль увидел, как из Алу, дрожа и переваливаясь, вываливаются, падая к ногам, кишки… Где-то рядом, шагах в двадцати, разорвалась граната, но остывший от страха и отвращения Шамиль даже не шелохнулся.
И в этот момент перед ним появился русский. Широкоплечий, с широкими скулами и раскосыми глазами парень с ранцем за спиной и странной трубой в руках.
– Я болен, не убивай меня, – сказал Шамиль, вспомнив, отчего в Аргунском ущелье отошел к Аллаху брат Резван, – у меня лейкемия…
– Тебе повезло, – оживился спец, и скулы его пришли в движение. – Я как раз по части онкологии.
Повалив окоченевшего от ужаса Шамиля ударом ноги в грудь, разведчик стал спиной вперед быстро спускаться вниз. Десять шагов, пятнадцать… двадцать…
Шамиль пришел в себя и стал искать рукой упавшее на землю оружие. И в этот момент на него понесся огненный шар… Струя из огнемета сожгла его сердце, мозг и легкие. Выжженный изнутри, полыхающий пламенем, Шамиль упал на землю, и огонь с него тут же перекинулся на сухое дерево…
– Тарасенко! – кричал, стараясь заглушить грохот перестрелки Стольников. – Палить опушку леса! Палить деревья!..
Задержавшись на несколько мгновений, Тарасенко облил огнем лес справа и слева от себя. Деревья, как и в лесу, на холме, вспыхивали и занимались, как костры. Стольников поднял голову. В двухстах метрах выше до сих пор активно горел, клубясь и покрывая гарью пространство вокруг себя, вертолет. А ниже, куда не опускался взгляд капитана, горели с треском, освещая холм гигантскими факелами, деревья… Опушка леса пылала густо, как в чреве домны.
– Уходим! – приказал Стольников.
Убедившись, что Тарасенко следует за ним, Саша побежал к ущелью, где уже расположились для обороны его люди. Занявшие оборону на краю оврага, они ждали возвращения командира. Трое или четверо уже помогали командиру огнем, стреляя по подножию холма, где огонь шумно и жадно облизывал край леса.
На мгновение задержавшись, Тарасенко развернулся и выпустил еще две струи. Среди треска очередей в месиве огня раздался дикий человеческий крик.
Не чувствуя за спиной подчиненного, Стольников резко развернулся и присел, чтобы прикрыть бойца очередью. И в эту секунду он стал свидетелем события, потрясшего его и заставившего сесть… Одна из пущенных из леса трассирующих пуль ударила в ранец огнемета, пробила его и самого разведчика. Стольников словно при замедленном воспроизведении видел, как пуля вышла из груди Тарасенко… Как изо рта одного из лучших его бойцов появилась и вылетела далеко вперед кровь… Как вслед за пулей из груди солдата стала пробиваться тонкая струйка огня… Как она увеличивалась в размерах – Стольников видел… как пожирала она Тарасенко и как боец упал на колени, словно пронзенный огненным копьем… Стольников видел это… И как наконец разорвалась в ранце смесь, уничтожая Тарасенко…
Ослепленный Стольников упал на спину и почувствовал невероятной силы жар…
– Командир, быстрее сюда!..
Но капитан не мог встать. Он смотрел на то место, где только что стоял Тарасенко, а теперь ничего не было.
«Что же я в Ярославль повезу?..» – мелькнула дикая мысль в голове Стольникова.
– Прикройте!.. – проорал Жулин и, слушая грохот автоматов разведчиков, бросился вслед за Баскаковым к капитану.
Прикрываемые огнем, они схватили Стольникова под мышки и рухнули вниз, держа его на руках…
Наступал рассвет девятнадцатого мая двухтысячного года.
4
Он понимал, что это ерунда, а не ущелье. В нем нельзя ни затеряться, ни запутать следы. Он видел огромный овраг глубиной метров тридцать даже в самой низкой его точке. Но движение предполагало группе жизнь, а ожидание на краю ущелья означало смерть. Сколько они могут продержаться в обороне? Дадут с холма пару десятков выстрелов из минометов – вот и закончится вся оборона… И придется все-таки уходить вниз по ущелью, но тогда будет уже поздно. Боевики обойдут ущелье флангами и начнут поливать огнем с двух сторон. У тех, кто выше, всегда преимущество. Да и не спрячешься в ущелье – рассвет наступает. Перебьют, как в тире… Как скотину в яме.
«Хорошо, не зима, – промелькнула нелепая мысль в голове Стольникова, – наследили бы как стадо».
Он шел последним, и перед ним стояла картина – Тарасенко превращается в огромный огненный шар.
Через пять минут люди Алхоева достигнут границы ущелья. Еще через минуту он сообразит отдать приказ своим людям разделиться на три группы и первой последовать в ущелье. Две другие пойдут параллельным маршрутом, но по высоте. Нужно успеть. Куда именно – Стольников не знал. Это был район Ведено, где он не был ни разу. На карте значился овраг, но карта составлялась давно. Со временем овраг благодаря подземным водам подмыло, и он стал оседать. Странное дело – в ущелье растут яблоки. Обычно эти деревья требуют света. Яблоки, твердые как камень, били ему по лицу, когда он не успевал убрать ветку рукой…
Между тем небо справа и слева исчезло, вместо него теперь были видны изрытые временем и похожие на шоколадный щербет с камнями вместо орехов стены ущелья. Стольников обратил внимание, что выстрелы смолкли. Алхоев осуществляет перегруппировку. Есть, есть еще время…
Но куда выведет это ущелье? Вон и конец его виден – черной стеной пятиэтажного дома встает перед разведгруппой. Но ущелья не бывают как ямы, вырытые экскаватором. У них подъемы такие же пологие, как и спуски. Зайдя в ущелье, нельзя натолкнуться на стену.
– Пора подниматься, командир… – прохрипел Жулин. – Здесь нам крышка.
– Товарищ капитан! – где-то далеко впереди себя услышал Стольников голос Крикунова. – Пещера!
Продравшись сквозь хворост, которым было переплетено дно ущелья, Стольников приблизился. Действительно, прямо перед ним, темнея и дыша сыростью, виднелся вход.
– Даже не думай об этом, командир! – догадавшись о намерениях Стольникова, заявил Жулин.
Выдернув из чехла на бедре фонарь, Стольников пробежался его лучом у входа. Он искал следы. Недавние, старые, человеческие, любые – их не было.
– Зайдем туда – нам конец, Саша, – зловеще сказал Жулин.
Штурман вертолета, кашлянув, закинул тяжелый пулемет за спину.
– Я посмотрю.
– Не надо смотреть, надо подниматься! – запротестовал Жулин.
– Помолчи, – отрезал Стольников, кивая мимоходом летуну. – Разве я не сказал, что на выходе нас ждут?
– Нет, ты не сказал! Ты сказал – вперед, к ущелью!
– Я забыл. Баскаков – в пару с товарищем старшим лейтенантом!
Баскаков, повторять которому дважды еще ни разу не приходилось, скрылся в могильной темноте вслед за штурманом.
– Олег, тебе сейчас будет отдельная задача, – миролюбиво заметил Саша и отвел Жулина за руку в сторону от бойцов.
Конец ознакомительного фрагмента.