Вы здесь

Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник). Загадочная смерть кеннингтонского алтарника (Джерард Келли, 2011)

Загадочная смерть кеннингтонского алтарника

На моей памяти это была самая ужасная и самая долгая зима с тех пор, как я поселился на Бейкер-стрит. Она никак не хотела уходить. Хотя календарь утверждал, что на дворе уже давно наступила весна, Лондон был по-прежнему завален снегом. При всем при этом из окон нашей квартиры открывался очаровательный вид: солнце играло на покрытых снежными шапками ветвях деревьев, отчего они так и просились на рождественскую открытку.

Однако вся эта красота меня не радовала: уж слишком неспокойно было у меня на душе. Мне предстояло достаточно неприятное дело: попросить Шерлока Холмса об одной большой услуге. Я тянул с этой просьбой довольно долго, и вот теперь момент настал. Обстоятельства требовали немедленных действий. Мой друг сидел за столом, полностью зарывшись в бумаги и справочники.

– Холмс, – наконец набрался мужества я, – мне крайне неловко отрывать вас от работы, но мне нужно кое о чем вас попросить.

Судя по всему, Холмс пропустил мои слова мимо ушей. Он не двинулся с места, даже позы не переменил.

– Холмс, вы не могли бы уделить мне минуту внимания? – предпринял я еще одну попытку.

Холмс тяжело вздохнул и недовольным тоном произнес:

– Ну что еще, Уотсон? Вы же знаете, я не терплю, когда меня отвлекают от работы.

– Простите, старина, но мне крайне важно с вами переговорить.

Холмс обреченно отложил перо и, скрестив на груди руки, откинулся в кресле:

– Что ж, говорите, и покончим с этим.

– Мне прекрасно известно, что вы по уши в делах, но у меня к вам вопрос личного характера. Меня просили, нет, даже умоляли, уговорить вас помочь в одном деле. Моя племянница Анна, в которой я души не чаю, находится в отчаянном положении.

– Мне очень жаль, Уотсон, но об этом не может быть и речи. – Холмс снова взял в руки перо и принялся что-то писать.

Однако я не собирался отступать:

– Холмс, наша дружба за долгие годы не раз проходила проверку на прочность. Мы вместе немало пережили. Думаю, не будет преувеличением сказать, что и я неоднократно спасал вам жизнь, и вы множество раз спасали жизнь мне. Так вот, ради всего этого я молю вас хотя бы подумать.

– До двенадцатого числа мне надо распутать дело о наследстве Кастерса. Кроме того, на мне висит расследование ограбления ювелирного салона. Да еще вдобавок меня грозятся убить братья шантажиста Фелпса. Еще одно дело я просто не потяну.

– Да, конечно, – смиренно кивнул я и, помолчав, добавил: – Я вам никогда не говорил об этом, Холмс, но Анна мне как дочь, которой у меня никогда не было. Пусть я и знал, что вы откажетесь, я был обязан хотя бы попросить об этом одолжении. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Конечно, Уотсон. Мне очень жаль.

– Ничего страшного, старина. Между нами, я считаю, вы все равно ничего не смогли бы сделать. Я так Анне и сказал. «Шерлок Холмс – всего лишь человек. Он не может сотворить чудо, и то, о чем ты просишь, не в его власти».

Признаться, это была уловка, причем недостойная меня, но я прекрасно знал Холмса, знал куда лучше, чем кто-либо еще. Я понимал, что попытка уязвить его самолюбие в данных обстоятельствах является единственным действенным способом заставить моего друга взяться за дело.

– Вы меня раздразнили, Уотсон, – заметил Холмс, внимательно посмотрев на меня. – Вам удалось меня заинтересовать. Итак, что за беда случилась у вашей племянницы?

Я вовремя сдержал вздох облегчения: великий сыщик заглотнул наживку.

– Нисколько не сомневаюсь, что в «Дейли телеграф» за вторник вам попалась на глаза заметка об убийстве мистера Сомса, алтарника, служившего в церкви Святого Альбана в Кеннингтоне.

– Разумеется. Ничего интересного. Инспектор Хопкинс уже арестовал злоумышленника. И что?

– Молодой человек, которому выдвинуто обвинение в убийстве, – жених моей племянницы.

– Ах вот оно что! Теперь я все понял, – кивнул Холмс. – Она хочет отыскать настоящего убийцу и, таким образом, доказать невиновность своего возлюбленного.

– Совершенно верно, Холмс.

– Слушайте, старина, в результате всех моих усилий я, скорее всего, как раз неопровержимо докажу виновность паренька. Быть может, инспектору Хопкинсу немного недостает опыта, но он активно изучает и использует мои методы, в результате чего добился значительных успехов. Если он выдвинул подобное обвинение, значит, он абсолютно уверен в том, что жених вашей племянницы – убийца.

– Именно это я и сказал Анне. Насколько я могу судить, против молодого человека есть куча улик, а вот алиби у него, похоже, отсутствует.

– Ну, так и в чем же дело?

– Несмотря на очевидную безнадежность ситуации, Холмс, я все равно смею просить вас о любезности. Если вы отыщете возможность просто побеседовать с юношей, я буду до конца жизни вашим должником.

В этот момент с улицы позвонили во входную дверь. Не прошло и минуты, как в двери гостиной настойчиво постучали. Повернув ручку, я обнаружил, что на пороге стоит Анна.

– Пожалуйста, дядя Джон, не пытайся меня остановить! – взмолилась она. – Я должна знать, какое решение принял мистер Холмс.

Она, как всегда, была слегка застенчива и очаровательна, и лишь покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что она недавно плакала. Крепко вцепившись в сумочку, моя юная племянница умоляюще воззрилась на Холмса. Ей доводилось с ним встречаться раньше, поэтому мне не пришлось их знакомить.

– Анна, – вздохнул Холмс, – если бы вы имели хотя бы самое приблизительное представление о том, чем я сейчас занимаюсь…

– Мистер Холмс, умоляю вас! – всхлипнула она. – Саймон ни в чем не виноват. Я в этом уверена, а вы единственный человек на свете, который способен доказать мою правоту.

Наконец Холмс сдался.

– Хорошо, хорошо, – промолвил он, подняв руки, – я посмотрю, что можно сделать. Однако хочу вас сразу предупредить, что смогу уделить этому делу только один день, не больше. Что же касается вас, сударыня… вы должны заранее смириться с любым результатом моего расследования, сколь бы неприятным он для вас ни оказался. Согласны?

– Да, мистер Холмс, – заторопилась моя племянница, – согласна, конечно согласна! Спасибо… Я просто не знаю, как вас благодарить! – Анна обеими руками вцепилась в ладонь Холмса. Из глаз несчастной девушки снова брызнули слезы.

Наверное, вас это и удивит, но Холмс при желании может быть весьма обходительным с представительницами противоположного пола. Мой друг предложил Анне платок и принялся искренне ее утешать. Наконец он спросил:

– А где сейчас Саймон? В Скотленд-Ярде?

– Да, – кивнула Анна, – инспектор Хопкинс приказал взять его под стражу. – Но завтра Саймона переводят в Пентонвиль. Там он будет ожидать суда.

– Тогда надо браться за дело немедленно. Уотсон, вы со мной?

– Разумеется, Холмс. Анна, тебя подвезти?

Племянница покачала головой:

– Спасибо, дядюшка, не стоит. Мне сейчас нужно в центр города. И отдельное спасибо за то, что ты поговорил с мистером Холмсом. – Она поцеловала меня в щеку и попросила: – Когда увидишь Саймона, передай ему, что я его очень люблю.

– Какая связь между Саймоном и этим алтарником Сомсом? – спросил меня Холмс в кэбе по дороге в Скотленд-Ярд.

– Не имею ни малейшего представления, – пожал я плечами. – Признаться честно, я вообще об этом Сомсе ничего не знаю. Да и о женихе Анны мне известно крайне мало, причем исключительно с ее слов. Если ей верить, он само воплощение нежности, несмотря на исполинский рост, а сердце у него ну прямо из золота.

– Искренне надеюсь, что ваша племянница не ошибается, – скептически произнес Холмс. – Ведь не зря говорят, что любовь слепа.

В ответ я лишь молча кивнул. Через некоторое время мы добрались до Скотленд-Ярда. Поскольку Шерлока Холмса там хорошо знали, нас достаточно быстро провели к инспектору Хопкинсу.

– Мой дорогой мистер Холмс! – воскликнул инспектор, когда мы зашли к нему в кабинет. – И доктор Уотсон с вами – какая неожиданная и вместе с тем приятная встреча! Прошу вас, присаживайтесь. Не желаете ли, джентльмены, по чашечке чая?

– Благодарю вас, инспектор, – покачал головой Холмс. – Я прекрасно осведомлен о том, что вы сейчас крайне заняты, и потому мне не хотелось бы отнимать у вас слишком много времени.

– В таком случае, джентльмены, чем я могу быть вам полезен?

Холмс смущенно кашлянул и произнес:

– Меня попросили навести у вас кое-какие справки об одном заключенном. Речь идет о молодом человеке по имени Саймон, которому предъявлено обвинение в убийстве.

С лица полицейского тут же исчезла располагающая улыбка. Хопкинс сурово посмотрел на Холмса:

– И от кого именно исходила просьба?

– От доктора Уотсона, – честно признался Холмс. – Видите ли, его племянница помолвлена с Саймоном.

– Вот как? – Хопкинс повернулся ко мне: – В таком случае, доктор, мне очень жаль, но дело дрянь.

– Инспектор, не могли бы вы посвятить нас в детали случившегося, – попросил я.

– Как пожелаете, доктор. – Хопкинс откинулся в кресле и повернулся к моему другу: – Дело, мистер Холмс, проще пареной репы. Никаких тайн и загадок, которые, насколько мне известно, вы так обожаете. По большому счету, не будет преувеличением сказать, что это самое простое дело, с которым мне доводилось сталкиваться за всю мою карьеру. – Сцепив руки на затылке, Хопкинс продолжил: – Вечером в понедельник восьмого числа констебль Батлер – кстати сказать, один из лучших полицейских под моим началом, – совершал обычный обход. Когда Батлер проходил мимо церкви Святого Альбана, он заметил нечто вроде большого тюка, который лежал на дорожке, ведущей к парадному входу церкви. Констебль решил подойти ближе, чтобы рассмотреть тюк повнимательнее. Оказалось, что это вовсе не тюк, а тело церковного алтарника – мистера Арнольда Сомса. Сомс был убит ударом ножа в спину. Батлер проверил пульс – он не прощупывался. При этом констебль обратил внимание на крайне важную деталь: тело было еще теплым.

– В котором часу обнаружили труп? – спросил Холмс.

– Чуть позже половины седьмого вечера, – ответил инспектор.

Холмс кивнул, и Хопкинс продолжил:

– Как я уже сказал, Батлер – один из самых толковых ребят. Может, в этом году ему дадут сержанта. Он засвистел в свисток, чтобы вызвать помощь. При этом он не забыл проследить за тем, чтобы сохранить следы, оставленные преступником на снегу. Когда прибыл еще один констебль, Батлер велел ему ждать у ворот церковной ограды, строго наказав никого не впускать, а сам тем временем побежал ко мне. – Инспектор подался вперед и улыбнулся с довольным видом: – Думаю, мистер Холмс, вы оцените решение, которое я тотчас же принял. Дело в том, что я сразу взял с собой на место преступления полицейского фотографа. Он сделал снимки отпечатков обуви, оставшихся на снегу, не дав оттепели спутать нам карты.

– Отлично, инспектор, – согласился Холмс, – весьма похвально. – Помолчав, он спросил: – Вы позволите нам чуть позже взглянуть на эти фотографии?

– Отчего бы и нет? – пожал плечами Хопкинс. – Не беспокойтесь, я об этом позабочусь.

– Благодарю вас, инспектор. Итак, насколько я понимаю, на снегу должно было остаться три вида отпечатков ботинок: Батлера, Сомса и убийцы. Так?

– Не совсем, мистер Холмс. По всей видимости, перед убийством Сомс пробыл в церкви около часа, и за это время насыпало еще снега.

– Вот, значит, как, – понимающе кивнул Холмс. – То есть Сомс вышел из церкви непосредственно перед нападением?

– Именно к такому выводу я и пришел, мистер Холмс. Те немногие отпечатки ботинок, что оставил алтарник, идут от двери церкви к тому месту, где они встречаются с другими отпечатками, идущими от ворот. На этом участке достаточно натоптано, будто там шла какая-то возня, после чего следы предполагаемого убийцы снова возвращаются к воротам. К счастью, эти самые следы, ведущие к воротам, великолепно сохранились. Фотографии получились просто отменные.

– И, образно выражаясь, эти следы привели вас к Саймону?

– Буквально так все и случилось, мистер Холмс. Не стану отрицать, нам сопутствовала удача. Время было позднее, народу на улице мало, вот я и решил: почему бы не пойти по следу, особенно если он такой четкий? Кроме того, эти отпечатки невозможно было спутать ни с какими другими. Во-первых, они были очень большие; во-вторых, на левой подошве имелась трещина, а на каблуке правого ботинка отсутствовала набойка. – Хопкинс позволил себе едва заметную сухую улыбку. – Следы шли в сторону Темзы, далее по Воксхоллскому мосту, а затем терялись. Тогда я приказал Батлеру и Уильямсу, нашему полицейскому фотографу, идти вперед и смотреть в оба – вдруг отпечатки этих ботинок появятся снова. Нельзя было терять ни минуты. Вы сами прекрасно знаете, мистер Холмс, что могут сотворить с уликами копыта лошадей и колеса. Мы снова взяли след на Люпес-роуд. Он нас и привел прямо на постоялый двор «Красный лев». Едва мы вошли в бар, всем сразу стало ясно, кто оставил следы: Саймон Юргенс – настоящий великан, и размер обуви у него соответствующий. Можно было даже не осматривать ботинки Саймона, но мы все же это сделали. Рисунок подошв полностью совпал с отпечатками на снегу. Я тут же приказал арестовать Саймона. Сопротивления он никакого не оказал, но до сих пор неизменно и упорно продолжает отрицать всякую причастность к преступлению.

– Орудие убийства нашли? – поинтересовался Холмс.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Хопкинс. – Но нам доподлинно известно, что это тонкий узкий клинок, вроде стилета или штыка. С тем же успехом орудием могла быть заточка.

– Простите, инспектор, не проявлю ли я чрезмерную назойливость, если попрошу разрешения осмотреть тело? – спросил я.

– Нисколько, доктор, – чуть помедлив, ответил Хопкинс. – Оно у нас в морге. Идемте, я вас туда отведу.

Мы спустились вниз по лестнице в подвал, где располагалась мертвецкая. Инспектор стянул покрывало с трупа, и я увидел перед собой тело седовласого мужчины. На взгляд, покойному было около пятидесяти лет. Росту он был среднего, а весил килограммов семьдесят – восемьдесят. Мы перевернули тело, и я склонился над ним, чтобы осмотреть рану. Через некоторое время я выпрямился и произнес:

– Будь то стилет или заточка, но убийца вонзил лезвие в тело с невероятной силой. Ему удалось пробить седьмой грудной позвонок и повредить спинной мозг. Скорее всего, смерть наступила мгновенно.

– Под каким углом был нанесен удар? – поинтересовался Холмс.

– Если жертва стояла, то примерно под углом в тридцать градусов относительно вертикали.

– Если быть точным, то тридцать два градуса, – поправил меня Хопкинс. – Наш патологоанатом уже все измерил. Также он сказал, что удар нанесен человеком, обладающим внушительной физической силой и ростом значительно выше среднего.

– Мне ничего не остается, кроме как согласиться с его выводами, – вздохнул я.

– Следы ограбления? – коротко спросил Холмс инспектора, когда мы выходили из морга.

Хопкинс покачал головой:

– В кармане алтарника был обнаружен кошелек. В нем находился один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Убийца также не тронул ни часы, ни цепочку.

Холмс на мгновение задумался.

– Вы нам позволите поговорить с Саймоном? – спросил он.

Инспектор глянул на часы:

– Я могу дать вам полчаса. Ну и, разумеется, я должен присутствовать во время вашей беседы.

– Конечно, инспектор. Большое спасибо за помощь. Полчаса нам будет вполне достаточно.

Хопкинс провел нас по коридору кремового цвета к камере номер семнадцать. Дежурный надзиратель, лязгнув ключами, отпер дверь.

Саймон Юргенс сидел на краю койки, закрыв лицо руками. Когда мы вошли, он встал и повернулся к нам. Анна нисколько не преувеличивала: ее жених и в самом деле оказался настоящим великаном. Ростом он был не меньше двух метров, и при этом широк в плечах и узок в талии. Рубашка-апаш плотно облегала мощный торс и бугры бицепсов. У Саймона были небесно голубые глаза и квадратная челюсть, а голову венчала густая копна непокорных русых волос. Когда он устало на нас взглянул, Хопкинс заявил:

– С вами желают побеседовать эти джентльмены. Быть может, им вы поведаете больше, чем рассказали мне. Позвольте вам их представить: это Шерлок Холмс, а с ним доктор Уотсон.

Молодой человек просиял от радости. Шагнув навстречу, он по очереди протянул нам руку:

– Здравствуйте, мистер Холмс. Рад вас видеть, доктор Уотсон. Анна обещала сделать все от нее зависящее, чтобы вы помогли с расследованием моего дела. Не выразить словами, как я счастлив, что вы здесь!

Когда он пожимал мне руку, я сразу обратил внимание на один интересный факт. Несмотря на то, что моя ладонь буквально утонула в его лапище, рукопожатие было мягким и аккуратным. Это однозначно свидетельствовало, что молодой человек прекрасно знает о своей недюжинной физической силе и великолепно умеет ее рассчитывать.

– Саймон, – начал Холмс, – боюсь, у нас не так уж много времени, поэтому попрошу вас сразу рассказать обо всем, что связано с этим делом. Если вы ждете от меня помощи, я желаю услышать от вас только правду.

Улыбка исчезла с лица молодого человека. Он тяжело вздохнул:

– Хоть я и не убивал Арнольда Сомса, мистер Холмс, если я поведаю вам всю правду, то скорее всего отправлюсь на виселицу. – Он опустился на край койки и пояснил: – Именно по этой причине я рассказал инспектору Хопкинсу так мало. Правда заключается в том, что я действительно был в церкви и действительно угрожал алтарнику.

– Что вас связывало с Сомсом? – спросил Холмс.

– Он был моим приемным отцом, – на мгновение запнувшись, ответил Юргенс.

– Анна никогда мне об этом не рассказывала, – заметил я.

– Она и не знала, – мотнул головой Саймон. – Я ненавидел его, не хотел его знать и потому скрывал его существование.

– Не могли бы вы начать с самого начала? – попросил Холмс.

Саймон со вздохом кивнул:

– Мой отец был норвежский моряк по имени Арни Юргенс. Он, как и я, был здоровяком. Моя мать в шутку называла его Викингом и души в нем не чаяла. Он пропал в море – его корабль под названием «Мирамар» пропал с концами у Азорских островов. В тот год, когда это случилось, мне исполнилось девять лет. Даже когда отец был жив, мы, мягко говоря, не швырялись деньгами, а после его смерти нам пришлось на своей шкуре узнать, что такое настоящая нужда. Мою мать никак нельзя назвать сильной женщиной. Да, она работала прачкой, убиралась в домах у богачей, но мы все равно не могли свести концы с концами. И тут появился Арнольд Сомс. Он давно на матушку глаз положил, а тут, после смерти отца, принялся ухаживать с утроенной силой. Не удивительно – моя мать все еще оставалась красивой женщиной. Я уверен, она никогда не любила алтарника. Она сама говорила, что никто не сможет ей заменить моего отца. Впрочем, Сомс не хотел уступать, и наконец она сдалась. По сути дела, матушка вышла за него только из-за меня, пусть она этого никогда и не признавала. Конечно, жизнь пошла на лад. Поначалу все было прекрасно и Сомс хорошо с нами обращался, но со временем он все чаще стал показывать свое истинное лицо. У него был дикий, буйный нрав. Даже самая ничтожная мелочь могла вызвать приступ ярости, которая, как правило, обрушивалась на меня. Он регулярно порол меня ремнем, причем порой даже без всякого повода с моей стороны. Такое впечатление, что истязания доставляли ему удовольствие. Он порол меня лишь в то время, когда матери не было рядом, и всякий раз грозился выдрать еще сильнее, если я ей все расскажу. Я ушел из дому в день совершеннолетия. Теперь я работаю строителем. Бьюсь об заклад, никто из каменщиков во всем белом свете не сможет поднять разом столько кирпичей, сколько поднимаю я, – с гордостью закончил он.

– Думаю, так оно и есть, – улыбнулся Холмс.

– Не думайте, я человек честолюбивый. Я не собираюсь всю жизнь провести на стройке. Мой бывший школьный учитель мистер Хендерсон преподает мне по вечерам, а Анна помогает с математикой.

– Это очень похвально, Саймон, – согласился Холмс, – но мне хотелось бы услышать о том, что случилось в понедельник вечером в церкви Святого Альбана.

– Я как раз навещал мать, – вздохнул здоровяк. – Я хожу к ней каждый понедельник, когда Сомс в церкви. И вот захожу я в дом, а она плачет и пытается прикрыть ссадину на щеке. Сначала она принялась убеждать меня, что сама ушиблась о дверь, но потом все-таки призналась, что это Сомс ее поколотил. Я потом вспомнил, что и до этого порой замечал у нее то синяк, то ссадину, но она всякий раз придумывала какое-нибудь невинное объяснение. Раньше я думал, что этот выродок бьет только меня, потому что я ему неродной сын и потому что ему приятно видеть мои слезы, а тут до меня дошло, что он постоянно поднимает руку на мою мать, самое нежное, любящее и прекрасное создание во всем Лондоне. У меня как кровавая пелена на глаза упала. Я хотел убить его, да, я этого не отрицаю, но мама заставила дать ей обещание не трогать его, а я никогда не мог отказать матери.

Саймон сглотнул слезы и разжал пальцы, которые от ярости стиснул в кулаки. Сделав глубокий вздох, он продолжил:

– Я пообещал ей оставить его в живых, но сказал, что поговорю с ним. Предупрежу, что, если он еще раз хоть пальцем ее тронет, ему конец. Я отправился прямиком в церковь. Подхожу к дверям, а он тут как тут – выходит. Ну, я его схватил за горло, поднял в воздух и тряхнул пару раз, знаете, как порой терьер трясет зажатую в зубах крысу. Я прорычал ему в лицо, что если он хоть раз еще обидит мать, то я прикончу его, а он рыдал и умолял не трогать его. Трус и подонок. Я отпустил его, развернулся и ушел. Больше я его не видел.

– И куда же вы направились?

– Да так, решил прогуляться, чтобы успокоиться. Шел куда глаза глядят, не разбирая дороги, пока не увидел перед собой постоялый двор с кабачком. Дай, думаю, кружечку эля выпью. Там меня и арестовали.

– Я вам сейчас задам один вопрос, на который вы уже наверняка отвечали. И тем не менее я хочу лично услышать ваш ответ. – Холмс откашлялся. – Итак, это вы убили Арнольда Сомса?

– Нет, сэр. Не убивал я его. Господь тому свидетель.

– А кто тогда, как вы считаете? Не снегу никаких других отпечатков ботинок, кроме ваших, не нашли.

Молодой человек растерянно пожал плечами:

– Полагаете, мистер Холмс, я сам об этом не думал? Часами башку ломал. Такое впечатление, что сам Господь лишил жизни эту тварь. Арнольд Сомс был двуличным негодяем. Все считали его тихим богобоязненным человеком, но на самом деле он был настоящим отродьем Сатаны. Бога, мистер Холмс, не обманешь, Он видел, каков Сомс на самом деле, и, полагаю, это зрелище Его ничуть не радовало.

– Подобное объяснение вряд ли удовлетворит Центральный уголовный суд Лондона, – покачал головой Холмс.

Саймон с мрачным видом кивнул:

– Я же предупреждал, что если расскажу вам правду, то тем более отправлюсь на виселицу.

Инспектор Хопкинс демонстративно взглянул на часы.

– Саймон, – промолвил Холмс, – не буду вам врать, вы в отчаянном положении. Я сделаю все, что смогу, но хочу заранее предупредить вас, чтобы вы зря не надеялись. – Надев шляпу, он добавил: – Возможно, мы еще встретимся.

– Спасибо, мистер Холмс. И вам огромное спасибо, доктор Уотсон.

Я передал бедолаге привет от Анны, и мы вышли из камеры.

– Скажите, инспектор, – спросил Холмс Хопкинса, после того как мы снова вернулись к нему в кабинет, – а констебль, которого вы поставили охранять церковный двор, все еще там?

– Да, – подтвердил Хопкинс. – Но сегодня утром я собирался его отозвать. У нас и так есть все улики.

– Прошу вас, инспектор, не могли бы вы оставить его на посту еще на несколько часов? Мне хотелось бы осмотреть место происшествия. Вы позволите это сделать?

– Конечно, мистер Холмс, о чем речь. А теперь, джентльмены, прошу меня извинить. Мне пора.

– Разумеется, инспектор. А как же фотографии?

– Ах да. Я распоряжусь отправить их вам на Бейкер-стрит. Вас это устроит?

– Более чем. Благодарю вас. Ваша предупредительность и готовность помочь превосходят мои самые смелые ожидания.

Хопкинс встал из-за стола:

– Если вы хотите прямо сейчас отправиться на место преступления, можем поехать вместе – я как раз направляюсь в сторону Воксхоллского моста.

– Ну да, конечно, – понимающе кивнул Холмс, – вы собираетесь лично взглянуть, как успехи у ваших подчиненных, которые в данный момент прочесывают дно под мостом.

– Откуда вам это известно? – пристально глянул на моего друга Хопкинс.

– Наверняка я не знал, – пожал плечами Холмс. – Я пришел к этому достаточно очевидному выводу, просто рассуждая логически. Во-первых, вы сами сказали, что орудие убийства найдено не было. Во-вторых, вы упомянули, что Саймон перешел Темзу по Воксхоллскому мосту. Лучший способ избавиться от оружия – бросить его в реку.

– Вы, как всегда, совершенно правы, мистер Холмс, – улыбнулся Хопкинс.

Некоторое время спустя мы уже ехали в экипаже в сторону Кеннингтона. Выпавший снег приглушал цокот копыт и стук колес. Примерно на середине моста Хопкинс приказал кучеру остановиться, и мы вышли.

Инспектор перегнулся через ограду моста и крикнул вниз:

– Ну как, Батлер? Что-нибудь нашли?

– Ничего, сэр, – донесся до нас едва слышный ответ.

Мы с Холмсом подошли к ограде и посмотрели на реку, где плавала лодка с полицейскими. Три констебля держали в руках стальные цепи, а четвертый сидел на веслах.

– Насколько я понимаю, на конце цепей железные крючья-кошки? – уточнил Холмс.

– Разумеется, – кивнул Хопкинс, – а что еще?

– Прикажите своим людям вместо кошек прикрепить к цепям магниты посильней. Кошками вы вряд ли подцепите орудие убийства. Ведь у него длинное тонкое лезвие.

– Прекрасная мысль, мистер Холмс. Не думайте, что я гордец, не слушающий чужих советов. Попробуем последовать вашей рекомендации.

– Мы с Уотсоном дойдем отсюда до церкви пешком, – промолвил Холмс. – Еще раз большое вам спасибо, инспектор.

Мы пожали Хопкинсу руку и отправились по мосту по направлению к церкви Святого Альбана. Инспектор крикнул нам вслед:

– Констебля, что дежурит у церковной ограды, зовут Дженнингс. Скажете, что вы от меня, и он вас пропустит.

– Отлично, инспектор.

Когда мы отошли на достаточное расстояние, Холмс повернулся ко мне и произнес:

– Я предложил вам прогуляться до церкви пешком не случайно. Мне хотелось без лишних свидетелей обсудить с вами обстоятельства этого дела. Что вы думаете о Саймоне? Кто он, на ваш взгляд, – простодушный, наивный парень или самый главный дурак во всем христианском мире?

– Что вы имеете в виду, Холмс?

– Видите ли, старина, исходя из личного опыта, смею вас заверить, что самый недалекий мелкий воришка, промышляющий в грузовом порту, смог бы придумать более правдоподобную историю, чем та, что нам поведал Саймон. Буквально каждое последующее предложение в его рассказе все туже и туже затягивало петлю на его шее.

Я согласно кивнул и признался:

– Должен сказать, Холмс, что именно по этой причине я склонен ему верить. Впрочем, как вам самому известно, я не очень хорошо разбираюсь в людях.

– Вы совершенно правы, Уотсон, – улыбнулся Холмс. – Вы один из самых честных, благородных людей, которых мне доводилось знать. К несчастью, вы склонны приписывать эти прекрасные черты своего характера другим людям, тогда как на самом деле ими обладают лишь очень немногие. – Не желая вгонять меня в краску, Холмс поспешил продолжить: – Как вы думаете, не мог ли Саймон совершить преступление в состоянии помутнения рассудка и потому не помнить о нем?

Я заметил:

– Честно говоря, это не совсем моя область, однако я недавно читал несколько научных статей, как раз посвященных подобным расстройствам психической деятельности. В Вене над этим работает Йозеф Брейер, а в Париже – Жан-Мартен Шарко. Согласно гипотезе, порой психическая травма от драматического события настолько сильна, что разум отказывается верить в реальность случившегося. Я, повторюсь, не специалист, однако, на мой взгляд, Саймон совершенно здоров – как физически, так и умственно.

Несколько минут Холмс пребывал в задумчивости. Наконец он произнес:

– Насколько я могу судить, о невиновности Саймона свидетельствуют два обстоятельства. Во-первых, его рассказ столь очевидно ставит под удар его самого, что он просто должен оказаться правдой. Во-вторых, Хопкинс утверждает, что алтарник был убит заточкой или клинком схожего характера. Дело в том, что Саймону Юргенсу не нужно оружие, чтобы убить человека. Если бы он захотел, он сломал бы шею Сомса словно гнилую ветку. Алтарник – мужчина немаленьких габаритов, однако я вполне верю, что Саймон в ярости мог поднять его и несколько раз тряхнуть. Такой человек, как Юргенс, вряд ли воспользовался бы заточкой.

Некоторое время мы шли в молчании. Вдруг Холмс задумчиво изрек:

– Знаете, Уотсон, чтобы нанести колотую рану, вовсе не обязательно находиться в непосредственной близости от жертвы.

– Убийца мог швырнуть копье или пику, – предположил я.

– Или, что более вероятно, выстрелил из лука или арбалета.

– А в этом что-то есть, Холмс! – воодушевился я. – Надо пройтись вдоль церковной ограды – весьма вероятно, нам удастся обнаружить следы убийцы. Кроме того, – взволнованно продолжил я, – убийца мог прикрепить к концу стрелы или болта[9] веревку и за нее вытянуть орудие убийства назад, не рискуя при этом оставить следы на снегу церковного двора.

Нельзя сказать, что мои слова привели Холмса в восторг.

– Простите, старина, – покачал он головой, – но в вашей версии есть пара слабых мест.

– Каких, например?

– Во-первых, угол вхождения орудия убийства в тело: тридцать два градуса к вертикали. Это означает, что болт или, скажем, дротик ударил алтарника на излете, а значит, был выпущен на значительном расстоянии. Какая уж тут веревка, скажите на милость!

Я почувствовал себя совершенно раздавленным. Холмс был абсолютно прав.

– Во-вторых, – продолжил Холмс, – не будем забывать, что орудие убийства застряло в позвонке. Чтобы его вытащить, надо было приложить весьма значительное усилие. Веревка вряд ли выдержала бы.

– Вы, как всегда, правы, старина, – уныло кивнул я.

– Кстати сказать, – произнес Холмс, – за разговорами мы сами не заметили, как дошли. Насколько я понимаю, скучающий страж закона, который виднеется вон там, впереди, и есть один из полицейских Хопкинса. Констебль Дженнингс? – спросил мой друг, когда мы подошли поближе.

– Да, сэр, – козырнул полицейский.

– Инспектор Хопкинс просил передать вам привет и благодарность за службу. Кроме того, он велел вам пропустить нас. Меня зовут Шерлок Холмс, а это – мой коллега доктор Уотсон.

– Хорошо, сэр. Конечно же, я о вас слышал. Скажите, а инспектор не сказал, когда меня снимут с поста?

– По мне, Дженнингс, вы можете уйти сразу после того, как мы закончим. Впрочем, не сомневаюсь, Хопкинс и так пришлет за вами в самое ближайшее время.

Холмс двинулся через ворота к церкви, и я последовал за ним. Рядом с воротами мне бросился в глаза висевший на стене щит с объявлением, призывающим паству жертвовать средства на ремонт крыши храма. Взглянув наверх, я увидел, что крыша действительно нуждается в немедленной починке: кровельные желоба покосились, а часть водостоков и вовсе отсутствовала. Я поспешил за Холмсом. Позади что-то бормотал под нос Дженнингс, притоптывая ногами, чтобы согреться.

Конец ознакомительного фрагмента.