Вы здесь

Постыдное удовольствие. Философские и социально-политические интерпретации массового кинематографа. II. Cult, grindhouse и porn идут в мейнстрим (А. В. Павлов, 2014)

II. Cult, grindhouse и porn идут в мейнстрим

1. Что такое культовое кино

Одним из удачных на Западе книжных проектов, посвященных кинематографу, стала книга «1001 фильм, который вы должны посмотреть прежде, чем умереть»[66]. В отличие от других проектов «1001 X» (где X – альбом, еда, напиток и т. д.) эта книга уже выдержала несколько изданий и продолжает переиздаваться. Даже в России (текст перевели и у нас, хотя с очень большими погрешностями) книга выдержала уже два издания. Проект оказался настолько успешным, что от него отпочковалось несколько других, менее грандиозных, но, возможно, более интересных. Речь идет о книгах той же стилистики и той же идеи, но меньшего объема и формата: «101 военный фильм», «101 фильм в жанре хоррор», «101 культовый фильм» и т. д. Одной из первых в серии вышла книга «101 культовый фильм». В нынешнем году Британский институт кинематографии тоже выпустил свой список «100 культовых картин»[67]. Также за последние пару лет вышло несколько антологий, ридеров и монографий, написанных учеными и посвященных культовому кинематографу.

Вместе с тем любой список «100 культовых фильмов» обнажает серьезную проблему. Даже несколько проблем. Во-первых, можно ли говорить о культовом кино не в рамках предъявления лишь списка картин? И если да, то возникает трудность, заключающаяся в том, что далеко не все авторы и тем более зрители согласны в определении культового фильма, а следовательно, не согласны они и с критериями, в соответствии с которыми лента может обрести «культовый» статус. Во-вторых, на каком основании авторы, даже если, как в случае с книгой «101 культовый фильм», это целый коллектив, включают в свои списки те или иные ленты, часто не утруждая себя определением феномена, о котором ведут речь?

Автор едва ли не единственной изданной в России книги, посвященной «культовому кино», Сорен Маккарти[68], пытаясь обосновать свой подход, приводит список рецензий, в котором некоторые читатели без труда обнаружат достаточно сомнительные, чтобы претендовать на культовость, ленты; вместе с тем некоторые фильмы, обладающие статусом «культовых», не освещаются. Лист Маккарти ограничивается 60 наименованиями. И это еще одна проблема – сколько вообще существует культовых картин? 20, 50, 60, 100? В одной из самых популярных интернет-статей[69], посвященных культовому кинематографу, вывешен список из 50 лент, причем здесь тоже предлагаются довольно неубедительные, поверхностные рассуждения о природе культового кино, а в список снова пробрались «самозванцы». Например, лидирующую позицию здесь занимает фильм Фрэнка Дарабонта «Побег из Шоушенка», который, однако, нельзя встретить в других популярных и даже маргинальных каталогах культового кино.

Как можно выйти из всех этих затруднений? Наиболее простой и вместе с тем наиболее уязвимый способ – включать в список только те картины, которые встречаются в любом списке культового кино (например, «Шоу ужасов Роки Хоррора» Джима Шермана или «Крот» Алехандро Ходоровского), и исключать те фильмы, которые, если даже включены кем-то в «культ», все же являются сомнительными – в частности, замечательный нуар Жака Турнье «Из прошлого» или тот же «Побег из Шоушенка». Оставив в списке наиболее часто встречаемые фильмы и выявив то общее, что есть у них, мы сможем выяснить, что такое культовое кино. Хотя, осуществив эту несложную операцию, мы придем к выводу, что очень часто то единственное, что объединяет картины, – это как раз их культовый статус. Он нередко присваивается фильмам, которые нельзя назвать шедеврами или отнести к классике. В результате область «культового кино» становится безбрежной.

В Соединенных Штатах культовыми фильмы становятся потому, что, как правило, какая-то субкультурная группа особенно преданно и фанатично отправляет культ конкретной ленты, будь то «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика, «Шоу ужасов Роки Хоррора» или «Рассвет мертвецов» Джорджа Ромеро. Фанаты одеваются в такую же одежду, какую носил главный герой «Заводного апельсина», устраивают карнавальные шествия в духе безумного веселья «Роки Хоррора», приходят в тот же самый торговый центр в Питтсбурге, где снимался «Рассвет мертвецов», и ходят, вытянув руки, как зомби.

В России также могут любить все эти фильмы, но не до такой степени, чтобы наряжаться в женскую эротическую одежду или изображать живого мертвеца в супермаркете. Чтобы лучше понять это особое культурное значение культового кино, достаточно вспомнить Хэллоуин – исконно американский праздник, который в последнее время стал широко отмечаться и в России. Однако то, что празднуется у нас, совершенно не похоже на оригинал. В России это тематические вечеринки в клубах и кинотеатрах, а также увешанные тыквами и летучими мышами торговые центры, в то время как в США это настоящая народная традиция. То же и с культовым кино: мы можем посмотреть его, но чувств, которые испытывают американские поклонники этих фильмов, явно не испытаем. Как однажды сказал кинокритик Станислав Ф. Ростоцкий про фильм «Шоу ужасов Роки Хоррора»: смотреть его в России – все равно, что подглядывать в окно за чужой вечеринкой.

Ничего удивительного в том, что к словосочетанию «культовое кино» в России относятся либо опасливо, либо небрежно, нет. Хотя даже в России пытались привлечь внимание к «культовому кино» и сообщить, что феномен нуждается в серьезном осмыслении и популяризации. В начале 2000-х в журнале «Логос», посвященном философии и культурологии, вышел текст культуролога Натальи Самутиной, которому, правда, можно было бы предъявить ряд вопросов. Автор демонстрирует познания и понимание того, что проблема существует. Она делит культовое кино на три области: культовую классику; midnight movies (с ее точки зрения, фильмы этой категории делятся еще на три раздела: фильмы маргинальных групп, трэш-кино, а также жанровые картины, связанные с демонстративной иронизацией, доведением до предела абсурда и т. д.); сериалы вместе с фильмами-продолжениями.

Однако такая классификация через перечисление не работает, потому что автор упускает из виду, что классика, пусть зачастую «неклассическая», не может стать культовым фильмом только потому, что это классика[70]. Наталья Самутина, в частности, пишет про ленты первой категории: «Это старые, “проверенные историей” фильмы, на любовь к которым не оказывает влияния смена поколений, – все та же “Касабланка”, “Волшебник страны Оз” или “Некоторые любят погорячее”» (больше известный отечественному зрителю как «В джазе только девушки»)[71]. Однако почему это не «Мальтийский сокол» Джона Хьюстона или «Из прошлого» Жака Турнье? «Волшебник страны Оз» на самом деле является культовым, однако именно потому, что он в некотором смысле утратил свой мейнстримный характер, когда конкретная социальная группа сделала его своей иконой. В частности, речь идет о гомосексуалистах, для которых лента «Волшебник страны Оз» была образчиком определенного стиля, именуемого «кэмп». Точно так же, между прочим, решается вопрос и соотношения мейнстримного и культового кинематографа. Обычно считается, что мейнстримные картины не могут быть культовыми, например, «Матрица» или «Титаник». Это лишь отчасти соответствует действительности, так как в тот момент, когда массовый фильм лишается первоначальной популярности и не остается в анналах классики, его могут попробовать присвоить себе те или иные группы. Например, так случилось с «Сумерками», фактически ставшими основой псевдорелигии для многих фанатов. Хотя сегодня пыл девочек-подростков поумерился, ядро верных фанатов первой части все еще активно. То же с сериалами и сиквелами: изначально они не могут быть культовыми только потому, что являются таковыми. Так, даже оригинальные старые серии «Бэтмена» о похождениях супергероя в костюме летучей мыши, не говоря уже о фильмах Шумахера и Нолана, никогда не имели «культового статуса»[72]. А вот «Твин Пике» считается культовым во многом благодаря его создателю, обладающему статусом культового режиссера. Таким образом, можно сделать вывод, что культовое кино всегда маргинально, и не только в случае трэша, второсортных или гипержанровых картин. Есть и более сложные примеры: например, «Звездные войны», фактически ставшие основой квазирелигии для многих фанатов ненаучной фантастики.

Давайте внимательно взглянем на «Звездные войны» и посмотрим, чем они являются для фанатов в качестве культовой картины. «Звездные войны» вышли на экраны 25 мая 1977 г. «давным-давно, в далекой-далекой галактике», известной как Соединенные Штаты Америки. Этот фильм навсегда изменил облик Голливуда, сущность современного кинематографа, траекторию развития массовой культуры и по большому счету мир в целом. Однако мы отмечаем праздник «Звездных войн» не 25 мая, а 4, потому что несколько лет назад фанаты саги окончательно утвердили эту дату в качестве праздника вселенной «Звездных войн», также именуемого «днем Люка Скайуокера». Всем, кто хоть что-то слышал о сериале, должна быть хорошо знакома фраза «Да пребудет с тобой сила!», на английском звучащая как «May the force be with you». В итоге поклонники стали обыгрывать фразу как «May the fourth (be with you)», т. е. «4 мая». Поэтому именно этот день стал праздником, который в мире отмечается довольно широко, по крайней мере, среди фанатов.

Настоящих и самых преданных фанатов у сериала очень много, особенно если учесть, что не так давно было зафиксировано новое религиозное движение, именуемое джедаизмом, представляющее собой коктейль из различных философских и религиозных учений с большим добавлением мифологии «Звездных войн». Сегодня о приверженности этой религии заявляют не только фанаты, но и некоторые «оппозиционно» настроенные по отношению к каким бы то ни было конфессиям люди. В популярной культуре мы сталкиваемся со «Звездными войнами» повсеместно. Постоянные ссылки и аллюзии на сагу можно неоднократно встретить в таких популярных сериалах (одна из главных форм сегодняшнего масскульта), как «Симпсоны»,

«Южный парк», «Американский папаша», «Как я встретил вашу маму», «Теория большого взрыва» и т. д. К сериалам и многочисленным сайтам добавьте компьютерные игры, комиксы, книги и огромное количество сопутствующих товаров – кружки, одежду, сувениры, игрушки, постельное белье, конфеты, саундтреки, а также постоянные переиздания DVD и Blu-ray копий. Благодаря доходу от всех этих вещей создатель саги Джордж Лукас давно живет безбедно. Владельцы компании, спонсировавшей создание первой серии, настолько были уверены в провале предприятия, что бесплатно отдали ему все коммерческие права на дальнейшее использование франшизы и бренда.

Сам Лукас считает, что когда-то давно в юном возрасте был спасен Провидением от несчастного случая для какой-то высокой цели, которой, как он уверяет, могли быть именно «Звездные войны». Правда, в итоге Лукас оказался заложником своего «творчества», потому что так и не создал ничего другого в качестве режиссера[73]. Более того, его маниакальное стремление улучшить фильм, т. е. ремастировать оригинальное творение, обожаемое фанатами именно как оригинальное, стало объектом для шуток и издевательств. Будто следуя словам магистра Йоды: «Когда 900 лет тебе будет, не сможешь хорошо выглядеть, а?», Лукас стремится подвергнуть сериал пластической операции, чтобы его детище выглядело хорошо всегда.

Чрезвычайная популярность «Звездных войн» способствовала и тому, что узнаваемые образы проникли в большую политику. Так, многие до сих пор говорят о том, что Рональд Рейган некогда назвал СССР «империей зла», а его знаменитую «Стратегическую оборонную инициативу» (СОИ) американские СМИ моментально окрестили программой «Звездных войн». Юристы Лукаса даже подавали иск против главнокомандующего вооруженными силами США с требованием, чтобы тот прекратил в своей антиядерной риторике ссылаться на ставший уже культовым фильм.

Поэтому, хотя Лукаса сегодня скорее ненавидят, «Звездные войны» все еще любят. В XX в. «Звездные войны» подготовили то, что с особенной силой проявилось в начале XXI столетия, – сумасшествие вокруг блокбастеров типа «Властелин колец» и «Сумерки». Творение Лукаса не только изменило облик кинематографа, который мог бы развиваться и в другом направлении, но и инфантилизировало свою аудиторию. Дети, фанатевшие от «Звездных войн», выросли и остались такими же детьми, а некоторые даже трансформировались в «мужчин», напоминающих персонажей «Теории большого взрыва» или в «последователей религии джедаизма».

«Звездные войны» – не единственный пример культового кино. Другими группами, активно участвующими в создании культа вокруг определенных фильмов, могут быть панки или байкеры. Последние, например, всегда с большим почтением относились к фильмам «Беспечный ездок» Денниса Хоппера, «Дикие ангелы» Роджера Кормана или «Садисты Сатаны» Эла Адамсона. Что касается «панковского кинематографа», то и британские, и американские панки сразу возвели в культ картину Дерека Джармена «Юбилей», а чуть позже весьма успешный дебют Алекса Кокса «Экспроприатор». Примечательно, что одной из любимых панковских лент стал «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика.

Итак, если нельзя включать в пантеон культового кино старые мейнстримные фильмы и классические ленты типа «Бульвар Сансет» или «Некоторые любят погорячее», вместо этого ограничивать его только слишком маргинальными лентами, ибо культовой может стать и картина, относящаяся к массовому кинематографу, вновь возникает вопрос: на каких основаниях мы вправе считать фильм, будь он классический, мейнстримный или маргинальный, культовым? Самый надежный и верный способ определить культовость – провести историко-культурологическое расследование, выяснить, когда и почему возникло культовое кино, как оно развивалось и кто является субъектом этой области кинематографа. Поэтому следует спрашивать не «Что такое культовое кино?» или «Культовый ли это фильм?», а «Для кого именно культовый фильм и почему?» или «Когда этот фильм стал культовым?».

Фактически во всех списках культовых картин наиболее ранние – ленты «самого плохого режиссера всех времен» Эдварда Вуда-младшего, некоторые работы Престона Стёрджеса, часто «безымянные» картины второсортной научной фантастики или хоррора, а также, хотя и более поздние, творения Роджера Кормана, короля B-movie. Нередко среди культовых встречаются и

«Андалузский пес» Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали, «Уродцы» Тода Браунинга или «Расскажите вашим детям» Луиса Гасньера (1936; другое название «Конопляное безумие»). Но предполагать, что феномен культового кино возник во времена выхода в свет фильмов «Уродцы» или «Расскажите вашим детям», по меньшей мере наивно. Ни та, ни другая лента, несмотря на то что их появление сопровождалось скандалами, долгое время не были популярны и пребывали в безвестности десятилетиями. Культовыми они, как и «Волшебник страны Оз», стали позже.

У ленты Тода Браунинга о циркачах, превративших коварную красавицу, обманувшую одного из них, в женщину-курицу, сложная судьба. Студия MGM несколько лет держала картину на полке, прежде чем выпустить в прокат. Однако после этого картина исчезла: она была слишком натуралистичной и если не кошмарной, то сложной для восприятия массового зрителя. В итоге компания передала права на «Уродцев» Дуайну Эсперу, фактически первопроходцу exploitation, специализировавшемуся на низкобюджетных лентах с табуированной тематикой. Эспер перемонтировал картину и стал показывать ее под разными названиями в 1940-х в кинотеатрах под открытым небом. Но даже тогда картина вызывала резкие протесты[74]. И все же фильм пришелся по вкусу зрителю и, став культовым, в конце 1960-х положил начало явлению, получившему впоследствии название midnight movie. На протяжении 1970-х фанаты по ночам устраивали ритуальные шествия на просмотр этой странной, мрачной картины.

Что касается ленты «Расскажите вашим детям», то уже в начале 1970-х – времени расцвета культового кинематографа – она была найдена и подарена аудитории, жаждущей зрелищ. В 1971 г. Кейт Строуп, ратовавший за легализацию марихуаны, в Библиотеке Конгресса обнаружил картину и стал показывать ее в студенческих кампусах и маргинальных кинотеатрах. Пропагандистская социальная драма о вреде легких наркотиков превратилась в объект насмешек и издевательств юной аудитории, иронически воспринявшей ленту. Картина стала хитом ночных показов и только тогда приобрела статус культовой[75]. Таким образом, несмотря на то что некоторые из культовых фильмов могут быть датированы 1920-ми и 1930-ми годами, свой статус они получили значительно позже. Именно поэтому всегда необходимо исследовать историю и контекст возникновения фильма, прежде чем включать его в список «культа». Это наиболее верный способ проверки картины на культовость.

Очевидно, феномен культового кинематографа появился во второй половине 1950-х и стал возможен благодаря, во-первых, грайндхаусным кинотеатрам, специализировавшимся на второсортном коммерческом кино, и, во-вторых, кинотеатрам под открытым небом (драйвинам), в которых демонстрировались ленты примерно того же содержания – дешевая научная фантастика, снятая для молодежи, типа «Капли» Ирвина Йиворта или «Врага без лица» Артура Крэбтри. Появление первых культовых лент приходится на 1950-е годы. Ключевой фигурой тут можно назвать Роджера Кормана, чьи фильмы «Ведро крови» (1959) и «Маленький магазинчик ужасов» (1960) стали обязательными для ритуального просмотра молодежи.

Но вернемся во вторую половину 1950-х. Фильмы Эдварда Вуда-младшего тогда смотрели точно так же, как и многие другие картины такого рода – дешевые ужасы, созданные для развлечения. Однако сегодня Вуд имеет совершенно другой статус – «худший режиссер всех времен». Его картины прошли переоценку, и аудитория стала любить их не потому, что они могли бы просто развлечь, но потому, что они могут развеселить. Возрождение интереса к почти забытому режиссеру началось в конце 1960-х благодаря показу некоторых его фильмов по телевидению. Однако истинный интерес к режиссеру возродился в 1970-х, когда братья Медведы организовали премию «Золотая индюшка» и фильм Вуда «План 9 из открытого космоса» выиграл в номинации «худшая картина всех времен». Именно тогда родился культ Эда Вуда-младшего.

В 1960-е, фактически сразу после появления, а не десятилетия спустя, культовыми могли стать ужасы («Карнавал душ»); exploitation (ленты типа «Мочи! Мочи их, киска!» Расса Мейера); жанровые коммерческие работы (типа «Шоковый коридор» и «Обнаженный поцелуй» Сэма Фуллера); либо андеграундный кинематограф («Пламенеющие создания» Джека Смита, «Винил» и «Девушки из Челси» Энди Уорхола, «Скорпион восставший» Кеннета Энгера). Если исходить из жанрового своеобразия, можно сделать вывод, что, хотя фактически любой фильм имеет шанс стать культовым, это реже мейнстримные ленты и чаще – картины категории В или различные маргинальные работы.

Расцвет культового кино пришелся именно на 1960-1970-е годы, когда были реабилитированы многие забытые картины, в некотором смысле опередившие свое время. Новый этап развития культового кинематографа условно начался в 1968 г., когда в прокат вышли независимые картины «Ночь живых мертвецов» Джорджа Ромеро и «Мишени» Питера Богдановича. Оба фильма порывали с традицией «наивного хоррора» и открывали путь чему-то новому. Именно они положили начало феномену midnight movie («полночного кино»). Таким образом, midnight movies – категория скорее историческая, точно так же, как, например, грайндхаус. Между прочим, сегодня многие кинотеатры в Соединенных Штатах устраивают ночные показы картин, давно ставших культовыми, – «Зловещие мертвецы», «Тролль-2», «Заводной апельсин». Несмотря на то что у всех поклонников эти ленты, конечно, есть в коллекции, все равно фанаты приходят на показы, чтобы насладиться особой атмосферой ночного просмотра. Зная фильм наизусть, они дружно цитируют фразы, ставшие крылатыми, или в унисон аплодируют персонажу, который делает что-то невероятное. Когда фильм «Мишени» вышел в прокат в 1968 г., то успехом не пользовался. Зато на протяжении 1970-х по ночам его стабильно ходили смотреть ценители. Несмотря на то что кинотеатр «Элджин», где крутили «Мишени», открылся в 1942-м, домом для полночного культового кино он стал лишь в 1970-е. В то же десятилетие «Элджин» крутил такие ленты, как «Крот», «Тернистый путь» Перри Хенцеля, «Ночь живых мертвецов», «Голова-ластик» Дэвида Линча, «Розовые фламинго» Джона Уотерса, «Шоу ужасов Роки Хоррора»[76]. Именно в этом кинотеатре поклонники могли увидеть также «Уродцев» и «Конопляное безумие». Все они были предназначены строго для ночного показа. Когда «Крота» попытались показывать в более престижном кинотеатре и по утрам, он потерял свою аудиторию ровно за три дня, и фильм вернули к ночному показу.

Примерно в это же время культовыми стали считаться картины, про которые сегодня принято говорить «чем хуже, тем лучше» или «так плохо, что даже хорошо» и которые зачастую обозначают как «кэмп». Обычно считается, что кэмп – это ироничное использование клише, а образчиком его называют творения Джона Уотерса. Представляется, что это не совсем так. В действительности кэмп – это прежде всего присвоение и иногда феминизация образов, символов, артефактов, изначально принадлежавших гетеросексуальной культуре, что ведет к трансформации их значения и фактически начинает обозначать гомосексуальную идентичность[77]. «Волшебник страны Оз» – самый яркий пример культового фильма в стиле кэмп. Другая лента из того же разряда «Долина кукол» – экранизация женского популярного романа Жаклин Сьюзан. Поклонники признают этот фильм настолько приторным, что любят его именно за то, что он не удался. Что характерно, оценить прелесть кэмпа могут не только гомосексуалисты. Сорен Маккарти, один из поклонников фильма, пишет: «Триумф “Долины кукол” в том, что хотя этот фильм олицетворяет впустую потраченные талант, время и деньги, 30 лет спустя после его создания мы все еще смотрим его, даже не будучи гомосексуалистами»[78]. Культовые картины, которые не являются кэмпом, но относятся к категории «чем хуже, тем лучше», – это, например, «Манос: руки судьбы» (1966), «Тролль 2» (1990) и «Комната» (2003).

Культовыми могут стать и картины, созданные не в США. Достаточно вспомнить снятый в 1971 г. фильм Майка Ходжеса «Убрать Картера» с Майклом Кейном. Действительно международный успех снискал боевик «Выход дракона» (1973) Роберта Клоуза с Брюсом Ли. Одной из самых культовых картин, сделанных не в США, является «Бетти Блю, или 37.2 по утрам» (1986) Жан-Жака Бенекса. Почти сразу как о культовом режиссере заявил о себе и новозеландец Питер Джексон, сегодня снимающий «Властелина колец», но начинавший с таких хорроров, как «В дурном вкусе» (1987) и «Живая мертвечина» (1992). Таким образом, культовые фильмы снимаются не только в Соединенных Штатах, но очень часто становятся таковыми именно там.

Следующий этап развития культового кино фактически стал завершающим. В довольно консервативное рейгановское десятилетие, когда к тому же расцветали видео и телевидение, культовое кино продолжало жить, но принимало иные формы. Бывший до того довольно радикальным и даже контркультурным культовый кинематограф стал либо маргинальным, либо условно мейнстримным, хотя и оставался по-прежнему достоянием отдельных субкультур – панков («Экспроприатор» Алекса Кокса), протестующей молодежи («Клуб “Завтрак”» Джона Хьюза), рокеров («Spinal Тар. Последнее турне» Роба Райнера) и т. д.

К концу 1980-х фильмы не так часто, как в предшествующие десятилетия, становились культовыми, а в 1990-е культовое кино, каким его знали до тех пор, практически исчезло. Появились картины Квентина Тарантино, которые по существу знаменовали радикальную трансформацию или даже смерть культового кино, как считают некоторые. Тарантино верно понял формулу успеха и стал эксплуатировать дух культа. Дэнни Ли написал в «Guardian»: «Ныне слово “культовый” изгнано из словарного запаса мирового кинематографа. И что важнее, исчезла сама эта часть истории кино. <…> То, началом чему послужили “Бешеные псы” и что “Криминальное чтиво” превратило в феномен, было просто награблено у десятилетий истории культового кино: ради кадра, сюжетных линий и саундтрека было перепахано целое поколение фильмов. Проблемы же здесь вовсе не в плагиате, а в формировании отношения к культовому кино»[79].

До 1990-х было ясно: фильмы не создаются культовыми, они таковыми становятся или случаются прежде всего благодаря аудитории. Но Тарантино стал именно делать культовые фильмы. Хотя, надо отметить, не он один. То же самое можно сказать о Тиме Бёртоне, который избрал для себя путь парафраза научной фантастики 1950-1960-х. Примечательно, что Бёртон воздал должное и Вуду-младшему в фильме «Эд Вуд» (1994), также, в свою очередь, пользующемуся статусом культового. К технологии создания кинокульта подключились прокатчики. Современная журналистка Наоми Кляйн описала процедуру превращения в культовый фильм Пола Верхувена «Шоугерлз» (1995). Через полгода после провала в кинотеатрах студия MGM «пронюхала, что это “сексплутационное” кино неплохо расходится на видео, причем не просто как квазиреспектабельная порнография. Судя по всему, группы “двадцати-с-чем-то-летних” закатывали иронические тусовки на тему “Шоугерлз”, злобно насмехаясь над кошмарным сценарием и переполняясь ужасом при виде напоминающих аэробику сексуальных контактов. Не удовлетворяясь доходами от продажи фильмов на видеокассетах, MGM решила заново пустить фильм в прокат под видом новой версии английского фильма 1975 г. Rocky Horror. <…> Для предварительного показа в Нью-Йорке студия даже наняла армию трансвеститов, чтобы они орали на весь зал через мегафоны в самые гнусные экранные моменты»[80].

Последними, безусловно культовыми картинами стали midnight movie «Донни Дарко» (2001) Ричарда Келли и «настолько плохое, что даже хорошее кино» «Комната» (2003) Томми Визо. Причем оба режиссера признались в том, что намеревались снять именно культовые фильмы. Однако, как утверждают некоторые исследователи, для кино, которое изначально делается с целью превратить его в культовое, нужны новые понятия, иначе мы окончательно запутаемся[81]. При этом возникают вопросы, как быть с «Гарри Поттером» или «Властелином колец»? «Властелин колец» точно может похвастаться всеми атрибутами культа, а вот франшиза «Гарри Поттер» является скорее мейнстримной и, кажется, не обзавелась такими фанатами, как поклонники «Властелина колец» и теперь «Хоббита». Чтобы войти в историю культового кинематографа, нужно пройти проверку временем и сохранить любовь самых преданных поклонников, что сделали, например, «Звездные войны».

2. Грайндхаус прежде и теперь

Грайндхаус – одно из самых интересных явлений мирового кинематографа. В России критики почти не пишут о грайндхаусе или о фильмах категории В. Среди немногих исключений – обзорная статья Ивана Денисова «Термиты с 42-й улицы»[82]. Почему речь идет о 42-й улице, скажем позже, а термитов объяснить нужно сразу. Иван Денисов опирается на метафору американского кинокритика Мэнни Фарбера, поделившего режиссеров на обласканных прессой и наделенных различными призами «белых слонов», мерно ступающих по истории мирового кино, и «термитов», незамеченных мастеров, которые медленно прокладывают свой путь в жанровом кинематографе. Многие мастера грайндхауса, с точки зрения Ивана Денисова, с которой, впрочем, нельзя спорить, являются «термитами», оказавшими существенное влияние на развитие кино.

В широкий обиход слово «грайндхаус» во всем мире вошло в 2007 г. с появлением одноименного проекта Роберта Родригеса и Квентина Тарантино. После того как термин проник в словарь рядового кинозрителя, соответственно проснулся интерес к фильмам, на которые стали часто вешать ярлык «грайндхаус». В итоге понятие оказалось в некотором роде дискредитировано, потому что так стали обозначать все картины, которые не могли или не могут претендовать на статус классики, артхауса, авторского или мейнстримного кино и т. д., т. е. weird – «странные» с оттенком омерзительности (например, таковой стали считать картину «Человеческая многоножка-2», 2011); предельно дешевые жанровые ленты, часто сделанные для телевидения (продукция Джима Уайнорски или Фреда Олена Рэя); скандальные фильмы («Сербский фильм», 2010) и т. п.

Однако понятие «грайндхаус» требует прежде всего исторического объяснения. Когда-то, в 1960-е и 1970-е годы, так назывались кинотеатры, в которых показывали низкобюджетные ленты, как правило, не самого высокого качества с обильной демонстрацией насилия и сцен сексуального характера, иногда откровенно порнографические. Картины подобного содержания можно было увидеть главным образом в американских крупных городах, которые располагались в штатах с относительно свободным законодательством. Своими грайндхаусными кинотеатрами была известна 42-я улица в Манхэттене в Нью-Йорке – отсюда и берет свое начало важное понятие «кино 42-й улицы». Впрочем, сегодня этих кинотеатров там уже нет, и то, что называется грайндхаусом, часто на поверку не оказывается таковым в аутентичном значении слова. Бывает, что как синоним этого понятия используют словосочетание «эксплуатационное кино». Многие фильмы из этой категории считаются культовыми[83], поэтому понятия «культовое кино» и «грайндхаус» тоже часто пересекаются. Фильмы этой категории посвящены неполиткорректным темам – насилию над женщинами (причем не только сексуальному), жестоким убийствам, кровавым ужасам, описанию «тайной жизни» женских монастырей, изображению нацистов в качестве сексуальных извращенцев, чернокожих американцев в качестве сутенеров, гангстеров, наркодилеров и т. п. Отсюда и различные виды эксплуатационного кино – sexploitation (эксплуатация табуированных сексуальных тем), nazploitation (эксплуатация нацистской тематики), nunsploitation (эксплуатация жизни женских монастырей), blaxploitation (эксплуатация чернокожих), особый подвид women in prison (WIP), т. е. «женщины за решеткой».

В 2011 г. в некоторых российских кинотеатрах шла документальная картина Элайджи Дреннера «Американский грайндхаус» (2010). В целом картина довольно точно, хотя иногда и бегло, уделяя слишком много внимания сторонним сюжетам, повествовала об истории американского грайндхауса. Большинство героев фильма, за исключением нескольких историков кино, – это бывшие режиссеры, многие из которых когда-то работали в области эксплуатационного кино, а некоторые даже смогли сделать карьеру в большом кинематографе. Среди прочих интервью дали режиссеры Джон Лэндис, Ларри Коэн, Джо Данте, Джек Хилл, Дон Эдмондс, Тед Ви Майкле, Хершел Гордон Льюис, Уильям Лустиг, а также актер Фред Уильямсон. Все эти мастера, даже если кто-то из них снимает и сегодня, уже давно сделали свои лучшие картины, что в очередной раз свидетельствует о том, что классический американский грайндхаус, каким мы его знали, принадлежит истории.

«Американский грайндхаус» – не единственное доказательство проснувшегося интереса к феномену. В течение последних лет этот вид кинематографа так или иначе приковывает к себе внимание зрителей. Это можно увидеть в разных сферах. Во-первых, вышел уже упомянутый фильм, некоторые другие документальные работы, например, лента «Baadasssss Cinema» (2002) об истории фильмов blaxploitation. Во-вторых, многочисленные римейки грайндхаусных фильмов: «Техасская резня бензопилой» (2003), «Поворот не туда» (2003), «У холмов есть глаза» (2006), «Последний дом слева» (2009), «Пиранья» (2010), если говорить о самых приметных. В-третьих, это стилизации типа «Грайндахаус» (2007) Тарантино и Родригеса, «Мачете» (2010), «Мачете убивает» (2013) Родригеса и «Бомж с дробовиком» (2011) Джейсона Айзнера. В-четвертых, последнее время подобное кино стали выпускать в лицензии в огромном количестве. Например, Британский киноинститут выпустил целую серию британского эксплуатационного кино. Уильям Лустиг, снявший один из самых видных грайндхаус-фильмов «Маньяк», уже давно открыл собственную компанию и выпускает на DVD и Blu-ray фильмы Ларри Коэна («Бог велел мне», 1976; «Кью», 1981; и многие другие), Дона Тейлора («Финальный отчет», 1980), Джозефа Зито («Незнакомец», 1981), Боба Кларка («Смертельный сон», 1972) и т. д. Наконец в-пятых, некоторые западные компании издали на DVD несколько сборников трейлеров грайндхаусного кино[84].

Принципиально важными для грайндхауса всегда были трейлеры, которые обычно заполняли лакуны между двумя картинами. Дело в том, что сеанс в грайндхаусном кинотеатре, как правило, состоял из двух фильмов, так называемых double feature, а непосредственно до и между лентами демонстрировалось несколько трейлеров с характерной заставкой и с не менее характерной музыкой. Весь аудиовизуальный ряд и трейлеров, и заставок, и самих фильмов с важной стилизацией под ветхую, неремастированную пленку полностью воспроизведен в проекте «Грайндхаус» Роберта Родригеса и Квентина Тарантино.

Сборники трейлеров, изданных на DVD в 2000-х, имеют характерные названия. Это пять томов «42nd Street Forever», выпущенных в 2005, 2006, 2008 и 2009 гг. (две последние части). В 2007-м вышел особый том «42nd Street Forever», который не попал в собрание, потому что стал специальным выпуском (XXX-Treme Special Edition), т. е. был посвящен порнографии, представив палитру феномена полнее. Также в 2007 и 2008 гг. соответственно вышло два сборника трейлеров «Grindhouse Trailer Classics. Volume 1» и «Grindhouse Trailer Classics. Volume 2». Примеры можно умножать до бесконечности. Среди роликов огромное количество фильмов разных жанров и стран – ужасы, боевые искусства, спагетти-вестерны и т. д. Вот почему под определение «грайндхаус» подпадает и творчество многих европейских мастеров, например, Пита Уокера (Великобритания), Жана Роллена (Франция), Бруно Маттеи, Дарио Ардженто (Италия), Во Арне Вибениуса (Швеция) и др. Ленты этих режиссеров также демонстрировали в грайндхаусных кинотеатрах США. Кроме того, в них крутили картины и канадского производства, в частности ранние фильмы Дэвида Кроненберга «Они пришли изнутри» (1975), «Бешеная» (1977) и «Выводок» (1979).

Итак, с одной стороны, грайндхаус – это sexploitation-фильмы самых разных жанров, от пошлых комедий, странных мелодрам, легкой эротики и до жесткой порнографии; с другой – ужасы различных оттенков и фильмы табуированной тематики. Когда же возник этот жанр, как развивался и в какое время исчез? Одним из первых, кто произвел революцию в эксплуатационном кино, стал Расс Майер, сняв сексуальную комедию «Аморальный мистер Тис» (1959)[85]. В ней, в отличие от многих других фильмов, склеенных из роликов, где можно было наблюдать раздевающихся женщин, присутствовал сюжет. На протяжении 1960-х Расс Майер один за другим снимал жанровые фильмы на запретные темы. В это же десятилетие процветал и такой жанр, как nudie – фильмы, где можно было увидеть обнаженных людей, не только женщин, но и мужчин. Раздетые люди играли в спортивные игры, плавали в бассейне, обедали… Единственное, чем различались картины этой тематики, – фантазия авторов. Например, Дорис Уишман, которую часто называют «Эдом Вудом в юбке» (напомним, что Вуда-младшего до сих пор считают самым плохим режиссером за всю историю кинематографа), могла поместить нудистов в какое-нибудь экзотическое место, примером чему является ее картина «Нудисты на Луне» (1960). Фильмы Майера отличались наличием сюжета, динамикой, резким монтажом и явно были интереснее.

Однако в те же 1960-е происходило становление и другого субжанра эротического кинематографа – roughies – жестких порнографических фильмов. На формирование подобного кино повлияли ленты Расса Майера «Лорна» и «Мотопсихи» («Безумные мотоциклисты») и все той же Дорис Уишман. Прежде всего речь идет о ее трилогии «Сексуальные риски Полетт» (1965), «Вкус плоти» (1967) и «Слишком много, слишком часто» (1968). В этих лентах уже присутствовал сюжет, а главное – насилие. Поскольку сам секс, но не обнаженных людей, изображать в 1960-е было запрещено, автор нашла выход в изображении убийств обнаженных женщин. В этом же ключе была сделана и трилогия известной пары Роберты и Майкла Файндлей, снимавшей грайндхаусные фильмы: «Прикосновение ее плоти» (1967), «Проклятие ее плоти» (1968) и «Поцелуй ее плоти» (1968).

К 1970-м рамки дозволенного стали раздвигаться, и в 1970 г. произошел очередной переворот: появилась «Мона» – лента, которая стала первой картиной, перешедшей черту от симуляции к реальному сексу. Не все историки согласны с тем, что «Мона» была первым хардкор-фильмом, но все сходятся в том, что она точно стала первым наделавшим шума. Реклама «Моны» утверждала, что данная картина мгновенно сделала своих многочисленных предшественников устаревшими[86]. Однако переход от запрещенных мужских фильмов к легальным художественным нарративам стал возможен лишь после выхода ленты Джерарда Дамиано «Глубокая глотка» (1972). Он положил начало эры порношика, который вошел в широкий обиход после более чем успешного проката картины и использовался, чтобы описать невероятный успех таких откровенно порнографических фильмов, как «За зеленой дверью» (1972), «Дьявол вселился в мисс Джонс» (1973), «Алиса в стране чудес: порно-музыкальная фантазия» (1976), «Дебби покоряет Даллас» (1978) и многих других. Большинство актеров и режиссеров порнофильмов 1970-х годов искренне верили в то, что они делают настоящее искусство. Но это была одна сторона откровенного кино – представители порношика, пытавшиеся делать «искусство». Другую сторону выражали настоящие подпольщики порнографии, такие как Шон Костелло, Зебеди Колт, Фил Принс, Джо Дэвиан, собственно, и ставшие творцами жанра roughies[87].

В 1960-е же годы появился и жанр gore, создателем которого стал Хершелл Гордон Льюис, снявший хиты «Кровавый пир» (1963), «Раскрась меня кроваво-красным» (1965), «Кудесник крови» (1970) и главный фильм «2000 маньяков!» (1964). Акцент в его картинах был сделан исключительно на «расчлененке» и обилии крови. Большей частью все его кино являлось значительно менее художественными вариациями знаменитой сцены в душе из «Психо» (1960) Альфреда Хичкока, растянутыми на полтора часа. Так или иначе, Хершелл Гордон Льюис вошел в историю грайндхауса как настоящий мастер, создатель субжанра ужасов gore, и ныне считается культовым режиссером. Собственно, он предвосхитил мастеров ужасов 1970-х.

Ужасы стали одним из самых популярных жанров в грайндхаусных кинотеатрах. Джордж Ромеро, Уэс Крейвен, Тоуб Хупер, Джон Карпентер, Ларри Коэн, сегодняшние мэтры хоррора, когда-то начинали как представители грайндхауса. Собственно, многие из них в некотором смысле и облагородили это понятие. Самыми известными лентами 1970-х стали «Ночь живых мертвецов» (1968) и «Рассвет мертвецов» (1978) Джорджа Ромеро, «Последний дом слева» (1972) и «У холмов есть глаза» (1977) Уэса Крейвена, «Техасская резня бензопилой» (1974) Тоуба Хупера, «Нападение на полицейский участок № 13» (1976) и «Хеллоуин» (1979) Джона Карпентера, «Оно живое» (1974) Ларри Коэна. Были и менее известные, однако не уступающие упоминаемым хитам грайндхаусного проката картины. Например, более популярные в 1970-е и 1980-е, чем сегодня, работы Джеффа Либермана «Синяя радость» (1976) и «До самого рассвета» (1981); картины Уильяма Гирдлера «Приют сатаны» (1972), «Трое на крюке для мяса» (1973); а также фильмы С.Ф. Браун-ригга «Держи мою могилу открытой» (1980), «Не заглядывай в подвал» (1973) и «Не открывай дверь» (1975).

Обратим внимание на названия двух последних фильмов. Они начинаются с предостережения: не делать чего-то. Это очень показательное явление для грайндхаусной продукции. Так, один из трейлеров, представленных в проекте Тарантино и Родригеса, имеет самое характерное для грайндхаусных лент название – «Не…» (Don’t). Ролик обыгрывает многочисленные фильмы с этими самыми названиями: «Пожалуйста, не ешь мою маму» (1972), «Не заглядывай в подвал», «Не открывай дверь», «Не заходи в дом» (1979), «Не ходи на окраину парка» (1979), «Не ходи в лес» (1981), «Не открывать до Рождества» (1984). Сюда же следует добавить фильмы Хорхе Грау «Не открывай окно» (1976) и Роберта Хаммера «Не отвечай на телефонный звонок» (1981). Все, к кому обращен запрет «не», конечно, его нарушают, за что их настигает насильственная смерть, как правило, от жестокого убийцы.

Другим типом грайндхаусного кино стали ленты, именуемые blaxploitation. Историки спорят, какой из фильмов стал первым в жанре, поэтому назовем главные. «Хлопок едет в Гарлем» Ози Дэвиса вышел в 1970 г. и стал лишь предвестником целой волны картин о нелегкой судьбе чернокожих в городских трущобах. Первыми же черными хитами стали студийный «Шафт» (1971) Гордона Паркса с Ричардом Раундтри и независимый «Сладкая песнь мерзавца Свитбека» (1971) Мелвина Ван Пиблза. Первый живописал чернокожего героя, который не шел на сотрудничество ни с властями, ни с черными гангстерами. Поскольку «Шафт» пользовался бешеным успехом, крупные студии решили снимать фильмы на ту же тему, в будущем привлекая белых, а не чернокожих режиссеров. «Свитбек» стал иконой агрессивных чернокожих американцев, большая часть которых входила в организацию «Черные пантеры». Картина повествовала о том, как герой, вступившись за брата по расе, вынужден убегать от коррумпированной полиции. Вся эта продукция была ориентирована на чернокожих американцев, живущих в городских трущобах. Чтобы расширить аудиторию, создатели фильмов шли на разные уловки. Отсюда и многочисленные вариации на тему.

Можно встретить точку зрения, что blaxploitation – это сюжеты старых хитов с черными актерами типа «Блэкула» (1972) и «Доктор Блэк и мистер Уайт» (1975) Уильяма Крейна или «Блэкенштейн» (1973) Уильяма Леви, а также «Кричи, Блэкула, кричи» (1973) Боба Кельяна. Однако это лишь часть явления. Blaxploitation значительно разнообразнее. Главная особенность подобного кино – преобладание чернокожих персонажей. Кроме того, чернокожие должны не только побеждать белых, но и отражать «реалии жизни», чтобы привлечь соответствующую аудиторию. При этом акцент делался на насилии и экшне. С 1971 по 1975 г. появилось более 60 blaxploitation-фильмов разных жанров: ужасы, боевики, вестерны, даже мультфильмы – сатирическая «Шкура енота» (1975) Ральфа Бакши[88].

Если Шафт был настоящим героем, которым можно было восхищаться, а Свитбек при всем прочем символизировал протест «угнетаемых черных против богатых белых», то другие персонажи грайндхаусного blaxploitation являлись скорее антигероями – гангстерами, наркодилерами, сутенерами и т. д. Таковы, например, «Суперфляй» (1972) Ричарда Раундтри-младшего, «Черный Цезарь» (1973) Ларри Коэна, «Сутенер» (1973) Майкла Кампуса. В этих фильмах чернокожий сутенер или наркодилер одерживал победу над своими, чаще всего белыми, противниками. Волна таких фильмов сошла на нет, когда выяснилось, что якобы реалистичное изображение чернокожих, т. е. гангстеров, сутенеров и наркоторговцев, в фильмах подобного рода нагнетает расовую неприязнь. Однако была и другая причина забвения blaxploitation. Уже в середине 1970-х аудитория устала от бесконечных вариаций формул «черное добро против белого зла» или «известный хит, только с чернокожими». Тогда стало ясно, что специальная продукция для черных больше не нужна.

Еще одной популярной темой эксплуатационного кино стали нацисты и все возможные злодейства и извращения, которые им можно было приписать. Типичным, например, стал хит «Шоковые волны» (1977) Кена Уиндехорна, главную роль в котором играл Питер Кушинг, изображавший ученого, который создал суперсолдат-нацистов во время Второй мировой войны. На каком-то далеком острове эти суперсолдаты, обитающие под водой, дожили до 1970-х и там стали убивать молодых людей, нечаянно попавших в это место. Одним из самых популярных фильмов нацистской тематики стала картина Дона Эдмондса «Ильза: волчица СС» (1975), а также ее продолжение «Ильза, хранительница гарема нефтяного шейха» (1976). Вместе с тем первый nazploitation вышел задолго до фильмов Дона Эдмондса. Это был «Лагерь любви № 7» (1967) одного из самых недооцененных американских режиссеров Ли Фроста. Хотя тот факт, что Фроста сегодня историки кино обделили вниманием, объясняется тем, что он всегда работал с экстримным материалом, часто порнографическим. Тот же Ли Фрост снял один из самых поразительных грайндхаусных гибридов «Черное гестапо» (1975), в котором вместо жестоких нацистов над заключенными издевались чернокожие бандиты в униформе.

Очень быстро эстафету nazploitation подхватили итальянцы, которые сняли огромное количество лент этой тематики. Многие из них добирались и до грайндхаусов США. Среди эксплуатационных европейских фильмов, которые попадали на большие экраны Америки, могли оказаться и картины уважаемых авторов, настоящих художников. Например, картина «Сало, или 120 дней Содома» (1975) Пьера Паоло Пазолини долгое время в США воспринималась в историческом и культурном контексте грайндхауса. Публика грайндхаусов вряд ли пошла бы на Висконти или Антониони, однако кино Пазолини попало в цунами фильмов nazploitation, и поскольку по качеству оно превосходило все прочие ленты подобной продукции, ее принимали очень хорошо. Она стала любимой среди публики, не очень уважительно относящейся к «белым слонам» из Европы.

Примерно на ту же тему, только без нацистов, были картины категории «женщины за решеткой». Сначала вышел «Дом большой куклы» (1970), а затем ее саркастический парафраз «Большая клетка для пташек» (1972). Обе ленты режиссировал Джек Хилл[89]. Он же, кстати, снимал и blaxploitation. Именно ему принадлежат известные картины «Крепкий кофеек» (1973) и «Фокси Браун» (1974) с Пэм Гриер, сыгравшей Джеки Браун в одноименном фильме Тарантино 1997 г., – лишь одном из многих сюжетов грайндхауса, обыгранных режиссером. Фильмов на эту тему существует очень много. Поэтому, не вдаваясь в подробности, заметим, что такие мэтры, как Алан Рудольф или Джонатан Демми, режиссер «Молчания ягнят» (1990), начинали с эксплуатационного кино, а именно с фильмов о «женщинах за решеткой». Алан Рудольф снял «Сарай голых мертвецов» (1974), а Джонатан Демми не только поставил фильм «Страсть за решеткой» (1974), но и написал к нему сценарий. Фактически эта картина стала одной из самых известных на тему «женщины за решеткой».

Расцвет всех этих субжанров пришелся на 1970-е и отчасти сохранялся в 1980-е. Однако каково же наследие грайндхауса? Осталось ли сегодня от него хоть что-нибудь? Классический грайндхаус спровоцировал появление многих фильмов, объявленных его реинкарнацией. Заметим, что речь идет не о возрождении, а о перерождении, потому что некоторые мастера низкобюджетного кинематографа продолжают снимать свои фильмы по сию пору Однако их творчество теперь уже привлекает незначительное число самых искренних и преданных поклонников. Вместе с тем классический грайндхаус дал жизнь интересному тренду – стилизации и переосмыслению низкобюджетного кино 1970-х годов.

Сегодня можно говорить о трех направлениях грайндхаусного кино. Во-первых, догматический грайндхаус. Продолжают снимать фильмы Джордж Ромеро (из всех современных его картин ближе всех к грайндхаусу «Выживание мертвецов», 2009) и Джон Карпентер («Палата», 2010). Тоуб Хупер не просто продолжает снимать подобное кино, но и делает римейки классических грайндхаусных лент, например «Кошмар дома на холме» (2003) – римейк ленты «Убийство инструментами» Дениса Доннели (1978). Не снимавший долгое время Джефф Либерман в 2004 г. сам написал сценарий и поставил типичный грайнд-фильм «Маленький помощник сатаны». Даже Хершелл Гордон Льюис попытался поставить продолжение своего хита «Кровавый пир-2» (2002) после 30-летнего перерыва. Одновременно появляются низко бюджетные римейки грайндхауса, например, фильмов того же Льюиса. Достаточно вспомнить «2001 маньяк» Тима Салливана и «Король иллюзий» Джереми Кастена (так на русском окрестили римейк 2007 г.: хотя оба фильма в оригинале называются «The Wizard of Gore», картина 1970 г. в России имеет названия «Кудесник крови» или «Кровавый фокусник»). Это не стилизация, как у Тарантино и Родригеса, а классические грайндхаус-ленты, снятые в 2000-е.

Во-вторых, можно говорить о грайндхаусе в модернистском понимании, который также можно назвать мейнстримным. Вероятно, не все зрители знают, но такие жесткие картины, как «Корабль-призрак» (2002), «Техасская резня бензопилой» (2003), «У холмов есть глаза» (2005), «Последний дом слева» (2009), «Я плюю на ваши могилы» (2010), «Пиранья» (2010) и т. п., являются крупнобюджетными римейками дешевых фильмов 1970-х. Однако речь идет не только о римейках. Например, «Смертельная гонка» (2008) Пола Андерсона не полноценный римейк, но в нем многое позаимствовано из картины Пола Бартела «Смертельные гонки 2000» (1975). «Перед самым рассветом» Джеффа Либермана лег в основу картины «Поворот не туда» (2003). «Мой кровавый Валентин» (2009) Патрика Люсье является римейком одноименного канадского фильма Джорджа Михалки (1981). Две серии «Хэллоуина» (2007, 2009) Роба Зомби стали интерпретацией классической ленты Карпентера. О том, что модернистский, или мейнстримный, грайндхаус привлекательнее для аудитории, чем догматический, свидетельствует, например, следующее. Студийный фильм Джорджа Ромеро «Земля мертвых» (2005) собрал в прокате более 43 млн долл, с бюджетом 15 млн, римейк его картины «Рассвет мертвецов» (2004), снятый Заком Снайдером, собрал более 102 млн с бюджетом 26 млн (правда, также нужно учесть 20 млн, потраченных на маркетинг).

В-третьих, существует возрождение грайндхауса и в постмодернистском ключе. В отличие от фильмов-римейков здесь делается упор на сознательную стилизацию и иронию по отношению к наследию грайндхауса. Самым ярким стал проект «Грайндхаус» (2007) Родригеса и Тарантино. Сюда можно отнести и другие фильмы: «Черный динамит» (2009) Скотта Сандерса, «Мачете» (2010) и «Мачете убивает» (2013) Роберта Родригеса, а также «Бомж с дробовиком» (2011) Джейсона Айзнера. Современной реинкарнацией blaxploitation стала картина «Черный динамит», иронично обыгрывающая практически весь «черный кинематограф» 1970-х. Здесь же следует упомянуть «Стервозные штучки» (2009) Рика Джейкобсона. Титры этого фильма идут на кадрах таких картин, как «Мочи! Мочи их, киска!» (1965) Расса Майера, «Крепкий кофеек» Джека Хилла, «Триллер: жестокое кино» (1974) Во Арне Вибениуса. Также, например, поклонники сериала «Звездные войны» выпустили стилизованную картину «Война звезд: новая надежда грайндхауса» (2009). Фильм является грайндхаусной стилизацией «Звездных войн» (1977). Из классического кино были вырезаны некоторые сцены, добавлены когда-то удаленные, а сама картинка ремастирована под ветхую пленку. Фанаты высоко оценили этот любительский «римейк».

Сегодня пока что не появилось фильмов, которые бы отдавали должное подвиду эксплуатационного кино «женщины за решеткой», за исключением небольшого эпизода в первой части шоу «Грайндхаус» – «Планета страха» Роберта Родригеса. Это можно объяснить тем, что во времена обязательной политкорректности картины об унижении женщин и издевательствах над ними снимать строго запрещено, разве только с ироническим отстранением. Так или иначе, классический американский грайндхаус не умер; он и сегодня является источником богатого материала и свежих идей.

3. Жизнь и времена порношика[90]

В сравнительно новом популярном на Западе американском сериале «Безумцы», действие которого происходит в конце 1950 – начале 1960-х годов, есть любопытный эпизод. Женщина возвращает своей коллеге «запретное чтиво» – роман английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей» – и сопровождает этот жест несколькими комментариями. И хотя герои сериала в довольно пуританские времена напропалую занимаются любовью друг с другом или, по крайней мере, имеют многих любовниц или любовников, безобидный литературный сюжет о том, как женщина изменяет своему парализованному мужу с лесником, в обществе считается незаконным и предосудительным. Женщины очень живо отзываются о книге и дружно соглашаются в том, что мужчинам ее, конечно, не понять.

Фактически этот сюжет основан на реальных событиях. В 1960 г. в США проходил громкий судебный процесс, в котором решалось, стоит ли допускать книгу «Любовник леди Чаттерлей» к широкому чтению. Это особенно удивительно, учитывая, что спустя 10–15 лет люди, по крайней мере, в таких славящихся свободой нравов городах Соединенных Штатов, как Сан-Франциско или Нью-Йорк, могли спокойно сходить в кино, чтобы посмотреть порнографическую картину. Это не означает, что в США той поры не было поборников морали или не существовало людей, которым бы это действительно не нравилось. Однако сексуальная революция в самом широком смысле произошла. Духовная атмосфера в западном мире изменилась до неузнаваемости, а Соединенные Штаты Америки вошли в десятилетие, которое позже получит название «порношик».

Фактически 1970-е годы стали самой откровенной эпохой западной культуры, прежде всего американской. Произошло серьезное смещение ценностных акцентов, а нравы стали столь свободными, что все изменилось. Получили распространение иная музыка, другое кино, новое чтиво. Немалую роль во всем этом другом сыграла буквально ворвавшаяся в жизнь новая откровенность. Уже стало общим местом утверждать, что именно в кинематографе (поскольку это наиболее массовое из искусств) часто отображается дух эпохи, ключевые черты изменяющегося мира и т. д. Вот почему в этом тексте на нескольких примерах из американского кино 1970-х я бы хотел показать, как отображалась эта всеобщая увлеченность сексом. В свою очередь, это привело и к популяризации порнографии, хотя и не повсеместно. Именно в это десятилетие деятели индустрии фильмов для взрослых предприняли попытки превратить ее в искусство и вписаться в мейнстрим западной культуры, что выглядит довольно неожиданно сегодня, когда порно не претендует на статус «произведений искусства. Или даже просто фильмов (уже пару десятилетий индустрия построена на видео). Порно – это предмет потребления, с претензиями на искусство не большими, чем бессмысленные подростковые шоу»[91].

Я хотел бы поговорить не о порнографии, а конкретно о порношике. Для начала замечу, что содержание этого понятия неоднозначно и со временем менялось. Сам термин обязан своим происхождением первой популярной порнографической ленте «Глубокая глотка»[92]. Шик вошел в широкий обиход после более чем успешного проката картины. Чуть позже, в начале 1970-х, это понятие использовали, чтобы описать невероятный успех таких откровенно порнографических фильмов, как та же «Глубокая глотка», «За зеленой дверью»[93], «Дьявол вселился в мисс Джонс», «Алиса в стране чудес: порномузыкальная фантазия» и многих других. Именно тогда сходить в кино на порнофильм или постоять в очереди лишь за тем, чтобы в десятый раз увидеть «Глубокую глотку», стало считаться шикарным.

В настоящее время термин приобрел несколько иное значение. Сегодня «порношик – это не порнография как таковая, а ее репрезентация в непорнографическом искусстве и культуре; это стилизация и пародия, оммаж и исследование порно»[94]. Современная реклама, телевизионные программы и всевозможные виды искусства явно построены на принципах этого «порношика». Они играют с эротическими образами, но не являются при этом порнографическими.

Большинство актеров и режиссеров порнофильмов 1970-х годов искренне верили в то, что занимаются настоящим искусством. Первым из таких первопроходцев, мечтавших придать порнографии респектабельность, был Жерар Дамиано – автор таких хитов, как «Глубокая глотка» и «Дьявол вселился в мисс Джонс». Несмотря на то что Дамиано принадлежит ряд по-настоящему выдающихся креативных находок типа глубокой фелляции, история показала, что это не сделало его мастером и творцом настоящего искусства и ни он, ни кто-либо из его группы не стал профессионалом в кинематографе. Весьма показательно то удивление, с которым один из участников документального фильма «В глубокой глотке», посвященного съемкам оригинального фильма, говорил о том, что у создателей картины вообще хоть что-то получилось, поскольку процесс съемок был предельно неорганизован и в целом создавалось ощущение, что они не смогут довести задуманное до логического завершения.

В конце концов, желание делать серьезное кино – «быть Ингмаром Бергманом, а не новым Рассом Мейером», как сформулировал сам Дамиано, – не пошло на пользу движению за порнографическое искусство, несмотря на то что претензии у режиссера на это были. Наиболее занимательной и вызвавшей повышенной интерес кинематографического сообщества стала следующая картина Жерара Дамиано «Дьявол вселился в мисс Джонс» (1973). Она была столь популярна, что среди ее поклонников числится знаменитый режиссер Уильям Фридкин, создавший в том же году и примерно на ту же тему один из главных своих фильмов «Изгоняющий дьявола». «Дьявол вселился в мисс Джонс» стал опытом экзистенциальной порнографии: сценарий фильма Дамиано основан на пьесе Жана-Поля Сарта «Без выхода»[95]. Главную героиню играет Джорджина

Спелвин, впоследствии ставшая сенсацией порнографического кинематографа. Не слишком модельная внешность 36-летней женщины, с точки зрения поклонников и зрителей, отнюдь не делали актрису менее сексуальной, что подтвердилось успехом ее последующих ролей. Персонаж Спелвин – старая дева мисс Джонс. Измученная одиночеством и безрадостным существованием, она решается на самоубийство и попадает в ад. Перед чиновниками из ада встает проблема: каким образом можно покарать самоубийцу, не грешившую при жизни? Тогда мисс Джонс проходит через серию сексуальных приключений и, оценив радости плотских удовольствий, получает наказание в виде вечности без секса. Дамиано в «Дьяволе» показал себя режиссером, способным снимать не только откровенные эротические сцены. В начале картины он уверенно воссоздает унылое одиночество героини, ад показан им без внешней эффектности, но пугающим местом, где правят бюрократы. Поскольку опыт съемки эротических сцен режиссер уже приобрел, они были поставлены профессионально. В некотором отношении «Дьявол вселился в мисс Джонс» опровергает устоявшееся мнение об аморальности порнографии. Напротив, Дамиано демонстрирует американскому зрителю 1970-х, что любое деяние влечет за собой необходимость отвечать за него, а удовольствия от секса иногда приводят к суровым последствиям. Сама Джорджина Спелвин высказалась об этом следующим образом: «Связан ли фильм с католическим чувством вины? Безусловно! Сами знаете, между страданием и наслаждением тонкая черта…»[96].

Тем не менее фильмы, принадлежащие эпохе «порношика», воспринимались не как искусство, но как обыкновенная порнография: хорошая – если в ней не было ничего лишнего и экзотического; плохая – если режиссер все же пытался «творить» и применять какие-то оригинальные решения, явно препятствующие восприятию основного нарратива. Все подобные фильмы по-прежнему оставались не более чем доступной порнографией. Посещающие порнокинотеатры молодые люди и зрелые мужчины, выходя с «заумных порнофильмов», возмущались тем, что пришли в кино только с одной очень конкретной целью, достижению которой мешала лишняя сюжетная линия. Они действительно приходили не для того, чтобы «думать» над

оригинальными ходами режиссера и сложными характерами главных героев. Однако в тех случаях, когда картины с откровенными сценами отбирали для кинофестивалей в Нью-Йорке, они по определенным причинам не считались порнографическими, но воспринимались как чистое искусство, часто высокое, еще чаще авангардное, недоступное массам. Так, в рамках Нью-Йоркского кинофестиваля в начале 1970-х были показаны такие ленты, как «В.Р.: Мистерии организма» Душана Макавеева, в котором, правда, содержались лишь намеки на софткорный секс, а также значительно более чувственное «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи и картина с щедрой демонстрацией мужских гениталий «Империя страсти» Нагиса Осима.

Вместе с тем обратим внимание, что демонстрировалась на подобных кинофестивалях не откровенная порнография, а ленты, пусть и с довольно откровенным содержанием, но вошедшие сегодня в сокровищницу мирового кинематографа. В каком-то смысле режиссеры этих картин нуждались в «новой откровенности» лишь для того, чтобы ярче и доступнее передать свои идеи. Вряд ли сегодня кто-то назовет перечисленные фильмы порнографическими, тогда как «Глубокую глотку» не назовут никак иначе, несмотря на то что по нынешним меркам она может казаться довольно безобидной и невинной. Это и следовало бы признать «порношиком» – презентацию демонстративно откровенных сцен в рамках высокого искусства, более или менее серьезное заигрывание с темами порнографии на волне всеобщей увлеченности ею. Одни снимали, другие смотрели и ценили. Конечно, если судить строго, то в действительности искусством следовало бы признать именно это, а не претенциозные попытки Джерарда Дамиано превратить в искусство саму порнографию. Однако само время подталкивало режиссеров к выбору такой стратегии.

В 1960-е годы порнография была практически недоступна. Те, кто испытывал в ней потребность, признавались общественным мнением извращенцами даже большими, нежели сегодня, однако могли доставать порнографические материалы окольными, не совсем законными способами или посещать подпольные кинотеатры. «Интеллектуалы» же могли потреблять порно под видом андеграундного искусства. Например, в университетских кампусах исследователи и преподаватели имели свободный доступ к документальным фильмам одного из самых интересных режиссеров-экспериментаторов Стэна Брэкеджа. В частности, его фильм о рождении ребенка – документальная лента, в которой присутствуют исключительно гинекологические крупные планы его жены во время родов[97]. Студентам в 1960-е годы показывали и такие ленты, как «Минет» Энди Уорхола, который, впрочем, очень сложно назвать порнографическим в прямом смысле этого слова[98]. Но и это не все. Демонстрироваться могли и более откровенные картины. Правда, главным образом документальные.

В конце концов и массовый кинематограф стал более откровенным, позволяя себе обращаться к таким темам, которые прежде в рамках мейнстрима были просто немыслимы. К концу 1960-х интерес к запретному был колоссальным и, вероятно, потому довольно устойчивым. Он сохранялся до середины 1970-х годов. Газеты, журналы и даже телевидение – все средства массовой информации писали или говорили о порнографии или сексе. Контркультура как таковая все более тесно вплеталась в мейнстрим и становилась предметом широкого потребления[99]. Два контркультурных фильма ознаменовали поворот в мейнстриме. Оба они с разных сторон определяли ключевые темы американской контркультуры, все сильнее проникавшей в мейнстрим. Одним из главных символов нового веяния в культурной жизни стал всем хорошо известный «Беспечный ездок» Дениса Хоппера. Картина повествовала о свободе и вольных нравах хиппи. Откровенных сексуальных сцен в ней, кажется, не было, если не считать изображения повседневной жизни общин хиппи, тем более лента не повествовала о каких-либо нарушениях сексуальных табу. В том же году на большие экраны вышел другой, ставший не менее популярным фильм Нового Голливуда – «Полуночный ковбой» Джона Шлезингера, на тот момент тайного гомосексуалиста. Картина посвящена откровенно трансгрессивным темам – мужской проституции и гомосексуализму.

Главный герой ленты Шлезингера, в роли которого выступил Джон Войт, – ковбой, лихой парень из провинции, приезжает в крупный город, чтобы продавать свое тело богатым женщинам. Вместо этого он вынужден фактически бесплатно обслуживать нищих гомосексуалистов и вести дружбу с «Крысенышем» – нищим калекой-гомосексуалистом в исполнении Дастина Хоффмана. Беспрецедентный сюжет для Голливуда 1969 г., особенно для пуританских Соединенных Штатов Америки, в которых даже картина «Последний киносеанс» Питера Богдановича неоднократно запрещалась[100] лишь потому, что в нем на долю секунды мелькала обнаженной восходящая звезда американского кинематографа Сибил Шепард. Впрочем, несмотря на то что «Полуночный ковбой» получил «Оскар», он долгое время имел рейтинг «X», лишь ненадолго изменявшийся на «R»: до 18 лет просмотр запрещен.

Вместе с тем эта картина являлась всего лишь мейнстримным кино, т. е. фильмом на запретную тему с большим бюджетом и голливудскими звездами той поры. Поэтому представители андеграунда, «подпольщики», были чрезвычайно уязвлены тем, как их «трансгрессивное искусство» адаптировалось ко вкусам широкой публики. В частности, Энди Уорхол, до тех пор штамповавший одну за другой экспериментальные кинематографические работы, был всерьез возмущен тем, что столь дорогостоящую постановку, как «Полуночный ковбой», не доверили снимать ему: «К “Полуночному ковбою” я испытывал ту же зависть, что и к мюзиклу “Волосы”, когда понял, что люди с деньгами имеют возможность работать с андеграундными темами и контркультурой, придавая им коммерческий шик и лоск <…>. Я понял, что андеграунд лишился своего козыря, потому что публика предпочитает ту версию, которая выглядит лучше»[101].

Впрочем, и фильмы Уорхола находили своего зрителя, главное же заключалось в ином: в совокупных усилиях по трансформации секса из подпольной в повседневную культуру Секс и порнография постепенно выходили на авансцену. На исходе 1970-х даже появился фильм, непосредственно посвященный порнографии, – «Порнуха» Пола Шредера, который снимал эту ленту уже не только в качестве сценариста, но и режиссера.

Ожидаемым стал также интерес мейнстрима и независимого кинематографа к актрисам, до тех пор работавшим в порнографии. Достаточно назвать звезд запретного кино того периода: Джорджина Спелвин, Энни Спринкл или Тина Рассел. Особенно следует выделить Мэрилин Чэмберс (настоящее имя Мэрилин Энн Бриггс). Эта девушка поражала поклонников естественностью своей игры и обаянием в таких хитах эпохи порношика, как «За зеленой дверью» (Арти и Джим Митчелл, 1972) и «Ненасытная» (Стю Сегалл, 1980). Обаяние Чэмберс оценили и в компании Procter & Gamble, привлекшей актрису к рекламе мыла еще до успеха в фильмах для взрослых, – этот эпизод Чэмберс впоследствии обыграла в одной из сцен «Ненасытной». Талант актрисы привлек к ней знаменитого американского режиссера Николаса Рэя, в 1970-е годы тоже ушедшего в андеграунд. Успевший поработать с такими звездами голливудского кино, как Джеймс Дин, Хамфри Богарт и Джейн Рассел, этот автор «Бунтаря без идеала» разбирался в актерах. Он так высоко ценил Чэмберс, что назвал ее «новой Кэтрин Хепберн»[102]. Однако их совместный проект не состоялся. Удачным же можно признать сотрудничество Чэмберс с культовым режиссером Дэвидом Кроненбергом. После съемок «Бешеной» (1977) Кроненберг так отзывался об актрисе, сыгравшей у него: «Она просто великолепна. <…> У нее свой актерский метод. Чэмберс очень талантлива»[103]. Однако мейнстрим не находил достойного применения талантам актрис порнографического кино, даже самым выдающимся из них.

Раскрепощение нравов и вульгаризация мейнстрима вовсе не означали, что все голливудские фильмы или большинство из них должны быть непременно посвящены порнографии. Но, чтобы понять значение порнографии для Голливуда, достаточно обратить внимание на некоторые кадры из фильма Мартина Скорсезе «Таксист» (1976) или какой-нибудь другой киноленты о Нью-Йорке 1970-х. Публичный показ порнографических картин процветал на протяжении всего десятилетия – в виде побочного сюжета или всего-навсего фона, но заметить это можно практически в любом американском фильме того периода. Необходимо при этом оговориться, что Нью-Йорк, конечно, был гораздо более открытым и либеральным в 1970-е годы, чем какой-либо другой город Соединенных Штатов. Хотя уже спустя 10 лет, в рейгановские 1980-е, изображение города, разумеется, изменилось.

Если вспомнить, как главный герой картины Мартина Скорсезе «Таксист» поначалу проводил досуг, то прежде всего приходит на ум посещение им кинотеатров, где демонстрировались порнографические фильмы. Для того времени это была обычная практика, не считавшаяся чем-то зазорным. То, что это не было предосудительным, становится очевидным, если вспомнить, что взгляды таксиста Трэвиса Бикла были довольно строгими. Он плохо относился к проституткам (за исключением героини Джоди Фостер, которую, судя по всему, считал жертвой), еще хуже к сутенерам, ненавидел чернокожих и даже хотел застрелить одного из популярных политиков. Итак, Трэвис Бикл в исполнении Роберта Де Ниро сидит в порнокинотеатре и, наблюдая за происходящим на экране, откровенно скучает. Демонстрируемое на экране, кажется, совершенно его пресытило, периодически он от скуки смотрит на экран, прикрыв глаза ладонями, и почти засыпает. После этого он безуспешно пытается познакомиться с продавщицей в буфете кинотеатра. Герой страдает от одиночества, и его разъедают разные мысли. Вместе с тем ему удается обаять и пригласить на свидание молодую девушку из предвыборного штаба одного из кандидатов в президенты. Однако Трэвис не находит ничего лучшего, как повести ее на порнографический фильм. Персонаж Де Ниро повел героиню Сибил Шепард не на американский порнографический фильм, а на шведскую ленту «Язык любви» Торгни Бикмана (1969). Здесь необходимо заметить, что наряду с американскими откровенными фильмами в прокат американских городских кинотеатров с конца 1960 – начала 1970-х годов проникали и шведские картины. В частности, скандальную известность приобрели две не вполне эротические, но скорее социально значимые картины «Мне интересно: Желтый» (1967) и «Мне интересно: Синий» (1968) ученика Ингмара Бергмана Вильгота Шёмана.

Описанный эпизод из ленты «Таксист» – яркая иллюстрация мысли, высказанной в уже цитировавшемся выше рассказе Ричарда Корлисса о порношике. Вот что он пишет о картине «Глубокая глотка», ставшим фильмом для свиданий: «До “Deep Throat” атмосфера в кинотеатрах секс-фильмов была уединенная, почти монашеская, когда посетители садились как можно дальше друг от друга. Фильм Дамиано превратил порно-походы в социальный опыт. Если вы отправлялись посмотреть порнофильм, это было еще не все. Вы могли удовлетворить свое любопытство и узнать такое количество мнений, как если бы провели несколько часов на коктейль-вечеринке. Знаменитости стояли в очереди»[104].

К сожалению, для Трэвиса Бикла героиня Сибил Шепард не была настолько понимающей и особенной, чтобы оценить его поступок и составить ему компанию в обсуждении только что увиденного. Не досидев до конца, она выбежала из кинотеатра и прервала с героем всяческие контакты. Кажется странным, что порнографии в фильме Мартина Скорсезе уделяется такое большое внимание. Однако все встает на свои места, когда мы вспоминаем, что сценаристом картины выступил упомянутый ранее Пол Шредер – один из столпов Нового Голливуда. Воспитанный в строгой кальвинистской семье, Шредер впоследствии вспоминал, как против воли отца втайне прокрался на сеанс какого-то фильма. Ему было так стыдно за совершенный страшный грех, что, не выдержав, он выбежал прочь из зала. Точно так же выбегает из зала кинотеатра шокированная героиня Сибил Шепард. Не является ли этот эпизод «Таксиста» реминисценцией связанных с порнографией детских переживаний сценариста, основанных на представлении, будто весь кинематограф – это жуткая и грязная, табуированная порнография, которую невинным людям лучше бы не смотреть ни при каких обстоятельствах?

Получив славу и известность, а также забыв о своем строгом религиозном воспитании, Шредер, как к тому обязывала эпоха, начал грешить по-крупному, пытаясь забыть суровые наказания, которым его в детстве подвергал деспотичный отец. Американский режиссер ультраконсервативных взглядов и фанат огнестрельного оружия Джон Милиус, автор эпохального «Конана-варвара», так вспоминает о своем коллеге по цеху Нового Голливуда: «Шредер оказался тем типом, что, шлепнувшись с высот своего кальвинистского рая и пребывая в аду, не только не жаловался, но и получал удовольствие, пробуя всего понемногу Извращения он любил, но вот сексуальность во всем ее многообразии оказалась ему не по зубам».

Истинного «извращенца» из Пола Шредера не вышло, но в данном контексте это не так уж и важно. Важнее, что, экспериментируя, сценарист транслировал через свои истории собственный опыт, что делает его картины особенно интересными. Тему порнографии Шредер продолжил и развил в картине 1980 г. «Порнуха», в которой выступил режиссером. Примечательно, что в этой ленте мы не обнаружим прежнего шредеровского отношения к порнографии – позитивного или хоть отчасти безразличного, которое превалирует в «Таксисте». Новый фильм Шредера выглядел чрезвычайно моралистическим по идеологии и осуждающим феномен порнографии по содержанию. Сюжет картины следующий. Послушная дочь доброго и чрезвычайно набожного христианина в исполнении Джорджа Скотта, уехав на экскурсию в большой город, не возвращается в маленький и уютный отчий дом. Взволнованный отец, не утратив надежды найти ребенка, обращается за помощью к детективу. Последний справляется с заданием. Однако то, что герой Скотта узнает от сыщика, его не радует: дочь стала порноактрисой. Тогда уже он сам спускается на дно греховной жизни, чтобы вернуть ребенка. В некотором смысле судьба юной развратницы, которая не смогла стерпеть тиранию домашнего религиозного воспитания, напоминает жизнь самого Шредера, сильно разочаровавшего своего отца-кальвиниста.

Главная идея ленты в том, что режиссер, прежде ценивший порнографию или, во всяком случае, не считавший ее чем-то предосудительным, выбирает порно объектом резкой критики, в самых темных тонах изображая подпольную развратную жизнь города. Чем можно было бы объяснить эту разительную перемену? На деле разгадка проста и заключается она в смене культурной парадигмы, характерной для 1970-х годов. Американский кинокритик Питер Бискенд точно объясняет перемену в творчестве режиссера. Он пишет о Шредере: «Куда примечательнее сексуальных предпочтений Шредера были его культурологические взгляды. Время от времени у него даже открывался нюх на новые веяния в культуре, иногда неожиданные для большинства, иногда вполне предсказуемые». Этот «нюх» не подвел режиссера[105]. К тому времени как Шредер приступил к съемкам ленты, мейнстрим отверг порнографию, фактически почти от нее отказался, определив ей место в темном, трансгрессивном мире, куда добропорядочным христианам вход запрещен. Времена либерализации доступа к порнографии прошли очень быстро: «“Меня стали клеймить как кинематографиста, зацикленного на фильмах, фабула которых завязана на насилии. Хорошенько подумав, я решил, что пора менять имидж”. Шредер просчитал ситуацию, справедливо рассудив: что было хорошо для “Таксиста”, больше не катит»[106]. Буквально через два года никто и не вспоминал о порношике. Порнография окончательно вышла из моды.

Если посмотреть на динамику зрительских симпатий 1970-х, становится ясным, что порнография не имела ни единого шанса на выживание. Невероятный кассовый успех сначала картины «Челюсти» Стивена Спилберга, а затем и «Звездных войн» Джорджа Лукаса с очевидностью свидетельствовал: кино – это предмет развлечения для очень юной и даже инфантильной аудитории, той аудитории, которая никак не могла бы полюбить «взрослое искусство». Однако порнография проиграла не только потому, что, как часто утверждается, появились новые технологии просмотра откровенных фильмов в более интимной обстановке, но еще и потому, что сама публика больше не хотела ее смотреть, по крайней мере, в том виде, в каком порно было известно в 1970-х. Откровенное кино должно было искать новую нишу.

Современный американский режиссер Кевин Смит, прославившийся в 1990-е лентой «Клерки», очень точно обозначил место порнографии в современной структуре кинематографических жанров. В одном из своих последних фильмов «Зак и Мири снимают порно» с участием, заметим, реальных порнозвезд – Трейси Лорде, карьера которой, впрочем, завершилась очень давно, и Кэти Морган, – Смит дает понять, что порнография – жанр не более важный, чем, скажем, комедийная пародия. Если учесть, что большинство известных на сегодняшний день пародий вообще не выдерживают критики, то становится ясным отношение Смита к самой порнографии. Чтобы понять, о чем именно идет речь, можно вспомнить хотя бы названия некоторых из наиболее известных пародий: «Молчание ветчины», «Парк куриного периода», «Тривиальное чтиво», «Очень эпическое кино», «Очень взрослое кино», «Знакомство со спартанцами» и т. д. Более или менее сносными пародиями можно признать лишь некоторые фильмы братьев Цукер и комедии родоначальника жанра как такового Мела Брукса: «Молодой Франкештейн», «Космические яйца», «Робин Гуд – мужчина в трико». Однако даже этим фильмам очень далеко до полноценного кино.

Вместе с тем Кевин Смит, возможно, и неосознанно, но выдает довольно точную формулу порнографии, обреченной на успех. Герои его фильма задумывают снять порнографическую версию «Звездных войн», т. е. использовать популярность любимого всеми детьми хита, в 1970-е годы фактически уничтожившего порношик. Однако в соответствии с сюжетом съемки порнографической версии «звездных войн» проваливаются из-за организационных сложностей. С точки зрения сюжета это было самым верным решением, поскольку, если бы проект удался, порнографы-любители, по логике вещей, должны были бы получить колоссальную прибыль. Однако после того как они потерпели фиаско, создатели, как ни удивительно, решили не возвращаться к прекрасной идее. Вместо «Звездных войн» они переключаются на иную концепцию. И кажется, у них все идет хорошо, пока жесткая порнография не превращается в обыкновенный скучный секс двух влюбленных молодых людей – Зака и Мири[107].

В 2011 г. вышла картина Акселя Брауна «Звездные войны: порнографическая пародия», где, судя по дискуссиям на форумах, сохранена сюжетная канва классической первой серии саги «Новая надежда». Примечательно, что подается картина именно как пародия, а ее постер даже содержит дисклеймер «“Звездные войны: порнографическая пародия” – это фильм-пародия». Кроме того, в описании двухдискового издания также говорится, что второй диск содержит версию фильма без эротических сцен. Именно это является самым любопытным в данном издании. Действительно, зачем сопровождать релиз порнографического фильма его непорнографической версией? Есть основания подозревать, однако, что именно эта последняя и является объектом повышенного интереса поклонников. Почему?

В 2008 г. сценарист и режиссер Джеймс Ганн снял мини-сериал «PG Рот», его перевели на русский язык как «Порно для всей семьи». В нескольких сериях, которые идут не более пяти минут, были воспроизведены все атрибуты порнографических фильмов – субжанры, стереотипные сюжеты, скупые диалоги, звезды индустрии, такие актрисы, как Саша Грей и Белладонна. Однако эротических сцен в сериале нет[108]. Слоганом проекта стала фраза: «Для тех, кто любит в порнографии все, кроме секса». Сериал стал невероятно популярным. Выяснилось, что многие зрители хотят смотреть порнографию без секса. Поэтому в некотором отношении этот сериал оказался внутренней трансгрессией.

Дело в том, что порнография нередко стремится преступить допустимую черту, нарушить в изображении эротических сцен как можно больше сексуальных табу. Однако какими бы жестокими эти нарушения ни были, порнография никогда не перейдет границу, а трансгрессия лишь подчеркивает ее, с каждым новым шагом не приближая, но лишь отодвигая все дальше. Единственный выход совершить действительно трансгрессивный поступок – это осуществить внутреннюю трансгрессию, отступить от допустимого предела как можно дальше таким образом, чтобы, оставаясь как бы в запретной зоне, не нарушать никаких табу. Прием, который использует Джеймс Ганн, позволяет поразмышлять над шуткой, почему женщины досматривают порнографию до конца? Они ожидают, что все «дело» закончится свадьбой. Если представить, что это не шутка, а серьезное наблюдение, тогда оно стало бы прекрасной иллюстрацией необходимости трансгрессии по отношению к самой трансгрессии. Если отнестись к шутке всерьез, то можно сказать, что женщины досматривают порнографию до конца по той же причине, по которой поклонники смотрели сериал «Порно для всей семьи» или непорнографическую версию «Звездных войн: порнографической пародии». Не в этом ли проявляется наиболее сильное нарушение самого страшного запрета в порно – лишить порно самого ореола запретности? Примерно такую стратегию осуществлял порношик в эру своей популярности в 1970-е годы. Одним зрителям была важна порнография без примесей, другим – именно то, что было в фильмах кроме самой порнографии.

Конец ознакомительного фрагмента.