Постиндустриализм. Опыт критического анализа. Глава I. Генезис постиндустриализма (В. Э. Багдасарян, 2012)

1.1. К истории теории постиндустриального общества

Новое время – особая эпоха в истории человечества. Начало ей положила мега-революция, которая произошла в Западной Европе. Это была система взаимодействующих революций – религиозной (Реформация), Научной, Промышленной и ряда политических. Каждая из этих революций кардинально изменила какую-то сторону бытия европейских народов, а все они в совокупности произвели огромную мутацию в культуре, хозяйстве и национально-государственных системах. Это – эпоха индустриальной цивилизации, «вторая волна», оттеснившая предыдущую, аграрную цивилизацию и присущие ей мировоззренческие, хозяйственные и политические структуры.

Термином «индустриализм», как и термином «постиндустриализм», обозначают в разных контекстах и цивилизационные признаки этой эпохи, и уклад (экономический и технологический), господствующий в странах, прошедших индустриализацию, и тип общества и быта людей, и разные варианты легитимирующих индустриальное общество идеологий.

С начала ХХ в. индустриальная цивилизация втягивается в глубокий кризис. Выражением его стала череда революций в аграрных странах, непредусмотренных в социальных учениях индустриализма. Затем произошла Мировая война, за которой последовал тяжелый экономический кризис и невероятный «припадок» фашизма в самой метрополии индустриальной Европы, который привел к еще более тяжелой Мировой войне.

Во второй половине ХХ в. кризис эпохи индустриализма приобрел черты системного кризиса, что побудило западных философов, культурологов и социологов к интенсивным изысканиям. Была выдвинута идея об исчерпании потенциала индустриализма и наступлении некоего нового этапа, самоназванием для которого в самом общем виде стал постиндустриализм. Очевидно, что значение самоназвания важно для любого общества. Чтобы ставить вопрос о форсированной перестройке общества и присвоении ему нового особого обозначения, требовались чрезвычайные мотивы, вызванные достижением некоторой критической точки в развитии. Приближение этой критической точки в развитии цивилизации ощущалось с начала ХХ в.

Основания кризиса были изначально заложены в мировоззренческую структуру индустриальной цивилизации и заключались в том, что биосфера Земли, развитие которой ограничено физическими условиями планеты, с появлением человека сосуществует с техносферой, развитие которой, как считалось, ничем не ограничено. Идеи свободы и неограниченного прогресса приобрели почти религиозный характер. В этих условиях мощность техносферы очень быстро, по историческим меркам, достигла того критического уровня, при котором техногенная нагрузка на биосферу стала приближаться к пределу возможностей ее регенерации.

Система индустриального общества оказалась неадекватной фундаментальным ограничениям – в ней отсутствовали блоки и механизмы, гармонизирующие сосуществование одинаково необходимых для жизни сфер. Как предупредил в начале ХХ в. В.И. Вернадский, человек действует здесь не как Homo sapiens, а как Homo sapiens faber. Чтобы общественное сознание, преломленное во всех сторонах деятельности человека, смогло без тотальной катастрофы разрешить это глобальное противоречие, требуются принципиальные изменения, что и побудило ставить вопрос о строительстве «постиндустриального общества». В.И. Вернадский предвидел это как неизбежный «переход техносферы в ноосферу».

Философские поиски привели к выводу о завершении цикла индустриальной эпохи и сложившегося в ней типа общества. Поскольку первопроходцем и главным выгодополучателем индустриализма была локальная цивилизация, условно называемая Западом, она первая осознала неизбежность перестройки своего цивилизационного уклада (прежде всего отказа от универсализма Просвещения и демократического идеала ввиду невозможности распространить западный образ жизни на все человечество из-за ограниченности невозобновляемых ресурсов). Поэтому именно на Западе развернулись дебаты относительно того жизнеустройства, которое возможно и желаемо по завершении эпохи индустриализма.

Почти во всех терминах, обозначавших в этих дебатах главную суть будущего общества, которое проектировалось для Запада, присутствовал, как уже отмечалось, префикс «пост-». Общество начала ХХI в. называли постбуржуазным, посткапиталистическим, постэкономическим, постмодернистским, постцивилизационным, постисторическим и даже постпротестантским. Общим же для всех определений является представление о постиндустриальном обществе.

В своем обзоре предложенных терминов У. Дайзард отмечает: «Общая приставка этих терминов отдает каким-то осенним чувством увядания, свойственным нашему веку, – ощущением конца. Действительно, ни Белл, ни другие футурологи не смогли дать сколько-нибудь убедительной картины будущего»[13].

Да, именно чувство увядания сложившегося типа общества заставило интенсивно изучать и осмысливать его главные структуры, установки, духовные матрицы. Сама приставка «пост-» указывает на неопределенность выбора на распутье, она открывает возможность множества сценариев. В самосознании Запада, таким образом, происходят глубокие сдвиги, массы людей ощущают себя в ситуации исторического выбора. Это – важный когнитивный сдвиг, который неизбежно приведет к сдвигам в установках массового сознания и в политической практике. И игнорировать это явление ни в коем случае нельзя.

Признанным отцом постиндустриальной концепции считается Д. Белл, сформулировавший в своих трудах выводы о тенденциях мирового развития в виде систематизированной схемы, которая и составляет стержень сегодняшней теории постиндустриального общества. Однако основания этой теории возникли в социологии задолго до появления самого термина «постиндустриализм» и острых кризисных проявлений в западном обществе в первой половине XX столетия.

Первый блок в фундаменте этой теории был заложен институциональным подходом в политической экономии, предположившим, что доминирующий принцип периодизации истории общественного развития по оценке классовой структуры может быть дополнен или даже замещен новым подходом, учитывающим исследование технологических аспектов организации общественного производства[14]. В теории Т. Веблена была предпринята попытка объединить анализ промышленной системы с изучением институциональной структуры общества (когда пришло понимание того, что смитовский «человек экономический» – это слишком упрощенное понимание человека). Именно тогда была выдвинута идея о закономерности хозяйственного развития в любой стране, вне зависимости от ее политической и культурной систем.

Собственно значение институциональной концепции для становления постиндустриальной теории заключалось прежде всего в том, что идея стадий технологической эволюции слилась с эволюцией социума. Было провозглашено, что страны на разных континентах проходят одинаковые фазы в своем развитии, и критерий этих фаз находится в организации общественного производства. Таким образом, была осуществлена трансформация теории К. Маркса о последовательной смене общественно-экономических формаций. Акцент переместился от классовой составляющей на доминирование технологических аспектов организации общественного производства в исторической периодизации, хотя в своей сути стадиальность перекочевала и в новую теорию.

Уже в конце 1940-х гг. в работах американского экономиста К. Кларка «Экономика в 1960 году» и французского обществоведа Ж. Фурастье «Великая надежда XX века» был сформулирован важнейший методологический принцип будущей теории постиндустриального общества, а именно – разделение общественного производства на три сектора: первичный (аграрный), вторичный (промышленный или индустрия) и третичный (сервисный сектор или сектор услуг).

Вторым важным методологическим принципом стал тезис о том, что при экономическом росте значение третичного сектора по сравнению с первичным и вторичным возрастает. Согласно выводам этих ученых, растущее значение сферы услуг находит свое значение в двух аспектах: во-первых, в росте доли третичного сектора в совокупной рабочей силе страны; и, во-вторых, в увеличении его доли в структуре ВВП. Иными словами, эти ученые заложили еще один массивный блок в фундамент теории постиндустриального общества. Теперь принцип доминирования технологических аспектов организации общественного производства над оценкой классовой структуры оказался распространенным не только на историческую периодизацию, но и на конкретный анализ экономического развития современных обществ[15]. Таким образом, элементы «колониализма» были заложены в самом фундаменте новой теории, разделяющей общества и страны на высшие и низшие, причем с обязательным универсальным путем развития отсталых стран по пути развитых.

К 50-м гг. XX в. на базе именно этих двух положений был осуществлен синтез различных подходов к оценке состояния социума, давший начало теории постиндустриального общества. К периоду конца 1950-х – начала 1960-х гг. можно отнести момент рождения образа будущего мира, ставшего мировоззренческой базой постиндустриального подхода в западной социологии. Именно тогда социологи США и Европы утвердились в выводе, что никакие политические, идеологические и социальные различия в современных условиях не могут считаться более важными, чем фактор технологического прогресса.

В 1960-е гг. распространяется и популяризируется само понятие «постиндустриализм», а внимание к технике и ее влиянию на социальную сферу обостряется. Именно к этому периоду относятся лекции Д. Белла в Зальцбурге, в которых он впервые предложил постиндустриальную теорию в чертах, послуживших основой для единого концепта.

К концу 1960-х гг. проблематика происходящих под воздействием техники изменений общества стала одной из наиболее обсуждаемых западными социологами. Именно к этому периоду относятся активные поиски названия новому феномену. З. Бжезинский, например, в 1970 г. провозгласил, что мир стоит перед «технотронной эрой», в которой его бытие и развитие будут определять технология и электроника[16]. Э. Тоффлер годом позже в своей книге «Шок будущего» писал о «супериндустриальном» обществе, где все изменения выводятся из техносферы[17].

Выход в 1973 г. книги Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество»[18] вызвал взрыв интереса к постиндустриальной проблематике, став своеобразным рубежом, за которым последовала волна футурологических концепций социологии 1970-х и 1980-х гг. Работа Д. Белла закрепила в западной социологии образ возможного будущего и оказала влияние на всех футурологов ХХ в.[19]

Футурологические исследования постиндустриализма 70– 80-х гг. ХХ в. отличаются своим систематическим и организованным характером. Они стали институционализированной областью знания, что говорит о наличии реальной проблемы и кризиса сложившегося на Западе типа общества. Возникла целая сеть организаций, занятых разработкой «образа будущего» – как для всего мира, так и, главное, для Запада. Примером такой организации служит Римский клуб[20].

В 1970 г. Римский клуб заказал группе Д. Медоуза в Массачусетском технологическом институте (США) проведение исследования, «чтобы выявить катастрофические последствия существующих тенденций и стимулировать политические изменения, которые помогли бы их избежать». В 1972 г. по результатам этого исследования вышла книга «Пределы роста». Вывод доклада был таков: «Необходимо принять меры, чтобы обеспечить рационализацию всей производственной системы и передислокацию промышленности в пределах планеты». Так было положено начало практической разработке современной доктрины глобализации. Важно отметить, что это было именно проектирование (а не только прогнозирование) того обобщенного образа «цивилизации Третьей волны», который и обозначался словом «постиндустриализм».

Раньше всего кризис индустриального общества обнаружился в культуре. Следует вспомнить, что интенсивным поискам нового проекта цивилизации предшествовала мощная атака разных вариаций постмодерна – и в виде «красного мая–1968» в Париже, и в виде вспышки «социалистического идеализма» Пражской весны. В обоих случаях главным мотивом были вовсе не классические социальные противоречия индустриализма, а мировоззренческий кризис элитарной части городского общества, независимо от его экономической формации. Под какими лозунгами разыгрывались эти спектакли – не так важно.

Следует зафиксировать важное исходное положение: сама постановка на Западе вопроса о переходе цивилизации к ее постиндустриальной фазе, сам поиск нового названия западному обществу в этой новой фазе служили симптомами глубокого кризиса западного общества, не сводящегося к кризису индустриализма как технологического и экономического уклада. Речь идет о кризисе мировоззренческой матрицы, на которой было собрано и в течение четырех веков воспроизводилось западное индустриальное общество.

Вместе с тем, анализ истории появления теории постиндустриального общества показывает, что теория, во многом построенная на основаниях индустриализма, не могла дать ответа на новые вызовы. И акцент на технологических изменениях общества не мог служить исчерпывающим объяснением происходящих изменений. Более того, далее будет показано, что новые социальные формы постиндустриализма только усугубляют кризис западного общества как метрополии мировой капиталистической системы.

Игнорировать это нельзя еще и потому, что этот кризис захватил и Россию – и как индустриальное общество, а еще и потому, что Смута последних 20-ти лет привела российское общество в состояние глубокой деиндустриализации и демодернизации. Этот провал должен быть закрыт форсированной программой восстановления и развития. Однако какова должна быть эта программа и куда ведет развитие по «проторенному» Западом пути постиндустриализма – это и будет раскрыто в следующих разделах исследования.

1.2. Школы и направления постиндустриализма

Концепция постиндустриального общества получила свое развитие в трудах многих известных исследователей: З. Бжезинского, Дж. Гэлбрейта, У. Дайзарда, М. Кастельса, Р. Катца, М. Маклюэна, Е. Масуды, Дж. Мартина, М. Пората, Т. Стоуньера, О. Тоффлера, А. Турена, Д. Белла и др. В российской науке это направление представлено работами С.А. Дятлова, Д.В. Иванова, В.Л. Иноземцева, Н.Н. Моисеева, А.И. Ракитова, Р.Ф. Абдеева и др.

Посткапиталистическое общество ХХ в. по Дарендорфу характеризуется прежде всего тем, что промышленность и вместе с нею промышленное предприятие перестают играть доминирующую роль в организации общественных связей и отношений, а вместе с этим изменением теряет свое значение и классовый конфликт между предпринимателем и рабочим. В таком обществе вырабатываются нормы регулирования конфликтов, что связано, с одной стороны, с индустриальной, а с другой стороны – с политической демократией. Таким образом, в западном посткапиталистическом обществе возникают большие возможности регулирования классового конфликта, который не устраняется, но локализуется в отраслевых рамках или рамках предприятия.

Один из последователей Д. Белла Г. Кан воплотил идеи постиндустриализма в собственной концепции постэкономического общества, которое он определяет как общество материального достатка («общество изобилия»). Характерной чертой данного общества является преодоление ресурсного дефицита. Настоящий успех пришел к Г. Кану после публикации его книги «Год 2000»[21]. В этой работе Канн излагал разработанную им и его коллегами методологию анализа будущего под названием «сценарный анализ» и результаты ее применения для прогнозирования развития мира до 2000 г. Германа Кана называют «технологическим оптимистом». В своих работах исследователь и его коллеги писали, что человечество перейдет от постиндустриальной экономики к следующей стадии, когда все глобальные проблемы будут успешно разрешены на основе безграничных возможностей науки и новой технологии.

Однако, несмотря на существование оптимизма, связанного с преодолением проблемы ресурсного дефицита средствами науки и технологий, Г. Кан и его последователи прогнозировали, что в постиндустриальном обществе возникнут новые конфликты, основанные на несовпадении взглядов и ценностей. И разрешить их будет намного сложнее.

Проблемой конфликтности в постиндустриальном обществе занимался французский социолог А. Турен[22]. В работе «Постиндустриальное общество» он выдвинул концепцию программируемого общества. По мнению исследователя, доминирующим фактором развития так называемых программируемых обществ становятся не экономические условия, а социальные силы, особенно способность к планированию, организации и контролю. В своих оценках судьбы постиндустриального общества автор весьма пессимистичен. А. Турен полагал, что технологические и экономические изменения, приписываемые постиндустриальному обществу, приведут к возникновению нового класса. Однако положение этого класса неизбежно будет ухудшаться. По мере применения механизмов капиталистического индустриализма статус «нового рабочего класса» интеллектуалов и технических специалистов в обществе будет понижаться (подобно положению рабочего класса во времена Маркса), привнося революционный компонент в политику. Иллюстрацией этого тезиса выступают студенческие волнения во Франции и в США, происходившие в 1960-е гг.

Существенный вклад в развитие доктрины постиндустриализма внес американский политолог З. Бжезинский, выступивший с концепцией технотронного общества. Основные положения его концепции представлены в книге «Между двух веков. Роль Америки в технотронную эру». По мнению Бжезинского, постиндустриальное общество становится технотронным обществом, т. е. обществом, «которое в культурном, психологическом, социальном и экономическом отношениях формируется под воздействием техники и электроники, особенно развитой в области компьютеров и коммуникаций»[23]. Результатом технотронной революции становятся разрушение традиционных связей в семье и между поколениями, фрагментация общественной жизни, крах старых верований, связанных с национальными и идеологическими общностями людей. Технотронная революция носит не локально-территориальный, а глобальный характер, постепенно охватывая весь мир: «Эта новая революция почти одновременно оказывает воздействие на всю планету, и в итоге все новации и причуды в формах поведения быстро перемещаются от одного общества к другому»[24]. При этом З. Бжезинский оценивает экспорт массовой культуры из США как закономерное следствие пространственно-временно́й коммуникационной революции, которая, по его мнению, означает конец идеологии.

В рамках постиндустриальной теории отдельно стоит выделить волновую концепцию Э. Тоффлера, изложенную в его книге «Третья волна»[25]. Э. Тоффлер предложил свою схему феноменологии исторического процесса, выделив в истории цивилизации три волны: первая волна – аграрная (до XVIII в.), вторая – индустриальная (до 50-х гг. XX в.) и третья – пост-, или супериндустриальная (начиная с 50-х гг. ХХ в.). Применяя новый подход – волновой фронтальный анализ социальных процессов (или анализ «фронта волны»), который означает видение эволюции мира в ее глобально-синхронных фазах, – Э. Тоффлер анализирует технико-экономические и информационно-коммуникативные факторы общественного развития.

Первая волна, по Э. Тоффлеру, началась примерно 10 тыс. лет назад с переходом от собирательства и охоты к сельскохозяйственной жизни и появлению первых ростков цивилизации. Основой жизни цивилизаций первой волны была земля, деревенское поселение служило источником основного продукта. Господствовало простое разделение труда и небольшое количество четко определенных каст и классов: знать, духовенство, воины, рабы (или крепостные). Власть была авторитарной, и положение человека определялось фактом его рождения. Во всех странах экономика была децентрализованной и замкнутой – каждое сообщество производило большую часть того, что потребляло.

С началом индустриальной революции в конце XVII в. Э. Тоффлер связывает начало Второй волны, хотя при этом автор отмечает, что Первая волна перемен еще не исчерпала своего потенциала: «Таким образом, два отдельных, явно отличающихся друг от друга процесса перемен, распространялись по земле одновременно, но с разной скоростью»[26]. Столкновения двух волн привели к возникновению многих политических и военных конфликтов, начиная от акций протеста сельскохозяйственных производителей по поводу индустриализации жизни и до Гражданской войны между Севером и Югом в Америке.

С приходом Второй волны связано возникновение трех определяющих социальных структур (главных институтов) – малой семьи, обучения фабричного типа и гигантских корпораций. Индустриализация, внедрение новых технологий, совершенствование энергетической базы создали условия для массового производства, которое вызвало к жизни новую систему распределения. Если в обществах Первой волны превалировало распределение товаров, изготовленных на заказ, то теперь наступила эпоха массового распределения и массовой торговли. Постепенно все сферы жизни подчиняются производственно-рыночным интересам. Все социальные институты (правительственные учреждения, школы, больницы) приобретают черты фабричности, такие как разделение труда, наличие иерархической структуры и обезличенность.

В своей книге Э. Тоффлер выделяет и последовательно анализирует шесть ведущих принципов, действующих во всех странах Второй волны: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация и централизация[27]. Исследователь отмечает, что эти же принципы, усиливая друг друга, создали самые крупные, жесткие и могущественные бюрократические организации, элиты и суперэлиты Второй волны[28].

В середине 50-х гг. XX в. Э. Тоффлер фиксирует глубокий кризис принципов и структур Второй волны и приход Третьей волны.

Точкой поворота можно считать 1955 г., когда в США впервые число «белых воротничков» и работников сферы обслуживания стало превышать численность «синих воротничков». В это десятилетие началось широкое внедрение компьютеров и новых технологий, доступных населению[29].

Цивилизацию Третьей волны отличает ряд черт и тенденций, противоречащих традиционной индустриальной цивилизации: одновременно она является высокотехнологичной и антииндустриальной. Она несет с собой новый строй жизни, основанный на возобновляемых источниках энергии, на методах производства, исключающих фабричные сборочные конвейеры, на новой ненуклеарной семье, на новой структуре, которую Э. Тоффлер назвал «электронным коттеджем», на радикально измененных школах и объединениях будущего. Возникающая цивилизация ведет за пределы стандартизации, синхронизации и централизации. Новая цивилизация, по мнению Э. Тоффлера, будет опрокидывать бюрократию, уменьшать роль национального государства, способствовать росту полуавтономных экономик постимпериалистического мира[30].

Таким образом, характерными чертами постиндустриальной волны, по Э. Тоффлеру, выступают разрушение привычного социума, обвал социальных связей – не только традиционных (семья, род, профессия), но и модернизированных (государство, партия, класс, социальный слой).

Наряду с представленными концепциями теория постиндустриального общества получила развитие и интерпретацию в многочисленных работах других исследователей. Начиная с 1960-х гг. возник целый ряд направлений, изучающих и объясняющих процессы, происходящие в современном обществе, многие из которых существенно противоречили постулатам Д. Белла о стадиальности и технологическом детерминизме. Примером может служить принципиально иная историческая схема формирующегося мира в виде циклического развития. Формирование данного подхода связывается, в частности, с трудами французского экономиста и социолога Ж. Фурастье, который также оперировал термином «постиндустриализм». Признаки постиндустриального уклада, по Ж. Фурастье, во многом повторяют черты средневекового общества. В отличие от сторонников белловского направления, Ж. Фурастье указывал в качестве одной из основополагающих характеристик постиндустриального развития даже реабилитацию религиозного и религиозно-мистического опыта, что напрямую соотносится со средневековой традицией[31]. Понятно, что истолкование постиндустриализма в качестве «нового Средневековья» отражает принципиально иные, в сравнении с моделью стадиального прогресса, управленческие установки.

В противоположность линейному концепту развития авторы предлагаемой читателю работы утверждают, что грядущая стадия мироустройства не обладает принципиальной исторической новизной. Она нова лишь в том смысле, что каждое явление исторически новационно. Парадигма же ее формируется как синтез моделей общества традиционного и модернизационного типов.

Последовательно проведенная до своего логического завершения модернизация приводит к самоотрицанию. И вот уже на новом циклическом витке развития за декорациями модерна и постмодерна угадываются контуры «нового Средневековья»[32].

Строго говоря, не все подобные концепции могут считаться научными школами в рамках собственно теории постиндустриализма в узком смысле слова, это скорее альтернативные направления в рамках поля исследований будущего.

Среди наиболее заметных стоит выделить концепцию информационного общества, концепцию «общества знаний», постмодернизм, концепцию постисторического общества.

В начале 1960-х гг. фактически одновременно в Японии и США в работах Ф. Махлупа и Т. Умесао в научный оборот был введен термин «информационное общество»[33], положивший начало одноименной теории. Теория информационного общества начала разрабатываться в трудах таких авторов, как М. Порат[34], Й. Масуда[35], Т. Стоуньер[36], Р. Катц[37]. Информационноe общество рассматривается исследователями в качестве социального уклада, возникшего в ходе телекоммуникационной революции, развернувшейся одновременно со становлением постиндустриального общества. В информационном обществе доминирует информационный сектор экономики, связанный с ведущей ролью информации и знания.

М. Порат и Р. Катц уделили внимание социологическому аспекту теории информационного общества. Исследователи акцентировали внимание не столько на прогрессе собственно информационных технологий, сколько на становлении технологического, или технотронного, общества и определили современный социум, отталкиваясь от возросшей и постоянно возрастающей роли знаний. По сути, М. Порат и Р. Катц разрабатывали теорию новой социальной структуры, возникшей в условиях постиндустриального общества.

Социально-экономический аспект теории информационного общества в 1970–1980-х гг. изучал Т. Стоуньер. Согласно его социально-экономической теории информационного общества, информацию, подобно капиталу, можно накапливать и хранить для будущего использования. В постиндустриальном обществе национальные информационные ресурсы – самый большой потенциальный источник богатства. Постиндустриальная экономика – это экономика, в которой промышленность по показателям занятости и своей доли в национальном продукте уступает место сфере услуг, а сфера услуг есть преимущественно обработка информации. Производство информации увязывалось с производством знаний и научными открытиями, а растущее значение информатизации выражалось в концепциях постиндустриального и информационного общества.

Одним из главных представителей информационизма является американский социолог М. Кастельс, автор фундаментального трехтомного труда «Информационная эпоха: экономика, общество и культура»[38]. Он рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как сетевое общество. Его важнейшей чертой выступает не столько доминирование информации или знания, сколько изменение направления их использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, «сетевые» структуры, вытесняющие прежние формы личной и вещной зависимости. Автор подчеркивает, что такое использование информации и знаний ведет к совершенно особой социальной трансформации, к возникновению «информационизма». Как отмечает М. Кастельс, индустриализм нацелен прежде всего на производство и распределение энергии, ориентирован на максимизацию выпуска продукции. Информационизм охватывает все области человеческой деятельности и направлен на развитие технологий, накопление знаний и достижение более высоких уровней обработки информации.

В то же время М. Кастельс не говорит о закате капитализма, а даже наоборот, утверждает, что общество сетевых структур является буржуазным обществом. Однако эта разновидность капитализма существенно отличается от своих предшественников двумя основными признаками: глобальный характер (наступивший после распада социалистического лагеря стран) и базирование на сети финансовых потоков. Как отмечает ученый, современные финансовые потоки не знают границ и национальностей, циркулирование капитала определяет судьбу корпораций, семейных сбережений, национальных валют и даже региональных экономик.

Идеи М. Кастельса нашли отражение в работах ряда социологов и политологов, исследующих социальные процессы в современном обществе, возникшие в связи с глобализацией общественных и экономических отношений. Достижения в области новых технологий, на которых основывается формирование информационного общества, во многом изменили характер политической коммуникации. Функционирование современных демократических институтов может быть существенно затруднено без адекватного информационного сопровождения, а обеспечение равного доступа к сетям при определенных условиях может способствовать закреплению демократических стандартов на уровнях межличностного и межгруппового общения[39].

Широкое распространение в работах зарубежных обществоведов получила концепция «общества знания» (Н. Штер, П. Друкер, Т. Сакайя, Д. Диксон). В рамках данной концепции знание рассматривается в качестве основного фактора производства. Человек предстает как основная движущая сила хозяйственного прогресса, а основной его целью является повышение качества жизни.

В работе «Посткапиталистическое общество» американский экономист П. Друкер изложил свои воззрения на современное состояние и перспективы развития капиталистического общества. П. Друкер описывает тенденции, ведущие к преодолению традиционного капитализма; причем основными признаками происходящего сдвига выступают переход от индустриального хозяйства к экономической системе, основанной на знаниях и информации, преодоление капиталистической частной собственности и отчуждения (в марксистском понимании), формирование новой системы ценностей современного человека и трансформация идеи национального государства в сторону глобальной экономики и глобального социума. П. Друкер называет современный этап эпохой радикальных изменений основ общественного устройства – трансформации капиталистического общества в общество, основанное на знаниях (knowledge society) [40].

По мнению П. Друкера, то обстоятельство, что знание стало главным, а не просто одним из видов ресурсов, и превратило наше общество в посткапиталистическое. Данное обстоятельство изменяет структуру общества, и при этом коренным образом. Оно создает новые движущие силы социального и экономического развития, влечет за собой новые процессы и в политической сфере.

В своей концепции П. Друкер соотносит прогресс с тремя этапами изменения роли знания в обществе:

– первый этап связан с применением знаний для разработки орудий труда, технологий и организации промышленного производства;

– второй этап – применение знаний к процессам организованной трудовой деятельности;

– третий (современный) этап характеризуется тем, что знание становится основным условием производства и «знание теперь используется для производства знания»[41].

Основным политологическим выводом из концепции П. Друкера является то, что переход к «обществу, построенному на знании», принципиально меняет властную структуру общества – власть и контроль постепенно переходят от обладателей капитала к тем, кто обладает знанием и информацией, владеет эффективными технологиями его использования. Причем этот переход не отменяет значения капитала. Как правило, капитал перераспределяется, а точки концентрации знания и информационных технологий становятся одновременно и точками управления финансовыми потоками.

Японский экономист Т. Сакайя в работе «Стоимость, создаваемая знанием, или История будущего» предложил собственную концепцию общества, центральное место в котором занимают знания и которое он называет knowledgevalue society (общество, базирующиеся на ценностях, создаваемых знанием). В отличие от ряда западных исследователей, широко применяющих понятия knowledge society, knowledgeable society или производные от них, Т. Сакайя подчеркивает, что характерным признаком современного общества является не сам факт широкой распространенности знаний, а то, что они непосредственно воплощаются в большинстве создаваемых в обществе благ, и таким образом экономика превращается в систему, функционирующую на основе обмена знаний и их взаимной оценки.

Концепция постмодернизма (Ж. Бодрийяр, Ж.-Ф. Лиотар, З. Бауман, У. Бек, Д. Харви) также выступает одной из альтернатив постиндустриализму. Ее авторы скорее ориентированы не на исследование объективных характеристик современного общества, а на суть явлений, происходящих на социопсихологическом уровне.

Ряд концептуальных расхождений касается представлений о роли науки, знаний и информации[42]. Изменение статуса знания, являющегося главным компонентом культуры, в информационную эпоху сводится к тому, что знание принимает форму информации, переводимой на язык компьютеров, операционализируется и коммерциализируется.

З. Бауман в качестве важной черты постмодерна, в противоположность теоретикам постиндустриального общества, выделяет статусный кризис интеллектуалов (элиты знания). В рамках направления «постмодернизм» также можно рассмотреть и концепцию пост-истории, предложенную немецким философом А. Геленом в статье «О культурной кристаллизации» и развитую в работах Ж. Бодрийяра[43]. Работы А. Гелена и Ж. Бодрийяра отличаются пессимистичными оценками современного этапа общественного развития. Говоря о всемирно-историческом процессе, А. Гелен констатирует наступление идейного вакуума. Это состояние он характеризует как пост-историю – время, когда «в плане истории идей уже больше нечего ждать»[44]. Концепция пост-истории Ж. Бодрийяра созвучна идеям А. Гелена. Он рассматривает пост-историю как такое состояние общества, в котором актуализированы все исторические потенциальности, а следовательно, невозможно никакое подлинное новаторство.

Проблематика постиндустриализма поднималась в работах отечественных ученых. В 1960–1980 гг. советский академик В.А. Трапезников сформулировал ряд тезисов, получивших отражение в современной теории постиндустриализма. В 1971 г. в статье «Темп научно-технического прогресса – показатель эффективности управления экономикой» он акцентировал внимание на доминирующей роли знания: «Из понятия об информационной природе труда следует, что наиболее концентрированным результатом труда является информация, представленная в форме накопленных знаний, поэтому научный потенциал страны, его правильное использование являются одним из основных факторов, определяющих развитие нашего общества»[45].

Среди современных российских ученых, исследующих проблемы трансформации общества с позиций постиндустриализма, концепций информационного общества и развития информационной цивилизации, следует отметить В.Л. Иноземцева, А.И. Ракитова, Р.Ф. Абдеева.

Как видно из приведенного обзора, концепция постиндустриализма получила широкий отклик в работах зарубежных и российских специалистов в области общественных наук. Многие исследователи рассматривают современные общественные процессы через призму технологических и информационных изменений, а также повышения значения и роли теоретического знания. Существует множество более частных подходов. Известны теории постиндустриального капитализма, постиндустриального социализма, экологического и конвенционального постиндустриализма и т. д., однако фундамент концепции остается прежним. Среди характерных черт постиндустриального общества исследователи выделяют снижение роли материального производства и развитие сектора, создающего услуги и информацию, изменение характера человеческой деятельности, использование в производстве новых типов ресурсов, а также существенную модификацию социальной структуры. Кроме того, изменения, произошедшие в западной общественно-политической мысли начиная с середины 1990-х гг., также повлияли на проблематику постиндустриальных концепций. Акцент сместился на исследование проблем глобализирующегося мира и объяснение существующего глобального миропорядка.

1.3. О постиндустриалистском дискурсе