Глава 8
Я не стала предупреждать папу о нашем приезде. Так как не вполне представляла себе, что скажу домашним. Я остановила машину, но еще с минуту продолжала сидеть на месте. Лили прильнула к окну, и я вдруг с пронзительной остротой осознала всю убогость нашего маленького дома по сравнению с особняком ее родителей. Когда я сказала Лили, что мама наверняка захочет оставить нас на ланч, девочка настояла на том, чтобы купить цветы, но мое предложение купить на ближайшей заправке гвоздики она встретила в штыки, хотя цветы предназначались для людей, которых она в жизни не видела.
Мне пришлось заехать в супермаркет на другом конце Стортфолда, и там Лили выбрала огромный, перевязанный бантом букет из фрезий, пионов и лютиков, за который, естественно, заплатила я.
– Посиди пока тут, – остановила я Лили, уже собравшуюся было вылезти из машины. – Сперва мне надо им кое-что насчет тебя объяснить.
– Но…
– Положись на меня. Давай дадим им время очухаться.
Я прошла по дорожке через маленький садик и постучала в дверь. Я услышала доносившееся из гостиной невнятное бормотание телевизора и представила, как дедушка в своем кресле напряженно следит за скачками, шевеля губами в такт стука копыт. Звуки и образы родного дома. Я вспомнила о долгих месяцах, которые провела на чужбине, сомневаясь в том, что меня примут обратно, и стараясь не думать, каково это – вновь пройти по знакомой дорожке, оказаться в кольце маминых рук, пахнувших кондиционером для белья, услышать папин раскатистый смех.
Папа открыл дверь, и у него от удивления глаза полезли на лоб.
– Лу! А мы тебя не ждали!.. Разве мы тебя ждали? – Шагнув вперед, он заключил меня в медвежьи объятия. И я сразу почувствовала себя вернувшейся блудной дочерью.
– Привет, па.
Он остался стоять на ступеньке с вытянутой рукой. Из коридора потянуло жареным цыпленком.
– Ну так как, может, зайдешь или нам устроить пикник прямо на крыльце?
– Да, но сперва мне надо тебе кое-что сказать.
– Ты потеряла работу.
– Нет, я не теряла своей…
– Ты наколола еще одно тату.
– Откуда ты узнал про тату?
– Я твой отец. И знаю все, черт возьми, что сделала ты или твоя сестра с тех пор, как вы вышли из младенческого возраста. – Он наклонился ко мне поближе и прошептал: – А вот твоя мать никогда бы не позволила мне украсить себя наколкой.
– Нет, папа. Я не наколола еще одно тату. – Я набрала в грудь побольше воздуха. – Я… я привезла с собой дочку Уилла.
Папа ошалело уставился на меня. У него за спиной возникла мама, в своем неизменном переднике.
– Лу! – Поймав папин взгляд, она тотчас же всполошилась. – Что? Что случилось?
– Она говорит, что приехала с дочкой Уилла.
– С кем с кем она приехала?! – ахнула мама.
Папа вдруг резко побледнел и, нащупав за спиной батарею, поспешно ухватился за нее.
– Ну что еще? – рассердилась я. – Что случилось?
– Ты же… не хочешь сказать, что… выносила… э-э-э… его ребеночка?
Я скорчила страшную рожу:
– Она в машине. Ей шестнадцать.
– Ох, слава богу! Ох, Джози, слава богу! В наше время всякое бывает… Никогда не знаешь… – Наконец папа взял себя в руки. – Дочка Уилла, говоришь? Ты никогда не рассказывала о…
– Я не знала. Никто не знал.
Мама попыталась заглянуть из-за папиного плеча в мою машину, а сидевшая там Лили старательно делала вид, будто не знает, что речь идет о ней.
– Ну, тогда приглашай ее в дом, – сказала мама, прижав руки к шее. – У нас сегодня цыпленок вполне приличного размера. Хватит на всех, если я добавлю еще картошки. – Она растерянно покачала головой. – Нет, надо же, дочка Уилла! Боже мой, Лу! От тебя действительно можно ожидать чего угодно. – Она наклонилась вперед, чтобы помахать рукой Лили, та неуверенно помахала в ответ. – Иди сюда, дорогая!
Папа приветственно поднял руку, а затем едва слышно спросил:
– Мистер Трейнор знает?
– Пока нет.
– Ну-с, а что там у нас еще? – потерев грудь, спросил папа.
– Ты о чем?
– Это ты мне должна сказать. Я имею в виду, помимо прыжков с крыши и возвращения потерянных детей. Надеюсь, ты не поступила в цирк, не усыновила ребенка из Казахстана или типа того?
– Папа, клянусь, тут моя совесть чиста. По крайней мере, пока.
– Что ж, и на том спасибо. А который час? Я не отказался бы выпить.
– Лили, в какой школе ты учишься?
– В небольшом пансионе в Шропшире. Вряд ли о нем кто-либо когда-либо слышал. Там в основном дебилы-аристократы и представители побочных ветвей румынской королевской семьи.
Мы всемером теснились за обеденным столом в гостиной, причем шестеро из нас истово молились в душе, чтобы никому не приспичило в туалет, так как тогда придется вставать и двигать стол ближе к дивану.
– Пансион, значит? Буфеты, полночные посиделки и все такое? Зуб даю, это клево.
– Не совсем. Они закрыли буфет в прошлом году, потому что многие девочки заработали нервную анорексию[8] и, съев «Сникерс», например, специально вызывали у себя рвоту.
– Мама Лили живет в Сент-Джонс-Вуде, – сообщила я. – Лили побудет со мной парочку дней, чтобы… Чтобы поближе познакомиться с родственниками… с другой стороны.
– В нашем городе живет уже не одно поколение Трейноров, – сказала мама.
– Правда? – заинтересовалась Лили. – А вы их знаете?
– Не то чтобы… – замялась мама.
– А какой у них дом?
– Ну, о таких вещах лучше спрашивать Лу. – Мамино лицо сразу окаменело. – Это Лу у нас проводила там… все свое время.
Лили явно ждала продолжения. Папа вопросительно взглянул на маму:
– Я работаю с мистером Трейнором, управляющим замком.
– Дедушка! – воскликнул дедушка и рассмеялся.
Лили посмотрела на него, потом на меня. Я ответила ей ободряющей улыбкой.
– Все верно, дедуля, – сказала мама. – Он приходится Лили дедушкой. Совсем как ты – Лу. Кому еще картошки?
– Дедушка, – с довольным видом тихо повторила Лили.
– Мы позвоним им и… все расскажем, – предложила я. – Если хочешь, можно на обратном пути проехать мимо их дома. Чтобы ты хоть краем глаза на него взглянула.
Пока мы обменивались мнениями, моя сестра сидела молча. Лили усадили рядом с Томом в слабой надежде на то, что это его дисциплинирует, хотя некоторый риск, что он заведет разговор о паразитах в заднем проходе, все же имелся. Трина внимательно следила за Лили. Сестра оказалась более подозрительной, чем мои родители, поверившие во все то, что я им выдала на голубом глазу. И в конце концов задала мне все те вопросы, что, как запертая птица, стучали у меня в мозгу. Откуда я узнала, что она та, за кого себя выдает? Что ей было надо? И наконец, с чего это вдруг, ради всего святого, родная мать захотела, чтобы девочка осталась со мной?
– И как долго она у тебя пробудет? – едва слышно спросила Трина, пока папа распинался насчет работ с зазеленевшим дубом.
– Мы это еще не обсуждали.
Трина состроила гримасу, красноречивей любых слов говорившую, что я форменная идиотка, но ее это нисколько не удивляет.
– Трин, она переночевала у меня всего два раза. И она еще совсем юная.
– Вот и я о том же. А что ты вообще понимаешь в воспитании детей?
– Она уже не ребенок.
– Она хуже, чем ребенок. Подростки – что твои карапузы, только с переизбытком гормонов. Считают себя достаточно взрослыми, чтобы делать то, что им заблагорассудится, а здравого смысла – чуть. Она могла вляпаться в самые разные неприятности. Поверить не могу, что ты затеяла эту авантюру.
Я передала сестре соусник:
– Привет, Лу. Ты молодец, что держишь хвост пистолетом. Поздравляю, что сумела пережить этот ужасный инцидент. Мне очень приятно тебя видеть.
Трина вернула мне солонку и едва слышно сказала:
– Понимаешь, тебе с этим не справиться, так же как… – И тут ее голос затих.
– Так же как с чем?
– Со своей депрессией.
– Нет у меня никакой депрессии! – огрызнулась я. – Трина, я не в депрессии. Повторяю еще раз для дураков: я не бросалась вниз с крыши дома.
– Ты уже давным-давно сама на себя не похожа. И случилось это гораздо раньше, чем вся эта история с Уиллом.
– Ну что мне еще сделать, чтобы тебя убедить? Перекувырнуться? Я нашла работу. Хожу на физиотерапию выправить бедро и на занятия групповой психотерапии вправить себе мозги. По-моему, я очень даже неплохо справляюсь. – Я поняла, что все за столом меня внимательно слушают. – Ой, я совсем забыла самое главное. Лили была там. Она видела, как я упала. Оказывается, это она вызвала «скорую». – (Теперь ко мне были прикованы взгляды всех членов моей семьи.) – Я… не нарочно прыгнула с крыши. Да-да. Она видела, как я упала. И вызвала «скорую»… Лили, я как раз объясняю своей сестре. Ведь ты была там, когда я упала, так? Теперь верите? Я говорила вам, что слышала девчоночий голос. Я еще не совсем сошла с ума. На самом деле она все видела. Я поскользнулась, так?
Лили, продолжая жевать, оторвала глаза от тарелки. Как только мы сели за стол, она только и делала, что уписывала еду за обе щеки.
– Угу. Она стопудово не пыталась покончить с собой.
Папа с мамой переглянулись и посмотрели на меня. Мама облегченно вздохнула, незаметно перекрестилась и улыбнулась мне. Сестра удивленно вздернула брови, что с ее стороны было равнозначно тому, чтобы принести мне свои извинения. У меня даже немного поднялось настроение.
– Угу. Она просто что-то выкрикивала в небо. – Лили театрально взмахнула вилкой. – Потому что была пьяная в стельку.
В комнате повисло неловкое молчание.
– О-о-о… – протянул папа. – Ну тогда все…
– Все хорошо, – закончила за него мама.
– Цыпленок просто объедение, – сказала Лили. – А можно еще кусочек?
Мы остались до вечера, отчасти потому, что каждый раз, как я вскакивала, чтобы распрощаться, мама впихивала в нас очередную порцию еды, а отчасти потому, что Лили болтала с моими домашними, и это каким-то образом помогало разрядить обстановку. А когда солнце стало клониться к горизонту, мы с папой уселись в садике позади дома на два шезлонга, которые каким-то чудом умудрились окончательно не сгнить за прошлую зиму. Правда, мы с папой все же решили не рисковать и без нужды лишний раз не шевелиться.
– А ты знаешь, что твоя сестра читает книгу «Женщина-евнух»[9] и какое-то дерьмо под названием «Женская спальня» или вроде того? Она утверждает, что твоя мать – это классический пример угнетенной женщины, а тот факт, что мама с этим не согласна, – еще одно свидетельство ее угнетения. Трина пытается убедить маму, что я должен заниматься стряпней и уборкой, ну и вообще, утверждает, будто я какой-то чертов пещерный человек. Но когда я осмеливаюсь ей возразить, она начинает говорить, чтобы я «ограничил свои привилегии». Ограничил свои привилегии! А я сказал ей, что я бы с радостью, если бы знал, куда ее мать их засунула.
Конец ознакомительного фрагмента.