Наши соседи
Владимир Ешкилев (Ивано-Франковск)
Лекции времен оккупации. Ироническая проза
Поэзия ядов
Тема отравлений упрямо не сходит со страниц мировой прессы. Обсуждают отравление семи сотен пассажиров круизного океанского лайнера. Президент Украины недоволен темпами расследования своего собственного отравления. В лондонской больнице скончался отравленный экзотическим полонием бывший эфэсбешник и перед смертью обвинил в своих печалях Путина. Но и за границами мировых новостей присутствует та же тема. Знакомая девушка третий день не отходит от унитаза после посещения популярного в студенческой среде развлекательно-ресторанного комплекса. Похоже, она выпила в таблетках столько активированного угля, сколько за день подымают на гора неутомимые работяги шахты имени Засядько.
В конце концов это начинает доставать. Такое впечатление, что взбесившиеся спецслужбы травят все, что двигается. Противопоставить этим атакам можно лишь знание. Ведь знание, как меня учили, это сила.
Я снимаю с дальних книжных полок справочники по химии и погружаюсь в этот опасный мир. Оказывается, 98 % элементов таблицы Менделеева только и ждут удобного случая, чтобы отправить нас на тот свет. Все эти соединения фосфора и соли ртути, все эти кислотные и щелочные, радиактивные и бензольные гадости. Все эти фишки из коллекции дядюшки Руджери. Того самого, что во времена Екатерины Медичи отправил в лучший мир добрую половину парижского придворного бомонда.
Читая справочники, я постепенно прихожу к выводу, что пребывание в неотравленном состоянии – это скорее счастливый случай, чем норма. И никакие предосторожности тут не помогут: зловредная химия все равно проникнет в ваше доверчивое тело, если и не в виде ароматизатора «Е 345279», так уж точно вонючей молекулой, которую алкогольные жулики прилепили к хвосту благородного коньячного фермента. Вы наслаждаетесь вкусом фермента, не подозревая, что микроскопическая молекула-пассажирка уже начала свое черное дело. Утром вы ощутите последствия ее путешествий по вашим сосудам. Особенно прочувствует их та часть тела, к которой крепятся уши.
Яды образуют композиции, прячутся в веществах-носителях и действуют в соответствии с дозировкой и особенностями внутренней среды. Летописный источник сообщает, что в Индии во времена Великих Моголов жил непревзойденный отравитель, который умел так подобрать состав и дозу яда, что отведавший его человек умирал точно в оговоренный в заказе день. Яд убивал или через час, или через неделю, или через восемь месяцев. В зависимости от пожеланий заказчика.
За дополнительную плату можно было заказать для жертвы легкую смерть во сне или, наоборот, страшные многомесячные предсмертные мучения. Мастер Ядов тщательно изучал стиль жизни жертвы, разузнавал точный вес, тип рациона, склад характера и даже частоту и объем стула. Летописец, оставивший нам свидетельство об этом негодяе (но не сообщивший, и поделом, его имени), пишет, что высшим пилотажем Мастер Ядов считал отравление путем прикосновения.
К жертве посылали красивую девушку, на тело которой наносилась ядовитая косметика. Слой специального масла (или жирной глины) защищал ее саму от яда. Во время эротического массажа одалиска прижималась своим телом к телу жертвы, постепенно втирая в него фатальную композицию. Смерть от удушья настигала жертву через несколько недель.
Эта история свидетельствует о том, что из всего на свете, при желании и любви к своему делу, можно сделать предмет искусства. Я представляю себе, как Мастер Ядов, словно поэт – стихи, слагает свою химическую композицию. Вот он тщательно – капля за каплей – отмеряет соединение фосфора. Затем добавляет одну большую каплю сока экзотического растения и несколько крупинок зеленой меди. В прозрачной склянке смесь становится грязно-голубой. Мастер осторожно нюхает раствор, довольно прищуривается, добавляет еще кунжутного масла, талька и немного мускуса. Совсем немного. Полкапли. Химическая поэма завершена. Мастер зовет девушку. Та входит – обнаженная, обольстительная, смазанная защитным слоем, вытягивается на циновке и ждет, пока первый мазок не ляжет на ее поблескивающую кожу. Где-нибудь между грудью и упругим куполом живота…
Вино как врата
Винные ритуалы сильно отличаются от водочных. Водочный дух окутывает сознание плотной пеленой, растворенная в нем печаль мстительно блуждает в мозгу, словно полки Наливайко в Черкасской степи. Веселый и легкий дух вина, напротив, проясняет окружающую действительность. В нем – светлая энергия солнечных лучей, бодрая энергия юга. Эта энергия требует по отношению к себе подчеркнутого уважения. Атрибутов прозрачных и легких. Помещений с высокими окнами. Дубовых, не испорченных лаком, столов. Натертых воском поверхностей.
Во главе винного ритуала – специфическая фигура сомелье с набором традиционных инструментов. Черпачок-теставен, кулер – ведерко с кубиками льда, штопор и декантер для аэрации солнечного напитка. Все серебряное и хрустальное. На дубовых столах высятся шары бокалов, готовые принять в свои сияющие недра бархатистую жидкость, насыщенную лучами Ярилы-Ра. Я не спеша наклоняю наполненный на треть бокал. Густая прозрачная кровь демонов винограда течет по вогнутому стеклу и первая капля достигает губ. Мне кажется, что сквозь терпкость и сладость я чувствую острый прикус серебра и мохнатую вязкость дуба. Сахар, кислота и спирт обволакивают шарики гемоглобина едкой алхимической мантией. Потоки причудливо пресекаются, сливаются и человек становится совершенным вместилищем винного духа, свободным сородичем Вакха.
В это мгновение (это, мой друг, важно – чтоб именно в это мгновение) в желудок падает кусочек пармезана. Маленький не испорченный жеванием кусочек. Этот кусочек – вместилище еще одного демона вкуса. Удерживаемое сыром вино постепенно проникает в кровь и ритуальная жидкость не спеша достигает берегов пьяной истины, Открываются Врата.
Вино впускает пьяницу-паломника в свой потаенный мир. В царство солнечных мистерий Диониса. Небесный диск светится из-под кожи пурпурным сиянием перенасыщенной вином крови. Паломник чувствует свет. Свет овладевает телом и отнимает ноги. Ноги остаются по ту сторону врат. Ведь для передвижения по солнечному царству они не нужны. Перемещения свершаются теперь вдоль вакхических вертикалей, воспетых пьяницей Хайямом. Мы когда-то читали его рубаи, мой друг. Теперь они читают нас. Потому что мы пьяны. Потому что вино неистребимо.
Оно неистребимо, как материя. Как принцип. И абсолютно неистребимо и вечно, как Врата. Потому что находит и высвечивает особенное под кожей каждого человека. Но я заболтался, мой друг. Это правда. Трудно размышлять, когда поэзия великих алконавтов читает тебя, словно ты не человек, а съехавшая надпись на стене туалета.
При употреблении вина нельзя останавливаться. Это обязательное условие ритуала. Бокал за бокалом держат Врата открытыми. Света никогда не бывает слишком много. Чем менше крови в крови, тем больше истины в теле. Вино медленно, но верно извлекает из крови родовую память. И мы, друг, внезапно видим, как наши предки гонят по тундре отвратительного вонючего мамонта. Наш предок был мохнат. Он рычал.
А после исчезают все спродюсированные внутренним голивудом картинки. Остается только свет. Отчего-то смешанный с головной болью. Но такой прозрачный, как свет в конце туннеля. Или туннель в конце света. И это уже финиш.
Ты спрашиваешь, что дальше?
Дальше утреннее похмелье. Сумерки обыденного мира. И надежда, что этот винный ритуал не последний. Надежда, что капля вина останется в жилах даже тогда, когда там уже ничего не останется. Совсем.
…орда, антиорда…
Отцы-основатели европейской политической традиции считали Орду кочевой формой варварства. В памяти оседлых народов-победителей побежденные кочевники остались лишь в виде тени: ночным ужасом, смертельным неистовым набегом. Самих носителей этого ужаса уже нет, они исчезли в ходе исторического прогресса. И только цыгане иногда напомнят нам то ли о «форме варварства», то ли об особой форме равновесия между человеком и пространством. Между человеком и открытостью.
Если казаки и вправду были создателями украинской самобытности, то следует признать, что самобытность эта складывалась на близких или далеких орбитах Орды. В местах, по одну сторону от которых крепли политические нации с их социальным принуждением, оседлостью и государственностью. А по другую сторону обитала особенная пустота (или открытость). В этой пустоте порой не было ничего. А порой возникала Орда. Которая не заполняла эту пустоту-открытость, но скорее сама была ее хищной разновидностью.
Казаки боролись в Ордой. Это не была борьба на уничтожение, но соревнование и сосуществование двух форм коллективнокочевого – Орды и Антиорды. При этом Антиорда была одновременно и антигосударством, что бы там не рассказывали историки о «зародышах государственности» в разбойничьих гнездах посреди днепровских плавней. Когда под сапогом екатерининского солдата исчезла Орда, исчезло и вольное разбойное рыцарство. Исчезло почти без следа, оставив лишь опереточные чубы и шаровары. А также нечто, что до сих пор мешает нескольким нациям войти в европейскую семью народов. То ли это семья распознает чужого по запаху. То ли чужому тесно под. низкими потолками мудрых законов и прагматических правил. Хрен разберешь.
Конец ознакомительного фрагмента.