Действующие лица: Рибас
Рибас скакал на коне по дороге, ведущей в Венецию. Солнце садилось, спала жара, дул свежий ветер с моря. Маленький городок со старым собором дремал на горе в заходящем солнце. Но Рибасу было не до красот – он гнал, гнал коня по дороге. «Как интересно… – размышлял Рибас. – Он сделал вид, что слышит об этой женщине впервые. А о ней, почитай, полгода пишут во всех газетах, говорят во всех салонах. Конечно, знал… Более того, предполагал, что она к нему обратится. А к кому ж ей еще обратиться? Он самый могущественный и самый опальный. В его распоряжении – флот и немыслимые суммы денег… Он может ради прихоти потопить фрегат… И притом ему запрещено то, что дозволено всякому, – вернуться на родину. Говорят, есть приказ: задержать его на границе, коли он без дозволения императрицы…»
Рибас вгляделся: далеко-далеко по дороге ехала карета. Рибас пришпорил коня.
«Итак, он знал, – продолжал размышлять Рибас. – А следовательно, план имел. Часть первую плана он сегодня высказал: проведать, где она, с ней связаться. Для чего? Он решил-де проверить: не задумали ли его опорочить перед императрицей?.. Ну, если он действительно этого боится, ему как раз опасно с ней встречаться… Нет, на самом деле этот человек никого не боится – ни Бога, ни черта… Уж не взыграло ли ретивое: одну императрицу он на трон уже посадил?.. Ох, Рибас, будь осторожен: ты должен понять всю игру, прежде чем в ней участвовать».
Карета сэра Эдуарда Монтегю мчалась в Венецию. Далеко по дороге показался всадник. Всадник приближался.
– По-моему, нас догоняют, сэр, – сказал лакей с запяток.
– И по-моему, тоже: нас догоняют, – невозмутимо ответили из кареты.
Рибас поравнялся с коляской.
– Остановитесь, милорд! У меня поручение от Его сиятельства графа Орлова!
Монтегю не отвечал и внимательно разглядывал Рибаса из окна кареты. Некоторое время они ехали рядом молча. Рибас тяжело дышал, но продолжал гнать вперед лошадь.
– К сожалению, я не имею возможности остановиться, мой молодой друг, – наконец произнес Монтегю из окна кареты, – ибо спешу в Венецию… Но я готов выслушать вас по пути. – И вечная издевательская улыбка появилась на лице англичанина.
– Граф приказал узнать, милорд, где находится автор послания, которое вы соизволили передать?
– Вы, кажется, в России иностранец, господин… – И он вопросительно посмотрел на всадника.
– Рибас.
– Сейчас много иностранцев, господин Рибас, на русской службе. Им граф может приказывать. А я пока не имею чести…
И Монтегю скомандовал:
– Вперед!
Форейтор ударил по лошадям, карета понеслась по дороге. Рибас тоже пришпорил лошадь, продолжая беседовать с англичанином.
– Мне необходимо, милорд… – Он задыхался. – Я не могу вернуться без сведений.
– Какое интересное положение: вы не можете вернуться без сведений. А я не могу их вам дать. Как же нам быть, милейший?
Рибас улыбнулся.
И выхватил пистолет.
Коляска становилась.
– Посмотрите назад, – улыбнулся англичанин.
С запяток на Рибаса смотрело дуло пистолета.
Рибас расхохотался:
– Значит, остается проверить, кто выстрелит первым. Если я – умрете вы, если одновременно – умрем мы оба, и лишь в третьем случае умру один я. Так как у меня нет иного выхода, я вынужден буду это проверить. Но у вас-то есть: всего одно слово. И вы спасаете, по крайней мере, одного из нас… Я не шучу, милорд.
После некоторого молчания из коляски ответили:
– Вы далеко пойдете, господин Рибас… Она – в Рагузе.
И коляска покатила по дороге.
После демонстрации Чесменского боя перед восхищенными жителями Ливорно Орлов уехал в Пизу. Ливорно давно ему наскучил, и великолепный граф жил в Пизе в восхитительном палаццо Нерви.
В кабинете граф беседовал с Рибасом.
– На обратном пути я завернул в Ливорно, – докладывал Рибас, – и проверил сообщение англичанина. Дело в том, что в Ливорно находится сейчас наш давний друг – рагузский сенатор Реджина. Сенатор подтвердил: сия женщина действительно сейчас в Рагузе.
Рагуза (ныне Дубровник) – маленькое государство на Адриатическом море, подобное Венеции. «Свободные дети свободной матери Рагузы» торговали по всему свету. Рагуза издавна находилась под протекторатом турок. В 1772 году граф Орлов со своей эскадрой вошел в воды республики и потребовал отказа от турецкого протектората. Боясь турок, сенат не согласился. Орлов заявил, что будет бомбардировать древний город. Испуганный сенат отправил депутацию в Петербург. Екатерина послов не приняла, но бомбардировку отменила…
– В Рагузу, – продолжал Рибас, – ее привел случай. Вместе с польским воеводой князем Радзивиллом она плыла из Венеции в Турцию к султану, с каковым имела намерение соединиться. Но сильные ветра отнесли ее в рагузскую гавань… Нынче по причине нашего мира с Турцией вновь отправиться к султану ей никак невозможно. И она обитает в Рагузе. Хотя рагузский сенат, напуганный вами, Ваше сиятельство, делает все возможное, чтобы она оттуда убралась. Страх сената столь велик, что сенаторы даже отписали в Петербург о появлении сей женщины.
– Вот так! – захохотал Орлов. – Значит, уже и в Петербурге о ней знают. Мы узнаем последние… Зачем держу вас на службе?
– Из Петербурга ответили, что нет никакой надобности обращать внимание на побродяжку…
– Узнаю благодушие графа Панина!
Христенек ввел в залу жизнерадостного толстого господина в мундире майора.
– Тучков-второй, – представился майор.
– Значит, видел ее в Венеции? – спросил Орлов.
– Точно так, Ваше сиятельство. Она жила в доме самого французского посла.
– Ну, как же без французов-то обойтись? – усмехнулся Орлов.
– Сей посол оказывал ей знаки внимания, почитай, как царствующей особе. С ней общались сам польский князь Карл Радзивилл и граф Потоцкий. Много с ней понаехало поляков. Все с усищами, саблями гремят. Скоро, говорят, будем с нашей принцессой Всероссийской на Москве, как с царевичем Дмитрием. И другие пакостные слова, повторять не хочу.
– И не надо повторять… ты лучше про дело рассказывай.
– Познакомился я там с двумя поляками: с Черномским и Доманским. Усищи у них…
– Ну, про усищи ты уже говорил.
– Садился я с ними в карты играть…
– Все проиграл? – усмехнулся Орлов.
Майор вздохнул:
– Там был еще француз маркиз де Марин, ох злой до карт мужчина. Он при ней служит. Обобрал он меня дочиста. И вот тут она и вошла… Вошла… за ней гофмаршал идет, потому что она еще и герцогиней будет.
– Подожди, – прервал Христенек, – ты же говорил, что ее кличут принцессой Всероссийской.
– Это по происхождению тайному она вроде бы принцесса Всероссийская, а по жениху – замуж она готовится – она еще и герцогиня. Поляки кричат мне: целуй-де ручку у своей законной повелительницы, а я только плюнул… Тьфу – вот вам и весь мой ответ.
Он замолчал.
– И все? – усмехнулся Орлов.
– И все, Ваше сиятельство. Спасибо ноги унес, а то б зарубили.
– Ну что ж, ответил хорошо. Узнал мало, вот что плохо, – мрачно сказал Орлов. – Ну, и как она… с лица?
– Худого не скажу… Красавица. Волосы темные, глазищи горят… И ни на секунду не присядет, все движется, все бежит…
– Понравилась? – усмехнулся Орлов.
– Только в оба и гляди, а то обольстит, – засмеялся майор, – но худа уж больно, пышности в теле никакой…
После ухода майора Орлов сказал:
– Чую, получим мы еще одного Пугачева в юбке, пока граф Панин благодушествует…
И приказал Христенеку:
– Пиши.
Граф начал диктовать, расхаживая по комнате:
– «Всемилостивейшая государыня! Два наимилостивейших Ваших писания имел счастие получить. С благополучным миром с турками Ваше императорское величество, мать всей России, имею счастье поздравить. Угодно Вашему величеству узнать, как откликнулись министры чужестранные на весть о мире…»
Орлов остановился и сказал Христенеку:
– В своем письме к нам государыня предполагает, как они должны откликнуться. Вот это все дословно в наше письмо и перепиши. Ибо что матушка предполагает, то и правда.
И он продолжил диктовать:
– «На днях, матушка, получил я письмо от неизвестного лица, о чем хочу тебе незамедлительно донести. Сие письмо прилагаю, из коего все ясно видно. Почитай письмо внимательно, матушка, помнится, что и от Пугачева воровские письма очень сходствовали сему письму. Я не знаю, есть ли такая женщина или нет. Но буде есть, я б навязал ей камень на шею да и в воду… Я ж на оное письмо ничего не ответил, но вот мое мнение: если вправду окажется, что есть такая суматошная, постараюсь заманить ее на корабли и потом отошлю прямо в Кронштадт. Повергаю себя к священным стопам Вашим и пребуду навсегда с искренней моей рабской преданностью».
«Как повернул, – с восхищением думал Рибас. – И уже забыты враги, которые хотят его опорочить! Теперь, оказывается, он решил свидеться с нею – только чтоб заманить ее на корабли!.. И все, что он будет делать, чтобы свидеться с суматошной, есть лишь служение императрице… Но как же он хочет с нею свидеться!»
На лице Рибаса было искреннее восхищение.
Орлов вдруг пристально посмотрел на Рибаса и сказал:
– Ох, Рибас, хитрый испанец, боюсь, повесят тебя когда-нибудь!
– Сильного повесят, слабого убьют, а хитрого сделают предводителем. Это у нас пословица, Ваше сиятельство, – улыбнулся Рибас.
– Итак, Осип Михайлович, – прервал его граф, – ты отправляешься в Рагузу. И все… все о ней разузнаешь. Откуда она родом?.. Кто с ней в заговоре?.. С кем в отечестве нашем связана?.. Но главное – кто она? Ты понял? Я все должен знать… На глаза ей не попадайся! И будь осторожен.
– Я всегда осторожен, Ваше сиятельство, когда имею дело с женщиной. Ибо женщина есть сосуд греха. Мой отец всегда говорил: «Женишься – бей жену». А я, дурак, спрашивал: «За что ж ее бить, коли я ничего плохого о ней не знаю?» – «Ничего, – отвечал отец, – она знает!»