2
Дмитрий
То, что с этой женщиной они не найдут общего языка, Дмитрий понял сразу. Черт возьми, разве не достаточно было того, что благодаря щенячьему энтузиазму Нила на них теперь должна была свалиться куча претендентов на научные открытия мирового масштаба?! Надо ж было судьбе так расстараться и подсунуть ему бабу-ученого! Чем, интересно, он так прогневил бога?
В тот день, еще только поднимаясь по ступенькам к домику на сваях и слыша возбужденное щебетание Нила из-за двери, он сразу понял, что к ним в гости забрела какая-то особа женского пола. Стал бы иначе Нил так распинаться, сыпать шутками и сам же первый над ними хохотать! Но у Дмитрия оставалась еще надежда, что Нил, воспользовавшись тем, что Дмитрий отлучился снять показания приборов, пригласил на станцию какую-нибудь местную прелестницу. В таком случае достаточно было бы по-быстрому вытурить красотку, наорав на любвеобильного стажера, и проблема была бы решена. Но стоило Дмитрию войти в здание метеостанции и увидеть, с кем беседует Нил, как сразу стало ясно, что здесь так просто не получится.
Женщина, перед которой выламывался проклятый студент, была, во-первых, европейкой, во-вторых, явно заявилась к ним не случайно, о чем свидетельствовал хотя бы ноутбук, который незнакомка держала в руке. Прикрывая за собой дверь, Дмитрий услышал, как та спросила Нила:
– Значит, сами вы наблюдений на месте не вели? Только ваш напарник?
Из ее слов Дмитрий понял, что, во-первых, девица эта приехала сюда из-за вулкана, а во-вторых, что Нил успел уже насвистеть ей в уши по поводу значимости собственной должности. Напарник, глядите-ка! К тому же говорила женщина с легким акцентом, по которому он сразу догадался, что незнакомка была его соотечественницей. Но до поры до времени решил своих догадок не выдавать.
– Приветствую вас, – громко поздоровался он, привлекая к себе внимание. – Чем могу быть полезен?
Женщина обернулась и скользнула по нему быстрым взглядом. Теперь, разглядев ее получше, Дмитрий мог только досадливо выругаться про себя. И эта фифа, словно выскочившая прямиком из Голливуда, небось считает себя ученым? Нет, определенно судьба сыграла с ним злую шутку.
Гостья, стоявшая перед ним, была одета в идеально отутюженные белые шорты со множеством карманов и темно-зеленую майку без рукавов. Должно быть, считала, что выглядит скромно и практично. На деле же эти тряпки как будто специально были созданы для того, чтобы подчеркивать достоинства ее стройной, спортивной фигуры – длинные загорелые ноги, чуть узковатые бедра, высокую грудь, сильные руки с четко прорисованными мышцами. Неудивительно, что Нил распустил тут слюни. Однако точеной фигурой красота незнакомки не ограничивалась. Природа наделила ее еще и правильными чертами лица, светлыми, цвета прозрачного аквамарина глазами, нежной загорелой кожей, копной тяжелых золотисто-русых волос, которые она привычным движением постоянно откидывала за спину, чтобы не падали на лицо. Ну и что эта примадонна тут забыла? Небось втрескалась в какого-нибудь брутального ученого и вообразила себя преданной спутницей гения? Таскается теперь за ним, якобы исполняя функции личного секретаря, на деле же только мешается, отвлекает от работы и заводит свары в экспедициях.
Женщина меж тем шагнула прямиком к Дмитрию и улыбнулась какой-то удивительной, подкупающей, светлой, солнечной улыбкой.
– Здравствуйте, – сказала она, протягивая руку для пожатия. – Меня зовут Мария Серебрякова, я сотрудник Московского института океанологии. В настоящий момент моя лаборатория получила грант на изучение Тиры – вулкана, находящегося на Санторини. Недавно с вашей метеостанции поступили сведения о том, что начал подавать признаки активности прибрежный вулкан, который по своим геофизическим свойствам подобен вулкану Тира. И я получила разрешение провести здесь некоторые исследования, которые могли бы помочь мне в моей основной работе пролить свет на то, что произошло на Санторини много сотен лет назад.
– Так вы русская? – удовлетворенный правильностью своей догадки, спросил Дмитрий, переходя на русский язык.
– Да, – удивленно отозвалась Мария. – Вы тоже из России? Как приятно встретить соотечественника.
Нил, до сих пор блаженно скалившийся, услышав, что беседа вдруг перешла на незнакомый ему тарабарский язык, заволновался, подскочил со стула и принялся переводить взгляд с Дмитрия на Марию и обратно. Он, видимо, решил, что чертов метеоролог решил использовать какой-то гнусный прием, чтобы стащить у него из-под носа уже практически завоеванную добычу. Дмитрий нисколько не сомневался в том, что Нил уверен, будто произвел на Марию неизгладимое впечатление, покорил ее и разжег у нее в груди пылающие чувства. Самоуверенности малолетнему придурку было не занимать.
– Вы случайно не дочь профессора Серебрякова? – спросил Дмитрий.
И Мария радостно кивнула:
– Вы знали моего отца?
– Не лично, – отозвался Дмитрий. – Просто наслышан.
Итак, ситуация вырисовывалась довольно ясная. Значит, вначале он ошибся, но не так уж сильно. Эта куколка потащилась в науку не за любовником, а за отцом. Наверное, комплекс ребенка гения, или как там это называется? Доказать вечно занятому папочке, что ты тоже человек, привлечь внимание любой ценой. Только вот почему он, Дмитрий, должен со всем этим нянчиться?
Дмитрий тяжело опустился на стул и смерил Марию недружелюбным взглядом. Та смотрела на него с некоторым недоумением, но не враждебно. Нил тут же подскочил:
– А хотите чаю? Вы вообще когда прилетели? Устали, наверное, с дороги? Еще ведь и перемена часовых поясов… Может, вам местные достопримечательности показать?
– Нил, заткнись, – шикнул на него Дмитрий. Затем перевел взгляд на Марию: – Так чего вы хотите конкретно от меня? Зачем приехали?
– Мм… сейчас объясню, – отозвалась та. – Только можно я для начала сяду? – добавила, подпустив в голос язвительности. Но Дмитрий пропустил ее сарказм мимо ушей. Не собирается он тут разыгрывать перед этой дамочкой галантного джентльмена. – Нил, милый, вы не принесете мне стул? – обратилась меж тем Мария к балбесу-студенту.
– Конечно, – тот тут же радостно сорвался с места, на лету опрокинул чашку кофе (которую Дмитрий приготовил себе еще до того, как пошел снимать показания с приборов), чертыхнулся на бегу, но, не останавливаясь, промчался в соседнюю комнату и с победным видом выволок оттуда колченогий стул. – Подойдет?
– Конечно, спасибо, – Мария одарила его одной из своих ласковых улыбок, и Дмитрий подумал про себя, что Нилу теперь эротических фантазий еще на неделю хватит.
– Вот посмотрите, – Мария пододвинула стул поближе к Дмитрию, открыла ноутбук и принялась тыкать пальцем с коротко обрезанным ногтем в открытый на экране документ. – Вот план экспедиции. Конечно, он составлен немного поспешно, но, сами понимаете, особенно много времени у меня не было. Итак, запланировано двенадцать погружений батискафа…
– Батискафа? – насмешливо перебил ее Дмитрий. – И где вы тут собрались взять батискаф?
– Батискаф я привезла с собой. Я сегодня, как только прилетела, сразу же проверила в аэропорту, и все в порядке, батискаф на месте, прибыл сегодня утром незадолго до нас, – терпеливо, но с уже слышавшимся в голосе напряжением ответила Мария. – Вот здесь, на чертеже вы видите точки, где я намереваюсь брать пробы. Конечно, схему придется скорректировать на месте, поскольку мне известны только приблизительные параметры. И здесь я очень надеюсь, что вы мне поможете. Скажите, пожалуйста, вы уже брали какие-нибудь пробы? Может быть, проводили опыты? Разработки? Мы могли бы скооперироваться и общими усилиями…
– С чего бы мне это делать? – жестко оборвал ее речь Дмитрий.
Мария заморгала, кажется, обескураженная его неприветливостью. А Нил, в это время как раз пытавшийся вытереть пролитый кофе, неодобрительно покосился на Дмитрия. По-русски он, ясное дело, не понимал, но тон-то уловить мог, и явно был недоволен тем, что шеф так по-хамски общается с прекрасной посетительницей.
Мария, тем временем, уже овладела собой и ответила с вызовом:
– О, даже не знаю. Может, потому что вместе мы могли бы получить лучшие результаты. У вас есть опыт наблюдений за здешним вулканом, у меня – огромные наработки по Тире. Нецелесообразно будет, если мы станем повторять друг друга в исследованиях, в то время как можем просто поделиться результатами. Понимаете?
– Понимаю, что вам кажется очень заманчивым воспользоваться чужим трудом. И на основании чужих изысканий построить исследование, которое потом можно будет выдавать за свое, – едко возразил Дмитрий.
Возмущенная Мария вскочила со стула. Дмитрий заметил, как взметнулись золотистой волной ее тяжелые волосы и гневно распахнулись глаза. Ого, а дамочка-то с характером. Сейчас в драку полезет. Но Мария, переведя дыхание, сказала почти спокойно:
– Мне кажется, у вас нет оснований так обо мне думать и огульно обвинять. Вы меня даже не знаете.
– Вот именно, не знаю. Ничего о вас не слышал. И доверять вашему профессионализму не имею ни малейших оснований, – развел руками Дмитрий.
– Что ж, ладно, думаю, я вас поняла, – сдержанно отозвалась Мария, хотя Дмитрий и видел, что в глазах у нее молнии сверкают. – В таком случае, до свидания и простите за беспокойство.
Она сделала шаг к выходу, и Нил, сообразив, что прекрасная незнакомка сейчас исчезнет, тут же затараторил:
– Вы уже уходите? А как же чай? А где вы остановились? Может, вечером встретимся, я покажу вам местные достопримечательности…
Дмитрий, поморщившись, отвернулся и занялся бумагами на столе. Внутри почему-то поселилось неприятное чувство. Нет, он нисколько не жалел, что отделался от этой голливудской бабенки, строящей из себя серьезного ученого. На хрен ему с ней сотрудничать. Но с другой стороны… Дама она явно упертая, аж батискаф с собой привезла! Надеяться на то, что вот так просто сдастся и улетит обратно на материк, не приходится. Останется здесь, полезет к вулкану, непонятно еще, как в местных условиях освоится. Натворит дел, пострадает еще. А он получается, хоть и косвенно, но вроде как виноват. Отказал в помощи, практически выгнал…
Дмитрий нехотя обернулся и бросил все так же неприветливо:
– Ну и что вы намерены предпринять, позвольте поинтересоваться?
Мария смерила его убийственным взглядом:
– Вообще-то это не ваше дело. Вы ясно дали понять, что сотрудничать не хотите, так что… Но в принципе я намереваюсь отправиться в Хониару, в порт, куда уже должны были перевезти батискаф, и зафрахтовать корабль, на котором можно будет выехать на место для проведения изысканий.
– Могу вам подсказать, к кому лучше обратиться, – неохотно буркнул Дмитрий.
Ладно, от него не убудет, а дамочку, по крайней мере, не обдурят местные мошенники или международные прощелыги, которых в порту тьма-тьмущая. Но Мария, кажется, разозлилась всерьез, потому что заносчиво вздернула подбородок и отозвалась холодно:
– Большое спасибо. Я справлюсь сама.
Вот оно как! Ну и ладно. В конце концов, он не несет за нее ответственности. Раз думает, что такая самостоятельная, пусть последствия потом сама расхлебывает.
Дмитрий снова отвернулся к столу, краем уха слушая, как Нил продолжает трещать:
– Вы собираетесь выходить в море, на место извержения? А вы в курсе забавной местной легенды?
– Не в курсе, – нетерпеливо отозвалась Мария. – Нил, большое спасибо за чай, мне пора…
– Но как же! Это очень любопытная легенда! Местные считают, что вулкан – это древний бог. Черт, забыл, как там его зовут. И когда начинается извержение, это вроде как означает, что бог гневается. А особенно он почему-то недолюбливает моряков. И вот в момент извержения божественный дух поднимается из-под воды вместе с облаками пара, подкарауливает проходящие мимо суда и похищает души моряков. А корабли так и остаются дрейфовать по морю, опустевшие, покинутые…
– Практически у всех народов, живущих в прибрежных районах, есть легенды о Летучих Голландцах, – улыбнулась Мария. – В основном они повторяют друг друга. Это и понятно: в море довольно часто встречаются покинутые суда. Обычно это связано с пиратскими захватами или с тем, что команду по какой-то причине пришлось эвакуировать. Ну а люди придумывают свои объяснения, часто мистические. Всем же нравится верить в чудеса.
– А вы, значит, не верите? – продолжал флиртовать Нил.
– Ну я, как всякий ученый, отлично понимаю, что в мире еще очень много неизведанного. Того, что современная наука пока еще не может объяснить. В частности, нам до сих пор далеко не все известно о вулканах. Но вот то, что во время извержения из жерла вылезает бесплотный божественный дух, – не более, чем красивая легенда. Это я вам могу гарантировать, – рассмеялась Мария.
– Не подумайте, что я сам во все это верю, – горячо возразил Нил. – Ради бога, я ведь студент Сиднейского университета. Просто мне показалось, что вам интересно будет…
Дмитрий уже едва выдерживал эту болтовню. По счастью, Мария, кажется, тоже. По крайней мере, на этот раз она придержала разошедшегося Нила за предплечье и довольно решительно прервала его:
– Большое спасибо за экскурс в местные мифы, Нил. Но мне в самом деле пора идти. Я ограничена во времени, а сделать предстоит еще много, – и она вышла за дверь.
– Я провожу!
Нил рванул за ней к выходу. Дмитрий слышал, как громко он топал, сбегая по ступенькам крыльца. Ну наконец-то тишина. Нужно будет потом сделать выговор мальчишке, что без разрешения срывается с рабочего места. Но сейчас Дмитрий был даже рад, что парень удрал. Хоть несколько минут можно будет провести спокойно.
Нил вернулся с видом побитой собаки. Видимо, Мария все же достаточно доходчиво объяснила, что ничего ему с ней не светит. Однако парень долго еще вздыхал, мечтательно таращился в окно и пытался уговорить Дмитрия научить его паре фраз по-русски. Наверное, все же не оставлял надежды покорить Марию своей настойчивостью.
Остаток дня прошел спокойно. Когда стемнело, Дмитрий отпустил страдальца Нила домой, сам же приготовился к ночному отрезку смены. Брайан должен был появиться только утром, смены здесь были посуточные. Однако ночи обычно проходили спокойно. Дмитрий в последний раз за этот день снял показания приборов и прилег на диван, намереваясь подремать.
За окнами давно уже стемнело, только вдоль горизонта еще виднелась насыщенно-багровая полоса догоравшего заката. Спустилась вечерняя прохлада. В приоткрытое окно пахло морем и какими-то слабо различимыми тропическими фруктовыми ароматами. Изредка доносились звуки музыки, смех, отдаленные голоса.
Сон не шел. Дмитрий несколько раз поднимался, пил воду, проходил по комнате. Пробовал закрыть окно – может, это звуки мешают уснуть? Но от духоты бессонница наваливалась с новой силой. Почему-то из головы у него не шла утренняя посетительница. Все казалось, что он сделал что-то не так, принял неверное решение. Черт, он ведь ни хрена не обязан нести за нее ответственность! Он потому и работу такую выбрал, чтобы отвечать только за себя и за свои действия, а не за ошибки и просчеты других людей. Он просто хотел быть один, по возможности не вступать ни в какие контакты с другими людьми и не иметь перед ними обязательств. Его и Нил-то невероятно тяготил – навязали же придурка! А дочка профессора Серебрякова казалась чудовищной помехой.
Ему почему-то вдруг вспомнилось, как Мария прикусывала нижнюю губу, когда злилась. И как она в возмущении вскочила со стула, а волосы ее взлетели и опустились золотистым каскадом. Вот оно! Вот почему она не идет у него из головы. Она чем-то напомнила ему Надю.
У Нади волосы были светлее, почти белые, а летом, в экспедициях, выгорали еще сильнее. Но, когда она быстро вскакивала с места, чем-то увлеченная или взволнованная, они вот так же взлетали густой волной, и в них вспыхивали золотые искорки. И губу она, сердясь, прикусывала так же. Он мысленно вернулся к тому далекому дню, когда она разозлилась, узнав, что он не решается сделать ей предложение. Он тогда мямлил что-то:
– Я подумал, да зачем тебе это нужно? Я же геолог, меня вечно дома не будет. В поле по нескольку месяцев. И денег кот наплакал. Я просто не имею права втягивать тебя во все это. Ты… ты такая красивая, молодая…
И Надя тогда вот так же прикусила нижнюю губу, пару раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, а потом все же не выдержала, подскочила со скамейки, и золотые волосы взметнулись и рассыпались по плечам. Ткнула ему в грудь свой маленький кулачок и заорала:
– Совсем дурак, да? А я-то голову ломаю, что это с тобой случилось. Думаю, наверно, он встретил кого-то или просто меня разлюбил. А ты, оказывается, все это время себя накручивал и строил из себя жертву?
– Я не строил, – пытался оправдаться он. – Я правда думаю, что не имею права…
– Да замолчи ты – право, право, – сердито оборвала она. – Противно слушать. Не нужны мне никакие права, кроме права быть с тобой. Молодая, красивая – тоже придумал. Что ж мне теперь, срочно стать старой и уродливой, чтобы ты перестал терзаться? В общем, и слушать ничего не хочу. Срочно веди меня в ЗАГС!
– Ну а как же экспедиции?
– Вместе будем ездить в экспедиции. Я тоже геолог, не забыл? И совершенно не собираюсь просиживать штаны в московском офисе. Так-то!
Это было просто смешно. Как он, такой сильный, суровый, властный, никогда не мог справиться с этой мелкой пигалицей. Стоило ей прикусить губу, нахмуриться и начать отчитывать его своим тоненьким детским голоском – и он ничего уже не мог поделать. Думал иногда, вот бы его коллеги или знакомые, которые всегда слегка побаивались его за мрачноватый вид, увидели, как он теряется перед этой смешной девчонкой. Многие, наверное, считали, что он этакий домашний тиран, а на самом деле все окончательные решения в их семье принимала она, Надя.
Раз Надя решила, что ездить в экспедиции они будут вместе, они и ездили вместе. И она никогда не жаловалась ни на удушающую степную жару, ни на пронизывающий сибирский холод. Проходила любые маршруты, от которых и здоровые мужики выли в изнеможении, спала иногда на голой земле, ела, что придется, голыми руками брала образцы. Он даже гордился: вон у меня какая жена, не изнеженная барышня, а свой парень. Все может, не хуже мужчин. Ему нравилось так думать, и Наде нравилось. Вот однажды они и доигрались.
Он ведь тогда, перед экспедицией, снова пытался ее убедить, что на этот раз ей ехать не стоит. К тому времени его уже назначили руководителем, он сам утверждал маршрут, отлично понимал, какие будут условия. Но куда там, разве можно было свернуть Надьку с намеченного пути? Она нервно вскакивала, прикусывала губу, топала ногами, раздувала ноздри.
– Что за дискриминация? Я, в первую очередь, ученый, а потом уже женщина! Грекова ты же не отстраняешь от экспедиции, а у него, между прочим, астма. А я – здорова как бык! И ты не можешь лишать меня работы только по половому признаку.
И он, конечно же, снова пошел у нее на поводу.
Сколько раз он потом мысленно возвращался к этому разговору, корил себя за то, что не настоял, не хлопнул кулаком по столу. Пусть бы она разозлилась, пусть бы обиделась, посчитала его женоненавистником, самодуром, эгоистичным засранцем. Пусть бы даже все у них на этом и закончилось. Пусть бы она ушла, подала на развод. Он все мог бы стерпеть, зная, что она жива, хотя и живет где-то далеко от него, может, даже с кем-то другим. Вот так же злится, кричит, закусывает губу. Хохочет, дерзит, работает, читает, свернувшись в клубок на диване и накручивая на палец прядь волос. Грызет свои любимые козинаки, трет переносицу, забывает дома зонтик. Знать, что все у нее хорошо, даже если они не вместе, было бы в сотни, тысячи раз легче.
Но он не настоял, не надавил. Он поддался, как множество раз до этого. И все произошло так, как произошло. И ничего уже не изменишь, не отмотаешь назад. И он всегда будет виноват…
Дмитрий поднялся с дивана, нашел в шкафчике засунутую подальше пачку сигарет. Он редко позволял себе курить, только если совсем невмоготу становилось. Вот как сейчас.
Он вышел на крыльцо. Ночь была теплой. На фоне черно-синего неба темнели силуэты пальм. Зубчатые края широких листьев оставляли на земле изломанные тени. Высоко над землей серебрились крупные звезды. Откуда-то издалека доносилась музыка, смех, крики. В зарослях высохшей от солнца травы стрекотали цикады. Где-то в отдалении ухала ночная птица.
Он закурил, и дым от сигареты тонкой струйкой потянулся вверх. На губах остался горьковатый вкус.
Он давно не позволял себе думать об этом, вспоминать, предаваться бессмысленным сожалениям. Знал по опыту, что это только измучает его, а изменить все равно ничего нельзя. Обычно ему легко удавалось держать себя в руках, сказывались годы практики. Но эта женщина, которая сегодня так настойчиво вторглась на их уединенную станцию, что-то всколыхнула внутри, вызвала мучительные воспоминания.
Тоже, наверное, считает себя отважным ученым, которому все по плечу. Нравится играть в равенство полов, строить из себя своего парня и не задумываться, что в критической ситуации ее врожденная слабость может оказаться роковой. Он больше не играет в эти игры. Хватит с него, слишком дорого досталось ему понимание того, что равенство полов имеет смысл только в цивилизованном мире, в городе, со всеми его удобствами и высокотехнологичными разработками. А когда попадаешь в дикие условия, в мир не тронутой человеком природы, в силу вступает первобытный закон – кто сильнее, тот и выживет.
И эта – как там ее, Мария? – наверняка со свойственным ей апломбом думает, что сможет со всем тут справиться. Полезет к вулкану, станет опускаться под воду. А он, значит, должен будет с ней нянчиться и ежедневно смотреть, как она по своей бабьей дури рискует жизнью? Нет уж, благодарим покорно. Но с другой стороны, прогнав ее, он ведь ничего не изменил. Она все равно будет лезть на рожон, только в его отсутствие. А значит, и помочь в случае чего он не сможет. Правда, ему-то какая разница? Пусть хоть шею себе свернет, ему-то что за дело до нее?
Задумавшись, Дмитрий не заметил, как сигарета истлела и окурок обжег пальцы. Он от неожиданности отбросил его в сторону, и тот полетел вниз с высокого крыльца, рассыпая в темноте каскад оранжевых искр.
Пожалуй, он будет все же за ней присматривать. Издалека. Не вмешиваясь в происходящее. Просто для очистки совести, чтобы эта фифа не наломала тут дров. Потому что ему на фиг не уперлось помогать потом местным береговым службам, когда они будут осуществлять спасательную операцию, поднимая со дна батискаф, а то и – не дай бог – придется доставать из моря ее раздувшийся от воды труп.
От принятого решения на душе почему-то стало легче. Дмитрий вернулся в помещение, снова растянулся на диване и на этот раз довольно быстро уснул.
Мария
– Вот урод! – со злостью выдохнула Мария. – Хам, самодовольный ублюдок!
– Тише, тише, чего ты так разошлась, – рассмеялся Павел.
Они как раз залезали в невероятно грязный бело-зеленый автобус, на пыльном боку которого кто-то написал на местном наречии пиджин: «Помой меня». Улыбчивый водитель-индус в рубашке с темными влажными пятнами под мышками – что и неудивительно было, учитывая царящую вокруг жару, – услужливо распахнул перед ними дверцу. Хорошо, что хоть багаж они оставили в отеле, можно будет прокатиться в порт налегке.
В автобусе, несмотря на открытые окна, дышать было нечем. Мария, порывшись в кармане шортов, вытащила пачку бумажных салфеток и промокнула пот со лба.
Павел внезапно дернулся в сторону и истошно заорал. Мария, обернувшись, увидела, что на плече у него сидит влетевшая в окно автобуса огромная, как блюдце, ярко-синяя бабочка.
– Убери ее отсюда, – вопил Паша.
– Да она же не ядовитая, – засмеялась Мария, дотянулась до его плеча и осторожно сняла с Паши гигантское насекомое.
Бабочка доверчиво обхватила лапками указательный палец, и Мария поднесла ее поближе к лицу, любуясь удивительно яркими, тончайшими крыльями.
– Да мне плевать, ядовитая или нет, – передернулся Павел. – У меня же фобия, я ненавижу этих тварей.
– Вот теперь я знаю, чем тебя шантажировать, если что, – рассмеялась Мария. – Не станешь слушаться в экспедиции, буду пугать, что напущу тебе бабочек в комнату. Посмотри только, какая она красивая!
– Фу, убери ее на хрен, – скривился Павел.
И Мария, потянувшись через него к окну, осторожно выставила руку на улицу, тихонько взмахнула ею, и бабочка, распластав тончайшие синие крылья, полетела куда-то вдаль.
В Хониару они прилетели только сегодня утром. Позади был утомительный перелет с тремя пересадками, но больше всего Марию поразило здание местного аэропорта. Ветхое, одноэтажное строение, запруженное людьми, сидящими на мешках с рисом и чем-то еще съестным. Все они галдели, обнимались, совали друг другу багаж, выкрикивали напутствия улетающим родственникам. И все время, не переставая, улыбались. Марию буквально ослепило такое количество самых искренних широких и белозубых улыбок. Этой местной привычкой легко было заразиться, Мария уже ловила себя на том, что невольно улыбается всем встречным в ответ – так искренне и приветливо они на нее смотрели.
Ей уже начинало казаться, что они прибыли в поистине сказочное место и экспедиция будет похожа скорее на отпуск, чем на работу. Ну ничего, тот мужлан с метеостанции быстро развеял ее заблуждение. Какой же неприятный тип! Мария невольно поморщилась, вспомнив их утренний диалог с Дмитрием.
– Так чем он тебя разозлил? – спросил Павел.
Автобус все еще стоял у обочины, хотя водитель клятвенно заверил их, что они тронутся в течение десяти минут. Небо казалось выцветшим от дневного зноя. В распахнутое окошко лезли листья росшей у дороги невысокой пальмы. Салон постепенно наполняли местные жители. Перекрикивались на своем забавном наречии, запихивали поклажу на полки и под сиденья и все так же широко улыбались.
– Он смотрел на меня так, будто я… – Мария возмущенно фыркнула, с трудом подбирая слова, которые могли бы всецело передать ее негодование. – Как будто я, знаешь, какая-то безмозглая кукла, которая явилась сюда строить из себя ученого и досаждать ему.
– Ну, в общем, его можно понять, – хохотнул Павел. – Ты у нас такая красотка, действительно, трудно поверить, что ты не с красной ковровой дорожки сюда прилетела, а из научного института.
– Это лишний раз свидетельствует о мужской ограниченности и зашоренности, – отрезала Мария.
И Павел, не переставая смеяться, сжал ее плечо:
– Ладно, ладно, не заводись. Я всего лишь хотел сказать, что такое отношение можно в чем-то даже посчитать комплиментом.
– Не нужны мне комплименты, – буркнула Мария. – Я думала, он сможет нам помочь. Поделится наблюдениями, может, какими-нибудь уже полученными данными. Сориентирует в местных обычаях. Но раз он такой хам – не нужно, сами разберемся.
– Это уж точно, – кивнул Павел.
– И вообще, этот мальчик, Нил, или как там его, стажер с метеостанции… Он потом меня догнал и проводил немного, упрашивал не обижаться на его босса. Так вот он сказал мне, что этого Дмитрия все терпеть не могут. Что он злобный, склочный, угрюмый тип. И что ходят слухи, будто сюда, на край земли, он подался после того, как возглавлял какую-то экспедицию, и по его вине погибли люди. Не то чтобы он тут скрывается от правосудия, его вроде как оправдали, но просто после того случая с ним никто работать не хочет.
– Ай-ай, собираешь сплетни? – мягко пожурил ее Павел.
– Я же ученый, для меня любые данные – это информация к размышлению, – со смехом возразила Мария. – В нашем деле на щепетильности далеко не уедешь.
– Ну ладно, значит, возблагодарим судьбу за то, что спасла нас от этого Карабаса-Барабаса. А то еще и нас бы прикончил где-нибудь тут, в джунглях, – подытожил Павел. – Ладно, мы ехать-то будем сегодня или нет?
Он посмотрел на часы, удивленно вскинул брови и покачал головой. Они вот уже полчаса тут сидели, а автобус и не думал двигаться с места.
– Извините, пожалуйста, – Павел обернулся назад, приподнялся над сиденьем и заговорил с местным парнем, который устроился позади них. – Вы не скажете, когда отправляется автобус? Нам сказали, через десять минут…
– Так и есть, – радостно осклабился парень. Светлые завитушки его волос стояли над головой круглым упругим облаком. – Через десять минут.
– Но прошло уже тридцать, – не отставал Паша.
– Так это же соломоново время, – беспечно отозвался парень и, видя непонимание в глазах собеседника, заливисто загоготал.
А через секунду грохотал уже весь автобус.
– Какого черта значит соломоново время? – обернулся Паша к Марии. – Мы же перевели часы в аэропорту…
– Мне-то откуда знать, – огрызнулась она.
Оказалось, что самостоятельно разобраться с местными обычаями будет не так-то просто. До чего же все-таки мерзкий мужик этот Дмитрий! Неужели так уж сложно было ей помочь? Он мог бы быть даже симпатичным (его облик чем-то напоминал сурового викинга), если бы не был таким угрюмым и неприветливым.
Павел продолжал непонимающе таращиться по сторонам, и, наконец, какая-то пожилая женщина в разноцветном платке, повязанном на голове, сжалилась над ним.
– Мы здесь торопиться не привыкли, – объяснила она Павлу. – И времени не замечаем. У нас не стоит надеяться на четкое расписание. То, чего ты ждешь, может случиться на несколько дней раньше или позже. Или не случиться вообще. Мы просто живем, а не считаем часы, дни или годы. День сменяет ночь – вот и ладно.
– Ясно, спасибо большое, – покивал Павел и обернулся к Марии: – Вот это мы попали! Выходит, автобус этот долбаный может вообще сегодня никуда не поехать?
Мария лишь растерянно пожала плечами. К счастью, вскоре снова появился водитель – вынырнул из какой-то уличной забегаловки и неторопливо, шаркая сандалиями, побрел по пыльной дороге к своему транспортному средству. Он залез в кабину, еще о чем-то поболтал с одним из пассажиров и лишь затем повернул ключ в замке зажигания. Мотор закашлял, зачихал, совсем уже было заглох, но вдруг взревел довольно бодро. Водитель выкрутил руль, и автобус тронулся с места, так громыхая и дребезжа на кочках, что, казалось, вот-вот развалится на куски прямо на ходу.
В порт они прибыли уже ближе к вечеру. Однако солнце все еще жарило вовсю, и ни на один градус не стало прохладнее. В порту Хониары, как и любом другом порту мира, было шумно, многолюдно, суетливо. Мария скоро запуталась в хитросплетении пирсов, причалов, каких-то прибрежных портовых строений. Здесь переплетались, создавая ни на секунду не умолкающую какофонию, самые разнообразные наречия, смешивались запахи морской воды, металла, ржавчины, рыбы, подгнивших водорослей и мазута. У берега, словно любопытные жирафы в зоопарке, тянули вверх шеи корабельные краны и лебедки. Матросы в закатанных брюках и без маек лихо сновали у воды, перескакивали по наваленным у кромки моря бетонным плитам, перекрикивались. На солнце блестели их вспотевшие спины, а под смуглой кожей перекатывались крепкие мышцы. Они таскали какие-то тюки, принимали контейнеры, переговаривались и пересмеивались на бегу.
Некоторое время Мария с Павлом потолкались в общей сутолоке, а затем решили идти прямиком к начальнику порта. В дощатом строении было не намного тише, чем у причалов. Та же беготня, крики, суета, смешение языков. К начальственным дверям выстроилась целая очередь людей самых разных национальностей и рас. Моряки говорили в основном на английском – только очень упрощенном, с использованием своего морского жаргона. Павел, оглядев скопление народа, присвистнул:
– Часы приема у него, видимо, тоже по соломонову времени? Да мы тут неделю проторчим…
Мария, нахмурившись, пыталась сообразить, как побороть эти непредвиденные трудности. Она как-то не ожидала, что все здесь окажется настолько нецивилизованным.
– А вам что нужно, господа? – обернулся к ним какой-то коренастый человек небольшого роста и заговорил по-английски с картавым акцентом. – Если перебраться на другой остров, то я могу посодействовать. Много не возьму, договоримся.
– Нет, мы… – Мария пощелкала пальцами в воздухе, пытаясь объяснить все как можно короче. – Мы ученые, у нас исследовательская экспедиция. Нужно будет выходить в место извержения подводного вулкана. К тому же судно нужно большое, чтобы можно было погрузить батискаф. Так что, боюсь, вы нам не подойдете.
– Вы собираетесь швартоваться у Кавачи? – Какой-то матрос из местных отшатнулся от Марии и скорчил гримасу то ли ужаса, то ли отвращения.
– А в чем дело? – подняла брови Мария.
– Разве вы не слышали? Кавачи – это божество, древний дух, создавший Соломоновы острова. И извержение означает, что бог разгневался на нас, своих детей, и…
– Ага. Божественный дух, вселившись в облако раскаленного пара, похищает души моряков. Наслышана, – кивнула Мария.
Конец ознакомительного фрагмента.