2
Текло наше время белёсым крымским песочком из горсти. Пляж, купание, добывание рапанов и мидий, игра в дурака, просто дуракаваляние. Дни омрачены были только частым утренним синдромом, который, впрочем, у моря переносится гораздо легче. Когда кругом вода, хлюпанье в собственной голове не столь уж страшно.
А вечерами сбирались мы за столом на общей веранде. Отец Друга ежедневно привозил на своей машине целый багажник спелых яблок и золотых груш из собственного сада. А также пластмассовые канистры с красным забористым домашним винцом и коричневым крепким самогоном. Так по-своему боролись мы с красно-коричневой угрозой, нависшей в то время над страной.
В один из дней мы отправились в центр Керчи с Квапсиком и Другом – он хотел показать нам свой город. Остальные в жару не решились покидать ставшие родными пляжные пески.
Надо заметить, что Керчь тянется вдоль побережья десятка на три-четыре километров. Из тех городов, что мне довелось повидать, по разбросанности с нею может сравниться лишь Штутгарт. Он, кстати, хорош ещё и тем, что одно место в нем сильно напоминает Петроградскую сторону – там, где Большой проспект выходит к Тучкову мосту. Стоп, однако! – не надо бы этих древоточцев…
На морской набережной мы завернули в дельфинарий. Из экономии взяли два взрослых билета и один детский – для Квапсюни. Раздраженная худосочная билетерша пускать, естественно, отказалась. «Как же так?! – воскликнул я. – Девочке нет и тринадцати! А у вас детские билеты до четырнадцати».
Она окинула завистливым взглядом третий номер бюста Квапсика, обтянутый лишь маечкой с глубокими вырезами на груди и под мышками, скептически оглядела меня, покачала головой с жидкими волосенками и… внезапно пропустила.
Конец ознакомительного фрагмента.