Пролог
ВЕСНА 1982 ГОДА
Глава первая
АНДРОПОВ
1. Кабинет на Старой площади
Зазвонил телефон. Андропов бросил взгляд на маленький столик с телефонными аппаратами. Их было одиннадцать, различных цветов и размеров. Одни из них были устроены так, чтобы мигать, другие гудеть, а самые важные – звонить. Этот звонил. На нем, рядом с позолоченным гербом, была табличка: тов. Суслов М.А.
Аппарат был серого мышиного цвета, со звонком пронзительным, дребезжащим. «Как сам Суслов», – поймал себя на мысли хозяин кабинета. Он вздохнул и поднял трубку.
– Не оторвал от работы? – скрипучий голос с характерным оканьем был размерен. – Позвоню попозже.
Андропов знал, что Суслову можно сказать: «Извините, у меня совещание». Тот не обижался и звонил позже. Однако, решив, что откладывать неприятности на «потом» не следует, отчеканил:
– Текучка, Михаил Андреевич, текучка.
Спокойно, даже весело отвечая на вопросы о здоровье детей, жены, о себе, Андропов старался по тону собеседника догадаться, что тот ему приготовил.
– К нам не собираетесь, на Старую площадь?
Именно это меньше всего ему и хотелось услышать. «Сейчас попросит зайти», – подумал он. И тут же:
– Если выберете время, загляните ко мне.
Андропов любил здание ЦК партии. Больше двадцати лет назад, он, к удивлению для самого себя и коллег из МИДа, в один прекрасный день превратился из отставного посла, слоняющегося без дела по мидовским этажам, в заведующего отделом ЦК и занял кабинет на четвертом этаже с видом на памятник героям Плевны. С тех пор у него оставались теплые, домашние чувства к этому дому; теперь из окна своего кабинета Председателя КГБ ему был виден только краешек здания ЦК партии, и он частенько поглядывал на него.
Новый вход в ЦК со двора, для начальства, он не признавал и всегда просил подвозить себя к официальному подъезду. Большая тяжелая машина сделала круг у памятника Дзержинскому и плавно въехала в аллею со знаком «Въезд запрещен».
В последние годы он старался не смотреть на себя в зеркало: землистый цвет лица, тяжелые коричневые мешки под глазами – все это напоминало ему о болезни. Подчиненные знали об этом, и на пути от кабинета до машины зеркал не было. Но в старом лифте в ЦК висели большие зеркала. И здесь он проверял, как выглядит; надеялся на изменение к лучшему, но никогда не соблазнялся самоутешением.
Однако сегодня вроде бы все было неплохо. Он определял приближающийся приступ по походке; тогда она становилась грузной, и он с трудом передвигал ноги. Сегодня даже три крутых ступеньки у входа не показались ему высокими. И настроение было хорошее. «Сейчас испортит», – думал он, входя в приемную Суслова.
Седой, невзрачного вида секретарь сразу же пропустил его в кабинет.
– Не бережете себя, Михаил Андреевич, – весело начал он. – Ни в приемной, ни в коридоре «девятки» нет.
– От моего кабинета до улицы, до народа – только два охранника: секретарь да внизу, у входа, ваш сотрудник. Надо быть ближе к народу, к людям, ради которых мы с вами и трудимся.
«А ведь он говорит это всерьез», – подумал Андропов. – И вспомнил слова Брежнева, сказанные лет пять назад: «Мишка у нас последний живой марксист остался».
Суслов встал, подошел к гостю, пожал руку. Они сели в большие старые неудобные серые кресла.
В кабинете пахло лекарством. Это раздражало Андропова. Раздражали его и тяжелые, неопределенного цвета, выглядевшие полинявшими шторы, и старомодная лампа с ярко-зеленым стеклянным абажуром на письменном столе. Когда через полтора года Андропов станет хозяином этого кабинета, он сразу же распорядится на три дня открыть окна, поменять кресла, шторы, лампу. Он просидит здесь только шесть месяцев и уйдет этажом выше, в кабинет Генерального секретаря.
– Почему некоторые ваши товарищи помогают маоистам? – мягко и незлобно начал Суслов.
– Этого не может быть, – спокойно и твердо возразил гость.
– Вчера у меня был товарищ Хорхе дель Прадо. И он…
Андропов знал, что в Москве проходит совещание руководителей компартий стран Латинской Америки и все они уже побывали у Суслова. Был и Хорхе дель Прадо, секретарь компартии Перу.
Суслов вынул из стола небольшую записную книжку, перелистал несколько страниц.
– Недавно комиссия конгресса Перу опубликовала данные, касающиеся деятельности, связанной с наркотиками, бывшего руководителя национальной безопасности и помощника президента Владимиро Монтесиноса. Ваши люди имели с ним дело?
– Мы помогаем коммунистическим партиям, используя разные каналы, – уклончиво ответил Андропов.
– Чем вы конкретно помогали Монтесиносу?
– Наши люди закупили в Европе несколько химических лабораторий.
– Вы знали о происхождении денег, которыми он с вами расплатился?
– Да. Иногда мы получаем деньги, может быть, связанные с продажей наркотиков, кладем их в европейские банки и на них закупаем нужное нашим товарищем оборудование. Но на этот счет мы имеем согласие Центрального комитета.
– Я знаю, – кивнул головой Суслов.
Согласие действительно было. Раньше Хрущев был категорически против любых контактов с наркоторговцами. С Брежневым было проще. Он сразу же согласился.
– Что за лаборатории вы покупали?
– Обстановка в Латинской Америке меняется быстро. Возникают проблемы, каких раньше не было, – начал издалека Андропов. Он знал, что Суслов любит доскональный доклад. – Сейчас в Колумбии, Венесуэле и Перу происходит замена плантаций коки на опийный мак.
– Зачем? – удивился Суслов. – Насколько мне известно, в этих районах преимущественно употребляют кокаин. Кроме того, кокаин идет через Мексику в Америку. Зачем им менять кокаин на героин?
– Героин дороже.
– Они хотят составить конкуренцию героину из Азии?
– В перспективе да.
– И у них есть возможности?
– Да. Во-первых, они имеют в своем распоряжении целую армию левых повстанцев, которые защищают плантации опийного мака, лаборатории и дороги, по которым перевозятся наркотики.
– Только не называйте их левыми и армией. Это бандитские группировки.
– Но они держат под ружьем пятнадцать тысяч хорошо подготовленных людей и вооружены самым современным оружием.
– Вот еще один пример сращивания преступников с так называемыми левыми партизанами.
– Для многих в Латинской Америке это – партизаны, это – революционная армия.
– Хорошо, это – во-первых. А во-вторых?
– Во-вторых, потенциальная возможность получения крупной прибыли делает торговлю героином очень заманчивой. Так один килограмм героина может быть куплен в Колумбии за шесть тысяч долларов США, а продан в Нью-Йорке или в Лондоне по цене в двадцать раз выше.
– Значит, их основной рынок – США и Европа.
– Да. И в-третьих. Латиноамериканские наркоторговцы уже давно проникли на рынок наркотоваров в Северной Америке и в Европе, поставляя туда свой кокаин. Они владеют на местах высокоэффективной, хорошо организованной и обладающей большим опытом сетью распределения кокаина, поэтому для них не составляет большого труда заменить кокаин героином. И в-четвертых, расстояние, через которое они должны перевозить наркотики, гораздо меньше, чем расстояние, через которое должны перевозить наркотики их конкуренты из азиатских стран. Так, для того чтобы доставить героин из Колумбии в Соединенные Штаты, нужно преодолеть путь в восемь раз меньший, а в страны Европы в три раза меньший, чем путь туда же из азиатских стран. Это означает скорейшую доставку, меньшее количество посредников и меньшие расходы на транспорт. Основная трудность состоит в том, что им необходимы небольшие химические лаборатории для переработки мака в героин на местах.
– И ваши сотрудники получали наличные деньги, за которые приобретали в Европе химические лаборатории?
– Да.
– Это специальные лаборатории?
– Нет. Это типовые лаборатории для средних школ.
– И вы помогали им через Монтесиноса?
– Да.
– Знаете ли вы, что этот Владимиро Монтесинос связан с «Сияющей тропой»?
Ах, вот в чем дело! Этого Андропов не знал. То, что советник президента Перу Монтесинос связан с «Сияющей тропой» – так называли перуанскую маоистскую организацию – он не знал. Но догадался, что сведения эти Суслов получил от Хорхе дель Прадо, и поэтому возражать было бесполезно.
– Мы действительно имели контакты с Владимиро Монтесиносом, бывшим советником президента Перу, – продолжал Андропов. – Мы знаем, что после восьми месяцев нахождения в бегах он был недавно арестован. Но, насколько нам известно, на допросах он отрицал всякие связи с нами. Кроме того, они были незначительны и носили чисто коммерческий характер.
– Это верно. Перуанские власти не знают о его контактах с нами. А Гусман и его друзья из «Сияющей тропы» знают. И они не упустят случай обвинить нас в помощи наркоторговцам. Сколько человек имели контакт с этим Монтесиносом?
– Только один наш сотрудник.
– Только один?
– Один. Мы его уберем из Латинской Америки.
– Правильно. Очень правильно. И воспользуйтесь тем, что Хорхе дель Прадо сейчас в Москве. Обговорите с ним дальнейшую работу по помощи компартии Перу.
Суслов по мере возможности не допускал Андропова к контактам с лидерами компартий, но в отношении Латинской Америки приходилось делать исключение, ибо по решению Политбюро все контакты с находящимися в подполье коммунистическими партиями и их финансовое обеспечение проходили через Комитет Госбезопасности.
– Надо делать все возможное, чтобы маоисты не знали о наших делах по использованию денег, полученных от продажи наркотиков, – продолжал Суслов.
«Как он хорошо выглядит, – следил за ним глазами Андропов. – Надо же, и волос седых нет, а не красится. Ничто его не берет. Вот Брежнев после операции предстательной железы за какие-то два-три месяца из бонвивана превратился в дряхлого маразматика».
Он вспомнил, как, казалось, еще вчера, веселый, размахивающий сигаретой Брежнев смеялся: «Не поверите, все у меня были, а вот Елены ни одной». И члены Политбюро подшучивали, мол, еще не поздно. А он отвечал, кивая на Суслова: «Да вот Михаил Андреевич не разрешает». А в отсутствии Суслова говорил: «Мишка сам не пьет и людям не дает. Живков упросил дать ему какой-нибудь орден. Думал, хоть за это выпьет. Так ведь не пил. Здоровье бережет».
И здоровье Суслов сберег. В довоенных галошах и теплом кашне при одном только намеке на дождь, в большой «сусловской» шляпе и габардиновом плаще даже в теплый осенний вечер – таким Андропов в первый раз близко увидел его еще в середине пятидесятых, когда тот прилетал к нему в Венгрию.
– Что вы намерены предпринять в отношении этого Монтесиноса?
– Центральный комитет запретил нам физическое устранение…
– Понимаю, понимаю.
Опасаясь за ответные действия в отношении своих родственников, работающих за рубежом, Брежнев дал Андропову указание расформировать группу «Л» – «Ликвидация». Суслов тогда был против. Полностью расформировывать группу «Л» Андропов не стал. Суслов об этом знал, но Брежневу не докладывал.
– Революция должна уметь себя защищать, – назидательно начал Суслов. – Ленин сказал…
Он говорил и одновременно писал. Такого качества Андропов не замечал ни у кого. Особенно злил Андропова всем известный «сусловский» жест, когда тот замолкал, потом левой рукой вынимал из кармана карандаш и, орудуя им как пикой, тоненьким голоском принимался бубнить: «Ленина надо читать внимательно. И не просто читать, а с карандашиком. С карандашиком».
Потом Суслов закрыл записную книжку, и Андропов решил, что самое время перевести разговор на Олимпиаду:
– Британская олимпийская ассоциация решила не бойкотировать Олимпиаду. Это политическое поражение для правительства Тэтчер.
Суслов изобразил улыбку:
– Этого можно было ожидать. Рост безработицы нанес серьезный удар по ее популярности. Ее попытка ослабить инфляцию в рамках монетаристского подхода была изначально обречена на неудачу.
Разговор перешел на подготовку к Олимпиаде.
– Обязательно встретьтесь с товарищем дель Прадо, – на прощание напомнил Суслов. – И уберите вашего человека из Перу.
Вернувшись в свой кабинет, Андропов попросил секретаря узнать расписание дель Прадо на ближайшую неделю.
– Завтра он будет на совещании у Пономарева. В малом зале политбюро.
2. Хорхе дель Прадо
Участники совещания гуляли по небольшому залу с окнами во двор. Первым, кого увидел Андропов, был Кудачкин, заведующий сектором Латинской Америки. Андропов хорошо знал Кудачкина, относился к нему с большим уважением – Герой Советского Союза, прошел всю войну, брал Берлин.
– У вас перерыв?
– Да.
Андропов по мере возможности всегда старался соблюдать правила служебного этикета и на территории Международного отдела беседовал с генсеками в присутствии сотрудника Международного отдела.
– Не поможете с переводом, Михаил Федорович? – попросил он.
– С удовольствием.
Разговаривая с Кудачкиным, Андропов рассматривал участников совещания. В зале было человек двадцать. У самого входа в зал стоял Пономарев. Он беседовал с человеком среднего роста в темно-сером костюме с выправкой профессионального военного.
– Это Престос, секретарь Бразильской компартии, – подсказал Кудачкин.
Пономарев заметил Андропова и кивнул ему головой. Его предупредили, что тот должен сегодня появиться. Пономарев давно уже смирился с неожиданными появлениями Андропова на совещаниях в Международном отделе ЦК, но о каждом посещении немедленно докладывал Суслову. И каждый раз Суслов его успокаивал: «Юрий Владимирович делает общее дело».
Глядя на независимо держащегося Пономарева, Андропов подумал, что будет, если он доложит Брежневу о том, как его поносят в своих интеллигентских кругах толстые пономаревские дочки.
В это время к ним подскочил веселый неунывающий генсек венесуэльской компартии Хесус Фариа.
«Сейчас будет рассказывать про Петкова», – решил Андропов.
Несколько лет назад трое венесуэльских коммунистов совершили побег из тюрьмы в Сан-Карлосе, прорыв туннель из камеры через площадь в ресторанчик, который держал родственник одного из них, болгарин по происхождению. Этот побег в стиле Монтекристо Фариа теперь вспоминать не любит, потому что болгарин Петков ушел к маоистам. Каждый раз Фариа оправдывался в Москве. Никто его не обвинял, хотя и посмеивались: «Аббат Фариа выбрал не того Монтекристо».
Андропов знал, что венесуэльские товарищи несколько раз пытались ликвидировать этого Петкова, но тот близко к себе не подпускал никого. Кроме женщин. А подходящих женщин у венесуэльских коммунистов не нашлось.
«У нас в подразделении «Л» женщин тоже нет», – отметил про себя Андропов.
Фариа на сей раз говорил о том, что они решили направить в Москву на учебу не двадцать активистов как в прошлом году, а двадцать пять. Из них восемнадцать в возрасте около двадцати лет.
Андропов слушал его и соображал, на кого он похож. Потом понял: на Вертинского.
– Двадцать пять активистов? – переспросил Кудачкин. – Это очень хорошо. Мы их примем в Комсомольской школе.
Закончив разговор с венесуэльским генсеком, Андропов и Кудачкин уже было направились к одиноко стоящему у стены Хорхе дель Прадо, как буквально натолкнулись на Ульяновского.
«Этот что здесь делает? – подумал Андропов. – Он же занимается Африкой».
За Ульяновским шустро передвигались две молодых девицы. О пристрастиях Ульяновского к молоденьким секретаршам Андропову уже докладывали несколько раз. Ульяновский посмотрел на Андропова, надеясь, что тот его заметит. Андропов прошел мимо, и Ульяновский побежал к Пономареву.
Наконец добрались до дель Прадо.
Среднего роста, коренастый, с большими голубыми глазами и обязательно в голубой рубашке, генсек Перу долгое время работал художником. Художницей была и его жена.
– Наши товарищи допустили ошибку. Мы имели дело с Монтесиносом. Мы не знали, что он связан с движением Гусмана.
– Этот Монтесинос – просто мерзавец.
И дель Прадо начал долго говорить о Монтесиносе, о других перерожденцах, о том, как лидер «Сияющей тропы» Абимаэль Гусман просто перекупает неустойчивых, о том, что красивая ультралевая фраза привлекает неопытных студентов.
Кудачкин переводил, и Андропов терпеливо слушал. Потом спросил:
– Вы лично знакомы с товарищем Семицветовым?
– Да, да. Я с ним несколько раз встречался.
– Мы его вернем в Москву. К вам приедет другой человек. – И, не дав перуанцу опомниться, продолжал: – Может быть, в будущем, чтобы избежать ошибок, ваши товарищи сами будут указывать нам, с кем иметь дело?
«Сейчас начнет яростно отбиваться», – подумал Андропов и не ошибся. Перуанец начал говорить о сложностях работы в подполье.
Андропов согласился. И в доказательство того, что разговор окончен, перешел на более приятную для перуанца тему.
– Этна Валарде еще в Бразилии? – спросил он.
Этна Валарде – это жена дель Прадо.
Перуанец тоже понял, что разговор о Монтесиносе закончился, и явно обрадовался. Он весело ответил:
– Нет. Сразу же после путча в Чили она перебралась в Рио-де-Жанейро. А потом уехала в Мексику.
– Работает?
– Она сделала цикл неплохих натюрмортов.
Генсек начал рассказывать о ее работах.
– А вы сами не работаете? – вежливо поинтересовался Андропов.
– Иногда. Так для себя.
Еще несколько слов – и разговор закончился.
Андропов решил, что уходить, не поговорив с Пономаревым, неудобно.
Около Пономарева стоял Ульяновский с девицами. Тот было дал им команду удалиться, но Андропов его остановил:
– Не лишайте меня, Ростислав Александрович, приятной компании.
Вмешался в разговор Пономарев:
– Многие генсеки просят увеличить число слушателей в Комсомольскую школу. Мы думаем согласиться.
– Это правильно, – согласился Андропов, – Что касается коммунистов, то их число можно увеличить. А насчет африканцев… – он посмотрел на Ульяновского. – Надо сделать так, чтобы они не очень контактировали с латиноамериканцами.
Ульяновский хотел возразить, но Андропов попрощался.
3. Распоряжения Андропова
Вернувшись к себе в кабинет, Андропов поднял трубку телефона «для особой связи». Набрал номер командира подразделения «Л».
– Полковник Волков. Слушаю вас, Юрий Владимирович.
– Сколько нужно времени, чтобы подготовить специалиста для вашей группы?
– От года до трех лет. Все зависит от первоначальной подготовки.
– Для женщин тоже необходимо три года?
– Да. Но женщин у нас нет.
– Знаю. Я хочу добавить в вашу группу пять-шесть женщин. Подготовьте соответствующее предложение. Жду вас завтра. О времени договоритесь с моим помощником.
Потом вызвал секретаря:
– Попросите подготовить для меня отчет о том, как ведут себя африканцы в Комсомольской школе.
– Да, но… – замялся было секретарь.
Данное еще Хрущевым распоряжение, запрещающее органам вмешиваться в работу комсомольских организаций, хотя и не было отменено, но практически давно не выполнялось.
– Дайте указание. И еще… Отзовите Семицветова из Перу.
– В центральный аппарат?
– Да. Хотя… Принесите мне постановление Совмина о переносе некоторых видов исследовательских работ из Военно-химической академии в гражданские научно-исследовательские институты.
Через несколько минут Андропов открыл папку с постановлением и быстро нашел то, что искал.
Полученные оперативным путем данные о сильном наркотическом веществе, синтезированном в годы войны в Германии, сначала были переданы на кафедру академика Кнунянца в Военно-химической академии. Опыт у того был. Сразу же после войны на его кафедре были синтезированы отравляющие вещества, разработки которых велись в Германии.
– Свяжите меня с Кнунянцем, – попросил Андропов.
Через несколько минут голос академика:
– Кнунянц.
Андропов сразу представил себе экспансивного армянина, который мог выйти на улицу в генеральском кителе и гражданской шапке и, будучи за рулем, развернуться посреди Садового кольца.
– Здравствуйте, Иван Людвигович. Это Андропов. Почему вы передали гражданскому НИИ данные о каком-то новом веществе?
– Это вещество по своей структуре является алкалоидом. Мы алкалоидами не занимаемся. Передали его институту, где такая работа проводится. Кроме того, оно не может рассматриваться как отравляющее или нервно-паралитическое вещество. Это скорее наркотик. Но очень сильный.
– У него есть название или только химическая формула?
– Формулу-то мы как раз и не знаем. Немцы его называли «Фельдмаршал». Я его переименовал в «Мефистофель». Это не нервно-паралитическое вещество. Это наркотик, стимулятор. Это не профиль нашей кафедры.
Андропов улыбнулся. «Не профиль». Он знал, что лет десять назад Кнуняц решил синтезировать вещество, повышающую мужскую активность. Для себя. Он рассчитывал получить всего граммов двадцать, а его сотрудники по собственной инициативе увеличили дозу раз в десять. И начали пользоваться. Да так активно, что один пожилой полковник скончался.
– В какой институт вы передали этого «Мефистофеля»?
– В НИИ ядохимикатов и удобрений. Вообще-то этот институт должен называться НИИ химических удобрений и ядохимикатов, но получалось очень неблагозвучно.
– Почему туда?
– Там есть лаборатория, изучающая алкалоиды.
– Кто конкретно будет этим заниматься?
– Заведующий лабораторией профессор Янаев.
– Он сможет его синтезировать?
– Раз немцы смогли, то… Хотя гарантии дать невозможно.
Андропов поблагодарил академика. Подумал несколько минут. Семицветов знает проблему наркотиков, разбирается в их очистке. Он снова вызвал секретаря:
– Переведите Семицветова под крышу в НИИ ядохимикатов.
– Вы его примете, когда он вернется в Москву?
– Решу позже. И еще. Этна Валарде. Запишите это имя. Это художница. Живет в Мексике. Ей надо помочь. Купить несколько картин. Пусть наши сотрудники подумают.
– Я понял.
Ну, вроде бы все. Хотя…
– Отзовите из Италии нашего сотрудника, который покупал лаборатории для Семицветова.
– В центральный аппарат?
– Да. Как его имя?
– Узнаю и доложу.
Через несколько минут секретарь доложил:
– Закупкой лабораторий в Италии занимался подполковник Лонов Евгений Николаевич.