Интервью
– Вы были одним из самых молодых топ-менеджеров строительного холдинга, ежегодной оборот которого достигает 127 миллионов долларов в год. С чем связано ваше решение – уйти на пике карьеры?
Увольнение Артем отметил в ночном клубе с небольшим кругом друзей. Ну, как друзей? Приятелей, бывших сокурсников, случайных знакомых из фитнес-клуба.
Медийщик Сева, как всегда «без гроша в кармане», рыжий и кудрявый, ростом еще меньше Артема, второй месяц подряд упивался старт-апом, который с немыслимой быстротой набирал подписчиков, лайки и шеры. Уход Артема из холдинга вдруг высветился в его ясной башке актуальной темой: «молодой топ-менеджер не видит перспектив для профессионального роста в России».
– Я пришлю к тебе на днях нашего корра. Расскажешь ей все, ок? – закрепил предложение рукопожатием Сева и смылся, не заплатив за коктейль.
– Иди ты в жопу, – хотел сказать Артем, но вспомнил, что через две недели приезжает отец из Еревана, представил, как старик прочитает это интервью – точно ничего другого от Артема и не ожидал, и сказал:
– Только не дуру.
– Вы планируете создать свой старт-ап? В какой он будет области? У вас уже есть команда?
Перед встречей с корреспондентом Артему не хотелось нервничать. Но он нервничал. Ему хотелось выглядеть разочарованным молодым специалистом, умно и смело заговорить о бизнесе и политике, обрисовать общую картину в стране, слегка коснуться частностей, подкрепить примерами и сравнить с Западом. Дома он взял бумажку и попытался было набросать приблизительный план разговора. Приблизительный план получился великолепным. Но дальше дело застопорилось – общая картина не давалась, частностей придумать не смог, достойных примеров не нашел.
Артем скомкал бумажку:
– Ну ведь не дурак же я в конце концов. Что-нибудь да наговорю. Если и она не дура у Севы, то найдет, что написать.
Он пришел в кафе за полчаса до встречи. Проверял почту, лазил по соцсетям. Через Севин профиль он нашел в его друзьях журналистку – посмотрел и ее профиль – Бог ты мой! 20 лет – всего! И совсем приуныл.
– Ей всего 20 лет, и она пишет умные и серьезные статьи о бизнесе, а ты – ничтожество, – проснулся от чашки эспрессо гадкий дискант в голове. – Вот оно – новое поколение. И работает в 20 лет и учится. И все-все успевает. А ты что делал в 20 лет? Зубрил как проклятый? Ну и на что тебе твоя зубрежка сейчас далась? Даже рассказать нечего – семь лет работал, и сказать нечего – ха-ха-ха! Какое же ты ничтожество! Ну, про кунилингус поведай в интервью, она говорила, ты прямо виртуоз в этой области!
– Считаете ли вы опыт, приобретенный за время работы в крупном российском холдинге, полезным для себя? Не находите ли вы методы работы компаний «старой гвардии» устаревшими?
Журналистка раскованно обнажала зубы, стиснутые разноцветными брикетами, была проста как семь копеек в потрепанных джинсах и с тканевым рюкзачком, мала бойка и умна.
Артем завидовал Севе сильнее, чем другим сокурсникам-неудачникам. Сева фонтанировал идеями, брался за любые проекты, проваливал их с той же легкостью, с какой миллиардер на пенсии проигрывает в казино крупные суммы денег, но всегда оставался на плаву. Его неудачи никого не смущали, наоборот – уважение к нему только росло, его звали возглавить то одно, то другое. Сева всегда выбирал из предложенного заведомо проигрышный вариант, после яркой медийной вспышки старт-ап уходил на дно, а Сева – трезвонил по соцсетям уже о другом блестящем проекте.
– Как вы думаете, есть ли у молодых российских специалистов, получивших современное образование, возможность полностью реализовать свой потенциал в России?
Артем отвечал. Красиво, долго и ни о чем – он передавал последний привет Севе и всей той жизни. Ради Севы он надулся в последний раз, а потом, когда журналистка ушла, лопнул. Артем проводил ее взглядом из окна. Она оставила Артема с мерзким ощущением:
– Новое поколение, мать твою… Вегетарианство, волонтерство, скромность – ни тряпок не надо, ни тачек, ни мужиков богатых. Какая-то бесполая самодостаточность. Что она знает, чего я не знаю? Что в ней есть такое, что у меня этого нет? И отчего так больно это?
Купил бутылку текилы и напился – дома, сидя на холодном высоком табурете у кухонной стойки. Напился крепко, основательно, как никогда до этого.