Глава шестая
Сегодня в нашем доме все изменилось. А началось с того, что за окном внезапно что-то полыхнуло и тут же очень сильно загремело. Затем в дом ворвался взволнованный папа совсем без одежды и с опаленными бровями и сразу же схватился за видон.
Если кто-то еще не в курсе, то видон – это такая штука для разговоров с людьми, которых на самом деле в доме нет. Насчет того, что их нет в доме, я не так уж уверен. Они же внезапно возникают среди комнаты, произносят разные слова, ходят взад-вперед, жестикулируют, вот только дотронуться до них никак нельзя. Я как-то пытался дотронуться до папиного собеседника и потрогал… пустоту. И долго после этого был в шоке – ну как такое возможно, а? Теперь-то, конечно, привык…
Нажал папа кнопку на видоне, и в комнате возникла красивая девушка. С девушкой было что-то не так, и я, кажется, понял что. То, что девушка на самом деле пустота – это понятно, но и пустота, поверьте, бывает разная.
В людях, что приходят к нам через видон, я всегда улавливаю чувства – они радуются, злятся, боятся, сочувствуют, негодуют. В девушке, возникшей в нашей комнате, абсолютно никаких чувств не было. Только красивая внешность и мелодичный голос. Я мысленно назвал ее «пустышкой». С нею папа говорил резко и недолго. И правильно, о чем с пустышкой-то разговаривать?!
После девушки возник несимпатичный дядька, грузный и с отечным лицом. Дядька не был пустышкой, он излучал недовольство и напряженность. И ему как-то сразу не понравился папа. Я не стал бы тому дядьке ничего рассказывать, но разве ж папа меня услышит?! Он сразу выложил грузному дядьке все, что случилось.
А сказал он дядьке следующее: «У меня только что погиб друг, Рыжкин Михаил».
Погиб – это значит ушел навсегда, и в нашем доме уже точно не появится. «Погиб» почти то же, что и «умер», но разница все же есть. Умирают от болезней и от старости, то есть сами, естественной смертью. Погибают же всегда неожиданно и порою при неясных обстоятельствах.
Откуда я все это знаю? Конечно же, из телика! В нем столько всякой интересной информации, что можно очень быстро поумнеть. И я, поверьте, умнею довольно быстро.
Итак, дядя Миша погиб, и больше я его не увижу. Он больше не будет заявляться к нам, словно к себе домой, не будет «уговаривать» с папой бутылку, не будет подкатывать к тете Оле…
Да-да, я сам это видел! Когда папы не было рядом, дядя Миша похлопывал ее по задней части, а тетя Оля злилась и грозилась рассказать все папе (грозиться-то грозилась, но так ни разу и не рассказала!).
Он больше не будет смотреть на меня с раздражением и брезгливостью, словно я недостоин здесь находиться! В итоге, жизнь в доме станет проще и приятнее. Вот только папа почему-то расстроен… И напрасно. Чего горевать-то?!
Поговорил папа с дядькой и затих в кресле, и думы у него были самыми мрачными. Я пытался мысленно его подбодрить, но он меня, как всегда, не слышал. Мне оставалось только ждать, когда все вернется в привычное русло. Но зря я надеялся, что это случиться быстро. Все еще только начиналось!
В комнату тем временем пожаловали питомцы (те, что постоянно находятся в доме), и давай крутиться вокруг папы. Ему, понятное дело, не до них. Он шуганул их крепким словом, чтоб отстали. Они отстали, но комнату не покинули, забились по углам, сразу и не разглядишь. И чего они тут забыли? Не понимают ведь ни черта, а слово «погиб» для них просто пустой звук. Разве что чувствуют, что папа сильно расстроен…
Питомцы! Одно это слово вгоняет меня в депрессию. Возможно, мне не стоило спешить взрослеть. Взрослея, узнаешь порой такое, о чем ты предпочел бы не знать. И именно это со мною случилось.
Я узнал, что все обитатели дома, кроме папы, тети Оли и тогда еще живого дяди Миши – это просто питомцы, привезенные папой из каких-то заоблачных далей. И я вовсе не папин сын, я всего лишь один из питомцев. Вот почему я не такой, как папа.
Но я и не такой, как они! Они безмозглы, а я довольно умен. И, кроме того, я действительно люблю папу. Люблю даже больше, чем тетя Оля. Я знаю, когда-нибудь он это поймет и приблизит меня к себе. Поверьте, мой час придет! А пока продолжу рассказ.
Вскоре к нам в дом приехали гости: тот самый грузный, некрасивый дядька, с которым папа говорил по видону, и с ним еще дамочка – вполне себе ничего! Оба в серо-голубой форме с погонами, у обоих на спине вышито «Служба внутренних расследований» – полицейские, значит. Мужчина коротко острижен, гладкие темные волосы женщины собраны в пучок. Мужчине никак не меньше пятидесяти, дамочке, думаю, лет тридцать.
Поздоровались они с папой, представились: дядьку звали Борис Беркутов, а дамочку – Регина Светина. Дамочка мило улыбалась, дядька выглядел немного недовольным. Он прошелся по комнате с камерой, выбирая место для съемки, прислонил камеру к дверце шкафа, и она там словно приклеилась, а затем повернулся к папе.
– Что ж, пожалуй начнем… Назовите ваше имя.
– Меня зовут Иван Завадский, – бесцветным голосом ответил папа.
– Назовите имя погибшего.
– Михаил Рыжкин.
– Кем вам приходился погибший?
– Мы не родственники. Михаил – мой бывший коллега и друг.
– Как именно он погиб?
– Он погиб при взрыве бани.
– Понятно. Мы должны осмотреть останки.
Тут папа беспомощно развел руками.
– Боюсь, что это совершенно невозможно. Взрыв был такой мощный, что там вообще ничего не осталось. Все буквально испарилось, даже бревна, из которых сложена баня. Остались только камни и несколько бесформенных металлических слитков.
Дядька задумчиво покривил рот и многозначительно глянул на дамочку. Ее ответная улыбка была еще более многозначительной. Похоже, эти двое понимали друг друга без слов.
– И какова ваша версия случившегося? – снова задал вопрос полицейский.
Бросив взгляд на диван, папа предложил полицейским присесть. Дядька охотно воспользовался приглашением, а дамочка осталась стоять.
Я с легкостью прочел ее мысли. Она считала, что у нее красивая фигура, и ужасно хотела, чтобы папа это заметил. Я в душе посмеялся над глупой женщиной. Если бы она только знала, насколько папе сейчас не до ее фигуры! Он даже на лицо этой дамочки толком не взглянул, а лицо у нее красивое.
– Мою версию вы уже знаете, – сказал папа. – Взрыв был необычным – очень мощным, но при этом очень локальным. Для обычной взрывчатки это нехарактерно. Я думаю, причина взрыва – батарея в банном нагревателе. Утечка позитронов в батарее привела к аннигиляции.
Тут и дамочка вмешалась в разговор. Она уверенно заявила, что позитронная батарея вызвать взрыв никак не могла. Это, мол, утверждают все производители новейшей техники, да и других подобных взрывов пока не зафиксировано.
В ответ папа высказал мысль, что батарея могла быть бракованной (пусть брак на производстве и редкость, но ведь, в принципе, такое возможно!) или кто-то мог ее специально повредить. Вот и случился взрыв при нагреве!
Грузный дядька незаметно подмигнул своей напарнице и обратился к папе:
– Все это как-то сложно и весьма сомнительно. Лично я предложил бы версию попроще. Вы сами заманили друга в баню, убили его там, а затем, чтобы скрыть следы преступления, взорвали баню какой-то особой взрывчаткой. Когда вы были капитаном на космическом лайнере, у вас был доступ к любой взрывчатке. Кое-что могли и замыкать…
Папа бешено уставился на дядьку, затем внезапно заорал.
– Да вы с ума сошли! Вы в чем, вообще, меня подозреваете? В убийстве друга и в краже взрывчатых веществ с корабля? Меня?! Да как у вас язык повернулся! Я с корабля за все время не вынес ни винтика, не говоря уже о взрывчатке. А с Мишей мы были как братья, прошли с ним огни и воды, не раз спасали друг друга от смерти. Зачем мне убивать своего лучшего друга?
Дядька (сразу видно, человек бывалый и стойкий) лишь досадливо поморщился и произнес спокойно, но твердо.
– Только не надо на меня кричать. Я просто делаю свою работу. Вот вы говорите – зачем вам его убивать? А мотив, знаете ли, не всегда очевиден. Вы называете погибшего другом, и что? Это ж только с ваших слов вы друзья, а на деле – кто знает… Мало ли какие между вами счеты! Бывает, что двадцать лет дружат, а потом вдруг «кошка пробежала» – и злейшие враги. Хорошо еще, если открыто враждуют, а то порой улыбаются друг другу, а за улыбкой ненависть прячут.
Внимательно слушая дядьку, я добавил в копилку выражений «пробежавшую кошку». Вот уж не думал, что кошки такие зловредные! Кошка всего лишь пробежала, и люди стали злейшими врагами. А ведь некоторые держат их дома, позволяют им лежать у себя на диване… Ужас! Даже страшно представить. Хорошо, что в этом доме нет кошек!
Дядька тем временем продолжал.
– Так что, пока не найден убийца, снять с вас подозрение никак нельзя. Но вы можете нам помочь. Расскажите-ка все по порядку, не выдвигая собственных версий. Начните с приезда к вам Михаила. Итак, мы слушаем.
– Да-да, мы вас внимательно слушаем, – ввернула дамочка, спуская пониже замочек молнии на форменной рубашке. Между полусферами ее грудей показалась небольшая ложбинка.
Папа не обратил на это внимание, зато напарник дамы удивленно поднял бровь.
– Так жарко же! – бросила она, и, оставив молнию в покое, изобразила крайнюю степень внимания.
Папа прокашлялся и начал.
– Значит, с приезда Миши… Что ж, он приехал ко мне примерно в одиннадцать. Может чуть раньше или позже – я не смотрел на часы. Я оставил его на кухне, а сам затопил баню. Потом мы с Мишей сидели в предбаннике, болтали и пили турассу. Затем мы с ним отправились в парилку. Поскольку остатки дров уже догорали, я включил нагреватель. Это было где-то в начале первого. Затем минут сорок мы парились. Около часа дня Миша решил искупаться. Отсутствовал минут семь, не больше. Как только он вернулся, я тоже побежал купаться.
Дядька подозрительно хмыкнул.
– А вы всегда купаетесь по очереди?
– Нет, конечно, – вымученно улыбнулся папа. – Так получилось. Мише не терпелось окунуться, он и рванул к реке первым. Меня же после парилки мучила жажда, и я решил хлебнуть в предбаннике турассы. Бутылка на столе оказалась пустой. Я достал из коробки новую и открыл ее. Выпил стопку, но жажда не прошла. Выпил еще одну. Тут, смотрю, уже и Миша возвращается. Чего, говорит, пьешь в одиночку? Сбегай-ка, окунись, и продолжим вместе! Ну, я и побежал купаться. Он еще и дверь за мной закрыл.
– Дверь за вами закрыл? Что вы этим хотите сказать? – скептически прищурил глаз полицейский.
– А то, что когда я выбегал наружу, Михаил был жив и вполне здоров.
Вернув непроницаемость лицу, дядька кивнул.
– Хорошо, продолжайте.
– Потом я с разбегу нырнул в речку и поплыл. Снаружи солнце слепит, а вода прохладная. Бодрящая такая вода. У самого дна мальки мельтешат, и водоросли тихо колышутся. Доплыл до другого берега, назад повернул. Думал, раз десять туда-сюда сплаваю – уж больно вода хороша, и погода как по заказу. Такая благодать, и вдруг все летит к чертям. Этот внезапный взрыв чуть глаза мне не выжег. Вовремя зажмурился. И все же он был не такой, как, скажем, от тротила или гексагена. Ни огня, ни дыма, ни летящих во все стороны обломков. Мощная вспышка света, а потом баня словно испарилась.
Тут папа поднял голову и с надеждой посмотрел на полицейского.
– Вы ведь можете проверить мои слова! Запросите видео с орбитального спутника. Вы там сами все увидите: и как мы по очереди бегали купаться, и как Миша дверь за мной закрыл, и какой был взрыв на месте бани… Пожалуйста, запросите видео со спутника! Это же несложно, правда?
Дядька задумчиво кивнул.
– Ну, в общем-то, несложно. Запросим, как только вернемся в отдел. А пока вы мне ответьте на вопрос… Кто еще имел доступ в баню?
– Кто еще?..
Несколько секунд папа озадаченно смотрел на полицейского, затем смущенно сказал:
– Только Ольга, моя невеста. Но она не могла…
Дамочке, видно, надоело вертеться перед папой, тем более, что он на нее почти не смотрел, и она плюхнулась на диван рядом с напарником.
– Позвольте нам самим делать выводы! – жестко произнесла она. – Если это не несчастный случай и не самоубийство, а, на мой взгляд, и то и другое крайне маловероятно, то это – умышленное убийство. Самое тяжкое из всех преступлений! И у нас на данный момент только двое подозреваемых – вы и та самая Ольга, которая, по-вашему, «не могла». Кстати, где она сейчас?
– Ольга? – растерянно переспросил папа. – С утра в город уехала.
– И зачем же она уехала в город? – язвительно поинтересовалась дамочка. – Алиби себе добывает?
Голос у нее был довольно резким и не очень сочетался с ее привлекательной внешностью.
– Какое такое алиби! – искренне возмутился папа. – Она каждую субботу в город мотается! Магазины, подружки, салон красоты…
Дамочка лучезарно улыбнулась.
– О, понимаю!
Я снова прочел ее мысли. Судя по ним, отсутствующая тетя Оля вызывала у дамочки откровенную неприязнь, зато папа был ей явно симпатичен. А я, в свою очередь, проникся симпатией к дамочке – за то, что она, как и я, сочувствовала папе и не слишком жаловала тетю Олю.
– Вы с невестой живете вместе? – вновь спросила дамочка.
– Ну, да, – отозвался папа. – Это ведь не запрещено, правда?
– Нет, конечно, – подал голос дядька, а его спутница заметно помрачнела.
– И в котором часу Ольга уехала в город? – вновь задала она вопрос.
– Точно не скажу, – задумчиво отозвался папа. – Я же говорю, что не следил за временем. Может, в половине десятого, а, может, в десять…
– Что ж, проверим, – пообещала дамочка и огляделась. И тут она впервые заметила нас. Ойкнула и подняла руки повыше, чтобы, значит, за палец ее не тяпнули.
– А это что еще за монстры? – испуганно воскликнула она. – Надеюсь, они не кусаются?
Этими словами она разом перечеркнула мою симпатию к ней. Я знаю, кто такие «монстры», недаром же я каждый день смотрю папин телик! Монстрами называют ужасных страшилищ, которые всех вокруг убивают, а то и едят. Так вот, не стоит нас так называть! Пусть мы всего лишь питомцы, но мы не монстры. Даже мои безмозглые соседи достойны лучшего отношения.
– Кусаются? Нет, что вы! – поспешно заверил ее папа. – Это мои питомцы, вывезенные из звездной системы Пси Октанта. И они совершенно безобидны.
Но дама уже справилась с испугом – похоже, она была совсем не робкого десятка. К тому же, ее интересовали не мы, ее интересовал папа.
– А у вас есть на них разрешение? – строгим голосом спросила дамочка, при этом взгляд ее вовсе не был строгим. Было в ее взгляде что-то, что напомнило мне смешные толкания папы и тети Оли. Неужели дамочка тоже хочет потолкаться?!
– Конечно, есть! – ответил папа и достал из шкафчика документы.
Женщина наспех их просмотрела и передала дядьке, который изучал их долго и въедливо. Наконец, он закончил смотреть документы и по очереди обвел нас всех сверлящими глазками.
– Надо же, зверушки из дальнего космоса! – почти мечтательно произнес он. – Представьте, впервые вижу их так, практически рядом. В космосе я отродясь не бывал, тем более, в дальнем космосе. А в зоопарках такие всегда за толстенным стеклом – ни покормить их, ни погладить. Я вот с племянником недавно был в зоопарке, всяких там зверушек насмотрелся, но таких, как у вас, не видел. Любопытные экземпляры! Интересно, а как у них с интеллектом?
– С интеллектом? – удивленно переспросил папа.
– Ну, насколько они умны? – пояснил дотошный дядька.
Папа на минуту задумался, затем неопределенно пожал плечами.
– Сложный вопрос. С нашими животными их сравнивать нельзя, поскольку и анатомия, и физиология совсем другие. У некоторых и мозга-то нет – непонятно, чем они вообще думают. Их, конечно, изучают ученые, да только средств на это выделяется мало. Сейчас на всех планетах Пси Октанта правит бал лопатник, туда и утекают все денежки. От себя скажу лишь одно – ни один из моих питомцев не умнее собаки!
Услышав такое от папы, я очень сильно расстроился. Настолько сильно, что на какое-то время перестал замечать происходящее в доме. Смутно помню, как полицейские ходили по нашему дому – что-то долго выискивали, но, кажется, так ничего и не нашли… После папиных слов мне было уже не до них.
Все оказалось напрасным! Напрасно я мечтал когда-нибудь понравиться папе. Напрасно я выучил все слова чуждого мне языка, надеясь однажды на нем заговорить. Напрасно, тайком от папы, я начал читать его книги. Напрасно разобрал и вновь собрал его видон, да так, что папа ничего и не заметил.
Я знал, что папа считает меня безмозглым, я всегда это знал. Но все же теплилась во мне надежда, что среди прочих питомцев он как-то меня выделяет, что он видит мой потенциал и просто ждет, когда тот полностью раскроется. А оказалось, что ничего особенного он от меня не ждет. Для него что я, что мои безмозглые соседи – все едино! И если даже я однажды заговорю, он вряд ли оценит мои старания. Ведь папа уверен, что я, как и прочие, «не умнее собаки»!