Глава третья
Неделей позже…
– Ну что, Вань, давай еще по одной!
Слегка захмелевший Михаил Рыжкин постучал граненой стопкой по столу.
Стол был сравнительно новым, из натуральной марсианской древесины, с красиво закругленными углами, фигурными стальными ножками, со светлой столешницей под карельскую березу. Возле стола было четыре вращающихся кресла на колесиках, два из которых сейчас были заняты приятелями.
На просторной кухне Завадского, серо-бежевые стены и нежно-голубой потолок которой, по замыслу Ольги, успокаивали нервы, стол и кресла смотрелись дорого и стильно.
Вдоль одной из стен кухни тянулась деревянная панель с выдвижными ящичками разного размера и разнообразной встроенной техникой.
Почти всю технику Ольга подбирала сама, разве что большущий холодильник, занимавший едва ли не треть панели, был куплен Завадским еще до нее. С приходом Ольги к холодильнику добавились: универсальная духовка, машина для производства одноразовой посуды, машина для мойки обычной небьющейся посуды, комбайн для утилизации отходов, мультипрограммная кофеварка и еще несколько агрегатов, назначения которых Завадский не знал.
Вдоль соседней стены тянулась столешница для готовки с большой и удобной мойкой в центре. Столешницу Иван и Ольга выбирали вместе. Она активно использовалась в период начала их совместной жизни, когда Пименова честно пыталась готовить.
Запала ей хватило ненадолго. Примерно через полгода, как и все обычные семьи, они перешли на готовую пищу, которую им доставляли с ближайшей фабрики-кухни. Дополнением к готовым блюдам служили разные деликатесы, их Ольга закупала в известных только ей магазинах.
Свободную стену занимала гибкая телевизионная панель наподобие той, что имелась в гостиной. Панель в данный момент была выключена за ненадобностью.
Специальное покрытие пола меняло орнамент по усмотрению хозяев, а в холодное время года обеспечивало отопление. Сейчас на полу был какой-то абстрактный узор в желтовато-бежевой гамме.
Хозяин дома был одет в темно-серый спортивный костюм и черно-белые полосатые носки. Тапки, как всегда, где-то валялись. На госте были свободные брюки молочного цвета, черная футболка и бежевые мокасины.
Иван с сомнением глянул на приятеля.
– А, может, нам уже хватит?
Взъерошив каштановую шевелюру с глубокими залысинами спереди, Рыжкин басовито произнес:
– Да ладно тебе, Вань! Почему бы нам еще не выпить? Мы мужики свободные, брачными узами не связанные, отчитываться ни перед кем не должны…
Сидевший напротив Завадский заметно смутился.
– Ну, знаешь, Миш… Я бы не назвал себя свободным. Ольга мне почти что жена, и ей не нравится, когда я выпиваю.
В тонкой усмешке Михаила отразилось презрение.
– Слава богу, что «почти». Надеюсь, дальше этого «почти» у вас не пойдет. Или ты намерен вступить в законный брак?
Иван вопросительно поднял густые брови.
– Не понимаю… Тебе-то какая разница, намерен я или нет? Что ты, вообще, имеешь против Ольги?
Рыжкин вновь постучал пустой стопкой по столу, затем произнес с видом знатока.
– Конкретно против Ольги – ничего. Девушка она неплохая, я знавал намного более стервозных особ. Я – принципиальный противник брачных уз. Вот скажи мне, зачем современному мужчине жениться? Что ему сулит официальный брак? Ничего, кроме лишних сложностей при неизбежном разводе. В давние времена, когда почти вся работа по дому делалась вручную, брак был хоть как-то оправдан – жена готовила, стирала, гладила, короче, всячески облегчала мужу жизнь, а муж зарабатывал себе и ей на эту жизнь. Сейчас мужчина с женщиной работают на равных, дома напичканы всякой бытовой электроникой, служба быта сама стучится в каждую дверь и обходится в сущие копейки, а сети домашнего питания опоясали планету вдоль и поперек. В таких условиях брак является пережитком прошлого, неким атавизмом, не оправданным ни логически, ни экономически.
– А как же дети? – прищурившись, спросил Иван.
Его вопрос лишь подлил масла в огонь.
– А что – дети? – мгновенно откликнулся приятель. – Сейчас их повсеместно воспитывают няни, маму с папой дети видят от случая к случаю. Вот недавно проводился мониторинг рынка труда, выявляли самую востребованную профессию. И как ты думаешь, какая из профессий победила? Ладно, не ломай голову! Победила высококвалифицированная няня со знанием медицины и педагогики.
– Что, спрос на нянь действительно так велик? – удивился бездетный Завадский.
– Ты даже не представляешь, насколько велик! – усмехнулся Рыжкин
– Но это же не всем по карману, – засомневался хозяин.
Михаил взглянул на друга удивленно.
– Ты откуда свалился, Ваня? Ты что, совсем не смотришь новости?
– Смотрю иногда, а что?
– А то, что ты какой-то дикий. Про дальний космос знаешь все, а вот о том, что происходит рядом… Так и быть, просвещу тебя немного. Индивидуальная няня стоит дорого, зато групповая – намного дешевле. Обычно это делается так. Дипломированные няни с лицензией и просторным жильем размещают в интернете объявления. Родители читают объявления и выбирают подходящую няню мужского или женского пола. Когда у няни наберется группа (обычно не больше десяти детей), она заключает контракт с родителями. После этого детей привозят к ней и оставляют. А дальше уже по желанию – кто-то своих каждый день домой забирает, кто-то раз в месяц на пару часов. Так какая этим детям разница, в браке мама с папой или нет?! Даже лучше, когда не в браке, матери пособие от государства положено. Но бабы все равно хотят замуж! Они же безмозглые, как этот твой Канат…
Тут Рыжкин бросил опасливый взгляд на разлегшееся на ковре змеевидное животное.
– Жуткая гадость, зря ты его на Землю притащил! – пробормотал он и вновь вернулся к главной теме своего монолога.
– Так вот, бабы! Быть замужем – это у них идея фикс. Мужчину обязательно надо присвоить, поставить на него некое клеймо – мол, мое и больше ничье! Не понимают, дурынды, что присвоить нас невозможно.
Он замолчал, глядя в огромное, выходившее в сад, окно. Стояла середина лета, и все деревья в саду уже отцвели.
Сад служил, в основном, для дизайна, но Ольга надеялась по осени собрать неплохой урожай груш, яблок и слив. Еще в саду росли северные сорта финиковых пальм и манговых деревьев, однако на урожай фиников и манго в ближайшую осень надежды не было. Но Ольга знала, что со временем южане войдут в силу и заплодоносят так же, как и их северные соседи.
Иван Завадский проследил за взглядом Михаила, затем перевел взгляд на забравшуюся в одно из кресел Розалию. Кресло было золотистого цвета, и распластавшаяся в нем Розалия приняла абсолютно тот же оттенок. Со стороны можно было подумать, что кресло пустое, и только опытный Иван различал едва видимую границу между живым и неживым.
– Ольга вовсе не дурында! – помолчав, произнес он. – И о браке со мной ни разу не заикнулась. Просто мы с ней подходим друг другу, у нас почти идеальные отношения. Идеальные в том смысле, что никто никого не подавляет. Вот ты, Миша, закоренелый холостяк. Женщин у тебя много, а вечера проводишь один. И как тебе это? Неужели тоска не гложет?
Михаил отвернулся от окна и, прищурив один глаз, с превосходством глянул на приятеля.
– Тоска? – усмехнулся он. – С какой это стати?! Нет у меня никакой тоски. Я даже ирастан не принимаю – мне и так нормально! Хороший старый фильм вроде «Рассвета на Сатурне» или компьютерная игра под бутылку турассы – что еще нужно мужчине для полного счастья?! Впрочем, этого мало. Мужчине нужно дело! Ему обязательно нужно дело – для выхода энергии, реализации амбиций и просто для интереса. А женщина… Женщина пусть будет на одну ночь! Молодая, красивая, без комплексов и без желания меня присвоить. Мне так проще, понимаешь?
Завадский протянул руку к бутылке, на этикетке которой была рельефная надпись: «Секрет Венеры». Турасса готовилась из венерианских трав и относилась к крепким напиткам; ее терпкий вкус с кислинкой нравился обоим приятелям.
– Конечно, Миша, – примирительно сказал Иван. – Ладно, давай еще по одной.
Он наполнил стопки. Приятели взяли их и подняли над столом.
Два бывших астронавта, они и внешне были похожи: оба темноволосые, крепкие, плечистые, с мощной мускулатурой, с суровыми худощавыми лицами, вот только глаза были разного цвета: у Михаила – серые, у Ивана – светло-карие, да некогда пышная шевелюра Рыжкина заметно поредела, а все еще густые волосы Завадского покрылись сеточкой седины.
Чокнувшись, приятели выпили. Михаил довольно крякнул, потом вдруг взвыл и резко дернул ногой.
– Черт! Меня укусили.
Завадский выскочил из-за стола и свирепо уставился на Каната, разлегшегося в центре просторной кухни. Точнее, лежали средняя и задняя части животного, передняя же часть с четырьмя тонкими конечностями стояла вертикально. Тварь отдаленно напоминала кобру в угрожающей позе, пробуждая у несведущих людей не очень приятные ассоциации.
– Ты что себе позволяешь?! – прорычал Иван, грозя змеехвосту пальцем. Канат сверкнул неопределенного цвета глазками и, извиваясь, пополз к выходу из кухни.
Михаил болезненно поморщился.
– Слушай, Вань, по-моему, это не он. Канат все время был у меня в поле зрения. Так вот, он не двигался. Что-то налетело на мою ногу с другой стороны, куснуло ее, и умчалось прочь.
– Дай-ка я осмотрю рану!
Завадский нагнулся над лодыжкой приятеля, на которой обнаружил ровно восемь круглых отверстий – два параллельных ряда по четыре отверстия в каждом. Кожа вокруг отверстий прямо на глазах краснела и отекала.
– Это Чухендра, однозначно она! – подвел итог хозяин. – Узнаю ее редкие острые зубки.
– Вот уж не знал, что меховой шарик может кусаться, – бледнея от боли, прохрипел раненый гость.
Иван обвел глазами комнату и нашел Чухендру в углу возле двери. Существо и впрямь было похоже на меховой шар, размером с футбольный мяч. Его шерсть была настолько длинной и густой, что, когда существо было спокойным, полностью скрывала мордочку и конечности. При испуге шерсть Чухендры мгновенно твердела и вставала дыбом, позволяя увидеть восемь маленьких гибких конечностей и смешную глазастую мордочку с носом в виде бугорка и широкой зубастой пастью. Сейчас шерсть существа стояла дыбом.
– Чухендра кусается, только когда чувствует угрозу, – задумчиво произнес Иван.
В страдающих глазах Михаила отразилось сомнение.
– И чем же, скажи на милость, я ей угрожал? Я просто положил ногу на ногу!
Иван неопределенно пожал плечами.
– Возможно, твоя поднятая нога напомнила малышке ее природного врага с Таона. Впрочем, не знаю… Инопланетная фауна не всегда предсказуема.
Нагнувшись, Михаил подул на рану, затем пощупал ногу пальцами и в упор взглянул на Ивана.
– Послушай, Ваня! Тебе не кажется, что, привезя на Землю всех этих тварей, ты совершил ошибку? Похоже, ты сам не знаешь, чего от них ожидать. Сегодня меня укусили, а завтра, возможно, попробуют съесть. Да ты и сам ни от чего не застрахован.
Достав из аптечки спрей в яркой цветной упаковке, Иван обрызгал им ногу Михаила. Отек с краснотой стали исчезать прямо на глазах.
– Да ладно тебе нагнетать! – укоризненно сказал Завадский. – Подумаешь, слегка куснули. Собаки тоже иногда кусаются, при этом никто не оспаривает их право на существование. Все животные в доме либо стопроцентные вегетарианцы, либо питаются мелкой живностью вроде наших мышей. Так что съесть тебя они точно не смогут, гарантирую. Спи спокойно, Миша!
Боль в ноге постепенно стихала. Михаил расслабленно улыбнулся.
– И кто из них питается мелкой живностью? – спросил он. – Этот что ли?
Рыжкин кивнул в сторону кресла, на спинке которого сидела крылатая тварь ярко-синего цвета размером с большую суповую тарелку. Тварь была похожа на зубастую сову, вот только вместо перьев у нее была шерсть, а крылья были не как у птицы, скорее, как у летучей мыши. Конечностей у твари было восемь. Две пары конечностей служили растяжкой для крыльев, еще две пары располагались ближе к центру туловища и заканчивались пальчиками с коготками.
– Верно, – отозвался Иван. – На Таоне Антей был мелким хищником, вроде наших сов, а здесь я его перевел на собачий корм. И так он этот корм уплетает, что только успевай подсыпать. Но имеет свои предпочтения! Он любит со вкусом трески или свинины, а со вкусом говядины ест неохотно.
Михаил опустил штанину. Боль в ранках уже утихла, к вечеру и сами ранки затянутся.
– Какой привередливый зубокрыл! – усмехнулся он. – Или крылозуб? Вот черт, забыл, как называется эта «птичка».
– «Птичка» называется зубокрыл, но, думаю, это не окончательно, – отметил Завадский. – На Таоне, как и на соседних планетах, названия всех видов предварительные, до научной систематики пока далеко.
– Почему же – далеко? – не согласился Рыжкин. – Полеты к Пси Октанта теперь регулярны, а значит, и научная систематика не за горами.
Иван вернул лечебный спрей на место и тщательно вымыл руки.
– Вот только цель полетов уже другая, отнюдь не изучение местной фауны! – с горечью произнес он.
Рыжкин понимающе усмехнулся
– Естественно! – изрек он без намека на осуждение. – Нормальные люди деньги делают! А ты на что надеешься, Ваня? Что все вдруг станут идеалистами? Не станут, ох, не станут! И мы с тобой не за «спасибо» летали, не за «спасибо» здоровье гробили. Теперь, слава богу, не бедствуем, на турассу и лекарства заработали. Впрочем, лекарства нам вряд ли помогут. Кто часто летал в дальний космос, тот долго не живет – максимум восемьдесят лет при средней продолжительности в сто двадцать. Так что готовься умереть молодым!
Внезапно возле двери раздался шум. Уползший из кухни Канат теперь пытался вернуться назад, но вход ему преграждала ощетинившаяся Чухендра. Канат отчаянно бил хвостом, но приблизиться к Чухендре не решался – ее стоящая дыбом шерсть могла легко проткнуть кожу. Переливчатым глазом он косил на Ивана, очевидно ожидая помощи и защиты.
Чертыхнувшись, Иван схватил короткую палку с метелкой на конце и осторожно вытолкал Чухендру за дверь. Довольный Канат вновь разлегся посреди кухни.
Отложив палку, Завадский обернулся к Михаилу.
– Да ладно тебе кликушествовать! – сказал он. – Медицина идет вперед семимильными шагами. Быть может, и мы с тобой дотянем до ста двадцати…
Михаил откинулся в кресле и достал из кармана сигареты с электронным фильтром. На пачке был изображен цветок – венерианский вьюн, известный своим тонизирующим эффектом. Одну сигарету Рыжкин закурил, вторую взглядом предложил Ивану, но тот отрицательно мотнул головой.
– Даже не знаю, хочу ли я прожить сто двадцать, – задумчиво произнес Рыжкин. – Не наскучит ли мне такая жизнь? Дальний космос мне больше не светит, нынешняя работа не слишком радует. Вот ты, Ваня, преподаешь в институте дальнего космоса, лекции студентам читаешь… Тебе это интересно?
Вернувшись за стол, Иван достал свои сигареты. В отличие от сигарет приятеля, они содержали запрещенный в стране табак, но некоторым категориям граждан, включая нынешних и бывших астронавтов, государство делало поблажки.
– Конечно же, интересно, – ответил он Рыжкину, но сам же счел свой ответ неубедительным и добавил с бо́льшим энтузиазмом:
– Мне это очень интересно!
Рыжкин взглянул на друга сначала удивленно, потом во взгляде появилось что-то вроде сожаления.
– Завидую, – вдохнув фильтрованный дымок венерианского вьюна, произнес он. – Моя работа вроде бы не хуже твоей… Инструктор в училище астронавигации – бесспорно уважаемый человек! Но я тебе кое в чем признаюсь, Вань… Моя работа мне не слишком интересна – не мой масштаб!
– А чем бы ты хотел заняться, Миша? – озабоченно спросил Завадский.
– Пока не знаю, но чем-то более ярким, более значительным, может быть, даже запредельным! Я сейчас как раз над этим думаю.
Завадский, сделав быструю затяжку, отложил сигарету в сторону. Струйка табачного дыма потянулась вверх. Ярко-синий Антей сердито кашлянул и вылетел из комнаты.
– Что, не любишь табак? – бросил ему вслед хозяин дома, затем повернулся к гостю.
– Пожалуй, я брошу курить. Сам не знаю, для чего я это делаю. Даже Антей, и тот против, а про Ольгу я вообще молчу.
– Так ты переходи на травяные с электронным фильтром. Тут сейчас такой широкий выбор: и тонизирующие, и успокаивающие, и от давления, и от мигрени, и даже сахароснижающие. Одна сплошная польза, к тому же чистые легкие. Так что ты подумай над этим!
– Баловство это все, забава для женщин и юнцов, – отмахнулся Завадский. – Не хочу я курить травяные, уж лучше просто брошу.
– Правильно, не стоит быть как все, – неожиданно одобрил Рыжкин. – У нас с тобой особый путь. Они еще о нас узнают, мы с тобой еще такое замутим…
– Ты часом не бредишь? Да что такое мы можем замутить? – озадаченно спросил Иван и получил в ответ самую загадочную из всех загадочных улыбок Рыжкина.
Насладившись эффектом, Михаил произнес:
– Ты обо всем узнаешь в свое время. Потерпи, осталось недолго. А сейчас давай еще выпьем!