Вы здесь

Последний мужчина. Бридж по понедельникам (Михаил Сергеев, 2012)

Бридж по понедельникам

Они целовались на глазах тысяч восторженных обожателей. Они радостно принимали у себя репортёров и раздавали интервью. Казалось, всё было выверено в их жизни. Даже жёлтая пресса не смела трогать самую счастливую пару на свете. Сколько молодых сердец, рыдая после встреч с ними, мечтали о такой судьбе. Успех и счастье – всё было у них, и они не скрывали этого.

А потом, вечерами, он её бил. Бил остервенело, с исступлением. Бил жестоко в своей расчётливости – чтобы не задеть лицо. Оно приносило деньги. Это тоже было выверено в их жизни.


«…Розовый фламинго, та-та-та-та-та-та, розовый фламинго, та-та-та-та-та-та», – грохот музыки из овального зала второй палубы доносил восторг ретродискотеки. Сергей с усилием открыл дверь, вдавленную сильным сквозняком, и оказался прямо перед барной стойкой. Не без труда, перекрикивая шум подпевающей толпы, ему удалось привлечь внимание – бармен согласно кивнул, и через пару минут он с бутылкой вина и тарелкой сыра, уворачивался от подвыпивших пассажиров, пробираясь вглубь, ища свободный столик. Таковых не было. Неожиданно взгляд его остановился на одном. За столиком сидела пара. Мужчина лет сорока, улыбаясь, говорил что-то спутнице. Та отвечала такой же улыбкой. На красивой голубоватой скатерти стояли лишь два недопитых бокала. Это обстоятельство и некоторая, как ему показалось, благожелательность сидящих сыграли решающую роль. Он подошёл и слегка наклонился, чтоб спросить разрешения присесть. Его вид с занятыми руками, да и сама обстановка не требовали дальнейших пояснений. Мужчина с пониманием улыбнулся, и, глянув на спутницу, согласно кивнул. Сергей присел.

Музыка наконец стихла. Гость посчитал себя обязанным извиниться за нарушенное уединение пары и тут же выяснил, что те из Борнмута – небольшого курортного городка, что на юге Англии, на берегу Ла-Манша. Он побывал там много лет назад, изучая язык, правда, толку было мало. Зато галерея какого-то местного художника, жившего лет триста назад, привела его в восторг. Тогда Сергей поймал себя на мысли, что тот, в отличие от «великих» и признанных, изображал на полотнах не выдуманную, а реальную жизнь, не задумываясь особенно над её смыслом. С интересом разглядывая детали одежды, предметы быта, он отметил, что жили тогда гораздо чище и одевались аккуратнее, чем представлялось ему ранее. Импонировала и манера исполнения – без нарочито гротескного навязывания болезненных и отчаянных сторон жизни простолюдинов, что контрастировало с работами русских передвижников на те же темы.

Они разговорились. Мужчина, который назвался странным именем Регонд, оказался известным телеведущим, она – бывшей журналисткой, невероятной популярности которой завидовали не только коллеги. Ныне же – просто женой, заботящейся о чудных, по их словам, двух детях. Её мать, супруга состоятельного медиамагната, согласилась присмотреть за прислугой, оставшейся с детьми в Англии. Круиз на русском теплоходе был своего рода отдыхом от постоянного внимания на родине. Правда, они сожалели, что и здесь им встретились иностранцы. Именно поэтому «неузнанность» и была радостью общения с Сергеем.

Слово за слово, и он уже с благодарностью к провидению думал об этой встрече, о посланной ему возможности провести хоть немного времени с приятными людьми, вне постоянно мелькающих и уже надоевших лиц случайных круизных знакомых. Они должны были сойти в Лондоне, но впереди ещё был Дувр и… Париж!

– Пари, Пари, Пари… па-ра-па-па-па-па-па-па-па… – приятный напев с чуть грудным голосом женщины заворожили его на мгновение. Такой раскованности Сергей не ожидал. Она почему-то так и не представилась, но это никак не отразилось на его настроении. «Да, счастливые пары счастливы по-разному», – подумал он и грустно улыбнулся ей.

– А вы знаете, – чуть помолчав, тихо произнёс гость, – что больше всего удивило меня в вашем городе?

– Интересно было бы узнать, – с готовностью откликнулась дама. Муж вопросительно улыбнулся, поддерживая её любопытство.

– Я нанял местного гида – высокого сухопарого мужчину в преклонных годах, полагая убить двух зайцев: узнать побольше о курорте и заодно получить практику общения на языке, который изучал. Мы прекрасно провели несколько дней, посещая известные и не очень места, но вот в субботу он сообщил, что завтра уезжает с женой в Лондон по делам. Я-то был готов заниматься круглосуточно и поэтому предложил встретиться в воскресенье вечером, справедливо полагая, что от лишнего заработка тот не откажется. Но мой новый знакомый возразил, сославшись на позднее возвращение. Я смирился с потерей двух дней и попрощался до понедельника. Каково же было моё удивление, когда тот с сожалением заметил, что и в понедельник не получится – они-де с компанией в этот день играют в бридж. Я спросил, нельзя ли один раз отложить игру – через пять дней меня здесь уже не будет. Мой доброжелательный гид покачал головой: «Это невозможно. Я играю сорок лет и не посмел пропустить ни дня». Помню, меня смутили слова «не посмел». – Когда Сергей упомянул об этой детали, ему показалось, что мужчина, слегка кусая губу, нахмурился.

– С тех пор я мечтаю научиться играть в бридж, – не придав этому значения, рассмеялся новый знакомый.

– О! Это совсем не сложно, поверьте! – радостно откликнулась женщина. – Хотите, мы дадим вам несколько уроков? – Она, улыбнувшись, посмотрела на мужа. Тот согласно, но как-то странно кивнул. – Приходите к нам завтра же, после обеда. Наша каюта двести восемнадцать.

Сергей с благодарностью улыбнулся. «Странно, через одну каюту от меня, а я ни разу их не встретил», – мелькнуло в голове.

Музыка вновь тихо заиграла, и он, извинившись, поднялся, решив выйти на палубу. Ветра почти не было. «Завтра первое мая, надо же», – подумал он и невольно поморщил лоб. Стояла тихая тёплая ночь, столь редкая на ветреных морских просторах даже весной, что сознание такой особенности минуты сыграло свою трогательную роль. От сладостного чувства какой-то умиротворенности, от обволакивающей теплоты Сергей прикрыл глаза и, взявшись за поручни, поднял голову к ночному небу. Атлантика! Как редко ты бываешь такой ночью. Как редко человеку дарятся минуты блаженства! Как неприятен бывает мир вне этих мгновений, мир, о котором поэт написал:

Люблю сей Божий гнев,

Люблю сие незримо

Во всем разлитое

Таинственное зло.

Сергею не нравился Тютчев. Странная способность замечать демонические грани мира во всём, что видел человек, что его окружало, настораживала. Настораживала невозможность возразить.

Но сейчас он наслаждался:

– Господи, как продлить это чудо? Как сделать вечным?

– Отличная ночь, не правда ли?

Сергей вздрогнул. Бесцеремонность, с которой были брошены слова, не оставляла сомнений в испорченности вечера. Он открыл глаза и обернулся. Рядом стоял средних лет мужчина в синем костюме, с красным платком в нагрудном кармане. Незнакомец даже не смотрел на него, что только добавило раздражения.

«Ещё один иностранец», – чувство дискомфорта нарастало. Сергей был готов уже ответить что-то резкое, но вдруг остановил себя. От незнакомца пахнуло приятным запахом. «Живанши пи» – обмануться было невозможно. Этот запах он мог отличить от чего угодно. Именно парфюма, а не туалетной воды, знал, что тот давно не выпускался. Неожиданно пришла мысль, что с ним говорили по-русски. Уже с любопытством глядя на незваного гостя, Сергей ответил:

– Да, вы правы, – и тут же смолк, давая тому как-то проявить себя, не считая обязательным самому углублять отношения. Приобретать друзей в круизе не входило в его планы.

– Если приходит ласковый май, явится и убийца.

– Убийца чего? Мая?

– Майских детей. И тот, кто найдёт его, встретится с Иудой, став счастливейшим на земле.

– ???

– А пока предлагаю вам взглянуть на своё левое запястье при полной луне. Такое бывает раз в четыре года, – неожиданно произнёс мужчина. – Собственно, для того я и здесь. Всего лишь…

Сергей машинально поднял к глазам руку. Рядом с большим пальцем на тыльной стороне ладони обозначились две шестерки. Изумлению его не было предела.

– Вот видите, знак особого расположения. Не каждому такая честь. Иные обходятся татуировкой, правда, видимой лишь другим. Скоро и ваша будет заметна в обычные дни. Дайте срок, – усмехнулся собеседник.

Неожиданно мужчина повернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь. Силуэт медленно растаял во тьме палубы.

Сергей в каком-то необъяснимом страхе медленно вновь взглянул на свою руку. Чисел не было.

– Фу, чёрт, – с облегчением выдохнул он. – Кого только не носит по этой земле, – раздражение от испорченного вечера и злость почему-то на самого себя поставили точку на хорошем настроении. – Так, три шага назад. – Он открыл дверь и, медленно спустившись по ступенькам, направился вдоль длинного коридора в каюту. Сон – было всё, что ему оставалось.

Солнечный луч, на мгновение вспыхнув в зеркале на стене, накрыл тёплой волной закрытые веки спящего. Мириады огоньков запрыгали в предутреннем сознании. Сергей открыл глаза. Луч, медленно покинув зеркало, переместился в угол каюты. «Право руля!» – чуть было не крикнул он, наполняясь от этого света хорошим настроением, и, бодро вскочив, направился в душ. Время пролетело незаметно. Ближе к полудню, окунувшись в бассейне, с намерением «соснуть» он улегся на разложенном шезлонге прямо напротив входа в солярий, монотонно повторяя про себя: мысли лениво уходят, мысли лениво уходят…

– Осторожно с солнцем! Ничего не стоит испортить себе отдых даже в таких широтах.

Сознание, потревоженное окриком, медленно возвращалось. Тревожный голос заставил его открыть глаза. Он посмотрел вокруг, и неприятный холодок волной прошел по спине.

– Тем более вы мне так и не ответили, отличный ли был вечер, – добавил вчерашний незнакомец, убедившись, что тот пришел в себя, и, как и во время их первой встречи, смотря куда-то мимо Сергея, направился к открытой палубе. Его тёмно-синий костюм среди массы обнажённых, разогретых тел с капельками пота почему-то не удивил никого.

«Чёрт возьми, я ответил вам. И не вечер, а ночь!» – хотел выпалить Сергей, но язык не слушался.

– Дьявольщина какая-то, – с трудом пробормотал он и, ошарашено посмотрев на остальных, накинул полотенце, направившись вслед странному человеку с твёрдым намерением задать тому пару вопросов. Палуба была пуста.

Обед прошёл относительно спокойно. Лишь молодой парень с девушкой, бойко общаясь по-испански, на секунду зашли в ресторан, но, видимо, передумав, тут же покинули зал. Больше ничто не нарушало его относительного уединения.

– Можно? – Сергей постучал в приоткрытую дверь каюты.

– Да-да, входите!

Он узнал вчерашний голос. Толкнув дверь и сделав шаг вперёд, мужчина остолбенел: перед ним стояла обнаженная женщина.

– Проходите, проходите, что же вы встали? – вчерашняя знакомая удивлённо, будто всё так и должно было быть, но как-то загадочно смотрела на него.

– Э-э-э… может… попозже, – пролепетал мужчина, откровенно растерявшись и не понимая, что делать.

– Ну что вы, самое время, – как-то даже весело ответила она, – мы ведь договаривались, не так ли?

– Да, да. – Всё ещё не соображая, но почему-то уже двигаясь вперёд, быстро проговорил он.

Женщина провела ладонью по своему лбу.

– Полетаем? – тихо спросила она и, взяв его за руку, потянула за собой.

Сергей почувствовал, что ноги отрываются от пола, и тело, которое уже не ощущалось, поплыло вместе с ним.

– Ты опять за своё! – крик Регонда из распахнутой двери заставил Сергея вздрогнуть.

Но было уже поздно. Стремительно миновав каюту палубой выше, где в каком-то сумасшествии метались по кровати парень и девушка из обеденной его истории, они вырвались наружу. «Уже ночь!» – подумал он, но не удивился. Было нечто другое, чему следовало удивляться сейчас.

– Держись крепче, – прокричала спутница, и небо, расколовшись пополам, раскрыло им чернеющую бездну.

Несколько мгновений немого восторга не дали Сергею почувствовать, что ветер в его ногах стал усиливаться, быстро превращаясь в вихрь, и потянул тело вниз. Рука разжалась. Он с ужасом поднял голову – женщина, почему-то улыбаясь, стала отдаляться с огромной скоростью, теряясь из виду. Ещё через мгновение он видел уже точку.


– Сатир! Сатир! – огромный кулак с таким грохотом опустился на дубовый стол, что вздрогнули не только приборы, чудом уцелевшие при этом, но и люди вокруг. – Это что? Для чего это? Я вас спрашиваю! – рокотал голос. Человек в золотых аксельбантах, чуть поднимаясь в кресле и глядя на помощника, потрясал книжечкой в левой руке так, что, казалось, её красивый переплет вот-вот не выдержит и надломится.

– Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! – голос того, что был рядом, стал тише. – Николай Васильевич, как дворянин, не хотел ничего дурного, ведь так, Николай Васильевич? Совершеннейший пустяк. Помилуйте! – Он обернулся к человеку в длиннополом сюртуке, который стоял понурив голову за его спиной, делая выразительный знак глазами. Болезненное лицо ничего не выражало. Не дождавшись ответа и мгновенно скрыв возникшее было недоумение, помощник снова повернулся к столу. – Он и сам сожалеет, что так вышло-с, посмотрите, на нем же лица нет. Как у режиссёра, на набережной. Помните?

– Лица нет… Лица нет… Лица нет… – разнеслось по залу. Все с удивлением посмотрели вверх. Эхо стихло. Каждый подумал, что показалось только ему. Никому не хотелось выглядеть идиотом.

– И по-вашему, это совершеннейший пустяк?! А орден! Вы посмотрите, посмотрите только, что он пишет! – человек за дубовым столом держал уже лист бумаги. Поправив пенсне, он прочёл: «За служение высокому… лично мне…» – Не дурно-с?! Станислава с мечами! Я принуждён разочаровать вас, сударь, – говоривший кинул взгляд на длиннополый сюртук, – постарайтесь не докучать боле. Да-с! Сделайте милость! – И, поворачиваясь к помощнику, в гневе процедил: – Он или вы здесь сошли с ума?! – Кулак снова опустился на стол. – Соображать надобно-с!.. Только представьте, чтоб я сам на себя писал прошение об ордене!

– Но желание, ваше превосходительство, желание принадлежать к «высокому». Признание, так сказать. Куда же без него-с. Почитай лет десять как мечтают-с, – вновь вкрадчиво, исподлобья глядя на своего протеже, начал второй. – Да разве ж не все желают? Помилуйте, ваше превосходительство. И потом, заветная мечта – принадлежать-то, ведь так, Николай Васильевич? Так? – настойчиво повторил он. Человек в сюртуке закивал головой. – А орден, ну что орден, мы бы и сами…

– Сгною! Всех сгною! – перебил его человек в аксельбантах. – Хотите, чтоб надо мной смеялся весь Петербург? Вон, – словно обессилев, произнёс он, сильно закашлялся и, с трудом нащупывая рукой подлокотник, повалился в кресло. Помощник бросился наливать воду из графина.

Мужчина в сюртуке, ещё больше сгорбившись, пятясь, вышел из зала.

– Кто у нас ещё там? – через минуту сипло прохрипел человек за дубовым столом.

– Тютчев. Фёдор Иванович Тютчев, – подобострастно склоняясь, произнёс второй, – ещё Фёдоров Николай, библиотекарь с Румянцевской, Булгаков Сергей Николаевич, ваше превосходительство, марксист. Ну и этот-с, господин Флоренский. В который раз уже, прости господи.

– Нет уж, последних только с митрополитом!

– Подъехали-с. Чаёвничают пока, ждут-с. А, простите, Булгакова-то к ним зачем-с?

– Отец-то священник. Не худо бы напомнить. Чует моё сердце, увернётся он от этих, как их…

– Марксисты-с.

– Вот, вот. А потом сраму не оберёшься. Власть-то преемственна! Кому свинью подкладываем? Понимать надо-с! – Он погрозил помощнику указательным пальцем. – Ведь и в пятую кавказскую читать будут! Насилу тогда управились! В зачатке душить, в зачатке! – Его рука сжалась в трясущийся кулак.

И только сейчас оба заметили Сергея, замершего в углу.

– А это кто таков? – грозно спросил первый, с непониманием оглядывая одежду незнакомца. – Кто таков, спрашиваю? Нет, я решительно не понимаю… – Он снова начал подниматься из-за стола.

– Нобеля… – дрожащим голосом выдавил незваный гость. – Что же вы с Гоголем-то творите? Совестью российской.

– Чего-с? Чего-с изволили сказать? – помощник нисколько не смутился, однако, заставив тем самым изумиться ещё больше человека в аксельбантах.

– Да что тут происходит? – зарычал тот. – Какой ещё Нобель?! Почему не записан?!

– Торговец смертью, динамитный король. Тот, что учредил знаменитые премии. – Сергей взял себя в руки.

– Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Чтобы он не совершил… дурного-с… – помощник зло глянул в сторону гостя, – ежели что… искупил, искупил, вот-с. По сей день премии получают-с!

– Кровавые! И не все берут! – выкрикнул Сергей. – Журналисты перепутали смерть брата с его собственной. И назвали в некрологе, как и следовало, – миллионер на крови! Только страх, что это и останется после него, заставил Нобеля учредить свой фонд. Только страх! А вовсе не перемена взглядов на мораль!

– Почем знаете-с?! – вдруг завизжал помощник.

Человек в аксельбантах машинально отстранился от него, переводя непонимающий взгляд от одного стоявшего к другому.

– Пьеса! За месяц до смерти он издает пьесу. Единственную, ваше превосходительство! Всего сто экземпляров. – Сергей с отчаянием посмотрел на человека в аксельбантах. – Подчинённые намеренно скрывают её от вас! Церковь запретила дальнейшие публикации, а родственники уничтожили все напечатанные брошюры. Они, да и мы все так думали. И вы особенно! – Он ткнул пальцем в помощника. – Но ровно через сто лет в королевском архиве Швеции обнаружили чудом уцелевший экземпляр.

– Его и ждут в другом месте. – перебил помощник. – Да и знаем мы всё это… – уже устало произнёс он. – А вы… вы, выходит, тот самый? – Голос вдруг стал сиплым. – Мальчишка.

– Мальчишка? Да сколько же ему лет?! – взревел председатель, придя в себя.

– Сорок пять, ваше превосходительство. Летом, в шортах, – ухмыльнулся стоявший у стола, – а зимой, если приосанится, годков на восемь больше. У нас в приёмной не записаны-с, ни тот, ни другой, – сделав шаг к мундиру и наклоняясь, уже с улыбкой подтвердил помощник. Только в этом ракурсе от его рта до самого уха обнажился уродливый шрам.

– Боже! – выпалил Сергей, – Да мы с вами встречались! Помните, в подвале музея? Вы ещё сказали мне, что второй раз туда не приглашают! И вот опять…

– Вы ошибаетесь, – прошипел тот.

– Да… да… что ж это такое! Не позволю! – Огромный кулак в третий раз с грохотом опустился на дубовый стол.

Неожиданно чья-то рука, крепко схватив Сергея за локоть, рванула его вверх. Потолок расступился, и зелёная крыша какого-то величественного здания, обложенного сетью каналов, уменьшаясь, понеслась вниз.

– Я ведь говорила тебе, держись крепче! – вдруг услышал он. Удивительная спутница снова была рядом. Придя в себя, Сергей прокричал:

– Кто ты-ы?! Как тебя зовут?

– Хельма-а-а!

– Хельма? Ведь всё уже было! У же написано! – вновь прокричал Сергей. – Зачем же? – Он глянул вверх и тут же услышал:

– Так ты понял, что обещаю тебе я?

В этой фантасмагории, в этом безумном полёте глаза её казались неподвижными. Хельма, по-прежнему смотрела на него. Видимо, вид пленника был настолько ошалелым, что, не дождавшись ответа, она крикнула:

– Что же ты хочешь? Так происходит всегда! В эту ночь! Майскую ночь!

Ему вдруг вспомнилось, как жена однажды вечером предупредила: «Смотри, сегодня Вальпургиева ночь». Сергей никогда не был суеверным, но тогда… тогда отложил «Демона» Лермонтова. Успеется, подумалось в тот вечер. Он и не подозревал, как правильно сделал, поступив так. Но майские дети? Их убийца? И человек с палубы? При чём здесь они?

– Впрочем, если только это смущает тебя, забудь! – раздалось сквозь вой ветра.

И тут мужчина почувствовал чьё-то прикосновение. Вторая женщина, также обнажённая, легко, но крепко сжала его правое запястье. У нее был такой же волос, только ещё длиннее, и она тоже улыбалась.

– София! Держи его крепче! – крикнула Хельма, и вихрь, закружившись с удвоенной силой, заставил его закрыть глаза от боли.

Неожиданно всё стихло. Они замедлили движение. Внизу, в бездонной глубине ночи, то там, то тут зажигались мириады светлячков, которые напоминали огни городов. Медленно проплывая под ними, светлячки беззвучно растворялись, утопая во мгле. Воспользовавшись тишиной и немного придя в себя, Сергей с трудом выдавил:

– Послушайте, для чего всё это? Что же вы, с любым мужчиной вот так?

Женщины рассмеялись.

– Да, – жмурясь от удовольствия, произнесла София. – А как же иначе? Вы нас слушали всегда, и мы навечно с вами в этом мире. Без нас вы были никто. Даже в первый день творения. А с нами вы стали…

– Преступниками! – перебила её Хельма. – Преступили закон! И какой!

Смех, уже громкий, звонко ударил ему в уши.

– Но масса мужчин так не считают! – пытаясь возразить, ещё слабо понимая чему, воскликнул Сергей. – Послушайте, – неожиданно вырвалось у него, – так все, кого бьют мужчины, ведьмы? – И тут же сконфуженно замолк от глупости вопроса.

– Совсем нет, – весело откликнулась София. – Просто нам это нужно больше.

– Но зачем?

– Тогда вы становитесь ближе к нам, инфицируетесь, становитесь частью. А это даёт силы, новые силы. Ох как это необходимо.

Они посмотрели друг на друга, по-прежнему улыбаясь. Казалось, Сергей был какой-то забавной игрушкой в их руках, задающей нелепые вопросы, и тем веселил.

«Чушь, какая-то чушь», – мысли путались всё больше.

– Да и кто хозяин ваших действий? – воскликнула, глядя куда-то вниз, Хельма. – Кто даёт вам повод? Кто руководит вами? Глупые мужчины! – Веселье не прекращалось.

– А как же эмансипация? Если все так, как говорите вы, необходимости нет! Что же происходит на земле?

Женщины расхохотались.

– Это… это для дурочек! – показав рукой подруге вниз, прокричала Хельма. – Отчего не получить удовольствие от глупеньких барышень! А тебе самому разве не нравится? То, что происходит? – сквозь смех выдавила София.

– Я не знаю. Может, и нравится. Но… уместно ли вообще сомнение сейчас?

– Вот видишь! И здесь ты только следуешь. Ты ведом! Куда мы, туда и ты, и так с первой встречи! Впрочем, разве ты расстроен? Честно? Скорее нравится, чем не хотел бы. – Хельма лукаво подмигнула ему. Спорить было глупо.

Неожиданно бездна, вспыхнув, вновь раскололась пополам, но уже под ними. Подруги переглянулись.

– Посмотри на них! Да, посмотри на эти ничтожества! Ты все поймёшь!

И женщины разом отпустили руки. Сергей камнем полетел вниз. Сердце замерло. Падение продолжалось секунды. Удар, и, скатившись с какой-то насыпи, но не поцарапав и пальца, он с трудом поднялся. «Вот это приключение», – подумал невольный беглец, отряхивая пыль.

Гигантский карьер из сероватых скал и осыпей окружал неуютное место. Ни дерева, ни травинки. «Безжизненность», – первое, что пришло в голову. Но через мгновение взгляд поймал движение вдали. Без сомнения, это был человек. Сергей, споткнувшись о разбросанные камни, направился в его сторону. Через несколько минут он был уже рядом.

Измождённый от тяжкого труда бородатый мужчина обтёсывал лежащую глыбу. Но узнать в ней какие-то знакомые очертания было нельзя. Однако и то, что работа продолжалась уже давно, было очевидно.

«Что же хочет он из неё сделать?» – подумал Сергей и подошёл ближе.

– Что вы делаете?

– Разве не видите? – ничуть не удивившись его появлению, ответил тот. – Я откалываю от глыбы маленькие куски.

– Но для чего?

– Чтобы камней было больше, чтобы всем хватило. Последние годы их нужно много, очень много. Иногда стоит даже очередь. Минули лёгкие времена, – бородач устало вздохнул и вытер со лба пот.

– Очередь из кого?

– Из тех, кто приходит за ними. Им нужны камни. Без них лишатся всего, чем владеют. Таково условие.

– Чье?

– Того, кто дал им то, чего желали.

– Разве другим путем нельзя получить желаемое?

– Никак.

– Что же такого особенного желали они? И для чего им камни?

– Они думают, что это фарфор. Бормочут про какую-то стену. Хотят выложить. Да, видать, не по силам… А что желали… ничего особенного. Того же, что все. Успеха и благополучия. А камни… Странный вы какой-то. – Мужчина распрямился. – Видите, что не фарфор, а спрашиваете. Неужели не слышали:

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку.

И кто-то камень положил

Ему в протянутую руку.

– Так это же Лермонтов! – воскликнул Сергей.

– Ну вот, оказывается, слышали. А спрашиваете, для чего им камни. – Мужчина вновь склонился над глыбой.

Неожиданно Сергей увидел, как из-за выступа показался человек. Осторожно спускаясь по склону горы, он направлялся в их сторону. На плече висела небольшая полотняная сумка. За ним появился ещё один, затем ещё и ещё.

– Пришли. Эти всегда идут первыми, – пробормотал бородач, глянув исподлобья на людей и продолжая работать.

– Боятся, не хватит?

– Боятся потерять. Много не унесёшь, а как только камни иссякнут, должны отдавать самое дорогое, что есть. Так что до конца жизни ходить сюда.

– Что-то я не видел, чтобы нищим давали камни, – вырвалось у Сергея.

– Это с непривычки. Остановись и приглядись получше, – резко перейдя на «ты», ответил мужчина.

Между тем первый приблизился к ним. Сергей от удивления раскрыл рот.

– Это… это вы?

Человек лишь глянул в его сторону и молча начал складывать отколотые куски в сумку. Подошёл второй.

– И вы? Вы тоже здесь? – Удивление Сергея было настолько искренним, что странный каменотёс с ухмылкой крякнул, глянув на него.

Люди, которых он каждый день видел по телевизору, о которых читал каждый вечер в газетах, шли бесконечной чередой в страшный карьер.

И вдруг он окаменел. Ужас был таким, что сердце, он мог поклясться, его сердце остановилось на несколько мгновений и вновь заколотилось с утроенной силой. Прямо на Сергея шёл… он сам. И этот «сам» не видел его. Потрясение было столь велико, что сознание застыло. Неожиданно тот остановился в двух шагах и, словно что-то почувствовав, стал медленно поворачиваться. Наконец глаза их встретились. Оба вздрогнули. Кровь ударила в голову с такой силой, что казалось, её вот-вот разорвёт. Прошло несколько мгновений.

– А… пришел посмотреть, – неприятным чужим голосом произнёс двойник и молча наклонился, чтоб подобрать камень.

Тут Сергей заметил, что часы у того на левой руке. «У меня на правой», – мелькнуло в голове. Кровь отхлынула.

– Это для тебя, – продолжил двойник. – Всю жизнь я собираю камни для тебя. Уже устал. Когда же конец? – он зло усмехнулся, но уже через мгновение выпрямился и, глядя куда-то вдаль, спокойно добавил, – я буду давать их тебе и впредь, когда будешь нуждаться. Когда снова захочешь убивать. До скорой встречи в этих катакомбах, – и, кивнув на зияющую у подножия скалы пещеру, двинулся дальше. – В катакомбах твоей души! – неожиданно обернувшись, прокричал он.

– Хельма!!! – Истерический вопль прокатился по склону, и Сергей, уже теряя сознание, почувствовал на запястьях чужие руки.

– Я же говорила, Софи, ещё рано, – услышал мужчина, взмывая к небу, – сначала нужно было…

Всё потемнело.

В старом храме с чуть закопчёнными стенами, что на Сухаревской площади, было душно. Первое воскресенье первой недели Пасхи собрало много прихожан. С детьми и без них, одинокие и парами – люди предпочитали ходить на вторую литургию, к десяти. Сергей пришёл сюда в третий раз, и причиной тому была проповедь. Её всегда оглашал молодой батюшка. Он тоже принимал исповеди прихожан, но с какой-то несвойственной другим особенностью. В прошлую субботу святой отец непривычно громко, смущая даже второго священника, стоявшего рядом, произносил слова над склонившимся перед ним человеком. Проповедь после службы была необычайно светлой. Сергей почувствовал такое впервые. «Но это будет в конце», – подумал он и, взяв свечку, молча встал в очередь.