========== Глава 4 ==========
– Рита… Рита…
Словно из ничего материализуется Стас. Он смотрит на меня своими пронизывающими серыми глазами. Только они уже не такие теплые, как прежде, он смотрит на меня холодным, злым взглядом.
Я смотрю на себя, словно со стороны, и это меня немного пугает. Потому что я совсем другая. Не такая неуверенная, не смущённая… Кажется, что мне совершенно всё равно, что передо мной человек, который столько лет владел моими мыслями.
Внезапно я осознаю, мне нравится видеть Стаса таким… Он зол, чертовски зол, и мне, почему-то, приятно, я чувствую себя завоевателем! Покорителем небес! Весь мир у моего подножья и я обладаю небывалым могуществом.
– Шлюха! – сквозь зубы шипит герой моей сказки.
Я и раньше видела вспышки гнева, признаться честно, они пугали меня до глубины души, но сейчас я не боюсь!
– Зато опытная, ты так не считаешь? – ехидно выдаю я.
Желваки на любимом лице начинают подрагивать – и это явно не от улыбки. Я смотрю на него и ничего не чувствую, только призрение! Хочу было выдать ещё что-то в этом духе, но ужасная трель телефона заставляет окунуться в реальность.
Звонок, жуткий и очень громкий, словно молотом по наковальне, бьет по моей голове. Не открывая глаз, начинаю шарить ладонью по простыне в поисках злосчастного телефона. Понимаю, что он не рядом, и как только открываю глаза, меня накрывает чья-то рука, и я оказываюсь зажата в объятиях. Мужская голова ложится на мою грудь и парень спокойно вздыхает…
Воспоминание, как ржавый нож, вонзается в неокрепшее от увеселительной вечеринки сознание. Словно вспышка, в моём мозгу возникают картинки. К сожалению, я помню всё до мельчайших подробностей, всё то, что заставляет мой мозг в истерическом припадке рваться наружу в поисках спасения. Помню, как мои стоны, словно раскаты грома, проносились по квартире, помню, как зашипел Игнат, когда я слишком увлеклась и вонзила в спину пару ноготков. Помню, как он с жадностью целовал меня, как заставлял стонать снова и снова. Мне стыдно вспоминать, что меня дико возбуждало его тело. То, как сильные мужские руки блуждали по моей коже, заставляя вновь и вновь трепетать от прикосновений.
Внезапно мне становится стыдно за то, что я проделывала вчера, а ведь тогда мне было хорошо! Я чувствовала себя совершенной, мне нравилось, как в предэкстазном состоянии Игнат что-то говорил, как сжимал в объятиях, как целовал. Я прекрасно понимала, что на утро я буду разочарована своим поведением! И мои догадки оказались, к сожалению, точными.
Я возненавидела себя за всё, что натворила. Противное ощущение предательства по отношению к самой себе засело в глубине души, не позволяя вырваться из подобных оков. И мне оставалось только тихо задыхаться. Я чувствовала себя грязной, падшей, даже более того – я внезапно осознала, что где-то внутри меня голос говорит: «Это ты позволила себе так поступить, вот и пожинай плоды. Шлюха». И голос был до боли знакомым. Этот голос ранее будоражил моё сознание, заставлял млеть и восхищаться. Это был голос Стаса.
«А вдруг он узнает, что я провела ночь с незнакомцем? Что я предала его!? Он ведь мне никогда этого не простит». Люди не обладают магической силой, и я не смогу вернуть время вспять, и исправить ничего уже невозможно. Мы расстались и, по сути, я ничего ему не должна, так же, как и он мне, но отчего-то боюсь… Но почему то мне кажется, что я всё равно должна была вопреки голосу разума хранить ему верность, даже если он уже в этом не нуждается. Такая глупость, но в тот момент я думала именно так. А вдруг у нас всё ещё будет хорошо, и я потом с содроганием буду вспоминать свою глупость? Да как я посмотрю ему в глаза?
Противно! Противно дышать, смотреть. Думать о своём поступке стало до тошноты неприятно. А воспоминания всё ещё витали в моей голове, и я практически кричала, хотя мои губы были сомкнуты и я не издала и звука.
Телефон умолк, и я услышала хриплое:
– Это уже в пятый раз…
Молчу, просто молчу, а глаза мои бегают по комнате в поисках одежды, так как я чувствую, что под шёлковой простынью – совершенно голая. Сердечный ритм подскакивает, как только всё та же теплая рука скользит по моему животу. Нет, мне не страшно, так как в этом движении нет ничего плохого, но отчего-то противно. Игнат не сделал мне ничего плохого, и не находись моё эмоциональное состояние на гране срыва я, возможно, поблагодарила бы его за предоставленную мне свободу. Да, я была свободна, раскрепощена, и мне в тот вечер было абсолютно всё равно, что и кто про меня подумает. Я – словно птица, которая впервые осознала, что у неё есть крылья.
С ужасом понимаю, что моих вещей в этой комнате нет, а под простынью я нага и, следовательно, подняться с кровати не могу. Глаза мечутся по комнате, и мозг отмечает для себя несоответствия. А именно: комната явно не принадлежит молодому парню, так как нет ничего связанного с мужчиной. Да к тому же несколько ваз с цветами не могу находиться в обители мужчины, возможно, и могут, но в моём понятии прекрасного это не состыковывается! Мне вдруг на миг показалось, что эта спальня принадлежит девушке или, на худой конец, женщине.
При мысли о том, что в квартире может быть хоть одна живая душа кроме нас, меня окатывает горячим паром. А вдруг кто-нибудь был свидетелем моего позора, вдруг кто-нибудь слышал? Чувствую, как громко застучало моё сердце, а в кровь был выброшен адреналин. Хочу встать, сбежать, уйти куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Подальше от воспоминаний!
Хочу задать вопрос, но тут же осекаюсь. Потому что считаю, что он ни к месту, и вообще глупо спрашивать это… но ситуация такова, что мне приходится набраться смелости и спросить:
– А где моя одежда? – спросила и зажмурилась, сама не знаю, почему.
Несколько секунд меня оглушает зловещая тишина, а потом не очень довольный вздох и спокойное:
– Может быть ещё полежим? – Игнат практически хмыкнул.
Своей интонацией он напомнил мне Стаса, тот тоже не любитель вставать рано, особенно после бурного веселья. Я любила оставаться у него на ночь и в тайне мечтала, о том, что когда-нибудь смогу вот так вот просто просыпаться рядом с мужчиной, которого люблю, и с улыбкой на лице готовить ему кофе, только уже всегда. Он ведь так его любит!
Моя мама не знала о том, что я уже не маленькая девочка, и половая жизнь для меня уже жизнь! Да мне и стыдно в этом признаться: как же я могу сказать своему родному человеку то, что подарила себя тому, кому это было совершенно не нужно? Мама занималась моим воспитанием и пыталась заставить меня понять одну простую истину: «Мужчина, обладающий тобой, должен быть выбран с полной осознанностью!»
В подобном плане у девочки несколько этапов взросления. Школа где ты испытываешь первый налёт любви… Потом институт, где жизнь идёт полным ходом и конечно же взрослая жизнь с наличием детей как собственно логическое разрешение. Уже не те времена, когда девочки выходили замуж, будучи чистыми и невинными, сейчас едва ли найдёшь хотя бы одну первокурсницу, которая не занимается этим. Возможно, прошло бы время, и я, сидя за столом с моей мамой, спокойно сказала бы об этом, а рядом бы бегали наши со Стасом дети… Да… уже не маленькая и в моём возрасте это нормально, но я не могу пересилить себя… не могу.
Я никому никогда не признаюсь в том, что вот так просто наплевала на свои убеждения, засунула честь куда подальше, поддалась голосу тела, а не разума. Никто не узнает о моём позоре, никогда. Мне просто нужно встать и уйти, и я никогда не встречу его больше и не заговорю. Попробую забыть про своё легкомысленное поведение. Я забуду, я смогу! Сделаю так, словно этой ночи никогда не было в моей жизни, ни одна живая душа не узнает, особенно Стас.
Так и не услышав от меня ничего вразумительного, Игнат спокойно поднялся и, посмотрев на меня, улыбнулся.
– Сейчас всего половина девятого, может быть, еще поспим? – и с надеждой посмотрел на меня, а я, сгорая, всего лишь отрицательно качнула головой. – Хорошо, я принесу твои вещи, – и улыбнулся мне ещё раз.
– Спасибо…
– Пить хочешь? – спокойно спрашивает он.
После этого вопроса я чётко ощутила, что моё горло стянуло и сухо стало буквально во всём организме. Но вопреки недовольному голосу тела я произношу:
– Нет.
Закрылась дверь, и я вновь смогла дышать, так как меня более не отягощало его присутствие.
Не прошло и минуты, как дверь открылась снова, и Игнат положил мои вещи на прикроватную тумбочку. Я не смотрела на него, потому что просто не могла…
– Я в душ, не скучай, – и закрыл дверь.
Как ошпаренная, я вскочила с кровати. Про головную боль думать было просто-напросто некогда. Время поджимало, и мне следовало бы быстрее одеться и как можно скорее покинуть эту злосчастную квартиру. Вместе с моими вещами был ещё и клатч. Дрожащими пальцами я достала зеркало, и отражение моё испугало меня сильнее, чем противная тошнота и сухость во рту. Тушь местами осыпалась, и теперь под моими глазами вместе с тёмными кругами были ещё чёткие отметины от ресниц. Выбора не оставалось, пришлось убрать лишнее с помощью пальцев. Волосы растрёпаны, убитый вид и чёткая надпись на лбу: «Идиотка»!
Холодная ручка двери приятно успокаивает кожу, так как я горю не только в философском смысле: все тело будто раскалённое! Щелчок – и перед моим взором предстаёт длинный коридор. Белые стены, а на них весят картины. Причём это не современное искусство!
Я, как истинный патриот, являюсь приверженцем художников, которые жили или родились на моей родине, а может быть, мне просто не хватает образования для того, чтобы понять хотя бы творчество эпохи Возрождения… Я так и шла, разглядывая полотна, просто бросая взгляды, мой взор под конец бездумно скользил, пока я не увидела картину Рембрандта.
Картина под названием «Мельница». К сожалению, я не такой ценитель искусства, чтобы вот так просто взглянуть на полотно и понять, а точнее – знать название и автора. Подсказка была выгравирована внизу рамки.
Она привлекла меня своим одиночеством… Так же, как и я, правда, я не стою на грани обрыва и меня не колыхает ветер. А у подножья так называемого обрыва – тихая и мирная гавань… Но мне не суждено там быть, так как моё место – на высшей точке, там, где ветер бьет меня нещадно по лицу…
Иду я медленно и почему-то тело моё, словно желе, совершенно не хочет двигаться дальше. Внезапно перед моим носом возникает Игнат. На его теле ещё видны капли воды, широкое полотенце затянуто на бёдрах, такое ощущение, что оно вот-вот упадёт. Чувствую отчётливый запах геля для душа, шампуня и ещё чего-то очень приятного и, несомненно, мужского.
Улыбнулся и провёл рукой по влажным волосам. Мышцы на руке заиграли, и я невольно глубоко вдохнула. Я была растеряна, но не настолько, чтобы игнорировать притягательного парня. Немного смуглая кожа, правильные черты лица, глаза… Он будто бы и сам сошёл с полотна какого-нибудь художника, или же был натурщиком у скульптора. Да всё равно, главное, что такое нужно сохранить на века и с гордостью показывать потомкам.
– Я не знаю, что ты пьешь, и выбрал на свой вкус… кофе.
Этой, казалось бы, осторожной фразой меня вновь словно окатили водой, и я спустилась с небес на землю. Спуститься – спустилась, а вот обитатель небес, видимо, не желал отставлять меня, так как следующее, что он сделал, – это приблизился ко мне и, приобняв за талию, потянул на себя. Мозг сразу же среагировал, но тело не хотело вырываться и вообще подавать признаков жизни.
Он заглянул в глаза так, словно смотрел в душу, и, видимо, увидел там что-то не совсем вяжущееся с моим млеющим видом, и не менее осторожно, чем в прошлый раз, спросил:
– Всё хорошо?
Мне только и осталось, что утвердительно кивнуть. Игнат подарил мне улыбку чеширского кота и, всё так же приобнимая, скомандовал:
– Кухня – самая последняя дверь, иди прямо, не ошибешься, – и уже более ласково добавил: – а я пойду переоденусь.
Я не смотрела ему в след, я просто слышала тихие звуки соприкосновения ног с паркетом. Он ушёл и оставил меня всё в том же глупом состоянии, что и прежде.
Он не мог знать того факта, что я ненавижу кофе! Да и разве можно знать что-то о человеке, которого видишь всего второй раз в жизни. Мне не хотелось думать, какое впечатление о себе я оставила. Да я и сама знала: глупая пьяная девица, напившись «в усмерть», переспала с парнем. С едва знакомым парнем. Он считает меня легкодоступной, а я не такая! В моей голове никогда и мысли не возникало переспать с кем-то вот так просто! Зачем я вообще это сделала? Да я же сама всегда осуждала таких девушек!
С легкостью открыв дверь я не стала дожидаться лифта и сбежала на десятисантиметровых каблуках по лестнице. Кажется, это был пятый этаж, но, впрочем, это уже не так и важно, главное – не видеть больше его. Не хочу вспоминать, но предательские мысли каждый раз возвращают меня назад в прошлое! Мимо меня проносились квартиры, а я всё дальше и дальше убегала от своего выдуманного имени, воспоминаний и парня, с которым впервые почувствовала себя свободной, а не восковой куклой, как прежде!
Тёплое солнышко так ласково грело мои плечи. В такой день хочется поваляться на пляже, а не бежать от прошлого. Оказывается, я находилась вблизи Ильинской площади и, следовательно, могла добраться до нужной мне улицы на любом транспорте. Как только подошёл первый автобус, я, не раздумывая, вошла и остановилась на средней площадке.
Мне постоянно казалось, что на меня смотрят с неодобрением, и что каждый знает, что я делала вчера. Знает – и глумится или попросту ухмыляется. Захотелось заплакать, так, чтобы вместе со слезами из меня вышла вся эта грязь. Я ошиблась вчера: всё это меня не освободило, а наоборот, только отяготило моё существование.
Парень, стоявший в нескольких шагах от меня, несколько раз прошелся по мне взглядом. Словно мурашки по коже пробежало разочарование. Захотелось застонать от неприязни. По сути, он может быть и прав: как ещё можно смотреть на девушку, которая утром в таком виде? Да у меня на лице написано, что я ещё пьяна и веселилась всю ночь!
В моей голове заиграла песня, и я никак не могла приостановить хоть на миг эти ужасные слова. Когда-то мне она нравилась, а сейчас нет. Исполнительница этой композиция Лера Козлова, она то уж едва ли попадала в такие ситуации! Хотя, как знать! Я всё слышу и слышу песню про безопасный секс. Спустя минуту понимаю, что это не моё больное воображение, а девушка, которая стоит рядом, слушает именно эту композицию. Невольно начинаю завидовать таким хорошим наушникам, мои уже на ладан дышат, хотя всё ещё силятся сосуществовать с нравами хозяйки, которая без музыки и жить не может. Особенно последние несколько месяцев…
Я в аду, агония растекается по моему телу. Эти взгляды совершенно посторонних людей невольно наталкивают на мысль о самосожжение. Ранее мне никогда ещё так неприятно не было. Девушка, особенно молодая, очень любит вот такие взгляды, конечно же, если она действительно чувствует себя стильной, сексуальной и уверенной на все сто! Но я сейчас не на стороне таких, как они, потому что мне претит та мысль, что я иду, не зная, откуда, не зная, в чём, и не зная, в каком состоянии. Кажется, вчера я выпила слишком много алкоголя, такая доза сбила бы с ног любое парнокопытное… Как жаль, что именно этим парнокопытным стала я.
Я практически вздохнула с облегчением, когда прошла самую людную улицу в Саратове. Проспект Кирова издавна признан сборищем молодежи, и каждый вечер именно на этой улице начинают работать клубы, пабы, бары. Даже ранним утром здесь есть люди, так что это ещё и самая безопасная улица в городе, к тому же она одна из главных.
Обветшалый дом, всего два этажа, запах сырости чувствуется даже за несколько метров. Не успев и вступить на первую ступеньку лестницы, я замираю: вальяжной походкой меня обгоняет в прямом смысле разжиревший кот. Видимо, он любимец местных бабушек, которых тут пруд пруди!
Хотя в нашей коммуналке их нет, кроме одной, но и ёе сложно назвать бабушкой. Можно, но только с большой натяжкой! Наталья Фёдоровна – инквизитор в юбке. Гонения молодёжи, вечные поучения уму-разуму и одиночество, которое она со временем умудрилась преобразовать в культ. Хотя лично я не верю в такую жизнь, точнее, не верю в то, что человек радуется своему одиночеству. Разве ночами ей не хочется прижаться к чьей-то крепкой спине? Да, конечно, нужно сделать скидку на возраст и всё тому подобное. Будучи неоднократно в гостях у бабушки, я ни разу не видела, чтобы к Наталье Фёдоровне кто-нибудь приходил. Согласна, характер у этой женщины скверный, и это ещё мягко сказано! Но всё же мне её жаль: жить одной столько лет – это действительно адские муки. Когда-то давно бабушка рассказывала, что у Натальи Фёдоровны было всё, но она не смогла удержать это «всё» и, следовательно, живет теперь одна.
В таком состоянии мне не хватало ещё допроса с пристрастием и гневных взглядов поверх огромных очков. Наталья Фёдоровна никогда не относилась ко мне плохо, возможно, это заслуга бабушки, но и любить – не любила! С нами живут студенты, всегда разные, конечно, так как рядом распложены институты и легче перекантоваться несколько лет в обветшалой коммуналке, чем снимать за баснословные деньги однокомнатную квартиру. Условия для проживания – ещё те, но и это сойдёт, если нет денег, а жить хочется.
Старая деревянная дверь скрипнула и впустила меня во внутрь длинного тёмного коридора. Идя по улицам, я несколько раз поблагодарила себя за то, что в самый последний момент положила ключи от бабушкиной комнаты в потайной карман клатча! Последнее время я стала верить в судьбу, и этот случай для меня был отнесён в категорию «знамение». Может быть, мне была уготована эта ночь с Игнатом для того, чтобы я поняла, что кроме Стаса мне никто не нужен. Хотя это я и так знала.
Сопрелый запах и пыль на всём, что только попадало под мой взгляд, – вот что встретило меня в комнате моей уже покойной бабушки. Дверь захлопнулась, и кусок штукатурки незамедлительно опустился на мою голову, тихо, словно пушинка, прошёлся по волосам и упал около ног. А я вместе с ним опустилась на пол от бессилия и воспоминаний.
– Как красиво! Сама нарисовала?
Бабушка крутила в руках мою раскраску и нежно улыбалась. А я так была рада тому, что ей нравятся мои художества! Бабушка всегда была со мной очень нежной, именно с ней я забывала всё то, что творилось в моём доме. Забывала крики, то, как отец оскорбляет мать, а она кричит, чтобы тот убирался из квартиры. После этого отец, будучи пьян, шатаясь уходил к своим дружкам, а мама плакала, но так, чтобы я не видела её слёз…
Моё сердце обливалось кровью, но исправить я ничего не могла….
– Ты – моя жемчужина! – я счастливо улыбнулась, а бабушка продолжила: – Ты же знаешь, что в переводе твоё имя означает «жемчужина»? – я утвердительно махнула головой. – Дитя моё, жемчужина – очень ценная, и для того чтобы достать со дна хотя бы одну, приходится проделать не малый путь. Так вот, девочка моя, я хочу, чтобы ты понимала, что ты уникальна и поэтому должна быть недосягаемой.
Я непонимающе посмотрела на бабушку, а та, поняв, что намек прошёл мимо ушей, сказала:
– Ты вырастешь и обязательно вспомнишь мои слова. Ну, что ты ещё нарисовала? Давай, показывай!
И я с радостью ринулась показывать раскрашенные мордочки котов, свинок и кротов.
От горечи по моей щеке скатилась слеза. Бабушка как будто бы знала, что спустя двенадцать лет я вспомню эти слова и буду горько сожалеть о своих деяниях. Нет, я не жалела, что подарила свою невинность Стасу, ведь я любила его. Я жалела, что переспала с Игнатом, потому что любви к нему не чувствовала, это была просто похоть! Я стала не то что досягаемой – я стала легкодоступной! Вот это меня пугало. Я словно изменила самой себе, предала, растоптала собственное «Я».
В старом шкафу остался пылиться бабушкин халат и несколько кофт. Помнится, бабушка носила их очень давно. Быстро переодевшись, я попыталась всю свою обиду выплеснуть в виде физического труда. Раскрыв окна настежь, я принялась за работу, и только когда зазвонил телефон, оторвалась от своего увлекательного занятия (самобичевания) и приняла входящий.
– Рита! Почему ты не берёшь телефон? – на том конце мама была вне себя от злости, а мне стало так тепло, потому что я вспомнила, что есть один единственный человек, кому я действительно нужна, – это моя мама.
– Мама, всё хорошо, я у бабушки, – спокойно отвечаю я и откладываю в сторону грязную половую тряпку.
– Ты что, с ума сошла? Да я тут места себе не нахожу! Сначала не брала трубку, потом вовсе "Абоненс недоступен"! Ты вообще о матери подумала?
Успокоить маму мне больших трудов не составило. А дальше всё шло как по накатанной. Мама рассказывала о том, как приходила наша, а точнее – мамина подруга. Этот душещипательный рассказ я пропускала мимо ушей и только «угукала», и то редко. Всё бы так и продолжалось, если бы мама не сказала одной фразы, а точнее, не произнесла имени. Это вышло на автомате, поэтому, сказав «Ольга Семёновна», мама не сразу поняла что произошло. Мама хотела было ретироваться. Но нет, было уже поздно.
Я знала, кто она, и сложить дважды два было не сложно. Это мама Стаса, человека, который мне мил и дорог до сих пор, несмотря на то, что он собственноручно от меня отрёкся.
– И что она говорила? – спокойно спрашиваю я.
– Да так, о всякой ерунде! – мама явно хотела отойти от этой темы.
– Скажи, – настаивала я.
И она сдалась, так как понимала, что я умру, если не узнаю всё. Я внимала каждому слову, даже пренебрежение из уст моей матери казалось усладой.
– Ты же её знаешь! Всё сынка своего восхваляла, говорила, какой он молодец, что поступил в СГУ на бюджет. Кажется, нпрактику в частной клиники ему выбили!
Маму можно понять, она, прежде всего, защищает мои интересы, а уже потом свои. Конечно, с Ольгой Семёновной у них были достаточно приемлемые отношения, но я-то роднее, чем обычное вежливое отношение. Вот за это я и была благодарна. Если не родная мама тебя поймёт и поддержит, то просто больше некому.
Ольга Семёновна, думаю, также придерживалась подобной тактики, меня не бранила и особых дифирамбов тоже не пела. Что есть я, что нет меня. Я же, в свою очередь, не рвалась быть ей дочерью и так же относилась к ней посредственно, моей целью был только её сын. Может быть, я была не права, и стоило войти в полное доверие, а только потом претендовать на место снохи, но тогда я этого не понимала. Глупая…
– Ясно, – спокойно сказала я, при этом чувствуя, как по коже пробежала дрожь.
Маме нельзя показывать, на какой я грани, зачем травмировать, она и так переживает. Клятвенно пообещав, что приеду к вечеру, я отключилась. После нашего разговора осталось несколько неразрешённых вопросов. Первый: почему Стас не говорил со мной на тему совей преддипломной практики? И второй, что касался непосредственно меня: как мне теперь жить? Последний волновал меня куда меньше, чем первый!
Я же была готова сделать для него всё! Всё, что он только хочет, всё, на что была способна! А оказалось, что не была даже удостоена и такой детали из его жизни. Когда я была рядом, у меня и вопроса такого не возникало. Мне казалось, что мы едины, а на деле…
Женская глупость порой не имеет оправдания!
Уговорить Марину приехать на автовокзал с моими вещами труда не составило, так как она жаждала информации. Переодевшись в свою одежду и сказав пару фраз, которые совершенно не касались моих вчерашних действий, я проскользнула в автобус. Натянув счастливую маску, помахала подруге и, включив музыку, ушла в себя.
Покоя не давал один вопрос: как он мог что-то от меня умолчать… ведь о своих «победах» Стас мог разговаривать часами. А тут такая удача… частная клиника. Странно, а хотя… Ольга Семёновна вполне могла выдавать желаемое за действительное!
Образ Стаса, сидящего в кожаном кресле своего кабинета, никак не выходил из головы. Я представляла его психоаналитиком, таким, как нам показывают в американских фильмах. Спокойный и уверенный, он слушает тебя, пока ты изливаешь душу, а потом вот так просто, как будто раскладывая книги по полочкам, он показывает, что в твоей жизни не всё так плохо, и проанализируй ты всё, вполне можешь в нужный момент вытащить именно ту "книгу", которая тебе нужна. В этом вся его натура, он вполне может быть отличным психологом, так как с лёгкостью читает чужие души… Жаль, что я в этом не сильна!
Я снова впала в грёзы, и только после того, как водитель попросил всех пассажиров выйти, стёрла счастливую улыбку и последовала вслед за остальными. Солнце уже близилось к закату, и на дома падал тусклый свет. Я подумала о том, что мне нравится закат, потому что практически каждый я встречала именно с ним. Да, знаю, что встречают рассвет, но мы встречали закат. Теперь это кажется символичным.
Путь к моему дому лежал через детскую площадку, где во всю резвились дети. А матери разных возвратов крутились над малышами, чтобы уберечь их от травматизма. Гримасы на лицах матерей не шли ни в какое сравнение со счастливыми мордочками детей! Они были счастливы, что им разрешили пошкодничать на славу, а родители с кислыми минами исполняли любые просьбы, и только изредка на детской площадке проносился крик: «Ты что делаешь? Даже не смей!»
Я невольно заулыбалась мысли о том, какой мамой буду я! Это, конечно, не вопрос первостепенной важности, но задумываться всё-таки стоит. Очень давно в детстве я представляла себя многодетной матерью: набирала много, много кукол, укладывала их спать и представляла, что это – мои дети. Скорее всего, их было так много только потому, что мне нравилась пара-тройка имён одновременно. Но факт оставался фактом: в нашем игральном кружке только у меня было много кукол с разными именами и мы постоянно ждали папу с работы. Сейчас я с умилением вспоминала свою серьёзную мордашку и не менее серьёзные уговоры закрыть глазки своей так называемой дочери.
Медленно вышагивая каждый шаг, я шла с неохотой, словно меня ведут на каторгу, приближаясь к своему подъезду. Мама звонила несколько раз по дороге и постоянно спрашивала, где я. Разозлившись, я выпалила что-то вроде: «Я за триста шагов до дома!», – и, обидевшись, мама оставила меня в покое. Как оказалось, покой мне только снился, потому что, оторвав взгляд от асфальта, я увидела его.
Он сидел на лавочке, которая прежде никогда не была пуста. Её уже давно облюбовало несколько очень любопытных бабулек из нашего подъезда. Но сейчас там не было никого, кроме Стаса. Он сидел спокойно, и только уголки таких дорогих мне губ подрагивали в усмешке. Стас что-то с любопытством разглядывал в телефоне и был весьма увлечён.
Сердце забилось в бешеном ритме, а на ум пришли строки: «И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Великий Александр Сергеевич Пушкин сказал всё за меня.
Я старалась идти уверенно, так, чтобы ничто не выдавало моих натянутых нервов, которые, взбунтовавшись, терзали закаменевшее сердце. А оно словно стало оттаивать, и это приносило новую боль. И почему я вдруг решила сбежать от своего поступка к маме? Лучше бы осталась отсыпаться в общежитии.
Шаг, ещё шаг. Он всё ближе и ближе… Мгновение – Стас поднял на меня глаза и вся моя собранность едва ли не метнулась на другой конец галактики. Спустя пару секунд я услышала:
– Привет.