Глава 2
Я проснулся около пяти часов утра от петушиного крика. Рядом на огромной кровати клубочком свернулась моя новая знакомая. Откинул свою часть одеяла, встал и подошел к окну. Маленький внутренний дворик дешевого мотеля, в котором мы вчера остановились, был завален всякой рухлядью и от этого напоминал большую кладовку.
– Доброе утро, – в голосе Катарины не было ни грамма утренней сонливости, как у солдата, для которого процесс сна не более чем время, необходимое для отдыха организма.
– Привет. – Я обернулся. Катарина сидела на кровати, свесив ноги. Её черные, как воронье крыло, волосы красиво падали на плечи, смуглые руки были украшены татуировками. На левом предплечье – группа крови, на правом – геральдический лев. С правого и левого плеча сурово глядели ангелы. Заметив, что я с любопытством смотрю на изображения, девушка спрыгнула с кровати и сделала пару шагов ко мне, чтобы я смог получше их рассмотреть.
– Красиво сделано! А ещё есть?
– Есть. На всю спину. Самсон упирается в колоны дворца филистимлян. Девушка повернулась спиной и приподняла майку цвета хаки.
– Ух ты. Никогда не видел таких масштабных наколок у девушек. Разве что у шлюх, но у них это выглядит вульгарно и отвратительно, а ты прекрасна, как Сикстинская капелла. – Мы, не сговариваясь, рассмеялись.
– У тебя тоже красивая… – Катарина протянула руку к моему плечу, но в последний момент заколебалась и вопросительно на меня посмотрела. – Можно?
– Можно, конечно, не кусается.
– Как настоящий… – Ладони девушки были теплыми с шершавыми бугорками, какие бывают от постоянной работы или физических упражнений. Внезапно мне захотелось обнять Катарину, смуглую, атлетично сложенную и такую… настоящую. Настоящую, как обнаженный клинок, суть которого на сто процентов совпадает с его формой. Эта девушка была во сто или даже в тысячу крат привлекательнее любой из тех, что я встречал когда-либо. Ей не нужно было ни наряжаться, ни причесываться, ни наносить макияж для того, чтобы стать красивее. Здесь и сейчас в её образе было все, что нужно, и ничего лишнего.
Я не знаю, уместно ли было вот так посреди разговора взять и обнять мою собеседницу, но знаете… когда вам хочется сделать или сказать что-то, по настоящему важное, то не стоит откладывать это на потом, просто потому, что никакого «потом» не существует. Вы можете лишь предполагать, что будет следующая минута, час, день, но вы никогда не знаете этого наверняка.
Чувство, побудившее меня сделать это, было несоизмеримо глубже простого телесного желания, объятия такого рода вызваны желанием прижать к себе как можно ближе кого-то очень-очень ценного и близкого. Близкого настолько, чтобы, не задумываясь, слиться, открыв перед ним свои мысли и распахнув своё сердце.
Руки Катарины, в свою очередь, сомкнулись вокруг моего торса, так плотно, что, казалось, нет на свете силы, способной их разомкнуть. Не знаю, сколько длилось это неожиданное объятие, несколько секунд, а может быть, и минут, но за всю свою веселую жизнь я не испытывал столько счастья, как за этот короткий миг.
Когда мы выпустили друг друга, моё сердце колотилось так, будто я уходил от погони, а глаза Катарины были влажными.
– А неплохо бы чего-нибудь перекусить, как считаешь?
– Очень даже неплохо, – девушка улыбнулась, как улыбается ребенок, которого пригласили в парк аттракционов.
На то, чтобы принять душ и одеться, у нас с Катариной ушло не больше тридцати минут, хотя никаких причин для спешки не было. Странная все-таки штука – привычка. Моя спутница натянула ту же самую темно-синюю рубашку и военную куртку, что и вчера, а я – своё любимое кожаное пальто с изображением орла на спине и индейской бахромой.
Я ткнул пальцем в эмблему вооруженных сил альянса на рукаве Катарины.
– Это что, традиция повстанцев такая – носить вражескую форму? Или маскировка?
– Маскировка – не маскировка, но в форме альянса, и правда, патрули останавливают гораздо реже, а вообще, это трофей, снятый с убитого офицера. Зима тогда была холодная…
– Молодчина. Расскажешь потом эту занимательную историю.
– Расскажу, – отозвалась Катарина, и мы направились к выходу. Позавтракав в той же самой «Маме Клоринде» и расплатившись, мы выложили из карманов все оставшиеся финансовые ресурсы, чтобы подсчитать остаток наших общих средств. Денег у нас оставалось около двухсот долларов, которые при желании можно было растянуть на семь-восемь дней, но бережливость никогда не была моей сильной стороной, поэтому мы решили заглянуть в карманы горожан с помощью таланта Катарины.
Трудно было придумать место, подходящее для карманной кражи лучше, чем очередь в театральные кассы. Катарина аккуратно протискивалась между незадачливыми театралами, а я прикрывал её сзади от случайных взглядов. Избавив нескольких господ от тяжкого груза наличности, мы решили закончить наш рабочий день и немного отдохнуть.
– Ну что, маленькая разбойница, куда пойдем? – я игриво толкнул Катарину в плечо.
– Не знаю даже… – Моя подельница снова засмущалась, как бывало всегда, когда я начинал хвалить её либо спрашивал о чем-то таком, что, по её мнению, решать должна была не она.
– Давай-давай, решай! Куда скажешь, туда и пойдем, – не унимался я, с любопытством наблюдая, как её щеки розовеют ещё сильнее. – Перестань ты уже стесняться, маленькая, решай! Можем в тот же самый театр пойти, где мы с тобой сегодня зарплату получили, или, скажем… в кино?
– В кино, в кино! – радостно подхватила Катарина и указала на виднеющееся здание кинотеатра. – Я в таком большом не была ни разу.
– Ну, вот мы сегодня это и исправим!
– Только… я не знаю, какой фильм выбирать… – девушка закусила губу.
– Ладно, ладно сам выберу, – поспешил я успокоить подельницу. – Какая ты, однако, стеснительная. И это исправлять будем.
– Ладно, – с облегчением вздохнула Катарина, и мы рассмеялась от осознания нелепости этого разговора.
На афише кинотеатра было всего три фильма: ужасы, комедия и что-то про войну. Поразмыслив, я сделал выбор в пользу ужасов, и, взяв по большому стакану газировки, мы пошли искать свои места.
Вопреки моим ожиданиям, ничего по-настоящему пугающего мы не увидели, более того, некоторые моменты показались нам откровенно нелепыми. Например, во время одной из сцен, когда главная героиня, напуганная каким-то маньяком, с дикими воплями носится по коридору старого особняка, Катарина наклонилась к моему уху и прошептала: – Как ты думаешь, почему она так орет? Почему бы ей не взять ружье, которое висит на стене в зале, и не пристрелить этого типа?
– Наверное, потому, что она просто слабая испуганная женщина, а будь там такая крутая детка, как ты, это был бы не ужас, а боевик, – пошутил я и прижал девушку к себе. Катарина улыбнулась и положила голову на моё плечо. Через несколько минут по её дыханию я понял, что она спит.
– Надо было идти на комедию, – усмехнулся я, когда мы вышли на улицу. – Ну, хорошо хоть выспалась.
– Здорово выспалась, это точно, – засмеялась Катарина. – Ну, фильм все равно какой-то…
И я не мог не согласиться со своей прекрасной подельницей. Фильм действительно был так себе, и будь мы с Катариной режиссерами, то наверняка сняли бы картину поинтереснее и уж точно пострашнее, по крайней мере, нам так казалось.
К вечеру у меня опять разболелся бок. Первое время я старался не подавать виду, но от внимательных глаз Катарины трудно было что-то скрыть. Будь на её месте другая девушка, я ограничился бы короткими исчерпывающими ответами и постарался бы сменить тему разговора, но эту девушку явно заботил вопрос моего самочувствия, может быть, даже больше, чем он заботил меня самого. А разве можно проигнорировать вопросы того, кто, затаив дыхание, ждет на них ответа? Разве можно попросту отмахнуться от небезразличного взгляда, направленного в самую душу?
Катарина просунула руку под одежду и прижала её к больному месту: – Здесь?
– Да именно здесь. – Прикосновение теплой ладони было приятно и как будто уменьшало боль. – Не убирай руку, – замучено улыбнулся я.
– Не буду, – прошептала Катарина и принялась осторожно водить ею по кругу. – К врачу бы тебе надо, там, правда, только по документам. У тебя как с документами?
– В том-то и дело, моя хорошая, что плохо. Паспорт-то у меня есть, но вот написано в нем – Марко Кадич. Такой документ в регистратуре оставить – это даже не прокол, а анекдот. Через десять минут половина жандармерии сбежится.
– Да… – задумчиво протянула девушка. – А я, к сожалению, не доктор и ничего в этом не понимаю. Хотя… можно помолиться вместе.
Я отмахнулся: – Стоит ли беспокоить Бога по таким пустякам? Просить корку вчерашнего хлеба у того, кто предлагает тебе весь мир, – это даже не глупость, это неуважение.
– И то правда… ну… а если я попрошу Бога о твоём исцелении, ты не будешь против? Это уже не будет неуважением. Ведь когда человек тебе дорог, то ты не только от смерти, но и даже от занозы его избавить стараешься. Так ведь?
– Так, моя хорошая, так. Я не против. Спасибо тебе.
– Пока не за что, – улыбнулась Катарина.
Боль отступила, и мне даже показалось, что бок больше не побеспокоит меня сегодня, но я ошибся. Стоило мне пройти полсотни метров, как рана снова дала о себе знать. Ощущение было такое, словно мне засадили в бок кусок зазубренного раскаленного железа.
– Поехали домой, – сказала Катарина. Спорить у меня не было ни сил, ни желания.
– Лови такси.
Приехав домой, я устроился на диване перед телевизором и решил, что не буду никуда выходить, по крайней мере, пару дней.
– Так значит, ты религиозна? – скорее констатировал факт, нежели спросил я. – Здорово… И надо полагать, православная…
– Ну да… православная. Потому и ангелов на плечах наколола. Наш местный священник не слишком это дело одобрял, но если уж набила, говорит, следи теперь, чтоб не оскверняли святыни блудливым прикосновением. Вот за четыре года никто и не трогал.
– За целых четыре года ты, значит, не была ни с кем? – я был в полном восторге от этой девушки. В наше время несколько месяцев воздержания считается большим сроком, а тут, четыре года!
– Ну да, не была, – равнодушно пожала плечами Катарина. – Честно говоря, мне и не хочется совсем… не хотелось, по крайней мере.
Я заулыбался: – А моё прикосновение осквернит рисунки, как думаешь?
– Нет, – выпалила юная подельница и тут же снова уже более смущенно добавила: – Нет, не осквернит. Тебе можно.
– Спасибо, – я притянул Катарину к себе и положил голову на её плечо. Девушка обняла меня в ответ.
– Тебе можно, – повторила Катарина. Только я не была же ни с кем, не знаю почти ничего и оттого могу показаться грубой или суровой… но это не так. Вот… – Девушка явно не находила слов от смущения.
– Не смущайся, пожалуйста, – я посмотрел в темные глаза своей подельницы. – Вообще не смущайся со мной. Я тебя понимаю, и ты совсем не грубая и не суровая, ты именно такая, какой должна быть, и нравишься ты мне гораздо больше, чем все, кого я когда-либо встречал.
Катарина задыхалась от волнения.
– Хорошо. Не буду смущаться. Ты тоже лучше всех. – Девушка прижалась ко мне ещё крепче.