Глава II
«Поход»
Проснувшись от грохота собственного, тяжелого как свинцовая гиря, сердца, он был поглощен паникой. Руки его сжались, но правая сразу же отозвалась жуткой болью, которая прошлась пронизывающим маршем по всему телу. Он опустил голову и осознал себя. Глаза открыть пока он не мог, сил не было даже на это, зато мог себя чувствовать. С ноющей болью во всех суставах пришла призрачная радость осознания собственной жизни.
Спустя время (возможно, прошло полчаса, а может часа три) глаза раскрылись сами, веки поднялись, словно кто-то раздвинул их пальцами и он осознал, что находится в подобии хлева. Стены отсутствовали, вместо них была лишь земляная порода: болезненно темная. Подпиралась она слабыми деревянными балками, но от этого не становилось спокойней. Вся эта конструкция рано или поздно развалится. Этой мыслью комната словно дышала, ожидая подходящего момента, что бы развалится.
Холод гулял по комнате, вырываясь из земли, но лежащему на кровати человеку было тепло, по крайней мере, не холодно. Ведь он был укутан несколькими тяжелыми простынями, грязными и в какой-то полсти, но все же теплыми. Откуда-то сверху, как он подумал снаружи этой подземной ямы, доносился приглушенный свист ветра.
Попытавшись двинутся, он встретился с величайшим сопротивлением. Боль прошлась по всем закоулкам его тела. Он попытался вскрикнуть, но возглас замер на полпути.
И снова к нему пришел сон. Он забрал его сознание в бездонную яму забвения… тихо, в этой яме было так тихо.
Этой ночью к нему пришло сновидение. Он видел начало времен, точнее то, как его описывали в старинных летописях.
Странно, ведь в этом мире сны не снятся никому.
Но, тем не менее, сон был
Он видел, как из земли вырывается, раскалывая земную гладь и сотрясая целые континенты, Великий «Величественный» Храм Мира. Это название первобытные люди дали церкви еще до того, как научились писать, до того, как люди с других миров пришли к ним и не одарили их письменностью, научив «Шекспиру», «Достоевскому» и прочим Великим Мастерам Слова.
Позже его переименовали в Храм Созидания. Но этим названием никто не пользовался.
Он видел в своем сновидении то, как земля разверзается перед могуществом колоссальной постройки, то, как она сносит десятками, сотнями, дома и замки, сотнями, сотнями, сотнями. Никто не знает, зачем он появился и когда именно. Но его колоссальный шпиль можно было увидеть на просторах пяти из шести великих королевств.
Все это человек узнал от странствующих кочевников, которые,… а когда, он, собственно говоря, узнал обо всем этом? Ведь он родом из тех мест, откуда об этом величавом храме можно было лишь услышать.
Этот эпизод, как и многие другие, стерлись из его памяти. Их все унесла мертвая пустыня – то, что осталось от центрального королевства. Огромная руина, пустеющая в его голове, создающая внутри такую же смертельную скупость. Была лишь цель. Добраться до Храма и навеки прекратить разруху.
О большем ему помнить не следовало. Можно было с легкостью лишиться рассудка.
Сновидение исчезло. На смену ему пришло забытье. Так крепко и долго он еще никогда не спал.
По прошествии шестидесяти девяти чесов он пришел в себя. Воздух пропах керосином (свет зажегся в паре новых мест за тканью, которой он был огражден) и еще чем-то похожим на удобрения. Находясь в этом месте, он не мог ни сходить в туалет, ни отлить: все это за него делал организм. Он чувствовал тепло ниже живота, очень скоро тепло превратилось в холод.
Его изнутри начала разъедать ненависть к самому себе, к своей немощности. К тому, что пережив все страсти внешнего мира и оказавшись в безопасном месте (он на это надеялся) он чувствует себя таким беспомощным и ничтожным.
Комната внешне не изменилась, разве что, на тумбе, рядом с кроватью, где он лежал, стояла керосиновая лампа. Ее тусклый золотистый огонек освещал мягким светом стены из земной породы. А еще, в этой комнате кто-то сидел.
На стуле, рядом с кроватью. Человек, достаточно древний на вид, что бы с гордостью носить за собой слово Старик. Его костлявые длинные пальцы обнимали рукоять трости, вырезанной с особой тщательностью и с десятками всевозможных узоров. Само его лицо было спокойно. Беззубый рот расплылся в вечной морщинистой улыбке, а глаза блестели тусклым огоньком мудрости. В них было столько глубины и жизненного опыта, что у Него на миг приостановилось дыхание. Наконец, впервые за много дней, он услышал человеческую речь – старик к нему заговорил.
– Ты выжил… – Слова исходили из его уст размеренным, но чистым басом. Силы в этом голосе было достаточно. – Все сомневались в этом.… Думали, что ты умрешь.
Длинная пауза. Старик придавался молчанию на несколько секунд после каждой фразы.
– Я тебя вылечил… кости на твоей правой руке слабы,… но это ничего, – Старик тепло улыбнулся, от этого он стал похож на древнего и очень мудрого Чеширского кота. – Ты выздоровеешь…, обязательно… тебе помогут мои травы.
– Что там? Он что, в сознании?!
Из-за грубо вбитой в породу двери показался человек. Его морщинистое лицо не выказывало доброжелательства, но и ненависти в них не было.
Человек пристально всмотрелся в глаза гостю. Затем, медленно повернув голову к старику, тихо сказал.
– Ты можешь идти.
Старик с кряхтением встал, опираясь на трость, и покинул помещение, не сказав ни слова. Человек занял его место.
– Для начала я должен узнать твое имя. Это тебе сказать придется. Все остальное – лишь по твоей воле.
– Имя.… Но я не помню своего имени. – Произнес гость.
Эти слова нисколько не удивили человека, сидящего напротив. В ответ он лишь вздохнул. Все погрузилось в молчание, и комната снова начала наслаждаться потусторонним шумом, исходящим, как казалось, из самих стен.
– Ну, тогда, ты не будишь против, если я назовусь тебе: меня зовут Таал, и я рад снова приветствовать тебя в мире живых. – Он страдальчески улыбнулся, до этого он казался суровее, но теперь было видно – этот человек опустел внутри, как и многие кто выжил во всем этом ужасе.
– Я… сколько я спал?
– Долго. Многие и не надеялись,… в общем. Неважно, что там говорят другие, главное, что ты жив.
– И что же говорят другие?
– Да много чего плетут. – Глаза его начали поневоле перебегать то на потолок, то на пол, но еще куда-то. – Тебе стоит понять, люди здесь живут темные, они всегда находятся в страхе: всего боятся. Не стоит осуждать их.
– Это все из-за того, в чем вы меня сюда принесли? – Улыбнулся гость.
Он понимал, что в этих землях о таких как он ходит много злых слов.
– В большинстве-из-за меча. Впрочем, да, из-за брони тоже. Ты их здорово испугал. – Таал рассмеялся, но не звонко – хрипло, как привидение. – Многим ты бы сделал огромную услугу, если бы так и не проснулся. И думаю, некоторые могут даже попытаться лишить тебя жизни.
Гость внимательно рассматривал собеседника. В его глазах загоралось пламя, это пламя-жизнь. Он не знал, было ли это его быстрое выздоровление следствием действия Храма, или же это действительно из-за трав того старика.
– Вам тоже? – Спросил гость.
– О нет… – Растерянно ответил хозяин. – Я ведь помог тебе, ничего страшного я в тебе не вижу.
– А что, если вы ошибаетесь?
От этих слов Таал замер на месте. Его глаза слепо смотрели в лицо гостю.
В комнате стало тихо, в голову к гостю снова пришли мысли о дурном запахе, который исходил из него же. От этого не деться, как и от этих людей, пока что. Он сразу пообещал себе «Как только у меня появятся силы стоять на ногах, я покину это место». В этом у него не было сомнений.
– Вам нужно отдохнуть, – Это все, что сказал ему Таал. После этих слов он поспешно удалился.
«Я снова проиграл битву с судьбой – подумал гость, – меня нельзя назвать героем, еще сложнее назвать избранным».
Он посмотрел на свою руку. На левую, слабую… ту, которую проклятье избранного не превратило в руку убийцы, руку, которой нужен меч. Без клинка его пальцы иссохнут, а кости превратятся в прах.
И сжал ее в кулак.
«-Мне нужно поскорее выбираться од сюда, чем быстрее это произойдет… тем…….»
Тут он погрузился в сон.
Майкл содрогнулся от внезапного крика. Твердая картина его сна рассыпалась на тысячи хрупких осколков. Кричал отец:
– О господи, боже! БОЖЕ!
В одних только трусах Майкл вскочил со своей кровати и, преодолев мрак спальни, спустился вниз по ступенькам. Сердце его колотилось, бешеная боль резала правую руку (прямо как у того странника) но не было времени обращать на это внимания. Не было времени так же посмотреть себе под ноги (там он бы увидел пятна крови, которая плотным ручьем лилась из раны).
Ступени казались бесконечными. Они вели вниз-во тьму. Майкл бежал. Его дыхание учащалось с каждой секундой… секунды, минуты, часы, дни, недели, месяца, годы он потратил на этот спуск.
Но наконец, он спустился. Тысячи часов бились, вися на стенах комнаты. Телевизор был включен, по нему шла какая-то кулинарная передача… На полу в позе молитвы сидел отец, его спина, согнутая в дугу, заканчивалась ничем. Лишь кровавая лужа была на том месте, где должна была быть голова. Издалека зазвучал «Led zeppelin» со своим «Кашемиром». От чьего-то крика стало резать слух- это кричал отец Майкла. Но звук не исходил из головы. К нему кричало туловище отца. Внезапно торс его поднялся на ноги и обернулся в сторону Майкла.
Прозвучал приглушенный, пронизывающий крик. Кофта, в которую отец был одет, затрепыхалась, будто от ветра.
– по… мо… ги… – Можно было различить в этом омерзительном, булькающем вопле. Шея, от которой была отделена голова, начала бурно кровоточить, за алой кровью последовали внутренности, за ними последовала голова…
ПО-МО-ГИ!
Наконец, этот жуткий кошмар закончился. Майкл проснулся по-настоящему. Весь в холодном поту и в слезах (от чего ему еще долго было за себя стыдно).
Этот сон приснился ему через две недели после того, как он потерял тетрадь. Ему было сложно засыпать, иногда, что бы просто сесть на кровать, необходимо было приложить немало моральных усилий. Каждый такой эпизод казался ему великим лишением. Еще сложнее Майклу было осознавать, что сны исчезли из его жизни, как будто их и не было. Больше он не делал записей, (просто, в этом не было смысла, ведь ни тетради, ни снов о рыцаре больше не было) не ждал встречи с этим мрачным миром. И в этом была доля светлого. Время шло, и кое-что начало забываться. Майкл начал помалу отходить от этого.
Но мир его снов вернулся в его жизнь вновь.
Все утро он проходил, как лунатик, бродя с угла в угол, погруженный в собственные тяжкие думы. Его рассудок тонул в темноте подсознания, а реальность перед глазами размывалась, теперь ни то ни другое не существовали по-отдельности. Все это теперь было в его голове. Как и тот сон, как и второй сон. В котором был его отец…
– Ты чего не идешь с друзьями в парк? – Спросила мама, когда Майкл стоял у окна и тупым коровьим взглядом пялился на улицу, внимательно следя за тем, как поливочные аппараты орошаю дворы соседей.
Майкл неловко обернулся в ее сторону.
– Тебе ведь сегодня звонил Расти, ведь так? – Голова мамы опустилась ниже. Майкл прищурился.
– Я забыл… – сказал он честно.
Он на самом деле успел позабыть о том, что в семь утра прозвучал звонок от друга. Тот ждал его у парка (они хотели посоревноваться в точности в тире, точнее, хотел Расти).
– Ну, так чего же ты стоишь? Беги. Мне кажется, или ты опаздываешь.… О, уже пол первого! – Ее глаза словно потемнели, а взгляд стал острее обычного. – С тобой что-то не так… – констатировала она.
– Да нет, все нормально.– Взгляд Майкла снова переметнулся на улицу. Но он понимал, что если уж мать что-то заподозрила, она сделает все и даже больше, что бы выяснить, в чем именно проблема.
– Садись! – Она указала на стул, что стоял у больших старых часов, которые уже давно не ходили, но были такой-себе домашней реликвией. Теперь Майклу они напоминали тот часовой магазин, что у парка. Ему было приятно осознавать, что эти часы молчат, от этого подозрительный старик казался более далеким.
Сев на стул рядом с сыном, Милдред Брукс принялась сканировать его своим материнским взором. От этого лицо Майкла даже слегка побагровело, но спустя секунду он привес себя в порядок.
– Это что… из-за той девочки?
Майкл поднял ошарашенный взгляд на лицо своей матери. Оно было серьезным, а в глазах было столько решительности, что краска снова прильнула к щекам Майкла.
– Нет. С чего ты взяла… – Он выговаривал эти слова, как робот. Двигались лишь его уста, все остальное тело было нерушимым, как гранит.
– Просто я решила, что у тебя случилось что-то. Ты в последние дни стал таким задумчивым. – Голос Милдред стал задумчивым, легкая улыбка коснулась ее лица и в глазах что-то зажглось. Будто она сама вспоминала эпизод из своего детства. – Все дело ведь в Ребекке, ведь так? – Она коротко, но звонко засмеялась. – Можешь не отвечать, все это читается на твоем лице, в твоих глазах.
– Да нет, нет, ты… это, нет! – он весь покраснел от необъяснимого стыда. – Ничего такого, мы просто, слегка поссорились.
Мама понимающе кивнула.
– Я сейчас спрошу у тебя кое-что, ты имеешь полное право не отвечать: ты уже взрослый. Но, все же… ты чувствуешь, здесь, – она положила руку себе на область сердца, – что действительно любишь эту девочку?
– Я… – Никогда еще перед ним не повставал такой сложный и одновременно прямолинейный вопрос. Ответ на него был в таком же густом тумане, как и будущее любого подростка (и пусть те, кто думает, что все в своей жизни предугадал, попробуют возразить годика через три).
– Я не уверен, – это был самый трудный ответ на самый тяжелый вопрос в его жизни.
Милдред снова кивнула.
– Я тебя поняла, милый. Это было очень честно.
После этих слов Майкл встал. Мама сказала ему вслед:
– Мы еще поговорим об этом, Майкл Брукс. Очень скоро. Ведь, еще один год, и ты будешь слишком взрослым для таких разговоров.
Слишком…
Даже не попрощавшись, он скрылся за входной дверью.
Выбравшись на улицу, он не стал идти в сторону парка. Ему не хотелось никого видеть. Вместо этого он шагал по разваленной улице в поисках чего-то. Его слух был поглощен музыкой из наушников, а все мысли пропали куда-то. Перед глазами время-от-времени всплывал образ отца… и эта музыка… действительно жуткий сон. Теперь он все больше задумывался о его смысле. Хотел даже лесть в сонник, но передумал, так как считал все это полной чушью (или просто побоялся).
«Мы все считаем что-либо полной чушью, пока эта полная чушь не настигает нас в самый неподходящий момент». Она из многих псевдо мудростей, которые всплывали у него в голове.
Но нет, не стоит поддаваться слепому отчаянию, нужно просто включить голову и вместе с ней подтянутся нормальные, логические домыслы. В первую очередь в борьбе с такими глупыми мыслями помогает старая – добрая логика. Ведь, если подумать, живется ему не так уж и плохо, если быть до конца честным – отлично. В его жизни до этого не было больших проблем. Они были так же далеко, как и тот мир во сне, который, возможно, существует.
На самом деле, он в этом даже не сомневался.
Рука его невольно потянулась к карману. Достав из него листик и тонкой бумаги. Надпись на нем гласила «ПАЙПЛ РОАД 22. Второй этаж…»
На обратной стороне был нарисован какой-то символ. Черный значок с изображением двуглавого орла, сидящим на человеческом черепе. Примечательно, что когти птицы были воткнуты в глазные щели, а одна з голов опущена, словно орел хотел чем-то полакомиться. И этот неизменный мертвый оскал обнаженных костей… в этом была какая-то загадка. Этот знак – словно предупреждение об опасности. Или же это просто бессмысленный рисунок.
Но, если подумать, не может быть в делах столь тонких и древних, как тот старик, чего-то бессмысленного. В конечном итоге у каждой мелочи в этом мире есть своя конечная цель.
Он стоит посреди той улицы, окруженный магазинчиками, под полупрозрачными навесами которых они с Ребеккой скрывались от дождя. Все это время они с ней не разговаривали, ни по телефону, ни вживую. Не виделись. Молчание Ребекка беспокоило его, ему было стыдно за те слова, что нелепо и от того так остро ранили ее. Он хотел извиниться, всей душой. Но для этого было слишком рано. Но сейчас это, как и многое другое, не было для него так важно.
Магазина с часами он так и не нашел на том месте. Вместо него был один из тех киосков с сувенирами вроде фигурок Бакса Бани и Микки Мауса, которые в принципе то были здесь нелегальны, потому как парк не принадлежал Диснею. (Хотя кому есть до этого дело, все равно в эти лавки никто не заходит)
Майкл стоял, нелепо смотря на лавку. Отчасти он предвидел это исчезновение, поэтому не спешил идти на то место. Ему из разных книг и фильмов было известно, что колдуны и прочие шарлатаны способны на такое. Черт возьми, мать твою за ногу СУКА! Ведь от этого старика может зависеть вся его жизнь!
Но ничего, есть визитка. А на ней… адрес, который привел бы мальчишку куда-то. А вот куда, это уже зависит не от него.
– Простите, а где находится улица Пайпл Роуд. – Спросил он у случайного прохожего.
– Вы что, не местный?
– А это так важно?
– Да нет… просто, думал, этот адрес знают все. – Он указал прямо, в сторону высоких бизнес-центров. – Видите, те небоскребы.
– Да.
– Вам туда. Улица проходит между теми двумя сигароподобными зданиями.
– Спасибо.
Этот совет не очень-то помог. Но теперь круг поисков можно было смело делать меньше. Вооружившись двадцаткой долларов и музыкой из наушников, он, сев на автобус, отправился к центру.
Из-за плотного потока автомобилей на дороге поездка затянулась. Солнце жгло своим безжалостным светом лицо Майкла через стекло. Дома цепочками из одинаковых Коробкоподобных фигур проносились перед глазами, улицы убаюкивали своей однообразностью. Пробки и вереницы светофоров превратили улицу в аттракцион звуковых и словестных (в основном состоящих из матюков) интермедий. В итоге Майкл потерял какую-либо бдительность и чуть не уснул под напором удушливой жары. Как вдруг в его плеере прозвучала песня, которая до этого звучала в его сне.
«Кашемир» «Отец…»
Его словно обдало ледяной водой. Он встрепенулся и вытащил наушники и бросил их в карман. Посмотрев в окно, он понял, что пропустил всего несколько домов. Вздохнув с облегчением, он встал со своего места и направился к выходу из автобуса.
Автобус остановился, и из него тут же выбралось несколько человек. В толчее и путанице множества голосов Майкл не расслышал крика одного из своих друзей.
– Ей! Майки! Майкл!
Голос Расти, как оказалось, исходил из противоположной стороны тротуара. Майкл помахал в его сторону, но не очень воодушевленно, такие мелочи Расти всегда замечал. Друг перешел дорогу и вот они уже жмут друг другу руки.
– Ты чего здесь? —Спросил Расти.
– Да… кое-куда нужно съездить. – Неуверенно отвечает Майкл. Он был абсолютно убежден в том, что этих слов будет мало, что бы утолить информационный аппетит друга.
– А-аа, А я, ну, в общем, ждал тебя в парке, потом…
Тут в голове у Майкла вспыхнула мысль «ТЫ СОВСЕМ О НЕМ ЗАБЫЛ. ОЛУХ!»
– Прости, вот блин, забыл тебе позвонить. – От неловкости он начал чесать затылок рукой. – Я сегодня не смог бы все равно, ты уж прости. Последнее время совсем не собранный.
– Да нет, какие проблемы, – Отмахнулся друг – все нормально.
– Все же, я виноват.
– Тогда ты должен мне четвертак. —Улыбнулся Расти, но затем его улыбка сменилась удивлением, потому что Майкл сразу же достал из кармана четвертак и отдал его другу.
– На, – сказал он, улыбаясь в ответ.
– Мы отлично провели время с Ребеккой. – Сказал он сквозь улыбку, забирая из рук Майкла четвертак.
От этого имени все внутри Майкла сначала спалила злость, а затем этот пепел залил дождик грусти. Расти удивленно поднял брови.
– Ты чего насупился, шуток не понимаешь?
– Да нет, эту шутку я понял…
– Ну, знаешь, если про твою драгоценную Ребекку даже шутить нельзя, я просто…
– Извини, давай об этом забудем.
Расти улыбнулся, он был очень отходчивым.
– Куда это ты идешь? – Спросил он, ложа монету в карман джинсов.
– Хочу найти этой адрес. – Майкл протянул другу руку с бумагой. Тот взял ее и, посмотрев, указал рукой прямо.
– Вроде бы, если будешь идти прямо, попадешь именно туда, куда надо.
– Вроде бы?
– Просто, я тут не часто бываю, по этому… – На самом деле он почти никогда здесь не бывает.
– Ясно, все равно спасибо.
– А могу я пойти с тобой?
От этого вопроса Майкл резко остановился и ему в спину чуть не врезался какой-то хлопец, который таращился в свой смартфон и даже не обратил на их двоих никакого внимания.
– Слушай, это… – Майкл обернулся в сторону друга. В его голове уже начался необратимый процесс поиска подходящей брехни, но не мог придумать достойного оправдания, отчасти потому что в эту минуту его мысли были слишком законсервированы в подсознании, а отчасти, потому что не любил лгать друзьям. Вот таким был наш добряк Майки! – Ну ладно, давай. – Сказал он, натужно пытаясь лицом изобразить улыбку.
Они шли вдоль улицы. Тысячи окон многоэтажек отблескивали лучами солнца, отбивающимися от многослойных стекол. Свет косой лапой ложился на один из бизнес-центров, тем самым вторая половина здания уходила в густую тень, как бы испаряясь из задушливой городской атмосферы. Майкл глазами искал номер 22, но никак не мог найти. Улица была широкой, и поток автомобилей на ней в полной мере можно было назвать «оживленным». Вокруг облаками клубился дым испод авто дурной запах заполнял собой весь здешний воздух. Огромное количество желтых такси кричали своими клаксонами. Вдоль этого безумного коридора тысяч и сотен тысяч чужих жизней просачивались два друга. За ними (они пока этого не заметили) шел человек. Тот самый, которого Майкл заметил в парке аттракционов.
Расстояние между ними было больше сорока футов. Больше ста человек стеной разделяли их и их убийцу, все то время, что они шли к дому 22 Майкла не оставляло желание обернутся. Он чувствовал, что если обернется, то уже не сможет сдержаться и побежит. Вперед, не оглядываясь. И никогда больше не…
Тут за его плечо ухватилась рука и потянула назад. Он потерял равновесие и чуть не упал. Мимо него прошло несколько недовольных граждан, подозрительно смотрящих в его сторону. Перед ним, как он тут же понял, был светофор. Горел он красным светом.
– Ты чего? – обратился к нему голос друга.
Отряхнувшись от остатков тревожных мыслей, Майкл начал потихоньку приходить в себя.
– Извини, я… задумался.
Его друг кивнул.
– Похоже, ты задумался о чем-то очень конкретном и важном, раз забыл смотреть на дорогу.
– Я смотрел… – Он взглянул на дорогу, впереди улицу уже переходили люди. Светофор горел зеленым. – Ладно, это не важно, пойдем уже.
Они перешли дорогу. Все это время внутреннее ощущение тревоги лишь усиливалось в глубине Майкла.
– Ладно, – развел руками Расти, – рас уж ты не хочешь обговаривать со мной свои «ВАЖНЫЕ» дела, я буду молчать, но мне интересно, почему ты взял меня с собой?
– Потому что ты попросил, – просто ответил Майкл.
На это Расти ответил длинным удивленным взглядом.
Наконец они пошли в переулок. Там, где тень поглощала стены зданий до самых ног, можно было передохнуть от уличного шума. Но все же, отголосок той оглушающей симфонии все еще можно было различить в этой колючей тишине. Несколько бездомных/бомжей сидели на газетах, о чем-то разгорячённо (но неразборчиво, общаясь).
– Вот, – казал Расти. – Номер 22. —Он указал на узкий проход в здании.
– Да, я вижу.
Они шли медленно. Повсюду витал дурной аромат. Не вонючий, но и не очень приятный. Резал глаза. Окутывал разум и превращал мысли в хаос… Запах, напоминающий ему гниение…
– Ты это чувствуешь? —Спросил он у Расти.
– Запах? – Уточнил тот.
– Да, именно.
– Ага, будто что-то… умерло, «и теперь разлагается…»
Расти остановился. Майкл сделал несколько шагов вперед, оказавшись на самой середине двора. Теперь со всех сторон их окружали стены из многоэтажных жилых домов пугающий запах.
– Слушай, – Спросил у него Расти, – А куда именно мы идем? Что за адрес такой?
«Я и сам, честно говоря, не знаю» – Вертелось у Майкла на языке. Но он ничего не сказал. Слишком сильным стало его желание узнать.
Они с Расти смотрели друг на друга, в глазах обоих горел и страх и любопытство. Майкл до этого даже подумать не мог, что эти два чувства так тесно переплетены между собой. То, что люди именуют страхом, иногда гораздо сильнее подталкивает сердце переливать кровь быстрее, а адреналин наполнять человека силой. Ведь инстинкт самосохранения создан именно для этого – что бы сделать нас сильнее перед лицом опасности.
Шаг за шагом Майкл приближался к двери, которая была настежь открыта. Над ней горела лампа. Внутри было очень темно.
Расти стоял за его спиной, с трудом сдерживая себя в том, что бы ни сказать ему пойти назад. Они оба чувствовали тот самый страх, но Майкл умел им пользоваться; умел посылать адреналин туда, куда нужно. Как? Он сам не знал, но с самого детства его отношение к подобным напряженным ситуациям всегда было другим. Он не от чего не отворачивался. Например, вспоминая тот случай, когда они с матерью стояли рядом с киоском, в который на полной скорости посреди бела дня врезался красный мотоцикл, а водителю расплющило голову, даже через шлем проливалась красная кровь: тогда он смотрел просто в лицо водителю, больше пяти секунд, ка ему показалось. Время тогда словно остановилось, капли дождя (из-за которого мотоциклиста и занесло на ровном месте) можно было детально рассмотреть в полете. Машины двигались совсем медленно.
Эта своеобразная «концентрация» случалась с ним всего пару раз за жизнь, но этого было вполне достаточно, что бы понять – родителям об этом знать не стоит. Слишком многое и так стоит на кону их счастливой жизни, а если внезапно выяснится, что их любимый сын оказывается одним из Людей Икс, то, что тогда могло бы начатья?
Вот оно, вот чего Майкл боялся больше всего, и вот перед чем его чутье было бессильно: изменения. Их он страшился сильнее, чем всяких там сновидений.
– Здесь кто-то есть? – Крикнул он в темноту.
Та ответила лишь слабым, умирающим эхо.
– Давай вернемся. – Жалостливым тоном процедил Расти.
– Ты если хочешь, возвращайся. А мне еще нужно выяснить… – Майкл запнулся, и неловко добавил. – Выяснить кое-что.
– Да о чем это ты говоришь! – Крикнул его друг.
– Как ни будь я тебе все расскажу, а пока стой. И жди меня.
Стоя в темноте, Майкл обернулся назад. Контуры его друга были очерчены преломляющимся светом солнца, который резко контрастировал с непроницаемым мраком этого странного помещения.
– Подожди меня снаружи и не уходи. – Повторил, спустя несколько секунд, Майкл.
– ДА! Хорошо! Только ты ненадолго… – Но Майкл его перебил.
– Десять минут. Если я не появлюсь через десять минут, вызывай копов.
И он обернулся, Расти оторопело смотрел ему вслед, не понимая, почему Майкл сказал то, что сказал.
Погружаясь во мрак, Майкл заметил, что больше не чувствует запахов. Не слышит звуков. Даже собственные шаги ему кажутся далекими… такими древними, словно это шагал не он, а какой-то дух тысячи лет назад. Как будто смотреть немое кино от первого лица. В какой-то момент ему показалось, что если он что-нибудь скажет, то эти слова не доберутся до его ушей: так и потонут в этом киселе из звуконепроницаемого пространства. Это погружение в бесконечный коридор показалось ему простым, но долгим. Не было ни каких стен вокруг (теперь его это не волновало, он шел, как во сне и смерился с этим), никаких препятствий на дороге, лишь прямая.
Белое пятно впереди медленно, но уверенно разрасталось, меняя оттенок и становясь голубоватым.
Ему не было страшно, как и в любом сне (из тех, от которых потом не просыпаешься в холодном поту, конечно). Здесь, в этом длиннющем коридоре без стен и краев было лишь то пятно, которое увеличивалось, становясь еще желаннее. А подсознательный, почти допотопный интерес лишь преувеличивался с каждым новым шагом.
Внезапно пятно резко начало увеличивается в размерах, словно до этого Майкл смотрел на него через обратную сторону бинокля, но теперь, поняв, что к чему, выбросил бинокль прочь.
Сила вдруг начала покидать его ноги, шаги стали казаться тяжелыми, а стопы ватными. Голова стала стальной гирей, а в легких появилось ощущение недостатка кислорода. Он задержал дыхание. Его глаза превратились в две сверкающие круглые монеты. Рука, которая так же нехило прибавила в весе, тянулась у светлому пятну впереди. Оно росло, превращалось, переливалось (все было как во сне) тепло приятно щекотало его лицо, от этого становилось спокойно. Восковое касание белого света приятно обжигало кожу, заставляя крохотные волоски на руках скручиваться и выгорать. Майкл, вопреки нарастающему жару во всем теле, был счастлив. Он не знал, почему: все это было слишком странно, что бы вот так бездумно улыбаться и кричать от радостного – почти безумного-смеха. Но Майкл смеялся; это был искренний смех радости. Затем, когда свет полностью его проглотил, внезапно, он почувствовал, как внутри его все вздымается вверх, как тошнота, вперемешку с болью наступают на голову. Казалось, он едет на скоростном лифте вниз, или вверх. На такой именно скорости он не мог определить. Вдруг все вокруг наполнил шум, придав свечению еще большей реальности. Теперь все это не казалось сном. Все внутри взбудоражено тряслось, а свист поднимался вместе с ветром. Белое свечение превратилось в прямой и сильный вихрь. Эта трясина захватила его в крепкие объятья, в этот момент – когда к телу прильнула новая, еще более сильная боль – ощущение сна окончательно выветрилось из его головы. А когда, наконец, все прекратилось, в голове стоял такой гул, словно отголосок пушечного выстрела.
Мысли еще долгое время приходили в порядок, возвращаясь, как книги, которые вышвырнули со своих мест на полках, а потом начали медленно распределять по своим местам. Мир прекращал вращаться, начал становится на место. Майкл осознал, что лежит на земле, на очень твердой земле, покрытой очень грубым мхом. Глаза его начали раскрываться, медленно, словно после долгого сна. Но как только он увидел-захотел закрыть, но уже н смог отвести взгляд.
Перед ним на десятки, и сотни тысяч метров стелился каньон. Горы, которые были за ним, казалось, тонули во мгле низких облаков, плывущих прямо в сторону верхушек каменных гигантов. Майкл поднялся на ноги, шокировано смотря вперед, на дюну, что осыпалась с края одной из скал. Тоннами песок переплывал, залетая в щели в земле, образуя подобие зыбучих песков. Солнце освещало золотистый бархат песочного ковра, который отблескивал сотнями тысяч маленьких солнц. Косые лучи огибали причудливых форм облака, превращая местный вид в мимолетный пейзаж, красивее и четче многих гениальных полотен. Все это было у него под ногами Майкла, его глаза не могли приспособиться к такому простору, оттого к горлу подскочила тошнота. Но это не остановило его. Майкл подошел к краю каменного плато и еще внимательней всмотрелся в этот завораживающий, но одновременно и пугающий вид. За каньоном стелился песок, доходя до самой полосы горизонта, а за тем горизонтом скрывалось нечто… он это «чувствовал».
Здесь, на верху, было так свободно, но так тихо. Не дул ветер. Была лишь дюна и каньон, и горы, тонущие в густой пелене жаркого воздуха.
От этого стало не по себе.
Майкл простоял на краю еще какое-то время, не думая, не дыша, а только прислушиваясь к тишине.… К всепоглощающей тишине. В грудной клетке начал зарождаться крик, отчаянный вопль загнанного в угол зверя, но Майкл тут же проглотил его вместе с сухой, колючей пустотой, что образовалась во рту.
Прошло несколько минут. Окружающий вид уже утратил свою яркость и фантастичность. Теперь он просто раздражал.
Выбраться от сюда не представлялось возможным, так как плато было отрезано от внешнего мира пропастью. По сути, это место представляло из себя высоченный пик с затупленным острием. Так-то выход мог быть только одним…
Одинокие взгляды в сторону пропасти, а за ними, долгое и монотонное наблюдение за мхом под ногами.
Сидя на корточках у края, он ждал. Хотя бы чего-то. Надеялся, что произойдет хоть что-то. Но вместо этого его ждало время. Долгая цепь из ожидания….
Захотелось пить, есть, в туалет. Все в месте, в общем. Из-за этого Майкла взяла такая сильная злость, что он начал бездумно швырять камни в пропасть, те падали и без звука таяли в пустоте пропасти.
Он хорошенько размахнулся, и готовился было побить рекорд дальности, вобрал всю свою силу и злость в этом размахе и готов был привести в движение это машину смерти под названием «Правая Рука Майкла Брукса» но, сзади что-то брякнуло.
Майкл ошарашенно обернулся. Перед ним в нескольких метрах был костер, разгорающийся на полную силу, у костра лежали обноски: куски тряпок, шкура какого-то зверя и ножны от меча с золотистой гардой, отблескивающей ослепительными каплями света. Рядом с костром в турецкой позе сидел человек. Его лицо было скрыто за солнцезащитными очками из кожи и черного, непроглядного стекла. На голове был такого же цвета кожаный капюшон. В руках ржавая кастрюля и деревянная ложка. Он поднес кастрюлю к огню и принялся ждать.
Майкл и не заметил, как выпустил камень из руки, и тот рухнул. Он удивленно и ошарашенно смотрел в сторону незнакомца и силился что-либо сказать, но в голове не рождались мысли.
Наконец, убрав маску со своего лица и положив рядом с оружием, незнакомец приблизил ложку с подобием супа к лицу. Сначала понюхал, затем, положив ложку в рот с радостью съел. Лицо его казалось старым, щеки были покрыты бороздами от ветра или, возможно, какой-то хронической болезни, хотя по глазам можно было подумать, что этот человек совсем молод. В них зияла жизнь и сила, а еще несвойственный большинству людей интеллект.
Человек приподнял кастрюлю, тем самым призывая Майкла присоединиться к трапезе.
– Голоден? – Спросил он.
В ответ Майкл лишь кивнул головой.
Человек кивнул в сторону костра, и Майкл послушно сел с противоположной стороны от незнакомца. Тот, достав из большой сумки потрескавшуюся миску, наложил в нее несколько ложек густого супа и передал ее Майклу вместе со второй ложкой.
Голод, который до этого мучал его, исчез буквально после пары-тройки ложек этого питательного рагу. Все это время Майкл не сводил с незнакомца глаз.
Отдав человеку миску с ложкой, он раскрыл рот, что бы спросить, кто он, но человек поднял правую руку вверх, даже не смотря в его сторону. Этим самым и вовсе отбив любое желание говорить.
Все это время небо плавно переплывали небесные парусники, словно при слабом бризе. Было в этом что-то чарующее, но в тоже время и страшное. Воздух на этом каменном плато был очень свежим, но обстановка внизу, в пропасти огромного каньона говорила о том, что места эти заброшены, в них нет какой-либо жизни. Конечно, ведь это пустыня. Но думать об этом с такой стороны Майкла заставляла не глупость незнания, нет. Было внутри него чувство, говорящее ему, что он когда-то что-то знал об этом месте и возможно был там, очень давно, но забыл об этом.
Где-то в дурмане жаркого дня, далеко-далеко на востоке или западе (Майкл не мог понять, в какой стороне что находится) густел призрак чего-то большого и высокого: тоненькая полоса, тянущаяся до неба, кажись, до самых звезд. А рядом с этой неброской линией яснел полумесяц неведомой планеты, похожий на кошачью улыбку. Такой же загадочной, как и все здесь, серп, тонущий в изменчивых облаках.
«Нет, ну это точно ночной кошмар» – Подумал Майкл и изо всех сил разорался безумным смехом, в котором было и неприятие, и страх и крупица отчаяния. Все это варилось в котле, на котором красными кровавыми буквами было написано.
НЕТ, ПРИДУРОК! ЭТО НИКАКОЙ НЕ СОН
Отсмеявшись, Майкл с надеждой посмотрел на молчаливого человека, пытаясь таким образом выцыганить из его недр хотя бы пару слов. Но странник молчал своим видом и подозрительной молчаливостью он напомнил Майклу персонажа Странника из Властелина Колец. Так и было. В чем-то незнакомец действительно был схож с актером Виго Мортенсеном.
Их разделяло лишь слабеющее с каждой минутой пламя. Глаза неизвестного горели ярче костра, смотрели вперед, через Майкла, изучая.… И внезапно Майкл его до дрожи испугался. Ему казалось, что нет человека опаснее в любом из миров, чем вот такой вот молчаливый тип. Кто знает, что варится у него там, в казанке, наверху? Возможно, он один из тех, кто сначала кормит свою жертву, приводя к доверию, а затем… что угодно, только ничего хорошего.
Осилив себя, Майкл спросил:
– Извините за вопрос, он может показаться грубым и бестактным, но, все же… кто вы?
Незнакомец поднял свои ярко голубые глаза на парня, затем, черты его лица стали острее, серьёзнее, Теперь он на сто процентов сходился с Королем Гондора. Но все же казался слегка – на мелкую дольку – грознее.
– Понимаю, у тебя ко мне много вопросов, – начал он тихо. Его голос был хриплым или даже немного гнусавым, это ярко контрастировало с его внешностью. – Но, к моему сожалению, нам с тобой еще предстоит преодолеть длинный путь, нужно спешить.
– Стойте, погодите. – Майкл встал. Он чувствовал себя еще хуже, чем Нео из Матрицы, когда впервые узнал о том, что произошло На Самом Деле. Ему тоже хотелось бежать, но куда, прости господи, бежать, если тебя со всех сторон окружает пропасть! – Что это все значит? Куда я попал. И самое главное – кто вы, нафиг, такой?
Конец ознакомительного фрагмента.