Портрет в сиреневых тонах и другие истории (сборник). Портрет в сиреневых тонах (Елена Ронина, 2014)

Картина

Этой ночью Катя спала плохо. Ворочалась, думала, никак не могла отогнать от себя мысли, которые роились в голове. Как пройдет завтрашний день? Как она будет выглядеть? Удастся ли то, что она задумала? А вдруг все это блажь. Или придумала она все неправильно. Завтра к Кате в дом должен был прийти художник. И он будет писать Катин портрет.

Мысль о портрете была абсолютно случайной. И вовсе не Катя должна была быть на этом портрете, а ее муж Андрей. Когда-то он сказал, что хочет этого. И Катя решила сделать мужу на день рождения сюрприз, пригласить в дом художника-профессионала. Такой нашелся практически сразу, из круга близких друзей. Член Союза художников, картины которого покупали даже галереи Парижа. Несмотря на громкие титулы, Анатолий оказался любезным и сговорчивым человеком. По телефону Катя все с ним обсудила, и Анатолий согласился приехать в ближайший же выходной. Анатолий-то согласился, а вот Андрей спасовал. Когда Катя осторожно заговорила о грядущем сюрпризе, муж отказался наотрез. То ли испугался, то ли еще не понял, зачем ему это надо. Может, боялся увидеть в будущем портрете что-то, что ему не понравится. А только решил он, что это ему не нужно. Катя расстроилась – все-таки человека подвела. Вроде уже обо всем договорились.

– Катюш, а давай тогда он твой портрет нарисует. Тебе же хочется?

Кате хотелось. Она ничего не боялась. Какая есть, такая и есть. Она видела картины Анатолия раньше и знала, что он не делает фотографического сходства.

Его картины живые, стильные, выполненные в присущей ему манере. Ну и пусть. Пусть увидит ее как-нибудь по-другому. Кате казалось, что, увидев себя глазами чужого человека, она может и сама что-то про себя узнать новое. А это всегда интересно.

И вот Катя ворочалась и думала. Как же все-таки хочется выглядеть на портрете красивой. Весь предыдущий вечер Катя перебирала свой гардероб. Что лучше надеть? Что-нибудь вечернее или, наоборот, деловое? Или, может быть, тут должны быть массивные украшения, чтобы сделать четкий акцент? И нужно ли идти в парикмахерскую? А может, показать Анатолию семейные фотографии, чтобы он понял, какая Катерина красавица! Вдруг завтра она будет не в форме? Ни для кого не секрет, что бывают у женщины после сорока не ее дни. И даже не поймешь, от чего это зависит. Бывает, и выспишься вроде хорошо, и маску какую-нибудь сделаешь, а утром в зеркало взглянуть страшно. А бывает совсем даже наоборот. И не спала, и с вечера поплакала, а встала – и хоть на обложку модного журнала. Вот как завтра Катя встанет, с каким лицом? Ведь не объяснишь этому художнику, что обычно она совсем другая, значительно лучше. Вчера по телефону Катя пыталась эти свои бредовые идеи про фотографии и прически обсудить с Анатолием (про украшения уже не рискнула).

Идею с фотографиями Анатолий отмел сразу, он-де так не работает, это не его стиль. Услышав про парикмахерскую, он стал откровенно хохотать в телефон. Тут уж Катя поняла, что звонить ему больше не надо. А то он совсем не придет, решит, что с больными на голову работать не стоит. Катя нервничала, и сомневалась, и не спала.

Уснуть удалось только под утро. И, как показалось Кате, ее сразу же разбудил голос Андрея:

– А сколько стоит портрет-то?

Катя сразу очнулась ото сна:

– Это вот так теперь принято начинать день, просыпаясь в одной кровати с любимой женой?

– Доброе утро, любимая! – Андрей нежно поцеловал Катю в ухо. – Так сколько портрет-то стоит?

Да, нужно что-то отвечать. А что отвечать-то? Андрей вроде бы не относится к категории жадных мужиков. Даже сложно его эту позицию правильно определить. Он про деньги просто ничего давно уже не знает. И про цены не знает. Он давно живет без этих знаний. С этим в их семье живет Катя. И ни в чем ни себя, ни Андрея, ни семью не ограничивает. И на все у нее хватает, и еще остается.

– Катюш, у нас деньги есть?

– Сколько нужно?

Отрицательного ответа Андрей не получает никогда. Всегда у Кати есть какая-то заначка, даже когда понятно, что вроде уже все должно быть потрачено.

Причем начиналась семейная жизнь совсем по-другому. Деньгами распоряжался Андрей. И что получалось в итоге? За квартиру не платилось по полгода. Когда приходили в ресторан, оказывалось, что деньги оставили дома. Ну это полбеды. Хуже было, когда на отдыхе выяснялось, что деньги остались дома. За это хотелось Андрея побить. Когда Андрей потерял крупную денежную сумму, стало понятно, что деньги в семье находятся в неправильных руках. Нужно было что-то менять. Выбора другого не было, решили проверить, что будет, если руки окажутся Катиными. Руки оказались правильными. Катя с деньгами обращаться умела. Они у нее надежно аккумулировались и никогда до конца не заканчивались. Даже иногда умножались. Видимо, Катя знала какой-то секрет. Андрей понял, что ему так легче, удобнее и спокойнее. Просто спрашивать, есть ли деньги, и всегда получать на этот вопрос положительный ответ. Какой вопрос Андрей задавать не любил, – это «А сколько стоит?» Потому что ответ его не устраивал никогда. «Неужели это столько может стоить?!»

Поэтому, чтобы не расстраиваться самому и не расстраивать семью, этот дурацкий вопрос Андрей практически не задавал. Но иногда, крайне редко, он все-таки всплывал в его голове. И тогда его приходилось произносить вслух.

Ну не мог он смириться с тем, что все вокруг так дорого. Ну неужели нельзя поискать подешевле?! Он нервничал сам, огорчал Катю. И это при том, что Андрей был человеком далеко не бедным. Имел свой бизнес, ворочал большими деньгами. Но в быту вот такой мелкий недостаток у него имелся. Катя знала это его свойство характера расстраиваться по случаю неправильной, как казалось Андрею, цены. И она старалась не отягощать мужа ненужными знаниями. Ну зачем человека нервировать? Зачем ему думать про глупости? Ну, например, сколько стоит на самом деле их поездка в Испанию или новый газовый котел. Так же можно без котла остаться. Или вместо Испании на Селигер поехать. И Катя уходила от ответа.

Но иногда в Кате просыпалась вредность. А собственно почему? Ей что ли надо? На семью же все. Или наоборот. А почему это он должен думать, что на нее – Катю – вообще денег не нужно тратить? На женщину деньги должны тратиться! Это нормально. И куда их тогда вообще тратить-то нужно, если не на любимую жену?!

Да и потом, когда-то же Андрей должен привыкнуть, что там, где они живут, даром ничего не бывает. Все стоит денег. Всегда. И в их с Катей случае вообще-то немалых. Все это – дом, машины, квартира, – это все стоит денег. Почему тогда художник должен быть бесплатным? Тем более если он будет рисовать Катин портрет.

Катя решила не таиться и стоимость назвать, тем более что ей самой она казалась разумной, но все-таки сначала задала контрольный вопрос:

– Ну ты-то как думаешь?

– Ну, я думаю, тыщу рублей! – с надеждой ответил Андрей. Катя решила не сердиться и не обижаться. Она расхохоталась.

– Ну вот когда тебя будем рисовать, нарисуем за тыщу. Думаю, получится один нос. – И, помолчав, сказала: – Пятьсот долларов, Андрюша. Это хорошая цена, поверь мне. Все, давай вставать, а то я ничего не успею.

Завтрак прошел в угрюмом молчании. Андрей, видимо, раздумывал, что он теперь не сможет купить на безвозвратно потерянные для семьи пятьсот долларов. Катя же пыталась сосредоточиться на предполагаемом портрете.

На второй чашке кофе Андрей, откашлявшись, наконец произнес:

– Все-таки мне кажется, что пятьсот – это как-то дороговато. А если нам не понравится?

– А нам понравится! – Катерина решила не брать в голову начинающуюся денежную депрессию мужа. Депрессия эта случалась редко и, как правило, была непродолжительной. Если не реагировать, пройдет само.

Главное, взглянув утром бегло в зеркало, Катя поняла, что сама себе сегодня понравилась. То есть основные ночные страхи были позади. И потом этот солнечный день. Ну сколько дней в Москве не было солнца?! Целую вечность! А сегодня просто как по заказу. И даже их не очень светлый дом сегодня смотрится совсем по-другому. А как же важно это будет для портрета. Анатолий предупреждал, что приедет пораньше, что ему нужно естественное освещение. А тут – такое солнце. Просто по Пушкину– «деньчудесный».

Катя быстро убрала посуду после завтрака, везде должен быть порядок. Неизвестно, какой уголок дома выберет художник для творческих мук. Нужно было проверить, все ли в порядке, и уже можно будет заняться собой.

Постоянно на пути попадался угрюмый Андрей. В халате, небритый и непричесанный, он нет-нет да и возвращался к пятистам долларам и вскользь напоминал, сколько всего нужно купить в дом. Получалось, что купить нужно было много – новый фильтр для воды, двухконтурный котел и еще много чего. Катя старалась в полемику не вступать. Ну как объяснить человеку, что все, что он тут рассказывает, тянет тысяч на десять?! И при чем тут пятьсот долларов?

От брильянтов и вечерних туалетов с декольте для портрета Катя решила отказаться. Чтобы не нервировать мужа окончательно. Открыв платяной шкаф и придирчиво осмотрев все, что могло подойти к сегодняшнему настроению, Катя остановилась на бело-черной гамме. Получилось очень гармонично и стильно. Строго и красиво. Последний штрих с макияжем, практически никаких украшений, и Катя поняла, что все удачно. Это был ее день. Как хорошо, что художник приедет именно сегодня. Катя чувствовала, сегодня все должно получиться. День для портрета был выбран правильно. Сегодня или никогда.

Открывать дверь художнику понеслись все вместе. Андрей на поворотах обогнал Катю. Видимо, ему не терпелось взглянуть на художника. Кто он, что он из себя представляет? И тянет, хотя бы внешне, на заявленную сумму? Катя про себя отметила, что халат Андрей сменил на джинсы и футболку. Правда, такой же небритый и нечесаный. Неужели прямо сейчас у художника про цену выяснять начнет? – Катя начала немного нервничать.

Анатолий оказался стройным седовласым мужчиной с аккуратной бородкой. Ничто с виду не выдавало в нем художника. Обычное черное пальто, в руке пакет. Андрей тихо начал зеленеть. С трудом ответил на приветствие и ушел к себе. Видимо, ему художник с мольбертом и в берете понравился бы все-таки больше. А так?! Ну за что же пятьсот-то? А где же антураж? Антуража не было. Был приятный человек с красивой улыбкой и тихим голосом.

– Ну что же, давайте найдем место и начнем работать.

Катя решила не бегать за Андреем (разберемся с ним потом) и погрузиться в творческий процесс.

Место было выбрано, краски разложены, и Анатолий начал рисовать. Как Кате показалось, особо ее даже не рассмотрев. Или ему хватило одного цепкого мимолетного взгляда. Анатолий быстро сделал карандашный набросок, потом на мгновение задумался, причем смотрел он в это время не на Катю, а куда-то вдаль.

– Ну что ж, мне все понятно, начинаем?

– Может, мне надо переодеться?

– Нет, вам это все очень идет. Получилось строго и очень ярко. Я знаю, как я вас буду рисовать. В вас есть что-то восточное, и я сделаю акцент на этом. Добавлю цвета.

– Анатолий, а вот вы можете облик человека улучшить? Сделать немного посимпатичнее?

– Нет, я этим не занимаюсь. Даже не так. Это от меня не зависит. И рисую то, что я чувствую. И тут я не властен, сам себя я обмануть не могу.

Слова Анатолия Катю озадачили, но не испугали. Она почувствовала, что ее внешность, может быть, не очень стандартная, заинтересовала Анатолия. Ему интересно было ее рисовать. И что бы уже он ни нарисовал, это будет что-то очень индивидуальное.

Через три часа работа была закончена. Анатолий сделал несколько последних штрихов и поставил в углу свою подпись.

Катя смотрела на портрет. Безусловно, это была она. Бело-черная гамма была разбавлена сиреневыми тонами, что делало картину необычной. Был схвачен Катин характер. Внутренняя решимость и цельность натуры, стильность и индивидуальность. На портрете Катя была живая. Безусловно, это не была фотография, и была в работе какая-то фантазийность, за что Катя еще больше была благодарна художнику. Это было именно то, о чем она думала, именно то, чего она от портрета ждала. Она увидала себя чуточку другой.

И еще ей нравилось, что остался доволен работой Анатолий.

– Ну вот, я закончил. В общем, получилось именно то, что я хотел сказать.

Андрей вышел из своей комнаты только попрощаться. Пока Катя благодарила Анатолия в прихожей, он прошмыгнул в комнату, где стоял портрет. Но художнику свое мнение не высказал. Просто сухо пожал ему руку. Как поняла Катя, не совсем то, что он ожидал. Видимо, Андрей считал, что за пятьсот долларов Катя должна была быть хотя бы на коне и маслом. А так одна голова, да еще и в сиреневых тонах.

– Ну что, ты видел портрет?

– Видел.

– И что?

– Мне надо к нему привыкнуть. Пока я тебя в нем узнать не могу.

– А мы никуда не торопимся.

Катя знала, что настроение это денежно-боевое у Андрея пройдет. Ну должны же быть у человека недостатки. И если муж подсчитывает траты жены только раз в год, это не страшно. И он обязательно полюбит этот портрет и закажет еще свой в пару.

Зато у нее теперь есть своя картина, есть ее второе «я», на которое можно смотреть и немножко больше про себя узнавать. Или по-другому себя понимать. И даже видеть в себе те недостатки, которые раньше видеть не хотелось. Или хотелось их от себя скрыть. А теперь это нужно будет принять. И постараться с этим бороться.

С портретом начнется новый период в жизни. Взгляд со стороны.

Браво, Лилиана! или Советы начинающим горнолыжницам

Почему-то в этот раз меня все называют Лилианой. Ну прямо как ту обезьянку из фильма. Того и гляди, опыты ставить начнут. Ну понятно, конечно, выговорить наше русское Елена для иностранцев невозможно. Лена почему-то, кстати, тоже. Почему? Вроде бы привычное для немецкого языка мягкое Л? Все равно невозможно. А мне все равно. Пусть называют меня как хотят. Если бы от этого зависело, свалюсь я на этот раз с горы или нет, я бы боролась за свое родное русское имя. А так все равно знаю, что свалюсь, все равно мне страшно непереносимо, так что даже это нелепое имя Лилиана не может меня рассмешить, или хотя бы немного поднять мне настроение.

– О, Лилиана!

– Сам ты Лилиана, – хочется мне сказать. Но я уже немножко в нирване. Я только и думаю: «Ну зачем я опять сюда приехала? Ну что же я такая дура? Ну зачем нужны эти приключения на мою бедную голову?» – Я тоскливо жду, какого мне в этот раз дадут тренера. Кто из этой шайки молодых жеребцов (а по-другому и не скажешь) в этот раз откликнется на приобретенное мною экзотическое имя?

– Михаэль, Лилиана приехала в этом году специально к тебе, – широко улыбаясь, говорит старший тренер и ставит галку у себя в бумажке. Все! Участь моя решена. Кататься мне в этом году с каким-то Михаэлем. А по мне, все едино! Из толпы навстречу мне выдвигается широкоплечий и белозубый Михаэль. Михаэль сразу же начинает изображать небывалую радость при виде меня и изо всех сил пытается выговорить мое новое мартышкинское имя. Слабо пытаюсь объяснить, что я вовсе не Лилиана.

– А, значит, Юлиана?!

– И не Юлиана. – На самом деле я просто тяну время. Хотя понимаю, что мои два с половиной часа горных мучений все равно уже начались. Хочешь не хочешь, уже – все «уплочено». И все равно надо куда-нибудь будет ехать. Причем прямо сейчас. Уговорить тренера попить кофе можно будет уже потом, где-то через час. А сейчас начнется спуск. Я тяжело вздыхаю и застегиваю лыжи. Пытаюсь смотреть по сторонам. Ну неужели кому-то это может нравиться? Наверняка прикидываются. Небось половину вот так, как меня, каждый год сюда на аркане тащат! Да нет, вроде все веселые. У всех прекрасное настроение. Ну, значит, надо взять себя в руки и тоже широко улыбнуться Михаэлю.

– Халло, Михаэль. Я катаюсь отвратительно, трассы мои голубые. По ним хочу кататься и дальше. Квалификацию катания улучшать не будем. Задача понятная? – бодро спрашиваю я.

– Лилиана, не будем торговаться. Поезжай за мной. Который год катаешься, третий? Ок!

И Михаэль начинает съезжать с горы. «Постойте, постойте. Куда это он? А рассказать мне сначала подробно маршрут? И вообще, что это здесь на этой горе нарисовано, и почему красным цветом-то?! Ну ясно же было сказано: голубые трассы, го-лу-бы-е! Нет, друзья, так дело не пойдет». А что, собственно, не пойдет? Он уже уехал. И широко улыбается мне откуда-то совсем издалека. У меня нет времени. Тяжело вздохнув и сжав зубы, я начинаю спуск, стараясь не смотреть вниз.

Ну что делать, если у меня очень спортивный муж? И его всю дорогу куда-то несет? Можно, конечно, сесть и расслабиться, и пусть его несет куда угодно, но отдельно от меня, а меня будет нести туда, где мне нравится. Что нравится мне? Лежать, любоваться морем, и лучше это делать на огромных круизных лайнерах или на экзотических островах. Вариант очень даже достойный такого, скажем, раздельного времяпрепровождения. Но… И сразу возникает много-много «но». Ну, во-первых, есть дети. Старший, уже элемент отколовшийся. Ему с нами не надо. А младший как раз в том самом возрасте, когда отдыхать ему хочется с родителями. Причем не с мамой (с папой он никогда не пробовал), а именно с родителями. И это очень правильно – и мальчишке нужно, и семью скрепляет. Поэтому если папа в горы, то мы с ним в горы, если мама в круиз, то мы с мамой в круиз. И потом семилетний мальчик не должен чувствовать, что родителям уже за сорок. Они все равно молодые и спортивные. Еще одно «но». Это ж мужика попробуй-ка в наше время куда отпусти без жены, без детей! Подберут, он даже не заметит. Еще молодой, но уже далеко не бедный и не испытавший ярких впечатлений вдали от семьи. Улов неплохой и, по мнению женских журналов, к сожалению, часто попадающийся на удочку. Будем надеяться, что это «но» не из моей семьи. Но боковое зрение работать должно всегда. А мое личное «но» – ну кто же на экзотические острова будет таскать мои неподъемные чемоданы?! И, во-вторых, давайте разберемся, как выглядит со стороны женщина, отдыхающая с мужем, женщина, отдыхающая с ребенком, или женщина, отдыхающая одна. Ну просто даже не поддается никакому сомнению, какой вариант из этих трех нужно выбирать! Поэтому лучше в горы, но всем вместе, чтобы потом так же вместе в круизе вспоминать про совместно пережитое в горах.

Первый раз к поездке в горы я не была подготовлена вообще. Ни к тому, как надо выглядеть, ни к тому, как это страшно и опасно. Просто хотелось доставить мужу удовольствие. Купили какие-то пуховики, не задумываясь, то это или не то. Жарко будет или холодно. Чтобы немного адаптироваться, взяли тренера на всю семью. Одного. То есть на ребенка, который поехал сразу, потому что маленький и ничего не боится. На мужа, который тоже поехал сразу, потому что очень спортивный и боится ударить перед нами в грязь лицом. И на меня. Я не поехала никуда. Просто впала в шок, когда поняла, как быстро эти лыжи едут, и остановить их практически невозможно. И то, что мы видим на экранах телевизоров, это, наверное, компьютерная графика. Потому что живые люди так ездить не могут. Тем не менее через полчаса кое-как начала потихоньку сползать с трассы для грудничков. Как муж меня уболтал сразу поехать на какую-то там отдаленную вершину, я не знаю. Но после этого случая я ему в горах не верю никогда. Предпочитаю руководствоваться собственной интуицией.

– Лен, там такая гора легкая. Просто специально для тебя.

– Для меня любая гора сложная. Даже если без горы, даже без лыж, просто в ботинках. Ты это про что? – Я, конечно, напряглась. Но муж усыпил мою бдительность:

– Ну я же с тобой!

Ну, думаю, действительно. А, была не была! В конце концов, горы, солнце, Швейцарские Альпы! Да вон все как-то едут. Просто надо сильно захотеть. Потом подъемники же везде! Если что, уж как-нибудь и обратно съеду. Еду наверх, дух, конечно, захватывает, я высоты боюсь, но все равно любуюсь, все равно счастлива. Думаю, ну какая же я молодец. Вот взяла так запросто и в сорок лет на лыжи встала. И ничего, съезжала же с детской горки с тренером, и здесь съеду!

Не съехала! Гора оказалась достаточно крутая. Да и не в ней, собственно, было дело. Просто я испугалась, начала падать, плакать. И все. Вот сижу я посреди этой горы, реву. И никто не знает, что делать дальше. Муж меня неуверенно уговаривает:

– Леночка, ну попробуй еще раз. У тебя получится. Ну смотри, как я делаю!

– У, изверг! Это ты меня сюда нарочно затащил! Это ты моей смерти хочешь. Давай веди меня к подъемнику!

– Леночка, а к подъемнику уже невозможно. Тут промежуточных остановок не бывает.

Это был первый урок, который я получила в горах. Если лезешь на гору, сразу думай, как оттуда будешь скатываться. Вернуться на подъемнике нереально!

– Все! Я отсюда никуда не пойду! Делай, что хочешь. Ну не знаю, езжай вниз, найди этого нашего тренера, расскажи, что здесь вот твоя жена распластанная лежит. В конце концов, наши оплаченные два часа еще не прошли. Пусть хотя бы даст совет.

Муж мой уехал. Я осталась кукарекать посередь горы. Время от времени ко мне подлетали бравые удальцы с вопросом:

– Все ок?

Ну и что я должна была им ответить? Когда они от меня только одного ответа ждали, причем с улыбкой.

– Ок, ок, езжайте себе лесом.

А сама думаю, а дальше-то что? Ну не смогу я съехать. Это ежу понятно, меня застопорило. И чего я сюда приперлась? Нет, сама виновата, только сама. Ведь взрослая тетка. Детей двое, родители престарелые, ну о чем только думала?! О душе уже пора, а я в горы полезла! Да и как меня тренер-то посреди этой горы найдет?! Может, уже чем-то махать начинать? Только чем? Лыжей, что ли? Ну просто беда.

Смотрю – едет мой тренер! Да не один, с сотоварищем. Мужа моего не наблюдается.

– Так, снимаем лыжи, палки и ботинки, – тренер сразу взял ситуацию в свои крепкие мускулистые руки.

– Хорошо! Еще что снимаем? – я пытаюсь шутить. Бравые швейцарские парни юмор мой воспринимают. Один берет мои палки и ботинки, второй подставляет свою спину.

– Залезай!

– Это как?

– Это как я тебе сказал. Сама съехать сможешь?

– Не смогу.

– Тогда лезь мне на спину!

– Но вы же меня уроните!

– А ты крепче держись.

Аттракцион был для всей горы. Мне было стыдно, всем радостно, для моей семьи – позорно. Но, главное, с горы меня свезли, первый урок я получила, и все оставшееся время каталась с удовольствием на детских трассах.

Вернувшись в Москву, всем моим знакомым, катающимся на лыжах, задавала один и тот же вопрос. Неужели же вам это нравится? И вы не боитесь?! То есть даже удовольствие получаете? Не врете?

В итоге была собрана бесценная информация, которая и помогла адаптироваться мне в этих абсолютно новых, экстремальных для меня условиях.

Первое. Покупаем красивый прикид. Это очень важно. Без этого просто никуда. На гору нужно заехать с настроением и с подъемника сойти королевой. Ну и что, что кататься не умеешь? А все когда-то не умели. Может быть, ты первый раз. Но зато: ты уверена в себе, на тебе шикарный костюм, который тебе потрясающе идет! Цвета лучше подобрать яркие. Только не красный. Красный – это банально. Смотрится, как детская куртешка. Гора любит бирюзовый цвет. Хорош белый, если он отделан мехом. Лично мне еще нравится оранжевый и салатовый. Не забываем спортивную шапочку и кофту под названием «флис», которая надевается под куртку. Она должна быть в тон. Чтобы, если захочешь расстегнуться, вид не испортился. Если все-таки собираешься кататься, лучше еще надеть шлем. Можно тоже красивый купить. Ну, конечно, внешний вид пострадает, это однозначно. Но все-таки гораздо хуже будет, если пострадает голова.

Извечный вопрос: куртка или комбинезон. В комбинезоне, слов нет, ты эффектнее и стройнее. Но боже, сколько же неудобств! Все-таки это одежда на целый день. В ней предполагается и есть, и, извините, ходить в туалет. Поэтому каждая выбирает сама. Итак, на гору мы уже выезжаем с подъемника в полной красе. Глаз невозможно отвесть от этого неземного чуда. Ну при чем здесь кто и как катается?! Можно для начала просто походить, потом глинтвейнчику. Потом просто позагорать. И так далее. А главное, уже хорошее настроение у нас есть!

Условие второе. Оно же самое главное. И без него никуда. Название ему – индивидуальный тренер. Только так и никак иначе!

– Чего там у тебя на этих лыжах не получается? Не выдумывай. Надо взять тренера!

– Мы брали, ничего не изменилось!

– Кто это мы? На семью, что ли? Ты меня слышишь? Ты себе должна сама тренера взять, на себя саму. Поняла? И сразу поедешь. И сразу все получится!

– А разница-то в чем? И дорого-то как!

– Темнота ты. Вот возьмешь и сразу поймешь, в чем разница. А деньги, по-моему, ты и сама зарабатываешь.

Оксана оказалась права. Разница была огромная. Это тебе не твой собственный муж, словарный запас которого при виде жены на горе был огорчительно ограниченным:

– Ну что ты так раскорячилась?! Ну присядь, что ли! Ну что ты неповоротливая-то такая? Ты на меня смотри. Ну это же элементарно, ну смотри, как я, смотри. Раз, раз.

– Уйди с дороги, зашибу! – В этом случае оставалось только одно: падать, чтобы действительно не зашибить лавирующего перед тобой собственного мужа.

– А может, вам лучше мужа поменять? – советовал доктор, осматривая меня после очередной лыжной травмы уже в Москве.

– Не, мужа я уже раньше меняла. Мне этот муж нравится.

– Ну, тогда приспосабливайтесь.

Индивидуальный тренер оказался действительно выходом из положения. Здоровый молодой парень сначала помог надеть мне лыжи, потом чуть не под руки довел до подъемника, всю дорогу не переставая восхищаться, как это у меня все ловко получается и какая я способная. А уж какая я красивая! А уж схватываю я ну просто все на лету. Хотя это не так уж важно. Важно то, что я в горах и меня окружают необыкновенные красоты. И не нужно никуда торопиться. Лучше лишний раз остановиться, оглянуться и восхититься тем, чего другие, может, никогда не увидят, и возможностей-то у них нет таких. Ну а теперь поехали, только никуда не торопимся. А этих ненормальных мы лучше пропустим. Пусть себе несутся. А мы не торопясь, красоты рассматривая и технику отрабатывая. Ну а если я хочу попробовать совершенно сногсшибательный национальный напиток, то это нам выше. Да нет же, нет, это совсем не страшно. Да, трасса красная, но она пологая, и поедем мы медленно, след в след. Но я же выпить-то хочу? Ну так и поехали! И отдых там будет целых полчаса. И музыка там играет не в пример этой.

И я еду, и я верю своему тренеру. Я верю, что я молодая и красивая, и вот этот вираж получился у меня особенно эстетично. И мне уже даже завтра будет не стыдно прокатиться с собственным мужем. И он поймет, как я преуспела в этом нелегком деле, и будет гордиться мной, и станет ему наконец известно, что немереные деньги на молодых и красивых тренеров тратились не зря.

Муж, правда, ничего оценить не смог.

– А чему он тебя учил-то? И почему ты ездишь-то так медленно?

– Зато я технична.

– Ты? Кто это тебе сказал?

Но я уже не расстраиваюсь. В глубине души я в себя уже поверила, и с пути меня не сбить!

Нет, тренер, тренер и только тренер. Правда, каждый год приходится начинать чуть-чуть сначала. И в этом году начинаем с Михаэлем. И он оказался другим. И он не очень много рассказывает мне про природу и погоду. Он учит меня кататься. Видимо, он чувствует мой потенциал, все-таки третий год на горе. Это уже немало. Пора не просто демонстрировать наряды. Пора, наконец, прекратить панически бояться и начинать получать удовольствие от езды. И вот свершилось. Я еду! Мне нравится скорость и шум ветра, и то, что я могу затормозить в любой момент и объехать новичка. И уже вижу теток в самых красивых комбинезонах. Они еще совсем не умеют кататься, но у них все впереди. И обязательно получится. Главное, чтобы рядом оказался человек, который в них поверит. Который поддержит их в ту, самую трудную первую минуту.

– Браво, Лилиана! Ты это сделала. Посмотри назад. Это же была черная трасса. Та самая Камикадзе!

Ну, ты проехала ее, безусловно, не целиком. Но ты все сделала правильно. Я горжусь тобой, Лилиана!

Я на всякий случай назад не смотрю. А то еще голова закружится от ужаса. Я верю Михаэлю на слово. И я счастлива: «Браво, Лилиана, я тоже горжусь собой. И я не буду про это никому рассказывать. Я это сделала для себя. Я себя преодолела». Я смотрю на величественные горы, на ослепительный снег и чувствую себя частичкой этого мира, мира гор на уровне облаков.

Бальзаковский возраст

Нина Павловна неторопливо подошла к зеркалу и придирчиво посмотрела на свое отражение. Все-таки шестьдесят один год – это уже возраст. Это уже к чему-то обязывает. И это уже далеко не пятьдесят. Потому что пятьдесят лет для женщины – это, можно сказать, расцвет. Это в двадцать кажется, что в тридцать будешь уже старухой. А чем становишься старше, тем понятнее, что возраста как такого нет вообще. Его просто не существует.

Сейчас все женщины, если хоть немного задумываются о своей внешности, выглядят блестяще. Никогда нельзя с точностью сказать (и с неточностью, кстати, тоже), сколько женщине лет. Или кто перед вами стоит, мать и дочь? Или это сестры? Десятку с возраста у Нины Павловны можно было скидывать смело и всегда. Так что в пятьдесят это было просто сорок. Ну, вставалось по утрам тяжелее, это безусловно. Ну, ноги надо было немного размять, косметики чуть побольше. И все! Чтобы этот обман зрения не прекращался, причем не только чужого, но и своего тоже, главное, это все-таки было следить за фигурой.

Весы и разгрузочные дни стали лучшими друзьями Нины Павловны уже давно. А дальше просто стараться ходить легко, летящей походкой и быстро. Лучше даже практически бегать, чтобы никто не успевал ничего понять. А так пробежалась мимо тебя стройная особа, остался только шлейф легких духов, и все. Пробежалась другой раз, уже можно так не торопиться, в мозгах-то уже отложилось – вроде молодая. Когда бежишь не так быстро, видно, конечно, что лет уже не двадцать, но сколько – точно не понятно. Поэтому тут нужно включать улыбку.

Улыбка досталась Нине Павловне от одной иностранки. Именно после знакомства с Мэри улыбка у Нины Павловны стала такой обворожительной!

Улыбаться она любила и знала, что это ей идет. То, что нужно улыбаться как можно чаще, Нина Павловна поняла не сразу, но поняв, оценила это по достоинству и уже с этой самой неподражаемой улыбкой старалась по возможности не расставаться никогда.

Улыбка идет, кстати, всем без исключения. Не все, правда, это понимают или внимание на это обращают. Нина Павловна всегда удивлялась, ну почему вокруг столько мрачных и серых людей?! У них, видите ли, жизнь тяжелая! А и у всех – тяжелая. Ну и что ж теперь от этого расстраиваться и не улыбаться? Расстраивайся, но улыбайся! Наверное, вот этому нам действительно нужно поучиться у иностранцев. Они улыбаются всегда. Или, может, они не расстраиваются.? Или им не из-за чего? А вот это все враки! Нина Павловна это знала совершенно точно и не понаслышке. И это тоже было наследие Мэри.

С Мэри Нина Павловна познакомилась случайно. В один прекрасный день эта иностранная дама стала членом созданного Ниной Павловной клуба.

Про клуб – это совершенно отдельная история. В одно прекрасное утро Нина Павловна решила дать объявление в газету. Ну было время свободное, ну совсем нечего было делать. То есть кастрюли всегда можно грязные найти или шторы, например, постирать. Но Нина Павловна предпочитала отдых активный. Музеи, экскурсии, пешие прогулки. Жить в Питере и не ходить по музеям? Друзья, ну это же просто преступление! А подруги все норовили с внуками да по песочницам. Вот и дала Нина Павловна это самое объявление: «Интересная женщина бальзаковского возраста с разносторонними интересами ищет партнеров для культурного досуга (театры, музеи, прогулки)». Разъяснение в скобках посоветовали добавить в отделе рекламы. Все-таки культурный досуг все понимают по-разному. Чтобы каких накладок не случилось. И накладок не случилось. Спасибо скобкам. Зато образовалась замечательная компания немолодых людей. Людей активных, полных энтузиазма и имеющих свободное время.

У всех же жизнь по-разному складывается. И немногие в преклонном возрасте имеют друзей или просто хоть какой-то круг общения. Или общение есть, но оно сводится к разговорам о болезнях, о невзгодах. О чем говорят друг с другом старые друзья? Чаще всего о семейных проблемах. К сожалению, у нас так принято. Как только увидишь близкого человека, сразу же: «Знаешь, так от этого начальника (жены, сына) устал!» Или еще лучше – кто недавно умер. Ну, это просто любимая тема. Как умирал, чем перед этим болел, что были за похороны, чем кормили на поминках.

А тут собрались люди с конкретной целью – сходить вместе в музей. Определен круг разговоров – о прекрасном. Только. И выглядеть нужно соответственно, и повод есть новую блузку надеть и волосы покрасить. И наконец-то плюнуть на все и купить себе новые очки. Очки – это лицо и еще возможность половину этого лица прикрыть. То есть место, где морщинки вокруг глаз все-таки могут частично раскрыть секрет твоего возраста и объявить, что все-таки уже не сорок.

Первым на объявление откликнулся Иван Иванович. Иван Иванович был отставным военным. Военные никогда не были мечтой Нины Павловны. Песня про настоящего полковника Нину Павловну никогда не воодушевляла. Она считала Ивана Ивановича слегка мужиковатым, и особенно было обидно, когда уже на втором свидании Иван Иванович предложил не ходить в музей, а лучше пригласить его друга Семена Антоновича и сыграть в «дурака». «Ну если бы он еще предложил преферанс», – подумала Нина Павловна. Нет, «дурака» она вынести не смогла и дала Ивану Ивановичу отставку. Слово было, видимо, для него привычное. Во всяком случае он отставку принял с честью и просил звонить, если будет желание.

За Иваном Ивановичем пошла целая череда телефонных звонков. На удивление: люди звонили и звонили. Более интеллигентные, менее, скромные, напористые. Нина Павловна разговаривала с ними обстоятельно, даже придумала маленькую анкету и заполняла ее для себя. Опыт с Иваном Ивановичем ее многому научил.

И вот, наконец, после долгого отбора создался новый круг. Нина Павловна назвала его клубом. Клубом ценителей прекрасного. Вместе ходили по музеям, выезжали в Петергоф или в Павловск. По субботам собирались у нее. Она пекла пирог с вареньем и заваривала свой фирменный чай на травах. И дальше говорили, читали стихи, пели романсы. Иногда смотрели фильмы и потом обсуждали их. Зачинщицей всего была, конечно, Нина Павловна. К этим своим салонным субботам она готовилась заранее, продумывала программы, темы для разговоров. Выискивала стихи, которые подходили бы к выбранной ею теме. Она и сама немного писала. Наверное, это было совсем не профессионально, но от души, и ее новым приятелям нравилось. Она выходила на середину комнаты, красиво поднимала руки и с легким придыханием читала свои вирши. Все было отрепетировано заранее и смотрелось достойно. Поэтому о качестве стихов зрители не задумывались. Им предлагался спектакль. Тщательно срежиссированный самой Ниной Павловной. Все было продумано – от платья до стула, на который в конце чтения нужно было слегка опереться, склонив печально голову. Крики «браво» и аплодисменты не заставляли себя ждать. Нина Павловна была довольна. Сбылась ее давняя мечта. Даже странно было, как это раньше не приходило в голову дать это самое объявление?!

Через какое-то время к честной компании присоединилась иностранка. Дама приехала из Швеции, где жила уже много лет. Бывшая наша, коренная ленинградка, вышедшая в студенчестве замуж за шведа. В городе своей юности она не была очень давно. И, приехав через много лет, уже никого не нашла. Решила откликнуться на странное объявление, потому что одиночество в как будто бы родном городе было непереносимо. Нина Павловна, проведя привычное анкетирование, решила, что знакомство будет как нельзя кстати для всей компании. Мэри (как дама себя теперь называла) волновало буквально все, а друзья, слегка уставшие друг от друга, почувствовали новый интерес к уже ставшим привычными мероприятиям.

Мэри вошла в клуб сразу и органично. Она приехала на месяц, и весь этот месяц активно участвовала во всех придуманных Ниной Павловной делах. Но случилось одно «но», которое Нину Павловну сильно раздосадовало. Нина Павловна перестала быть центром внимания. Внимание переключилось на Мэри. Во время субботних встреч Мэри подробно рассказывала, «как там у них». Нине Павловне было немного обидно, но, как и остальным, поначалу очень интересно.

Вот из этих-то самых рассказов Нина Павловна и поняла, что не все там так беззаботно и радостно. И улыбаются эти заграничные люди вовсе и не от того, что все у них так уж безоблачно. А от того, что они так привыкли. Сначала улыбку наклей, а потом уже из дома выходи. Потом, они просто хорошо воспитаны и никогда не будут загружать твою голову проблемами, отношения к которым ты не имеешь. А может, и сами эти проблемы они проблемами не считают.

Ну, например, сын Мэри после окончания школы послонялся месяц по родному Стокгольму и укатил в Австралию. Родители обнаружили это через два месяца, получив от сына красочную открытку с надписью: «С приветом из Сиднея». Следующая открытка пришла через год. Правда, это была уже не открытка, а фотография. На ней был изображен заросший, бородатый Стив с большегубой негритянкой. В этот раз открытка называлась: «Моя жена Сара ждет ребенка». Когда Мэри это все рассказывала, она уже не улыбалась; правда, и слезами горючими не обливалась. Но если вдуматься – ребенок пропал на два месяца, и никто не заметил. Даже если ребенок уже великовозрастный. Все равно как-то не по-нашему. Это ж можно было сразу сойти с ума. А Мэри не сошла:

– Я думала, он у друга живет.

– А не звонил-то почему?

– Значит, не хотел.

– А ты-то почему ему не звонила?!

– Я не могу давить на ребенка. Это вторжение в его личную жизнь.

– Мрак, – подытожил Марк Евгеньевич, – не по-людски, и с невестой не познакомил, и женщина другой расы. Кто ж у них родился-то? А в гости съездить, проверить, есть ли у молодых что поесть?

– Не приглашал ни разу. Кто родился, еще не написал. Наверное, пока никто не родился. Думаю, уж этой-то радостью с родителями он обязательно поделится! Это у нас принято. Открытку уж точно пришлет.

– Ты же мать! – не выдержала Кира Владимировна. – Вот у нас, когда Федор женился, я каждый вечер что-нибудь приготовлю и к ним бегом. Кто его знает, чем она его там кормит?! Она ж не в курсе, что он любит. А тут я – то с картошечкой жареной, то с пирогом рыбным. Все в одеяло заверну, чтоб по дороге не остыло, и бегом через весь Невский.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Марк Евгеньевич. – Вот это по-нашему. Ну и как же, все ли у ваших в порядке?

– А не знаю. Как-то прибежала, невестка в дверях мое одеяло взяла и говорит: «Вы больше не ходите, я сама тоже готовить умею», – и хлоп дверью передо мной. Я, правда, на следующий день опять пришла. А она дверь не открывает. «Отдайте хотя бы одеяло, – кричу, – им папа ноги укрывает!»

– И что?

– Не открыла. Ну что ты тут скажешь?! Вот уже четыре месяца, как не общаемся. Я ж как лучше хотела.

Нина Павловна заметила, что разговор немного отошел от прекрасного, и все стало как-то скатываться в бытовуху.

Ей, конечно, тоже охота было рассказать, и как от мужа убежала, и ребенка бросила. А потом, после того как любовник на ней не женился, в клинику нервных болезней попала. И как потом долго из этого состояния выходила. Пока не поняла, что не может мужчина быть главным в жизни, это не может быть целью. Было, было, что рассказать, и поделиться иногда просто даже было нужно. Всегда все держать в себе – это было непросто. Но нет, никогда. Это все было давно и возврата к этому не было. И потом, ей сразу представилось, что посыплются же вопросы: «Ну и где же ваш муж, а сын? А что же любовник-то? И как его после этого земля носит!» – на которые она и сама не знала ответов, и, главное, здесь, в созданном ею клубе, речи должны вестись о другом, о возвышенном. По молчаливой договоренности никто и никогда не рассказывал о себе.

И Мэри же была приглашена, чтобы еще больше культуры добавить в их новую, одухотворенную жизнь! Вот тебе и гостья иностранная. Они же ее звали про музеи иностранные послушать, манерам заморским поучиться. Да и вообще, как-то приятно сказать, что твоя подруга в Стокгольме живет!

Нет, все-таки оказалось, что новым друзьям Нины Павловны про сына с невесткой интереснее, чем про архитектуру. Нина Павловна предложила пластинку Лещенко послушать, чтобы вернуть собравшихся к эстетике. Но настрой был утрачен. Пластинку вроде слушали, но не сидели, мечтательно закрыв глаза, а интересовались, что в Швеции на обед едят.

Короче, еле дождалась Нина Павловна, когда Мэри убралась, наконец, восвояси, ждать следующую открытку от Стива с надписью: «Мой чернокожий сын пошел в школу!»

Провожали Мэри всей командой. Каждый принес на память какой-нибудь сувенир. Было сказано много хороших слов на прощание. Кира Владимировна пустила слезу, да и Марк Евгеньевич шмыгал носом. Мэри, как всегда, улыбалась. Видимо, она уже не умела по-другому. Эта улыбка прилипла к ней намертво. Без нее и на улицу не выйти, и в ванну не лечь. Нине Павловне вся эта сцена была неприятна. Она банально ревновала. Ну кто это все придумал? Кто их познакомил? Кто объявление в газету дал? Кто, в конце концов, из своей собственной квартиры салон устроил? И вот, понимаешь, приехала, весь ритм сбила, и все ей еще и в любви признаются. И почему люди такие неблагодарные?! Внешне Нина Павловна старалась свое разочарование не выказывать. На шею Мэри не бросалась, но улыбалась мило и приглашала заезжать, в случае, если в Австралию не позовут.

Но от общения с Мэри Нине Павловне осталась улыбка. Нина Павловна ее еще долго репетировала перед зеркалом, потом пыталась удерживать на лице в течение дня. Это было сложно, все время забываешься. Но когда Нина Павловна поняла, что улыбка сбрасывает пять лет точно, она взяла себя в руки и сделала ее частью своей программы под названием: «Женщина без возраста». Улыбка стала для Нины Павловны необходимой частью жизни, как, например, весы. Поэтому со временем раздражение против Мэри прошло, улыбка осталась, и за это Нина Павловна была ей благодарна. Компания после отъезда Мэри как-то сама собой распалась.

Нина Павловна решила об этом не сожалеть, дала новое объявление в газету. И появились новые знакомые, которые ей показались еще интереснее старых. Можно было опять демонстрировать наряды. Потому что новые покупать было не на что, а со старой компанией все уже было надевано. Можно было опять читать стихи, стоя посреди комнаты и красиво заламывая руки, и чувствовать на себе восхищенные взгляды новых знакомых. Жизнь продолжалась.

Иногда звонил Иван Иванович, и Нина Павловна с радостью соглашалась с ним встретиться. Обычно это происходило в периоды смены посетителей салона. И эти встречи были ей приятны. Она отдыхала рядом с Иваном Ивановичем, расслаблялась. Не нужно было принимать позы и помнить про обворожительную улыбку. Они даже играли в подкидного «дурака». Нина Павловна надевала халат и тапки, целую неделю не вставала на весы.

Но через какое-то время ей опять хотелось возвышенного общения, хотелось зрителей. Иван Иванович отодвигался в сторону, Нина Павловна тщательно красила волосы и опять отправлялась с новыми друзьями на экскурсии по музеям Питера.

Еще не старая женщина, полная сил и желания нравиться.

Разговоры о любви

Уроки для взрослых

Поздно вечером в квартире Тани Игнатовой раздался телефонный звонок.

– Танечка, тут одна дама очень просит позаниматься с ней индивидуально.

– И как она себе это представляет? – Таню нервировала людская бесцеремонность.

– Представляет, что вы будете к ней ездить на дом. Сразу скажу, что руководство не возражает, и она готова вам очень прилично платить.

– Нина Евгеньевна, ну вы же знаете мою ситуацию. Мне кажется, это абсолютно нереально. Потом, когда? У меня сейчас группа, времени просто нет.

– Танюш, это моя личная к вам просьба. По поводу нее был звонок. Отказать я не могла. Я уже дала номер вашего телефона. Во всяком случае, выслушайте ее.

– А она может хотя бы ко мне домой приезжать?

Администратор курсов заочного обучения Нина Евгеньевна тяжело вздохнула:

– Похоже, нет. Но платить она будет.

Странный какой-то разговор. Тане сейчас совсем не к месту. Но она решила не задумываться раньше времени, может, еще никто и не позвонит.

Месячные курсы «Бухгалтерский учет в совместных предприятиях» Таня Игнатова вела уже год. И, надо сказать, делала это довольно успешно. То есть и слушателям нравилось, и ей самой тоже. А ведь сначала даже не думала, что из этой авантюры что-нибудь получится.

А начиналось все так. У Тани совсем разладились отношения с директором компании, в которой она работала главным бухгалтером. На работу шла, как на каторгу. Директор постоянно Таню в чем-то подозревал: то в том, что она мало работала, то в том, что она недостаточно квалифицированна. Или Таня просто его раздражала своими советами. А как не советовать, когда он всякие глупости придумывает. Совместные предприятия тогда только начинали свою деятельность, все было не очень понятно: как работать, по каким нормативным актам, с какими документами? То есть даже Танюше Игнатовой непонятно – бухгалтеру со стажем, а Таниному директору, простому инженеру, почему-то все было понятно. Специалистом Таня считала себя неплохим, знающим, в меру смелым, в меру прогрессивным. Несмотря на Танин тридцатилетний возраст, опыт работы главным бухгалтером у нее уже был. Так что сомнительные идеи директора не могли вызывать у нее одобрения. И она говорила ему об этом прямо. При этом, наверное, не всегда корректно указывая ему на его недалекость. В общем, не сложилось у Тани Игнатовой с директором. А если у главного бухгалтера не складывается с директором, то кому-то надо уходить. Поскольку предприятие принадлежало не Тане, а ему, выбора у Тани Игнатовой не было. Уходить пришлось ей.

Все как-то не складывалось в тот период в Таниной жизни. Муж заявил, что совместная жизнь с Таней его больше не устраивает, и он решил уйти. Директор предложил уйти ей самой. Так что одновременно все расползлось в разные стороны. Навалилось все и сразу. Но по своей натуре Таня была человеком сильным и умела начинать сначала. В личной жизни уже гулял вокруг Тани один ухажер. И вариант был неплохой, так что оставалось решить рабочий вопрос.

Общие знакомые предложили попробовать почитать лекции в одном из открывающихся коммерческих центров обучения. Как раз требовались преподаватели бухучета, причем именно на учет в совместном предприятии.

Таня задумалась, получится ли? И может, действительно, попробовать? А почему нет?

Для начала нужно было подготовить пробное занятие на полтора часа. Таня Игнатова умела общаться с людьми, умела располагать их к себе. Жалко, что тема для общения была такая нудная. Но можно и про нудное рассказывать весело. Таня на какое-то время задумалась, а потом села и написала свою лекцию. Главное, чтобы было интересно. Работала Таня давно, всяких смешных и интересных моментов в ее практике было достаточно, ну и немного, не утомляя особо слушателей информацией, можно и про бухучет поговорить. Больше всего Таня боялась рассказать про все за десять минут. Мама, бывший профессиональный педагог, посоветовала каждую часть лекции в тетрадке расписать поминутно и не отклоняться от плана.

Так Таня и поступила. Трясло, конечно, Танюшку от страха, и голос дрожал, но лекцию она выдержала, и где-то в середине занятия поняла, что ее слушают. Причем с интересом! И там, где должны по ее плану улыбаться – улыбаются, где смеяться – смеются. В конце подходили, благодарили, спрашивали, где можно еще послушать лекции Тани Игнатовой. Таня не стала распространяться, что это ее первое в жизни занятие. Может, кстати, и последнее. Но было очень приятно, что кто-то хочет послушать ее еще раз.

В Коммерческом центре Танину работу оценили положительно и предложили ей вести месячные курсы. Вечерами, три раза в неделю. Таня плясала от восторга! Красота! Целый день дома. Занимайся своими делами, три вечера в неделю напрягись – и свободна. Мечта, а не работа! Правда, лекции надо было как-то написать, потом их запомнить и людям так рассказать, чтобы они поняли.

Танюша нашла свои старые институтские учебники и, к своему великому изумлению, ничего в них не поняла, как будто на китайском языке написано. Сама удивилась, как она училась-то и экзамены сдавала на положительные оценки? Позвонила в Центр: «Я с удовольствием чему-нибудь научу ваших слушателей. Вот только чему учить-то, объясните. Научу чему-нибудь плохому, сертификат-то Центр будет давать?»

– Ну что вы, Татьяна Анатольевна, вы так давно работаете, сами знаете, чему и кого надо учить!

– А еще такие лекции ведет кто-нибудь?

– Ну, просто бухучет ведет один преподаватель, профессор.

Таня решила профессора посетить, все у него переписать, а потом самой рассказывать. Ну все, волноваться больше не надо!

Профессор оказался старушкой лет восьмидесяти, с дефектом речи и, как Танюше показалось, уже и с дефектом головы. Во всяком случае, про что она рассказывала, Таня понять не могла. При том, что всю лекцию очень напрягалась. К концу занятия Таня поняла, что больше она к ней не придет и людям эти лекции читать не будет никогда! Просто непорядочно как-то получится. Курсы все-таки платные и денег стоят немалых. Ну должен же народ хоть какое-то удовлетворение, кроме корочки, получить. Даже если просто анекдоты рассказывать, и то больше было бы толку, чем от лекций этого профессора. Таня начала волноваться. Через неделю нужно что-то три раза в неделю людям говорить, а что говорить, непонятно. И никому, главное, дела нет.

Таня решила зайти с другого конца. Выяснить, что это за люди и зачем им все это надо. Может, им это не очень уж надо, тогда можно с ними хоть песни разучивать, лишь бы они довольны остались. Поехала в Центр, просмотрела анкеты. Да нет, песни им, видимо, не нужны. Нужен все-таки бухучет. В основном это были люди с высшим образованием, которые хотят открыть свое дело. На дворе 1995 год, все хотят быть бизнесменами. Вот удивительно все-таки, почему люди думают, что за двенадцать занятий можно узнать то, что студенты в институтах учат целых пять лет?

В общем, задача Тане Игнатовой была ясна. Этим людям надо помочь и объяснить им доступно, как жить, если в твоей жизни появляется такое дело, как бухгалтерия. Не стать при этом сумасшедшим, остаться нормальным человеком и одновременно вовремя сдавать балансы и платить налоги.

Она придумала такое абстрактное предприятие с сотрудниками, с их зарплатами. Кого отправила в отпуск, кого на больничный, придумала им какую-то деятельность и за месяц подвела итоги. Получилась сквозная задача. Таня ее разбавила полезной информацией: как найти правильный подход к налоговому инспектору и что делать, если работник запил и не вышел на работу. Вышло познавательно, легко и не скучно. Главное, не скучно самой Тане. Посетив лекцию профессора, Таня поняла: для того, чтобы тебя слушали, нужно, чтобы нравилось самой. Нет… это не совсем правильно. Нужно, чтобы было легко и весело, чтобы не сухие и скучные факты излагались, а чтобы за словами стояла жизнь, и все были вовлечены в процесс.

Итак, идея была сформирована, лекции написаны. На целый цикл. И Таня начала отрабатывать свое детище на свободных слушателях.

Все рассчитано было абсолютно верно. И с тех пор Таня Игнатова всегда начинала первое занятие со знакомства. Поднимала каждого, он представлялся, рассказывал, кто он, что он и зачем сюда явился. Ей было важно всех расшевелить, всех вовлечь, пусть люди поговорят, друг друга поисправляют, послушают себя. Сделала все так интересно, что сама удовольствие получала и всем нравилось. Даже хулиганить начала. Танюша всегда выглядела значительно моложе своих лет. Открывают аудиторию на первое занятие, и все ждут, какой он будет, этот преподаватель – дядька с бородой или тетка в очках? И когда Таня садилась за стол преподавателя, люди испытывали шок: «Чему нас может научить эта пигалица?! Да мы ей в родители годимся! Короче, верните деньги!» – Отлично, цель достигнута. Для чистоты эксперимента Таня на первое занятие специально одевалась достаточно легкомысленно (юбка короткая, хвостик с яркой заколкой). И вот за первый час она должна была переубедить этих людей, настроить на рабочий лад. Они не должны были пожалеть, что попали в ее группу.

Работу свою Таня очень полюбила. Люди попадались сплошь интересные, самой было чему у них поучиться. Иногда, правда, совсем даже наоборот. Сядет вот такая вредная тетка на последнюю парту и ухмыляется целый урок. Вот кто его знает, чего ухмыляется? Может, у нее нервный тик, а может, Таня какую-то околесицу несет? А тетка про это все понимает. Теперь пойдет, нажалуется, и выгонят Таню с «три раза в неделю на работу ходить». «Не поддавайся, Танюшка, на провокации! – говорила Таня сама себе в такие моменты. – У тебя в классе тридцать человек, и ухмыляется только одна. Не могут же все быть дураками, а одна умной?»

В итоге на последнем занятии именно эта тетка благодарила больше всех, говорила, как ей было интересно.

Таня рассматривала телефонную трубку. «Что же мне все-таки делать с этой индивидуальной слушательницей? Ну вот что я ей скажу, если она позвонит?»

Что греха таить – самоотдачи лекционная работа требует огромной. Держать аудиторию – это не просто, после занятия выжата, как лимон. Хорошо, что Таня придумала систему, когда работают все, а не она одна. Все-таки разрядка. Можно вздохнуть, перевести дух, заглянуть в конспект. Но индивидуально она никогда не работала! Получится ли? Да и, честно говоря, представила Таня себе этакую фифу – жену нового русского. Не может она, видите ли, в коллективе! Видите ли, противно ей в общей массе про новое узнавать. Нет, нужно отказываться!

– Татьяна Анатольевна? Мне ваш телефон в Коммерческом центре обучения дали. Я бы хотела пройти курс бухучета. – Голос был достаточно приятный.

– Здравствуйте, мне говорили о вас. Следующий курс начинается через две недели. Три раза в неделю, занятия проводятся вблизи метро «Войковская», очень удобно, – со злорадством в голосе ответила Таня. Она решила эту студентку поставить на место сразу.

– Мне это неудобно, я договорилась об индивидуальных занятиях.

Вот как, она уже, оказывается, договорилась! Таня начала уже тихо заводиться. «Спокойно, Ипполит, спокойно!»

– Как вас зовут?

– Нелли Владимировна.

«Буду отказывать ей, не хамя, а по науке», – решила Таня. Есть такая схема, кстати, она очень правильная и дает возможность отказать собеседнику так, чтобы он не остался с ощущением, что у него есть еще какие-то шансы. При этом человек остается и не очень раздосадованным. Сначала надо сказать твердое «нет». Потом объяснить причину этого. А потом уже пообещать, что в дальнейшем, когда-нибудь, что-нибудь можно будет сделать. Главное, эти три пункта не перепутать местами. Сначала твердое «нет». Хорошо, начали:

– Уважаемая Нелли Владимировна, к сожалению, это невозможно, я не веду индивидуальных занятий. – Точка, пауза, ждем реакции. При этом голос у Тани – твердый, бескомпромиссный. Сама собой начала гордиться.

– Но, Татьяна Анатольевна, мне сказали… – А вот у дамы-то голос уже растерянный, видно, давно ей в жизни никто не отказывал.

– Нелли Владимировна, приношу за Центр свои извинения. Но, действительно, и времени у меня нет, и опыта таких занятий тоже.

Немножко Таня смягчилась. Наверное, зря.

– Я вас очень прошу (тон совсем не просящий, но и не требовательный), поверьте, мне очень нужны эти занятия. А в группе я действительно не могу заниматься, вы потом сами поймете, почему. Безусловно, вам придется ездить ко мне домой, поэтому назовите вашу цену.

И тут Тане стало любопытно, что за человек находится на другом конце провода, какая она, эта Нелли Владимировна. И Таня Игнатова решила дать себе последнюю попытку отказаться от этого сомнительного мероприятия. Она назвала абсолютно заоблачную сумму, ну просто нереальную. Столько занятие не стоит, Таня это понимала, причем ни у кого не стоит. Она, в конце концов, не в МГИМО тетеньку готовить собиралась. Но слово было уже произнесено. На том конце провода тоже человек был неглупым и тоже сразу понял, что цена какая-то странная и совсем неадекватная. Но мадам решила держать марку до конца. Практически без паузы прозвучало:

– Хорошо, завтра в девять жду вас у себя. – Объясняет адрес и хлоп трубку! Таня в растерянности осталась сидеть рядом с телефоном. «Вот это да! Что делать-то? Ну и влипла!» – Тане стало стыдно, что она запросила такую сумму. Но кто мог предположить, что мадам согласится? Таня же просто так сказала, чтобы та отстала. Ну вот, достанется теперь Танюшке от родственников. Опять они будут винить ее в меркантильности.

Вот ведь как Тане от них досталось, когда она несколько лет назад продала коляску своего сына Никитки! Коляска попала к Тане уже далеко не новой. Но была она безумной красоты, «под кожу», терракотовая, с окошками. (Это потом Танюша поняла, что окошки нужны специально, чтобы у ребенка косоглазие развивалось. Какой-то немецкий враг ее сделал. Или он бездетный был.) Но главное – эта коляска плохо ездила. То есть из дома она выезжала, но стоило Тане начать переходить дорогу, как у коляски начинали отваливаться колеса. И непонятно, что было делать – за колесами бежать или коляску на руках нести. Хорошо, граждане у нас сердобольные и сами бегали между машин, вылавливая отвалившиеся колеса. Не коляска была, а мучение. Никитка вырос, коляску можно было на самом деле просто выкинуть, но Таня написала объявление и повесила возле магазина «Детский мир». В тот же день ей позвонил молодой человек и сказал, что прочитал объявление и готов к покупке. Про цену, что характерно, не спросил. Таня решила, может, даст хоть что-то, и то ладно. Молодой человек оказался морским офицером, совершенно хлопнутым по голове известием, что у него родилась дочь. Таня сразу сообразила, что он не в себе. А коляска, действительно, была красоты невероятной! Короче, продала ее Таня дороже, чем купила. Офицер как с глупой улыбкой пришел, так с глупой улыбкой и ушел. В придачу он вез Никиткину коляску. Семья не разговаривала с Таней Игнатовой целую неделю.

Таня стола на углу сталинского дома, напротив американского посольства. Без десяти минут девять. Пришла вовремя, как штык. Еще бы, за такие деньги опаздывать Таня не имела права ни на минуту. Раньше приходить тоже нельзя, решила постоять еще минут пять. Как Тане казалось, подготовилась она достойно – и внешне, и внутренне. Конспекты в портфеле, одета строго, но дорого, в сумочке сменные туфли, чтобы не ходить в чужих стоптанных тапках. Таня терпеть этого не могла.

Дверь ей открыла довольно миловидная женщина лет сорока восьми, приятно улыбнулась и пригласила войти в комнату. В комнату шли долго, через сеть коридоров. Когда дошли до места назначения, Таня, чтобы показать серьезность намерений, попросилась вымыть руки. Пусть видят, что она еще и чистоплотная, и за их шальные деньги заразу в дом не принесет.

– Наши занятия будут длиться полтора часа, сначала теория, потом практические занятия, потом проверка домашних заданий. Предупреждаю, задавать буду много, выполнять задания строго обязательно! – Таня говорила четким поставленным голосом. Нелли немного струхнула. Уже небось пожалела, что в эту историю ввязалась, но пыталась изо всех сил виду не показывать.

– А у меня получится? А что, если нет, может, я неспособная какая?

– Да не волнуйтесь, я на то и здесь, чтобы у вас все получилось, – немного смягчила Таня тон.

– А сколько занятий всего? Как думаете, мы за месяц уложимся? – А что Таня могла думать? Может, они и за два дня уложатся. Таня же никогда не вела индивидуальных занятий. Может, это будет, как с той лекцией за десять минут? Вслух Таня глубокомысленно произнесла:

– Все будет зависеть от ваших способностей. У вас, я надеюсь, образование высшее?

– Да, но оно гуманитарное, я филфак МГУ в свое время заканчивала.

– Ну вот видите, языки знаете, значит, память у вас хорошая, точно все будет в порядке!

– Вы знаете, Татьяна Анатольевна, я все время чему-нибудь учусь, то дизайну, то на стилиста.

Тане стало немного понятнее, что здесь происходит. То есть дамочка постоянно чему-нибудь учится. Убивает свободное время. Ну, тоже достойно уважения, не просто в окно смотрит и по телефону разговаривает. С другой стороны, лучше бы она пошла учиться шторы шить, все больше пользы. Говорить это вслух Таня не стала, не профессионально.

– А почему в этот раз именно бухучет учить будем?

– Муж хочет мне предприятие подарить. – Ну вот, уже зацепка есть.

– Ну что, тогда начали!

Таня занималась с Нелли уже второй месяц, и не потому, что у ее подопечной что-то не получалось. Схватывала Нелли быстро, задачки Танины дурацкие решала легко. Просто обе стороны быстро поняли, что общение доставляло обоюдное удовлетворение, и решили не торопить учебный процесс. Периодически Таня давала Нелли отдых, и тогда они с удовольствием обсуждали что-нибудь очень далекое от бухучета. При этом Таня не забывала поглядывать на часы, помня, сколько денег она за эти занятия получает. Поэтому больше 15 минут разговаривать на отвлеченные темы она себе не позволяла.

В соседней комнате занималась с преподавателями тринадцатилетняя дочь Нелли Ксения. В основном английским, при чем, как заметила Таня, англичанка в перерывах между занятиями еще и за хлебом бегала. К Тане с такими просьбами Нелли не обращалась.

Два раза в неделю к Ксении ходил учитель пения. Почему они все решили, что у девочки есть слух, непонятно. То есть понятно, что его не было. И Тане безумно сложно было сохранить всю серьезность, когда она слышала, как Ксения никак не могла попасть в ноту. Но раз от раза получалось лучше. Как-то Таня ехала в лифте вместе с этим концертмейстером:

– Ну у вас талант! Вы ее все-таки чему-то научили!

– Да ну что вы! Просто я теперь даю ей петь только те ноты, которые она точно возьмет, и произведения подбираю соответственные. Тяжелый все-таки у нас труд. Всегда же видишь – толковый ученик или полный бездарь. Но вслух сказать не моги. Восхищайся, деньги и за это получаешь.

При общем, на первый взгляд, благополучии Таня видела, что в семье все непросто. Папу она не встречала никогда, но, судя по всему, он где-то существовал. Кто-то же это все оплачивал. Понятно было, что Ксения – поздний ребенок.

– Ксения мой третий ребенок, двое детей у меня умерли, – ответила на Танин немой вопрос Нелли Владимировна.

– При родах?

– Нет. Старший сын погиб, ему было девятнадцать, а вторая дочь родилась очень больная, прожила три года. Нам с мужем сразу сказали, что она не жилец. Но мы боролись. Всех светил на ноги подняли. Ничего не помогло. А после смерти Юлечки Андрюша, это наш покойный сын, начал нас упрашивать родить еще ребенка. Я даже слушать не хотела, а потом поняла, что для него это слишком серьезно. Понимаете, он как будто чувствовал, что скоро уйдет, понимал, что не может нас одних оставить. Так Ксения появилась. Ну ладно, не будем о грустном. Зато Ксения очень здоровая девочка. Она вообще не болеет. И очень талантливая. Ну вы же слышите, как она поет? – Таня с радостью подхватила мысль о талантливой Ксене, чтобы закрыть неприятную тему. А через пятнадцать минут снова:

– Ну, давайте к нашим баранам. Так какое получается сальдо – дебетовое или кредитовое?

В тот памятный солнечный день у Танюши было на редкость прекрасное настроение. Она снова, уже в который раз, подходила к практически родному дому. Занятия эти были нескончаемыми. Бухгалтерских задач можно придумать море. Никто не хотел расставаться, Нелли готова была платить, Таня с удовольствием преподавала и общалась с интересным и неглупым человеком.

Нелли Владимировна открыла дверь, и Таня сразу поняла, что сегодня что-то не так.

– Татьяна Анатольевна, занятия сегодня не будет, пойдемте на кухню.

На столе стояла наполовину пустая бутылка коньяка, рюмка, тарелка с лимоном, сыр. Таня немного помедлила. Этого еще ей не хватало! Понятно стало, что полбутылки коньяка Нелли уже выпила самостоятельно. И это несмотря на раннее утро.

– У меня сегодня годовщина смерти сына. Сядьте, давайте помянем. Вы не волнуйтесь, я занятие оплачу, просто в голову все равно ничего не полезет, – она достала вторую рюмку, налила по полной.

– Ну, светлая память, – и залпом выпила. – Андрюша погиб в армии. Мы уже закрытый гроб получили. У меня ведь отец генерал. Мог спокойно его от армии отмазать. Нет, говорит, в нашей семье дезертиров не будет! Андрей скромный был, тихий. Мне, конечно, надо было настаивать. Какая армия? Но он тоже: «Раз дед так решил, пойду!» – и муж был не против. В общем, считайте – собственными руками. Простить себе не могу. Папа так от удара и не оправился. Умер через месяц после Андрюши.

– А как погиб-то? – Таня все еще сжимала рюмку в руке, боясь пошевелиться.

– Сказали, что осложнение после гриппа, воспаление легких. Ты понимаешь, я с ним за день до этого по телефону говорила! Не было там никакого гриппа! Вроде показалось, что что-то не в порядке. Спрашиваю: «Андрей, что-нибудь случилось?» – «Мам, не волнуйся, сам разберусь». Надо было ехать, бежать надо было!

Нелли вытирала непослушными руками мокрое от слез лицо.

– Танечка, слушай, девочка, за детей нужно бороться, они никому кроме нас не нужны. И они знать должны, что мать их вытащит из любой ситуации. А я не вытащила. Могла, обязана была, а не вытащила.

– Но как же, кто-то же был виноват? – Таня плакала уже вместе с Нелли. Примеряла рассказ Нелли на маленького Никитку – Искали, судились, – бесполезно, и сейчас я состою в обществе матерей, дети которых погибли в армии, стараюсь как-то помочь. Ладно, совсем я вас перепугала. Спасибо, что выслушали меня. Это, знаете, та боль, которая не отпускает никогда; может немного притупиться, но она всегда со мной. И мальчик мой со мной.

Таня шла домой совершенно оглушенная. Так вот откуда эти бесконечные курсы, уверенность в том, что у Ксении все будет хорошо. А если так не думать, можно с ума сойти. Вот тебе и богатая дамочка! Вот и деньги, и собственные предприятия! Такое пережить – никому не пожелаешь. При этом не озлобиться на весь свет и продолжать жить. И пытаться все, что можно, дать еще одному ребенку и помогать семьям, где тоже погибли сыновья. Только теперь Таня поняла, какая сильная женщина сидела перед ней вот уже два месяца. И непонятно, кто кого учил все это время? И кому эти уроки нужны были больше?

Все так же светило солнце, по улицам шли радостные москвичи, и им было странно видеть заплаканную Таню. Таню, которая за сегодняшнее утро стала другой. Перед которой жизнь открылась с новой стороны.

Все когда-нибудь кончается. Закончились и занятия Тани с Нелли Владимировной. Расставаться было жалко, обе очень привыкли к этим встречам. Но границ не переходили и подругами не стали.

В своих мыслях Таня Игнатова еще долго потом ориентировалась на Нелли. На ее оптимизм, на желание все преодолеть и превозмочь. И собственные беды уже не казались Тане такими страшными. Таня теперь знала: с любой бедой в жизни можно справиться, только нужно быть очень сильной. И верить в себя.

По-соседски

Жанна раздраженно пыталась открыть вечно заедавший замок. Больше всего на свете ей не хотелось сейчас кого-то видеть, общаться, отвечать на дурацкие вопросы. Скорее всего, опять к ней рвется соседка.

Матильда Ивановна на вид тянула лет на сто, но по темпераменту она могла дать фору любой молодой девчонке. Маленькая юркая старушка была в курсе всего, что происходило в доме. Причем она не просто входила в курс дела и отстаивала свою точку зрения. Матильда должна была жить в состоянии войны. Она все время с кем-то боролась. Достойные противники находились всегда: магазин, который располагался под ними и не соблюдал ни правил социалистического общежития, ни санитарных норм; ЖЭК, который не делал ремонт в подъезде. На худой конец, в противники записывались дворники, которые посыпали улицу солью и тем самым портили Матильдины сапоги «прощай, молодость».

Слышно Матильду было издалека, старушка отличалась голосом громким, с визгливыми интонациями. Может, кричала от того, что уже плоховато слышала, а может, просто, чтобы обратить на себя внимание. Скорее всего, второе, так как стены для ее слуха никогда не были преградой. Вездесущая и всеведущая. Да и квартиры в их хрущевке особой звукоизоляцией похвастаться не могли.

Жили практически коммуной, – все, как на ладони. На лестничной клетке три квартиры: ее, Жаннина, Матильды и Марины с семьей. Невозможно было скрыть то, что происходило за закрытыми дверями: во сколько пришел муж Марины Михаил, какую оценку получил их балбес Ванька (на него, правда, Марина начинала орать прямо в дверях), с кем ведет тяжбу в данный момент времени Матильда. А все почему? Потому, что мы любим выяснять отношения с порога. Открыли дверь и давай выливать на стоящего в дверях все, что думаем, все, что нам кажется. Не задумываясь, а кто там нас слушает?

Жанне было ни к чему слушать, ей Матильда регулярно звонила в дверь и сама пересказывала своими словами последние события. Новости Маринкиной семьи рассказывались в фоновом режиме, как что-то само собой разумеющееся и не очень интересное, поскольку сама Матильда мыслила широко, практически в масштабах государства, и поэтому ей постоянно нужны были свидетели и подписи на бесконечных заявлениях. Писала Матильда всем подряд: в домоуправление, во всякие там городские и районные советы, даже в министерства.

Жанна знала: Маринка с Мишей ничего не подписывали. Со словами: «А нам не мешает!» – они лениво посылали Матильду подальше.

– Что значит, не мешает?! Хорошо, вам нет дела до того, что творится в государстве. Но холодильник! Он же гудит. Я спать не могу! – взвизгивала старушенция.

– Так вы беруши купите!

– А чего это я в собственном доме должна в берушах жить? Это с какой это стати уши свои портить?! – Матильда вставала в боевую позу, упершись сухонькими кулачками в бока.

Матильда могла бы еще много чего рассказать про свое здоровье и недовольство магазинным холодильником, но Миша перед самым ее носом быстро закрывал дверь.

– Безобразие, – с этими словами Матильда трезвонила уже в дверь Жанны.

– Жанн, неужели ты тоже не слышишь, как шумит холодильник? Всю ночь гудит! У-У! Тихо-тихо так! Ну я же не сошла с ума. Мне же все это не кажется…

Жанне неудобно было сказать прямо, что, может, и кажется, она со вздохом подписывала заявление, только чтобы старушка не расстраивалась.

– Вот-вот! Я говорила! А Мишка – злодей! И Ванька у него таким же вырастет! И Маринка ихняя квашня квашней. Достучится, во всем мужу потакает. Спасибочки-то он вряд ли ей скажет. Поплачет еще Маринка, помяни мои слова!

От зоркого взгляда Матильды Ивановны было не скрыться. Стало быть, она знала, что от Жанны ушел Андрей. Жанна не любила выяснений на публику, уж она-то всегда следила, чтобы все высказывалось друг другу после того, как входная дверь была плотно закрыта. Но здесь было не скрыться. При расставании Жанна отрезала:

– Уходишь? Тогда вместе с вещами.

Андрей долго носил коробки и сумки, коих оказалось немало, хлопал дверью, бегал со второго этажа на первый взад-вперед. Жанна только удивлялась тому, сколько же у Андрея всякого барахла и как быстро муж сумел поделить нажитое за пять лет имущество.

– Ну ты же магнитофон все равно не слушаешь? Тебе эта лампа никогда не нравилась!

Жанна только пожимала плечами. Ей было все равно, лишь бы поскорее закрылась за мужем дверь в последний раз, лишь бы уже остаться одной. Хотя ее никто и не спрашивал, Андрей разговаривал сам с собой. Вопрос задал и в ответ открутил от стены полочку. Ну действительно! Магнитофон же должен на чем-то стоять!

Почему ни у кого из них нет дверных глазков? Насколько легче было бы Матильде Ивановне! А то прислушивайся вечно, томи себя догадками. И у Марины не было, и у Жанны. Жанна знала, что Матильда все это время стояла у себя под дверью. Она прямо видела любопытную бабулю в коротком халатике и стоптанных тапках, прижавшуюся ухом к двери. Тем не менее дверь интеллигентная Матильда не приоткрыла и сразу, как стихли шаги, в квартиру Жанны трезвонить не стала. А ведь Жанна тогда ждала звонка Матильды и была бы даже рада ей. Нет, не позвонила. Вероятнее всего, на цыпочках отошла от своей двери и вернулась в кровать, слушать холодильник.

Надо отдать должное тактичности соседки: прошла уже неделя, а напрямую никаких вопросов Матильда не задавала. На лестнице Жанна несколько раз сталкивалась с бодрой старушенцией, которая, перепрыгивая через две ступеньки, неслась куда-то со своими бумажками.

– Здравствуй, Жанночка.

По вкрадчивому «Жанночка» и бегающим глазкам Жанна понимала: Матильда в курсе, и ей Жанну жалко. Жанне и самой себя было жалко. От того же, как на нее смотрели окружающие, и вовсе становилось погано на душе. Господи, и за что ей это все?

Жанна слушала настойчивый звонок в дверь и думала: «Может, и вообще не открывать?» Очередные петиции подписывать Жанна точно не хотела, обсуждать с Матильдой историю ухода Андрея – тем более. И все-таки Жанна слезла с дивана, нашарила ногами тапки и побрела открывать дверь. На удивление, в дверях стояла Маринка. В шелковом халате в пол, с подведенными глазами и с начесом на голове она смотрелась по меньшей мере странно для воскресного вечера.

Матильда была права. Жанна тоже удивлялась Маринке. Ну почему не сходить в парикмахерскую, почему не похудеть, в конце концов. Сколько ей лет-то? Двадцать восемь? На два года моложе Жанны, а выглядит, как ее старшая сестра. Пальто старомодное, ботиночки всепогодные на шнуровке, беретка эта зеленая. Дома – вечный байковый халат. Да нет, Жанна не осуждала, она хорошо относилась к этой паре. Просто удивлялась наплевательскому отношению соседки к себе самой, какой-то ее удивительной несовременности. Мишка был интереснее жены, и внешне, и внутренне.

Маринка была нудной. Заладит что-нибудь про Ваньку, про его очередную болезнь, и нудит, и нудит с подробностями, которые важны только ей одной. Мишка мог жену оборвать:

– Хватит тебе, это никому не интересно, пусть лучше Жанна расскажет, как они с Андреем в кино сходили.

Маринка тяжело вздыхала, даже отворачивалась. Жанне становилось неуютно от этой ее беспочвенной ревности, но Маринка быстро брала себя в руки, и разговор продолжался как ни в чем не бывало. Они общались по-соседски, иногда заходили друг к другу в гости. Нечасто. Вместе смотрели какой-нибудь фильм. Закадычными друзьями не были, но общались регулярно. Маринка встречала соседей в своем вечном байковом халате, подпоясанном веревочкой. Почему веревочкой, где она ее взяла? Если потерялся родной поясок, можно же что-то придумать! Ну, если ты уж совсем с этим халатом расстаться не в состоянии. Раз уж он так тебе дорог! Мишке халат тоже не нравился, во всяком случае, он как-то пошутил, перефразируя известную песню «Кавалеры приглашают дамов, там, где брошка, там – перед»:

– Где пятно от супа – там перед. Две шаги налево, две шаги направо!

Маринка тут же надула губки.

– Так только надела же! Ну, пролила компоту, и что?

– Ни-че-го! – успокоил тогда Мишка жену. – Андрей, а у твоей жены халат есть? Я никогда Жанну в халате не видел!

– Есть! – расхохотался Андрей. – Она его перед сном надевает! – И с гордостью посмотрел на всегда стильную и красивую жену.

В последние дни Жанна постоянно прокручивала в голове и эти взгляды мужа, как ей казалось, брошенные на нее с любовью, и частые высказывания их общих друзей о достойном подражания умении Жанны элегантно выглядеть. Почему? Почему ушел Андрей? Где она допустила ошибку, на каком этапе стала неинтересна собственному мужу?

И вот, пожалте, перед ней стояла Маринка в образе японской гейши.

– Ой, Жанна! – Маринка начала рыдать прямо в дверях. – Чего мне Матильда-то рассказала. Тебя, оказывается, Андрей бросил! И вещи все вынес!

Жанна схватила Маринку за рукав шелковой красоты и решительно втащила в квартиру.

– Ну, ушел. Чего на весь подъезд про это выть? И потом, ты-то чего плачешь? Я же не плачу!

– Ты, Жанна, сильная! – Маринка размазывала по щекам тушь поверх румян.

Жанна со вздохом пошла на кухню:

– Чаю?

– Давай, – всхлипнула Маринка. – А у тебя зефир есть?

– Пастила подойдет?

– Наверное, я видела в телевизоре: от зефира не поправляются и от мармелада. Решила вот на диету сесть.

– А совсем от сладкого отказаться не пробовала?

– Нет, совсем без сладкого я не могу, мне сразу грустно делается.

Маринка деловито села на табуретку, заняв собой половину шестиметровой кухни.

– Жанн, что произошло, объясни толком. Вы ж не ругались! Мы вот с Мишкой как начнем, так на весь дом. Сначала мы покричим, потом Ванька разорется. А у вас все время тихо.

– Просто мы не кричали друг на друга в дверях.

– Поругались, что ли?

Жанна разлила чай, отвернулась к окну. На улице, несмотря на воскресный вечер, сновал народ. Их магазин – единственный в районе – работал по воскресеньям. Права Матильда, как же раздражает эта хлопающая дверь. Хлоп туда, хлоп обратно. Раньше Жанне было все равно. А вот оставшись одна, она тоже услышала это бесконечное хлопанье. А может, и холодильник гудит?

– Не ругались мы, он другую себе нашел.

Марина тихо охнула:

– Не может быть!

– Как видишь, может. – Жанна сама удивилась тому, что так спокойно говорит. Видимо, подействовали Маринкины слезы. Плакать должен кто-то один. Один плачет, другой успокаивает. Маринка сумела перевернуть ситуацию. Вроде как Жанна должна была ее успокаивать.

– Мне доложили доброжелатели, он не отпирался, собрал вещи и ушел.

Маринка, проглотив большой кусок пастилы, разрыдалась вновь.

– Жанн, ну объясни ты мне, как же так? Вот ты такая красивая, и стрижка у тебя модная, и маникюр, и по-французски ты говоришь, еще и на пианино играешь.

– Про французский, ты ж не слышала!

– Хорошо могу себе представить. Не в этом дело. Как можно бросить такую женщину?! И что тогда обо мне говорить?! Андрей на тебя смотрел всю дорогу с восхищением. А мой Мишка вечно: «Не слушайте ее, она ноет, она воет, с ней неинтересно…» Жанн, он от меня тоже уйдет.

«Ну вот, опять ныть начала», – пронеслось у Жанны в голове.

– Мишка не уйдет, – резко осадила она Маринку.

Маринка перестала рыдать.

– Почем ты знаешь?

– Потому. Потому что он тебя любит. А Андрей прикидывался.

Жанна подлила Маринке чаю и наконец спокойно села рядом.

– Понимаешь, Маринка, – ей вдруг захотелось быть откровенной. Чего она сидит и злится? Маринка же не виновата, что она вот такая! Но она же хороший человек! И она пришла. Реакция друзей Жанны на уход мужа была очень разной и чаще обижала, чем поддерживала. Объясняя, что да как, Жанне раз за разом приходилось вновь переживать неприятную для нее и очень болезненную ситуацию. А еще она чувствовала: люди злорадствуют. Многие. Вон-де как: строила из себя невесть что, по-французски она умеет. Не помогло! Все равно муж ушел!

Вот ведь и Маринка вроде бы тоже про французский язык, но как-то получилось у нее по-другому. Не зло, а даже с восхищением. К Жанне впервые за эту проклятую неделю кто-то пришел за советом. Ей не нужно было отбиваться, отстаивать свое «я», ее саму просят помочь, спрашивают, как быть. И ей ужасно захотелось помочь Маринке.

– Понимаешь, Маринка, а не во французском языке дело, – в человеческих отношениях. Искренние они, неискренние. Тебя Мишка любит такую, какая ты есть. В халате с пятном и без французского языка. Если начнешь язык французский учить, еще больше полюбит, вот и все. Любовь, она или есть, или ее нет. Меня Андрей просто не любил. Играл в любовь, всем рассказывал: «Ах, Жанна, она у меня не такая, как все. Практически, богема!» Ну и что? Для семьи это совсем не важно.

– А делать-то мне что?

– Да ничего ты не делай, живи счастливо. Радуйся Мишке, Ваньке.

– А ты как же?

– А я постараюсь радоваться тому, что Андрей ушел от меня, не когда мне сорок стукнуло, а когда всего лишь тридцать исполнилось. Еще есть время для разгона. Он же тоже по-французски не умел. Вот и найду себе кого-нибудь со знанием иностранного языка. Чтобы не просто друг другом издалека восхищаться, а чтобы на этом языке разговаривать.

Маринка ушла успокоенная, с непривычки заплетаясь в полах длинного халата, а Жанна долго не могла уснуть. Вот черт, и что ж так гудит холодильник в магазине? Завтра нужно вместе с Матильдой сходить к заведующему и разобраться, в конце концов, с этим вопросом.

10.12.12

Почему я не хочу быть экскурсоводом?

А почему я, собственно, не хочу быть экскурсоводом? Я очень даже хочу им быть! По-моему это совершенно потрясающая профессия. Интересная, живая, с людьми. Иногда еще и на свежем воздухе. Если ты, конечно, не в музее экскурсовод. Но можно же и не в музее.

Сколько в своей жизни я видела экскурсоводов – миллион! Или больше. Сколько из них были настоящими профессионалами и такими рассказчиками, которых действительно хотелось слушать? Наверное, их было всего пять. Понравились из них мне лично и того меньше – трое. Почему? Причин много. Не знали, о чем говорить, или говорили неинтересно, или противно им было с нами, слушателями, общаться. Много было разного.

По-моему, экскурсовод – это дар. И в первую очередь – дар общения. Легкого, непринужденного. А общаться умеют не все, не у всех это получается, а главное, не всем это доставляет удовольствие. Видимо, это люди, которые пришли к этой работе не по велению сердца, а от какой-то большой нужды. Может, они думали, что это легко и просто. Ходи себе да с людьми разговаривай! А не тут-то было! И все на самом деле совсем не так…

Экскурсоводы в моей жизни появились с незапамятных времен, с детства. Это были тетки, которые водили нас, школьников, по Третьяковской галерее. Они были всегда одеты в допотопные перелицованные костюмы джерси. И главной их отличительной чертой было то, что ну все они поголовно были картавыми, а иногда еще и заиками. И я все время думала, ну почему так? Народу же в стране много! Ну неужели нельзя было для нас кого-нибудь найти, чтобы слушать было хотя бы возможно? А так мало, что неинтересно, так еще и все время за нее, за эту тетку несчастную, переживаешь, удастся ли ей через эту первую букву прорваться, или опять пять минут ждать придется. Детишки из толпы уже начинали подсказывать и договаривать за бедную тетеньку. Получался такой совместный проект. По нашему теперешнему – интерактивный. Мы за тетю додумывали сами, что она так хотела сказать. И это было в экскурсии самое интересное. Иначе вообще бы все со скуки умерли. Нет, в детстве я точно экскурсоводом быть не хотела.

Но время шло, и экскурсоводы стали попадаться и за рамками Третьяковской галереи. Мысленно я их разбила на несколько категорий.

Первые, это которые и профессионалы, и работу свою боготворят, и лично мне с ними очень интересно. Но почему-то на моем пути таких встретилось всего трое (заметим, из миллиона-то!). Это потрясающие люди. Люди, которые любят свое дело, хорошо знают, о чем говорят, и хотят донести свои знания до нас с вами. И еще, что очень важно, они это делают с огромной любовью, с огромной отдачей, не жалея ни себя, ни своих сил. Редкость, огромная редкость. Самая главная редкость то, что они любят людей. И общение доставляет им радость. И если вдруг сошлись все эти качества в одном таком человеке, который водит тебя по чужому городу, то получается просто феерия! Ты забываешь, что вокруг много народу, что жара, а остаешься один на один не просто с историей, а с жизнью этого города. Картинки древности оживают перед тобой, и по улицам начинают ходить люди в старинных нарядах, разговаривать между собой, ругаться, мириться. И ты переносишься на много-много лет назад и оказываешься участником этой жизни. Так, экскурсовод во Флоренции пыталась передать нам красоту города через стихи Цветаевой. И это странное смешение вдруг очень далекое сделало абсолютно реальным. Или Париж. Жизнь Тулуз-Лотрека не просто пронеслась передо мной. Я уже представляла себя певичкой из кабаре и понимала, что он и урод, и пьяница, но не могла избавиться от любви и безмерной жалости к этому маленькому человечку и великому художнику.

Конец ознакомительного фрагмента.