Глава вторая
После обеда я была в музее. Когда я нахожусь в этом величественном здании, я не могу сдержать улыбку радости – у меня такое же настроение, когда я рисую в саду, делаю покупки на Бонд-стрит, гуляю по парку или посещаю бал. Однако прогулка по верхним залам Британского музея приносит мне еще больше счастья.
Главный библиотекарь, по-видимому, по-настоящему ценит картины из коллекции дедушки, предоставленные для выставки. Я рассказала ему о большой семейной галерее, которая была в доме до пожара много лет назад. Мне жаль, что столько картин было потеряно той ужасной ночью, но от этого я только все больше и больше ценю оставшиеся. Пейзаж с шато на склоне холма, кажется, находится в прекрасном состоянии. Я наблюдала за его установкой, и сегодня мне пришлось исполнять обязанности временно отсутствовавшего младшего библиотекаря и рассказывать историю картины группе дам. Это было замечательно!
Я благодарна, что могла провести по нескольку дней каждую неделю, ухаживая за картинами семьи, выставленными в таком прекрасном месте. Думаю, дедушка бы одобрил его. Я чувствую себя ближе к нему, когда я здесь, рядом с искусством, которое он так любил. Надеюсь, однажды у меня будет собственная галерея, где я буду прогуливаться мимо знакомых картин и здороваться с ними, как со старыми друзьями.
Слова на этой странице привлекли Реджинальда Грейплинга больше, чем предыдущая запись, эта информация взывала к нему, как песня сирены. Его пульс участился от возможностей, содержащихся в этом женском рукописном творении. Он уже дважды прочел эту страницу, и детали нового плана начали складываться у него в голове.
Он пришел сюда в поисках информации. Для этого подошла бы любая из сестер Фэрлин, но только одна из девушек так детально выписала каждую свою мысль, как будто специально для него обнажая свою душу. В эту холодную зимнюю ночь он нашел больше, чем искал, он нашел идеальный путь продвинуться вперед. Вскоре наступит теплая погода, и сезон вытащит все общество из их загородных домов. Это было слишком идеально.
– Да этот дневник – просто драгоценный клад, – пробормотал он себе под нос, восхищенно проводя пальцем вниз по странице. – Примите мою искреннейшую благодарность, леди Изабель.
Придя сюда, он надеялся узнать, кто составляет предмет интереса одной из девушек; где ее можно застать одну; что он мог бы использовать, чтобы заманить ее куда-нибудь подальше от семьи, – словом, что-нибудь такое, что могло бы помочь ему отплатить отцу семейства, лорду Ноттсби, той же монетой.
– Ноттсби, – выдохнул он. – Даже от его имени веет высокомерием, заносчивостью, будто все вокруг ему должны. – Уже скоро, пообещал он себе, отбросив эмоции и сосредоточившись на обведенном завитками и узорами тексте.
Эта сентиментальная писанина изменила все.
Фэллон взял с полки в углу своей библиотеки стопку старых дел и вернулся за стол. Хотя он и так слишком хорошо мог воспроизвести в памяти каждую деталь инцидента в Вестминстерском пансионе даже через четыре года после того, как произошло это ужасное событие, ему нужно было прочесть свои записи по делу еще раз. Нравилось ему это или нет, Грейплинг вернулся. Осознание этого заставило его сердце учащенно забиться, хотя шаги его по толстому ковру, покрывавшему пол, замедлились.
– Месть или незавершенное дело? Возможно ли, что и то и другое? – спросил он, обращаясь к портрету мужчины с добрыми глазами, висящему на стене между высокими книжными шкафами. Он не знал точно, кто этот человек, кроме того, что тот был его предшественником в этом доме, который он теперь называет своим и который также является штаб-квартирой Общества запасных наследников. Тем не менее Фэллон находил его присутствие в какой-то степени успокаивающим. Портреты – лучшие друзья, о которых может мечтать человек. Они способны выслушивать все ваши размышления, но они никогда не выдадут ни единой тайны – качество, которым он восхищался.
– Я докопаюсь до правды, – заверил он мужчину на портрете и покрепче сжал бумаги в руке.
Перейдя свободную половину комнаты из конца в конец, он бросил стопку на стол поверх других бумаг, потянулся за чайником, который всегда находился в углу, и наклонил его. Пустой.
– Миссис Фезерфитч! – позвал он, зная, что домоправительница находится сразу за дверью библиотеки.
– Никогда еще в своей жизни я не слышала таких криков из-за уборки пары шляп, – ворчала пожилая женщина, входя в библиотеку и вытирая руки о полы юбки.
Эта женщина никогда не меняла свою точку зрения о беспорядке в доме, хотя ее усилия существенно уменьшали количество шляп, записок на клочках бумаги и разбросанного повсюду мусора из карманов двадцати разных джентльменов, которые оказывались в главном зале. В штаб-квартире постоянно проживали члены Общества, и они нуждались в комнатах, на предмет чего экономка ворчала при каждой возможности.
– Однажды я даже услышала, – добавила она с возмущением, – как некоторые из них делали ставки на то, сколько времени потребуется, чтобы свести меня с ума этим беспорядком. Можно подумать, что я попросила их отправиться на войну!
– Прошу прощения, – сказал Фэллон, обогнул стол и снова уселся в кресло. – Я поговорю с ними, – добавил он и сделал пометку в уме в списке дел.
– Боже мой! У вас закончился чай? – всплеснула она руками, пересекая комнату. Прямоугольник чистого утреннего света, проникавшего сквозь самое дальнее окно, выходящее на улицу, осветил его письменный стол в углу комнаты.
– Чайник абсолютно сухой, – подтвердил Фэллон с улыбкой.
– Так не пойдет! Как вы без чая собираетесь удержать всю эту ораву в доме от попыток наброситься друг на друга? – Она взяла чайную посуду со стола, но не спешила уходить.
Миссис Фезерфитч изучала хозяина дома, и делала это часто. Он даже подозревал, что она ждала, когда его броня даст трещину. Если она хотела, чтобы они поведали друг другу о каких-то сентиментальных моментах, за которыми последовал бы долгий разговор об утратах – с потоками слез, утираемых платком, – то этого не произойдет. Особенно сегодня, независимо от даты в календаре.
Пускай сегодня ровно десять лет, как умерла Перл, но не об этой почти неизвестной никому другому потере он переживал. Его больше заботила… проститутка, чье единственное преступление заключалось в том, что четыре года назад она слишком приблизилась к мистеру Реджинальду Грейплингу.
Миссис Фезерфитч сглотнула, сморгнула навернувшиеся на глаза слезы, и на серебряном подносе у нее в руках задребезжал чайник. Ее можно было назвать эмоциональной, когда проявления чувств даже не требовалось. Но каким-то странным образом ему это нравилось. Это напоминало ему, что прочно укоренившаяся преданность – не к делу, а к человеку – все еще обитает где-то в стенах его дома. А это, в каком-то смысле, был самый обычный дом, даже если сентиментальность витала только в крошечной его части.
– Хотите чего-нибудь перекусить? Я как раз иду на кухню, – спросила экономка и перехватила поднос покрепче, чтобы остановить дрожание фарфоровых чашек.
– Нет. – Это был обычный ответ, который она получала от него каждое утро. Он никогда не менялся, но она все равно спрашивала.
– Однажды я заставлю вас поесть утром. Или в обед, если уж на то пошло. – И, энергично двинув плечом, она направилась в сторону коридора. – Нехорошо заниматься делами на голодный желудок.
Он не ответил. Миссис Фезерфитч не нужно было напоминать о причинах, заставлявших его так поступать. Фэллон вот уже десять лет никогда не ел до двенадцати часов дня и сегодня не собирался изменять сложившемуся правилу. Когда-то каждое утро было наполнено смехом, а теперь ему ничего не остается, как заполнять свое время с самого рассвета делами. Он поест позже, когда будет посвободнее.
Фэллон взглянул на документы на своем столе. Чай не может приглушить боль от осознания того, что он собирается прочитать, от того, чему он мог бы помешать произойти. Если бы он только понимал тогда, что собой представляет Реджинальд Грейплинг! Но он был слишком занят, и потребовалось всего лишь мгновение, чтобы пара деталей ускользнула от его внимания. Это все, что было необходимо для кражи и, в конечном итоге, трагедии. Он не позволит этому случиться снова.
Почувствовав внезапное желание отсрочить этот момент, он отодвинул бумаги и встал из-за стола. Почти девять часов утра – наверняка некоторые из джентльменов уже на ногах. Он подошел к двери и вошел в зал, безупречно чистый, кроме большого стола, на котором были кучей навалены пальто, шляпы и различные другие вещи двадцати разных мужчин в этом доме.
Фэллон, как всегда, слегка кивнул херувимчикам на потолке. Их темные круглые глаза смотрели на жизнь обитателей дома с незапамятных времен. Эти херувимы знали достаточно секретов, чтобы положить конец всему высшему обществу Лондона, и тем самым заслужили уважение своего нового хозяина. Другие джентльмены не понимали его привязанности к этим веселым маленьким парням, но, пока он был главным в том, что здесь происходило, херувимов не коснется щетка с краской.
Когда он приблизился к комнате собраний штаб-квартиры Общества, до него донесся шум голосов. Постоянный гул, обозначавший присутствие в доме людей, занимающихся своими делами, принес ему успокоение и сегодняшним утром тоже. Когда он впервые получил дом от леди Эррон, или Перл, как он ее называл, это была огромная и редко используемая гостиная. Все здесь было в цветах, как и повсюду в ее доме.
Губы Фэллона дрогнули в слабом подобии улыбки, прежде чем он опомнился. Теперь эта комната используется по назначению. Цветочные драпировки убраны, их заменили более сдержанные расцветки, и постепенно в комнате появились еще кресла. С каждым днем здесь оставалось все меньше напоминаний о Перл, их заменяли свидетельства присутствия джентльменов, которых он принял в свой круг. Жизнь продолжалась, и Фэллон был впереди, как он того и хотел.
Хозяин обошел бильярдный стол в центре комнаты, так чтобы не нарушить утреннюю игру, и направился к своему обычному месту в углу. Ему нравился этот наблюдательный пункт, с которого было удобно следить за жизнью дома. Со своего места здесь он мог видеть все происходящее в Обществе и держать в поле своего внимания его членов, не упуская из виду улицу за окном. Ничто не ускользало от его взора: ни случайная женщина, рано утром выскользнувшая из дома напротив, ни горячий спор внутри под влиянием слишком большого количества выпитого вечером.
Он сидел и наблюдал, мягко постукивая пальцами по столу. Фэллон всегда был проницательным – умение, которое когда-то делало его странным ребенком, теперь служило ему хорошую службу.
– Сэр, – приблизившись, поздоровался дворецкий.
– Тогсворт, – отозвался Фэллон, не отрывая взгляда от джентльменов в другом конце комнаты. Дворецкий проследил за его взглядом к тому месту, где Уэнтвуд и Лоусон играли в карты. – Кажется, эти двое снова помирились.
– Похоже, что так.
Ссора, разгоревшаяся еще на прошлой неделе, кажется, разрешилась. Фэллон настаивал на своем решении принять еще одного человека в команду – для контроля и защиты игорных домов в восточной части города. Это позволило бы продолжать работу в любое время, даже поздно ночью, не говоря уже о предотвращении коррупции. Он стиснул зубы, вспомнив о продажности и сокрытии истинной выручки, и отвернулся от игроков, рассеянно наблюдая, как Тогсворт продолжает выполнять свои повседневные обязанности.
Если бы об Обществе запасных наследников стало известно по всей стране, у многих бы возникли вопросы об их делишках. Жизнь на темной стороне закона, контроль и беспроблемное извлечение выгоды, в обмен на поддержание безопасности жизнедеятельности в той части города, которая приносила им прибыль, не пришлись бы по вкусу некоторым людям с тонкой душевной организацией. Только те, кто знал истинное назначение джентльменского клуба, основанного Фэллоном, понимали, насколько необходимо было ответить на ту потребность, которую восполнила его группа, и принимали существование Общества с благодарностью.
Фэллон построил армию из джентльменов, на которых часто не обращали внимания – младших сыновей аристократов. Без Общества запасных наследников у этих людей – его людей – было мало вариантов устройства в жизни. Фэллон дал им цель, заработную плату, крышу над головой, а Лондону от их деятельности было только лучше. На все двадцать человек нашелся лишь один джентльмен, который поддался соблазну получить больше, чем Сент-Джеймс мог предоставить ему через Общество. И этот человек теперь сбежал из тюрьмы и вернулся в город.
Несомненно, он слонялся по городу, вынашивая еще один план для удовлетворения собственных интересов. Что он задумал? У Фэллона были свои люди в тюрьме. Как мог этот человек проскользнуть мимо них незамеченным? И все же он это сделал.
Такие люди, как Грейплинг, не просто так посещали город – не для того, чтобы насладиться достопримечательностями. Развлечения, которых он искал, были не столь интересны для окружающих, скорее опасны, и теперь Фэллону нужно было устранить угрозу, которую представлял собой Грейплинг, куда бы он ни отправился.
Фэллон сидел и смотрел в окно, как по улице туда-сюда проезжают экипажи, когда кто-то плюхнулся на стул рядом с ним.
– Тебе надо было пойти со мной в комнату для игры в карты вчера вечером, – сказал Брайс, откидываясь на стуле. На нем все еще был вчерашний костюм.
– Ты что-то сегодня рано начал, – сказал Фэллон, криво улыбаясь.
– Да я выпил всего-то стаканчик перед сном, – ответил Брайс, поднимая наполовину пустой стакан, который держал в руке.
– Ты остаешься ночевать? Опять проблемы с отцом?
Брайс пожал плечами и отвернулся. Для человека, который всегда был не прочь поболтать, он становился на удивление тихим, когда разговор касался его семьи.
Брайс был четвертым сыном лорда Диллсворта, человека, известного на всю страну своим метким глазом на цифры и, как следствие, огромным богатством. Диллсворт вовсе не был веселым парнем или любящим отцом. Фэллон немногое знал об этом человеке, гораздо больше говорило молчание Брайса.
Фэллон не один год задавался вопросом, стоит ли ему намекнуть другу – если не ради него, то хотя бы ради прикрытия в городе (чтобы улучшить его умение блефовать в картах, например), – что у того на лбу написаны все его чувства. Но, как и Брайс, не заводил разговор на эту не слишком приятную тему. Фэллон просто отдал распоряжение, чтобы одна из комнат наверху всегда была открыта для Брайса на тот случай, если он предпочтет не возвращаться в Диллсворт-Хаус.
– Что-нибудь слышно о Грейплинге? – Громко зевая, Брайс резко вытянул руки, чуть не выбив поднос с чаем из рук подошедшей миссис Фезерфитч.
– Он ускользнул… опять, – сказал Фэллон и кивком поблагодарил экономку, которая поставила поднос и удалилась. У нее было особое чутье, благодаря которому женщина легко могла найти хозяина в доме таких внушительных размеров.
– Жаль. Я провел чудесную ночь за карточным столом.
– Да, это обнадеживающее утешение, когда безумец гуляет на воле.
– А я вот чувствую себя довольно утешенным, – ухмыльнувшись, сказал Брайс и похлопал себя по карману. Но, когда Фэллон лишь нахмурился в ответ, добавил: – Я только попытал счастья. Может, вчера вечером я и упустил этого ублюдка, но сегодня продолжу поиски, только отдохну немного.
– Я уже послал пару человек разведать все его любимые места.
Раздав этим бедолагам списки худших таверн и борделей, Фэллон отправил их туда с первыми лучами солнца. Со вчерашнего вечера дом семьи Грейплинг был под постоянным наблюдением. И все же он сожалел, что не может сделать большего, чтобы найти этого человека.
– Не лишай меня хорошего настроения только потому, что мне нужно немного поспать, – недовольно проворчал Брайс, откидываясь на спинку стула и вытягивая ноги под столом.
– Я и не думал удерживать тебя от этой вечеринки.
Не обращая внимания на тарелку с хлебцами и глиняную миску с кашей, которую его домоправительница также поставила на поднос, Фэллон налил себе чаю.
– Ты так и не выяснил, почему он вернулся?
Фэллон вздрогнул, взяв чашку с обжигающей жидкостью.
– Я собираюсь чуть позже заглянуть в «Лебедь и пони». Человеку нужна еда, а он всегда болтал о том, как там вкусно кормят.
– В этой захудалой каморке перед музеем? Подозреваю, его внимание привлекла официантка, а не их размокшие мясные пироги. Однажды я уже сделал ошибку, сунувшись туда. Удивительно, что богачи, посещающие Британский музей, не заставили хозяев этой забегаловки убрать оттуда свое заведение. Его близкое расположение может запачкать редкие старинные экспонаты! – Брайс почти провизжал последние слова, подражая голосу музейных работников, и наклонился, чтобы взять кусок хлеба с подноса. Несколько человек оглянулись на них, но только покачали головами и вернулись к своим делам.
– Именно так, – пробормотал Фэллон.
Брайс откусил добрый кусок и спросил:
– Значит, пойдешь в «Лебедь и пони»?
– После того, как закончу пару дел здесь.
Ему нужно было дочитать записи, которые он оставил на столе. Вместо того чтобы подняться и уйти, он выпил остатки чая так, будто мог залить им все проблемы разом. Затем налил еще одну чашку, намереваясь взять ее с собой в библиотеку: он и так просидел здесь слишком долго.
– Мы найдем Грейплинга – глазом не успеешь моргнуть. Если бы он был вчера в игральной комнате, он бы увидел классную игру. Надо было тебе пойти со мной. – Брайс указал на Фэллона оставшимся хлебом. – Значит, сижу я, просто замещаю лорда Тернуэлла, чтобы игра не останавливалась, а тут…
Фэллон не мог припомнить, когда последний раз играл в карты просто так, а не с целью обсудить дела. Игра в карты как забава была чем-то инородным в его жизни, словно потягивание рома в тени пальм где-нибудь на жарком тропическом острове. Какой смысл сидеть и тратить время на пустую болтовню, если разговор не способствует воплощению планов наследников?
Пока Брайс расслаблялся за игрой в карты вчерашним вечером, Фэллон встретился с одним из своих людей и с членом Палаты лордов, чтобы обсудить их взаимную заинтересованность в законодательном акте, который сейчас находился на рассмотрении в парламенте. Затем поехал в другое место на встречу с иным важным лицом и получил свежую информацию об инвестициях в пароходный завод в Кросби, которые привлек Клобейн. Именно так следует проводить вечера – продуктивно.
Всегда двигайся вперед!
Это была мантра одного из джентльменов, которого он уважал больше всех в своем Обществе. Хоть он и был подчиненным Фэллона, но всегда мог указать направление действий или помочь с управлением, когда это было необходимо, а в те первые несколько лет такая помощь была в дефиците. Теперь Фэллон построил империю, а его друг больше не был членом Общества, но его слова все еще перекликались со всем, что делал Фэллон. Он всегда двигался вперед. К полудню Грейплинг будет у него в руках, и все остальные его планы будут продвигаться без каких-либо инцидентов.
– Я смотрю вниз – а у меня в руках выигрышная комбинация карт, – продолжал Брайс, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. – Конечно, эту партию начал Тернуэлл, и это была его очередь, но он должен был подумать об этом, прежде чем встать, чтобы взять еще выпивки, попросив глядеть в оба за него. Как бы там ни было, это случилось, и теперь я должен лорду и леди Уинслоу новый стол. В конце концов, это все-таки победа, так что все компенсируется. – Он покачал головой и сделал глоток виски из своего стакана. – Тебе действительно стоило бы там быть.
– Вчера вечером произошло несколько интересных событий вне карточного стола, – задумчиво промолвил Фэллон и тут же спохватился. Видимо, эта проблема с Грейплингом занимала все его мысли, если он сказал то, о чем его не спрашивали. Ему действительно пора было уйти к себе.
– Так ты все же видел Грейплинга в саду? Я так и думал, что ты продолжишь искать его. Не смог он улизнуть от всемогущего Сент-Джеймса, не так ли?
Он действительно видел его, только не в саду. Фэллон оглянулся на леди Изабель Фэрлин всего на секунду. Она стояла там в бальном зале, купаясь в мягком свете свечей, и за эту секунду Грейплинг скрылся, выйдя через переднюю дверь.
– Я видел его издалека, не более того, – пробормотал он.
– Тебе нужно отложить работу и почаще выходить в люди, Сент-Джеймс. Увидеть кого-то издалека – не самое захватывающее событие.
– Возможно. – Его встреча с леди Изабель Фэрлин занимала его мысли больше, чем он готов признать. Вспомнив ее смех, Фэллон спрятал улыбку, тронувшую его губы. Увидит ли он ее на следующем светском событии? Следовало бы задаться целью больше не встречаться с этой дамой.
– Я не имел намерения тебя оскорбить, Сент-Джеймс, – вдруг обеспокоился Брайс реакцией друга.
– Оскорбить? – Фэллон поднял глаза от чашки в руках, от которой валил пар.
– Ну, своим советом, чтобы ты иногда развлекался, – объяснил Брайс. – Ты выглядишь так, будто у тебя из-под носа украли любимый пудинг, не дав съесть и кусочка.
– Ты же знаешь, что я не ем сладкого, – отмахнулся Фэллон. – Оно…
– …увеличивает время обеда без какой-либо необходимости и не дает необходимого насыщения, которое бы оправдало время, потраченное на его употребление, – закончил за него Брайс. – Да-да, ты как-то об этом упоминал. Но я-то как самый младший из четырех детей в семье могу распознать взгляд человека, у которого украли сладости. Мне приходилось бороться за свою долю сладкого. Вот поэтому я такой злой сегодня. – Брайс стиснул кулак и ухмыльнулся.
– Да, ты ужасно разгневан. Прошу меня извинить, мне нужно кое-что просмотреть перед уходом в «Лебедь и пони». Возможно, Грейплинг любит сладкое, и я смогу насладиться тамошним десертом.
– Давай-давай. Если найдешь его, пошли за мной. Я хочу получить с него то, что мне причитается за все неприятности, которые он навлек на нас.
– Если найду его, я подам его готовым… как пудинг, – пообещал Фэллон.
«Лебедь и пони» было заведением, хранящим много тайн, и это довольно сильно пугало и озадачивало. Но Фэллона сюда привели поиски разгадки только одной тайны: видели ли здесь Реджинальда Грейплинга со дня его побега?
Фэллон кивком дал кучеру указание покружить в окрестностях, как было условлено раньше, открыл дверь и вошел в слабо освещенную таверну. Острый запах бесчисленных стаканов виски обжег нос, и он моргнул в слабом свете просторной комнаты. Пол был покрыт слоем крупнозернистого песка, очищенного до более светлого оттенка слякоти бесчисленными сапогами, шаркающими по нему. Стены пожелтели от дыма, вот уже столетие испускаемого множеством трубок. Тот же дым все еще, казалось, висел низко над столами, словно пойманный в ловушку над ними. Фэллон осмотрел комнату, внимательно приглядываясь к каждому темному углу, а затем повернулся к бармену.
– Пива? – автоматически предложил тот.
– Не сегодня, – сказал Фэллон, подходя ближе к старой, видавшей виды стойке. – Я ищу кое-кого.
– Друга?
Вместо ответа Фэллон выложил на деревянную стойку несколько монет и придвинул их к пожилому бармену.
– Хорошего друга, как я погляжу, – пробормотал бармен, засовывая монеты в карман.
Фэллон наблюдал за ним, оценивая, насколько велики шансы, что старик скажет ему правду. Или все-таки соврет, не моргнув, даже после того, как забрал деньги?
– Вы видели мистера Грейплинга после того, как он вернулся?
На секунду глаза бармена расширились, потом он посмотрел вниз, чтобы взять пустой стакан, не спеша вытащил его с полки под стойкой. Руки его тряслись, отчего стакан постукивал по дереву. Затем его взгляд метнулся к закрытой двери в дальней стене. Это было мимолетное движение, но Фэллон заметил его.
– Я не знаю никакого мистера Грейплинга. Извиняюсь, что ничем не смог вам помочь, – наконец сказал бармен.
– Я получил всю нужную мне информацию. Спасибо. – Фэллон выложил на стойку еще две монеты. – Это вам за труды.
– Видите ли, мне никаких неприятностей здесь не нужно, – снова спрятал глаза бармен.
Фэллон кивнул ему и пошел к закрытой двери. Он тоже не хотел никаких неприятностей. Его окутывал гул голосов в таверне, но Фэллон слышал только звук собственных шагов.
Одним быстрым движением он распахнул дверь и вошел в комнату. Краем глаза заметил единственный стол, пустые стулья и тарелку с едой, от которой шел пар. Его взгляд проследовал прямо к открытому окну. Грейплинг был здесь, когда он разговаривал с барменом. Оттолкнув с пути стулья, Фэллон обогнул стол и вылез через окно.
Со всех сторон в переулке его окружали стены, единственный путь спасения проходил через улицу, на которой он оставил своего кучера кружить.
Пустившись бегом, Фэллон обогнул кучу оставленных ящиков и мусора, валявшихся на земле. Добежав до угла, он затормозил, упершись рукой в холодную каменную стену. В каком направлении бежать дальше?
Он повернулся, чтобы окинуть взглядом широкую улицу, отделявшую Монтегю-Хаус от расположившихся вокруг торговых контор. И вдруг заметил, что кто-то бежит через открытый внутренний двор перед Британским музеем. Этот человек перепрыгнул скамейку и оттолкнулся от дерева, не замедляя движения, даже несмотря на препятствия на своем пути.
– Грейплинг, – зарычал Фэллон и рванулся за ним. Маневрируя между экипажами, пропуская мимо ушей проклятия, которыми осыпали его извозчики, он добежал до дворового пространства и увеличил скорость. Грейплинг уже бежал вверх по ступенькам в здание музея, где не было открытых окон, дающих возможность убежать.
Расстояние между ними сокращалось. Фэллон всегда бегал быстро и сейчас использовал этот навык себе на пользу. Он тяжело дышал, его пальто развевалось за спиной, но уже приближался к Грейплингу. Еще чуть-чуть…
Добежав до подножия лестницы, Фэллон продолжил бег, перескакивая через ступеньку. Он наконец-то схватит этого ублюдка! В отличие от вчерашнего вечера здесь не было леди Изабель, которая могла бы отвлечь его.
Изабель прошла по коридору, приветствуя улыбкой, как покровителей музея, висящие вокруг портреты. Полотна заслужили немного доброты после критики неких джентльменов, услышанной несколько минут назад.
– Просто мазки краски… – передразнила она джентльменов. – Не слушайте их, – на ходу сказала она портрету какой-то сидящей дамы с тарелкой апельсинов на коленях.
Люди, изображенные на этих портретах, были частью чего-то прекрасного. Их красота и дух будут жить вечно в этих простых «мазках краски»! Она провела пальцем в перчатке по углу ближайшей рамы и кивнула мальчику на портрете.
Изабель только что оставила в служебной зоне, где велись реставрационные работы, свою сумочку, накидку и горничную с помощником библиотекаря, добрым мужчиной. Оба, похоже, были рады поболтать, пока он чинил рамы. У Изабель было полдня, чтобы побродить по музейным залам второго этажа. Она чуть не закружилась на месте от этой мысли, но вовремя спохватилась. Мать много раз повторяла: нельзя кружиться на людях, даже если в душе ты кружишься, широко раскинув руки. Единственное, что могло бы сделать этот день лучше, – возможность увидеть мистера Брайса по дороге домой. Она вприпрыжку дошла до конца галереи.
Внизу, у подножия широкой мраморной лестницы, громко хлопнула массивная входная дверь музея, заставив Изабель вздрогнуть от разносящегося эхом звука.
– Вам нужно записаться, – крикнул портье кому-то вдогонку.
Изабель осторожно выглянула из-за угла, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь ноги жирафов на диораме, стоящей на верхней площадке лестницы богатой отделки. Возможно, это был вор произведений искусства, известный во всем мире своим умением быстро скрываться с места преступления, грабящий музей за музеем и убегающий с украденными бесценными произведениями, чтобы заполнить галереи в роскошном доме на берегу чужой страны. И вот он пришел, дабы заполучить трофеи из этого музея как раз в часы ее добровольной работы здесь. Какая удача!
Она двинулась вперед, не в силах противостоять соблазну стать свидетельницей такого волнующего события и воспрепятствовать вору. Естественно, он одет в черное, и у него на лице какая-нибудь маска. Еще у вора должен быть большой мешок, в который он складывает свою добычу. Интересно, у него есть усы? Он взял с собой нож? Придется ли ей защищать свои картины?
Изабель скользнула вниз по лестнице, чтобы узнать, что происходит. В конце концов, часть музея находилась под ее наблюдением с часу до четырех часов дня. Это время подходило ей больше, чем вчера вечером, когда леди Смелингс не переставала жаловаться на нехватку скамеек. Бедный мистер Джаспер, главный библиотекарь, так настрадался от ее придирок. Если этот человек не смог справиться с леди Смелингс, то уж с матерым вором точно не справится – лучше не беспокоить его и разобраться с этим самой.
Изабель беззвучно спустилась по лестнице. Ее подруга Розелин – не единственная, кто хорошо подходит для шпионской работы. Она улыбнулась этой мысли, скользнула за угол и направилась в вестибюль музея. Когда она вошла, большой вестибюль был пуст, но она успела заметить, как в одном из залов исчез портье. Дверь была открыта настежь, что заставило ее нахмуриться. Она успела сделать лишь один шаг к двери, когда кто-то взбежал по лестнице и помчался внутрь. Джентльмен резко затормозил на полированном полу и обернулся, словно искал что-то. Остановившись, он быстро осмотрел помещение, но в спешке не сразу заметил ее.
А она стояла и смотрела на него во все глаза. Преследователь провел рукой по темным волосам, взъерошенным от быстрого движения, и поправил пальто. Мистер Сент-Джеймс, которого она видела на балу прошлой ночью? Как странно, что она встретила его снова так скоро. Конечно, это было не столь странно, как его способ попасть в музей – он бежал так, словно от этого зависела его жизнь.
– Знаете ли, сэр, большинство джентльменов просто заходят в музей, – сказала она и двинулась в сторону двери, чтобы закрыть ее.
– Да что вы? – Он сделал несколько шагов вглубь здания, вертя головой по сторонам и осматривая каждый зал, выходящий в вестибюль. – В следующий раз я тоже попробую так сделать.
Когда дверь была надежно закрыта, девушка повернулась и прошла за ним в центр вестибюля, наблюдая, как он внимательно осматривает каждую деталь. Казалось, он нарочно задерживал взгляд, подойдя к очередному темному углу, где большие растения со всех сторон окружали оконные и дверные проемы. Только после этого он повернулся к ней лицом, и ей показалось, он все еще не замечал ее.
– А вы… – она покачала головой в разные стороны, чтобы привлечь его внимание, – вы кого-нибудь ищете, мистер Сент-Джеймс? Всемирно известного вора произведений искусства, живущего на экзотическом острове в доме на скале над бушующим морем?
Ей следовало идти искать того, кто заставил портье бежать за ним, вместо того чтобы стоять и болтать с Сент-Джеймсом, но любопытство не отпускало ее.
Он не ответил, все еще продолжая обследовать помещение. Тогда она ответила за него:
– Нет, полагаю дело вовсе не в этом. – Ее воображение, должно быть, оказалось обманчивым на этот раз. Вор произведений искусства… как это глупо! – А может, дело в вашей собаке? Вы потеряли ее. Как это, должно быть, ужасно!
– Нет, я… – Он смотрел на нее, часто моргая, как будто соображая, с кем разговаривает. – Я здесь… зашел взглянуть на картины. А вы? Вы почему здесь? Вы видели…
– Я здесь тоже благодаря искусству. – Она подняла руки и обвела ими вокруг, оглядывая просторный первый этаж музея, на котором расположилась коллекция древних картин. – Бываю здесь каждый день, с часу до четырех часов дня.
Он сделал несколько шагов, чтобы заглянуть в один из длинных залов, а потом вернулся в центр комнаты. Фэллон смерил ее недружелюбным взглядом, как будто в ней был ответ на какую-то серьезную загадку.
– И что же входит в ваши обязанности?
– Я смотрю за картинами, – охотно ответила Изабель.
– Смотрите за картинами, вот как? – повторил он, и нахмурился, сдвинув брови к переносице. Он покачал головой и отошел назад, чтобы осмотреть зал напротив. Затем снова подошел к ней и еще раз пригладил волосы. На этот раз в его вопросах, которые он задавал спокойным тоном, слышалось явное волнение. – И как? Много чего происходит за день?
– Прилично, – отозвалась она с улыбкой, соображая, отчего Сент-Джеймс такой настороженный сегодня. Он как-то странно себя ведет.
– А утром за картинами не нужно присматривать? – подняв одну бровь, спросил он.
Какой глупый вопрос! Она засмеялась и слегка толкнула его локтем:
– Конечно, нужно.
– Нужно… – Он изумленно смотрел на нее сверху вниз.
– А еще я слежу за тем, чтобы посетители не выносили лимонад из вестибюля в залы. Это ужасно важно. Кто-нибудь может вылить лимонад на книгу старше, чем мы с вами, или – боже упаси! – на потрет, который нельзя будет ничем заменить. Вы же не просите подать вам лимонад, пока мы в вестибюле, так ведь?
– Нет, не прошу.
– Хорошо, тогда можете пройти со мной, – сказала она, жестом показав на главную лестницу. – Это моя третья обязанность – проводить экскурсии.
– А вы проводите экскурсии для всех джентльменов, которые входят в эту дверь?
Хотя он обращался к ней, Изабель не покидало смутное чувство, что Сент-Джеймс прислушивается к каждому звуку в музее.
Ее догадки подтвердились всего пару секунд спустя, когда где-то закрылась невидимая дверь, и он резко повернулся в ту сторону, откуда донесся звук. А ей пришло в голову, что не может себе представить, чтобы при собаке без поводка в музее было так тихо. Должны же быть крики, лай…
Сент-Джеймс, должно быть, думал так же, потому что через секунду выдохнул и повернулся к ней, уделяя ей теперь уже все свое внимание. Хотя она еще не перестала надеяться, что он вскоре найдет своего пушистого негодяя.
– Я не библиотекарь, но мне иногда позволяют помогать ему. – Она протянула руку и взяла его ладонь в свою, потянув его за собой. Прогулка по музею пойдет ему на пользу. Вместе они начали подниматься по ступенькам на второй этаж, где она работала. – Обычно мне достаются пожилые дамы, которые улавливают едва ли половину того, что я говорю, вы же наверняка исключение из правил.
– Я? Почему? – Он остановился и окинул ее пристальным взглядом, держа руку на изысканно украшенных металлических перилах.
– Потому что мы с вами подружимся, мистер Сент-Джеймс. Это уже решено. А библиотекарь сейчас в реставрационной комнате вместе с помощником, лакеем и моей служанкой, поэтому нет нужды беспокоиться о моей репутации. – Она потянула его за руку, и он снова стал послушно подниматься по лестнице рядом с ней.
– А почему вы хотите подружиться со мной? – спросил он, будто понятие дружбы – самое странное и непонятное из всех, о которых он слышал.
– Мы уже пережили вместе потенциальный скандал. Да и какое еще испытание дружбы нужно человеку после нападения гигантской горы пирожных?
– Друзья… – проговорил он, как будто пробовал слово на вкус.
– Сюда, пожалуйста, – позвала она, и открыла дверь, к которой привела лестница. Они сразу же очутились в окружении портретов членов семьи Фэрлинов. Девушка говорила, оборачиваясь через плечо, и тянула изумленного Фэллона за собой в дальний конец комнаты. – Я хочу показать вам портреты из этой коллекции, а начать нужно отсюда и двигаться вправо. Всегда двигайтесь вправо, вы путешествуете сквозь время вместе с портретами, а не просто проходите мимо. Это существенная разница. Понимаете? Начните отсюда. – Она улыбнулась первому портрету и сжала его руку, не в силах сдержать волнение от картин вокруг.
– Как долго вы выполняете эту работу в музее? – поинтересовался он.
– Только с начала этого года.
– Всего лишь? А откуда же вы так хорошо знаете эти картины?
– Ой, я не сказала, да? Это коллекция моего дедушки. Ее передали музею на хранение. Я очень любила приходить сюда с дедушкой, мы проводили целые дни среди этих картин, – вздохнула Изабель, вспоминая. – И не потому, что моя сестра всегда была занята чем-то другим, – со смехом сказала она.
Он тряхнул головой, будто пытаясь вызвать воспоминания, которые стерлись давным-давно.
– Она старше вас?
Изабель провела его еще немного вперед по правой стороне и с восхищением уставилась на следующую картину в коллекции.
– Всего на несколько минут. Она моя близняшка, Виктория. Она… Вам надо познакомиться с ней, чтобы понять.
– Сестра-близняшка, в точности похожая на вас, но эти картины, за которыми вы присматриваете, – это только ваше, ваша ответственность?
Он изучал ее своими темными глазами, напоминавшими черную масляную краску. Но, в отличие от краски, в них была какая-то теплота, которую она не могла понять. Если бы он был неподвижен и заключен в позолоченную раму, она бы часами смотрела в эти глаза, хвалила художника за тонкую работу теплыми темными тонами и за то, как этот взгляд согревал кожу и следовал за зрителем. Но она не могла так смотреть на мистера Сент-Джеймса. Он был ее другом. Возможно, и пиратом, а может, и нет. Единственное, что она знала о нем наверняка, – что он не нарисован красками. Изабель моргнула и отвернулась.
– Друзья всегда понимают, – сказала она мгновение спустя, когда собралась с духом.
– Правда?
– Конечно, – сказала она, сделав попытку посмотреть на него снова. – У вас есть и другие друзья. Только вчера вечером вы были с…
– Брайсом, – подхватил он. – Полагаю, я уже много лет знаю его.
– Но вы все равно не считаете его другом, ведь так?
– Конечно, считаю. Просто моя дружба немного более сложная, чем…
– …наше общее злополучное происшествие на балу?
– Злополучное? – Он прищурился, и в его взгляде, казалось, блеснула веселая искорка.
– Ну, нам пришлось убегать с места преступления, покрытого уликами.
– Вкусными уликами, – пробормотал он. Его голос был глубоким и плавным, такой голос легко обволакивает человека и в то же время намекает, что существует опасность погрузиться слишком глубоко. Даже когда он говорил о пирожных, то казался восхитительным злодеем из романа. Это было чудесно! Она могла вечно слушать, как он говорит.
– Вы – пират? – выпалила она, не успев сдержать вопрос. – Извините. Я уверена, что даже если вы пират, то, сказав мне правду, нарушили бы какой-то код секретности. – Она отвернулась и посмотрела на картину с мальчиком в поле. Ее щеки пылали. Вот почему ее двоюродная сестра Эванджелина всегда говорит, что она должна обдумывать свои слова, прежде чем они слетят с губ. Возможно, она все-таки полная простушка, как ее назвала Виктория сегодня утром. – Вам необязательно отвечать на мой вопрос, – пробормотала Изабель.
– Кажется, вы надеетесь получить положительный ответ.
Она глянула на него и тут же успокоилась, не заметив на его лице следов досады или раздражения. Вместо обычного закатывания глаз и смеха – стандартов реакции других людей – в его взгляде читалось кое-что, похожее на любопытство. Мистер Сент-Джеймс действительно отличался от всех ее знакомых, и этот факт доставлял ей удовольствие.
– У меня никогда раньше не было друга-пирата, – проговорила она.
– Да, пираты обычно не очень дружелюбны.
Она посмотрела на него, и ее глаза расширились.
– Значит, вы знаете это по собственному опыту!
Он засмеялся.
– Как я вижу, вы этого не отрицаете. Я уверена, что вы – из хороших пиратов, всегда ищете сокровища, но находите возможность отдать часть денег, чтобы помочь нуждающимся. Превосходный капитан для своей команды. Вы – кто-то вроде Робина Гуда!
Он повернулся и посмотрел на нее, как на гадалку, чье предсказание попало в точку. Мистер Сент-Джеймс казался человеком, с особой осторожностью оберегавшим свои мысли и секреты, но в этот момент девушка смогла разглядеть в его взгляде что-то, пробивающееся из-под спуда таинственности.
Она стояла, восхищенно рассматривая картины, как перед тем рассматривала его, гадая, что скрывается за изображениями. Какие эмоции спрятаны за каждым мазком кисти художника? И Сент-Джеймс тоже, как безмолвный портрет, не говорил больше ничего. Ей придется составить собственное суждение о нем. По ее представлениям, он и был копией охотника за сокровищами Робина Гуда, командовавшего мужчинами днем и спасавшего дам в беде ночью.
– Пойдемте дальше, мой друг-пират. У нас здесь есть небольшая коллекция картин, вдохновленных морем, я думаю, вам они понравятся.
– Знаете, я не…
– Тс-с, – приложила она палец к губам. – Не разрушьте иллюзию.
– Хорошо. Тогда скажите мне, кто вы. Если я не просто джентльмен, живущий в городе и изредка заглядывающий в музей, тогда и вы не просто леди, которая ходит на приемы во время светского сезона. Возможно, вы сирена? Что скажете?
– Нет! – Она пришла в ужас от этой мысли. – Я бы никогда не навредила вашей команде или лодке.
– Кораблю, – поправил он.
– А, точно. Могучий корабль с большим экипажем под вашим командованием.
Его брови сошлись вместе, как будто она снова угадала, но ничего не сказал на это.
Они пошли дальше, сохраняя комфортную тишину, и свернули за угол в следующую комнату. Это молчание было куда красноречивее слов. Ему нравилась мысль управлять большой командой и плавать в опасных водах. Эта часть жизни Сент-Джеймса очень похожа на правду.
Наконец Изабель нарушила тишину.
– Если вы пират, тогда я – дочь бедного рыбака, которая ищет свою семью, пропавшую в море. Или, возможно, я сама потерялась в море. Да! Я – барышня, потерявшаяся в море.
– И как могло такое случиться с вами? – спросил он, разглядывая мраморную статую, мимо которой они проходили.
– Злой повелитель. Все подобные истории начинаются с вмешательства злого человека, из-за которого и все неприятности.
Он повернулся и пристально посмотрел на ее, будто она только что изрекла величайшую мудрость.
– Полностью с вами согласен.
– Правда?
Раньше никто с ней не соглашался. Ее довольно сильно смутило то, что это произошло сейчас, с ним. Должно быть, он тоже любит сказки и мифы.
– Вы любите театр, книги? – решилась она спросить.
– Обычно я читаю что-либо с определенной целью, чтобы получить знания о чем-нибудь, – сказал он, продолжая путь мимо картин на стенах.
– Жаль. А театр?
– Иногда я провожу собрания.
Она посмотрела на картину с изображением шторма и маленькой лодки, которую волны швыряли из стороны в сторону. В ней росло сочувствие и к маленькому суденышку, и к человеку, стоящему рядом с ней.
– Собрания, знания… Мой дорогой пират, когда вы последний раз читали захватывающую книгу просто ради удовольствия?
– А разве не этим я сейчас занимаюсь?
Изабель покачала головой и, похлопав его по руке, двинулась дальше по выставочному залу.
– Я так понимаю, это значит «нет»? – уточнил он.
– Я предоставлю вам список книг и спектаклей, которые вы должны прочесть и посмотреть, – отошла она от прямого ответа.
– Что ж, мне нравятся списки.
Изабель поцокала языком, как это часто делала ее старая гувернантка до их с Викторией выхода в свет.
– Значит, для всяких списков у вас есть время, а для историй о рыцарях, доблести и непрекращающейся борьбе добра и зла?
– Непрекращающаяся борьба добра и зла требует встреч, знаний и списков.
– И на какой стороне этой битвы вы, мой друг-пират?
– Вам лучше надеяться на сторону добра. Вы же барышня, потерявшаяся в море, и у вас нет семьи, которая могла бы вам помочь.
– Так и есть. – Она снова подняла на него глаза и поняла, что не может отвести взгляд. Какое-то странное напряжение не давало ей перестать смотреть на него, оно тянуло к нему, словно магнитом. Как странно. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Конечно, она также еще никогда не прогуливалась по музею под руку с джентльменом…
Было так волнующе иметь друга, с которым можно рассматривать картины в этом величественном здании. У искусства действительно была способность опьянять чувства, а они оба были окружены прекрасными работами, собранными со всего мира. Это было то, от чего все ее существо наполнялось трепетом, а разум окутывали пушистые облака вдохновения.
Как долго они уже стоят здесь? Она не была уверена, но, когда он наконец заговорил, казалось, его голос звучит на расстоянии, будто она пробуждалась ото сна:
– Вижу, вы благополучно вернулись на берег. Или, в нашем случае, к вашим картинам.
Разогнав туман в голове, она сделала шаг вперед.
– Дайте угадаю: вам нужно на встречу?
– Что-то вроде того. – Его глаза метнулись к дальней стене и двери, ведущей на центральную лестницу.
«Интересно, – гадала Изабель, – эта его встреча как-то связана с тем поспешным входом в музей? За кем бы ни бежал привратник, этот человек наверняка как-то связан с Сент-Джеймсом.
– Это был злой пират, соперник, – торжественно провозгласила она. – Вы преследовали его в погоне за сокровищами, за которые вы сражаетесь.
– Что? – растерянно спросил он, но секундой позже догадался, о чем она говорит. – О нет… но аналогия довольно близкая. – Он поправил сюртук так, будто на нем были доспехи. Всякая открытость, которую она увидела в его глазах, исчезла, когда он повернулся к ней. – Как вы это делаете?
– Иногда друзья могут понять то, что не могут другие, помните?
– Друзья… – Он пристально посмотрел на нее, и его лицо не выражало ничего. – Спасибо за экскурсию, леди Изабель.
В это же время в проеме открытой двери мелькнуло что-то, привлекшее их внимание к верхней части лестницы. И в следующую секунду Сент-Джеймс исчез.
– Так же быстро, как пришел, – пробормотала она, глядя ему вслед. Однажды она узнает, кто он такой на самом деле. Друзья всегда узнают даже глубоко спрятанные секреты. А Изабель Фэрлин относилась к своим дружеским обязанностям очень серьезно.