Будущие взрослые
На детской площадке стоит домик. Метровая избушка на курьих ножках. В ней всегда толпится много детей, потому что внутри – просторно и сказочно: резные окошечки, таинственный чердак.
Дочка Катюня немедленно ломится туда, в самую гущу веселья, бесстрашно ползет вверх по лестнице.
Я, естественно, ползу за ней.
В итоге оказываюсь в эпицентре детства. Сижу в ней на корточках. Рядом скачут дети всех возрастов – от трех лет до учеников начальной школы.
Три мальчика едят попкорн у окошка, хохочут, болтают. Две девочки смотрят мультик на телефоне. Малышня играет в куклы. Еще два мальчика ругаются из-за робота. Девочка в смешной шапке поет песенку про облака. Какофония…
– А что у нее на голове? – вдруг спрашивает мальчик, перемазанный мороженым, показывая на Катюню. На ее речевые процессоры от кохлеарной имплантации. Лакомство он съел, но личико не вытер.
– Это ее ушки. Без них она не слышит.
– А почему?
– Она заболела и потеряла слух из-за болезни. Ей не повезло.
– Вообще ничего не слышит? Даже если орать в уши?
– Вообще ничего.
– А почему эти штуки не падают с головы?
– Потому что под кожу вшиты магниты. Они и держат.
– Ей делали операцию?
Я замечаю, что наш диалог слушают все. Мальчишки перестали хрустеть попкорном, девчонки выключили мульт, больше никто не дерется из-за робота и даже песня про облака – белогривые лошаааадки – внезапно закончилась.
– Да, ей делали операцию.
– Ей резали голову?
– Ну, скажем так, ей под кожу вживляли специальный прибор, который помогает ей слышать.
– Ей было больно?
– Во время операции нет. Операция делается под наркозом, и это не больно.
– А мне аппендицит вырезали. Меня рвало три дня после операции.
– Это да. Самое сложное – отходить от наркоза. Ну и потом уколы всякие. Поэтому лучше не болейте.
Дети молчат. Слушают внимательно. Мне даже неловко, будто я погасила веселье, но есть и другая сторона.
Я благодарна детям за их прямоту и честность.
Это лучше, чем косые взгляды взрослых.
Иногда мне хочется подойти к такому взрослому человеку и сказать: хотите, я вам все объясню?
– А ей скоро это снимут? – спрашивает мальчик с роботом.
– Нет. Это теперь навсегда.
– Навсегда-навсегда? Даже когда вырастет и станет взрослой?
– Да. Она снимает их только на ночь. И спит глухая.
– А зачем на ночь снимать? – спрашивает девочка, которая показывала мультик на своем гаджете.
– Ну ты же заряжаешь свой телефон. Вот и ее приборы нуждаются в зарядке. А так как днем она всегда в них, ночью приходится заряжать.
– А она плакала? Ну, тогда, после операции? – тихо спрашивает девочка, которая пела. – После наркоза?
– Да. Она плакала.
Я не хочу врать. Дети молчат. Смотрят на Катюню. Сочувствуют. И вдруг мальчик у окошка протягивает ей свой попкорн. И второй. И третий. Третий мальчик трогательно так отобрал самые вкусные лопнувшие зернышки. Поющая девочка торопливо достает из кармана конфету. Еще одна девчушка отдает куклу. Мальчик с роботом протягивает ей робота. Катюня растерялась, смотрит на меня.
– Бери, – разрешаю я.
Это такой трогательный урок добра, что у меня накатывают слезы. Катюня осторожно берет зернышко попкорна и кладет его в рот.
– Спасибо, ребята. Вы все очень добрые. Это так здорово!
– Ой, а я съел мороженое… – расстроился перемазанный мальчик. – А если бы не съел, я бы дал откусить… А может быть, и все бы отдал…
Я улыбаюсь сквозь слезы.
– Знаете, если бы она умела говорить, она бы обязательно сказала спасибо…
Катюня с роботом и куклой в руках поворачивается ко мне и улыбается ртом, набитым попкорном. Я прыскаю. Это очень смешно. Я рада, что ей предстоит взрослеть среди таких небезразличных детей.