Глава V. Удельный период русской истории
После смерти князя Мстислава, сына Владимира Мономаха, авторитет киевского престола как общерусского политического центра заметно упал. Киев стал разменной монетой в игре борющихся между собой удельных князей, а его роль низвелась до положения одного из многочисленных уделов некогда могучего Древнерусского государства. Как такое смогло произойти?
Этому способствовал ряд объективных и субъективных причин, возникших на Руси к XII в. Так, политическая стабильность Киевской Руси во многом опиралась на лествичную систему наследования великокняжеского престола, введенную Ярославом Мудрым. Такая система гарантировала преемственность великокняжеской власти только до тех пор, пока численность княжеского рода была невелика. По мере того как возрастало число претендентов на престол, семейные отношения, на основе которых и определялся преемник Великого князя, становились все более запутанными. Приходилось вводить ограничения в правах наследования, дробить княжества и применять другие меры, которые сами по себе служили причиной раздора в правящей семье.
Политические проблемы дополнялись хозяйственной и экономической практикой, складывающейся при постоянном дроблении страны. В условиях господства натурального хозяйства и незначительной роли торговли все необходимое для жизни производилось на территории самих удельных княжеств. Более того, рост числа феодально зависимых людей в княжеских и боярских вотчинах позволял не только обеспечивать удельных князей всем необходимым, но и содержать собственные дружины и государственный аппарат. Все это укрепляло независимость уделов и ослабляло контроль Киева над подвластными ему территориями.
К тому же к XII в. на границах Киевской Руси сложилась весьма непростая ситуация. Пришедшие из-за Урала племена половцев разгромили печенегов, живших в причерноморских степях, и стали угрожать пределам Киевской Руси. В 1093 г. половцы одержали победу над объединенными русскими дружинами князей Святополка Киевского, Владимира Мономаха и Всеволода Ростиславовича при Стугне. Начался длительный период русско-половецкого противостояния. За 200 лет такого соседства, по самым скромным подсчетам историков, половцы совершили около 40 крупных вторжений в русские пределы.
В прошлом густонаселенные районы нижнего и среднего течения Днепра в условиях постоянной военной угрозы начали пустеть. Жители этих мест стали в массовом порядке покидать плодородные, но опасные в военном отношении земли и переселяться в более северные районы центральной России, менее плодородные, но и менее опасные. Так было положено начало колонизации русских земель. Этот процесс растянулся на многие века.
Вследствие миграции населения и вызванного этим изменения баланса сил на юге снизилась важность «Пути из варяг в греки» для русской и мировой торговли. Увеличившиеся риски потерять товар в результате печенежских набегов и невозможность киевского князя обеспечить безопасность этого маршрута заставляли иностранных купцов искать другие торговые пути на рынки Константинополя. В результате этого киевская казна лишилась одного из крупных и постоянных источников своего пополнения, а удельные княжества, жители и власти которых жили по берегам этого торгового пути и также извлекали из него немалую выгоду, потеряли стимулы к сохранению единства страны. С падением экономического и военного значения Киева уменьшилась и его политическая роль.
Ослабление власти киевского князя привело к росту влияния местных князей и феодалов. Чем сильнее они становились, тем больше развивались местные административные центры. В результате освоения новых территорий повысился уровень сельскохозяйственного производства, выросла культура земледелия и, как следствие, повысилась урожайность. Трехпольная система земледелия вытеснила более примитивные системы землепользования, характерные для предыдущей эпохи. Отделение ремесла от сельского хозяйства послужило стимулом для роста городского населения. Экономическое развитие отдельных земель и княжеств и увеличение значения местных городов привели к социальным конфликтам и обострению взаимоотношений между властью и простыми жителями. Для разрешения возникших конфликтов понадобилась сильная местная власть.
Новые хозяева жизни, удельные князья, теперь боролись не за киевский престол, а за расширение границ своего княжества за счет соседей. Не стремились они и менять свои княжения на более богатые и доходные княжества, как это предполагала лествичная система организации власти, принятая в Киевской Руси. Князья все больше заботились об укреплении своих княжеств путем расширения вотчинного хозяйства, привлечения к себе на службу мелких и средних феодалов и закабаления смердов.
Число феодально зависимых людей постоянно росло. Их труд эксплуатировался в вотчинном хозяйстве. С помощью этого росла экономическая мощь князя-феодала. В княжеских вотчинах производилось все необходимое для безбедной жизни. С одной стороны, это служило основой для экономической независимости, а с другой – обеспечивало политический суверенитет. Со временем удельные князья получили все права суверенных государей. Они вместе с боярами решали вопросы внутренней и внешней политики, объявляли войны, подписывали мирные соглашения, заключали любые союзы.
Вместе с тем политическое разобщение русских земель не означало окончательного разрыва всех связей между ними. В землях бывшего единого Древнерусского государства сохранялся общий язык, единая вера (православие) и церковная организация. Во всех новоявленных государственных объединениях действовали правовые нормы, основывавшиеся на «Русской правде» и ее последующих редакциях («Правда Ярославичей»).
Следует также иметь в виду, что феодальная раздробленность не была уникальным явлением, характерным только для России. Большинство стран Старого Света на разных этапах становления переживали подобные периоды в своей истории. Это свидетельствует о том, что феодальная раздробленность является закономерным этапом исторического прогресса, обусловленным уровнем развития хозяйственных отношений и связанными с этим формами политической и социальной организации общества. Другое дело, что в России этот объективный этап отягощался рядом обстоятельств регионального характера. Главным из них было, безусловно, татаро-монгольское нашествие, которое почти на двести лет законсервировало развитие русских земель. Поэтому преодоление феодальной раздробленности в России было сопряжено не только с созданием русского централизованного государства, но и с национально-освободительной борьбой русского народа против владычества Золотой Орды.
Удельный период в русской истории длился с XII по XV вв. И если сразу после распада в XII в. на территории бывшей Киевской Руси насчитывалось всего 15 самостоятельных земель, то в XIII в. их было уже 50, а в XIV в. – около 250. Первыми самостоятельными землями стали: Киевское, Переяславское, Черниговское, Рязанское, Смоленское, Владимиро-Суздальское, Галицко-Волынское, Полоцкое, Турово-Пинское, Тмутараканское княжества, а также Псковская и Новгородская земли. В каждой из этих земель (за исключением Новгорода и Пскова) правила своя династия – одна из ветвей Рюриковичей.
Несмотря на схожий уровень развития хозяйства и близкие правовые и социальные отношения, политическая эволюция самостоятельных княжеств варьировалась от образования феодальных республик (Новгород, Псков) до раннефеодальных монархий (Владимиро-Суздальское, Смоленское, Черниговское княжества) или даже аристократических олигархий (Галицко-Волынская земля). Не имея возможности подробно осветить ход истории всех образовавшихся в период с XII по XV в. княжеств, мы сосредоточим наше внимание только на тех из них, которые наиболее отчетливо реализовали в своей истории ту или иную парадигму политического развития.
Господин Великий Новгород
Начать рассказ об этой земле я хотел бы отвлеченным замечанием. Как известно, первый алфавит в мировой истории придумали финикийцы. Но по иронии судьбы ничего из письменного наследия этой средиземноморской цивилизации до нас не дошло. Хотя очевидно, что для того, чтобы организовать такой масштабный товарообмен в рамках Средиземного моря, эти люди просто обязаны были обладать определенным уровнем информационных технологий: обмениваться информацией, сопровождать ею свои товары и пр. Но никакого эпистолярного (или литературного) наследия финикийцы нам не оставили. На этом основании долгое время некоторые специалисты по истории данной цивилизации характеризовали ее как филистерскую: якобы финикийцы в силу национальных особенностей или культурных традиций больше интересовались самим процессом торговли, чем документооборотом, с ним связанным. А изобретенный ими алфавит играл некую подсобную роль – больше для ведения текущих торговых записей, нежели для написания длинных трактатов.
Однако же использование методов химических и физических наук в современных археологических исследованиях показало, что мы глубоко заблуждались. Финикийцы писали и даже очень много. Но использовавшийся ими папирус был исключительно нестоек к разрушительному воздействию времени и рассыпался в прах еще при жизни поколения, создававшего документы на нем. Кстати, авторы этого исследования таким образом оправдывают и римских легионеров императора Аврелиана, которые сожгли в 273 г. в ходе штурма Александрии знаменитую Александрийскую библиотеку. Основная масса сгоревших тогда рукописей была написана как раз на папирусе. Поэтому, по логике авторов исследования, если и допустить, что римская солдатня не устроила бы погрома этой мировой сокровищницы культуры, то вряд ли бы эти бесценные рукописи дошли до наших дней в силу особенностей материалов для письма. Авторы, правда, оговариваются, что они могли бы сохраниться, если бы хранители библиотеки (как и финикийцы) обладали технологиями консервации своих документов (скажем, обрабатывали их сахарным раствором). Однако известный уровень научных знаний в Древнем мире однозначно свидетельствует против этих фантазий.
Я рассказал эту прискорбную историю потому, что в истории изучения Новгородской республики сложилась ситуация, обратная описанной выше. Здесь тоже возникла довольно мощная (в региональном отношении) торгово-промышленная культура, которая не могла не использовать некие информационные технологии в повседневной жизни. Очевидно, что, занимаясь торговой экспансией, основывая фактории и торгуя со многими странами Запада и Востока, новгородцы не могли не пользоваться некими способами хранения, передачи и фиксации нужных им в каждодневной жизни сведений. Той информации, которая не содержится в скрижалях официальной истории Новгорода – Новгородских летописях. Догадки на этот счет были, но доказательства появились не так давно.
В ходе раскопок 1951 г., проводившихся археологической экспедицией Московского университета под руководством А. В. Арциховского и В. Л. Янина, искомые документы были обнаружены. Они представляют собой особым образом выделанную кору березы (бересту), на которой специальными палочками («писалами») продавливались записи. Ценность этих документов (получивших название берестяных грамот) состоит не только в том, что они являются материальным подтверждением довольно широкого распространения грамотности в этой земле, но и в том, что подтверждают огромное значение Новгорода как торгово-экономического центра Древней Руси, а также и проливают свет на самую ускользающую сторону истории – на повседневную жизнь простых людей с их заботами, радостями и горестями. Ныне открыты уже сотни подобных грамот, которые являются фрагментами частной и деловой переписки, учебными пособиями, финансовыми и имущественными документами и т. д. Эти сведения позволяют нам реконструировать ежедневную жизнь новгородского общества гораздо более детально, нежели жизнь других княжеств. Благодарить за это нам следует климат и строение местных почв. Попадая на свалки после использования и смешиваясь с культурным слоем, береста в силу температуры и влажности почвы консервировалась. Это обстоятельство стало определяющим в том, что берестяные грамоты сохранились до наших дней и доставили нам сведения о людях, создававших эти документы. Похожая ситуация сложилась и во Пскове, где также было обнаружено немало берестяных грамот. А вот в Москве, скажем, за более чем вековую историю археологических находок было найдено всего 47 подобных документов, да и то в весьма фрагментарном виде. Вот и получается, что мы хорошо знаем как и чем писали простые жители русских земель, но дошедшие до нас свидетельства имеют явную географическую фрагментарность (определяющуюся геолого-климатическими факторами).
Но вернемся к заявленной теме. Историю своей независимости от киевского престола Новгород ведет с 1136 г. Тогда новгородцы выгнали из города последнего князя, назначенного из Киева. Это был внук Владимира Мономаха Мстислав Всеволодович, правивший новгородской землей с 1117 г.
Новгород был столицей огромной территории, занимавшей весь север Русской равнины, и за время своей независимости колонизовал обширные территории по берегам Белого и Баренцева морей, а также Заволочье, Югорскую и Пермскую земли и так называемый Тре – землю к северо-востоку от Белого моря.
Три аспекта определяли своеобразие положения Новгорода в ряду других княжеств. Это огромное значение торговли, что определялось географическим положением Новгорода на водном пути «Из варяг в греки»; большой удельный вес ремесла (ведь Новгород был крупнейшим ремесленным центром древней Руси); и, наконец, наличие обширных территорий, являвшихся источником значительного дохода: древесины, мехов, воска, продуктов морского промысла и др.
Новгород всегда считался вторым по значимости политическим центром страны и в XII в. был одним из самых больших городов на Руси. Именно Новгород являлся первой столицей Древнерусского государства. Своеобразие экономического положения и политической роли Новгорода как второй столицы государства сформировали там особую социально-политическую организацию, во многом отличающуюся от других русских земель. Так, во главе новгородского общества, как сельского, так и городского, стоял сильный и влиятельный слой бояр. Это были землевладельцы и рабовладельцы, располагавшие обширными земельными владениями и финансовыми возможностями.
Следующим классом был многочисленный слой новгородского купечества, производивший основные торговые операции как с русскими, так и иноземными контрагентами и вносивший немалый вклад в экономический рост своего государства. Они делились на сотни и образовывали особые артели или компании по направлению своей торговли. Торговавшие с русскими землями именовались «понизовыми» купцами, а те, кто вел торговлю с другими странами – «заморскими». Кроме того, между собой новгородские купцы делились по предметам торговли: купцы-прасолы, купцы-суконники, купцы-хлебники, купцы-рыбники и т. д. Высший разряд новгородского купечества составляло знаменитое общество при церкви Иоанна Предтечи и потому именовавшееся Ивановским. О его конкретной деятельности нам известно крайне мало, но о степени влияния говорит тот факт, что только вступительный взнос в его ряды составлял внушительную по тем временам сумму – около 50 гривен серебра.
Далее следовал многочисленный слой так называемых «житьих людей» – домовладельцев и землевладельцев средней руки. Ниже по социальной лестнице стояли «черные люди», объединявшие в своих рядах ремесленников, наемных рабочих и закупов. Низший же слой новгородского общества составляли холопы, обслуживавшие боярские вотчины и прислуживавшие в домах бояр.
Социальная структура сельского населения Новгорода также отличалась от других русских земель. Помимо крупных бояр-вотчинников она включала мелких землевладельцев, собственников земли, так называемых «своеземцев», которые иногда организовывали собственные артели для совместной обработки земли. Также в Новгороде были и крестьяне-смерды, жившие на государственной земле. Они обладали личной свободой и несли повинность в пользу государства. Однако со временем все большее число свободных смердов теряло свою самостоятельность и попадало в зависимость от феодалов.
В административном отношении Новгород делился на две большие части, именуемые сторонами. Границей между ними была река Волхов, протекающая через город. Та часть города, на которой стоит Софийский собор, именовалась Софийской стороной, а та, где располагался главный городской торг, – Торговой. Каждая сторона делилась на районы, именовавшиеся концами. Концы делились на улицы, а улицы на сотни. Территории, подвластные Новгороду, также имели своеобразное административно-территориальное деление. Оно включало пригороды, наиболее важными из которых были Старая Русса, Новый Торг и Ладога. По мере расширения новгородских владений с XV в. такое деление было изменено. Новгородские владения стали включать в себя пять частей («пятин»): Водьскую, Обонежскую, Деревскую, Шелонскую и Бежецкую.
Союз самоуправляющихся общин всех уровней представлял собой то, что мы именуем политическим строем Великого Новгорода. Чаще всего его называют «феодальной республикой». Центральным элементом этой политической системы было знаменитое новгородское вече. Именно здесь решались насущные проблемы новгородского государства. Вече собиралось не периодически. Собрания проходили лишь тогда, когда в этом возникала необходимость. Созвать его могла любая группа граждан, посадник или князь. Вече принимало законы (именно на подобном собрании в 1471 г. была принята знаменитая Новгородская судная грамота), приглашало князя, заключало с ним договор, а в случае необходимости расторгало его. Вече выбирало и смещало посадников, определяло кандидатов на пост новгородского архиепископа, даровало или передавало в условное владение государственные земли, выделяло деревни на кормление князю и его дружине. Кроме того, вече являлось и высшей судебной инстанцией по особо важным политическим или уголовным делам, и могло выносить такие приговоры, наказание за которые предусматривало лишение жизни или конфискацию имущества обвиняемого.
Вече имело свою канцелярию («вечевую избу»), во главе которой стоял «вечный дьяк». Постановления и приговоры веча скреплялись печатями Великого Новгорода. Грамоты писались от имени всего Новгорода, его правительства и народа. Большое новгородское Вече созывалось чаще на Торговой стороне, на Ярославовом дворе. Собравшаяся здесь многотысячная толпа «вольных мужей», конечно же, не всегда придерживалась порядка и благочестия. По самой своей организации там не могло быть ни правильного хода дискуссии, ни тем более голосования. Решения принимались, говоря словами В. О. Ключевского, «на слух, на глаз, или, лучше сказать, по силе криков и голосов». В случае же непреодолимых разногласий на вече возникали шумные споры и даже драки. Победившая сторона признавалась большинством. Иногда в городе собиралось два веча: одно на Торговой, а другое на Софийской стороне. Споры между враждующими сторонами нередко превращались в столкновения, происходившие, как правило, на мосту через реку Волхов.
Князь в новгородской администрации занимал совершенно особое положение. Фактически его функции ограничивались командованием вооруженными силами государства и организацией его обороны. Уже на начальном этапе княжеских усобиц новгородцы отказались от правила принимать у себя князя, назначенного из Киева, и стали приглашать к себе тех, кто им был «люб». Поэтому новгородцы ценили воинственных князей – таких, как Мстислав Храбрый, его сын Мстислав Удалой, а несколько позже и Александр Невский. Однако, предоставляя князю право командовать вооруженными силами, новгородцы не позволяли ему самостоятельно вести внешнеполитические дела и вмешиваться во внутренние дела Новгорода.
Приглашая князя, новгородцы заключали с ним формальный договор, точно определявший его права и обязанности. До нас дошел целый ряд подобных договоров, наиболее ранний из которых датируется 1265 г. Эти договоры формулируют и закрепляют традиционный, существовавший еще с Киевской Руси, политический порядок, согласно которому каждый вновь приглашаемый князь обязуется «Новгород держать по старине, по пошлине и без обиды… А без посадника княже суда не судити, ни волостей не раздавати, ни грамот не давати».
Новгород заботился о том, чтобы князь со своей дружиной не вошел слишком близко во внутреннюю жизнь Новгорода и не сделался в нем влиятельной силой. Поэтому ему было запрещено проживать в городе. Он мог жить лишь за его пределами, на Городище, в месте, специально отведенном ему под резиденцию. Он не имел права принимать кого-либо из новгородцев в личную зависимость, ссужать деньги в долг, приобретать земельную собственность и даже жениться на новгородке.
Суд в Новгороде распределялся между новгородским архиепископом, посадником и тысяцким. Тысяцкий вместе с коллегией из трех старост от «житьих людей» и двух старост от купцов должен был «управлять всякие дела» торговые и разрешать конфликты между купцами. Если вердикт суда первой инстанции не удовлетворял стороны, то судебный спор передавался коллегии из десяти «докладчиков» – по одному боярину и одному «житьему человеку» с каждого конца. Отдельные категории наиболее важных гражданских дел рассматривались судом архиепископа. Последний также возглавлял суд по церковным делам. Исполнение приговоров совершалось специальными судебными исполнителями – позовиками и биричами.
Исполнительная власть в Новгороде олицетворялась фигурой тысяцкого и посадника. На должность тысяцкого имел право избираться только представитель небоярского населения. Формально тысяцкий считался командиром народного ополчения, но в повседневной жизни на нем лежал и ряд других не менее важны властных функций. Он контролировал сбор налогов, вел отдельные категории судебных споров, отвечал за состояние городских стен и укреплений. В подчинении тысяцкого находились сотские старосты. Всего же в податном отношении город делился на 10 сотен.
Одной из центральных фигур новгородской исполнительной власти был посадник. Он избирался из наиболее влиятельных бояр на неопределенное время, пока будет «угоден народу», и не мог быть смещен со своего поста иначе, чем решением того же веча. Посадник обладал всей полнотой исполнительной власти, вел переговоры от имени Новгорода с соседними княжествами или иностранными государствами, скреплял своей подписью все договоры и соглашения, подписанные от имени Новгорода, выступал посредником в спорах между новгородцами и князем, а в отсутствие последнего заменял его.
Очевидно, что многоголосая вечевая толпа не могла обстоятельно обсуждать подробности всех выносимых на обсуждение правительственных мероприятий или статей законов. Это делал Совет господ – особый орган, в состав которого входили посадник, тысяцкий, кончанские старосты, сотские старосты и «старые», т. е. отошедшие от дел посадники и тысяцкие. Не меньшую роль в принятии стратегических решений во всех сферах новгородской политики играл Совет новгородской знати, куда входили представители трехсот наиболее богатых и влиятельных боярских фамилий. По богатству одеяний их еще называли «Советом золотых поясов». Строго очерченного круга вопросов, которые решал этот совет, не было, но влияние его решений на новгородскую политику было огромным.
Не меньший интерес представляет и организация местного управления новгородских земель. Здесь мы видим своеобразное сочетание начал централизации и местного самоуправления. Из Новгорода назначались посадники в пригороды и в пятины. Судебные учреждения Новгорода служили высшей инстанцией для жителей пригородов и пятин. Новгород же рассылал на места налоговые «запросы» и определял размеры денежных и натуральных сборов, которые должны были быть доставлены в государственную казну. Решения новгородского веча были обязательными для местных вечевых сходов. В остальном местные власти решали свои проблемы самостоятельно.
Внутренняя история Новгорода наполнена шумной политической борьбой. Постоянные смены князей в XII – XIII вв. и борьбу партий историки связывают с интересами различных боярских и купеческих группировок. Новейшие исследования показывают, что вечевой «демократический» строй Новгорода был далек от идеала. Бывали случаи, когда на вече собирались всего несколько сот владельцев городской недвижимости, которые и принимали то или иное ответственное решение. Часто решение, принятое таким образом, не удовлетворяло значительную часть граждан, и в городе возникали уличные беспорядки. Роль главного миротворца в подобных гражданских конфликтах чаще всего выполнял архиепископ.
С XIV в. прекращается частая смена князей на киевском престоле, и вместе с тем обостряется социальная борьба в самом новгородском обществе. Об этом говорит хотя бы тот факт, что новгородское боярство раскололось, и часть представителей знатных фамилий выступала во главе новгородского простонародья. В городе появилась прослойка деклассированных элементов, избравших себе занятием политические провокации. До определенного времени этот контингент новгородцам удавалось удалять из города. Ежегодно на деньги купцов для освоения новых земель формировались экспедиции, куда включали подобного рода людей, не имевших определенного занятия. В новгородском политическом лексиконе они именовались «молодцами». Благодаря этим торгово-грабительским походам территория новгородских владений в XII – XIII вв. существенно расширилась. Но затем интерес к таким походам у новгородцев пропал, и невостребованные люди снова стали постоянными участниками шумных демонстраций и драк в самом Новгороде под популистскими лозунгами в защиту «черного люда».
К концу новгородской независимости вечевые собрания стали приобретать шумный и беспорядочный характер. Социально-экономические противоречия вылились в растущее количество конфликтов, сопровождавшихся убийствами и грабежами. Этим воспользовался московский князь Иван III, который только и ждал подходящего момента, чтобы включить Новгород в состав Московского княжества. Это произошло в 1471 г., о чем речь пойдет в одной из следующих глав.
Наиболее близкое к Новгородской феодальной республике политическое устройство было во Пскове. Недаром оба этих княжества в истории часто выступали единым фронтом в борьбе с внешними врагами.
Владимиро-Сузальское княжество
Южнее новгородских пределов, на пространстве Волго-Окского бассейна, простирались Ростово-Суздальские земли. В первой половине IX в. здесь обитали племена веси и меря. Славянская колонизация этих мест началась задолго до распада единого Древнерусского государства, но заметно усилилась к XII в. Процесс этот происходил достаточно мирно, и со временем границы славянского расселения расширились вплоть до Северной Двины, Великого Устюга и местами даже до Белого моря. Старейшими городами в этих землях считаются Ростов Великий и Суздаль.
В «Повести Временных лет», в записи за 862 г., о Ростове говорится как уже о существующем городе, которым владел Рюрик, и где первые жители принадлежали к племени меря; в дальнейшем летопись сообщает, что «в Ростове сиде князь, под Олегом суще». О возросшем значении Ростова как одного из важных центров славянской колонизации северо-восточных земель говорит тот факт, что Владимир Святой в бытность Великим Киевским князем передал управление этой землей своему сыну, будущему Великому князю Ярославу Мудрому. Будучи ростовским князем, Ярослав, согласно летописным данным, основал Ярославль в 1010 г. После занятия великокняжеского престола Ростовский стол достался сыну Ярослава Всеволоду Ярославовичу (1030—1093), а затем сыну последнего, Владимиру Мономаху. С его смертью в Киеве зависимость Ростовской земли от центральной власти полностью прекратилась.
Первым князем независимого Ростово-Суздальского княжества считается сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий (1113—1157). В 1125 г. он перенес столицу из Ростова в Суздаль, первое упоминание о котором содержится в летописи за 1024 г. Более десяти лет Юрий Долгорукий провел на престоле в Суздале. Все это время было наполнено постоянными усобицами с родственниками по линии Мономаховичей за господство над русскими землями. Стремясь закрепить свое положение в управляемых им волостях и пользуясь возросшим потоком переселенцев из южных частей бывшего единого Древнерусского государства, Юрий основывает в Северо-Восточной Руси множество новых городов и крепостей. Так, по его приказу возникли Юрьев-Польский на р. Кокоше (1152 г.), Дмитров на р. Яхроме (1154 г.), Кидекша на р. Нерли (1152 г.), Микулин на р. Шоше (1163 г.), Городец на Волге (1152 г.), Переяславль Залесский (1152 г.). В 1147 г. на р. Москве в бывших владениях княжеского боярина Кучки Юрием Долгоруким основывается и г. Москва.
Вот как выглядит первое летописное упоминание о Москве в старейшей Ипатьевской летописи: «В лето 6655 (1147 г.) иде Гюрги (Юрий Долгорукий – авт.) воевать Новгорочкой волости, и пришед взя Новый Торг и Мсту всю взя; а ко Святославу (Святослав Черниговский – авт.) присла Юрьи, повелел ему Смоленьскую волость воевати; и шед Святослав и взя люди Голядь, верх Поротве, и тако ополонишася дружина Святославля. И прислав Гюрги и рече: „приди ко мне, брате, в Москову“».
Правда, есть и другая версия. Ее в свое время озвучил известный русский историк В. Н. Татищев, ссылаясь при этом на ряд документов, которые до нашего времени не дошли. По его словам, Юрий Долгорукий вдобавок ко всем своим противоречивым качествам был еще очень любвеобилен: «Юрий, хотя и имел княгиню, любви достойную, и ее любил, – пишет Татищев, – о при том многих жен подданных навещал и с ними более, нежели с княгинею, веселился… чем многие вельможи его оскорблялись… Между всеми полюбовницами жена тысяцкого суздальского Кучка наиболее им владела…». Вот тут-то и всплывает впервые фигура владельца усадьбы на берегу реки Москвы боярина и суздальского тысяцкого Степана Кучки. Кучка решил спасти свою семью. Он посадил неверную супругу под замок. «Уведав о том, что Кучко жену посадил в заточение, – сообщает Татищев, – Юрий, оставя войско… сам с великой яростью наскоро ехал с малыми людьми на реку Москву, где Кучко жил. И, пришед, не испытуя ни о чем, Кучка тотчас убил…». Этот рассказ мы могли бы не приводить, если бы не одно обстоятельство. Известно, что после смерти Кучки княжеские дружинники схватили его сыновей и отправили в Суздаль, а дочку Улиту насильно выдали замуж за сына Юрия, Андрея Боголюбского. Затем Андрей выгнал Улиту из дворца и женился вторично. А брата юной жены Андрей приказал замучить. Эти факты еще понадобятся нам, когда мы будем обсуждать правление Андрея Боголюбского. Имение же Степана Кучки отошло в княжескую казну.
Обитавшее в Ростово-Суздальских землях население начало возделывать земли суздальского ополья, заниматься охотой и промыслами. А вскоре были оценены и большие транспортные возможности рек Волго-Окского бассейна, позволявшие наладить торговое сообщение не только с близлежащими княжествами, но и совершать достаточно дальние экспедиции на Восток. Росту ремесла в значительной степени способствовала разработка железорудных месторождений. Все это создавало благоприятные условия для быстрого социально-экономического развития этого региона.
Там же, в Ростово-Суздальской земле, прошли детство и юность старшего сына Юрия Долгорукого, князя Андрея Юрьевича (Боголюбского), с именем которого связывается период расцвета этого княжества. Когда в 1154 г. после длительной борьбы Долгорукому удалось окончательно занять киевский престол, Андрей получил от отца в управление Вышгород – небольшой город недалеко от Киева, поблизости от резиденции отца. Но уже в 1155 г. он тайно уехал в обратно в Ростово-Суздальские земли вопреки воле родителя. Покидая киевскую землю, молодой князь забрал с собой из Вышгородского женского монастыря чудотворную икону Богородицы, написанную, по преданию, самим евангелистом Лукой.
Лаврентьевская летопись уточняет, что икона была выкрадена Андреем с единственной целью – даровать земле, куда он собрался уехать, святыню, уважаемую на Руси, и тем показать, что над этой землей будет простираться особое божественное благословение. По дороге в Ростов ночью во сне князю явилась Богородица, которая велела ему оставить икону во Владимире. Андрей так и поступил, а на месте видения основал село Боголюбово, где построил свою загородную резиденцию. Чудотворная же икона стала именоваться в народе иконой Владимирской Божией Матери.
Вернувшись в Ростово-Суздальскую землю и изгнав оттуда своих братьев, посаженных на княжение Долгоруким, Андрей столкнулся с активным сопротивлением со стороны местного боярства. Тут-то и проявился властный, самодержавный характер Боголюбского. Он не терпел сепаратизма и своеволия бояр, был крут с ними и не останавливался перед жесткими мерами против них. Мало считался в своих действиях Андрей и с народным вече. Не сумев до конца подчинить себе прежнюю столицу княжества, он перенес ее во Владимир-на-Клязьме и стал ее деятельно обустраивать. В подражание отцу, построившему множество новых городов, Боголюбский возводит во Владимире новые стены, украшает их Золотыми и Серебряными воротами, закладывает там кафедральный Успенский собор. На месте впадения реки Нерли в Клязьму им была выстроена знаменитая церковь Покрова-на-Нерли, до сих пор считающаяся своего рода эталоном древнерусского белокаменного зодчества. А на месте самого села Боголюбова возводятся стены княжеского терема.
Андрей Боголюбский вел активную внешнюю политику. В 1162—1172 гг. он вместе с сыном ходил на Камскую Булгарию. В 1169 г. в составе дружин десяти русских князей он вторгся в пределы Киевского княжества, разбив войска киевского князя Мстислава. Он даже принял титул Великого князя, но в самом Киеве не остался. Передав Киевское княжество в правление брату Глебу, он вновь ушел во Владимир. Лишь в попытках присоединить к своему княжеству новгородские земли Андрея преследовали неудачи.
Таким образом, во Владимиро-Суздальском княжестве складывалась совершенно иная (по сравнению с Новгородской феодальной республикой) политическая традиция, главенствующую роль в которой играл сам князь. Остальные институты тогдашней власти – боярская дума и народное вече – играли подчиненную роль. Такой политический режим принято называть раннефеодальной монархией. Как правило, среди причин, приведших к установлению в Северо-Восточной Руси именно самодержавных традиций правления, называют обширность территории, распыленность населения и относительную неразвитость городской торгово-ремесленной жизни.
В 1173 г. в боярском окружении Боголюбского возник заговор. Во главе него, по причинам, изложенным выше, встали как раз и именно наследники Степана Кучки: бояре Петр и Андрей Кучка (зять и сын Степана), а также шурин Андрея Яким, «да Кучковичи – общим числом двадцать». Как утверждают некоторые источники, за заговором стояла и дочь Кучки Улита. Они «подкупили ключника Боголюбовского дворца Анбаля» и, благодаря содействию последнего, получили возможность реализовать свой план. Покушение состоялось в ночь на 28 июня 1174 г. Легенда гласит, что убийцы, проникнув во дворец, сначала спустились в винные погреба, там употребили спиртного и лишь потом подошли к спальне князя. Один из них постучал. «Кто там?» – спросил Андрей. «Прокопий!» – отвечал стучавший (это был один из его любимых слуг). «Нет, это не Прокопий!» – сказал Андрей, хорошо знавший голос своего слуги. Дверь он не отпер и бросился к мечу, но меч святого Бориса, постоянно висевший над княжеской постелью, был предварительно похищен предателем Анбалом. Выломав дверь, заговорщики бросились на князя. Сильный Боголюбский долго сопротивлялся. Наконец, израненный и окровавленный, он упал под ударами убийц. Злодеи подумали, что он мертв, и ушли – опять спустились в винные погреба. Князь очнулся и попытался скрыться. Его отыскали по кровавому следу. Увидев убийц, Андрей произнес: «Если, Боже, в этом мне сужден конец – принимаю его я». Палачи довершили свое дело.
Политику Андрея продолжил его сводный брат Всеволод (1176—1212). Он был многодетным отцом. Всего в семье Всеволода было 12 детей, отчего он и получил свое прозвище – Большое Гнездо. Всеволод поквитался с боярами за брата и продолжил масштабное строительство как во Владимире, так и в других городах княжества. В ходе нескольких военных кампаний ему удалось отодвинуть границу Волжской Булгарии за Волгу и расширить Владимиро-Суздальские земли за счет новгородских владений по Северной Двине и Печоре.
Смерть Всеволода уже традиционным для древнерусской политики образом привела к вооруженному конфликту среди его детей. В конце апреля 1216 г. на реке Липице состоялась братоубийственная битва между его боровшимися за владимирский престол сыновьями. Сошлись, с одной стороны, дружины Ярослава и Юрия Всеволодовичей с новгородско-псковско-смоленским войском, которым командовали князь Мстислав Удалой и старший брат Ярослава и Юрия Константин. Сражение кончилось разгромом младших Всеволодовичей и вокняжением Константина во Владимире. При этом Юрий получил от брата в удел г. Радилов на Волге. Но уже в следующем году Константин отдал Юрию Суздаль и, оставляя Ростовскую землю в наследство своему потомству, признал брата своим преемником на великокняжеском столе. Константин умер 2 февраля 1218 года, и Юрий Всеволодович стал великим князем (1218—1238). В этом качестве Юрий вел активную внешнюю политику и укреплял границы своего государства. В 1221 г. он построил у впадения Оки в Волгу Нижний Новгород, ставший важным опорным пунктом на востоке княжества.
Юрий Всеволодович был последним Великим князем Владимиро-Суздальской земли до татаро-монгольского нашествия. В марте 1238 г. он погиб в битве с татарами на реке Сити.
Галицко-Волынское княжество
Наконец, еще одна альтернатива политического устройства обозначилась в Юго-Западной Руси. И связано это с историей Галицко-Волынского княжества. Земли, лежавшие южнее и западнее Киева, после распада единого Древнерусского государства разбились на несколько независимых княжеств. Наиболее крупными из них были Галицкая и Волынская земли.
Галицкое княжество состояло из двух частей: гористой, расположенной на восточных склонах Карпатских гор, с центром в городе Галич на Днестре, и равнинной, простиравшейся к северу до границ с Польшей. Этот край отличался благоприятными условиями для развития ремесла и сельского хозяйства. Плодородные земли равнин и богатые травами альпийские луга карпатских предгорий способствовали развитию здесь земледелия и скотоводства. Разветвленная речная система создавала второй по значимости торговый путь того времени: из Балтийского моря, по рекам Висла, Западный Буг и Днестр – в Черное море и дальше к Константинополю. На протяжении всего этого пути возникло множество городов, ставших крупными торговыми и ремесленными центрами. Среди них были Дорогичин, Берестье, Холм, Теребовль, Перемышль и другие. По решению Любеческого съезда князей Галицкая земля была отдана в правление князьям-сиротам Володарю и Васильку Мстиславовичам. Сын Володаря Владимир объединил всю Галицию и перенес свою столицу в Галич.
Подъем Галицкого княжества начался при сыне Владимира – князе Ярославе Владимировиче Осмомысле (1152—1187). Прозвище свое князь Ярослав снискал, по преданию, тем, что знал восемь языков сопредельных с княжеством народов. Его правление было весьма беспокойным. Несмотря на то, что он сумел на время овладеть Киевом (1159 г.), у него никак не складывались отношения со своим боярским окружением. Более того, бояре вмешивались в его политику и даже сумели на время арестовать (!) князя, а также развести его с законной супругой, дочерью Юрия Долгорукого, княгиней Ольгой, которая покинула Галич, не выдержав боярских интриг. В результате, после смерти Ярослава Галицкая земля оказалась ввергнутой в междоусобные столкновения соперничающих друг с другом боярских группировок.
Уже в этот период сказалось основное отличие политического устройства Галицко-Волынского княжества от остальных русских земель. Здесь традиционно было сильно влияние боярства, которое во многих случаях подменяло и княжескую власть, и прерогативы народных собраний. Галицкое боярство располагало большими богатствами. По примеру своих западных соседей многие его представители строили себе укрепленные замки и имели хорошо вооруженные и организованные отряды слуг, что укрепляло их аргументы в спорах с княжеской властью.
Тем временем Волынская земля долгое время переходила от одного князя к другому, пока на престоле во Владимире на Волыни не укрепился внук Владимира Мономаха Изяслав. В 1199 г. внук Изяслава князь Роман (1170—1205) захватил Галич и объединил оба княжества. В 1203 г. Роман с боем взял Киев и принял титул Великого князя. Большой заслугой Романа было и то обстоятельство, что он сумел на время урезонить своих бояр и добился прекращения усобиц. О возросшем влиянии Романа Галицкого свидетельствует тот факт, что Папа Иннокентий III вел с ним безуспешные переговоры, имевшие целью склонить галицкого князя к принятию католичества. Правда, период этот длился недолго. В 1205 г. князь Роман погиб, вмешавшись в распри польских феодалов, и боярская вольница возродилась вновь. Четырехлетний наследник галицкого престола князь Даниил Романович (1201—1264) не мог противостоять боярам и бежал в Венгрию.
После бегства наследника в Галицко-Волынском княжестве окончательно сформировался политический режим боярской олигархии. Так, на освободившийся престол галицкие бояре призвали трех князей: Святослава, Владимира и Романа Игоревичей. Освоившись на новом месте, князья попытались бороться с самовластием местного боярства. В ответ на это их оппоненты в ноябре 1211 г. призвали венгерские войска. С помощью иноземцев они пленили князей, а затем и казнили их. Теперь уже бояре вызвали из Венгрии и посадили на престол того самого малолетнего Даниила, которого сами же чуть не убили пятью годами ранее. И на этот раз законный наследник недолго пробыл на галицком престоле, бежав туда, откуда пришел. В этот момент произошло невиданное доселе в русской политической практике. Бояре посадили на освободившийся трон некоего боярина Владислава, не имевшего никаких династических связей с княжеской семьей. Однако этот эпизод политической жизни Галицко-Волынского княжества оказался недолгим, ибо вскоре сын венгерского короля Соломан вторгся в галицкие пределы, сверг Владислава и убил его.
Вслед за тем последовал длительный период истории, в течение которого достигший совершеннолетия Даниил боролся за галицкий престол. И лишь в 1238 г. ему удалось расправиться с боярством и окончательно занять трон, принадлежавший ему по наследству. Однако в тот же год началось татаро-монгольское нашествие на Русь, завершившееся в 1240 г. взятием татарами Киева. Даниил долго уклонялся от признания над собою власти ордынского хана, но в 1250 г. вынужден был подчиниться и, явившись в Орду, признал себя подданным.
Возвратившись в Галич, Даниил продолжил обустраивать и заселять подвластные ему земли, а также строить новые города. Не оставлял он и идеи образования широкой антитатарской коалиции христианских народов. Эти планы обсуждались в переписке с Папой Иннокентием IV. Однако вместо реальной военной помощи Роман получил от Святого Престола признаки королевского достоинства и в 1255 г. торжественно короновался в Дрогичине, став с этого времени королем Даниилом I. После его смерти в 1264 г. усобицы в галицко-волынской земле вспыхнули с новой силой.
Таким образом, подводя итог всему сказанному, можно увидеть, что удельный период в русской истории отмечен противоречивыми и разнонаправленными тенденциями. С одной стороны, возникновение на развалинах единого Древнерусского государства множества новых независимых княжеств сопровождалось экономическим подъемом, ростом городов, развитием ремесла, торговли и культуры. В этот период на практике формировались и проходили апробацию историей различные формы государственного и политического устройства русских земель. При этом дробление страны, княжеские усобицы, отсутствие политического и экономического единства объективно ослабляли русские земли перед лицом грозящих им военных опасностей извне – как с Запада, так и с Востока. Этому будут посвящены следующие главы нашего обзора.
Литература
Беляев И. С. Судьбы Земщины и выборного начала на Руси. М., 2008.
Карпов А. Ю. Юрий Долгорукий. М., 2006.
Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1991.
Костомаров Н. И. Русская республика. М., 1994.
Котляр Н. Ф. Данило Галицкий. Киев., 1979.
Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1987.
Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992.
Перхавко В. Б., Пчелов Е. В., Сухарев Ю. В. Князья и княгини русской земли IX – XVI вв. М., 2002.
Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII – XIII вв. М., 1993.