ГЛАВА 10
Анна пекла лепешки. Теплый хлебный дух плыл над землей. Кирилл замер и сидел так, не шевелясь, долго-долго, прежде чем Анна обратила на него внимание.
– Эй! – сказала Анна и засмеялась.
Кирилл вздрогнул.
– Ты столбиком стоишь, как суслик. Что с тобой?
– Запах, – сказал Кирилл.
– Запах?
– Да. Запах печеного хлеба. Это из детства.
Он закатил глаза и вздохнул, вспоминая.
– Я в детдоме рос. Какая-то добрая душа наш детдом разместила рядом с хлебозаводом. Мы голодные были все время, что там той еды, повара больше домой уносили, чем нам скармливали, а через дорогу – хлебный дух. Представляешь?
– Представляю.
– Ничего ты не представляешь, – горько усмехнулся Кирилл. – У нас от запаха свежего хлеба головы кружились. Мы лезли через забор, в цех, и воровали хлеб.
– А попросить было нельзя?
– Не давали, не положено. Так они отворачивались специально…
– Кто отворачивался?
– Хлебопеки. Делали вид, что не видят нас. Знали, что мы детдомовские, жалели, а просто так дать хлеб было нельзя. Получалось, что мы его воровали.
Анна поспешно взяла свежеиспеченную лепешку и протянула ее Кириллу. Он прижал лепешку к лицу, вдыхая теплый хлебный запах.
– Как хорошо! – сказал, как выдохнул, Кирилл.
– У тебя хорошие воспоминания о детстве?
Кирилл немного помолчал и как-то нехотя продолжил:
– Какие уж там хорошие, – он так и держал лепешку у щеки. – Голодно, холодно, драки постоянные.
– И ты дрался?
– А как же. Местные нас били, ну и мы им отвечали тем же.
Значит, Анна ошиблась. Он не видел в этой жизни ничего, кроме пинков и ворованного хлеба. И теперь этот остров для него – рай. Он живет здесь несколько лет и все никак не может поверить, что этот остров существует в действительности и он, Кирилл, на нем – тоже. Не удержалась, протянула руку, погладила Кирилла по волосам. Это получилось у нее совсем по-матерински.
– Знаешь, хорошо, что ты приехала.
Это было совсем неожиданно, так неожиданно, что у Анны даже вырвалось:
– Почему?
Он пожал плечами, опустил наконец-то руки с лепешкой, и Анна увидела, что у него глаза блестят слезами. Всю жизнь один. Сначала в детдоме, потом здесь, на острове. И тогда она тоже заплакала. Плакала потому, что жалела Кирилла, и еще потому, что себя саму жалела, своя жизнь вспомнилась, и муж, и ребенок, которого уже нет, – и когда про ребенка вспомнила, уже совсем разрыдалась. Кирилл пытался ее успокоить, но не смог.
Вечер опускался на остров. Солнце стремительно скатывалось в океан.
Анна вдруг перестала плакать.
– Знаешь, что я сейчас вспомнила? – спросила она и улыбнулась сквозь непросохшие слезы.
– Что?
– Как обезьяны съели праздничный обед. Ведь ты готовился к моему приезду, да?
– Да, – ответил Кирилл и тоже развеселился.
Они сидели друг против друга и смеялись. Они смеялись потому, что уже знали: будут жить здесь вместе. Успели присмотреться друг к другу и обнаружили, что их все больше связывает, а не разъединяет. Этот остров для них не ссылка; а убежище. Ничего хорошего не было в прошлом, так почему бы от этого прошлого не укрыться здесь, далеко-далеко.
– Ты был такой индюк! – сказала Анна, смеясь.
– Когда?
– В первый день, при встрече.
– Я же должен был показать, кто здесь хозяин! – и Кирилл тоже смеялся.
– Хозяин! – Анна даже головой покачала, и опять это у нее получилось совсем по-матерински. – Я говорила, что построю здесь дом, если меня захотят убрать со станции. Так вот тебе тоже нужен такой дом, Кирилл.
– Зачем?
– Не надо тебе отсюда уезжать. Пропадешь.
– Это я-то пропаду? – надулся Кирилл.
– Не будь индюком, – погрозила пальцем Анна. – Там жизнь очень изменилась, поверь.
– Где?
– В России. Ты не привыкнешь.
– Я не собираюсь туда ехать.
Подумал и добавил:
– Пока не собираюсь.
Они останутся здесь навсегда, и им будет хорошо.