Помазанник из будущего. «Железом и кровью». Часть 1. Великое княжество Московское (М. А. Ланцов, 2013)

Глава 1

Скрипнула дверь. Александр обернулся и увидел в дверях Павла Георгиевича.

– Паша [1], что вы не спите? Уже далеко за полночь.

– Ваше Императорское Высочество, дел много, да и не мог вас оставить. Вы же после последнего покушения практически все ночи проводите в кабинете, не смыкая глаз. Что с вами происходит? Вы не подумайте ничего дурного, но за вас много людей переживают. Я уже не знаю, куда девать письма с пожеланиями скорейшего выздоровления.

– В самом деле? – совершенно постным тоном спросил Александр.

– После того что произошло на Уложенной комиссии, для простых людей вы стали как свет в окошке. По крайней мере для тех, кто в курсе происходящего. На ваше имя в канцелярию ежедневно приходят сотни писем. Люди за вас переживают и волнуются.

– Видимо, не все. Знаете, Паша, мне хочется отдохнуть. Поехать куда-нибудь в глухую Сибирь. Или на Алтай. Погулять по горам. Подышать свежим воздухом. Я устал, Паша. Очень устал. Десять лет кряду я работаю как проклятый, а воз и ныне там.

– Ну что вы такое говорите?

– Кстати, что вы в дверях стоите? Проходите. Садитесь.

Дукмасов застыл на несколько секунд молчаливой скульптурой, так как не ожидал приглашения. Однако быстро придя в себя, аккуратно закрыл за собой дверь и прошел к креслу, на которое ему указал великий князь.

– Ваше Императорское Высочество, я не могу говорить о десяти годах, но все, что я видел из сделанного вами, поразительно!

– Полно вам. Это бессмысленная лесть. Я же отлично вижу реальное положение дел. Вспомните, с какой яростью и убежденностью вся верхушка отечественного дворянства встала против новых законов. Эти молодцы решительно не хотят ничего менять. А внизу, в самом низу этой гигантской государственной пирамиды, жизнь с каждым днем становится все хуже и хуже. И черт бы с ней по большому счету. Я не святой благодетель. Но ведь это напряжение в конце концов разнесет страну вдребезги. Да так, что кровью будет залито все – от оврагов до монастырских крестов. Представьте Великую французскую революцию, только с русским размахом. А эти… а… – цесаревич махнул рукой и устремил свой взор в окно.

– Но все-таки вы смогли сделать многое. Даже несмотря на это противостояние.

– И что с того? Знаете, пропасть можно либо перепрыгнуть, либо нет. Полумеры в нашем случае невозможны. Мы или выйдем из того пике, в которое вошла наша страна, или потеряем ее окончательно. Слегка беременными не бывают.

– А что такое «пике»?

– Пике? Краткая форма от «пикировать», то есть круто и стремительно снижать летательный аппарат. Хм. Фактически падать. Вы не читали трудов по воздухоплаванию?

– Я не увлекаюсь фантастическими повестями!

Александр улыбнулся:

– Зря. В Американской кампании мы очень успешно использовали воздушные шары для разведки и корректировки артиллерийского огня. А это всего лишь первый, самый робкий шаг в небо. Я убежден – у воздухоплавания большое будущее. Впрочем, это неважно в нашем случае. – Александр взял небольшую паузу, в ходе которой ненадолго задумался. – Последние десять лет своей жизни я много работаю, обладая лучшими в империи условиями, но добился каких-то совершенно несерьезных результатов. Фактически десять лет пошли коту под хвост. Да, я смог добыть огромное количество денег и вошел как минимум в сотню самых богатых людей планеты. Но какой с этого толк? Паша, посмотри вокруг – что изменилось? «А воз и ныне там» [2]. Петр Великий смог сделать больше в намного более тяжелых условиях.

– А при чем тут Петр Алексеевич?

– Передо мной стоят такие же задачи, как и перед ним. Не понимаете?

– Нет. – Дукмасов сосредоточенно потер лоб.

– Передо мной лежит та же сгнившая на корню, отсталая страна. Ее элита заплыла жиром и ослабела головой настолько, что уже сейчас неспособна возглавить наиболее прогрессивные дела Отечества. Ей важно, чтобы ничего не менялось и было как в старину. А что у нас было? Да ничего толком и не было. И уже давно. Орда голодных и неграмотных крестьян – это все богатство, которым мы располагаем. Более у нас на данный момент нет ничего, понимаешь, Паша, ничего! Ни промышленности, ни эффективного сельского хозяйства, ни вменяемой финансовой системы, ни упорядоченного законодательства, ни нормального образования, ни науки. У нас ничего нет! Вообще! – Александр так распалился, что лицом покраснел и практически кричал. – А они еще выступают, говоря о каких-то там традициях и чести. Какие традиции?! Какая честь?! К чертям собачьим такое наследие предков! – Саша закончил эту тираду, смотря дикими глазами на Дукмасова, после чего отвернулся, замолчал и вновь стал рассматривать капли, медленно ползущие по стеклу.

– Ваше Императорское Высочество, мне кажется, вы сгущаете краски… – Цесаревич никак не отреагировал на эту реплику, продолжая смотреть в темноту ночи. – Может, чаю?

– Пожалуй.

Павел Георгиевич тихо удалился, оставляя цесаревича наедине с собой. Обстоятельства довольно регулярного бдения ночью самого адъютанта получили некоторые организационные последствия – он наладил дежурство нескольких слуг и повара. Поэтому получилось довольно быстро организовать доставку в кабинет всего необходимого для чаепития. Особым разнообразием закуски, впрочем, не отличались, но некоторый выбор имелся.

Пили чай не спеша. Молча. Саша сосредоточенно смотрел куда-то вдаль, так, будто увидел за стенами что-то интересное. Павел же, чуть скосив глаза, наблюдал за цесаревичем и методично, но аккуратно хрустел баранками. Необычная беседа подстегнула аппетит адъютанта.

В конце концов после, наверное, пяти минут молчания Александр продолжил:

– Вот вы говорите, что я сгущаю краски. Почему вы так считаете?

– Ваше Императорское Высочество, я не очень разбираюсь в политике, поэтому мне сложно судить о ситуации в целом. – Дукмасов несколько смутился, оказавшись неготовым к подобному вопросу.

– То есть вы говорите подобное просто из вежливости? Обычная лесть… – Последние слова Александр сказал очень тихо, рассматривая чаинку, плавающую в кружке.

– Нет! Это не лесть! Я же вижу, что вы делаете! Как все меняется вокруг вас! В глобальном масштабе я не могу судить, ибо многого не знаю. Но в Москве вы уже совершили чудо! – Дукмасов несколько разгорячился из-за того, что Александр назвал его льстецом. Это Павла зацепило. Однако сам цесаревич лишь хмыкнул, достал из ящика стола плотную папку зеленого цвета на веревочных завязочках и передал ее адъютанту:

– Вот, можете ознакомиться.

Павел Георгиевич удивленно посмотрел на Александра. Поморгал глазами, порываясь что-то сказать, но передумал. И стал возиться с завязками.

Папка оказалась уникальной. Александр собирал в ней сухую выжимку по важнейшим вопросам, включая разведывательную информацию и аналитические заметки.

Битый час Павел Георгиевич увлеченно рассматривал листочки, написанные твердым почерком Его Императорского Высочества. Он был первым человеком, который смог заглянуть внутрь это папки. Такое доверие! И такой интерес! Конечно, цесаревич немного рисковал, показывая ему столь важные документы. Ведь кое-что Павел мог запомнить. Но Саша рискнул, рассчитывая на то, что его адъютант верен ему. Да и в таком потоке информации запомнить что-то конкретное было крайне сложно.

– Все равно я вас не понимаю. Судя по материалам этой папки, – Павел слегка потряс пачкой документов, – вы создали огромную финансовую империю, которой ничто не угрожает. За столь малый срок добиться подобного решительного успеха – впечатляющий результат!

– И что с того? Ну, допустим, заработал я огромное состояние. Какой с этого толк? Лично я могу совершенно спокойно прожить и на то содержание, что мне положено по законам Российской империи. Даже более того, я могу вообще от всего отречься и пойти в мир без гроша в кармане. Проблема лежит совершенно в другой плоскости. Мне мало радостной и изобильной жизни.

Павел Георгиевич хотел что-то спросить. Уже даже открыл рот, но император его перебил:

– Посмотрите вот сюда. Что вы видите? Ничего? Печально. Ну да вы в бухгалтерии и не разбираетесь. Это сводка, которую я смог собрать по благосостоянию подданных моего отца. Так вот, основная беда России в том, что она бедна как церковная мышь. Да, конечно, у нас есть огромные запасы природных ресурсов, но все это вторично и по большому счету не важно. Богатство государства определяется не по благосостоянию крошечной элиты и тем более не по полезным ископаемым. Все это обычные сказки, не имеющие никакого отношения к реальности. Богатство государства определяется лишь по одному критерию – тому, как живут ее жители. Причем не по принципу «средней температуры по больнице», а ориентируясь на беднейшие и самые широкие слои: крестьян и рабочих. Поэтому, говоря о богатстве страны, нет смысла описывать дворцы и охотничьи угодья. Нужно смотреть на то, что кушают бедняки и в какую одежду они одеты и так далее.

– Любопытно…

– Безусловно. Вы меня уже неплохо знаете и понимаете, насколько я далек от гуманизма и прочих восторженных глупостей. Поэтому я смотрю на ситуацию исключительно с прагматичной точки зрения. Основа независимости любого государства заключается в самостоятельности ее экономики. Это фундамент. Ядром любой здоровой экономики является товарное производство. Не добыча сырья, не торговля, не биржевые спекуляции, а производство конкретных, материальных товаров. Тех же керосиновых ламп или винтовок. То есть то, за что боролся Петр Великий, когда создавал сотни разнообразных предприятий в империи. – Александр отпил немного чая. – Так вот. Мануфактуры, заводы и фабрики выдали в конечном счете какой-то продукт. Что с ним делать? Правильно. Его необходимо продать. А на полученные деньги закупить еще сырья и сделать еще. Это называется оборот. Он нужен любому производству как воздух.

– Но как его получить? У крестьян просто-напросто нет никаких возможностей для покупки многих промышленных товаров. Даже если они им и нужны.

– Совершенно верно. Для любого товарооборота нужен рынок сбыта. Его основу составляют покупатели, не только желающие приобрести предложенный товар, но и способные это сделать. То есть у них есть деньги в нужном объеме, они в курсе существования товара и он находится в их досягаемости. Ведь никто не поедет за новым молотком в Новую Зеландию. Это глупо. Значит, магазин, который продает этот самый промышленный товар, должен быть расположен так, чтобы покупатели могли до него добраться, не прикладывая для этого каких-то запредельных усилий. Пока ясно, что я говорю?

– Да! – Дукмасов решительно кивнул.

– Но тут есть интересный нюанс. Чем выше оборот промышленных товаров, тем ниже стоимость и выше скорость производства. При изготовлении партии в десять тысяч керосиновых ламп мы получим издержки меньше, чем при производстве ста штук. Из расчета на одну лампу, разумеется. Это не считая того, что технологическая цепочка в первом случае будет отлажена значительно лучше. Но тут есть очень опасный подводный камень, ведущий к созданию мыльного пузыря.

– Чего? – удивился Павел.

– Мыльного пузыря. То есть фальшивого эффекта в экономических процессах. Смысл вот в чем. Как я уже говорил, любому производству нужен оборот. Но желание его увеличить любой ценой может привести к тому, что производители будут искусственно снижать качество продукции. Это позволяет очень серьезно увеличить объемы оборота.

– Почему?

– Так все просто. Вот построили мы железную дорогу из каких-нибудь отвратительных материалов, да еще и тяп-ляп. Сколько она простоит, не разваливаясь? Допустим, год. Поэтому на следующий год можно будет строить новую дорогу. То есть бюджет уже вырос вдвое, как и объем произведенной продукции. Хотя если бы ее сразу построили так, как следует, то она отлично послужила десять-пятнадцать лет. Но тогда не нажились бы ни вороватые чиновники, ни производители брака. – Александр улыбнулся. – Итог таких поступков очевиден. Из широких масс населения выкачиваются сбережения. А качество производства падает в конечном счете до такого уровня, что никакие серьезные проекты общество, пораженное подобным заболеванием, осуществить уже не может. Исчезает культура производства. То есть новые, требующие более высокого уровня технологической обработки товары изготовить не получится. Или количество брака будет очень высоко. Вспомните, чем я занимаюсь на своих заводах? Правильно. Я не жалею денег и сил на то, чтобы повысить уровень квалификации своих рабочих. Мне важно то, чтобы они могли изготавливать быстрее более сложную продукцию. Ведь итоговая стоимость технически сложного товара упирается в том числе и в количество человеко-часов, затраченных на его производство. Человеко-часы это не только время, оплачиваемое рабочим. Это много чего интересного, например, упущенная выгода, вызванная простоем оборудования.

Дукмасов вопросительно посмотрел на цесаревича. Тот улыбнулся и продолжил:

– Пресс может в час сделать шестьдесят штамповок. Он рассчитан на такую нагрузку. Однако по каким-то причинам на него поступают всего десять-пятнадцать заготовок. Вот недовыработка и есть упущенная выгода от простоя. Мог сделать, но не сделал.

– Любопытно получается. Ведь так можно рассматривать не только станок, но и человека, который бездельничает?

– Именно так. Вот посмотри тут, – Александр указал ему на один из листов папки. – У любого государства можно посчитать максимальное значение производительной силы, на которое способны его жители. Впрочем, не будем влезать в совершенно ненужные дебри. Как ты понимаешь, чтобы увеличить оборот, нужно производить больше товаров. Для этого необходимо привлекать свободные капиталы на модернизацию производства. Например, для установки новых станков и обучение персонала. Возросшее количество произведенного товара нужно кому-то продавать, чтобы покрыть увеличившиеся расходы и вернуть вложенные капиталы… И вот мы подходим к пониманию рынка сбыта. Промышленность России не развивается потому, что ей некому продавать многие товары. Население-то жутко бедное. А при имеющихся объемах производства не получается поддерживать технологии на мировом уровне. Мы не в состоянии успешно конкурировать, все больше и больше отставая. То есть наши заводы еле концы с концами сводят и средств на модернизацию им взять неоткуда.

– Получается какой-то замкнутый круг.

– Он самый. А учитывая, что реально конкурентоспособен только достаточно крупный бизнес, то вообще беда.

– Почему? А как же быть с мелким, частным делом? Ведь это голубая мечта широких слоев разночинцев.

– Малый бизнес может что-то конкурентоспособное предложить только в сфере услуг или штучного производства каких-нибудь уникальных вещей. Решить вопросы массового товарного производства он не в состоянии в принципе по причине недостатка капитала. Попытка переложить на его хрупкие плечи непосильные задачи обернется катастрофой для государства и гибелью для него. То есть эти мысли – очередная иллюзия или утопия, если хотите.

– И как нам им донести это понимание?

– Никак. Зачем лишать людей мечты? Просто делать свое дело, оставляя крупные зазоры для мелких частников. Нужно же кому-то постоянно открываться и разоряться? – Цесаревич улыбнулся, а Дукмасов невольно выдержал паузу, обдумывая услышанные слова.

– А почему именно промышленность так важна для здоровой экономики?

– Хм. – Цесаревич задумался. – Уже сейчас нам выгоднее заказывать промышленные товары в иных государствах, а не производить их у себя. Даже с учетом транспорта и пограничных пошлин. Тем более что пошлины мой отец, под нажимом европейских государств, сильно снизил. Но это выгодно только в сиюминутном ракурсе. То есть экономия будет только здесь и сейчас. Однако если посмотреть на проблему в перспективе, то становится ясно, что это приведет к постановке подобного государства в зависимость от более развитых соседей. И в итоге без войны Россия превращается в самую обычную колонию, от которой потребно только сырье и куда сбывают промышленную продукцию от «благодетелей». А в случае какого-либо обострения отношений всегда можно перекрыть поставки жизненно важных товаров. Ведь они у нас не производятся. Так и получается, что независимость опирается не столько на «штыки», сколько на заводы и фабрики.

– Никогда не слышал ничего подобного. Я думал, независимость опирается на армию, а не на экономику и промышленное производство, – Дукмасов сосредоточенно потер лоб.

– Армия важна, но она вторична. В нынешних условиях без толковой промышленности нельзя создать по-настоящему боеспособную армию. Обмундирование, снаряжение, вооружение, боеприпасы и прочее – все это из воздуха не рождается.

– А как же быть с высказываниями о том, что в армии главное – это прежде всего боевой дух, дисциплина и традиции?

– Даже не знаю, что вам ответить. В голове крутятся одни нецензурные слова. – Александр улыбнулся. – Армия – это вооружение, обучение и администрирование. Причем взаимосвязанно. Вы никогда не задумывались, сколько стоит обучить хорошего солдата? Не украшение для плаца, а солдата.

– Мне говорили, что это долгое, но недорогое занятие.

– Вас обманывали. Нагло. Это не только долгое занятие, но и невероятно дорогое. Хороший солдат – это не болванчик, бездумно выполняющий приказы, а отлично подготовленный боец с головой на плечах. Тут и прекрасное питание, и хорошее обмундирование, и физическая подготовка, и стрельба, и рукопашный бой, и многое другое. Стоимость подготовки полноценного солдата превышает аналогичную у практически любого ремесленника средней руки. Сколько их в полку? Для хорошего унтер-офицера еще больше цена времени, сил и средств установлена. А для офицера – и подавно.

– Так ведь при таком подходе никаких денег не напасешься!

– Правильно. Но если не так подходить к делу, то мы будем получать вместо армии вооруженный сброд. В лучшем случае. Мы можем, например, совершенно спокойно перейти к новомодной призывной системе. Но как нам учить солдат той же стрельбе? Где напастись боеприпасов и оружия? Ведь наша промышленность неспособна их произвести даже для полноценной учебы. И так обстоят дела не только в армии. Одни популистские лозунги, воровство и профанация. Вот вы думаете почему я не стремлюсь отменить крепостное право? Не задавались вопросом?

– Задавался, но ответа так и не находил. Ведь крепостное право – это клеймо.

– Глупости это, а не клеймо. Эта риторика просто попытка других государств повлиять на нашу внутреннюю политику. Вы думаете, отмена крепостного права положительно подействует на Россию? – Саша налил себе еще чаю, отхлебнул и вопросительно посмотрел на Павла.

– Думаю, что да. Это освободит рабочие руки и ускорит развитие нашей промышленности.

– Теоретически вы правы. Но особенно подчеркну – теоретически. Что нам предлагал с ними сделать Милютин?

– Дать крестьянам свою землю, чтобы они смогли на ней жить своим умом.

– Эта формулировка для газет. Что он предлагает на практике?

– Ваше Императорское Высочество, я вас не очень понимаю!

Александр улыбнулся:

– На практике Милютин хочет, чтобы в деревне начался жуткий голод.

– Я с ним лично знаком! Уверяю вас, он патриот Отечества и никогда даже мыслей таких в голове не держал!

– Не горячитесь. Все достаточно просто. Ни вы, ни большинство дворян не имеете никакого представления о сельском хозяйстве, включая Милютина. Да и с пониманием процессов, протекающих в экономической жизни, у дворян сущая беда. Предложение отменить крепостное право в той форме, что звучало со стороны действующей комиссии, есть либо полное непонимание, либо открытое вредительство.

– Ваше Императорское Высочество, ну почему же вам везде враги и злые умыслы видятся?

– Потому как не без этого. Смотрите сами. Вот, – Александр достал из ящика стола еще одну папку, – здесь я попробовал обобщить все материалы по подготовке земельной реформы. Вы, наверное, в курсе, что собирается замечательный сборник «Статистический временник» [3]. Его подготовка несколько затянулась, однако уже сейчас, опираясь на черновые цифры, можно сделать очень интересные выводы. На данный момент в европейской России наличествует около шестидесяти миллионов человек населения. Из них примерно сорок три миллиона – разного рода крестьяне, половина которых – крепостные. То есть мы имеем по факту двадцать три миллиона крепостных крестьян.

– Огромное количество!

– Безусловно. Итак, что предлагает Николай Алексеевич? Он рекомендует им всем выкупать землю у помещиков, заявляя, что так будет справедливо и правильно. Но ведь это чушь! – Александр привстал. – С какой стати?

– Я вас не понимаю.

– Хорошо, давайте пойдем по порядку. Итак, смотрим на сам факт выкупного платежа. Что это такое? Если отбросить всякую шелуху, то мы увидим совершенно обыденную попытку провести массовую сделку по купле-продаже земельных участков. То есть это не выкуп, а приобретение в собственность. В принципе резонное предложение, но, опять же, в теории. На практике мы видим ситуацию, когда крестьяне из-за низкой эффективности их труда живут впроголодь. Практически все товарное зерно идет не с их наделов, а с помещичьих земель и реинкарнации латифундий. Да и там смех один, а не урожай. В абсолютных числах получается неплохо, однако если посмотреть на то, насколько эффективно используется земля, то просто слезы наворачиваются. У нас отвратительные урожаи! У нас проблемы не только с промышленностью, но и с сельским хозяйством, которое теснейшим образом завязано на промышленное производство. Сеялки, веялки, локомобили, минеральные удобрения и прочее. Для эффективного сельского хозяйства нам нужна могучая механическая и химическая промышленность. Это не считая огромного числа средних и высших агротехнических учебных заведений. Всего этого нет. Тьма покрывает нас своим пушистым одеялом. Народное образование практически на нуле. А то, что есть, носит преимущественно классический характер. То есть не имеет никакого прикладного значения. Вспомни, что изучал Петр Великий? Юриспруденцию, философию и древние языки? В том-то и дело, что нет. Это все глупости! Нам нужны инженеры, слесаря, агрономы, врачи, учителя, ветеринары и прочее. А не болтуны всех мастей. От них и так уже не продохнуть. Да и той «воды» нет. Так, крошечная струя в сплошном непроглядном море тех, кто букв и цифр не разумеет. Неудивительно, что такие люди боятся чего-то нового! У них элементарно не хватает знаний, чтобы все осмыслить!

– Я с вами согласен, Ваше Императорское Высочество. Без образования нам ничего не достигнуть. Но вы так и не сказали, почему вам не нравится идея выкупа крестьянами своих наделов, – очень аккуратно заметил Дукмасов.

– Верно, увлекся. Дело в том, что на текущий момент практически все имения дворян заложены в Дворянском банке и под них выданы кредиты. Задолженность по этим кредитам такова, что можно совершенно спокойно проводить через суд взыскание с полной конфискацией. То есть, говоря простым языком, земля имений дворянам уже не принадлежит. За редкими исключениями, разумеется. Осмысляя в этом ключе сделку купли-продажи земли крестьянами, можно совершенно точно сказать, что ситуация похожа на абсурдный каламбур. Покупая землю у собственника, крестьянин выплачивает деньги фактически случайным прохожим. С какой стати?

– Ваше Императорское Высочество… – хотел было возразить Дукмасов, но Александр остановил его рукой и продолжил:

– Это первый пункт. Второй заключается в том, что мы имеем ситуацию, когда в государственных масштабах сам факт выкупных платежей неразумен. Дело вот в чем. Сельское хозяйство в Российской империи сейчас очень не эффективно. Крестьяне живут впроголодь, а то и голодают. Это факт. Очень неприятный, но факт. Двадцать три миллиона человек после освобождения от крепости окажутся на грани голодной смерти. Ведь с тех крохотных урожаев, что они получают по старинке, они будут обязаны еще и платить довольно обременительные суммы. Милютин что, смерти их желает? Или лелеет надежду на стихийное восстание, которое само собой перерастет в революцию? – Александр встал и прошелся по кабинету, медленно вышагивая. – Ситуация сложная. Очень. А потому я туда и не лезу. Нет ни веса, ни ресурсов для ее разрешения. Вы в курсе, сколько сейчас в России дворян?

– Нет.

– Ориентировочно чуть меньше миллиона человек. Как вы видите, в сравнении с крестьянами весьма скромно.

– Но это фундамент нашего Отечества!

– Это не совсем так. Дворяне задумывались таковым, но на данный момент им не являются. – Саша вновь сел в кресло и откинулся на спинку, уставившись в потолок. – Давным-давно, когда первые русские цари только обустраивались на престоле, начался процесс становления дворянства. Вы в курсе, кем изначально были дворяне? И вообще откуда пошло это слово?

– От слова «двор»?

– Верно. Изначально, в момент своего появления, дворянами называли просто дворовых слуг того или иного феодала. Удивлены? Зря. Шло время. Московский, да и не только московский стол укреплялся и уже не нуждался в сильных боярах, то есть феодалах меньшей руки в вассальной зависимости. Параллельно рос и ширился домен. Им становилось все сложнее управлять. В итоге это приводило к росту и влиянию слуг правящего дома. И в конечном счете они оказались влиятельнее бояр. Что же мы видим сегодня? Сословие, созданное исключительно для службы своему государю, занимается черт знает чем. Разве это нормально? Им для чего привилегии давались? Чтобы они пили, гуляли и бездельничали? Эти «молодцы» возомнили себя особами «голубой крови», которые хороши уже тем, что они родились у правильных родителей. Этакая избранность. Да. Это действительно так. Избранность. Но мало кто из них сейчас понимает, что они избраны для государственной службы, а не для бездумного и бесцельного проживания своих никчемных жизней. Привилегии им не просто так давались. А так как законы природы никто не отменял, то этот дисбаланс в конечном счете должен привести к трагедии. Если, конечно, его вовремя не исправить.

– О каких именно законах природы вы говорите?

– Вы не слышали такое замечательное слово – «равновесие»? Ломоносов в свое время вывел закон сохранения вещества, согласно которому если где-то убыло какого-то тела, то в другом месте ровно столько же его прибыло. Этот закон намного шире и распространяется на все и вся. Беря что-то, ты должен что-то отдавать. В противном случае сама природа приведет ситуацию к равновесию. Если государство дает тебе возможность жить лучше других, значит, ты должен что-то эквивалентное возвращать государству и обществу. В противном случае природное равновесие восстановится само. Ударив по тому, что тебе ценно, тогда, когда ты этого не ожидаешь.

– Как-то чудно вы говорите, Ваше Императорское Высочество. Я никогда ничего подобного не слышал и не читал. – Дукмасов внимательно смотрел на цесаревича спокойными, задумчивыми глазами.

– Ничего страшного, Паша, всегда что-то бывает в первый раз.

– Меня одно смущает: как же божья благодать? Ведь Бог всегда хранил наше Отечество!

– Кто вам это сказал? – Цесаревич улыбнулся. – Понимаете, Паша, есть некоторые вещи, которые говорят даже глубоко верующие священники, исходя из политической конъюнктуры. Почему Он должен хранить именно Россию? А почему не маленькую деревушку в Африке, где люди, кроме повязок из листьев, никакой одежды не надевали от рождения до смерти? Если вы заглянете в Священное Писание, то будете искренне удивлены. Нигде, ни в одном Евангелие не говорится о том, что Бог сделал своей избранной страной именно Россию или какую-либо другую страну. Напротив, там говорится, что он любит всех одинаково. Для вас это разве откровение?

– А ведь действительно так. Но ведь тогда…

– Да, именно так. Большая часть той религиозной риторики, получается, обычное лицемерие в угоду конъюнктуре. Уверяю вас, Бог не освятил ни одной войны. Зачем ему это делать? Можно было бы сказать, что он вообще не вмешивается в дела людей. Однако мы с вами наблюдаем ту гниль, которая проходит лейтмотивом через все руководство нашего Отечества. Любовь не отрицает наказания.

– А…

– Вот в том-то и дело. Понимаете, Паша, у нас страна находится в крайне сложном положении, и как это исправлять, я не представляю. Особенно в условиях противодействия отечественного дворянства, совершенно потерявшего голову и честь. И не только его. Иностранных агентов влияния, которые не желают выздоровления Отечества, у нас масса. Да и просто воров с вредителями, которые в угоду своей сиюминутной жадности готовы на любые глупости, хватает.

– Печальны ваши слова… – Дукмасов сидел хмурый, прокручивая в голове мысли, крутящиеся вокруг только что услышанного.

– Помимо прочего, возвращаясь к крепостному праву и сельскому хозяйству, я хочу уточнить деталь. Малое хозяйство просто не способно дать сельскохозяйственную продукцию в серьезном, товарном масштабе. Там та же самая проблема, что и на мелком частном производстве, – недостаточен оборот, чтобы это хозяйство оказалось на плаву и хоть как-нибудь развивалось. Нам нужно создавать крупные сельские хозяйства – механизированные, с квалифицированными агрономами.

– А как тогда быть с мечтой крестьян о собственной земле?

– Пусть мечта останется мечтой. Поступим так же, как и с малым бизнесом. Кстати! Я вспомнил еще одну очень интересную деталь. Вы знаете о том, что земля истощается при ее постоянных посевах? То есть получается, что каждой отдельно взятой крестьянской семье нужно выделять надел в самом скромном варианте в три раза больше рассчитанных правительством размеров. А желательно в восемь-десять. Иначе земля истощится. А ведь нужны еще покосы и лес. Им же нужно как-то зимой греться и держать скот. Прошу обратить особое внимание – я не специалист по агротехнике, скорее дилетант, посвятивший несколько вечеров изучению вопроса. И уже столько ошибок нашел. Но ошибки ли это или глупость? Хотя все одно – подобные вещи в государственных делах подобны по своему вреду измене.

Разговаривали они до самого утра. Лишь явление ясных очей встревоженной Елены нарушило этот долгий разговор. Как вы понимаете, уважаемый читатель, никакой нормальной женщине не понравится такое счастье – просыпаться утром одной. А потому она и прибыла незамедлительно, терзаемая смешанными чувствами, представляющими клубок мыслей и эмоций самого широкого диапазона – от беспокойства за мужа до ярости и растерянности.

Ночные бдения не проходят бесследно. Да и жена, попричитав немного о том, что Саша совсем себя не бережет, ушла. Выпроводив перед этим Дукмасова, дескать, тот не дает Александру отдохнуть. Поэтому цесаревич, оставшись в гордом одиночестве и тишине, задремал. Прямо в кресле.

Александру снились совершенно выматывающие кошмары. Хотя, наверное, правильнее их назвать не кошмарами, а наиболее негативными фрагментами минувших дней. Поэтому всегда плохо высыпался. Основным раздражителем в этих снах являлось чувство бессилия, которое посещало каждый раз, когда ему виделась гибель близких ему людей. Все его сознание стремилось что-то изменить и исправить ситуацию, но неприятные эпизоды «прокручивались» строго по сценарию, неуклонно повторяясь в мельчайших деталях. Этакая форма извращенной пытки. Утро же приносило лишь чувство неудовлетворенности и раздражения, которое он пытался утопить в работе. Внешне это практически не отражалось на его поведении. Погружаясь всецело в дела, он отвлекался от ненужных мыслей, что делало его абсолютно уверенным в себе человеком. А минуты слабости случались с ним редко, да и не на людях.

Глава 2

Проснувшись в неурочный час, ближе к обеду, Александр отправился на конную прогулку. Тем более что требовался пригляд за владениями, для которого лучше всего подходили именно неожиданные визиты.

– Дмитрий Андреевич, – обратился цесаревич к начальнику эскорта, – слышал, что вы вчера посещали новый атлетический центр. Как он вам?

– Необычное место.

– Чем же? Оснащением?

– Нет, теплый бассейн, тренажерный зал, массажные комнаты и прочее меня не удивили. Замечательно, что они собраны в одном месте для удобства, но ничего необычного, на мой взгляд, в этом нет. Как раз напротив – все логично. Но вот люди…

– Люди? – удивленно переспросил Александр. – Что же в них необычного?

– Вы в курсе, что теперь в служилом сословии считается очень престижным заниматься атлетикой? Как попугаи, стали подражать вам.

– Но это же неплохо! Здоровые, подтянутые люди, по-моему, намного лучше раскисших жировых бочек.

– Да, но для них посещение атлетического центра имеет другое значение. Они туда приходят больше пообщаться, отметиться, нежели заниматься. Он стал местом для массовых свиданий. Одна болтовня вместо тренировок. Из-за чего туда стало не попасть людям «с улицы». Если бы Николай Платонович нам всем места заранее не бронировал, то мы бы тоже не смогли попасть на тренировки.

– Хм. Какие недальновидные «товарищи»! Ладно, не горюй, разберемся. Эта показуха мне не нужна. Не хотят тренироваться, пускай по ресторанам болтаются, нечего места занимать. Кстати, по поводу мест. Как тебе наш новый кремлевский женский взвод? Ну, чего молчишь?

– Мне нечего сказать про них. Женщины в военной форме моему глазу непривычны и противоестественны. Я понимаю, что они нужны, но все одно смириться не в состоянии.

– Ничего, привыкнете. Не слышали, никто за девушками не ухаживает?

Дмитрий Андреевич удивленно посмотрел на цесаревича:

– Так запрещено же!

– Мало ли. Дамы они красивые, аккуратные.

– Да больно крепкие они. Даже пошутить нельзя. Вот на днях Прохор Марию за попу ущипнул, так до сих пор весь в синяках. А как тяжело мужчине носить такие украшения, наверное, понимаете. Вот человек и извелся. Перестал уважать себя, все страдает от того, что женщина побила. Мы ему, конечно, стараемся помочь, но все без толку. Думаем, что если так пройдет еще пара недель, то придется с ним расстаться.

– Все так плохо?

– Да. Его же Николай Платонович на отдых домой отправил. А он, дурачок, с горя запил. Дескать, непотребный стал: женщины бьют, боевые товарищи отворачиваются, начальство от дел отстраняет.

– А как, говоришь, зовут ту горячую даму?

– Мария Илларионова.

– Хорошо, я с ней поговорю. – Дмитрий Андреевич посмотрел на цесаревича удивленным и непонимающим взглядом. – Не удивляйтесь. Прохор ваш уже не боец, раз от такой малости сломался. Он все одно будет уволен.

– А Мария тут при чем?

– Так выясню, нравится ей Прохор или нет. И если симпатичен, то твоего сослуживца будет ждать после увольнения свадьба. Да и к работе пристроим. Не пропадет. Думаю, в тот же атлетический центр можно будет поставить. Если подучить немного, то вполне справится с ролью тренера. У него ведь физическая подготовка на уровне. Вот и будет этих болванчиков гонять, чтобы без дела лясы не точили.

– Печально это.

– Почему? По моему мнению, не такой и плохой вариант.

– Ему служба очень нравилась. Он такое усердие прикладывал, так старался.

– Тут одного старания мало. Нужно еще характер иметь. Сам же говоришь, что слаб он оказался. А ну его кто на крючок посадит? Ведь подведет своих боевых товарищей, ей-богу, подведет. А оно вам нужно? Без характера и доверия в вашем деле никак нельзя.

– И все одно – жаль Прохора.

Глава 3

Спустя несколько дней на большом рабочем совещании в Николаевском дворце

– Товарищи [4], давайте перейдем к следующему вопросу.

– Ваше Императорское Высочество. – Путилов [5] встал со своего места, держа открытую папку. – Завод перочинных ножей вышел на свои расчетные мощности и работает отменно. Модель Барс М1 [6] довольно популярна в дворянской среде и неплохо покупается.

– А в Европу уходит?

– Мы пока обсуждаем объемы. Думаю, несмотря на копирование иностранными компаниями, поставки будут довольно значительными. Сейчас идет речь суммарно о пятидесяти тысячах ножей, но, думаю, это только начало. Пробные партии.

– Отменно.

– Московская бумажная фабрика № 1 два дня назад полностью сдана. Наконец-то. Подрядные организации на несколько недель просрочили заказы.

– Вы наложили на них штрафы?

– Нет, просто погрозили больше не заключать контракт.

– В договоре предусмотрены штрафы за срыв сроков?

– Конечно.

– Обязательно наложите взыскания, четко следуя букве договора. И не забудьте передать эти сведения для публикации в московские газеты. Нужно не упускать возможности для освещения нашей позиции по порядку и дисциплине. Безответственность поощрять не стоит.

– А это не ударит по авторитету подрядчиков?

– Ударит. Но, чтобы этого избежать, заключите с ними новый договор. Ведь в целом вы ими довольны?

– Да, в целом доволен.

– А чем была вызвана задержка?

– Поставщиками строительных материалов. Они срывали регулярно поставки.

– Мы с этими компаниями имеем какие-то договора?

– Нет.

– Отлично. Тогда обсудите этот вопрос с подрядчиками и передайте материалы Алексею Петровичу [7]. – Александр повернулся к Путятину. – Разберетесь, в чем там проблемы?

– Так точно. Думаю, обычное разгильдяйство.

– Согласен. Но нужно проверить. Кстати, Николай Иванович, фабрика выпускает полный ассортимент?

– Нет, пока нет. Освоили выпуск туалетной бумаги. Но есть некоторые затруднения в технологическом процессе ее производства. Отрабатываем. Думаю, переходить к выпуску салфеток пока не стоит. Отработаем первый и основной тип продукции и двинемся дальше.

– Хм. Хорошо. Что у нас дальше?

– При разворачивании химической фабрики «Гендель» появились очень серьезные трудности. Острый недостаток оборудования.

– А его закупить где-нибудь возможно?

– Не думаю. По большому счету эта фабрика уникальна. Вопросы массового производства серной и азотной кислот нигде в Европе до сих пор толком не решены. Тем более у нас же проблемы именно в специальном оборудовании, которое мы изготавливаем на основании лабораторных опытов. Плюс вылезли новые нюансы в виде получения целого спектра побочных продуктов.

– То есть технологические трудности связаны не с осуществлением изначального плана?

– Именно так.

– Хм. Постарайтесь не затягивать с оптимизацией. Азотная кислота – это важнейший стратегический продукт. Селитру закупаете по оговоренной нами схеме?

– Да. Пока ни англичане, ни французы, ни турки не бьют тревогу. Но вообще я думаю, что нужно искать другое решение. Слишком уязвимый канал. Вдруг война? И все – канал поставки будет потерян, а официально технологию массового производства азотной кислоты пока светить не стоит.

– Что по этому вопросу скажет Иван Васильевич? [8]

– Мы продвигаемся в этом направлении. Но пока что все упирается в проблему качественных насосов высокого давления. Николай Дмитриевич? [9] – Авдеев кивнул на Баршмана.

– Да, с насосами беда. Сроки получения достойно работающих образцов пока не ясны. Кое-что у нас получилось сделать, но для задач ректификации воздуха они пока не пригодны. Опытные образцы поршневых насосов мы передали Борису Семеновичу [10].

– Все так. Они очень помогают, но опыты с вакуумными лампами показали, что их параметры недостаточны. Причем очень серьезно.

– Ладно. – Цесаревич пожевал губами, раздумывая об услышанной информации. Его очень не радовали ответы в духе «работа ведется». Даже злили. Он любил результаты, а не оправдания. Впрочем, ничего поделать Александр не мог. Знаний ему явно не хватало для того, чтобы вмешаться и «родить» нормальные насосы глубокого вакуума и высокого давления. – Так, что у нас дальше?

– Пороховой завод «Искра».

– Что по нему?

– Цеха по выделке черного пороха полностью введены в эксплуатацию и покрывают с большим запасом все наши потребности в нем. Есть задел для увеличения объема в два раза.

– Почему зарезервировали?

– Так нам же нет нужды в таком объеме черного пороха!

– У нас проблемы с поставкой селитры?

– Нет. Мы ее пока без затруднений получаем.

– Хорошо. Тогда сформируйте трехмесячный запас селитры и запускайте производство черного пороха в полном объеме. Излишки будем поставлять в Императорскую армию или флот по цене себестоимости и транспортных издержек. Я поговорю с Его Императорским Величеством. Думаю, порох будет не лишним. Если же нет, то наладим выпуск патронов для винтовок и карабинов Шарпса. У нас их сколько сейчас? – Александр вопросительно посмотрел на Астафьева [11].

– Две тысячи триста двадцать пять винтовок и тысяча двенадцать карабинов. Но все разных калибров. Износ стволов разный, но в среднем небольшой.

– Их можно активно применять в обучении стрельбе?

– Конечно.

– Отлично. Николай Иванович, организуйте на бумажной фабрике линию обычной бумаги для снаряжения патронов к «Шарпсам». Попробуем использовать их с пользой. Кстати, а что со вторым направлением работы «Искры»?

– Все идет по плану. Первые партии бездымного пороха уже изготовлены. Качество проверили – на первый взгляд все в норме. Сейчас они поступили на изолированные склады. Изучаем их поведение при разных климатических условиях.

– Хлопок получаете по оговоренной схеме?

– Да. Под прикрытием производства стерильных бинтов закупаем в КША хлопок самого высокого качества. Объемы небольшие, поэтому возмущения в Великобритании нет никакого. Даже более того – я слышал, что в «Панче» [12] нас высмеивали.

– Пускай смеются. Такс. С патронным заводом все нормально?

– Да. Перевели на него всю нагрузку по выделке стрелковых патронов с цельнометаллической гильзой с Московского оружейного завода. Сейчас вышли на отметку восемь тысяч винтовочных и две тысячи револьверных патронов в сутки. Налаживаем выпуск гранат для 4-фунтовых пушек Маиевского [13].

– Увеличить выпуск патронов возможно в ближайшее время?

– Нет. Мы выжали все из наличного парка станков. А завод «Ант» [14] перегружен работой. Ему не до нас.

– Ладно. Что у нас дальше?

Когда через три часа совещание закончилось, Александр чувствовал себя выжатым как лимон. Большой объем разноплановой информации, конечно, радовал, но все одно – изматывал. Отвык он от него за минувшие годы.

Глава 4

12 февраля 1865 года Павел Матвеевич [15] и Николай Иванович ехали на очередную ревизию Коломенского завода паросиловых установок. Там снова произошла какая-то технологическая неприятность и требовалось их личное присутствие. Дорога была долгой, поэтому они неспешно обсуждали текущие проблемы.

…

– И все равно я вас не понимаю! – горячился Павел Матвеевич. – Зачем нам делать такие массивные рельсы?

– Да поймите вы, это расчет на перспективу. Посмотрите, что с Николаевской дорогой творится. Что не год, то десятки миль рельсов под замену. То порвутся, то сотрутся, то изогнутся, то еще что-нибудь. А как сложные конструкции выходят из строя? Хорошо еще поворотов мало, а то бы зимой совсем за голову хватались.

– Надежность… Какая надежность? Это же уму непостижимо! Сто сорок пять фунтов [16] стали на сажень [17] рельса! А что? Чего мелочиться? Давайте триста фунтов сделаем? Эти столетия пролежат!

– Павел Матвеевич, не горячитесь. Александр редко упрямится, но всегда по делу. Чутье его еще ни разу не подводило.

– Чутье… – недовольно проворчал Обухов.

– А разве нет?

– Сколько шпал планируется?

– Три с половиной тысячи шпал на версту [18].

– И здесь перестраховывается?

– Мне кажется, тут что-то иное.

– В самом деле? – язвительно спросил Обухов.

– Да. Я думаю, что Александр следует какому-то только одному ему известному плану.

– Это, Николай Иванович, не секрет. Многие уже давно за нашим цесаревичем замечают странную, практически мистическую целеустремленность. Он как будто упорно идет только ему видимой дорогой.

– Вот! Именно! Мне кажется, Александр знает то, что скрыто от простых смертных. Я даже иногда думаю, что он ясновидящий. Что вы улыбаетесь? Он ни разу не ошибся в главном. Даже тогда, когда уже все опускали руки, он настаивал и в конечном счете добивался желаемого результата.

– Да, мне тоже так кажется. И эти разведывательные данные…

– Вы тоже заметили?

– Конечно. Слишком много очень странных «разведывательных данных». Я переписывался аккуратно с некоторыми своими знакомыми из Германии и Великобритании. Наводил справки. И вы знаете, ту самую печь, которую я уже в 1859 году построил, там сейчас только задумывают.

– Это не показатель. Разведчики могли найти материалы проекта до начала его реализации «в железе».

– Допустим. Но откуда Александр знал, что именно этот проект будет работать? Вспомните! Он был полностью, абсолютно убежден. И оказался прав. – Обухов выдержал паузу. – Я не знаю, что думать.

– Ничего не думайте. Видимо, это выше нашего понимания. Я для себя решил, что мне удобнее соглашаться с Филаретом и считать Александра человеком, отмеченным божьей благодатью.

– Так вы во все это верите?

– Мне ничего не остается. Кажется, это единственное объяснение, которое можно найти происходящему.

– А разведкой у него ангелы занимаются?

– Павел Матвеевич!

– Хорошо, хорошо. Давайте лучше сменим тему. Как у вас обстоят дела с пушками?

– Плохо. Очень плохо. Пятидюймовая [19] гаубица совершенно не получается. Маиевский с отцом и сыном Барановскими уже просто не знают, что делать.

– А что именно не удается?

– Концепцию Александр подсказал верную, – Путилов выразительно посмотрел на Обухова, и тот лукаво улыбнулся, – а вот с инженерным мастерством у нас не очень. Поршневой затвор, противооткатные устройства, легкий цельностальной лафет с раздвижными станинами, противопульный щит и прочие нововведения. Все хорошо. А уместить в заданные цесаревичем габариты и массу не можем. Точнее, умещаем, но конструкция при испытании разваливается.

– И что вы планируете предпринять?

– Пока не знаю. Цесаревич приезжал на завод. Смотрел с таким видом… – Путилов замялся.

– Да говорите, Николай Иванович, что уж там?

– Не знаю. Не могу описать его взгляд. В общем, дал он нам целый список замечаний и поправок к конструкции.

– Так он же не инженер?

– Боюсь, что тут та же ситуация, что и с новой винтовкой. Он просто направляет специалистов в нужную сторону. У нас же две основные проблемы: лафет со станинами разваливается и противооткатное устройство ломается. Вот он и насоветовал. Например, раздвижные станины мы будем пробовать делать из бесшовных труб.

– Сверлить? – удивился Обухов.

– Нет, что вы! Он предложил нам довольно интересную конструкцию станка. Точнее, даже не конструкцию, а принципиальную схему. Но там все просто. Думаю, через месяц НИИ точного машиностроения закончит уже возиться с чертежами.

– Бесшовные трубы! Это же потрясающая технология! Дорого получается?

– Дорого, но намного дешевле, чем сверлить.

– А что еще?

– Да много чего он рекомендовал, но почти все решения упираются в качество стали. Опыты ставим с легированием очень активно. Мучаем Якоби и Авдеева.

– А их зачем?

– Редкие металлы в достаточно чистом виде получают. Да и не только их. Они и железо могут очищать весьма недурственно. Правда, мы этим не балуемся. Уж больно дорогим такое железо выходит. Буквально на вес золота. Так что пока легированием ограничиваемся.

– И есть какие-то прорывы?

– Нет. Ничего серьезного мы пока не достигли. Если не считать ту марганцевую сталь.

– Ну же, Николай Иванович, не скромничайте!

– Павел Матвеевич, честно вам говорю, ничего особенного не получили. Топчемся на месте, накапливая материалы по эффектам применения разных компонентов. Александр в этот вопрос не лезет, а мы как пальцем в небо – вслепую перебираем. Но кое-какие успехи уже есть, например с никельсодержащей сталью. Очень интересными оказались опыты с вольфрамом, но Якоби с Авдеевым его нам практически не дают.

– А вы с цесаревичем не говорили? Может, он посодействует?

– Говорил, но он выслушал Якоби и поддержал его. Там, видите ли, важнее.

– Важнее? И чем это он там таким занимается?

– Понятия не имею. Я в этой электротехнике совершенно не разбираюсь. Но цесаревич прямо весь засветился, когда Якоби рапортовал. Думаю, там действительно важнее.

За хорошим разговором дорога короче становится, а за сплетнями – особенно. Поэтому Николай Иванович и Павел Матвеевич даже не заметили, как добрались до Коломенского завода паросиловых установок «Бобер» и сразу погрузились в возникшие на производстве проблемы.

Глава 5

Елена отдыхала в чайной комнате, которую соорудил для собственной релаксации ее супруг. Лежа в полудреме на мягком низком диване, она думала, пытаясь увязать воедино самые разнообразные факты, крутившиеся в ее голове диким вихрем.

За последний год очень многое в ее жизни изменилось. Из размеренного, тихого существования английской принцессы девушка окунулась с головой в совершенно иной мир своего мужа, в эту бурю. Ей казалось, что Александр просто не знает покоя, постоянно занимаясь какими-то делами. Да и вел он себя странно. Елена, выросшая в окружении породистых лондонских аристократов, буквально чувствовала кожей, что он иной. Совершенно. В Саше было что-то варварское и дикое, то, что вызывало в ней трепет и робость. Особенно это качество проявлялось на фоне его родственников, аристократов редкой чистоты. Ассоциативно можно было даже сказать, что Александр напоминал орла, который случайно залетел к павлинам с какой-то целью. Что-то вроде игры, в которой Саша притворялся кем-то другим. Древний викинг, которого помыли, причесали и научили манерам. Но все его существо буквально лучилось тем, что у Александра было внутри. Елена была полностью убеждена, что он соблюдал все принятые в аристократической среде условности ради необходимости, и только ради нее. Дай ему волю – порядки вмиг изменятся.

Своим крепким телом с развитой мускулатурой Саша напоминал Елене какого-нибудь здоровяка-простолюдина, по недоразумению считающегося наследником весьма влиятельного аристократического рода. Но, несмотря на все эти совершенно варварские, с ее точки зрения, детали, Александр Елене нравился. У нее к нему было какое-то дикое, иррациональное влечение. Девушку завораживало его мощное тело. Разумом она понимала всю неуместность такой могучей «тушки» у аристократа, но подсознательно не могла противиться тому чувству восторга и желания, что ее охватывало при виде мужа. Большой русский медведь. Умный. Сильный. И очень опасный. Настолько, что даже ее мама – самая влиятельная королева в мире – очень осторожно выстраивала с ним отношения.

За этими мыслями она и задремала, прямо на диване. А рядом, за небольшим столиком, заканчивала письмо от имени принцессы одна из ее фрейлин, приехавшая в Россию вместе с ней.

…Мне в Москве очень нравится. После довольно скучного Санкт-Петербурга в этом городе жизнь бьет ключом. Оживление, которое раньше так завораживало меня на улицах Лондона, не идет ни в какое сравнение с тем, что творится здесь. Иногда мне кажется, что тут двигаются даже дома, пытаясь угнаться за вечно спешащими куда-то жителями. Москва напоминает огромный муравейник, в котором работают, вероятно, даже бездомные дворняжки.

Наши старые оценки Александра оказались совсем неверными. Да, он воспитан и тактичен. Но та угловатость в манерах, которую за ним неоднократно замечали, оказалась не косолапостью медвежонка, а чуждостью. Это пугает и одновременно притягивает.

Он постоянно в делах. Иногда мне кажется, что он даже спит не каждый день. К сожалению, Александр оберегает меня от излишнего вникания в проблемы. У него какая-то странная привычка убирать все документы, уходя из кабинета. Из-за этого я лишь случайно видела отрывки документов, поразивших меня до глубины души. У него агенты практически по всему миру! И самое интересное заключается в том, что он со всем этим как-то управляется.

Александр совсем не так прост, как нам казалось. «Бульдожкой» он только прикидывался. Не зря же американские индейцы дали ему прозвище «Великий медведь» – «Эквайона». Иногда мне кажется, что у него продуман каждый шаг. Не знаю, насколько обманчиво это впечатление, но то, как он реализовал свою идею с Намибией, наводит на определенные мысли. Думаю, он все знал заранее про алмазы и вел свою игру вполне осознанно. А учитывая невероятную интенсивность его действий, одному Богу известно, в каких других авантюрах он принял или планирует принять участие…

В тот же день письмо было отправлено своему адресату по почте для дипломатической переписки.

Самым забавным стало то, что Елена в этом письме не написала ни строчки. Она его даже не читала, отдав на откуп своей фрейлине написать совершенно формальный отчет маме о том, как у нее дела. Девушка и не догадывалась о том, что ее верная фрейлина занимается обычным шпионажем, ради которого к ней и была приставлена.

К сожалению, Александр не смог догадаться о необходимости контроля над перепиской «любимой супруги». Ему даже в голову это не приходило, так как его супруга души в нем не чаяла.

Глава 6

Примерно в то же время в Лондоне, в одном респектабельном ресторане, происходил довольно интересный разговор:

– Мадемуазель, я надеюсь, вы понимаете, ради чего мы встретились?

– Нет, я вся теряюсь в догадках. Ваше предложение оказалось столь неожиданным. – Молодая особа при этом кокетливо улыбнулась и томно вздохнула.

– Элизабет, давайте не будем играть. Мне хотелось бы знать, на кого вы работаете?

– Что? – девушка изобразила искреннее непонимание.

– Мы видели многие из ваших писем.

– Простите, кто «мы»?

– А разве вы не догадываетесь?

– Сэр, вы меня утомили. Или говорите яснее, или не отнимайте мое время, – девушка недовольно скривилась и всем своим видом продемонстрировала желание скорее закончить разговор и уйти.

– Мадемуазель, не спешите. Вы же не хотите продолжить беседу в совершенно других условиях? – Незнакомец кивнул на стоявшего у дверей крепкого мужчину совершенно неприметного вида. – Я даже не хочу думать, что кто-то будет грубо обращаться со столь красивой и изящной особой.

– Судя по вашей ехидной улыбке, вы какие-то бандиты. Что вы от меня хотите? Денег? Сколько?

– Ну что вы, деньги нас не интересуют. По крайней мере в тех объемах, которые вы в состоянии нам предложить.

– Вы в курсе моих финансовых возможностей?

– Мы о них догадываемся.

– Назовите сумму, которую вам платят, и я ее удвою.

– В самом деле? – мужчина лукаво улыбнулся.

– А почему нет? Мне нужен такой охранник. Как вы уже заметили, я женщина хрупкая, а злоумышленников по Лондону ходит много.

– Я вынужден вам отказать. К сожалению, я не продаюсь. Не потому, что меня не интересуют деньги. Нет. Просто мне это невыгодно.

– Тогда что вас интересует?

– Моему руководству нужно знать содержание тех писем, которые вы отсылали любимому папе.

– О, из-за такой мелочи вам не стоит беспокоиться! Это наша небольшая игра. Мой отец, знаете ли, большой любитель математики…

– Ваш отец – вымышленная фигура.

– Что?!

– Максим Исаев по указанному адресу не проживал.

– Вас ввели в заблуждение.

– Вы думаете?

– Я убеждена.

– Прелестно! И чем же ваш отец занимается? – мужчина вызывающе улыбнулся.

– Он советует состоятельным игрокам цели для вложения денег. За определенную сумму, естественно. Максим Исаев – это псевдоним. – С лица собеседника пропала улыбка.

– И как его настоящее имя?

– Это секретная информация.

– И какова цена этой секретной информации?

– У вас столько нет! – Элизабет мило улыбнулась.

– И какие сведения интересуют вашего отца?

– Вы не представились, сэр, – Элизабет решила сменить тему, так как откровенничать с хорошо известным ей лицом даме не хотелось.

– Можете называть меня Альберт.

– А кто ваши хозяева?

– Думаю, что вас это не должно волновать. Ведь так? – собеседник улыбнулся, показав белые зубы с несколько гипертрофированными клыками.

– Сэр Альберт, – девушка полезла в свою сумочку, – вы, как я понимаю, желаете получить ключи к шифру перехваченных писем?

– Для начала.

– Так вот… – Элизабет наконец нашла некий предмет в сумке и улыбнулась: – Боюсь, что я не смогу вам помочь по одной, весьма нетривиальной, причине. Дело в том, что эти ключи только в моей памяти, и, убив меня или начав пытать, вы поставите свое расследование в тупик. А я девушка впечатлительная, от пыток совершенно теряю сосредоточенность. Мало того, если вы немедленно не оставите меня в покое, то я вас застрелю. Прямо сейчас. – С этими словами она достала аккуратно выделанный дамский пистолетик с двумя вертикально расположенными стволами. – На такой дистанции я не промахнусь.

Ее собеседник слегка побледнел, так как еще никогда в жизни ему не угрожали оружием.

– Элизабет, вы же понимаете, что себя обрекаете?

– Сэр, я отлично понимаю, кто вы, и у меня нет никаких оснований предавать своего нанимателя. Тем более что, боюсь, вы меня убьете, после того как получите всю необходимую информацию. Либо будете использовать в своих целях, о чем станет довольно быстро известно моему хозяину. Он человек серьезный.

– Я гарантирую вам жизнь!

– Вы не в состоянии гарантировать ее даже себе. – Элизабет улыбнулась. – Не лезьте в эту игру – вы даже не представляете, с кем связываетесь.

– Элизабет, у вас пистолет рассчитан всего на два выстрела. Я готов рискнуть жизнью и взять вас в плен. А уж тем, как вытрясти из вас всю необходимую нам информацию, будут озадачены более компетентные люди. – С этими словами Альберт кивнул какому-то крепкому мужичку, сидевшему через столик, но ничего не получилось. Девушка поступила совершенно неожиданно. Она закричала, пустив слезы и приставив пистолет себе к подбородку дулом вверх, и стала оскорблять сидевшего перед ней совершенно опешившего мужчину. Лейтмотив этой истерики сводился к тому, что она узнала об его изменах и наложит на себя руки, если он не исчезнет из ее жизни. Мало этого, призывала всех посетителей этого ресторана в свидетели похотливости и распущенности своего жениха. К счастью, тот не носил обручального кольца, чем сильно поспособствовал успеху ее импровизации. Эта выходка стала настолько удачной, что из разных концов зала стали доноситься осуждающие реплики. Так что Альберт был вынужден, неловко смущаясь, покинуть зал под всеобщее осуждение. Устраивать захват девушки, да еще со стрельбой на глазах уважаемых людей, он совсем не желал.

Дождавшись ухода своего «жениха», она заплатила деньги за кофе, посетовав на то, что «мужчины нынче не те», направилась в женскую комнату. По какому-то странному стечению обстоятельств Элизабет «заблудилась» и оказалась на кухне и, как следствие, вышла через служебный ход, который никто не «пас». Улыбнувшись дилетантству людей Альберта, она села в первый попавшийся кеб и спокойно уехала в неизвестном направлении.

Понимая, что люди сэра Альберта будут преследовать ее и наверняка следили, она решила поспешно уехать не только из Лондона, но и из Великобритании.

Действовать нужно было быстро и аккуратно. Впрочем, одну серьезную ошибку ей пришлось совершить намеренно. Дома ее наверняка ждала засада, но ценные документы в тайнике требовалось забрать. Конечно, без ключа, который девушка держала в голове, расшифровать почти все тексты будет для англичан нереально, но рисковать она не хотела. Провал Александр ей простит, а вот потерю документов вряд ли.

Как она и предполагала, дома ее ждали. Двое. Впрочем, они не были готовы к ее визиту, оставаясь на квартире просто для формальности. Какому шпиону после провала придет в голову возвращаться туда, где тебя гарантированно ждут? Поэтому девушка, воспользовавшись неожиданностью своего появления, смогла произвести два выстрела из дамского пистолета и вывести их из строя. Развивая успех, Элизабет схватила кочергу и довела начатое дело до логического конца. Особого смысла убивать не было, но она сильно нервничала и нутром чувствовала, что лучше «перебдеть», чем «недобдеть».

Собрав в кожаный саквояж деньги и документы из тайника, она подожгла квартиру и, прихватив армейский револьвер, оставленный ей Александром, поспешила убраться.

По пути, правда, пришлось вновь стрелять, так как на шум появился гулявший во внешнем наблюдении еще один агент противника. Хрупкая девушка с револьвером оказалась для него смертельной неожиданностью.

Глава 7

– Сэр, я вынужден доложить, что дело, о котором я вам говорил, не увенчалось успехом. – Альберт был сильно подавлен.

– Что там случилось? Рассказывайте. – Хозяин кабинета не проявлял особого интереса к той девушке, о которой ему довольно регулярно докладывал Альберт, считая ее торговым агентом, а потому дал разрешение на задержание с большой неохотой.

– Она устроила истерику в ресторане и сбежала через черный ход.

– В самом деле? Вас обыграла девушка? – Рассел снисходительно улыбнулся. – Надеюсь, вы догадались оставить засады в местах ее наиболее частого появления?

– Да, сэр, оставил. И мы потеряли троих людей. Двоих она ранила из дамского пистолета, после чего добила кочергой, третьего расстреляла из револьвера в упор. Мы не ожидали от нее такой прыти. Сэр, я полагаю, мы случайно натолкнулись на серьезного агента какой-то державы.

– Молодая девушка убила двоих ваших людей кочергой? – Брови у Джона Рассела от удивления чуть не подпрыгнули выше лба. – Если честно, верится с трудом. У вас есть соображения по тому, на кого она работала?

– Нет, сэр. Основная ее легенда – подданная Российской империи. Я думаю, это вымысел. Слишком все открыто и явно. Такое чувство, что нам это специально показывали.

– Франция?

– Не исключаю.

– Но кто еще? Куда она могла деться?

– Сэр, я не знаю. Она исчезла бесследно.

– Как?

– Она постоянно меняла кебы, и мы не смогли найти концов. Двое суток она носилась как угорелая по Лондону, мелькая то тут, то там, пока, наконец, не пропала из виду.

– Чудеса! Что вам о ней известно? – Джон слегка встревоженно зажег спичку и прикурил сигару, с которой до того игрался.

– Она появилась в Лондоне около года назад. Из знаменательных событий в те дни было только прибытие русского принца Александра с большой порцией опиума очень высокого качества. Мы до сих пор не знаем, откуда он его взял. С первого же дня она весьма активно стала посещать различные рестораны и салоны, заработав славу куртизанки, предпочитая общаться с крупными бизнесменами или их детьми. Какую информацию она собирала и для кого, нам не ясно. Однако эта дама регулярно слала тщательно зашифрованные письма несуществующему адресату.

– Вы, надеюсь, расшифровали их?

– Нет. Мы работаем над этим, но, боюсь, эта задача нам не по плечам. За год мы не сдвинулись ни на йоту. Качество шифра меня и навело на мысли о том, что девушка очень не простая. С ней ясно только одно – она собирала какую-то информацию о наших крупных бизнесменах для неизвестного нам лица. С исчезновением этой девушки потеряна всякая зацепка.

– Так ищите ее!

– Боюсь, Элизабет уже нет на территории Англии, сэр.

Глава 8

Спустя две недели, в Москве

– Да, господа, да. Я своими глазами видел, как на прием к цесаревичу явилась девица весьма вульгарного вида. Не обращая внимания на полный зал людей, она прошла к секретарю и что-то ему тихо сказала на ушко. Тот поломался, но все же нырнул в кабинет Его Императорского Высочества, докладывать. Мыто думали, что сейчас он вернется и поставит девицу в общую очередь. Дескать, смазливое личико еще не повод для подобных номеров. Но спустя минуту вышел сам Хозяин, – рассказчик многозначительно поднял палец кверху. – Обнялся с бросившейся к нему на шею девицей и увел ее в кабинет. О чем они там разговаривали, никто не ведает. Но то, что эта странная особа сильно красивее цесаревны, заметили все. Даже секретарь встревоженно тер лоб.

– А долго ли они там находились? – спросил усатый офицер.

– Я не знаю, но спустя четверть часа цесаревич вызвал секретаря и перенес на завтра прием всех записавшихся.

– Перенес? – удивленно спросил усатый офицер. – Раньше он такого никогда не делал.

– Да. Перенес. И не стоит так пошло закатывать глаза. Уже выходя из приемной, я краем уха слышал, как Игнат Петрович отправлял курьеров за ближними людьми Его Императорского Высочества. Совет они там держали, а не то, что ты подумал. Но уж больно баба собой хороша. Только тощая очень. Вот откормить ее немного – и краше не сыщешь.

– Врешь ты все, Андрюха! – снисходительно похлопал его по плечу еще один офицер.

– Вот те крест! – рассказчик демонстративно перекрестился. – Но секретарь не зря переживал за цесаревича. С такой кралей наедине оставаться что женатому, что холостому мужчине – одинаково опасно. Глупостей понаделаешь, а потом она тобой будет вертеть, как игрушкой.

– Нашим-то покрутишь! Как же! Про него слухи ходят такие, что лучше и не слышать.

– Что за слухи такие?

– Господа, мне кажется, разговор становится опасным, – подал голос молчаливый поручик, но его все проигнорировали.

– Говорят, что жесток он без меры. Слышали, как год назад мор начался среди нечистых на руку чиновников да подрядчиков вороватых? Вот то-то же! Поговаривают, что этот мор даже имя имеет. Никто не спорит, порядок нужен. Но уж больно крут Александр Александрович. Местами целиком семьи выводил.

– Да не бьет он без дела. Вывел – значит, за дело.

– За какое такое дело малых детей убивать надо?

– А ты сам, что ли, видел эти зверства?

– Слышал! От надежных людей!

– Вот то-то и оно, что слышал. Ты, главное, Егор, где в трактире это не ляпни, а то мигом познакомишься с контрразведкой. Мыто свои, не сдадим. А прохожие могут и «доброе» дело сделать.

– Да, Осип правильно говорит. Даже ежели вырезали ту или иную семью, что с того? Мы все видели неоднократно, как цесаревич радеет о благе Отечества. Даже через личную неприязнь переступает. А если и пошел он на такое дело, значит, оно было необходимо. И хватит об этом. Ты, Егор, на днях, говорят, Анну навещал. И как ее отец? Он же обещал тебя сапогом отходить, если еще раз рядом с ней увидит?

– Ха! Так он по делам поехал, а я, не будь дураком, сразу в гости. К счастью, мир не без добрых людей. Тетушка у нее уж больно сердобольная…

Утром следующего дня Лиза отправилась с подробными инструкциями в Нью-Йорк в качестве личного секретаря и помощника Моргана. За время работы в Лондоне девушка сильно продвинулась в шифровании и разведывательной работе, так что теперь она была нужна на новом фронте. Помимо общих деловых функций, Александр поставил перед ней задачу соблазнить Джона и женить на себе. Благо, что внешними данными она обладала отменными. Смысл задания заключается в том, что если Морган предаст Сашу, то Элизабет обязана его сдать.

Почему девушка должна была пойти против собственного мужа? Да все просто. Если она его своевременно сдаст, то сама останется с большими деньгами и дети будут цесаревичем пристроены. Если же попробует выгородить, то и она, и ее муж, и ее дети погибнут.

Спустя несколько секунд после озвученных Александром условий Лиза ухмыльнулась и сказала:

– Я согласна. Но сверх озвученных преференций я хочу дворянский титул.

– Да не вопрос! Какого государства? Какой именно титул? Я, конечно, могу не все, но в разумных пределах твоя просьба будет исполнена.

– Меня всегда привлекало русское дворянство. Сделаешь меня графиней?

– Хм. – Александр улыбнулся. – Нарекаю тебя графиней Лизаветой Бабруйской.

– Бабруйск? Может быть, Бобруйск?

– Нет, именно через «а». – Саша с трудом сдерживал смешки.

– А почему именно этот город?

– Долго рассказываться… там целая история. Когда-нибудь расскажу.

Конечно, Александр сам не имел возможности возводить в дворянское достоинство, но обещал смело, потому что был уверен в помощи отца. В конце концов, никаких владений ей выделять было не нужно. Да и Саша просил у папá что-то не так часто.

Глава 9

Лето 1865 года. Санкт-Петербург. Набережная. Два солидных господина прогуливаются у самой кромки воды.

– Валентин Ильич, вы в самом деле хотите вложить свои средства в предприятия цесаревича?

– Да.

– Но ведь риск-то велик! Вы же знаете, как его не любят здесь, в столице. Думаете, почему он сбежал в Москву?

– Сбежал? Это вы бросьте. Он не бегает от проблем. Помните, чем закончилось его посещение Варшавы? Вот-вот. Я полагаю так – если бы цесаревич пожелал заняться делами в Санкт-Петербурге, то бегать пришлось бы другим. Очень быстро бегать. Он хоть и юн годами, да зубки такие, что волосы дыбом становятся.

– И в кого он такой?

– Да все удивляются. Но вон в Бельгии тоже наследник под стать нашему цесаревичу.

– Так-то в «европах», а то у нас.

– Но ведь Леопольду тоже таким быть не в кого. Вся родня в делах торговых и промышленных совершенно не разбирается. И что самое важное – гордится своей темнотой. А у нас что, лучше? Вот и думай после этого, приглядываясь к «добрым друзьям» императрицы. Поминая то, что в свое время учудила Елизавета Алексеевна [20], супруга Александра Павловича [21].

– Валентин Ильич! – перебил его собеседник. – Давайте обойдемся без таких крамольных мыслей. Ведь если они дойдут до не тех ушей – беды не оберешься.

– Согласен, Степан Демьяныч, согласен. Заговорился немного. Кстати, а вы сами-то давно были в Москве?

– Давненько. А что?

– О! Настоятельно рекомендую. Она переменилась весьма значительно. Не все, конечно, но глаз уже цепляется за разные необычные вещи. Например, сейчас энергично строят небольшие телеграфные станции и тянут между ними провода.

– А зачем так много?

– Целей много. Весь город разбили на как их там… хм… микрорайоны.

– Непривычное слово.

– Да, за цесаревичем водится такая привычка – новые слова вводить. Но не суть. В каждом по станции, узловой. А от них линии расходятся по различным учреждениям с небольшими подстанциями у каждого. В воздухе постоянно висят воздушные шары, наблюдающие за городом. И каждый такой шар тоже подключен телеграфной линией и позволяет в случае, например, пожара очень быстро собирать на его тушение значительные силы. Да и не только пожара. Цесаревич почему-то уделяет чрезмерное внимание связи. Каждый его завод подключен к телеграфу. Каждый!

– Поразительно!

– Да. Именно. Вдоль улиц уже стоят столбы с густыми гирляндами проводов. И что будет дальше – пока не ясно.

– А зачем он уделяет такое внимание телеграфу? Депеши по нему же не передашь.

– Отчего же? Передать можно, но дорого очень. Для частных лиц. А так как телеграфные станции его личные, то все заводы и государственные учреждения не платят за их использование ни копейки.

– Так ведь передача депеши занимает массу времени!

– Все так. Но, как показала практика, ехать конем тоже расстояние частенько дольше. Ведь что учудил цесаревич – он в Николаевском дворце штаб себе организовал. Поговаривают, что аналогичное решение он развернул в Вашингтоне, когда оборону его держал. Так вот – при этом штабе он целый зал телеграфистов соорудил! Я-то тоже думал, что все это не нужно, пока про зал не узнал да в штабе не побывал. Вы понимаете, цесаревич, таким образом, держит всю Москву в кулаке. Никакое происшествие не уходит от его внимания. Даже самое что ни на есть малое. А сейчас, когда стали протягивать линии в губернию, то и подавно.

– Своего рода паутина, – усмехнулся Степан Демьяныч, – а генерал-губернаторство, значит, муха, что попала в нее.

– Да, похоже на то. Но повторюсь: телеграфные сети хоть и бросаются сразу в глаза, но это не единственное уникальное нововведение. Вся Москва кипит. От старой купеческой размеренности остались одни воспоминания. Я побывал в разных городах мира и нигде не встречал подобного бурления жизни.

Глава 10

– Владыко, я рад, что вы почтили меня своим визитом! – Цесаревич вежливо раскланивался с пришедшим к нему московским митрополитом Филаретом.

– И тебе доброго дня. Слышал я, что ты задумал богохульство. Так ли это? – Уже сильно больной и престарелый Филарет, кряхтя, прошел и буквально рухнул в удобное кресло.

– Что именно говорят злые языки? – Александр был совершенно невозмутим.

– А у тебя есть из чего выбирать?

– Скорее напротив. Вот и спрашиваю, что именно про меня придумали. Вы же знаете, что я почтительно отношусь к церкви и Отцу нашему Вседержителю. И он, видя это, помогает мне в тяжелых делах.

– Александр, говорят, что ты планируешь строить новое здание. Намного выше колокольни Ивана Великого. Это так?

– Не совсем. Я планирую строить не здание, а большой архитектурный ансамбль с самыми разными сооружениями. До вас, видимо, дошли сведения лишь об одном из них. Вероятнее всего – о будущей гостинице «Москва».

– Да. О ней. Ты хочешь строить гостиницу выше колокольни и говоришь, что не богохульствуешь? – Филарет несколько удивился.

– Безусловно. Я же говорю, что гостиница – одно из зданий. Тем более она будет строиться в новом районе, несколько удаленном от центра.

– Я тебя не понимаю.

– Вам разве не сообщили, что я хочу строить так же и храм с огромной колокольней-башней? Ее высота значительно превысит гостиницу, которая на ее фоне будет теряться. Но дело это новое, неосвоенное. Поэтому ответьте сами – стоит ли сначала строить огромный храм с колокольней, рискуя, что из-за нерасторопности или расчетной ошибки вся эта огромная конструкция обвалится? Не лучше ли отработать технологию на менее значимом здании? – Саша продолжал излучать невозмутимость.

– У вас есть план этого храма?

– Мы над ним работаем. Дело в том, что нам нужен опыт высотных работ и эксплуатации подобных зданий, чтобы рассчитать конструкцию башни саженей в сто пятьдесят—двести. Новых саженей [22].

– Это… – Филарет задумался.

– Да, это больше четырех колоколен Ивана Великого, поставленных друг на друга. У таких зданий, по нашим подсчетам, появляются совершенно непривычные для нас проблемы. Например, раскачивания под воздействием ветра. Это не считая того, что для строительства придется применять новые материалы. По нашим предварительным расчетам, обычный глиняный кирпич просто не выдержит собственной массы, то есть нижние слои начнут крошиться под давлением стены. В итоге все должно обвалиться. Да много чего там необычного появляется. Так что думайте сами – нужно строить или нет эту гостиницу. Или православный люд не заслужил самую высокую в мире колокольню, да такую, какую католики смогут повторить очень не скоро?

– Про храм и колокольню мне не говорили.

– Само собой, потому как эти «добрые» люди хотели нас поссорить. Но бог видит – это невозможно.

– Да, ты прав. Задумка у тебя грандиозная и подход мудрый. Обрушение такой колокольни ляжет неизгладимым пятном на лицо всего православного мира и будет расценено врагами нашей церкви как падение Вавилонской башни. Но все-таки, Александр, попробуй начать со здания высотой ниже колокольни. Это важно. Очень. Бог ведает твои замыслы и простит отступление от канонов, но люди… Разве ты не понимаешь, что, вознося мирское здание настолько выше храма, ты даешь серьезный козырь своим противникам?

– И что вы предлагаете?

– Вы же еще даже не начали строить. Сделайте чуть-чуть ниже. Я ведь понимаю, что ты хочешь постройкой подобных зданий прославить Отечество, дабы нас стали уважать. Дескать, варвары варварами, а поди ж ты, что смогли сделать. Но не спеши. Саша, это важно. Не спеши.

– Хорошо, владыко, хорошо. Только не переживайте.

– О здоровье моем печетесь? – с укоризной спросил Филарет.

– А о чем же еще? Вот умрете вы, и с кем мне тогда работать? Кого пришлет Синод? Мне без ваших колючек никуда, – улыбнулся Александр.

– Ай, льстец!

– Да какой там льстец! – махнул рукой Саша. – И вообще, владыко, вы же пришли не только по этому вопросу?

И Александр с Филаретом засели за долгое изучение новых кодексов, которые для своих дней выглядели революционными.

Самым важным нововведением становилось то, что впервые в отечественной истории устанавливалось равенство сословий перед законом, хоть и неполное. Во-первых, Филарет смог добиться сохранения собственного духовного суда церкви, в ряде случаев заменяющего общий суд. А во-вторых, был оставлен концепт Военного трибунала. Своего рода подкуп, направленный на одобрение церковью и армией этой реформы.

Вторым важнейшим решением стало открытие в течение пяти лет во всех приходах Великого княжества Московского бесплатных начальных школ с простыми предметами: чтение, письмо, счет и Закон божий. А главное – обучаться там мог любой желающий независимо от пола, возраста и сословия. При этом все организационные проблемы, включая финансирование, всецело отдавались церкви. Что не могло не радовать Александра и вызывало кислую мину на лице Филарета. Но сохранить церковный суд очень хотелось.

Третьим, и последним, ключевым изменением оказалась система наказаний. Точнее, произошел ее полный пересмотр. Основной формой взысканий, вне зависимости от социального положения, стали трудовые повинности. А штрафы, конфискации и прочее по новым кодексам выступили во второстепенной роли. Конечно, смертная казнь и прочие классические решения сохранялись, но очень сильно ограничивались в области применения. Например, смертная казнь применялась только для изменников Родины, аферистов, совершивших махинации в особо крупных размерах, бунтовщиков и серийных убийц. В исключительных случаях ее могли назначить в качестве меры пресечения для злостных рецидивистов по другим статьям.

Основным направлением для работ осужденных стало дорожное строительство. Никаких изысков – обычные дороги с гравийным покрытием и водоотводами. По плану цесаревича осужденные должны были привести в порядок всю дорожную сеть Великого княжества. А там и в Сибири дороги понадобятся. Конечно, был соблазн использовать заключенных на строительстве железных дорог, но здравый смысл подсказал, что механизированный труд даст намного лучший результат.

Глава 11

«Империя превыше всего!»

Именно этими словами завершил Александр прессконференцию, посвященную проектам новых кодексов. Цесаревич уже не раз заканчивал свои публичные выступления этой фразой, памятуя о знаменитой фразе «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» [23]. Ведь именно на подобной схеме строилась антисоветская пропаганда в США в бытность «холодной войны». Эта фраза стала чем-то вроде мистической мантры, которую вслед за цесаревичем стали повторять его соратники и сподвижники во всех своих публичных речах.

«Империя превыше всего!» звучало на плацах всех учебных частей Великого княжества Московского. И в ответ следовало хором: «Да здравствует Империя!» [24]. «Империя превыше всего!» доносилось со всех рабочих совещаний правительства Великого княжества Московского, всех заводов цесаревича, всех лояльных ему собраний. Эта фраза стала визитной карточкой Александра, вызывающей болезненное раздражение у его противников. Ведь если вдуматься, то, выступая против него, они оказывались противниками российской государственности. Многим подобная игра была непривычна и неловка, но цесаревич насаждал этот формальный ритуал твердо и неукоснительно. Доходило до того, что за пренебрежение им человека могли снять с должности. А уж штрафы и выговоры сыпались обильным потоком на любого служащего, кто избегал или уделял этой «формальности» недостаточное внимание.

Под этот ритуал и новые социально-политические ориентиры много кого получалось «протащить». Например, теперь в каждом деле назначался лично ответственный сотрудник, который головой отвечал за успех начинания. Решили, значит, на рабочем совещании правительства произвести ремонт такой-то дороги. А сроки оказались сорваны. Или качество ремонта не соответствовало заявленным в постановлении критериям. Кто за это должен отвечать? Ответственное лицо, которое подряжалось этот вопрос контролировать, а потому было лично заинтересовано в успешном разрешении проблемы. В общем, наличие «крайнего» в успехе или провале операции вкупе с неотвратимостью награды или наказания очень сильно стимулировали качество работ и тщательность выполнения постановлений правительства. Да и с воровством проблем поубавилось. Сами посудите. Украл ты, значит, пару вагонов цемента, а дом, порученный тебе в постройку, трещину дал. Кто отвечать будет? Ты и будешь. Да так, что еще неизвестно, останется у тебя голова на плечах или ее ампутируют за ненадобностью. Поэтому в большинстве случаев «освоение и попил бюджетов» резко прекратились. Да и за тем, чтобы персонал «по винтикам» не растаскивал имущество, тоже был пригляд как руководства, так и сотрудников.

Очень жесткая и неумолимая система ответственности пугала, однако люди все равно стремились попасть на работу к цесаревичу. Бум зарплат чиновников в Великом княжестве Московском, который произошел в 1864 году, встряхнул всю империю. Конечно, их уже весной 1865-го пришлось пересмотреть, но все одно – оплата труда в подчиненных цесаревичу структурах была самая высокая в Империи. А по отдельным позициям (сотрудники лабораторий и конструкторских бюро) – и самой большой в мире, что способствовало притоку высококлассных специалистов в Москву. Ее особенность заключалась в том, что она была прозрачной и очень гибкой. То есть шла привязка оплаты труда к личным успехам человека, максимально избегая уравниловки. Доходило до того, что два канцеляриста из одной приемной могли получать совершенно разные зарплаты, например восемь и пятнадцать рублей в месяц. Конечно, подобный подход был чреват ростом коррупции, но наличие лично ответственных сотрудников, бурно развившаяся система «доносительства» и высокая бдительность персонала позволяли достаточно оперативно пресекать попытки подкупов и шантажа. Ведь за каждый донос в КГБ на взяточника человек получал премию, тоже дифференцированную, поэтому смысла покрывать коллег особенного не было. Впрочем, за ложный донос человек получал такое же дифференцированное взыскание. Вплоть до каторги и расстрела в случаях, когда «энтузиаст» не очень дружил с собственной головой или откровенно саботировал деятельность КГБ.

Традиции и культура внутри Великого княжества Московского активно менялись. Шла активная инфильтрация толковых специалистов в среду чиновничества и оздоровление общества в целом. Тем более что Александр, будучи «продуктом» советского общества, старался задействовать самые лучшие решения своих предков. Само собой, без фанатизма, в духе попыток построить «социализм» в отдельно взятой губернии.

Особое внимание в вопросе сознательности уделялось средствам повышения политической и экономической культуры населения. Для чего массово применялись агитационные плакаты и разнообразные собрания, на которых с лекциями выступали ключевые лица Великого княжества Московского. Даже сам Александр имел на неделе не меньше двух выступлений на собрании работников какого-либо завода или служащих разнообразных государственных структур. С помощью этих средств «разжевывались» самые разные вопросы, связанные с политической обстановкой и экономическими «финтами». Александр в таких делах был верным адептом Александра Васильевича Суворова, который считал, что чем лучше боец понимает свою задачу, тем качественней он ее сможет выполнить. Да и с пропагандой «щелкать клювом» не стоило. Ведь если ты на нужный лад людей не настроишь, то это сделает твой противник. А оно тебе надо?

Но лекции, читаемые перед рабочими и служащими, были не скучным, заунывным «полированием мозга», как до сих пор случается в вузах. Александр активно продвигал передовые для того времени решения в виде красочных плакатов, раздаточных материалов и обширного использования досок с мелом. Все рассказываемое тщательно отображалось визуально в виде простых и понятных схем. А сами лекции выстраивались так, чтобы человек, даже далекий от политики, и экономики, понял сказанное. Плакаты же, висящие к 1865 году в изобилии на стенах всех заводов и государственных учреждений Великого княжества Московского, повально использовали связку карикатуры с лаконичными, звучными фразами. А местами и краткими двух или четверостишьями. Юмор, в том числе и черный, на взгляд Александра, должен был облегчить восприятие транслируемой информации.

Глава 12

Новые законы, бурно развивающаяся промышленность, строительство дорог, активная механизация, создание мощного учебного комплекса и введение таких понятий, как ГОСТ [25] и СИ [26], произвели буквально революционные преобразования в жизни Великого княжества Московского. Собственно, у Александра и так была довольно значительная оппозиция, однако его действия сильно расширили ее за счет притока недовольных изменениями людей. Конечно, удачный разговор с мамой, выступавшей неформальным лидером оппозиции, сильно помог, и внешне противодействие дальше массовых роптаний и жалоб не шло. Но ситуация внутри оппозиции изменялась стремительно и качественно.

Дело в том, что после гибели Клейнмихеля в аристократической среде Санкт-Петербурга несколько месяцев творился сущий хаос. Но императрица выжидала, а популярность Александра росла, поэтому иностранным резидентам пришлось активизировать действия, чтобы взять ситуацию в свои руки. В связи с чем в январе 1865 года был организован закрытый клуб, призванный противодействовать цесаревичу. Никаких террористических или силовых акций участники клуба не проводили и пока не планировали, однако именно эта организация смогла очень успешно лоббировать полное неприятие законотворческой инициативы Александра на государственном уровне. Настолько, что доходило до единогласного неприятия Государственным советом любых инициатив цесаревича вне Великого княжества Московского, где он имел практически абсолютную власть.

Масштабная научно-техническая и социальная революция, произошедшая в Москве, вызвала еще большее усиление этой организации. К ней присоединялись все, кто по какой-то причине был обижен на цесаревича или его людей. Например, бывшие солдаты, унтера и офицеры, провалившие отбор в московский корпус, шли туда же. То есть происходило накопление «критической массы» обиженных силовиков. Конечно, их качество было незначительным, но те несколько тысяч человек, что влились в оппозицию за последние месяцы, давали клубу уверенность в собственных силах. Само собой, Александр легко бы смог разбить этих горе-вояк, но все равно качественное усиление оппозиции его не радовало.

Обстановка в целом складывалась сложная. Происходило нарастание двух взаимно исключающих тенденций. С одной стороны, мощный общественный и социальный подъем, с другой – не менее сильная реакция. Действие, как известно, всегда рождает противодействие.

Разведка и контрразведка цесаревича, конечно, старались, но их возможности пока были весьма ограничены. В сущности, они вместе с Александром только учились работать. Да и людей не хватало. Весь штат контрразведки не превышал ста пятидесяти человек. Еще порядка семидесяти сотрудников трудилось в разведке, да сотня службы личной охраны. Причем действительно верных соратников было еще меньше – братство «Красной звезды» на 1 февраля 1865 года состояло из сорока семи человек плюс полтора десятка кандидатов.

Но несмотря на сложности, упускать инициативу в таком деле было смертельно опасно. Особенно в свете того, что агенты иностранных разведок максимально поддерживали оппозицию, прикладывая все возможные усилия и финансы для ее консолидации. Конечно, до гражданской войны пока было еще далеко, но, по всей видимости, оппозиционеры готовились именно к ней. Например, шло переформирование гвардейского корпуса, в котором постепенно замещали всех солдат и унтер-офицеров на людей, недовольных цесаревичем. Конечно, помимо этих гвардейских полков, была вся остальная Россия, но практика 1917 и 1991 годов показывала Саше, что рассчитывать на достаточно инертную массу обывателей не стоит.

Цесаревичу была известна значительная часть участников этого заговора, и он мог санкционировать незамысловатую резню. Но в этом случае имелись все шансы потерять цепочки управления, которые выстраивали иностранные агенты. Что, в свою очередь, выливалось бы в потерю контроля над ситуацией. Дело в том, что на место погибших «борцов за свободу и процветание» встанут новые «кадры». И не факт, что получится их быстро вычислить. Поэтому единственное, что Александр мог себе позволить, это ждать и готовиться к открытому столкновению, которое, по всей видимости, было неизбежно.

Его личный штаб был в курсе оперативной обстановки и ударно «развлекался» такими вещами, как составление планов военных операций по захвату Санкт-Петербурга, занятого бунтовщиками. Причем шли не только бумажные работы и расчеты, но и штабные игры «в солдатиков» – совершенно традиционный подход в обучении. Само собой, в ходе таких «забав» учитывались не только военно-тактические и стратегические нюансы, но и логистические цепочки, а также вопросы снабжения. Ведь снабжение даже в той войне, которая могла бы чисто гипотетически произойти в 1865 году, являлось одной из ключевых задач военной кампании. Настолько важной, что, не решив ее, можно было забыть о победе, как о больной фантазии.

Впрочем, практически полная парализация имперской администрации, связывающая по рукам и ногам всякую инициативу Александра II, имела и оборотную сторону. Император, понимая обстановку, использовал метод прямого противодействия и блокировал ненужные ему решения и «телодвижения», выдавая их за инициативу цесаревича. Конечно, до абсурда не доходило, но и того, что получалось, хватало всей империи с лихвой.

Глава 13

– Александр, – Филарет прямо смотрел ему в глаза, – вы же понимаете, что юность осталась за плечами?

– Владыко, говорите яснее. Что-то случилось?

– Не случилось, а случится. Над вами сгущаются тучи, и это ясно всем. А вы все в промышленника играете. Не думаете, что пора бы и государственными делами заняться?

– Но вы не хуже меня знаете, что развитие промышленности и есть государственное дело. – Саша был само спокойствие.

– Конечно. Но зачем вы сами, лично, бегаете по заводам да наставляете приказчиков на путь истинный? Разве иных дел найти себе не можете? Или некому вас в таком деле заменить? Неужели у нас одни дураки вокруг и подобрать доверенных людей нельзя?

– Владыко прав, – подал голос тяжело больной Ермолов. – Вам нужны офицеры, которым вы сможете доверить выполнение второстепенных задач. А то получается действительно смешно. Вы так носитесь по всей губернии, будто желаете за каждого унтера работу сделать.

– А как быть с подкупом? Как гарантировать честность людей? Скольким людям я могу доверять?

– Саша, у вас же в руках Академия, где множество очень перспективных молодых ребят учится. Неужели среди них нельзя выбрать тех, кто честен? – включилась Наталья Александровна, сидевшая до того на диване и внимательно слушавшая.

– Ее выпускников и так не хватает. Военные и технические специальности некем закрывать. Нет, вешать на Академию еще одну нагрузку не стоит. Она и так не справляется.

– Ваше Императорское Высочество, я могу отписаться в свою родную станицу. Можно подыскать молодых казаков…

– Юнцов с горящим взором? Паша, и что нам с ними делать-то? Их же еще учить и учить. Да и горячи они больно. Проверка и надзор требуют спокойствия и хладнокровия, переплетенного с доброжелательным взглядом и обходительностью. Казаки были бы неплохи, но уж больно они горячи.

– Так можно воспитать! Главное, брать из бедных семей, да таких, что не запятнали себя всякими глупостями. Тогда и воспитание ляжет на благую почву. А то, что стараться будут, я гарантирую. Извольте, я могу немедля написать своим знакомым, чтобы они начали поиски. Да и не обязательно юнцов, мало ли честных людей по дальним окраинам империи живет и верой-правдой служит общему делу?

– Верещагин… – задумчиво сказал Александр, смотря куда-то вдаль.

– Что? – переспросил Дукмасов.

– Да так, один человек вспомнился. Не обращайте внимания. А по предложению, я думаю, вы правы. Нам, пожалуй, стоит поискать толковых товарищей на окраинах и из бедных семей. Алексей Петрович, как думаете, казаки помогут?

– Отчего им не помочь? Если не сгниют от резкого возвышения, то будут верой и правдой служить. Хотя пригляд и за ними должен.

– Вы имеете в виду мнение Александра Васильевича Суворова относительно интендантов? [27]

– В том числе. Дело в том, что человек слаб и подвластен искушениям. Так я говорю, владыко?

– Истинно так. Редкий человек может устоять перед сиюминутным обогащением в угоду чести и долгу. Особенно если это останется только на его совести. Если она, конечно, у него есть.

– Хорошо, Паша, пишите. Пускай подыскивают толковых людей на службу при цесаревиче. Но этого мало. Алексей Петрович, неужели по центральным губерниям не найти верных людей?

– Отчего не найти? Можно. Только сложно это. Большое количество бедняков. Да и голодают они регулярно. Подобное, знаете ли, не способствует особой стойкости характера. Вы думаете, почему я высказался за казаков? Потому что они вам ближе по духу. Много среди них строптивых и гордых, что не привыкли шапки заламывать да спину гнуть. А посмотрите, как у нас крестьяне по селам да весям зашуганы! Может, они и толковые, только это сразу и не разберешь. Боятся они государевых людей.

– И это плохо! Решительно плохо! Впрочем, не все сразу. – Александр встал и начал выхаживать по кабинету. – Так. Паша, добавь в письме, что сам приеду в гости. После страды этого года и приеду, чтобы от дел не отвлекать. И отметь особенно – чтобы никаких потемкинских деревень мне не готовили. Оно, конечно, им привычно, но ежели замечу чего подобное – сразу развернусь и уеду, ибо лицемерие мне тошно. Это подчеркни особенно. Я хочу увидеть смелых, решительных людей, а не подхалимов. Этого добра у нас по всей империи навалом.

– Будет исполнено, – Дукмасов вежливо кивнул.

– Хорошо. Натали, у нас что-нибудь прояснилось по «шахматной доске»?

– Нет, Саш, ничего. Англичане с французами пока не договорились и не смогли выдвинуть единого лидера оппозиции. Но появилась вот эта брошюрка. – Она протянула небольшую книжицу, которую до того держала в руках. – В ней излагается довольно цветисто, что тебя в Америке подменили, что настоящий цесаревич Александр погиб во время обороны Вашингтона.

– Мило. – Саша покрутил в руках брошюрку и положил на стол. – Значит, началось потихоньку. Все правильно. Они не выдвигают формального лидера, чтобы я не мог организовать встречную травлю.

– Думаешь, будут еще?

– Конечно. Это, – он показал на книжку, – первая ласточка. Вскоре должны появиться еще различные листовки, плакаты и прочее. Причем для прямого противодействия у нас нет никаких возможностей. По крайней мере сейчас.

– Если нельзя делать такие пасквили на лидера оппозиции за его неимением, то почему бы не начать поливать сатирой всю компанию?

– Опасное это дело. В конце концов, там же императрица. Меня могут не понять.

– Тогда нужно действовать выборочно. – Наталья поправила прическу. – Мы же знаем ключевые фигуры? Вот против них и нужно формировать общественное мнение.

– Хм, интересно. И что мы им можем вменять?

– Да все, что угодно. Главное – находить их проступки и освещать в печати.

– А нужно ли их находить? – Саша почесал затылок и улыбнулся.

– То есть?

– Что нам мешаем обвинения фальсифицировать? Мы же не в суд на них подаем, а формируем общественное мнение. – Александр взял брошюрку, принесенную Натальей, поднял ее повыше и продолжил: – Вот так примерно. Чистый вымысел, но неподготовленный читатель вполне сможет проглотить эту ложь. Владыко, поправьте меня, если я не прав и в Ветхом Завете Всевышний не завещал нам поступать по принципу «око за око, зуб за зуб». Почему бы нам не вернуть эти молодцам сдачу их же монетой?

– Иисус нас учил прощать своих врагов. Но в данном конкретном случае вы правы. Мы же не хотим, чтобы эти поклонники Нечистого получили власть над людьми в нашей державе?

– Наталья, Виктор, Алексей, прошу вас в недельный срок предоставить мне подробные досье на всех ключевых лиц оппозиции. К ним будет надобно приложить пометки с указанием слабостей. Особое внимание прошу уделить их женам. Мне хотелось бы узнать, какие вещи эти женщины смогут простить своим мужьям, а какие – нет.

Глава 14

Мансарда главного корпуса Московской императорской военно-инженерной академии. Апрель 1865 года

– Александр Иванович, да не переживайте вы так! – Путилов искренне пытался успокоить Астафьева.

– Как тут не переживать? Как Алексей Петрович [28] умер, я места себе не нахожу. Одно дело быть его заместителем, а другое – полностью заменить. Как? Вы даже не представляете, как мне не хватает его характера. Помните, как он устраивал разнос московским чиновникам за малейшие глупости? Эх!.. – Александр Иванович махнул рукой.

– Еще раз вам говорю. Если кто из чиновников будет вредить Академии, вы, главное, не робейте и сразу сообщайте Путятину. Или если стесняетесь, то мне. Времена переменились. Мы им сразу такие фитили вставим, что мигом вся дурь из головы вылетит!

– Все так, но не мое это – начальником быть. Тяжело мне.

– Александр Иванович, – с укоризной начал Путилов, – а кому сейчас легко? Вы думаете, я к теще на блины езжу каждые два-три дня? Да у меня мозги закипают от каждого совещания в Кремле. Цесаревич, он такой – все соки выжимает. А сроки какие ставит? Раньше даже я, – он многозначительно поднял палец, – за столь короткий период только-только раскачивался. И это несмотря на то что почитался человеком, скорым на решения и результаты.

– Да, сроки Александр ставит всегда какие-то фантастические…

– И мы все же успеваем, – улыбнулся Путилов. – И какой из этого вывод? Эх, Александр Иванович, совсем вы раскисли. Вывод простой – мы можем укладываться в эти сроки! А раньше работали спустя рукава. Бездельничали. И вообще, чем только ни занимались вместо дела.

– Возможно. Но все одно – тяжело.

– Никто не спорит. Но наша работа нужна Отечеству, как это ни странно. Не знаю, как вас, а меня эта мысль греет. Я ощущаю себя кавалеристом на острие решительной атаки. Решающей исход не только сражения, но и войны. И знаете, это наполняет мою жизнь смыслом. Какой-то глубиной, что ли. Вкусом и цветом. Это как кровь на разбитых губах, обостряющая чувства, вызывающая в тебе ярость и холодную, расчетливую злость. Наверное, как-то так.

– Николай Иванович, никогда не думал, что вы настолько пропитаны воинским духом.

– Ах, оставьте! Какой из меня воин? Это просто полнота жизни, ее насыщенность и цельность так проявляются. Никогда не променяю эти ощущения на какой-нибудь сытый покой. Не смогу. Мне проще умереть.

Путилов встал с плетеного кресла и подошел к окну, из которого открывался прекрасный вид на корпуса Академии. Впившись глазами в плац, окраина которого была оборудована спортивными брусьями, кольцами и турниками, он застыл и замолчал. Астафьев несколько секунд сидел, наблюдая за Николаем Ивановичем. Потом встал, подошел и положил ему руку на плечо.

– Поверьте, многие из нас ни за что не вынесут отлучения. Может быть, это глупо, но меня самого до мурашек пробирает мысль о том, что меня снова удалят от настоящей деятельности, опять превратив обучение будущих офицеров в тот ужас, каким оно было раньше, при Николае.

– Офицеров! Да какие это офицеры? Вспомните, как их Алексей Петрович крыл? И за дело крыл!

– Так иных и не было! Единицы зерен пробивались сквозь легион плевел.

– Да… пробивались и гибли. Нахимов, Тотлебен… Они поплатились своими жизнями за «оленизм» руководства, – грустно усмехнулся Николай Иванович, – как частенько говорит цесаревич.

– Оленизм? – удивился Александр Иванович.

– Я и сам не знаю, почему Александр называет некомпетентных и не здравомыслящих людей подобным словом. Чем провинились эти животные? Бог их знает. Впрочем, это не первое необычное слово, которое проскакивает в лексиконе цесаревича.

– И где он их набрался?

– Вы у меня спрашиваете? – Путилов улыбнулся. – А вы раньше за ним необычных оборотов не замечали?

– Нет.

– Видимо, вы мало с ним общались. В приватной обстановке, особенно когда увлечется, он ими просто сыплет. Вроде русский язык, а слова и обороты совершенно незнакомые.

– Любопытно!

– Еще бы. Как что-нибудь скажет, так хоть стой, хоть падай. Смотришь на него. Слова знакомые вроде бы, а смысл уловить не можешь.

– Может, его правда в Америке подменили, как нам в брошюрке запрещенной писали?

– Да бог с вами! Его подменишь! – рассмеялся Путилов. – Он же и до поездки в Америку подобными вещами славился. Впрочем, если вам так интересно – поговорите с ним сами. Я в эти детали не лезу. Александр очень странный человек, но дело свое делает хорошо. И мне этого довольно. Да и к необычным выражениям потихоньку привыкаешь. Вон, как видите, даже сам стал кое-что употреблять. Давайте лучше отвлечемся от перемывания его костей и поговорим о новом проекте. Я, собственно, ради него к вам и пришел.

– О каком именно проекте?

– Вы уже видели генеральный план развития Москвы? Насколько я знаю, Александр планировал передать его в Академию.

– Да, видел. Но мне непонятно, для чего он его нам переслал.

– А он не пояснил?

– Нет. Там все на бегу прошло. Александр сказал, что позже заедет и все объяснит, а я пока должен все изучить и подготовить критические замечания по проекту.

– Раз сказал, что сам все объяснит, то я встревать не буду. А как сама идея?

– Любопытно и необычно. Квартальная планировка с разнесением специализированных центров, развитая транспортная инфраструктура. Все это очень хорошо, но очень дорого и сложно. По большому счету нам придется весь город перестроить.

– А вы думаете, в своем современном виде Москва готова стать столицей империи?

– Столицей?

– А вы сомневаетесь?

– Признаюсь, я не думал о таком развитии событий.

– Александр Иванович, Александр питает особую любовь к этому городу. Поэтому я могу держать пари, что, взойдя на престол, не пройдет и года, как столицу перенесет сюда. Тем более что с точки зрения транспортных коммуникаций Москва намного лучше подходит на роль столицы, чем Санкт-Петербург, стоящий, в общем-то, на отшибе империи.

– Хм. Раз этот план с замахом на новую столицу, то тогда никаких вопросов с точки зрения масштабности и дороговизны работ у меня нет. Но все одно – его нужно серьезно дорабатывать. Нужна полноценная и толковая канализация, водоснабжение и прочие вспомогательные службы. Например, не за горами появление долговечных лампочек электрического освещения, и Москву потребуется снабжать электроэнергией в очень серьезном масштабе. Да и с гидротехническими сооружениями придется повозиться.

– А с ними что-то не так?

– Все. Их, собственно, и нет. Вы представляете, какая проблема уже сейчас снабжать Москву питьевой водой? А вырасти ее население вдвое? Плюс судоходность реки практически отсутствует. Нам нужно делать в ее верховьях целый каскад водохранилищ, каналов, очистительных сооружений, углублять русло, укреплять берега, защищая их от размывания. Да и от набережных будет большой толк. Вы в курсе той беды, что сейчас колебание уровня воды достигает в отдельные годы десяти метров?

– Хм. Так много масштабных работ. С набережными понятно, но вот гидротехника в верховьях реки мне кажется весьма сложным решением. Без нее нельзя обойтись?

– Думаю, что нет. Несколько миллионов жителей, которые, согласно проекту, будут проживать в Москве к моменту его полного развертывания, мы просто не сможем напоить. А еще им нужно мыться, стираться и так далее. Плюс лошади и прочая живность. Плюс пожарные. Да и без максимальной навигации по Москве-реке мы будем нести существенные финансовые потери. В рамках одного года это не существенно, но в масштабах десятилетий – колоссально. С гидротехникой и канализацией у нас будут самые большие, на мой взгляд, сложности. Вспомните о том, какая беда сейчас творится в Лондоне с Темзой. Там же аж глаза слезятся от аромата реки. Вы думаете, в Москве будет как-то иначе? Фекальные и промышленные стоки будут колоссальны. Причем стараться будут не только люди, но и лошади.

– Насколько я помню, эти вопросы в плане вообще не отражали.

– Именно. Так же как и отопления зданий. Опыт эксплуатации хозяйственного комплекса Академии привел меня к мысли о том, что нужно создавать централизованные системы отопления, хотя бы единые котельные в подвале каждого дома. Как вы помните, этот вопрос также не отражен в плане.

– Это очень хорошо! Видите, сколько вы всего указали. Не зря Александр рекомендовал направить план для доработки в Академию.

– Так вы в курсе?

– Отчасти. Подробнее вам сам цесаревич расскажет. Я же хочу пояснить главное. Перед своим окружением Александр поставил задачу создать качественный, полноценный план застройки Москвы на ближайшие двадцать пять лет. После чего подготовить проект поэтапной реализации этого генерального плана. Как вы понимаете, ни у кого из нас нет опыта решения подобных задач. Вот мы всем миром и мучаем эту «бумажку». И, боюсь, еще долго будем перепихивать от ведомства к ведомству.

– А какие сроки цесаревич установил?

– Я думаю, он присматривается и оценивает наши возможности, поэтому никаких сроков для разработки плана пока нет. Но тут важно слово «пока». То есть затягивать не стоит. Вы же сами знаете – медлительность Александр недолюбливает.

– Николай Иванович, у вас же копия плана имеется?

– Безусловно. И мало того, такое же задание, что и у вас.

– Тогда будьте добры, подумайте, какие приборы с инженерной точки зрения будут необходимы. Навскидку я вижу только потребность в целом спектре насосов и электромоторов. Вы в неделю уложитесь?

– Даже быстрее.

– Отлично. Давайте тогда через неделю встретимся и обсудим этот план еще раз. Нужно понять, что у нас есть, а что придется «рожать» и в какие сроки. Иначе на этапы мы разбить проект не сможем.

– Договорились. Я тогда еще Якоби, Авдеева и Баршмана привлеку в качестве консультантов. Они-то в любом случае лучше нас разбираются в узкоспециальных вопросах науки и техники.