Полынь для учительницы. *** (Р. Ю. Сысоева, 2017)

Сысоева Раиса Юрьевна

sysoeva.rene@mail.ru

ПОЛЫНЬ ДЛЯ УЧИТЕЛЬНИЦЫ

криминальный роман

Глава 1

Порывистая и теплая, вместе с тем холодная, солнечная, ветреная, яркая желто-красная осень пролилась на август и затопила собой сентябрь и половину октябрь.

Обеденные часы заставляли позабыть о приближении зимы. День околдовывал, манил, при желании можно было пройти пару кварталов по городу в босоножках. Но стоило спуститься едва уловимой ретуши заката, как промозглая сырость брала свое.

Кухонные окна большой новой квартиры выходят на юг, и сейчас, после трех часов дня, комната утопает в горячем солнечном свете. Нынешний октябрь часто менял свои одежды: после обеда и без того теплые дни на пару часов становятся практически летними, а ближе к восьми вечера вполне возможно было вспомнить про куртку с капюшоном, нахлобучить шапку и поискать в карманах перчатки. И если ненавязчивый полуденный ветер больше напоминал теплый майский бриз, нежели сквозняк середины осени, то рано утром и вечером порывы ледяными кнутами прогоняли с улицы прохожих.

В глубине стенного шкафчика обширной квартиры четы Заляховых чистенькие отглаженные кухонные полотенца были аккуратнейшим образом уложены в безукоризненную стопку, белоснежные салфетки такой же стопочкой расположились рядом. Невесомые занавески с модным нынче цветочным принтом перехвачены конфетного оттенка глянцевой лентой. Яна бесшумно и ловко закрыла створку кухонного шкафа, механически стерла пальцем капельку коричневатой жидкости с поверхности стола. Шестилетний сын Максим, вероятно, вчера пытался самостоятельно налить гранатовый сок, и остались брызги, их несколько, но они хорошо заметны при солнце и это все портит. На тонком носике Яны появилась хмурая складка, губки недовольно покривились. При уборке или мытье посуды следует применять перчатки. Непонятно почему ей никак не удается избавиться от этой плебейской привычки, тереть и скрести все незащищенными пальцами и ногтями? Идеальные силиконовые ноготки были просто загляденье. А вот деревенский порыв – уборка любой ценой – лишнее, в ее положении уж точно. Жена банкира – порой ей даже снилось, как следует направлять финансовые потоки – наяву она не имела никакого представления о финансовой системе.

Сегодня эта маленькая лощеная женщина планировала освободить себя от приготовления пищи, все необходимое было сварено, испечено и куплено вчера. Ее мужу нравилось, как она работает на кухне (скромное платье, белый фартучек, пальчики в муке, дома пахнет домом), он с гордостью перечислял своей матери все, что Яна в состоянии приготовить. Константина физически возбуждал вид жены, толкущейся на кухне. Но она решила – не сегодня. Стремление продумать и подготовить все заранее просто въелось в жизнь Яны. Зато любое дело и любое событие в ее жизни имело свое место, и почти сразу укладывалось на отведенную полочку. Как много и трудно она для этого работала. Сначала, на самой заре отношений с перспективным Константином Заляховым, приходилось молчать и опускать глазки там, где хотелось дать мужу пинка в пах, а свекрови зубами вцепиться в горло. Потом пришло время мягких и настойчивых переговоров с любимым супругом о том, что его мама не всегда права в отношении снохи, родственники которой совершенно не так богаты и влиятельны, как родственники «дорогого Кости». Яна терпела. Вовремя родила, быстро вышла на работу, помнила обо всех особых датах, изучала прихоти Татьяны Анатольевны (в семье свекрови царил конституционный матриархат), стала всем милой, незаменимой, своей. В финансовом плане Костя давал Яне даже больше, чем ей требовалось. В первый раз она смутилась, и открыла было рот для отказа, но вовремя прикусила язык – вырабатывание у мужа привычки экономить на жене обязательно аукнется в будущем. Особенно, если муж гражданский… И она начала делать сбережения. Просто так, для тренировки терпения. Частное предпринимательство мало интересовало Яну. Тяги к драгоценностям у нее тоже не обнаружилось, но получая в подарок ювелирные украшения, она делала влажные глаза, и с восторгом улыбалась, чтобы от частого дыхания обнаженные части ее маленькой груди часто вздымались, выдавая величину ее восторга.

Итак, сегодня пятница. Впереди два выходных, относительно свободные дни, маленькие радости которых и составляют центр ее мироздания (только она, Максим и Костя). Яна искоса глянула на мужа, он сидел за столом с газетой в руках. Незаметно, двумя пальцами стянула с волос резинку, и с наслаждением почувствовала на спине прикосновение гладких каштановых прядей, которые густо рассыпались по плечам. Раньше она носила каре, и ей самой это нравилось, но прошлым летом Костя как-то уж больно часто стал смотреть в сторону соседки, обладательницы длиннющей стильную косы, и Яне пришлось пересмотреть отношение к современным стрижкам в общем, и к осветлению отдельных прядей в частности. Итак, пару месяцев назад волосы Яны стали однотонными. Она беззвучно вздохнула, помассировала основание шеи кончиками пальцев.

Сегодня на ней темно-синие обтягивающие шорты из тонкой джинсы, белая майка, и белый бюстгальтер, кружево которого будто бы случайно выглянуло из-за тонкой бретели. Ее кожа идеально гладкая, ее крем для тела – самый лучший. Маленькая капелька хороших духов побывала сегодня в том месте, где кончается копчик, и у основания ступни. Ни один мужчина не должен понимать, откуда точно исходит прекрасный запах женщины. Через час вернется сын из садика, и она переоденется в элегантное домашнее платье, и непременно строго посмотрит на мужа, если его ладонь опустится ниже ее поясницы в присутствии ребенка. Правильные отказы разжигают мужей.

Еще месяц, и Яне исполнится тридцать пять, она знает, что выглядит моложе, и чего ей это стоит каждый день. Лицо худенькое, макияж всегда аккуратный, самоуверенная линия тонких губ, прямой носик, внимательный придирчивый взгляд. Прямые медово-коричневые волосы, подстриженные по прямой, сейчас она чаще всего собирает их в обыкновенный хвост. Это подчеркивает густоту волос и позволяет рассмотреть ее красивую шею. Притязания в еде нулевые. Когда долго удерживаешь себя от сладкого, соленого, жирного, полужирного, копченого и жареного, то в итоге организм забывает, что на свете существует удовольствие от вкуса. Остается лишь «хочу есть» и «не хочу есть».

Итак, все приготовления закончены, папки и флешки к работе со вчерашнего вечера уложены в маленький Янин портфель, дома чисто, все вещи на своих местах, тапочки выставлены по линейке, еда в холодильнике, свежий суп на плите. Сын Максим после «трудового дня» ворвется в квартиру маленьким вихрем, расскажет всякую всячину, и станет прихлебывать горячий бульон отцовской ложкой в чистоте, ни на что не отвлекаясь.

– Что ты читаешь сейчас? – спросил Костя, наклонился и чмокнул жену в макушку. Она так живописно присела на высокий табурет своей кругленькой попкой. Ему не было интересно вести интеллигентские разговоры утром, это время суток предназначено для серьезных мужских дел, приносящих дивиденды. Но раз уж так вышло, что приходится долечивать ангину, отчего не поговорить.

– Ветхий Завет, – не сдержалась Яна, от шеи до пупка пробежала ледяная волна. – Он хорошо помогает от злости.

– Прекрати думать об этом, – повысил голос Костя. – Я переговорил с отцом. Он сказал, что если этот подонок вернется, кое-какие люди сделают ему больно. Мы слишком долго терпели.

– Интересно, сам подонок знает об этом? – тихо пробормотала Яна.

– Хватит вспоминать, – нетерпеливо буркнул Константин. Нужно было все-таки съездить в офис, целый день наедине с женой – пытка. Она, конечно, куколка, но десять лет совместной жизни берут свое. Самые прекрасные женщины, увы, приедаются. Жизнь так устроена. Константин с удовольствием заметил свое отражение на чистой поверхности холодильника.

– Твоя бы воля, ты бы еще ему денег отдал, – проворчала Яна. – Я, конечно, не внучка полицейского начальника, но твердо уверена, что никогда не нужно платить за страх. Нам следовало с самого начала обратиться в органы.

Костя недовольно пробормотал что-то, отошел в дальний угол кухни и налил себе чашку кофе, давая понять, что разговор окончен. Красивый высокий Костя, который вызывал сладостные женские вздохи даже тогда, когда корпел за компьютером в очках на кончике носа, был, как ни странно, мужем Яны вот уже 10 лет. Наверняка всех соседей удивляло, как это она, худая, метр шестьдесят (с кепкой), с тонкими ножками и детским личиком отхватила себе такого видного мужчину. «Любовь зла» – улыбалась про себя Яна. Она удержалась в качестве жены Константина Заляхова именно потому, что не слишком долго витала в облаках после того, как они съехались. Скучные трудные месяцы изучения недостатков и привычек мужа, изучение взаимосвязей со свекром и свекровью, и отладка под себя всего этого хозяйства обернулась теперь для нее спокойной сытой жизнью. Если бы ни шантажист Сергей…

– Можно я возьму твою машину? – спросила Яна мягко. – Моя припаркована неудобно.

– Бери, – ответил Костя, не отрывая глаз от газеты.

«Идеальный самец не доволен, значит мне следует ехать на своей», – поняла Яна.

Она наклонилась, нежно поцеловала его шею у воротника, провела пальчиком по мочке уха, и ушла. После этих маленьких уловок она не сомневалась, что он станет приставать к ней сегодня вечером. Хорошо, не стал приставать сразу, измял бы всю укладку.

– Знаешь, детка, – остановил ее муж у самого выхода. – Мне, вероятно, завтра придется лететь в Краснодар. Степа очень наседает.

«Соврал, конечно», – поняла Яна, но мягко улыбнулась, и изящно прикоснулась губами к его щеке.

– Дорогой, ты же знаешь, как я всегда скучаю.

* * *

Шестой год за рулем. Дорога до детского сада знакома ей до кочки. Супермаркет и прачечная совсем рядом, это так облегчает жизнь. Машину пришлось оставить на обочине, парковка забита до отказа, и даже возле грязного мусорного бака поставили новенький белый Фольксваген.

В прачечной пришлось немного подождать. Забавно, что большие пыльные окна помещения химчистки выходили как раз на двор детского сада. Максим, наверное, давно ее ждет.

Яна заглянула в окно, присмотрелась немного, и оцепенела от страха. У самой изгороди садика, прижавшись щеками к прутьям, стоял ее шестилетний сынишка, а рядом… У Яны была блестящая память на лица – и в анфас, и в профиль, и даже первых своих учеников спустя годы, она узнавала без труда. И вот сейчас она стоит, смотрит, как ее сын болтает увлеченно с… шантажистом Сергеем, и даже берет у него что-то из рук. Она смотрела и пила свой страх полными глотками. Ее трясло мелкой дрожью, и она не могла понять, куда бежать за помощью. В полиции им давно разъяснили, что нет состава преступления там, где нет доказательств. А у нее их не было, и нет. Руки онемели, ноги как ватные. Каждую секунду, пока ее враг Сергей разговаривал с ее сыном, из Яны тихо выливалась жизнь. Она должна его уничтожить, даже если придется подохнуть вцепившись зубами ему в глотку.

Не помня себя, она вышла из прачечной, спустилась по обшарпанной лестнице. Отмеряя одиннадцать шагов по заваленному старой рухлядью холлу, Яна неистово сжимала кулаки. И прежде, чем переступить порог здания, она принудила себя улыбнуться. Она знала, что вышло омерзительно, но, пока никто не видит, Яна продолжала растягивать губы еще и еще. Так, что через полминуты плечи дернулись от мрачного конвульсивного смеха. Но там, в горле и где-то в груди было смертельно больно.

На улице все еще было тепло. Прогретый воздух приятно ласкал озябшие руки Яны. Ноги сами шли прямо вперед.

– Привет, – произнесла она в спину Сергея. Вышло непринужденно.

– Привет, – он обернулся. Он не понимал, что она знает его уже больше года, и слышала все аудиозаписи с его угрозами, и даже подглядывала во время одной из передач денег.

– Кто вы? – мило спросила Яна.

– Я Алексей Марков, ведущий специалист страховой компании «Гертруда».

Алексей из «Гертруды» был одним из кузенов Яны. Она заставила себя улыбнуться. Зверь подошел слишком близко.

– Очень приятно, а я мама этого сорванца, Яна Заляхова.

Яна строго посмотрела на сына и знаком отослала его в группу.

– Ух ты, – наигранно изумился Сергей. – Мы с вашим мужем Константином давно знакомы.

– Да, он много кого знает, – беспечно ответила Яна, шеей чувствуя недовольство противника.

– Кстати, – Сергей сделал вид, что внезапно вспомнил важное. – Мне необходимо передать вашему супругу некоторые бумаги.

– Простите, Алексей, у вас это не получится, – возразила Яна. – Он улетел в Краснодар.

– Какая жалость, – вздохнул вымогатель. – Мне в приказном порядке велено сдать документы до выходных, а ваш муж очень хотел застраховаться у нас по специальной программе.

– Подъезжайте ко мне, – предложила Яна. – Завтра у меня рабочий день, после двух я освобождаюсь.

– Пятое число, день зарплаты, – будто невзначай бросил Сергей.

– Точно же, – растянула губы в улыбке Яна. – До завтра.

– Позвольте, я провожу вас, – мягко заговорил Сергей.

– Не стоит, – ответила Яна кратко.

– Безо всякой лести, – продолжал навязчивый Сергей. – У вас отличный парнишка. У меня тоже сын.

– О! – наигранно мило всплеснула руками Яна. – Я срочно должна ехать. Прощайте, Сергей.

Яна развернулась и направилась к своей машине. Она не станет забирать сына в присутствии этого человек. Садик охраняется, так что у нее есть как минимум час. Яна заблокировала двери своего форда, и набрала номер воспитательницы.

– Алла Егоровна, это мама Максима Заляхова. Сегодня я немного задержусь. Буду через сорок минут. Ребенка заберу именно я. Хорошо.

Яна выдохнула и тупо посмотрела на свой телефон. Чересчур сильно сжала пальцами переносицу, затем опустила руки в паническом расслаблении, но закусила губы, и решительно ухватилась за руль.

Через 10 минут она подъехала к корпусу технологического факультета. Почему именно сюда? Здесь она начинала учиться прежде чем перевелась на физ-мат, знает каждый угол. Обернулась несколько раз. Никто не преследовал ее. На стоянке пусто. Кто знает, может быть, она перестраховалась? Яна подождала еще. Мимо прошли две женщины среднего возраста. Сумрачный зам. декана уехал куда-то на своей Калине.

Яна вышла, сделала несколько шагов по улице. Колени дрожали. Это неудобное короткое платье, в котором она похожа на малолетку, давно следовало опустить в мусорное ведро. Делать нечего, пришлось выпрямиться и поднять подбородок. Гордая пигалица – это лучше, чем понурая пигалица. Первые двадцать шагов потные ступни так и стремились выскользнуть из туфель. На двадцать первом она споткнулась и чуть не полетела на колени. «Не важно – иди дальше».

Сейчас она дойдет до парадного входа, поднимется по лестнице, войдет, и мило кивнет знакомой вахтерше, дойдет до туалета, позвонит Альберту, вернется обратно, и забирать Макса она будет уже не одна.

В женском туалете было сыро и холодно. Табачный дым вонючей копотью оседал в горле, на волосах и на одежде.

– Я буду дрыхнуть сегодня весь день, – раздался в трубке хриплый голос Альберта.

– Двадцать минут назад шантажист Сергей разговаривал с моим Максом у загородки в детском саду, – выпалила Яна.

Альберт был начальником уголовного розыска области, и Яна категорически не любила его беспокоить. Они учились в одном классе, и умудрились даже переспать разок, после чего Альберт сказал, что не позволит больше ни одной брюнетке нарушать его целомудрие. Яне тоже не понравилось. Они могли бы чаще общаться, но Альберт вскоре женился и его супруга (натуральная блондинка с густыми волосами) оказалась ревнивой как африканский крокодил.

– Тебя еще не доконала эта тягомотина? Неужели твой Костя не может с этим разобраться? – вздохнул Альберт. – Ладно, сейчас Леха подъедет к детскому саду.

Послышались короткие гудки.

Яна прислонилась спиной к грязной холодной стене женского туалета. Отзвуки слов Альберта таяли в воздухе, и на душу спускалось ласковое ледяное безразличие. Если взялась защищаться, она доведет это до конца. Хотя бы все оказалось миражом. И пусть Альберт потом всем рассказывает про свою умалишенную одноклассницу. Ничего. Главное, не дать всей этой криминальной гнили стать частью ее жизни.

Яна напряглась и стиснула зубы. С нее хватит шантажа и угроз.

На секунду закрыла глаза. Потом резко отстранилась от стены, решительно шагнула вперед, и, вздрогнув, отшатнулась. Перед ней стоял Сергей. Мрачный, без тени наигранной приветливости.

– Кому звонила?

– Да пошел ты.

Он шагнул вперед, его рука сдавила ее горло. Крикнуть стало невозможно, дыхание затруднилось. Второй рукой он быстро шарил в кармане.

Не помня себя, Яна вытащила из сумки широкий нож, и через секунду он по рукоять ушел в бок шантажиста. Он зарычал, и Яна как безумная толкнула его от себя. Он должен был упасть спиной на раковину для мытья рук, она услышала характерный звук, стон, но обернуться не смогла. Руки дрожали так, что она не сразу попала пальцами в дверную ручку. Пробежала коридор. Вахтерши нет. На улице ослепительное солнце заставило ее остановиться.

Ноги вкривь и вкось ступали по разбитой асфальтовой дорожке. В груди колотилось так, словно вместо сердца установили дренажный насос. В ушах, на шее, в голове больно пульсировала кровь. Руки сильно дрожали, едва удерживая сумку, которая сделалась тяжелее всего на свете.

* * *

Кое-как уселась в машину. Яну по-прежнему трясло. Она не в состоянии была выпустить сумку из крепко сжатых пальцев. Кисти рук онемели. Словно протезом она пошевелила правой рукой. На ней не было крови. Только на платье. Небольшая бурая капля. Она содрогнулась всем телом и открыла рот не в состоянии издавать звуки. В ужасе она тянула ткань платья прочь, отстраняя от кожи. Швы трещали, но держались.

Через голову. Она потащила его через голову. Что-то лопнуло. И порвалось. Яна ткнулась лбом в руль. В одном бюстгальтере немыслимо вести машину через весь город.

Под задним сиденьем нашелся старый коричневый свитер, забытый после выходных на даче.

Пришлось разминать правую руку – сустав заболел от напряжения. Сумочка стала такой легкой! Этот ужасный нож… Она так и не выложила его. Два года он ездил с ней на работу, совершая весь ее путь туда и обратно. Ни разу не обрезавшись, она постоянно ощупывала крепкую широкую рукоять, лезвие, такое холодное иногда… Почему она так и не нашла времени купить перцовый баллончик? Яна посмотрела на свое жалкое отражение в зеркале заднего вида. Может быть, сейчас выйдет из-за кустов разъяренный Сергей и зарежет ее в ответ? Прошли минуты, но она почему-то твердо знала, что он, этот страшный человек, заканчивает свою жизнь сейчас.

Когда он только начал их преследовать, первое что пришло в голову – положить нож в сумку, чтобы защитить сына и мужа, если что… Как медленно и как быстро прошли эти два ужасных года.

* * *

– Мам, отвези меня к дедушке, – ныл Максим по дороге домой. – Завтра в садике дурацкий день бега. Ты же знаешь, я ненавижу бегать для зрителей.

– Ты же играешь в футбол с папой во дворе, – выдавила из себя Яна. – Любой житель нашего дома может посмотреть на это.

Яну тошнило, голова кружилась, она остановила форд возле магазина.

– Купи минеральной воды, – попросила сына.

– Ну, мам, – протянул Максим. – Как насчет завтра?

– Ладно, поедем к деду, – еле слышно отозвалась Яна. В висках ухало так, что сложно было говорить.

* * *

Домой Яна возвращалась одна. Сын с радостью остался у деда.

На улице совершенно стемнело. Старые тусклые фонари светили не везде.

У подъезда как обычно чисто и хорошо освещено. Еще бы, в их доме живет половина администрации города. Лифт всегда работает.

Не в силах распрямить плечи, Яна робко переступила порог квартиры. В темноте коридор показался грязной траншеей. Казалось, Костя все знает и напряженно ждет ее. Казалось, весь город знает все до мельчайших подробностей.

– Привет, – сказала она в пустоту. Вышло очень тихо и немного сипло.

– Привет, – повторила она.

Раздался шорох из второй спальни. Константин часто уносил туда ноутбук и работал по вечерам, чтобы голоса жены и сына не отвлекали его. Это была самая дальняя комната, и если закрыть немецкую звукоизоляционную дверь, там ничего не будет слышно. Поэтому в некоторые из будних дней Яне казалось, что муж ночует на работе, когда как он находился в нескольких метрах, через стену.

Послышались тяжелые шаги.

– Мама недовольна, что ты привезла им Макса без предупреждения.

– Прости, – ответила Яна вяло. Стараясь не смотреть в глаза мужа, она аккуратно поставила свои ботинки на обувную полку.

– Ты даже не спросила, как она себя чувствует сегодня, и какие у нее планы на завтрашнее утро, – продолжал Костя.

– Свекор сказал, что я могу оставить Максима хоть на неделю, – ответила Яна смелее. Она решилась посмотреть на супруга.

Он выглядел вполне обычно.

– Ты же знаешь, – раздраженно заговорил Костя. – Отец не чувствует всех тонкостей. Он рассуждает проще. Татьяна Анатольевна требует особого отношения.

Яна как обычно, не стала озвучивать, что она думает насчет особого отношения к капризам женщины 69 лет.

– Хочешь, я позвоню ей? – примирительно проговорила она.

– Будь любезна.

Яна прошла на кухню, и, не зажигая света, вымыла руки ледяной водой. Умылась несколько раз, и в отупении оперлась на раковину.

Как во сне она набрала номер свекрови. Извинилась, и попросила уважаемую Татьяну Анатольевну поделиться планами на завтрашнее утро.

– Я заеду за Максимом завтра утром в любое время, – без эмоций сказала Яна, и тут же услышала в трубке приглушенное ворчанье свекра.

– Нет-нет, моя дорогая, – поспешно отозвалась свекровь. – Мы прекрасно проведем выходные.

– Максим будет очень рад, – ответила Яна честно. – Я обязательно позвоню завтра. И если понадобится что-то, говорите мне об этом в любое время.

– Спокойной ночи, – отозвалась свекровь.

«Значит, раньше 10 утра завтра не звонить» – поняла Яна.

– Спокойной ночи, Татьяна Анатольевна.

Яна медленно опустилась на теплый кухонный пол. В полутьме ее ноги и руки выглядели, словно гнилые коряги старого дерева. Перед глазами отчетливо предстало искаженное злобой лицо шантажиста Сергея. Почему он назвался именно этим именем? Она неистово зажмурилась, но это не помогло. Набрала чей-то номер.

– Добрый вечер, дорогуша.

– Мама, привет, – ответила Яна.

– У нас все хорошо. Папа на рыбалке выловил двух щучек.

– Ух, ты!

– Я уже приготовила их со сметаной.

– У нас тоже все хорошо, – сказала Яна.

– Передавай Константину привет от нас. Приезжайте в гости, как только у Максима начнутся каникулы.

– В нашем садике не делают каникулы.

– Ну, хорошо, как соберетесь, предупреди. Пока.

– Пока, мам.

Мучительно желая забыться, она поднялась. В квартире снова тихо. Неужели Костя забыл, что она дома? Обычно он вел себя иначе, когда они оставались в квартире вдвоем. Яна отмеряла шаги по коридору и чувствовала себя совершенно разбитой. Толкнула дверь кабинета рукой.

Картинно красивый Костя мирно спал на широком диване, темная прядь упала на лоб, и его ровное тихое дыханье говорило о том, что ей не стоит его будить.

Пошатываясь, она пошла обратно. Не раздеваясь, забралась под грубый плед на тахте и после двух часов несуразных пугающих воспоминаний, забылась тяжелым рваным сном.

***

– Маленькая царевна устала брести по лесу, и совсем было отчаялась найти дорогу, как вдруг прямо перед ней возникла узкая лесная тропа. Девочка пошла по тропе, и через несколько минут оказалась на широкой приветливой поляне, заросшей дикими маками и васильками. Впереди блестел большой овал водяной глади, это было озеро Старого Мудрого Ежика. Присела царевна на берегу заколдованного озера, и огляделась. Мимо плыла уточка с утятами и разноцветный селезень с блестящими перышками. Крикнула им маленькая царевна, попросила подтолкнуть к ней лодочку. Но утки ее даже слушать не стали, не стоило ей кидать в них камешки на поле, – прочел Гаврила Сергеевич, и обернулся на маленькую внучку. Она так серьезно, с таким вниманием слушала сказку, что он поневоле ощущал себя важным. Такая маленькая, с шарфом на горлышке. Улыбнулся и тут же вздрогнул, зажмурился как от электрического разряда. Приступообразная боль, острая неожиданная необъяснимая – это что-то новое, вчерашняя тренировка со штангой была лишней?

Сердце его не беспокоило никогда. Что это?

Через полчаса на подоконнике навязчиво заурчал телефон. Гаврила Сергеевич отрицательно относился к предчувствиям – если на роду написано, то и предчувствовать нечего – но сегодня ему определенно раздражала возможность говорить по телефону.

– Подожди-ка, принцесса, – поднялся он с неохотой. – Да? Где найден?! Кем? – Помолчал. Продолжал тише. – Приеду только завтра утром. Сегодня занят.

– Деда, почитай! Деда, почитай! – запиликала Галя. – Д-е-е-е-да! Почита-а-а-а-й!

– Д… Да, принцесса.

Гаврила Сергеевич остановился посреди комнаты, и несколько минут не мог сообразить, что для чтения ему следует снова присесть на диван и взять в руки книгу.

***

В шесть утра Яну разбудил навязчивый телефонный звонок из недр сумки.

– Да, – разлепила губы Яна.

– Бодрое утро, – насмешливо и мрачно выговорил Альберт. – Одевайся и спускайся к подъезду с вещами.

– Альберт, это глупая шутка, – выговорила Яна, и тут же поледенела, вспомнив происшедшее одиннадцать часов назад.

– Просто поговорим у меня в машине. Только ты и я, – настаивал Альберт. – Костя в бинокль может посмотреть.

– Я иду, – отозвалась Яна.

Со стороны второй гостиной не доносилось ни единого звука. Муж давно привык, что школьное начальство звонило Яне и рано утром, и поздно вечером. Костя нервничал вчера, значит, устал или на работе снова наседают с квалификацией персонала.

Яне не нужно было одеваться, она лишь почистила зубы и немного причесалась.

– С недобрым утром тебя, – буркнул Альберт, потирая мятую щеку. Вероятно, минут сорок назад он нежился в теплой постели, чвакая губами во сне.

– Что успело случиться? – безжизненно спросила Яна.

– А, ну да, – встрепенулся он, и повернулся лицом к собеседнице. – У меня так-то выходной сегодня. Звонит Петрович час назад. Двойное убийство в вашем универе.

– Двойное? – переспросила Яна изумленно.

– Значит, на одинарное ты согласна?

– Я жажду подробностей, – сухо отозвалась Яна, прислонилась лбом к стеклу.

Присутствие задиристого Альберта совершенно неожиданным образом подбодрило ее. Его живая хваткая манера была очень вовремя сейчас.

– Я только что с места преступления, поэтому расскажу как очевидец, – начал Альберт профессиональным тоном. – Некто Сергей Ш… найден мертвым в женском туалете технологического факультета. В правой руке у убитого найден нож, которым минут за двадцать до смерти Ш… была убита сторожиха того же факультета. Другой рукой убитый хватался за нож, которым его прикончили.

Яна почувствовала приступ тошноты.

– Человек, зарезавший Ш…, был ниже среднего роста. И этот неизвестный мститель, – Альберт в упор посмотрел на Яну. – Сам рисковал пасть жертвой вчера.

– Можешь надеть на меня наручники, – ответила Яна стараясь говорить уверенно. – С этим хреново жить.

– Я бы с радостью, – отозвался Альберт. – Но я с возрастом стал таким чувствительным. Жаль сажать женщину, которая покончила с… В общем, он поставлял мальчиков педофилам и так далее.

Яна вздрогнула, у нее закружилась голова. Она повалилась на широкую спинку автомобильного кресла. Альберт равнодушно глянул исподлобья.

– Все бы ничего, и через какое-то время я закрыл бы это дело. Но, видишь ли, родной дядя этого п… пострадавшего не кто иной как прокурор области. И он имеет полное право самостоятельно вести дело. Здесь он может все.

– Плевать, – отозвалась Яна безжизненно.

– Этот человек выпотрошит тебя за несколько часов. Я был помощником одного из его людей когда-то, – заговорил Альберт чуть теплее. – Можешь сразу признаться. (Пауза) Но имей в виду, твоему мужу и сыну придется очень далеко переехать в случае твоей явки с повинной.

– Я бы и не приехал, – продолжал он. – Но у нас нет против тебя не единой зацепки. Камера наблюдения в тот вечер глюкнула. Думаю, это произошло неслучайно. Никто никого не видел. Даже на ноже, торчащем в боку убитого (Яна зажмурилась) только его отпечатки. Скажу больше, не позвони ты мне вчера насчет детского садика, я и не подумал бы шевелиться по этому поводу.

– Я звонила из того самого туалета, – хрипло ответила Яна, по ее вискам стекали холодные струйки пота.

Двумя пальцами Альберт сомкнул губы Яны.

– Вы бабы народ изворотливый, – сказал он иронично. – Постарайся, потерпи ради своих мужиков. Просто смешайся с толпой, Поняла?

– Альберт, я…

– Все, вали отсюда. А то еще люди подумают чего. Все, мне еще ребенка в школу везти.

Прежде чем вернуться в квартиру, Яна неторопливо обошла вокруг дома несколько раз. Холодный неподвижный утренний воздух привел ее в чувства настолько, насколько это было возможно. На улице, да еще утром, течение самой жизни становится наиболее естественным.

Она неохотно достала из кармана ключи, и безо всякого удовольствия ощутила на щеках теплый воздух внутри подъезда. Восьмой этаж, и дверь квартиры на расстоянии вытянутой руки. Она бы закусила губы или до боли сжала кулаки, но силы девались куда-то. И она просто повернула ключ и толкнула дверь рукой.

– Вместо того, чтобы так часто кидать деньги на телефон, купила бы лучше хлеба, – недовольно заговорил Костя с булавкой в зубах.

– У меня левая брючина отклеилась, – продолжал он, потирая заспанное лицо.

– Отклеилась от чего? – не поняла Яна.

– Они приклеивают их, когда подгибают, понимаешь? – проговорил он с чувством. – Портнихи подклеивают концы брюк.

Яна поняла, что муж не успел почистить зубы. Константин тоже это понял, и исчез за дверью ванной.

Оказавшись в кресле с иголкой и брюками в руках, Яна чувствовала, что стоит на самом краю обрывистого берега. И либо она прыгнет, либо упадет, иначе и быть не может, когда зайдешь так далеко… Осталась смутная надежда на то, что внизу вода – она лучше камней.

– На неделю в Краснодар лечу, – сообщил Яне муж, наскоро проглатывая булочку с сыром.

– Когда самолет?

– Через час, – Костя поднялся из-за стола.

– Ты бросишь меня уже сегодня?

– Стой. Ты ведь не собираешься устраивать истерик по поводу того, что надоевший любовник исчезнет на неделю, и оставит тебе немного денег? Я рассчитываю застать свою жену еще более красивой, чем обычно.

Он поцеловал ее в лоб, и принялся обуваться. Слова не помогут, Костя настроился ехать еще вчера. Говорить с ним сейчас не имеет смысла. Бестактно вызывать раздражение партнера перед самым отъездом.

При других обстоятельствах Яна обрадовалась бы возможности обновить гардероб, сделать генеральную уборку, встретиться с подругами, поспать лишний раз в обеденное время. Но сейчас многое сломано одним махом, внутри очень болит, ей стало вдруг не до всего. А теперь ее Костя хочет оставить ее, он не чувствует, он не заметил…

– Я буду сильно скучать по тебе, – сказала Яна требуемое. Голос не подвел. Получилось в меру грустно.

Он захлопнул за собой дверь, а она прикоснулась щекой к стене. Должны были появиться слезы – не появились. Там, за толстой входной дверью, послышались звуки лифта. Он опустился и поднялся снова. Вот хлопок соседской двери. Пара женских каблуков яростно барабанит над головой – Лидия Игоревна с девятого этажа собирается на работу. Живая чужая ей соседка. Дочь Лидии Игоревны спокойно уведет Костю, если Яна совершит промах. Сейчас так понятно, что Константин Заляхов не создан для милосердия. Неужели он не обернется, не поддержит хоть словом?..

Следовало заставить себя как-то жить, но глаза сами собой закрылись, и Яна опустилась на колени. Жизнь, обставленная с таким старанием, полиняла от первой стирки.

Ушла въедливая тревожность. Кого бояться, если сама совершила преступление?

Яна поднялась, и бесцельно сделала несколько шагов по квартире. Потрогала идеально расправленные занавески, наступила на рубашку Кости, подняла ее, скомкала, бросила в кресло, промахнулась. Ушла в спальню сына, легла на пол лицом вниз.

Глава 2

Яна перевернулась на спину, глянула на потолок, и поднялась. По-прежнему суббота… Вчера ее руки совершили то, о чем язык отказывается говорить, мысли взлетают и мечутся как утки при ружейных выстрелах.

Пришлось до крови себя ущипнуть, чтобы вспомнить о том, что начать день все-таки придется.

Душ освежил кожу. И вот сейчас, собранная, уместно накрашенная Яна должна приехать на работу к десяти. Едва приблизилась половина девятого, она заспешила на улицу. В квартире убрано все, что попалось под руку. В чистом холодильнике почти не осталось продуктов. Кончилась минеральная вода. Вместо завтрака Яна почистила зубы, и отправилась по магазинам. Находиться в одиночестве стало невыносимо. Хуже этого могла быть только навязчивая болтовня в учительской. Женское общество утомляет иной раз даже женщин. У Яны болела голова, ноги отказывались быстро идти. Гражданский муж уехал три часа назад. В висках больше не стучит, но тело по-прежнему словно чужое. Сейчас следует заставить себя жить, выгнать себя на улицу, начать делать заурядные вещи, привести в движение то, что снаружи, и по инерции станет жить внутреннее.

Она так и не научилась испытывать положительных эмоций от покупок в бездонных супермаркетах, но сегодня удобнее было зайти в ближайший, и Яна безвольно прошла в недра высокого длинного здания. Бесконечные полки, уставленные всевозможными товарами, блестящие этикетки, пирамидкой сложенные коробочки с зубной пастой, килограммы и литры стиральных средств, колонны посуды, пестрые ряды цветочных горшков. Зазывные разноцветные ценники отбивают желание покупать что-либо вообще. Самое начало торгового дня, покупателей нет, между высоких переполненных стеллажей слоняется ленивый консультант. Безвольно пробегая глазами нависающее с обеих сторон разнообразие, Яна шагала не спеша, пробираясь все дальше и дальше, когда ее внимание привлек шум возле овощного прилавка.

Крепкий стройный мужчина средних лет спорил о чем-то с высокой молоденькой продавщицей. Судя по выражению лица, рослая, не вполне уверенная в себе девушка, устроилась на работу совсем недавно, и для нее подобная ситуация была внове. Бледная напряженная она изо всех сил защищала честь магазина, сама не зная для чего. Глаза ее бегали, на шее выступали красные пятна.

– Вы продали мне несвежее пиво, – громко возмущался мужчина, размахивая бутылкой словно дирижерской палочкой.

Яна сбавила шаг, двигаясь прямо к спорившим. Она ненавидела ор и громкие звуки в принципе, но сейчас у нее возникло болезненное желание забыть о себе. И проблема этой худенькой товароведки казалась просто смешной в сравнении с тем, что совесть начинающей продавщицы чиста. Перед ней, этой рослой тетехой, совершенно трезвый хотя и порядком небритый покупатель, перед которым просто напросто следовало извиниться. Можно еще мягко напомнить ему о том, что спиртные напитки не принято открывать и распивать прямо в магазине. И только! Можно было бы пустить простую женскую слезу, и от злобы этого человека не осталось бы и следа. Мужчины с чистыми волосами обычно не пьют пиво часто. Крикливому покупателю должно быть около пятидесяти, по крайней мере, выражение лица весит именно на столько, но живот плоский и хорошая осанка сбивают с толка. Тренировочные штаны, светлая рубашка чистая, мятая. Яна ощутила на кончиками своих пальцев, что если она дотронется рукой до его шеи, то кожа на его спине будет именно такой как она хотела бы… Но он посторонний. Вот для учителя на родительском собрании это опасный тип – много знает, много читает, и, как правило, не согласен с требованиями системы образования. Очень редко, но Яне доводилось встречать таких людей. Сейчас поворчит еще пару минут и уйдет. Его едва ли слишком интересует выпивка. Ах да, это же не пиво, а итальянский чай. Как его? «ПиноккиоТи». Глупо, конечно это зеленый чай, тот самый, что в моде у всех сразу.

Яна прибавила шаг и двинулась правее, чтобы обойти прилавок с оборотной стороны, но разгоряченный незнакомец резко махнул рукой, что-то объясняя, и светлая наполовину застегнутая ветровка Яны оказалось мокрой. Прохладные струйки текли по колготкам, стекали по сапогам. Она растерянно посмотрела себе на грудь, и почувствовала, что ее бюстгальтер можно отжимать.

Мужчина обернулся и замолчал. Его бутылка была пуста. Чайный напиток впитывалось в одежду Яны. Она подняла глаза больше удивленная тем, что при выходе из квартиры хотела надеть на себя джинсы и кардиган, а надела платье с курткой. Мужчина внимательно смотрел на нее своими пристальными серыми глазами, и Яна подумала, что он выглядит очень хорошо, несмотря на морщины на шее и на переносице. Еще у нее не сразу получилось подавить в себе желание прижать его к себе – из гадостного чувства мести или … Разозлиться не было сил.

– Откуда вы взялись? – проговорил он ровным сильным голосом, немного озадаченный ее спокойствием.

– Пришла чайку просроченного купить, – ответила Яна, погруженная в ощущение мокрой ткани на коже, но сознание быстро выбросило ее в реальный ход событий. – А вы, когда приобретаете напитки с имбирем, будьте готовы к резкому привкусу.

Развернулась и пошла прочь. Произносить лишние слова не хотелось. Долой отсюда. Она задержала дыхание, ей истерически захотелось смеяться.

Яна вышла на улицу, вернулась в квартиру, пришлось ополоснуть и замочить в пятновыводителе куртку. Быстрый прохладный душ вернул ей решимости. Хулиганские искорки погасли. Оделась не думая, и с каким-то мрачным упорством снова отправилась за продуктами.

Эта история отвлекла ее лишь на пять минут. Пару дней назад она наверняка высказала бы свое возмущение этому наглецу с бутылкой. А сегодня не смогла. Они, все эти люди вокруг, ругаются и мирятся, разговаривают или смеются, плачут или спешат на работу – они невинны в своих ошибках, они никого не уничтожили.

Яна взялась за ручку магазинной двери, когда ее руку прижала большая теплая ладонь. Она вздрогнула и опасливо обернулась. Перед ней снова возник незнакомец в мятой рубашке.

– Извини меня, – сказал он медленно, и стало совершенно ясно, что он не привык к подобным ситуациям.

– Да, – зачем-то сказала Яна.

– Что да? – не понял мужчина. Сделал секундную паузу, потом нетерпеливо вздохнул. – Только не надо этого жертвенного взгляда, – продолжал он.

Яна очнулась.

– Вы прощены. Окончательно и бескорыстно. Могу я идти?

Мужчина оглядел ее и отошел немного. Выражение его глаз менялось очень быстро, и на мгновенье ей показалось, что он глянул на нее со злобой.

«Просто странный», – отмахнулась она мысленно.

* * *

Долгое хождение за продуктами обернулось тем, что времени на дорогу осталось впритык. Опаздывать на работу было не в ее правилах. Особенно сегодня.

Яна поспешно схватила ключи, повернула ручку замка, перешагнула порог, заперла входную дверь, и спустилась в гараж. Прыгнула в машину, а через тридцать семь минут была уже на университетской стоянке.

Среди широкого пустого холла технологического факультета скучали четверо полицейских, в некотором отдалении проректор по воспитательной работе яростно жестикулировал, объясняя что-то, его было плохо видно из-за спины собеседника, высокого широкоплечего мужчины в темно-сером костюме. Кто она для них? Серая мышка. Проскользнула и спряталась.

– Яна Санна, – встретил ее на третьем этаже заведующий кафедрой математики Решетов.

Пришлось остановиться возле дверей преподавательской, и вопросительно посмотреть на него.

– У нас ЧП. В нашем учебном корпусе нашли двоих убитых людей. Здесь повсюду ходят полицейские, и некоторые из сотрудников возмущаются, что их допрашивают безо всяких оснований.

Решетов сделал паузу, подбирая слова. Он растянул губы и причмокнул.

– В общем, Яна Санна, вы не против, чтобы вам задавал вопросы следователь?

– Мне нечего скрывать, – пожала плечами Яна. Очень легко говорить то, чего от тебя ждут.

– Ладненько, – облегченно вздохнул Решетов, вытирая о платок вспотевшие ладони. – Они ведь тоже на работе. В конце концов хорошо, что с нашей кафедры нет отказников.

– Отказников? – не поняла Яна.

– Ну да, – пробормотал Решетов, пропуская Яну вперед. – Некоторые пытаются прикрыться письменным отказом. Мол, мы не присутствовали вчера на работе, почему с нас трясут. Но, поверьте мне, милочка, с прокуратурой лучше не играть. Здесь Сашкин с самого утра свои порядки заводит. Если уж он вцепился, считай дело в шляпе.

– Вы их уже по именам выучили? – спросила кудрявая лаборантка Наташенька.

– Сашкин мой одноклассник, – гордо ткнул себя в грудь Решетов, и принялся рассказывать о чем-то из прошлого.

Раскладывая файлы с темами занятий перед собой, Яна не слышала разговор, но несколько раз остановила взгляд на Решетове, и вздохнула. Зав кафедрой лысеет с каждым годом все сильнее, под глазами мешки, после выходных лицо, как правило, с вишневым оттенком, «пивной» животик, и запах пота в конце рабочего дня. «Если следователь Сашкин такой же раритет, то членораздельного обвинения мне придется ждать до пенсии» – опустила глаза Яна.

– Приветик, – вошла красивая аккуратная Светочка Решетова, дочь заведующего. В свои 27 она вовсю писала докторскую. И Яна ни разу не видела ее без косметики и без высокого каблука на обуви ни летом, ни зимой.

– Вадим Вадимович просил нас собраться в актовом зале, – сообщила Светочка, внимательно глядя на себя в зеркало.

– Только если Вадим Вадимович просил, – пискнула Наташенька.

Проректора по интенсификации кадров, первого заместителя ректора, Ёмкина Вадима Вадимовича студенты запоминали обычно хорошо. Привлекательный лицом, статный, умный, хорошо воспитанный, он был «слабоват на передок». О его пристрастии к женщинам всех возрастов говорили чаще, чем о сроках сдачи экзаменов. Познакомиться с ним пришлось и Яне. Пару лет назад она проходила собеседование при устройстве на работу в институт. Вернее, основным местом ее работы была школа, а преподавание – по совместительству. Тогда проректор соизволил оказать ей внимание – взял ее руку в свою, начал говорить что-то про учебный процесс. «У вас пахнет изо рта» – сказала тогда Яна, чтобы не обнадеживать его понапрасну. И больше на прием к проректору она не попадала. Правда, в месте работы ей не отказали, и это последнее позабавило ее и дало повод думать, что у Ёмкина здравого смысла все-таки поболее, чем кокетства.

Трехъярусный актовый зал бурлил волнами публики. Яна опоздала, сделала бесстрашную попытку пробраться на галерку, но ее толкнули другие опоздавшие, и она вынуждена была зайти на второй ряд. Поздоровалась со знакомыми сидящими вблизи. Вокруг обнаружились сплошь хмурые лица. Толпа преподавателей, заполняющая просторное помещение, гудела точно так же как гудит толпа студентов до звонка. Разве что никто не плевал жвачку на пол, и не играл в карты.

Совсем рядом с Яной разместился ее одноклассник Сидоров Павел.

– У меня у ребенка вторые сутки температура, а я здесь как дурак, – пробормотал он, и посмотрел на свои ладони мутными от бессонницы глазами.

– Представь, что у тебя диарея, и смойся домой, – ответила Яна безрадостно.

Павел глянул на нее, крякнул, и поспешил к выходу, энергично протискиваясь сквозь толпу.

Послышался звонок, совсем как учебный, с той лишь разницей, что он не умолкал почти минуту. Все притихли.

Поднялся Ёмкин и уверенно начал вступительную речь. Рядом с проректором сидели двое в полицейской форме, и еще один человек в бледно-розовой рубашке и опрятном темно-сером пиджаке. Яна внимательнее всмотрелась в лицо этого третьего гостя, и брови ее удивленно изогнулись. Тот самый, что облил ее чаем в магазине. Только сейчас он одет более тщательно, и выражение лица непроницаемое. Сложно представить, что он способен голос повысить.

Мужчина холодно скользил взглядом по лицам в зале. На него никто не обращал внимания.

– Гаврила Сергеевич Сашкин, – провозгласил Ёмкин, и уступил место на кафедре незнакомцу в бледно-розовой рубашке.

– Доброе утро, господа, – начал Сашкин уверенно. – Мне очень жаль, что приходится отрывать всех вас от важных дел, но я вынужден быть навязчивым, чтобы закончить следствие в максимально короткие сроки. Надеюсь, наше общение будет продуктивным.

Широкие плечи, хорошая осанка, но главное – черты лица. Бесстрастный опытный взгляд, красивый крупный нос, прямые строгие губы, характерные скулы и хорошая стрижка, позволяющая волосам лежать естественно и аккуратно. Голос прозвучал спокойно, отчетливо. Прокурор немного растянул губы, видимо изображая улыбку, и прошел на свое место. В зале воцарилось молчание. Вероятно, половина из присутствующих просто не верили в убийство. Они ждали какой-то ловушки в рамках антикоррупционного закона. Каждый мыслил о личных грехах.

Озадаченная, не в силах управлять взбесившимися обстоятельствами Яна почувствовала себя ущербной. Ее глаза прилипли к подтянутой прямой фигуре Сашкина, она зачарованно впитывала его интонацию, движения, смысл слов. Неужели ему пятьдесят? Что он здесь забыл? А если Сергей его племянник, чего ей ждать от дяди? Как жаль, что они вообще как-то связаны… Лучше бы он был родственником кого-то еще…

Гаврила Сергеевич оставил кафедру, прошел вдоль столов президиума, шепнул что-то соседу в полицейской форме, и покинул зал. Собрание продолжалось еще около часа, но Яна уже не могла слушать. Ее пробирал озноб. Предательские пальцы стали совершенно ледяными.

* * *

К трем часам дня Яна давно уже была занята в школе, провела свой последний урок, и углубилась в составление рабочей программы для нового учебника пятого класса. Сегодня суббота, и в это время коридоры обычно пустеют до начала следующей недели. Но завучи разойдутся лишь через час. Значит, у нее есть сорок минут чистого времени. Сейчас и не вспомнить, что день начался так рано, что дома в тазу лежит пропитанная имбирной жидкостью куртка и через пару часов следует забрать Максима домой. В учительской душно, светло и тихо. Приятный звук клавиатуры под пальцами заставляет работать еще и еще, словно это школьное умиротворение будет длиться вечно. Под вечер голова работает лучше. И память не беспокоит ее здесь.

Каждый звук, оттенок голоса прекрасно ей знакомы. Немного скрипит пол у окна. Пальчики Яны бегали по клавишам, и мысли выстраивались аккуратно и правильно. Отвлек телефонный звонок. Свекровь.

– Да, Татьяна Анатольевна, – тихо отозвалась она.

– Яна, тебе Костенька не звонил?

– Нет, не звонил еще, – ответила Яна громче.

– Ладно, я Лещева наберу, – решила свекровь и положила трубку.

«Пора ехать за Максимом» – поняла Яна.

Она добралась за сорок минут. Сидя в машине, застегнула сумку с большой осторожностью, словно оттуда мог выскочить скорпион. Неохотно выбралась из мягкого сиденья. Подошла к подъезду, потянулась к домофону, вздрогнула и резко обернулась.

– Я открою, – сказала худенькая девушка пришедшая вместе с ней. Они вошли, Яна поднялась, и немного задержалась перед квартирой. Пальцами она потянула уголки губ вверх, но от этого на душе стало еще гаже. Повернула ручку, вошла. Максим опять смотрит мультики, не услышал ее шагов, Татьяна Анатольевна с кем-то спорит по телефону.

– Не понимаю тебя, – услышала Яна. – Какая дача? Лещев сказал, что ни в какой Краснодар ты не полетел.

– Мама, я тебе потом все объясню, – услышала она из телефонной трубки голос Костика. – Не говори Яне.

Яна дотронулась лбом до дверного косяка. У свекрови очень качественная сотовая связь.

– Ты пробудешь там неделю? – теряя терпение, воскликнула Татьяна Анатольевна, в следующий момент заметила Яну и поспешно нажать отбой.

* * *

Суббота. Три часа ночи. Нет, значит, уже воскресенье. Свет в квартире погашен. Максим тихо спит в своей кровати. Яна снова подошла к окну. Тротуар и дорога стали совершенно безлюдны, словно смотришь не в окно, а на большую фотографию ночной улицы. Частый мелкий дождь тихо забарабанил по подоконнику и стеклу. Начался как-то сразу. Тонкие нитки воды возникают в свете фонаря, и становятся невидимы без света. Большая лужа возле соседнего дома навязчиво отливает неоном от вывески на магазине. И на глянцевой поверхности луж виден след от каждой упавшей капли.

Одеревеневшая от напряжения Яна задернула штору поплотнее, зажгла ночник, и отправилась в гостиную на диван. Никто не пытается ее уничтожить. Сейчас, по крайней мере, она не вступает в борьбу, а лишь вяло тащится в неизвестном направлении. На стене часы тихо тикают. В это время тишина становится абсолютной. Шорохи покидают ночной мир, а у нее нет мира. Двадцать девять часов назад она убила человека, и, значит, недостойна спать возле своего сына. Он дышит так спокойно, беззвучно словно мотылек, но ей постоянно кажется, что она кожей чувствует каждый его вдох и выдох… Тихий вдох и выдох.

Ночная мелодия телефона не сразу разбудила Константина Заляхова. Рядом спала разнеженная Эля. Она оказалась не просто очередной микстурой от хандры – ее манера заниматься сексом подействовала на него ошеломляюще. Такая белокожая, такая ухоженная, а дикая как цыганка из романов про царскую Россию. Константин посмотрел на экран и сел в кровати прямо.

– Да?

– Извините, что побеспокоил. Есть новость. Геракл мертв.

– Сведения точные? – выдавил из себя Константин. В горле у него пересохло. Кровь пульсировала в висках.

– Это произошло в пятницу. Перун занимается этим. Я высылаю счет за свои услуги.

– Да, конечно.

Связь прервалась, но Константин все еще держал плоский телефон перед собой. Геракл умер. Двуличный, имеющий варианты действий вместо совести, циничный, непредсказуемый, вечно с сигаретой в зубах Сергей вчера… Константин с удивлением обнаружил на лице слезы. Как тяжело было читать эту книгу отношений с ним и теперь так больно от пустоты. Никто не понимал, отчего они могут быть лучшими друзьями. Константин и сейчас не умел передать этого. Но чувствовал, что отчаянно скучает. Предстань перед ним сейчас убийца Сергея, этот зверюга с трехдневной щетиной, Константин только закричал бы, подняв глотку к небу. Потому что никакое правосудие не может вернуть друга, пусть даже он был моральным извращенцем… Константин редко обращался к воспоминаниям, просто это было ему несвойственно. Только вот сейчас, когда пространство рассекла молния смерти Сергея, он задумался о буйном свободном веселье, которому они предавались будучи подростками, как пробовали курить, пробовали пьянеть, пробовали женщин в запретных местах. Сергей пошел дальше, но Константин точно помнил, что последней его шалостью был секс в пять утра на ложе Дездемоны на сцене оперного театра в день какой-то премьеры. У него было две женщины и чугунная с похмелья голова. Константин редко курил, но сегодня он с облегчением затянулся – смерть единственного человека, с которым он мог обсуждать воплощение своих прихотей стала пробоиной в корабле. Через пробоину ушла вода. И чего-то перченого, распутного уже быть не сможет. Сергей шантажировал, угрожал, он съехал с катушек, но Константина это не слишком пугало – он много раз видел, как его родная мать планирует вынудить к увольнению ту или иную неудобную ей учительницу, как она провоцирует людей на ссору, на измену, на развод. Манипуляции и зло были в глазах Константина явлением природы, чем-то неизбежным, словно снег в январе.

Яркое утро выходного дня. Около восьми Максим зашлепал голыми пятками по паркету, и Яна выключилась из тяжелой ночной дремоты. Она не спала и не бодрствовала, это организм забрал свои пять часов сна. Сейчас чистка зубов, завтрак на двоих и понадобится собирать сына на тренировку. Если посмотреть на тапочки в прихожей или на нетронутую постель в спальне, то приходит на ум отсутствие Кости, но сейчас он лишь помешал бы ей учиться жить заново. Да, это ненадолго. Настанет день возвращения, и придет время разговаривать и решать, но сегодня есть надежда, что ее оставят в покое, и Константин Заляхов останется там же, где и вчера.

В дверь позвонили. Максим, занятый поисками тренировочных штанов, не отреагировал на это. Внутренне Яна сжалась еще больше, и прильнула к глазку. Это подруга Даша, жена декана. Она, как и Костя, в первую очередь ценит в Яне ее правильность и разумные поступки. С кем еще дружить жене декана? Конечно, с безупречной женой Константина Заляхова. Интересно, была бы их идеальная дружба такой крепкой, если бы Даша узнала, что они с Костей все эти годы жили в гражданском браке, и свою фамилию Яна оставила не из гордости, а просто потому, что ее не меняла?

Даже если такая женщина явилась в половине девятого в выходной, придется открыть.

– Янок, – начала прямо с порога Даша. – Вам давно пора поставить решетки на окна, и завести немецкую овчарку.

– Пристроим к нашей квартире еще пару комнат, и заведем, – натужно улыбнулась Яна.

– Я серьезно, – бросила Даша через плече. – Костя дома?

– Нет, он в Краснодаре.

Даша не ответила и повертелась перед зеркалом немного дольше обычного.

– Ты выглядишь взволнованной сегодня, – сказала Яна безо всякого чувства.

– Да, – отозвалась Даша сдержанно. – В здании института нашли мертвого мужчину. Его зарезали.

Яна вздрогнула, и обернулась, словно услышала обличительную речь.

– Олежек вчера до ночи в полиции все дела улаживал, если их вообще теперь можно уладить, – сказала Даша, и Яна поняла, что жену декана интересует не это.

– А почему они на твоего Олега накинулись, у нас что, ректора нет? – Яна заставила себя это произнести.

– Ректорат у нас на Мальдивах, по делам.

– Мам, мы опять опоздаем, – подал голос Максим.

– Погнали, Макс, – с энтузиазмом вступилась Даша. У нее не было своих детей, и хлопоты, связанные с бесконечными детскими нуждами, обычно только раздражали ее. Но, казалось, сегодня это не так. Даша никогда не приходила без цели, и сейчас она пришла за чем-то настолько для нее интересным, что проводы Максима не стали проблемой.

По дороге в спортивный клуб говорил в основном Максим, Даша вторила ему, и по временам косилась на подругу. Ее подозрительный взгляд не трогал Яну, она расслабленно, почти безвольно шла знакомым путем, подставляя лицо порывам осеннего ветра. Солнечный свет слепил. Яркие лучи дерзко скользили по гладким крышам, отражались в окнах, просвечивали полуголые ветви деревьев насквозь. Даже мелкие капли на жухлой листве под ногами отражали свет.

Возле клуба Максим весело помахал им рукой, и скрылся за коричневой дверью. Молодые женщины развернулись, и отправились обратной дорогой. Сегодня Яна не в силах была придумать подходящую тему для разговора.

– Теперь, Янок, рассказывай, почему ты сегодня выглядишь как смерть, – прорвало Дашу через десять минут. – Я не видела того мужика, которого у нас прикончили, но думаю он был жизнерадостнее тебя.

– Мне Костя изменяет, – безвольно и бездумно проговорила Яна. Сегодня она себя не узнавала. Не в ее правилах было трепать о личном. И вот сейчас она вывалила все без нажима, без особого повода. И кому? Жене декана. И все только для того, чтобы прикрыть настоящие свои мысли.

– Я думала, ты мне соврешь, – тихо ответила Даша после паузы. – Мы ведь с Олегом их видели вчера вечером. Нас начальник полиции из ресторана вытянул. Гостей надо было угощать, а там твой…

– Забудь, сделай милость, – попросила Яна автоматически.

– Женская память коротка, ты же знаешь, – скорчила смешную рожицу Даша. – Сейчас кофе наварим, я тебе столько всего расскажу, что ты мигом отвлечешься.

Предоставленная сама себе, Яна провела бы эти свободные полтора часа уставившись в стену. Как еще истратить пару дней жизни до того, как полиция предъявит обвинение? Такой вот странный период, без сожаления и без радости. Невероятно, но впервые в жизни у Яны исчезла цель. И в детском саду, и в школе, и в вузе, и на работе она сразу понимала, чего хотела бы достичь, строила планы, исправляла их, шла вперед, мечтала. Она прекрасно научилась выбирать, отбрасывая лишнее. Как мало глупых сомнений и потраченного времени было в ее жизни. Яна со школьной скамьи думала о профессии учителя, и рано поняла, что это бывает нелегко. Ей нравилось достигать, и нравилось побеждать в одиночестве, когда все остальные просто развели бы руками. Ей постоянно нравилось жить.

– Яна, – протяжно позвала Даша, нагибаясь к лицу подруги. – Я в третий раз спрашиваю, тебе кофе со сливками или с лимоном?

– С лимоном, конечно, – изобразила улыбку Яна. – Знаешь, оказывается, стресс может накрыть вот так сразу.

– А я тебе говорила, что раз в год следует вытаскивать мужа за границу, – отозвалась Даша. – У нас с тобой работа такая. Если целый год работать в курятнике, то, в конце концов, закудахтаешь.

– Ты же знаешь, я чокнутая училка, мне по понедельникам лучше, чем по воскресеньям.

– Я не такая, – медленно сказала Даша, отправляя в рот ломтик сыра. – Но я тоже жду понедельника. Наш ректор даже на Мальдивах думает о безопасности нашего вуза. Он созвонился с какими-то своими людьми, и ему пообещали помощь. – Даша хитро скосила глаза. – К нам приехал прокурор по фамилии Сашкин. Безжалостный как волк. Правда, говорят, у него упругая задница.

– Других характеристик нет? – скривилась Яна, чтобы не засмеяться.

– Вдовец, трое взрослых детей живут отдельно, – продолжала Дарья миролюбиво. – Так что он полностью вкладывается в работу. Снизойдет на раскрытие всего этого барахла, и слиняет через недельку дальше качать ягодицы. А покамест все преподы в округе разом перестанут брать взятки. На время расследования этого тупого убийства.

– Почему тупого? – без эмоций спросила Яна.

– Потому что глупо убивать кого-то, если его можно аккуратненько доить каждую сессию.

Яна попыталась улыбнуться.

– Все равно ты плохо выглядишь. Тебе нужна смена действий, – покачала головой Даша, и попробовала мармелад. – Работу свою ты не бросишь, так хоть роман с кем-нибудь закрути.

– Даша!

– Хватит уже делать из своего Кости священную корову!

– Как думаешь, у него это надолго? – без особого интереса спросила Яна.

– А он и раньше у тебя погуливал?

– Да, – нехотя призналась Яна.

– Уходи, – негромко ответила Даша, на ее лице отразилось простое искреннее сочувствие. – Он был с дочерью губернатора.

Яна поняла, что ее трясет, и заплакать не получается.

– И не надо так бледнеть, – выговорила Даша с набитым ртом. – Хороших мужчин не так мало, как об этом говорят. Найди любовника. Костян почувствует, и бросится тебя возвращать. И так до следующего мартовского помешательства, – хихикнула жена декана, потом заставила себя говорить серьезно. – Я позвоню маме, она кликнет вашу школьную директрису, и уже на следующей неделе ты отправишься в командировку.

– Не надо! – в панике выпалила Яна, мимоходом понимая, что ее импульсивный страх просто смешон.

– Неправильно поставленный вопрос, – покачала головой Дарья. – Спроси меня «куда?».

– Куда, – механически повторила Яна.

– Далеко.

Яна поднялась из-за стола. Об оконное стекло с силой ударился комок, и полетел куда-то.

– Птица, – пролепетала Даша.

– Глупости.

– Нет, не глупости. Ты еще скажи, что в сны не веришь.

Брови Яны изогнулись в удивлении. От рафинированной, хорошо образованной супруги декана ожидать средневекового суеверия она не могла.

– У меня, конечно, тяжелые времена, но крыша пока еще на месте, – сосредоточенно сказала Яна.

– С таким явно негативным отношением к знакам своей судьбы далеко не уйдешь, – парировала не менее серьезная Даша.

– Стой, – мягко начала Яна, – Расскажи лучше про Сашкина.

Сказала, и пожалела. Идиотский выбор темы для разговора. Зачем? Безусловно, дальнейшие действия этого человека волнуют ее. И сам он, уверенная манера разговаривать, колючий скептический взгляд задели ее больше, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах. Но к чему словоблудие? За последние пару лет Яна устала от долгих микроскопически подробных сплетен. Казалось, всякая новость, попавшаяся в лапки дотошной женской компании, будет искажена и обслюнявлена. Нет сомнений, происходящее с ней тоже рано или поздно станут жевать, но только не теперь. Она не готова. Сегодня, сейчас, в разговоре с Дашей и так допущено слишком много ошибок.

– Почему ты спросила? – томно отозвалась Дарья.

Яна внимательно посмотрела подруге в лицо. Зачем она пришла?

– Если тема прокуратуры неприятна, мы не говорим, – пожала плечами Яна.

– Знаешь, – Даша закусила губку. – Когда он подходит, у меня мысли исчезают. Я так хочу, чтобы он взял меня за руку. Это неправильно! Я понимаю… Он совершенно посторонний человек, но у него такие плечи. Я сама себе противна.

– Ты про Олега? – окончательно запуталась Яна.

– Да нет же, – воскликнула Даша. – Ты что, Сашкина в близи не видела?

– Ты без ума от пожилого мужчины, которого видела один раз?

– Пожилой, моя дорогуша, это шестьдесят плюс, а Сашкину чуток не хватает до пятидесяти, – выдохнула нетерпеливо Дарья. – И, вообще, я думала, ты меня образумишь, а ты сама заторможенная.

– Я тоже в Сашкина влюбилась, – сказала Яна не думая.

Даша дернулась, быстро глянула на подругу, и засмеялась.

– В тебе страсти не больше, чем у кактуса на нашем подоконнике. Правда он в отличие от тебя цветет.

– Думаю, твой кактус еще и моложе.

– Забавно, – улыбнулась Даша. – Мне легче. Немного. Захотелось узнать, где Олег.

– А что он сделал, твой Олег, почему ты стала смотреть на мальчиков вроде Сашкина? – спросила Яна, прекрасно понимая собственную бестактность.

– Ничего, – быстро ответила Даша. – Знаешь, это шутка была насчет него.

– Я так и подумала. Потому что женщины обычно влюбляются в таких как твой Олег.

Половину воскресного дня заняла Дарья, вторая половина ушла на подготовку к утреннику в садике Максима. Стихотворение они выучили хорошо, костюмчик она отгладила, ботинки, рубашку и носки приготовила. Поздно вечером, когда сын уже крепко спал, Яна добралась до душевой кабины. Она вымыла себя словно большую постороннюю вещь, без эмоций, машинально выполняя знакомые действия. Зачем женщине ухоженное тело, зачем глянцевые ногти на ногах, если внутри обожженное пространство. Перестала быть удобной и красивой – становишься барахлом.

Говорят, у человека должно быть заповедное место, возможно близкий, более мудрый, более выносливый человек, который способен подсказать или хотя бы выслушать, не осуждая. Откуда берется этот неизменяемый кусочек счастья? Наверное, у хороших людей он просто есть, у плохих его нет, и они его отнимают. А как насчет никаких людей, насчет тех, кто был хорошим, и за вечер безвозвратно стал плохим? Почему у нее нет и не было всего этого? Зачем заставлять себя пить воду и глотать что-то из еды? Зачем жить такому человеку, как она? Пусть только Костя вернется, у него, по всей видимости, сейчас подходящая случаю фаза жизни. Яна Оладьева становится лишней.

Утро понедельника выдалось свежим. Яна очнулась ото сна в половине шестого. К восьми приехала свекровь, и без объяснений забрала внука на пару дней. Целых два раза в неделю пойти в гости к одной и той же бабушке было странным в их семье, но сегодня об этом никто не подумал.

Хорошо хоть Максим помнил про свой утренник, и захватил парадные ботинки, чистую рубашку, и остальные приготовленные вещи. Татьяна Анатольевна соблаговолила взять фотоаппарат, стопку чистого белья для ребенка, и даже улыбнулась на прощанье.

Продолжение понедельника встретило ее дождем и ветром, плотная туча затянула небо так, что утро стало похожим на вечер. Уроков в школе битком. Да еще с самого утра названивал Решетов и просил приехать к началу второй пары, потому что господин Сашкин хочет побеседовать с сотрудниками их кафедры именно сегодня.

В школе все тоже обсуждали убийство, и каждый подспудно радовался, что здание школы не было запятнано подобным образом.

Дико и горестно было ей брести по чистому почти родному школьному коридору, совершенно одинаковому все дни недели. Это бежевое покрытие под подошвой ее обуви было настроено на рабочий лад и в воскресенье и в понедельник после обеда. Вот здесь, в восемнадцатом кабинете, идет урок русского языка – Ангелина Феликсовна четко тонко и строго дает свой предмет. Ее голос Яне приятно слышать в любой момент, строгость и подтянутая манера Ангелины Феликсовны органически подходила Яне, эта строгость бодрила ее.

Вот двадцатый кабинет, и Яна никогда не задерживается возле него. Здесь владения Елены Владимировны. Страшная и вздорная как мультипликационный тролль, Елена Владимировна трижды скандально развелась, не находила общего языка с единственной дочерью и умела испортить настроение любой коллеге, не повышая голоса. Ее предметом была биология и только здесь, среди учебников, парт и пульта от проектора ее маленькие, близко посаженные глаза горели священным огнем. Елена Владимировна ловко поддевала факты своим длинным носом и осаживала учеников одним только взглядом, даже если ответ был правильным. Предмет свой она страстно любила, одинаково веря в гений Дарвина и открытия Менделя, она горела биологией подобно тому, как старая дева сгорает под взглядом молодого физкультурника в облегающей майке.

Кстати, о молодости, следующий, двадцать первый кабинет, занимает Анатолий Григорьевич – издали он выглядит привлекательно. Высокий брюнет, движения неторопливые, одет классически до боли (жилетка поверх рубашки хороша в пятьдесят, тогда как Анатолию Григорьевичу чуток за тридцать). Он хорошо знал историю и свободное от работы время делал Елене Владимировне презентации к разным ее урокам, используя разные интернет платформы. Презентации служили Анатолию Григорьевичу спасительной мухой – точно так же как самец паука перед спариванием с самкой приносит паучихе немного еды, чтобы не быть съеденным. И, о да, биология и история спали вместе.

Яна отвернулась, чтобы забыть о них, спустилась на первый этаж и с благодарностью услышала приятный уравновешенный голос Евы Владимировны. Деепричастные обороты – это прекрасно, и если Александр Сакоевич взял Еву Владимировну на работу – толк из нее обязательно выйдет – директор никогда не ошибается относительно способностей своих учителей.

Работы было по горло, и Яна не стала задерживаться в учительской. Сегодня она всем была нужна, пришли сразу три матери учеников из вверенного ее руководству класса, и заняли полчаса времени вопросами об аттестации, пропусках и тому подобном. В десятом часу директор устроил экстренное совещание по вопросам охраны, пожарной безопасности, и проблемах работы мед пункта. В результате Яна не успела ничего из того, что запланировала, и едва справилась с проведением текущих занятий.

Естественно, она опоздала на кафедру, и приехала лишь после третьей пары, чувствуя себя порядком пропотевшей. От машины до крыльца пришлось бежать под дождем.

В коридорах стихло. Перемена закончилась, и людской поток распределился по аудиториям. Дверь в преподавательскую осталась приоткрытой. Вокруг ни души. Яна стянула резинку с влажных волос, расстегнула пиджак, и, снимая его на ходу, вошла. Бросила портфель на свой стол, и инстинктивно обернулась. Дверь в кабинет Решетова оставлена распахнутой настежь, чего не бывает вообще никогда. В широком проеме виден стол, за которым неподвижно сидит хмурый Сашкин, и мрачно смотрит на нее. Его холодные глаза можно было бы назвать красивыми даже сейчас.

– Здравствуйте, – произнес он, едва разжимая губы. Он полностью собран, выжидает, рассматривая ее с неприязнью.

– Здравствуйте, – выдохнула она, стараясь гнать оцепенение прочь. – Я не специально опоздала.

– Я вижу.

Гаврила Сергеевич обманчиво лениво развалился в кресле. Яна отчаянно боролась с желанием схватить пиджак, поскольку в одном только платье, с голыми плечами она чувствовала себя недостаточно защищенной. Хотя, почему она должна так уж стесняться этого человека? У него внуки есть, наверное, ему не по чину женщину третировать.

– Присаживайтесь, – пригласил прокурор. – Раз уж я вас дождался, поговорим.

– У меня пара должна бы…

– Света заберет вашу подгруппу, – перебил Сашкин. – Проходите.

В последний раз Яна чувствовала себя такой скованной на собеседовании в школе, перед приемом на работу. Лет одиннадцать назад. Сейчас она незаметно ущипнула себя и выпрямила спину. Переступила порог кабинета, и уселась.

– Назовите свое имя.

– Оладьева Яна Александровна.

– Возраст.

– Тридцать четыре полных года.

– Институт единственное место работы для вас? – Сашкин смотрел в окно, и чисто механически задавал вопросы.

Яна не стала дожидаться очередной реплики, и пересказала свое резюме. Странная детская робость понемногу оставляла ее, отчего ум заработал удивительно хорошо.

Вот он, страшный дядька, весит, наверное, килограммов сто, ну и что же? Чисто выбрит, голос спокойный, глаза усталые, жесты сдержанные интеллигентные. Подумаешь, выше ее на голову, ну и что? И не ее, Яны, здесь вина, что у него плохое настроение. Она его не боится. Она может все рассказать, ей терять нечего, все равно посадят. Родственники Кости позаботятся о Максиме. Яна Оладьева умеет отвечать за свои поступки. Да, страшно. Да, хочется закатить истерику, но она не опустится перед ними перед всеми до подобного. Сначала пусть будет суд, и она очень громко расскажет обо всем, от чего встанут волосы дыбом у свекра и свекрови, у всех коллег по работе, у всех вообще…

– Вы одна из тех, кто был в прошедшую пятницу на работе. Заметили что-нибудь подозрительное? – Сашкин легко выпрямился, уставился на нее в упор, и его холодный серый взгляд стал невыносимо прямым.

– Ничего подозрительного я не заметила.

– Окна этой преподавательской расположены прямо напротив окон того самого коридора.

– Я редко смотрю в окно на работе.

– Замечательное качество, – усмехнулся Сашкин недобро.

– Извините, я надену пиджак, – поднялась Яна. Про себя она уже все решила. Но ей нужны были эти несколько шагов по комнате, чтобы ни трусить слишком сильно. Вывернуться наизнанку иногда сложнее, чем умереть.

– Замерзли? – спросил Сашкин, когда она снова опустилась в кресло. Он ни разу не отхлебнул из чашки. И только стойкий запах кофе равномерно пропитал воздух вокруг. По окну сплошным потоком лились густые струи дождя.

– Да, – ответила Яна, и смело посмотрела прокурору в глаза. – Мерзну с прошлой пятницы.

– Знаете, убитый знаком мне, – продолжала она дерзко и мрачно. – Только он и сам не знал, что я его прекрасно помню. Он шантажировал моего мужа два года подряд, применил для запугивания разные способы. У меня дважды пытались похитить сына, ранили няню. За одним из похищений я невольно наблюдала из окна. И все это Сергей, если это его настоящее имя. Итак, вы будете пользоваться дополнительными материалами при расследовании, господин следователь? Или вы, как и в полиции скажете, что состава преступления нет, и свидетелей не достать? Равно как и запуганная няня, которая просто уехала в неизвестном направлении?

Яна готова была накинуться на него, встретить любое проявление злости. Лицо ее напряглось, носик заострился.

В глазах Сашкина появилось любопытство. Он спокойно молчал.

– Хотите знать, кто убил?

Глаза Сашкина сузились, ледяная корка не пропускала эмоций.

– Хотите знать, кто убил Сергея, или хотите знать, кто убил тетку охранницу и Сергея? – безжалостно спрашивала она, и в эту минуту ей было безразлично, что она стучит лбом в стену, а не в дверь.

В коридоре слышался топот, шум нарастал. На полуслове Яну перебил громкий возглас Решетова.

– Гаврила Сергеевич! – ворвался всклокоченный заведующий. – А я опоздал! Опоздал! Что же ты сидишь? А, Яночка. Ну что, убедились, товарищ прокурор, что все мои сотрудники невинны как бараны? Жена моя приготовила потрясающий плов. Прошу.

– Извините, Яна Александровна, – поднялся Сашкин.

– Вы не закончили свою работу, господин следователь, – возразила Яна. Решетов выпучил на нее глаза, мол, кто добровольно станет отвечать на вопросы правоохранителей?

– На сегодня достаточно, – лениво отозвался Сашкин, и вернулся с полпути за своей курткой, которая висела на спинке кресла. Решетов уже испарился, его голос слышался в дальнем конце коридора.

Сашкин глянул на нее безразлично, неторопливо застегнул пиджак, обогнул стол.

– Правильнее говорить, господин прокурор, – произнес он негромко, аккуратно обходя ее, застывшую возле стула на котором недавно сидела. Свежий запах его одежды коснулся лица Яны. Запах свежей полыни.

Через полминуты мерные шаги Гаврилы Сергеевича затихли вдали, а Яна все еще стояла в пустом кабинете, и ей казалось, что все это сон. Спина покрылась мурашками, губы дрожали, по телу ядовитым потоком разлился трусливый озноб. Без широкоплечей фигуры Сашкина комната стала пустой.

* * *

Часы показывали четверть двенадцатого. Она все еще бесцельно бродила по пустой квартире. Зазвонил телефон.

– Да? – не глядя ответила Яна.

– Привет, – сказал голос Кости, и ей показалось, что она не слышала его целый год.

– Привет, – хрипло ответила Яна.

– Мама сказала, что ты похудела, – услышала она непринужденное вранье того, кого хотела бы обнять прямо сейчас.

– Ты в Краснодаре?

– Нет, – сказал он честно.

– Костя, когда ты вернешься?

– Знаешь… – он осекся. Рядом с ним кто-то был, Яна знала. – Знаешь, давай поговорим без истерик. Отдай Максима моей маме, и мы все вместе посидим у нас дома. Обсудим ситуацию.

– Все вместе? – переспросила Яна. – Скольких человек ты приведешь?

– Нас будет трое, если считать тебя, – он помолчал. – Завтра ты можешь?

– Нет, – Яна начала приходить в себя, и к ней вернулась привычная рассудочность. – Завтра у меня встреча со следователем, а в пятницу мы едем на теплоходе с кафедрой. Приезжай в субботу после обеда.

Костя молча положил трубку. Она достала его, выпад достиг цели, прямо сказано о том, что неповторимый Константин занимает десятое место после теплохода. Но это не радовало.

Экран телефона погас и в комнате совершенно стемнело. Хорошо еще сын ничего не слышал.

Яна ссутулилась и присела на кровать. Показная правильность перестала служить ей поддерживающим корсетом. Она одна.

В глубине сознания давным-давно поселилась уверенность в том, что все душевные болезни лучше лечить работой. Сейчас она настолько сильно нуждалась в отвлечении, что в ход пошли даже самые скучные задания по организации никому не нужной математической дискуссии для пятиклассников, и план-макет успеваемости пятикурсников за последние три года их обучения в институте. Уже глубокой ночью Яна рассортировала рисунки Максима, аккуратно сложила их в папку и подписала. Армия кораблей и машинок маленького сына была с нежностью перенесена с ковра на нижнюю полку стеллажа. Под креслом нашелся самолет. Она поцеловала его и поместила на верхнюю полку. Сейчас даже прикосновение к фотографии ребенка казалось ей осквернением.

Кончились пять часов бессмысленной одинокой ночи.

Вторник был тем днем недели, который Яна целиком отдавала университету. Даже школьные коллеги не звонили в этот день, потому что учитель математики Оладьева сегодня проведет четыре пары и две параллельных консультации. Кроме того, завтра состоится олимпиада, ждут гостей из Димитровграда, Петербурга, Саранска. Преподавательская пуста, в деканате едва ли найдется хоть один зам. Все готово, все отдыхают перед завтрашним днем. Еще 15 минут и закончится третья пара. Половина дел сделана. Вот бы сесть за руль и уехать подальше. Просто перемещать себя в пространстве, крутить руль пока не кончится бензин.

Дверь аудитории распахнулась, и вошел Сашкин. В первый момент у Яны было такое чувство, что он заблудился, но она встретила его недовольный взгляд, и вышла за ним в коридор.

– Почему я никого не могу найти? – буркнул он.

– Сегодня затишье перед…

– Ясно, – перебил он. – Декан подготовил для меня списки?

– Идемте за мной, – проговорила Яна терпеливо.

Они спустились на второй этаж. Вошли в пустующий кабинет секретаря.

– Вот они, эти списки, – нагнулась Яна. – Насколько я вижу, здесь все четыре факультета. Самый полный перечень подозреваемых. Вместе с теми, кто в декретном отпуске и теми, кто недавно вышел на пенсию.

Она обернулась, и вздрогнула от неожиданности. Он стоял слишком близко и смотрел.

– Хотите меня убить? – спросила Яна дрогнувшим голосом.

Улыбка едва тронула прямую линию губ Сашкина, он отошел. Прошелся до окна, медленно обернулся и немного склонил голову набок. Сейчас он был похож на доброго терапевта из деревенской поликлиники.

– Яна Александровна, я вчера не смог выслушать вас внимательно. Можете излить мне душу сейчас.

– Давайте, я отдам вам списки, и вернусь к студентам, – вкрадчиво предложила Яна. Вчерашний день кончился, а сегодня она не чувствовала в себе сил быть жертвой.

Сашкин молчал.

Яна опустила глаза. В его присутствии ей тяжело было сосредоточиться. Вчера она готова была на все. А сегодня мысль о том, чтобы потерять сына, пугала. Она и так потеряла все свои здравые мысли, и, естественно, завтра будет только хуже. Можно говорить, нужно говорить, но она отмалчивается.

Под каблуком бугрится старый линолеум. Совсем рядом на тумбочке находится электрочайник. Она тронула его. Очень горячий. Взяла с полки чистую кружку, налила кипятка, бросила чайный пакетик, добавила три ложки сахара, размешала.

– Яна, – позвал Сашкин. – Вы самая странная среди всех этих людей. Мне совершенно непонятна ваша заторможенная манера.

– Я получаю несказанное удовольствие, поэтому тяну время, – дернула она плечом.

– Кучу лет назад меня научили составлять психологический портрет преступника, в данном случае убийцы, – вздохнул он. – Прошло много лет и я могу составить любой психологический портрет. Помогите мне составить ваш, иначе я не смогу вычеркнуть вас из списка подозреваемых.

– Вы и пришли сюда, чтобы подозревать всех и каждого, – равнодушно ответила она. Отчего пальцы дрожат? Голова будто налилась свинцом, ноги как ватные. Она забыла позавтракать, и не ужинала накануне вечером. Голода не будет, просто нужно поесть, как можно быстрее, иначе при ее телосложении недолго и в обморок грохнуться. Такое бывало, но допустить этого сегодня, при нем, она не может.

– Вас я подозреваю больше всех тех, кого опросил, – продолжал Гаврила Сергеевич, медленно направляясь к ней. – Для меня очевидно, что вы постриглись сегодня. А ваше лицо выражает такую скорбь, словно вас обрили наголо. Вы умная и терпеливая, Яна, и, я убежден, что ни прическа, ни факт смерти постороннего человека не могли бы так сильно опечалить вас. (Пауза). О чем еще вы не рассказали мне?

Яна закрыла глаза на полсекунды, и глубоко вздохнула. Она и забыла, что была в парикмахерской.

– Я не заводная обезьянка, Гаврила Сергеевич, – тихо произнесла она. – Вчера вы меня напугали. Сегодня я слишком занята, чтобы пугаться.

– Обезьянка Янка, – сказал он без улыбки, глядя вдаль через оконное стекло. Золотистый луч яркого солнца сделал его лицо молодым.

Яна опустилась в секретарское кресло. Она глаз не могла оторвать от залитого солнцем профиля Гаврилы Сергеевича.

– В вашем институте все прямо-таки дружат со мной, – продолжал он, резко обернувшись. – Вы тоже тяготеете к следствию, не так ли?

– Гаврила Сергеевич, – произнесла она, взбешенная тем, что он поймал ее взгляд. – Если вы не дадите мне сейчас выпить чашку чая, я вылью ее прямо на вас.

Он подошел ближе и присел перед ней на корточки. Так странно было видеть его плечи ниже своих. Его губы усмехались, а в глазах светился задорный огонек. Морщинки в уголках рта. Тонкий запах сигарет от безупречной рубашки смешивался с травянисто-горьким запахом хорошей туалетной воды. Ей нравилась его большая шея, его уши, седина в волосах, нравились его крупные руки. Он издевался, он мог ее раздавить, но она не испытывала страха. Она бы не остановила его.

Так трудно было сейчас изображать насмешку взрослой женщины. Она забыла в машине блеск и от говорения губы противно слипались, но она не понурила взгляда. Кокетливо склонила голову на бок, и немного подалась вперед, отчего он вынужден был подняться и отступить на шаг. Его ноздри чуть дрогнули, но глаза смотрели по-прежнему спокойно.

– Только одна вы, уважаемая, так реагируете на мои вопросы, – вздохнул он с наигранной печалью.

– Вы очень проницательный, Гаврила Сергеевич. Я ведь просто хочу побыстрее очутиться в вашем кабинете, и подписать явку с повинной. Продиктуете? – она резко поднялась на ноги.

– Очутиться, Яна, это хорошо, – продолжил он после недолгого молчания, и большой теплой ладонью тронул ледяные пальцы ее руки, которой она оперлась о столешницу. – Я вернусь на следующей неделе.

– Яна Александровна, – напомнила Яна, и тут же встретила ироничный серый взгляд. Он набросил куртку, и вышел за дверь.

Она сглотнула и в глубине души чувствовала, что, возможно, смутила его, но и сама смутилась выше меры. Запоздалый румянец вспыхнул на щеках. Догадливый настырный Сашкин становился неудобной очень колючей частью ее жизни.

У Яны опустились плечи, во рту пересохло, пальцы рук онемели. Некуда и не к кому убежать ото всего этого.

* * *

В четверг Татьяне Анатольевне наконец-то надоело заботиться о внуке. Она прислала его ровно в половине седьмого утра.

– Дед привез меня, – услышала Яна в трубке домофона радостный голос сына. Свекор помог занести вещи, молча улыбнулся, оставил еще пакет румяных настоящих яблок (от магазинных у внука появлялась сыпь), вручил ей горячий еще рулет с повидлом, и исчез за дверью. Отца Костика Яна понимала значительно лучше, чем его мать – Заляхов-старший резко и мало говорил.

«По сравнению с матерью он просто деревенщина», – неохотно рассказывал о нем Костя, но Яна не всегда мирилась с его оценкой людей. Хоть Костя и был ей самым родным человеком на всем свете.

Конец ознакомительного фрагмента.