Quid pro quo
[5]
Вам не удастся построить Машину Времени, если вы не будете знать, куда именно вы хотите отправиться. Пункты назначения. Каир первого столетия от Рождества Христова? Домафусаилова Македония? Хиросима за миг до катастрофы? Пункты назначения, места и события.
Я же умудрился построить свою Машину Времени совершенно невзначай, не думая о каких-то определенных местах или событиях.
Я собрал свое Транспортное Устройство из фрагментов опутанного тонюсенькими проводами нервного сплетения, отвечающего за восприятие и интуицию.
Добавил к этому внутреннюю поверхность продолговатого мозга и область коры позади зрительного нерва.
Между участком мозга, ведающим скрытым смыслом, и незримым радаром ганглия я установил перцептор отличий между прошлым и будущим, более существенных, чем изменение названий, мест и чем всякие там сногсшибательные события.
Подключил мое старое изобретение – часы, оснащенные микроволновыми антеннами, умеющие выносить моральные суждения далеко за пределами моих собственных интеллектуальных способностей.
В сущности, Машина экстраполировала последовательность человеческих взлетов и падений и на этой основе сама устанавливала себе пункт назначения, я же был в ней чем-то вроде багажа.
Знал ли я об этом, собирая и настраивая свое механическое детище? Нет, не знал. Я всего лишь поигрывал идеями и желаниями, мнениями и предвидениями, основанными на успехах и неудачах, и наконец отошел немного в сторонку, чтобы получше рассмотреть свое бессмысленное творение.
Оно стояло у меня на чердаке, яркое и блестящее, состоящее из сплошных углов и колен, урчащее и всегда готовое к дальним странствиям. Если бы я сказал ему «поехали!», оно тут же рвануло бы с места. Мне не нужно было выбирать направление, Машина сама бы его выбрала, заглянув мне в душу.
Тогда бы она встала на дыбы и галопом помчалась во все стороны – один Бог знает куда. Но, когда доберемся, и мы узнаем.
Итак, все началось вот с чего. На моем темном чердаке дремлет в засаде, затаив дыхание и тихо жужжа своими паутинками-нервами, странное сооружение с парой сидений для туристов.
Почему я решил собрать Машину на чердаке?
В конце концов, она должна была не столько летать, сколько нырять в глубины Времени.
Итак, Машина. Чердак. Ожидание. Чего?
Санта-Барбара. Маленький книжный магазин. Я раздаю автографы поклонникам, и тут – взрыв. Страшная сила швыряет меня к стене… Когда я открыл глаза и огляделся, я увидел в дверях старого-престарого человека, не решавшегося переступить через порог. Невероятно сморщенный. Лихорадочный блеск в глазах. На дрожащих губах – слюна. Он трясся так, словно его только что поразила молния.
Я продолжал подписывать книги до той поры, пока мне в голову не пришла совершенно нелепая мысль. Я вновь посмотрел на дверь.
Старый-престарый человек по-прежнему подобно чучелу стоял в дверном проеме и смотрел в мою сторону.
Я обмер. Я почувствовал, как похолодели моя шея и руки. Ручка выпала из моих пальцев, когда он, хихикая, ощупью двинулся вперед.
– Неужто ты меня забыл? – спросил он со смехом.
Я обследовал взглядом свисающие на щеки длинные пряди седых волос, поросший белой щетиной подбородок, выцветшую рубашку, замусоленные джинсы, сандалеты на босу ногу и вновь перевел взгляд на его горящие безумием глаза.
– Так помнишь или нет?
– По-моему…
– Я – Саймон Гросс! – воскликнул он.
– Кто?!
– Гросс! – проблеял он. – Саймон Гросс!
– Сукин ты сын! – взъярился я.
Мой стул упал. Стоявшие вкруг меня люди отпрянули в разные стороны. Старый-престарый человек, закрыв глаза, отшатнулся, как от удара.
– Мерзавец! – На мои глаза навернулись слезы. – Саймон Гросс, говоришь? Что же ты сделал со своей жизнью?
Он поднял заскорузлые дрожащие руки открытыми ладонями наружу, как бы защищаясь от моего крика.
– Господи, – пробормотал я. – Твоя жизнь… Что ты с ней сделал?
Я услышал оглушительные раскаты грома, и память вернула меня на сорок лет назад. В ту пору мне было тридцать три года и я только-только начинал свою карьеру.
Передо мной стоял девятнадцатилетний красавец Саймон Гросс с ясными невинными глазами, любезными манерами и пачкой рукописей под мышкой.
– Моя сестра сказала… – начал он.
– Знаю, знаю, – перебил я его. – Она дала мне ваши рассказы. Я читал их всю ночь. Вы – гений.
– Зачем же вы так, – смутился Саймон Гросс.
– Я говорю как есть. Я готов взять все, что вы принесете, поскольку могу, не глядя, продать любой ваш рассказ. И не как литературный агент, но как друг гения.
– Пожалуйста, не надо так говорить.
– Я ничего не могу с собой поделать. Такие люди, как вы, рождаются раз в столетие.
Я быстро просмотрел его новые рассказы.
– Отлично. Замечательно. Я продам их все и не возьму комиссионных.
– Будь я проклят!
– Нет, благословен. Генетически, от Бога!
– Я не хожу в церковь.
– Вам это и не нужно, – сказал я. – Теперь уходите. Дайте мне немного отдышаться. Обычных людей вроде меня ваш гений подавляет. Я восхищаюсь вами, завидую вам и почти что ненавижу вас. Уходите!
Он смущенно улыбнулся и вышел, оставив у меня на столе целую стопку раскаленной добела, жгущей мне руки бумаги. За две недели я распродал все рассказы этого девятнадцатилетнего юнца, чьи слова творили чудеса.
Они всколыхнули всю страну.
– Где вы его отыскали? – спрашивали меня. – Он пишет как внебрачный сын Эмили Дикинсон[6] и Скотта Фицджеральда[7]! Вы его агент?
– Нет. Ему не нужны агенты.
Саймон Гросс написал еще дюжину рассказов, которые тут же пошли в печать и встретили такой же восторженный прием.
Саймон Гросс. Саймон Гросс. Саймон Гросс.
Я был его почетным опекуном, первооткрывателем и завистливым, но великодушным другом.
Саймон Гросс.
А потом была Корея.
Загорелый и небритый, он стоял у меня на пороге в белой матроске, сжимая в руках свой последний рассказ.
– Заходи, мой мальчик, – пригласил я его.
– Я не мальчик.
– Ну что ж, будь по-твоему. Ты только не погибни. И не становись слишком знаменитым!
– Не стану. – Он обнял меня и тут же убежал.
Саймон Гросс. Саймон Гросс.
Война закончилась, и он куда-то запропал. Десять лет в одном месте. Тридцать в другом. До меня порой доходили какие-то смутные слухи. Одни говорили, что он поселился в Испании, женился на хозяйке замка и стал чемпионом в стрельбе голубей. Другие клялись, что видели его где-то в Марокко, кажется в Марракеше. Потом он промотал где-то еще десяток лет и в 1998 году объявился наконец, прервав сорокалетнее молчание, у порога помещения, где я, окруженный плотным кольцом почитателей, раздавал автографы, а на чердаке у меня дома бесполезно стояла Машина Времени.
Саймон Гросс. Саймон Гросс.
– Да дьявол тебя побери! – крикнул я.
Старый-престарый человек отшатнулся, испуганно прикрывая лицо руками.
– Где ты пропадал все это время? Что ты сделал с собой? Господи, какая потеря! Посмотри на себя и выпрями, наконец, спину! Неужели ты – это ты?
– Я…
– Заткнись! Безмозглое, бесчувственное чудовище, что ты сделал с тем симпатичным молодым человеком?
– С каким таким молодым человеком? – прошамкал старый-престарый человек.
– С самим собой! Ты был гением! Весь мир лежал у твоих ног! Тебе удавалось все. Ты мог писать вверх ногами и задом наперед, и все получалось как надо. Мир был устрицей, которую ты одаривал жемчугом! Господи, ты хоть соображаешь, что ты сделал?
– Ничего.
– Вот именно! А нужно-то было только свистнуть, только мигнуть – и все было бы твое!
– Не бей меня, – захныкал он.
– Не бить?! Да тебя убить мало!
Я огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, но понял, что могу рассчитывать только на собственные кулаки.
– Идиот проклятый, да знаешь ли ты, что такое жизнь? – спросил я у него.
– Жизнь? – прошамкал старый-престарый человек.
– Жизнь – это сделка. Сделка с Богом. Он дает тебе жизнь, а ты за это платишь. Это не подарок, а ссуда… Ты должен не только брать, но и давать. Как говорится, услуга за услугу. Кви про кво!
– Кви…
– Про кво! Рука руку моет! Бери взаймы и плати, давай и бери! А ты? Какое транжирство! Десятки тысяч людей пошли бы на убийство, умерли бы за то, чтобы стать таким, каким ты был когда-то! Отдай другим свое тело, отдай свой мозг, если он тебе не нужен, но не разрушай его! Потерять все! Как ты посмел! Что ты натворил! Это же убийство и самоубийство! Будь же ты проклят!
– Я?! – охнул старый-престарый человек.
– Посмотри сюда! – крикнул я, подводя его к зеркалу. – Кого ты здесь видишь?
– Себя, – проблеял он.
– Нет, ты видишь умученного тобой молодого человека! Будь ты проклят!
Я замахнулся на него кулаком.
И в этот момент произошло нечто ошеломляющее. В моей голове замелькали видения. Замаячил чердак и бесполезная Машина на нем, ожидающая непонятно чего. Машина, которую я соорудил, сам удивляясь зачем. Машина с двумя сиденьями, ожидающими пассажиров, отправляющихся – куда?
Мой кулак замер в воздухе. Видения промелькнули, и я опустил руку. Со столика, на котором я подписывал книги, я взял стакан с вином.
– Ты хотел меня ударить? – захныкал старый-престарый.
– Нет. Выпей это.
Он уставился на появившийся в его руке стакан и спросил:
– Я увеличусь или уменьшусь?
Ну да, Алиса в кроличьей норе, разглядывающая пузырек с наклейкой «Выпей меня».
– Так как же? – спросил он вновь.
– Пей, тебе сказано!
Он выпил. Я вновь наполнил его стакан. Удивляясь этому подношению, пришедшему на смену моему приступу ярости, он выпил, а потом выпил и третий стакан, и глаза его увлажнились.
– И что же теперь?
– А вот что! – сказал я и выволок его, едва не покалечив, на улицу, зашвырнул, как пугало, в свою машину и повез к себе, причем я мрачно молчал всю дорогу, а Саймон Гросс, этот сукин сын, бормотал:
– Куда это мы?
– Куда надо!
Мы подъехали к моему дому, и я, решив не терять времени понапрасну, тут же затащил его на чердак, ухитрившись не свернуть ему при этом шею.
Мы оказались перед моей Машиной Времени.
– Теперь мне ясно, зачем я ее строил! – сказал я.
– Ты это о чем? – спросил с опаской Саймон Гросс.
– Заткнись. Лезь туда!
– Это что – электрический стул?
– Кому как. Лезь, тебе говорят!
После того как старик занял свое место, я пристегнул его ремнями, сел рядом с ним и отжал рычаг управления.
– Это что? – спросил Саймон Гросс.
– Нет, – ответил я. – Это куда.
Я быстро выставил регуляторы лет/месяцев/ дней/часов/минут и стран/городов/улиц/кварталов/домов и установил переключатель режимов в положение «туда и обратно».
Шкалы приборов ожили, солнце, луна и годы бешено завертелись, и уже в следующее мгновение мы оказались в нужном времени и в нужном месте.
Саймон Гросс стал изумленно озираться по сторонам.
– Я здесь уже бывал…
– Это твой дом.
Я выволок его на лужайку перед домом.
На крыльце стоял симпатичный молодой человек в белой матроске и с кипой рукописей под мышкой.
– Это я! – вскричал старый-престарый человек.
– Да, это Саймон Гросс.
– Привет, – обратился к нам молодой человек в белоснежной матроске. – Вы как-то постарели, – сказал он, удивленно глядя на меня, и, указав кивком головы на старика, спросил: – А это кто?
– Это Саймон Гросс.
Молодой человек молча посмотрел на старика, старик молча смотрел на молодого человека.
– Нет, это не Саймон Гросс, – сказал молодой человек.
– Нет, это не я, – сказал старик.
– И все-таки это так.
Оба медленно повернулись ко мне.
– Я вас не понимаю, – сказал девятнадцатилетний Саймон Гросс.
– Верни меня назад! – взмолился старик.
– Куда?
– Туда, откуда мы пришли!
– Уходите, – сказал молодой человек, пятясь к двери.
– Не могу, – ответил я. – Присмотрись получше. Таким ты станешь после того, как потеряешь себя. Да, это Саймон Гросс. Сорок лет спустя.
Некоторое время молодой моряк стоял неподвижно. Его взгляд скользил изучающе по фигуре старика и остановился наконец на его глазах. Лицо моряка раскраснелось, а руки непроизвольно то сжимались в кулаки, то разжимались.
– Кто же вы в самом деле? – наконец спросил он.
Голос старого-престарого дрогнул:
– Саймон Гросс.
– Сукин ты сын! – воскликнул молодой моряк. – Пропади ты пропадом!
И ударил старика по лицу, и еще раз, и еще, и старый-престарый человек стоял, осыпаемый градом ударов, пока не рухнул на мостовую, и его молодая ипостась склонилась над его телом.
– Он умер? – осведомился молодой человек.
– Ты убил его.
– У меня не было другого выхода.
– Что верно, то верно.
– Выходит, я убил самого себя?
– Все зависит от того, хочешь ли ты жить.
– Конечно хочу!
– Тогда возвращайся домой. Я заберу его с собой.
– Почему вы это сделали? – спросил Саймон Гросс, которому было всего девятнадцать.
– Потому что ты – гений.
– Вы продолжаете это говорить.
– Потому что это так и есть. Возвращайся домой! Не медли!
Он сделал пару шагов и снова замер.
– Это что – вторая попытка?
– Надеюсь, что да. Не забывай об этом. Ни за что не селись в Испании и не стреляй в Мадриде голубей!
– Я вообще не буду в них стрелять!
– Это точно?
– Точно!
– И еще – никогда не превращайся в такого старика, слышишь?
– Слышу.
– Ты ничего не забудешь?
– Ничего.
Он поспешил к дому.
– Теперь я отвезу тебя обратно, – сказал я, обращаясь к бездыханному телу, – и похороню в безымянной могиле.
Я уселся в свою Машину и бросил прощальный взгляд на пустынную улицу.
– Удачи тебе, Саймон Гросс, – прошептал я и, щелкнув переключателем, исчез в будущем.