Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание. Глава IV. История российского уголовного законодательства XX – начала XXI в. ( Коллектив авторов, 2008)

§ 1. Предмет, значение, периодизация истории российского уголовного законодательства

Историко-сравнительный метод познания уголовного права принадлежит к числу важнейших методологических приемов. Кто не знает прошлого страны, тот плохо ориентируется в настоящем и слеп перед будущим.

Сразу определим предмет исследования. Известно, что понятием уголовного права охватывается уголовное законодательство как таковое, уголовное законодательство и порождаемые им правоотношения, фиксируемые, в частности, в правоприменительной практике, наконец, уголовное законодательство, практика его применения и уголовно-правовая теория. Последняя имеет собственный предмет и историю, не ограничивающуюся историей уголовного законодательства. В последующих параграфах данной главы речь пойдет об истории уголовного законодательства.

Следует сразу отметить, что в последнее десятилетие история в целом, история права, в том числе уголовного, стали предметом острейших дискуссий. К сожалению, споры нередко обусловлены не объективным анализом законодательства, а идеологизированным комментированием уголовно-правовой политики, не беспристрастным исследованием законов, а суждениями о них того или иного автора. Иллюстрацией к сказанному может служить сопоставление глав по истории уголовного законодательства в учебнике уголовного права по Общей части Издательства МГУ 1993 г. (автор – проф. Н. Ф. Кузнецова) и одноименном учебнике Издательства СПАРК 1996 и 1997 гг. (автор – проф. А. В. Наумов). Они различаются не только трехкратной разницей в объеме исторических глав, но и в оценках законов. Конечно, нам известно, что закон – это политика, что уголовный закон всегда и везде охраняет господствующий режим власти, экономические, социальные отношения данного государства.

Однако историческая истина требует отказа от политизированности, субъективных пристрастий комментатора к тому или иному строю. Существуют многовековые общечеловеческие принципы законности, демократизма, гуманности, справедливости, которыми и надлежит пользоваться как критериями в правовых оценках законов. Ныне в России насчитываются десятки политических партий и еще больше различных общественных объединений. Будь ты либерал, демократ, коммунист либо приверженец иных воззрений, плюрализм которых охраняется Конституцией РФ 1993 г., нельзя вместо текста закона предлагать его комментарий. В большинстве своем уголовные законы изложены достаточно ясно и в особых комментариях не нуждаются. Нельзя, например, живописать о «красном терроре», забывая о «белом терроре» и при этом не приводить текст Декрета «Об отмене смертной казни», который был принят на II Всероссийском съезде Советов в один день с Декретом о земле 26 октября 1917 г. Необъективно повторять избитые сентенции о «кровожадности» большевиков и не приводить систему наказаний, которая уже нормативно появилась в 1918–1919 гг., а позже – в УК РСФСР 1922 г., или не говорить о том, что амнистии в начале 20-х годов следовали одна за другой чуть ли не через каждые полгода. Необъективно излагать историю уголовного права России в XX в. таким образом, что у читателя, в первую очередь у студента, создается впечатление, что кроме Уголовного уложения 1903 г. вообще ни одного прогрессивного уголовного законодательства не существовало. В авторской монографии или журнальной статье такой подход, возможно, был бы оправдан, но не в учебнике для вузов, тем более если учебник коллективный и другие авторы не согласны с позицией коллеги[130].

Помимо бескупюрного цитирования текста закона для уяснения его смысла значимы законопроектные материалы. Действенность уголовного закона характеризуют также правоприменительная практика и уголовная статистика – официальная и научно-исследовательская. Последняя показывает, насколько эффективен закон в противостоянии преступности.

Значение историко-сравнительного анализа уголовного законодательства состоит также в выявлении стабильных тенденций его эволюции. Такие тенденции позволяют относительно достоверно прогнозировать дальнейшее развитие уголовного законодательства.

Наконец, он весьма продуктивен в деле совершенствования уголовного законодательства. Известно, что процесс усовершенствования закона постоянен. Исторический опыт позволяет «не изобретать велосипед», а в полной мере использовать его достижения.

Периодизация истории российского законодательства в XX в. неоднозначно излагается в учебниках по истории государства и права. Различия состоят не только во временных параметрах дифференциации, но и в их оценке, нагляднее всего выраженной в озаглавливании этапов. Так, в курсе лекций «История государства и права России» периодизация рубрицируется по шести этапам: I – период перехода к буржуазной монархии; II – период буржуазно-демократической республики; III – период социалистической революции и создания советского государства; IV – период перехода от капитализма к социализму; V – период государственно-партийного социализма (1930 – начало 60-х годов);

VI – период кризиса социализма[131].

Авторы учебника «История отечественного государства и права» под редакцией проф. О. И. Чистякова выделяют семь периодов развития советского государства и права: I – создание советского права (окт. 1917 г. – 1918 г.); II – право в период гражданской войны и интервенции (1918–1920 гг.); III – советское право в период нэпа (1921–1929 гг.); IV – советское право в период коренной ломки общественных отношений (1930–1941 гг.); V – советское право в период Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.); VI – советское право в период послевоенного восстановления и развития народного хозяйства;

VII – советское право в период либерализации общественных отношений (середина 60-х годов); VIII – советское право в период замедления темпов роста общественного развития (середина 60-х годов – середина 80-х годов); IX – право в период реставрации капитализма (1991 г. – по настоящее время)[132].

В новейших учебниках уголовного права историческая периодизация не согласуется с учебниками по истории государства и права. Хотя понятно, что она должна быть если не тождественной, то, по крайней мере, близкой к тем, что приводятся в базовых учебниках. Так, екатеринбургские авторы учебника (автор главы – проф. И. Я. Козаченко) разбивают всю историю уголовного права России на три этапа. Первый этап – Древняя Русь. «Уложение того периода в своих аморфных, зача точных проявлениях было правом факта и конкретного мстителя». На втором этапе уложение представлено в неписаных (обычаи уголовного права) и писаных нормах. Третий этап, который продолжается поныне, – период исключительно писаного уголовного права.

Как видим, критерием периодизации послужило писаное или неписаное право (неписаное, как понятно, вообще к законодательству не имеет отношения). Точка зрения оригинальная, но весьма спорная.

Любопытную периодизацию предлагает проф. А. В. Наумов. История делится им на три весьма неравномерных по времени части: досоветский период, советский и постсоветский. Первый этап охватывает десять веков, второй – три четверти века, третий – семь лет. Основания рубрикации неясны.

В настоящей главе курса предлагается следующая систематизация истории российского уголовного законодательства XX – начала XXI в.: I – уголовное законодательство в период перехода к буржуазной монархии (1901 г. – февраль 1917 г.); II – уголовное законодательство в период буржуазно-демократической республики (февраль – октябрь 1917 г.); III – уголовное законодательство в период становления советского государства и права (октябрь 1917 г. – 1922 г.); IV – первые уголовные кодексы РСФСР 1922 и 1926 гг.; V – первое общесоюзное уголовное законодательство; VI – уголовное законодательство в период грубейших нарушений законности (1927–1941 гг.); VII – военное (1941–1945 гг.) и послевоенное (1945–1953 гг.) уголовное законодательство; VIII – уголовное законодательство периода либерализации общественных отношений (1953–1965 гг.); IX – уголовное законодательство периода замедления развития общественных отношений (1965–1985 гг.); X – уголовное законодательство перестройки (1985–1991 гг.) и новейшее законодательство (1991–2006 гг.).

§ 2. Уголовное законодательство периода перехода к буржуазной монархии и буржуазно-демократической республике

В XX век Российская империя вступила, имея Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1885 г. Уложение и по форме, и по содержанию представляло собой консервативный феодально-монархический правовой акт, не полностью кодифицированный, и явно противоречило новым индустриальным, аграрным, судебным реформам 70-х годов XIX в. Надо сказать, что в российской правовой системе судебная реформа 1864 г. и последующих лет совершила настоящий прорыв в сторону цивилизованного материального и процессуального уголовного права. В ее основу лег принцип разделения властей: судебная власть отделялась от законодательной, исполнительной и административной власти, власть обвинительная – от судебной. Провозглашалось равенство всех перед законом. Отменялись для женщин телесные наказания, для мужчин – розги и шпицрутены. Вводились суд присяжных и мировые судьи. Последние могли рассматривать дела о преступлениях с максимальной санкцией до двух лет лишения свободы.

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных не было полностью кодифицировано. Систематизация, юридико-технические аспекты также отставали от требований времени. Составители Уложения в основном свели воедино уголовно-правовые нормы из Свода законов за два предшествовавших столетия. Оно включало 2304 статьи, что в 4 раза превышало средний объем действовавших тогда кодексов[133]. Помимо Уложения уголовная ответственность предусматривалась в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (181 статья), в Воинском уставе о наказаниях (282 статьи).

Общая часть Уложения (Книга первая), как и Уложение в целом, имела весьма сложную рубрикацию: части, разделы, главы, отделения. Преступление и проступок определялись как «самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано». Юридическое (формальное) определение преступления, т. е. по признаку противозаконной наказуемости, однако, не исключало применения Уложения по аналогии, что специально оговаривалось. Противоречила понятию преступления как деяния наказуемость «голого умысла» (замышления преступления) и его обнаружение во времени. Так, в ст. 6 говорилось, что «при суждении о преступлениях умышленных принимается в уважение не… один лишь через чего-либо обнаруженный умысел». Признаком умысла ст. 7 признавала «изъявление на словах или письменно или иным каким-либо действием намерения учинить преступление». Смертной казнью каралось злоумышление посягательства на жизнь, здоровье, честь царя (ст. 241).

Чрезвычайно сложной и одновременно суровой была система («лестница») наказаний: 11 родов и 37 степеней видов наказания[134].

Консервативность и непригодность Уложения сознавали все. Поэтому уже в 60-х годах XIX в. при императоре Александре II начались законопроектные работы, которые должны были полностью заменить Уложение. Они затянулись на 22 года и пережили трех императоров. 22 марта 1903 г. Николай II утвердил новое Уголовное уложение: «Быть по сему».

На научной конференции, посвященной 90-летию утверждения Уложения, отмечался его высокий научный уровень, техническое совершенство[135].

Наиболее удачно сконструирована Общая часть, автором-разработчиком которой был ученый мирового масштаба проф. Н. С. Таганцев[136].

Многие положения Уголовного уложения не потеряли своей актуальности и поныне и вполне могут быть использованы при дальнейшем совершенствовании УК РФ 1996 г.

Уголовное уложение существенно отличалось от предшествующего Уложения. Прежде всего – своей краткостью: всего 687 статей, 72 из которых приходились на Общую часть. Она состояла из 8 отделений, которые регламентировали понятие преступления, категоризацию уголовных деяний, виды наказаний, действие уголовного закона в пространстве, снижение и замену наказания, обстоятельства, усиливающие и устраняющие наказуемость.

Преступление определялось как деяние, «воспрещенное во время его совершения законом под страхом наказания». Аналогия отменялась. Уголовные деяния подразделялись на три категории, исходя из формы вины и санкций: тяжкие преступления, преступления и проступки. Тяжкие преступления – исключительно умышленные, что правильнее, чем по УК РФ 1996 г., который к тяжким относит и неосторожные деяния. Преступления наказывались при наличии умышленной вины. При наличии же вины неосторожной – только в случаях, особо указанных законом. Такая норма, известная большинству уголовных кодексов мира, появилась в УК России лишь в 1996 г. Уложение впервые в российском праве сформулировало норму о возрастной невменяемости (невменимости), которая опять-таки появилась у нас лишь в УК 1996 г. Для малоимущих гуманностью отличается норма о возможности отсрочки штрафа на год. Представляет несомненный интерес установление в ч. 3 ст. 24 правила, согласно которому «денежная пеня, для коей законом не установлено особое назначение, обращается на устройство мест заключения». В современных условиях бедственного положения российских исполнительных учреждений подобная норма нам бы весьма пригодилась.

Удачнее, нежели в УК РСФСР 1960 г. и УК РФ 1996 г., формулировалось покушение на преступление и приготовление к преступлению. Покушением признавалось «приведение в исполнение преступного деяния, учинение коего желал виновный, не довершенного по обстоятельству, от воли виновного не зависящему». Такое определение исключало дискуссию о допустимости покушения с косвенным умыслом. Объективная сторона правильно связывалась с исполнением преступления. В теории уголовного права классическим считалось понимание покушения как начала исполнения состава преступления. Покушение наказывалось не по всем преступлениям и подлежало обязательному смягчению сравнительно с санкцией, предусмотренной за оконченное преступление. Лишь в УК 1996 г. предусмотрено аналогичное смягчение наказания за покушение на преступление, приложимое, правда, ко всем четырем категориям преступлений.

Вполне обоснованно обязательным условием приготовления к преступлениям еще 100 лет назад русское уголовное право признавало прерванность приготовительных действий по обстоятельствам, от воли виновного не зависящим. Лишь в 1996 г. оно было внесено в УК (хотя, справедливости ради, заметим, что предлагалось автором еще в 50-х годах.)[137].

Гуманно и эффективно в предупредительном плане Уложение сконструировало добровольный отказ соучастников. Все они (а не только пособники, как в УК 1996 г.) освобождаются от уголовной ответственности как добровольно отказавшиеся, если предприняли все зависящие от них меры для предотвращения преступлений. Обязательно смягчается наказание соучастнику в случаях, когда его содействие преступлению было несущественным.

С одной стороны, к несовершеннолетним в возрасте до 21 года смертная казнь не применялась (по УК 1996 г. – до 18 лет); с другой стороны, смертная казнь заменялась ссылкой на поселение, если осужденный достиг 70-летнего возраста.

Заметно упрощена система наказаний. Основные виды: смертная казнь, каторга, ссылка на поселение, заключение в исправительном доме, заключение в тюрьме, арест, денежная пеня (штраф). Арест восстановлен лишь в УК 1996 г., но и по сегодняшний день он не применяется из-за отсутствия исполнительных учреждений. В этом плане опыт Уголовного уложения и Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, также знавшего арест, мог бы быть нам полезен.

Уголовному уложению не суждено было вступить в силу на всей территории Российской империи. Полностью оно действовало в Латвии, Литве, Эстонии. На остальной территории России действовали две главы Особенной части и еще несколько десятков норм. Вошли в законную силу самые реакционные главы «О бунте против верховной власти» и «О смуте». Беспрецедентная для неповоротливой законодательной власти оперативность объяснялась просто – страх перед народными революциями, первой из которых была революция 1905 г., родившая новую, альтернативную официальной власти, власть Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Безоговорочно смертной казнью преследовались посягательства «вообще на неприкосновенность священной особы царствующего императора, императрицы или наследника престола» (ст. 99). Смертная казнь предусматривалась и за покушение, и за приготовление к этому преступлению. Даже оскорбление памяти усопших царственных особ наказывалось заключением в крепость (ст. 107).

Такой же классово непримиримой была позиция Уложения в главе «О смуте». Участие в скопище, собравшемся для выражения неуважения к верховной власти, порицание образа правления, сочувствие бунту или бунтовщикам карались заключением в крепость или в тюрьму. Наказывались ссылкой произнесение речи, составление, хранение, правка сочинений, возбуждающих к неповиновению власти (ст. 129, 132).

Нетрудно заметить, что столь поспешно введенные в действие главы входили в очевидное противоречие с принципом законности, закрепленным в понятии преступления как деяния и ненаказуемости убеждений, ненаказуемости самого по себе умысла или его обнаружения вовне. Возможно поэтому наиболее прогрессивная и демократичная Общая часть так и не стала действующим законом.

Отсюда ясно, что критика за «классовый подход» только советского законодательства первых УК 1922 и 1926 гг. исторически необоснованна.

Однако репрессивные уголовные законы не смогли уберечь царский режим. Монархия в России пала 27 февраля 1917 г. Тогда же в Петрограде образовался Совет рабочих и солдатских депутатов (в 1905 г. первые Советы появились в Иванове). В марте сформировалось Временное правительство. В июне 1917 г. 390 местных депутатов прислали на первый Всероссийский съезд Советов своих делегатов, которые избрали исполнительную власть – Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК). Возникло двоевластие. 1 сентября 1917 г. Россия была провозглашена республикой.

После подавления июльского вооруженного восстания в Петрограде Временное правительство издает постановление, согласно которому наказанию подлежали призывы к насильственным преступлениям. Постановление «О печати» вводило ответственность за «призывы к гражданской войне», сделанные в печати. Проправительственная антисоветская направленность таких уголовных законов очевидна. Одновременно отменяется смертная казнь, которая вскоре восстанавливается для военнослужащих.

Согласно постановлению «О согласовании Свода законов с издаваемыми Временным правительством постановлениями» продолжали действовать уголовные законы царского времени – Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, Уголовное уложение в двух главах и ряд статей Особенной части, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Военный устав о наказаниях. Тем самым около 300 наиболее репрессивных норм оказались действующими. Однако Временное правительство этим не довольствовалось и издавало собственные постановления, не согласующиеся с принципами законности. Например, постановление 16 июля 1917 г. «О порядке рассмотрения дел о лицах, арестованных в несудебном порядке» признавало недостаточным судебное воздействие на лиц, уже совершивших преступления. «Долг правительства, – говорилось в нем, – предотвратить возможность преступным замыслам дозревать до начала их осуществления, ибо во время войны даже краткое нарушение государственного спокойствия таит в себе великую опасность»[138]. Рьяно критикуемый применительно к советскому законодательству «классовый подход» здесь очевиден, хотя прямо революционеры, представляющие интересы беднейших слоев народа, не называются. Беспрецедентный в истории человечества факт: за семнадцать лет начала XX в. в России сменились три строя: монархия, буржуазно-демократическая республика, республика Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Уголовное законодательство каждого из них в соответствии со своим социально-политическим предназначением их охраняло.

26 октября 1917 г. (7 ноября по новому летосчислению) в России была провозглашена Советская власть.

§ 3. Становление советского уголовного законодательства

Рассматриваемый этап (1917–1922 гг.) от победы Октябрьской революции до принятия первого советского УК 1922 г. представляет исключительный интерес как период рождения первого в мировой истории социалистического уголовного права, не имевшего каких-либо аналогов в прошлом.

В период осуществления Октябрьской революции (1917–1919 гг.) источниками уголовного права служили обращения к населению правительства, постановления съезда Советов, декреты, наказы местных Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, инструкции Наркомюста, а также судебная практика. В первую очередь правовыми актами регламентировалась ответственность за наиболее тяжкие и распространенные преступления – спекуляцию, взяточничество, контрреволюционные преступления. В декретах о суде и революционных трибуналах также определялись наказания за целый ряд преступлений. Однако находилось место и для норм Общей части уголовного законодательства. Например, нормы о соучастии, покушении на преступления содержались в декретах 1918 г. о взяточничестве, о спекуляции, о набатном звоне.

Первый же уголовно-правовой акт, содержащийся в Декрете о земле, принятый II Всероссийским съездом Советов 26 октября 1917 г., раскрывал социально-классовое понятие преступления: «Какая бы то ни было порча конфискованного имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом». Была осуществлена и первая классификация преступлений на две категории: контрреволюционные особо тяжкие и все иные. За первую группу преступлений устанавливалась санкция не ниже соответствующего срока лишения свободы, за вторую – до определенного срока.

Учитывая бедственное социальное и экономическое положение детей и подростков в стране, наличие двухмиллионной армии беспризорных, советское уголовное право установило гуманный возраст начала уголовной ответственности – с 17 лет. Декрет СНК от 14 января 1918 г. «О комиссиях для несовершеннолетних» упразднил суды и тюрьмы для малолетних и несовершеннолетних преступников. Дела о преступлениях несовершеннолетних до 17 лет рассматривали комиссии для несовершеннолетних.

В течение нескольких месяцев после революции декретами о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. и № 2 от 7 марта 1918 г. разрешалось применение судами дореволюционного уголовного законодательства, если оно не отменялось революцией и не противоречило революционной совести. Фактически местные народные суды дореволюционное законодательство не применяли. В исключительных случаях на него ссылались вышестоящие окружные суды, где работали профессиональные юристы. Народные суды резко отрицательно относились к чуждому им царскому законодательству и постановлениям Временного правительства. Еще до Октябрьской революции в Кронштадте, в Выборгском районе Петрограда и других местах народ бойкотировал старый суд и создавал новые революционные суды. Глава Временного правительства А. Ф. Керенский вынужден был санкционировать эти суды. Рядом с мировым судьей дела слушали два заседателя – рабочий и солдат.

Декрет о суде № 3 от 3 ноября 1918 г. уже не содержал положения об использовании законов свергнутых правительств. Советское уголовное законодательство исторически складывалось путем слома царского дореволюционного буржуазно-помещичьего законодательства и создания новой системы права[139]. Царское законодательство нельзя было использовать по юридико-техническим основаниям: оно представляло собой, как ранее отмечалось, настоящие «уголовно-правовые джунгли». Очевидно, что такого рода законодательство невозможно было просто инкорпорировать в советское уголовное законодательство. Поэтому проект Уложения о наказаниях 1918 г., составленный тогдашним наркомом и механически воспроизводивший в сокращенном виде Уложение 1903 г. (сохра нено 380 статей) с добавлением некоторых декретов советской власти, был отвергнут.

Уже 19 декабря 1917 г. инструкцией Наркомюста, обобщившего первый опыт судебной практики, судам был предложен циркуляр «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых ими наказаниях и о порядке ведения его заседаний». В нем рекомендовалось восемь видов наказаний за тяжкие преступления, дела о которых были подсудны трибуналам: денежный штраф; лишение свободы; удаление из столицы, из отдельных местностей, из пределов Российской республики; объявление общественного порицания; объявление врагом народа; лишение всех или некоторых политических прав; секвестр или конфискация имущества; присуждение к обязательным общественным работам.

Смертная казнь в первой нормативно представленной системе наказаний советского уголовного законодательства отсутствовала, и не случайно. В числе декретов II Всероссийского съезда Советов 26 октября 1917 г. был принят Декрет «Об отмене смертной казни». Так советская власть сразу сформулировала принципиальное отношение к этой мере наказания. До февраля 1918 г. расстрелы в советском государстве по суду не производились. Смертная казнь была восстановлена в связи с чрезвычайным положением, ставившим под угрозу существование советского строя, постановлением Совнаркома от 23 февраля 1918 г. В 1920 г. смертная казнь снова отменяется и позже, опять-таки вынужденно, в крайних обстоятельствах вооруженного вторжения и свержения Советской власти, восстанавливается. Вопрос «кто – кого» стоял тогда предельно остро, под властью Советов в 1919 г. оставалась лишь небольшая часть территории России[140].

Следует отметить гуманизм, переходящий иногда в откровенный либерализм, уголовной политики в первые годы после революции. Так, народные суды г. Москвы за вторую половину 1918 г. приговорили к безусловному лишению свободы – 21,5 %, к штрафу – 56,9 % осужденных. За кражу каждый второй был осужден к условной мере наказания[141]. СНК Петроградской коммуны в 1918 г. объявил амнистию в честь 1 Мая, согласно которой освобождались от наказания «все лица, осужденные за политические преступления».

Все это опровергает фальсификации о варварстве русского народа, терроризме большевиков. В действительности «красный террор» был ответной мерой на «белый террор». Вот хронология террористических актов: 1 января эсеры совершили покушение на В. И. Ленина в Петрограде; 20 июня они убили Володарского; 30 августа эсерка Каплан тяжело ранила В. И. Ленина в Москве и в тот же день был убит председатель ЧК М. С. Урицкий; в июле был убит немецкий посол Мирбах; эсеры захватили часть территории Москвы, ряд зданий, в том числе телефонную станцию, арестовали Ф. Э. Дзержинского, М. Я. Лациса, председателя московского Совета П. Г. Смидовича. Как же ответил на контрреволюционный мятеж и террористические акты трибунал? Большинство мятежников было осуждено к трем годам лишения свободы. Руководителей партии левых эсеров Спиридонову и Саблина суд приговорил к общественным работам и через два дня по амнистии освободил.

Отмечая крайнюю вынужденность «красного террора», В. И. Ленин в «Письме к американским рабочим» писал, что «английские буржуа забыли свой 1649, французы свой 1793 год. Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор стал чудовищен и преступен, когда его рискнули применять беднейшие рабочие и крестьяне против буржуазии!»[142].

К приведенному уместно добавить, что после принятия 5 сентября 1918 г. постановления СНК о «красном терроре» число расстрелянных (их число публиковалось в официальных изданиях) не превысило 600 человек[143].

В разгар гражданской войны собирается Чрезвычайный VI Всероссийский съезд Советов и принимает 8 ноября 1918 г. постановление «О точном соблюдении законов». В нем говорилось: «Призвать всех граждан республики, все органы и всех должностных лиц советской власти к строжайшему соблюдению законов РСФСР». Отступление от законов допускалось только при экстремальных условиях гражданской войны и борьбы с контрреволюцией.

В каждом таком случае требовалось точно устанавливать условия, которые вызывали отступление от закона, о чем должно подаваться заявление в соответствующий Совет рабочих и крестьянских депутатов. Этим же постановлением вменялось в обязанность всех должностных лиц и учреждений составлять протокол на жалобу любого гражданина о неправомерных действиях этих лиц или органов.

Копия протокола выдавалась жалующемуся гражданину, а подлинник немедленно направлялся вышестоящему учреждению. За неосновательный отказ в составлении протокола виновные привлекались к судебной ответственности.

Это краткое, состоящее из пяти статей постановление представляет большую историко-правовую ценность. Оно не только призывало к точному соблюдению законов, но и обстоятельно регламентировало механизм обеспечения его исполнения. Норма о судебной защите права граждан жаловаться на неправомерные действия должностных лиц, органов власти и управления родилась, как видно, уже в 1918 г. К сожалению, потребовались десятилетия для ее возрождения в 1989 г. в виде постановления Верховного Совета СССР «О порядке обжалования в суд неправомерных действий органов государственного управления и должностных лиц, ущемляющих права граждан»[144]. Важным событием в первое пятилетие советской власти явилось принятие в марте 1919 г. Программы РКП (б), а в декабре 1919 г. Руководящих начал по уголовному праву РСФСР. Уголовная политика в программе определялась как коренное изменение наказания: широкое применение условного осуждения, введение такой меры наказания, как общественное порицание, замена лишения свободы обязательным трудом с сохранением свободы (исправительно-трудовые работы), замена тюрем воспитательными учреждениями и введение товарищеских судов. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, изданные Наркомюстом, имели нормативную силу как своего рода прототип Общей части будущего УК РСФСР. Они состояли из восьми разделов и преамбулы: I раздел – об уголовном праве и его задачах; II – о правосудии; III – о преступлении и наказании; IV – о стадиях осуществления преступления; V – о соучастии; VI – о видах наказания; VII – об условном осуждении; VIII – о пространстве действия уголовного права.

Руководящие начала строились по итогам обобщения двухлетней практики нормотворчества по уголовному праву. С 25 октября 1917 г. до 1 июня 1922 г. было принято более 400 уголовно-правовых норм. Это в корне опровергает утверждение, будто в первые годы советской власти никакого права и правосудия не существовало, судьбу преступников ре шала чуть ли не толпа. Руководящие начала заложили основы принципиально новой системы уголовного права, нормы которого прежде всего в соответствии с Конституцией 1918 г. раскрывали социально-классовую сущность правовых мер борьбы с преступностью в условиях перехода от капитализма к социализму. Задачи уголовного права определялись как охрана государства рабочих, крестьян, солдат. Давалось материальное (социальное) понятие преступления, которое сочеталось с юридическим признаком. Пункт 5 гласил: «Преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным законом»; п. 6 развивал дефиницию преступления: «преступление как действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государства с совершившими такие действия или допустившими такое бездействие лицами (преступниками)». Как видим, уже в первом обобщении определения преступления были названы его необходимые признаки: общественная опасность (для данной системы общественных отношений), противозаконность, действие (бездействие). Преступниками назывались лишь лица, совершившие такие действия или допустившие такое бездействие. Не было и намека на какое-либо опасное состояние лица как основание его ответственности.

В Руководящих началах отсутствовала норма, прямо определявшая вину и ее формы. Произошло это потому, что при составлении Руководящих начал возобладала точка зрения, отождествлявшая принцип вины с теорией возмездия и воздаяния за вину классической школы уголовного права. Однако в п. 3 ст. 12 о смягчающих и отягчающих наказание обстоятельствах указание на неосторожную форму вины имелось. Правда, в статье о покушении наказуемость лица неверно связывалась не с опасностью содеянного, а с опасностью покушавшегося лица. Такая позиция входила в явное противоречие с понятием преступления, а также с интересной и верной нормой об индивидуализации наказания. Пункт 11 гл. III Руководящих начал предлагал суду при назначении наказания оценивать «степень и характер» (свойство) опасности для общежития как самого преступника, так и совершенного им деяния. В этих целях суд, не ограничиваясь изучением всей обстановки совершения преступления, определяет опасность преступника, поскольку таковая выявилась в совершенном им деянии и его мотивах и поскольку возможно уяснить ее на основании его образа жизни и прошлого. Столь обстоятельное определение личности преступника, к сожалению, было впоследствии законодателем утрачено.

В разделе «О соучастии» обращает на себя внимание регламентация форм соучастия: групповое совершение преступления, с одной стороны, пособничество и подстрекательство – с другой. В п. 21 сказано: «За деяния, совершенные сообща группой лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники». Эти формы группового совершения преступления из Общей части оказались в последующих УК перенесенными в Особенную часть в виде признаков составов конкретных преступлений, утратив тем самым свойства института соучастия.

Руководящие начала предлагали судам весьма развернутую форму наказаний. Не все виды таковых по существу являлись уголовными по карательному содержанию, но разнообразие, позволяющее тщательно индивидуализировать ответственность, было налицо. За преступления суды могли вынести: а) внушение, б) выражение общественного порицания, в) принуждение к действию, не представляющему физического лишения (например, пройти известный курс обучения); г) объявление под бойкотом; д) исключение из объединения на время или навсегда; е) восстановление, а при невозможности его – возмещение причиненного ущерба; ж) отрешение от должности; з) воспрещение занимать ту или иную должность или исполнять ту или иную работу; и) конфискация всего или части имущества; к) лишение политических прав; л) объявление врагом революции или народа; м) принудительные работы без помещения в места лишения свободы; н) лишение свободы на короткий срок или на неопределенный срок до наступления известного события; о) объявление вне закона; п) расстрел. Всего пятнадцать видов наказания. Конечно, пять из них не носили уголовно-правового характера (например, внушение, порицание, бойкот). Неопределенный срок лишения свободы до какого-либо события (в приговорах отдельных судов лицо лишалось свободы до победы мировой революции) также неудачен.

Но сама идея многообразия видов наказания правильно отражала принцип индивидуализации ответственности. Чрезмерно репрессивной такую систему наказаний считать невозможно.

§ 4. Первые уголовные кодексы РСФСР 1922 и 1926 гг. Первое общесоюзное уголовное законодательство

Принятию УК РСФСР 1922 г. предшествовала кропотливая законопроектная работа. Как отмечалось, проект Уложения о наказаниях, в котором из 376 статей 342 полностью воспроизводили Уголовное уложение 1903 г. и лишь 13 статей содержали нормы советского законодательства 1917–1918 гг., был решительно отвергнут. Уже в июне 1920 г. вопрос о разработке Уголовного кодекса выносится на рассмотрение III Всероссийского съезда деятелей юстиции. Было разработано несколько вариантов официальных проектов УК. По принципиальным вопросам, в частности об основаниях уголовной ответственности, понятии преступления, институте аналогии, в них содержались противоположные решения. Например, в проекте УК, подготовленном Общеконсультативным отделом, утверждалось: «Внешние формы осуществления деяния, степень реализации воли, формы участия в правонарушении теряют значение граней, с необходимостью определяющих тяжесть наказания и даже саму наказуемость… Оттенки умышленности и неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии, сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и особенно избранных средств»[145]. Подобной точки зрения придерживался и проект УК, составленный секцией права и криминологии Института советского права[146]. Большие дискуссии разгорелись вокруг аналогии, классификации преступлений, смертной казни, системы наказания. Проекты УК обсуждались в январе 1922 г. на IV Всероссийском съезде деятелей советской юстиции, в котором приняли участие 5500 делегатов. (Достойно сожаления, что в последующем никогда проекты кодексов не обсуждались на столь высоком профессиональном уровне.) Созданная съездом комиссия разработала новый вариант проекта УК. Рассмотрением проекта УК занималась специальная комиссия при Малом Совнаркоме в марте 1922 г., внесшая в проект УК свыше ста поправок. Проект Малого Совнаркома отказался от социального (материального) понятия преступления, заменив его формальным (юридическим): «Преступление есть деяние, воспрещенное во время его учинения уголовным законом».

Соответственно отсутствовала норма об аналогии. Минимальный возраст уголовной ответственности устанавливался в восемнадцать лет, максимальный срок лишения свободы повышен с пяти до шести лет. В результате тщательного и демократичного обсуждения проектов УК последний вариант проекта существенно отличался от первого, представленного Наркомюстом. Об обстановке работы над проектом УК можно судить по письму наркома Д. И. Курского от 23 февраля 1922 г. В. И. Ленину: «Обращаю Ваше внимание также и на ту, поистине египетскую работу, которую, как, например, в области уголовного права, самостоятельно (без прецедентов и активного участия спецов) пришлось проделать за последние 2–3 месяца, когда приходилось заваленным канцелярской работой членам комиссии работать над законодательством буквально ночами»[147].

На майской сессии ВЦИК IX созыва проект УК обсуждался на четырех пленарных заседаниях, а также на трех заседаниях комиссии, специально созданной сессией для доработки УК. Острейшие дебаты развернулись: вокруг понятия преступления – должно оно быть формальным либо материальным; об аналогии – нужна она или нет; об условном осуждении, основаниях уголовной ответственности и по многим другим вопросам[148].

На пленарном заседании ВЦИК 23 мая 1922 г. в результате постатейного обсуждения проекта было одобрено большинство замечаний к нему и внесены новые поправки, в частности увеличен срок лишения свободы до десяти лет, декриминализированы многие мелкие преступления (например, курение в неразрешенных местах, превышение скорости езды, пьянство в общественном месте).

Обращает на себя внимание необыкновенная скорость законопроектной работы, и это в чрезвычайно тяжелых условиях жизни страны в начале 20-х годов: несколько альтернативных проектов УК, сотни поправок на различных этапах его обсуждения, подлинная демократичность обсуждения, прежде всего профессиональными юристами, несколько пленарных заседаний ВЦИК по проекту УК, наконец, постатейное обсуждение УК. Опыт столь основательного процесса принятия республиканского УК, к сожалению, затем ни разу не повторился.

1 июня 1922 г. УК РСФСР вошел в силу. Это был самый краткий из всех известных мировой истории уголовного права Кодекс – всего 218 статей. Одну четверть занимали нормы Общей части. Это самый верный показатель содержательности всякого УК, его научного уровня, ибо именно в нормах Общей части выражаются принципы и общие положения ответственности за преступления. От их социально-правовой точности и полноты зависит содержательность кодекса в целом.

Общая часть УК имела следующую систему: раздел I – пределы действия Уголовного кодекса; II – общие начала применения наказания; III – определение меры наказания; IV – роды и виды наказаний и других мер социальной защиты; V – порядок отбывания наказаний.

Принципиальной особенностью первого социалистического УК явилось раскрытие материальной, т. е. социальной, сущности и назначения институтов и норм Общей части. Защита рабоче-крестьянского государства и общества от преступных посягательств четко и открыто объявлялась задачей УК (ст. 5 УК).

Преступление определялось как общественно опасное действие или бездействие, опасное не для абстрактной системы благ, а для рабоче-крестьянского правопорядка. В дефиниции преступления, можно сказать, присутствует и правовой признак – противоправность, поскольку говорится об опасности преступлений для правопорядка, т. е. порядка, охраняемого правом. Однако запрещенность преступлений уголовным законом не могла быть включена в понятие преступления из-за нормы об аналогии. Статья 10 УК устанавливала: «В случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений, наказания или меры социальной защиты применяются согласно статей Уголовного кодекса, предусматривающих наиболее близкие по важности и роду преступления, с соблюдением правил Общей части сего Кодекса».

Относительно нормы об аналогии, как отмечалось, состоялись бурные дискуссии. Председатель Малого Совнаркома, например, категорически высказался против нее: аналогия – отступление от принципа законности, путь к судебному произволу, «взрыв» Особенной части УК. Победили доводы «за»: аналогия нужна, так как четыре года советской власти, особенно с учетом спешки в принятии УК, – срок слишком малый для правильного прогноза возможных форм преступлений при отсутствии исторических аналогов социалистического УК.

Толкование учеными аналогии также не было однозначным. Одни, например М. М. Исаев, считали, что аналогия носит чисто технический, а не принципиальный характер. Другие, например А. А. Пионтковский, полагали аналогию видом расширительного толкования уголовного закона. Третьи, например М. А. Чельцов-Бебутов и Н. В. Крыленко, придавали ст. 10 УК принципиальное значение в деле «революционизации права».

Изданный 8 июля 1922 г. циркуляр Наркомюста предписывал судам: «По общему правилу наказания и другие меры социальной защиты могут применяться судом лишь в отношении деяний, точно указанных в УК. Изъятие из этого правила допускается лишь в тех исключительных случаях, когда деяние подсудимого, хотя точно и не предусмотрено Уголовным кодексом, но суд признает его явно опасным с точки зрения основ нового правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью, но не законом свергнутого правительства».

Два года действия УК 1922 г. показали, что норма об аналогии судами применялась редко, в основном в порядке расширительного толкования норм УК и к реально опасным преступлениям. Этому способствовало и уголовно-процессуальное законодательство. Большим достижением УК 1922 г. явилась норма об умысле и неосторожности. Законодательная формулировка вины оказалась настолько удачной, что прошла испытание временем и с небольшими изменениями вошла в российское уголовное законодательство. УК занял позицию абсолютной ненаказуемости приготовлений к преступлению. В соучастии уточнено, сравнительно с Руководящими началами, что наказуемость соучастников определяется степенью участия их в преступлении. Расширена, по сравнению с Руководящими началами, система обстоятельств, исключающих уголовную ответственность: необходимая оборона дополнена крайней необходимостью.

Кроме наказаний, УК предусматривал меры социальной защиты. Система наказаний включала: а) изгнание из пределов РСФСР на срок или бессрочно; б) лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой; в) принудительные работы без содержания под стражей; г) условное осуждение; д) конфискацию имущества, полную или частичную; е) штраф; ж) поражение прав; з) увольнение от должности; и) общественное порицание; к) возложение обязанности загладить вред. Смертная казнь не включалась в систему наказаний, что подчеркивало ее исключительный и временный «вплоть до отмены Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом» характер.

Максимальный срок лишения свободы устанавливался в десять лет, что гуманно вообще, а для государства, где еще продолжалась гражданская война, существовала экономическая разруха, преступность оставалась на высоком уровне, – особенно.

УК занял позицию принципиальной незаменимости штрафа лишением свободы. Тем самым исключалась возможность неимущим осужденным лишаться свободы только потому, что они не имели средств для оплаты штрафа, а имущим откупаться деньгами от лишения свободы. При невозможности оплатить штраф УК заменял штраф принудительными работами без содержания под стражей.

Лишение прав состояло в лишении активного и пассивного избирательного права, в праве занимать ответственные должности, быть народным заседателем, защитником на суде, попечителем и опекуном. Надо заметить, что советское уголовное законодательство в последующем отказалось от данного вида наказания, что небесспорно. Зарубежные УК, в том числе новейшие – УК Франции 1992 г. и УК Испании 1995 г., такое наказание даже в расширенном варианте знают и успешно применяют на практике.

Самое легкое наказание – общественное порицание – заключается в публичном (на собрании, сельском сходе и т. д.) объявлении вынесенного судом осуждения данному лицу с опубликованием приговора в печати за счет осужденного или без опубликования.

Меры социальной защиты характеризовались двумя видами: за деяния, не являющиеся преступлениями, и за преступления как дополнительные наказания. К первым относилось помещение в учреждение для умственно и морально дефективных и принудительное лечение, ко вторым – воспрещение занимать ту или иную должность или заниматься той или иной деятельностью, а также удаление из определенного места (высылка). Следует сразу отметить, что дополнительные по содержанию меры наказания неверно было объединять с мерами, наказаниями не являющимися и применяемыми к лицам, не совершавшим преступлений. Неясными оказались основания применения высылки до трех лет к лицу, признанному судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасным. Если лицо виновно в «преступной деятельности», то за нее оно и должно нести наказание. «Связь с преступной средой» может быть соучастием либо укрывательством или недоносительством. Именно за такую уголовно-правовую связь лицо только и должно отвечать.

Статья 49 УК о высылке социально опасных лиц сослужила в последующих репрессиях крайне негативную службу. Не случайно по этой норме при обсуждении проектов УК шли горячие споры: надо ли ее оставлять в УК или передать административному законодательству; правильно ли наряду с наказанием иметь меры социальной защиты; следует ли в ст. 5 УК, помимо задачи правовой защиты государства трудящихся от преступлений, включать указание на борьбу с общественно опасными элементами. Правда, в ст. 7 говорилось, что «опасность лица обнаруживается совершением действий, вредных для общества, или деятельностью, свидетельствующей о серьезной угрозе общественному правопорядку». Однако возможность наказания по аналогии, т. е. высылка до трех лет за связь с преступной средой и прошлые судимости, могла на практике привести (и нередко приводила) к нарушениям законности.

Столь серьезные просчеты в УК, а именно двойственность оснований уголовной ответственности (и преступление, и социально опасные элементы), раздвоение последствий совершения преступлений на наказания и меры социальной защиты с неопределенной природой высылки за «связь со средой» и прошлые судимости, сыграли в последующем роковую роль. И не только в 30-х годах, но еще и до вступления УК в силу. Так, в 1921 г. Центроугрозыск объявил «неделю воров». Арестовывались все, кто когда-либо имел судимость за имущественные преступления. Лишь срочное вмешательство Наркомюста устранило результаты такой «ударной недели».

Введение в ст. 49 понятия «социально опасные элементы» как основание для их высылки находилось в кричащем противоречии с советским законодательством 1917–1922 гг., с декретами, где подобные термины не употреблялись, а говорилось исключительно о наказании и неизменно «по степени вины».

Обоснованна гипотеза, что проектанты УК смешали административную ответственность с уголовной, объединив их термином «меры социальной защиты». Действительно, Декрет ВЦИК от 10 августа 1922 г.[149] устанавливал административную высылку до трех лет за причастность к контрреволюционным преступлениям и к рецидивистам. Вопрос о такой высылке рассматривался комиссией из представителей НКВД и Наркомюста, утвержденной ВЦИК. Административная высылка в соответствии с Декретом от 16 октября 1922 г.[150] могла применяться к двум категориям лиц: к деятелям антисоветских политических партий, судимым по ст. 60–62 УК, и к дважды судимым по ст. 76, 85, 93, 140, 170, 171, 180, 182, 184, 189–191 и 220 УК. Ни к каким другим лицам административная высылка применяться не могла. Административная высылка неосновательно оказалась в Уголовном кодексе, и вместо исчерпывающего перечня лиц, к которым она применяется, были установлены расплывчатые критерии связи с преступной средой и прошлая деятельность.

В том же 1922 г. последовало изменение УК в сторону дальнейшей гуманизации наказания в отношении несовершеннолетних и женщин.

Наказание несовершеннолетним в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет судом смягчается наполовину, а от шестнадцати до восемнадцати – на одну треть против наивысшего, установленного соответствующими статьями УК. Смертная казнь к несовершеннолетним не применялась, равно как и к беременным женщинам.

Таким образом, основными положительными чертами первого советского Уголовного кодекса были: а) ясное раскрытие социальной природы советского уголовного законодательства, его задач, понятия преступления, обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, целей наказания; б) реализация принципа вины восстановлением (сравнительно с Руководящими началами) норм об умысле и неосторожности; в) гуманность и справедливость системы наказания.

Отрицательными чертами являлись: а) ошибочное введение в УК понятия «социально опасный элемент» как самостоятельного, помимо преступления, основания уголовной ответственности; б) включение вместо дополнительных наказаний терминологически неясных «мер социальной защиты» за преступления; в) введение высылки по ст. 49 с неуголовно-правовыми основаниями ее применения; г) отсутствие нормы о добровольном отказе от преступления.

После принятия Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. республиканские УК подлежали приведению в соответствие с ними. УК УзССР вступил в силу 1 июня 1927 г., УК АрмССР – 1 ноября 1927 г., УК АзССР – 15 января 1928 г., УК ГССР – 1 мая 1928 г., УК ТуркССР – 1 февраля 1928 г., УК БССР – 15 ноября 1928 г. Процесс принятия республиканских УК продолжался до 1940 г. Например, УК КазССР и УК КиргССР были приняты после 1936 г., когда Конституция СССР закрепила их статус как союзных республик.

Первые республиканские УК не воспроизводили механически Основные начала в своих Общих частях и ввиду суверенности, и ввиду непоследовательности Основных начал, некоторые нормы которых оказались многозначными.

УК РСФСР признал себя преемником первого советского УК 1922 г., поэтому назывался: Уголовный кодекс РСФСР в редакции 1926 г. Он состоял из пяти разделов: I – о задачах уголовного законодательства РСФСР; II – пределы действия Уголовного кодекса; III – общие начала уголовной политики РСФСР; IV – о мерах социальной защиты, применяемых по Уголовному кодексу в отношении лиц, совершивших преступления; V – о порядке применения мер социальной защиты судебно-исправительного характера.

Свою крайне отрицательную роль в делах «о приготовлениях к террористическим актам» эта норма сыграет в годы массовых сталинских репрессий.

К достоинствам УК РСФСР 1926 г. надо отнести появление, наконец, нормы о добровольном отказе, который признавался основанием полного освобождения от ответственности начавшего преступление лица, но добровольно его не завершившего, а также нормы о ненаказуемости лица, которое само или его деяние к моменту рассмотрения дела в суде утратили общественную опасность.

Система наказаний в этом УК в основном аналогична УК 1922 г. Из нее обоснованно исключили условное осуждение, ибо оно не является видом наказания. Напротив, неудачным было включение предостережения, которое, как и общественное порицание, не обладает карательной силой уголовного наказания. Не стало наказания в виде возложения обязанности загладить вред.

Неудачным новшеством Основных начал явилась замена термина «наказания» термином «меры социальной защиты», которые подразделялись на три вида: 1) меры судебно-исправительного характера (бывшее наказание); 2) меры медицинского характера; 3) меры медико-педагогического характера. Первые применялись за преступления, вторые – к невменяемым лицам, третьи – к несовершеннолетним в случаях замены наказания этими мерами.

Объяснение новелле, даваемое Конституционной комиссией, сводилось к необходимости якобы отмежевания от буржуазного уголовного права с его пониманием наказания как кары и возмездия. Ряд ученых объясняли тогда позицию Основных начал влиянием итальянской школы, прежде всего проекта Кодекса Ферри, сторонника социологического направления в уголовном праве. Другие проектанты, например Н. В. Крыленко, связывали такую замену наказания мерами социальной защиты с буквальной трактовкой высказывания К. Маркса о том, что «наказание есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования»[151]. Догматизм от марксизма здесь налицо. Хорошо еще, что отказ от термина «наказание» никак не сказался на других институтах и нормах Основных начал. С середины 30-х годов «наказание» было восстановлено в своем значении и терминологии. Издаваемые уголовно-правовые нормы в санкциях содержали не слова «влечет применение мер социальной защиты», а «наказывается» или «карается».

Изменения в системе наказаний сводились к следующему: условное осуждение обоснованно было выведено из числа видов наказаний, ибо таковым не является; объявление врагом трудящихся сопрягалось с изгнанием из пределов СССР; предостережение выносилось судом при оправдательном приговоре (что неудачно, ибо при оправдательном приговоре нет ни преступления, ни наказания и предостережение не должно находиться в системе наказаний).

Шагом назад следует признать конструкцию неоконченного преступления. Основные начала по неясной причине отказались от четких понятий и терминов УК 1922 г. «приготовление к преступлению» и «покушение на преступление». В ст. 11 говорилось о «начатом преступлении», причем незавершенном не по не зависящим от воли лица обстоятельствам, а «по каким-либо причинам». Такими причинами мог быть и добровольный отказ. Тогда ни приготовления, ни покушения нет. При такой формулировке объяснимо отсутствие нормы о добровольном отказе, охватываемом «начатым преступлением».

Важное добавление последовало в Основных началах в нормы о необходимой обороне и крайней необходимости. Они объявлялись правомерными не только при охране интересов своих и других лиц, но и при защите Советской власти и революционного правопорядка.

Основные начала включили развернутый перечень смягчающих и отягчающих обстоятельств при назначении наказания. Учитывая недостаточный уровень юридической подготовки и профессионализма судей, а тем более народных заседателей, потребность в таких нормах имелась.

К большому сожалению, Основные начала не только сохранили норму о ссылке и высылке лиц, не совершивших преступления, но признанных судом общественно опасными по своей прошлой деятельности и связи с преступной средой, но и усугубили ее ошибочность, распространив этот институт на оправданных лиц и увеличив срок высылки с трех до пяти лет (ст. 22). Эта норма уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик входила в явное противоречие с преамбулой Основных начал, которая основанием уголовной ответственности признавала исключительно совершение преступления[152].

§ 5. Уголовное законодательство в период грубейших нарушений законности (1927–1941 гг.)

Уголовное законодательство 30-х годов XX в. принадлежит к наиболее мрачным периодам российской истории. Именно оно как наиболее репрессивное из всех правовых средств стало использоваться в нормотворческой и правоприменительной деятельности как орудие массовых репрессий в отношении противников режима личной власти И. В. Сталина, становления и упрочения командно-административной системы государственно-партийного социализма. Уголовная политика стала базироваться на глубоко ошибочной сталинской концепции усиления классовой борьбы по мере строительства социализма.

В. И. Ленин называл тремя главными врагами советской власти взяточничество, безграмотность и комчванство. И. В. Сталин объявил тремя врагами государства верхушку буржуазной интеллигенции в промышленности, кулачество в деревне и бюрократические элементы в аппарате[153].

С конца 20-х годов начался демонтаж ленинской модели социализма и его подсистемы – уголовного права. В это же время прошла серия судебных процессов со смертными приговорами в отношении «врагов» в промышленности. В 1928 г. по так называемому «шахтинскому делу» осуждены «вредители» в каменноугольной промышленности Донецка. В приговоре говорилось: «Следствием установлено, что работа этой контрреволюционной организации, действовавшей в течение ряда лет, выразилась в злостном саботаже и скрытой дезорганизаторской деятельности, в подрыве каменноугольного хозяйства методами нерационального строительства, ненужных затрат капитала, понижения качества продукции, повышения себестоимости, а также в прямом разрушении шахт, рудных заводов и т. д.»[154].

Как нетрудно убедиться, типичная бесхозяйственность произвольно превращалась в контрреволюционные преступления. И такие «шахтинцы», по уверению главы партии и государства, «сидели» во всех отраслях промышленности.

По другому делу – «промпартии» – в 1930 г. еще одна большая группа крупных специалистов обвинялась в контрреволюционной деятельности в виде вредительского планирования народного хозяйства, связи с зарубежными организациями и подготовки к диверсионным актам. Громкий процесс состоялся в 1931 г. По нему были осуждены члены контрреволюционной организации, которые «вредительствовали» в Госплане, ВСНХ, Госбанке, Наркомате труда, Центросоюзе и т. д. и т. п. Такие процессы прокатились по всей стране со стереотипными обвинениями во «вредительстве», в создании контрреволюционных организаций, подготовке террористических актов, антисоветской агитации и пропаганде.

Кулачество, понятие которого оказалось растяжимым, нормативно не определенным и потому часто охватывающим середняцкие слои крестьянства, за исключением действительно опасных преступников, совершающих террористические акты, уничтожение колхозного имущества и другие тяжкие преступления, преследовалось по статьям о контрреволюционных и общеуголовных преступлениях. Вот как об этом писал Краткий курс истории ВКП(б): «В ответ на отказ кулачества продавать излишки хлеба по твердым ценам, партия и правительство провели ряд чрезвычайных мер против кулачества, применили 107 статью уголовного кодекса о конфискации по суду излишков хлеба у кулаков и спекулянтов, в случае их отказа продавать эти излишки государству по твердым ценам»[155].

Для борьбы с кулаками, или, как их еще именовали, «кулацко-зажиточными элементами», широко применялись статьи УК об уклонении от уплаты налогов, ростовщичестве, нарушении правил о трудовом законодательстве.

Для реализации политики «ликвидации кулачества как класса» широко и произвольно использовались нормы о контрреволюционных преступлениях. Например, в Докладной записке юридической части Колхозцентра РСФСР (октябрь 1929 г.) кулацкие выступления рекомендовалось относить к преступлениям, предусмотренным ст. 58–58¹⁴ УК: подрыв кооперации в виде срыва собраний, препятствия сельскохозяйственным работам, т. е. вредительство (ст. 58⁷), разрушение или повреждение колхозного имущества взрывом или поджогом, т. е. диверсия (ст. 58⁸), пропаганда и агитация, направленная на противодействие колхозному движению, т. е. антисоветская агитация и пропаганда (ст. 58¹⁰).

18-й Пленум Верховного Суда СССР от 2 января 1928 г. внес свою лепту в беззаконие. Он разъяснил, что под контрреволюционными действиями надо понимать действия в тех случаях, «когда совершивший их хотя и не ставил прямо контрреволюционной цели, однако сознательно допускал их наступление или должен был предвидеть общественно опасный характер последствий своих действий»[156]. Верховный Суд СССР, таким образом, не только расширил вину контрреволюционного преступления за счет косвенного умысла, но и признал возможным контрреволюционное преступление даже по неосторожности.

В результате таких «рекомендаций» высшего судебного органа страны Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР вынуждена была в отчете отметить многочисленные случаи незаконного осуждения за контрреволюционные преступления не «классово враждебных элементов», а бедняков и середняков, совершивших бытовые преступления, преступления против порядка управления и хозяйственные преступления[157].

Большой репрессивностью санкций в сочетании с расплывчатостью диспозиций, граничащей с юридической безграмотностью, отличался печально известный Закон от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и о кооперации и укреплении государственной (социалистической) собственности». Так, в Законе «приравнивалась» путем законодательной аналогии колхозная собственность к государственной. Без какой-либо дифференциации преступлений на мелкие и крупные была установлена ответственность вплоть до расстрела за хищение такой собственности. Этот Закон применялся во время Отечественной войны и после нее даже за сбор колосков, оставшихся в поле после уборки хлеба (так называемые «колосковые дела»). Угроза, как сказано в Законе, «кулацко-капиталистических элементов» колхозникам с целью заставить их выйти из колхоза или с целью насиль ственного разрушения колхоза приравнивалась к контрреволюционным преступлениям с лишением свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационные лагеря.

Помимо уголовного для массовых репрессий активно использовалось административное законодательство в виде высылки до 10 лет с конфискацией имущества по решению местных исполнительных органов. Так, в постановлении ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» исполкомам краевых (областных) Советов и правительствам автономных республик было дано право принимать все необходимые меры по борьбе с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей). При этом «кулацко-зажиточным элементам» запрещалось продавать как собственное имущество, так и продукты сельского хозяйства. При самовольной распродаже имущества «кулацких хозяйств» райсоветы имели право на «немедленную конфискацию имущества». Сами понятия «кулак», «кулацко-зажиточный элемент», «кулацкое хозяйство» нормативно не определялись и на местах трактовались весьма широко и произвольно[158]. В результате репрессивное «раскулачивание», само по себе антиконституционное, охватило, по официальной статистике, не только 4,2 % кулаков, но и 15 % иного сельскохозяйственного населения, главным образом середняков. «Антикулацкое» уголовное законодательство исходило из сопринадлежности крестьян к «кулакам» и «зажиточным» элементам, чему способствовало тогдашнее законодательство о социально опасных элементах, преступлений не совершивших, но высылке подлежащих.

В 1935 г. отменяется ст. 8 Основных начал, предоставлявшая союзным республикам право определять минимальный возраст уголовной ответственности. По Закону от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью несовершеннолетних» несовершеннолетние привлекались к ответственности за кражи, насильственные преступления и убийства, начиная с 12 лет, как было сказано в законе, «с применением всех мер уголовного наказания». Поскольку с 30-х годов уголовные законы издавались главным образом Союзом ССР, а не республиками, то оставалось неясным, отменяли ли в республиках более поздние общесоюзные законы Основные начала 1924 г., где минимальный возраст составлял 14 лет и к несовершеннолетним не применялась смертная казнь, ссылка, высылка и другие наказания.

Ужесточение уголовных репрессий осуществлялось и введением постановлением ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1936 г. лишения свободы, тюремного заключения наряду с прежним местом отбывания в исправительно-трудовых лагерях двух режимов. Постановлением ЦИК СССР от 2 октября 1937 г. был повышен максимум лишения свободы с 10 до 25 лет. В 1939 г. было отменено условно-досрочное освобождение заключенных от дальнейшего отбытия наказания.

Единственным исключением из полностью сверхрепрессивного уголовного законодательства 30-х годов оказалась новая общесоюзная норма о погашении судимости со сниженным против республиканских норм сроком погашения. Возможно, она была вынужденной из-за огромного числа судимых граждан.

В 1936 г. принимается новая (сталинская) Конституция СССР. Законодательство об ответственности за преступления передается в исключительное ведение СССР. Суверенные союзные республики были лишены права на собственные уголовные законодательства на своей территории. В самой Конституции мы находим целый ряд прогрессивных нормативных установлений, в том числе и по уголовному законодательству. Во исполнение их в 1938 г. принимается Закон о судоустройстве. Последний отменил ст. 22 Основных начал, позволявшую ссылать и высылать лиц, не совершивших преступлений либо оправданных за них. Но Закон о судоустройстве не отменил невиновное привлечение к ответственности. Так, согласно ч. 2 ст. 1 постановления ЦИК СССР от 8 июля 1934 г. «О дополнении Положения о преступлениях государственных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления», статьями об измене Родине совершеннолетние члены семьи изменника Родины, совместно с ним проживающие или находящиеся на его иждивении, только на этом основании подлежали высылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет. Абсолютно определенная санкция – 10 лет лишения свободы – была установлена за недонесение со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенной измене. Конституция СССР и Закон о судоустройстве не помешали практике необоснованных, беззаконных репрессий. Количество осужденных с 1936 по 1937 г. за контрреволюционные преступления выросло в десять раз.

Во второй половине 30-х годов прошла серия судебных процессов над высшими руководителями партии и государства. 16 января 1935 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР вынесен приговор по делу о так называемом «Московском центре», по которому были осуждены Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов и др. 27 июля 1935 г. Л. Б. Каменев вторично осуждается по «кремлевскому делу». 13 марта 1938 г. по так называемому делу «антисоветского правотроцкистского блока» осуждены Н. И. Бухарин, А. П. Рыков и др. Руководителям якобы контрреволюционных групп, как правило, предъявлялись обвинения в измене Родине, террористической деятельности, шпионаже, вредительстве, диверсии, создании контрреволюционной организации. Рядовым членам группы инкриминировалась преимущественно «подготовка террористических актов», за что они приговаривались к расстрелу с исполнением приговоров в день их вынесения.

Самым распространенным было обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, которая выражалась в «клевете на руководителей партии и государства», высказывании недовольства условиями жизни трудящихся, «восхвалении» жизни в капиталистических государствах. Антисоветской агитацией и пропагандой считалось любое выступление в защиту «врагов народа», включая высказывания простого человеческого сочувствия им. Особенно рьяно преследовалось по ст. 58¹⁰ УК «непочтительное упоминание имени Сталина»[159].

Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде партии, 70 % были арестованы и расстреляны в 1937–1938 гг. как «враги народа». Из 1966 делегатов того же съезда с решающим и совещательным голосом было осуждено за контрреволюционные выступления более половины – 1108 человек[160].

Таким образом, уголовное законодательство 30-х годов оказалось поистине кровавым, отбросившим принципы законности, гуманизма и справедливости в средневековую бездну. Во-первых, вопреки принципу демократизма и суверенности союзных республик, они были лишены права на издание собственных уголовных кодексов. Во-вторых, вопреки принципу законности, исходящему из того, что основанием уголовной ответственности может быть исключительно совершение преступления, а не опасная личность в виде «врагов народа», «кулацко-зажиточных элементов» и пр., акцент в уголовном законодательстве этого периода был сделан именно на «опасную личность», не совершившую конкретного преступления.

В-третьих, грубо нарушался принцип личной ответственности и вины, когда уголовной (не говоря уже о десятилетней административной) высылке подвергались лица, не виновные в совершении преступлений другими лицами (так называемые «ЧСИР» – члены семьи изменника Родины). В-четвертых, в противовес принципу гуманизма была установлена уголовная ответственность с 12-летнего возраста, лишение свободы повышено до 25 лет, введено тюремное заключение, отменено условно-досрочное освобождение. В-пятых, в отступление от принципа категоризации преступлений и дифференциации ответственности посягательства на государственную собственность преследовались без учета тяжести ущерба. Преступления против государственной собственности, против представителей власти карались несопоставимо строже, чем преступления против жизни и здоровья граждан. За хищение суд мог вынести расстрел, за умышленное убийство – 10 лет лишения свободы.

К сказанному можно добавить, что еще более вопиющие формы произвола и беззакония были допущены при реализации уголовной репрессии в правоприменительной сфере. Это выразилось: в активной деятельности внесудебных органов (троек, особых совещаний); в игнорировании принципа презумпции невиновности, в придании признанию обвиняемым своей вины качества «царицы доказательств»; в организации «ударных кампаний» по борьбе с определенными категориями преступлений, что вело к быстрой переполняемости мест лишения свободы, а вслед за тем – широкому распространению условного освобождения, иногда принимавшему характер «разгрузки тюрем»; в фальсификации материалов следствия и суда, применении пыток к обвиняемым (возможность применения пыток была узаконена в 1937 г., чуть позже несколько заводов страны было перепрофилировано на производство орудий пыток); в поощрении провокаций, доносительства, оговоров и самооговоров; в чудовищных злоупотреблениях по отношению к осужденным со стороны администрации мест лишения свободы.

В результате тотального террора, граничащего с геноцидом, жертвами уголовной репрессии в России в тот период времени стали миллионы людей. О масштабах репрессии некоторое представление дают статистические данные о контингенте заключенных, содержавшихся в подразделениях системы ГУЛАГа. Следует только иметь в виду, что эта статистика не включает количество лиц, приговоренных к расстрелу, отбывавших лишение свободы в тюрьмах и лагерях НКВД, отбывавших наказание в виде ссылки или высылки, и некоторые другие категории осужденных.

По состоянию на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. Общий контингент заключенных, содержащихся только в лагерях ГУЛАГа, определялся, по данным централизованного учета, так: 1934 г. – 510 307, 1937 г. – 820 881, 1940 г. – 1 344 408 человек. Удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключенных ГУЛАГа составлял: в 1935 г. – 16,3, 1938 г. – 18,6, 1940 г. – 33,1 %[161].

§ 6. Военное и послевоенное уголовное законодательство (1941–1953 гг.)

Уголовное законодательство периода Великой Отечественной войны СССР с фашистской Германией характеризовалось двумя чертами. С одной стороны, это было законодательство чрезвычайного военного времени, поэтому ряд норм носил временный характер, действовал лишь на период военного времени, например об уголовной ответственности за распространение панических слухов. Вводилось военное положение, и правосудие в местах военных операций осуществляли военные трибуналы. Что касается другой группы законов с пресловутым «приравниванием» их по аналогии, идущей от Закона 7 августа 1932 г., то она отражала традиции нормотворчества сталинской модели. Так, уход с военных предприятий приравнивался к дезертирству и сурово карался – до 8 лет лишения свободы. Опоздание на любую работу влекло серьезные административные санкции.

В судебной практике военного времени чаще обычного применялась аналогия, что вряд ли можно было оправдать чрезвычайностью ситуации[162]. Например, кража имущества военнослужащих или из квартир эвакуированных либо находящихся в бомбоубежище лиц наказывалась как бандитизм, даже если кражу совершало одно лицо. В расширение практики осуждения по аналогии (с явным нарушением правил применения этой исключительной нормы) внес свою лепту и Верховный Суд СССР. В постановлении от 24 декабря 1941 г., взяв на себя по существу функцию законодателя, он рекомендовал судам продажу гражданами товаров по повышенной против государственной цене наказывать по аналогии как спекуляцию, даже когда не было установлено факта скупки товаров с целью наживы[163]. Рекомендация Верховного Суда реализоваться, естественно, не могла, ибо в условиях экономического бедствия военного времени товарообмен, как теперь говорят, «по договорным ценам», имел всеобщий характер. Кроме того, она противоречила гражданскому законодательству, нормам о купле-продаже гражданами личного имущества.

Весьма прогрессивным и своевременным был Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г. «Об образовании чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР». Чрезвычайная комиссия выполняла функции расследования международных преступлений немецкого фашизма, результаты которого в 1945 г. использовались на Нюрнбергском процессе.

Двенадцатилетний послевоенный период с 1945 по 1953 г. был отмечен двумя направлениями уголовно-правового нормотворчества. С одной стороны, в прежних традициях ужесточением уголовной кары пытались сбить неизбежный в послевоенной разрухе рост экономической преступности. С другой стороны, издавались прогрессивные нормы, обусловленные исторической победой СССР в Великой Отечественной войне.

К ряду первых видов послевоенного нормотворчества относится Указ Президиума Верховного Совета СССР 1947 г. «Об усилении уголовной ответственности за посягательства на государственную, общественную и личную собственность». За хищение государственного имущества устанавливалось наказание до 25 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Такими явно бесперспективными методами командно-административная система пыталась преодолеть глубокие раны войны – беспризорность, бездомность (в войне погибла пятая часть жилого фонда страны), нищету, голод.

Среди законов, связанных с победой, безусловно, высокогуманными явились Указы «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией», «О признании утратившими силу Указов Президиума Верховного Совета СССР об объявлении в ряде местностей СССР военного положения» и, конечно, Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене смертной казни». В третий раз в истории советского государства отменялась смертная казнь. В преамбуле отмечались мотивы отмены: историческая победа советского народа и обеспечение дела мира на длительное время, пожелания профсоюзов, рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих мнение широких общественных кругов. В санкции норм УК, где предусматривалась смертная казнь, она заменялась лишением свободы до 25 лет.

С предложением об отмене смертной казни во всем мире Советский Союз обратился к представителям государств, представленных в Организации Объединенных Наций. Предложение, однако, не было принято. Стали поступать письма трудящихся о восстановлении смертной казни за наиболее тяжкие преступления. В 1950 г. смертная казнь была восстановлена. Ее применение ограничивалось изменой Родине, шпионажем и диверсией.

В рассматриваемый период был принят акт, положивший начало международному уголовному законодательству в СССР, – Закон о защите мира от 12 марта 1951 г. Им устанавливалась уголовная ответственность за пропаганду войны, в какой бы форме она ни велась. Следует отметить, что именно советской науке принадлежат глубокие разработки вопроса о преступлениях против мира и человечества. Еще в 30-х годах, с захватом нацистами власти в Германии, в нашей стране появляются серьезные монографические исследования об ответственности за тяжкие международные преступления, прежде всего книги профессора МГУ А. Н. Трайнина, впоследствии научного консультанта на Нюрнбергском процессе.

Теоретическая разработка проблем уголовной ответственности за международные преступления и преступления международного характера намного обогнала законодательство. Это отставание продолжалось вплоть до принятия УК РФ 1996 г., который ввел раздел «Преступления против мира и безопасности человечества».

§ 7. Уголовное законодательство периода либерализации общественных отношений (1953–1960 гг.)

Уголовное законодательство ознаменовало факт смерти И. В. Сталина в марте 1953 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии», на основании которого большое число заключенных оказалось на свободе и могло приступить к восстановлению народного хозяйства.

Переломным в истории страны и уголовного законодательства явился XX съезд КПСС, состоявшийся в 1956 г. На съезде с докладом о культе личности Сталина и его последствиях выступил Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. В докладе и принятом на его основе постановлении съезда беззаконие сталинщины оценивалось как преступление против партии, государства и общества. В докладе впервые были приведены данные о размерах репрессий. По уточненным данным, установленным коллегией КГБ СССР 13 марта 1990 г., с 30-х годов XX в. по 1953 г. было осуждено за контрреволюционные преступления судебными и внесудебными органами 3,7 млн человек, из них 790 тыс. расстреляны[164]. Еще до съезда партии после смерти Сталина Верховный Суд СССР приступил к пересмотру дел об осуждении за контрреволюционные преступления, к реабилитации невинно осужденных, многих, к сожалению, посмертно. Так, с 1954 по 1956 г. Верховный Суд страны реабилитировал 7679 необоснованно осужденных граждан.

Сразу после XX съезда партии началась интенсивная работа по подготовке нового уголовного законодательства, прежде тормозившаяся. В Конституцию СССР вносятся демократические изменения, в частности восстановлено положение о компетенции союзных и республиканских органов в части уголовного законодательства. Союз ССР принимает Основы уголовного законодательства, законы о государственных и воинских преступлениях, республики издают УК.

В 1958 г. принимаются Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Они ознаменовали собой крупный шаг по пути укрепления законности. Закрепляя и развивая лучшие традиции российского уголовного законодательства, Основы внесли в Общую часть уголовного права много принципиальных изменений в духе упрочения законности, углубления демократизма, расширения гуманизма и справедливости.

Упрочение законности выразилось, прежде всего, в четкой конструкции нормы об основаниях уголовной ответственности. Статья 3 Основ устанавливала: «Уголовной ответственности и наказанию подлежат только лица, виновные в совершении преступления, т. е. умышленно или по неосторожности совершившие предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние». В соответствии с данной нормой принципиальная новелла вошла в понятие преступления. Социальная характеристика преступлений как общественно опасных деяний нако нец дополнилась правовой – предусмотренностью деяний уголовным законом. Навсегда ушла в небытие норма об аналогии, противоречащая общепринятому принципу законности: «нет преступления, нет наказания без указания о том в законе».

Юридически более совершенными стали формулировки норм о соучастии, формах вины, невменяемости, необходимой обороне, крайней необходимости. Заранее не обещанные укрывательство и недонесение вынесены за рамки соучастия. Основы восстановили в полных правах термин «наказание», четко определили систему и цели наказания. Введен в Основы и подробно регламентирован важный для прав граждан институт снятия и погашения судимости.

Принцип демократизма нашел реализацию в нормах об исполнении наказаний, например исправительных работ, а также в институтах условного осуждения и условно-досрочного освобождения от дальнейшего отбытия наказания: коллективы трудящихся имели право участвовать в их применении.

Принципы гуманизма и справедливости воплотились в системе наказаний, традиционно содержащей много видов наказаний, не связанных с лишением свободы. Максимальный срок лишения свободы понижался с 25 до 10 лет. Лишь за тяжкие преступления и особо опасным рецидивистам суд мог назначать лишение свободы до 15 лет. Смертная казнь определялась как исключительная и временная (вплоть до ее отмены) мера наказания. Она могла назначаться за особо опасные государственные преступления и за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Однако положение ст. 22 о том, что смертная казнь может быть предусмотрена законодательством Союза ССР в отдельных случаях и за некоторые другие особо тяжкие преступления, было явно неудачным. Оно давало легальную возможность расширения сферы применения исключительной меры наказания до обычной. И действительно, сразу же после принятия республиканских УК, с 1962 г. последовала серия уголовных законов об усилении ответственности, например за взяточничество, посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника, за особо крупное хищение государственного и общественного имущества, в которых предусматривалась смертная казнь.

Смертная казнь, ссылка, высылка не применялись к несовершеннолетним и беременным женщинам, совершившим преступления. Ссылка и высылка также не применялись к совершившим преступление женщинам, на иждивении которых находились дети в возрасте до восьми лет.

Из системы наказаний были исключены лишение прав в виде изгнания из пределов СССР, объявление врагом народа, поражение прав.

Основы уголовного законодательства 1958 г. значительно сократили применение такой тяжкой меры наказания, как конфискация имущества, которой в годы сталинского беззакония весьма злоупотребляли и законодатель, и суды, и местные органы власти и управления. «Конфискация имущества, – гласила ст. 30, – может быть назначена только за государственные и тяжкие корыстные преступления в случаях, указанных в законе». В духе справедливости и гуманности конструируются нормы о давности. Давностные сроки, по истечении которых совершившие преступления лица не привлекаются к ответственности, а обвинительный приговор не приводится в исполнение, значительно сокращались.

§ 8. Уголовное законодательство периода замедления развития либерализации общественных отношений (1965–1985 гг.)

После вступления Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик в силу началась реформа республиканских УК 1959–1961 гг. В своих Общих частях они во многом воспроизводят Основы, однако в ряде случаев детализируют и развивают их. При этом степень конкретизации оказывалась различной. Наиболее высокой она была в УК Грузии и УК Эстонии. Сказалось влияние научных школ и правовых традиций.

УК РСФСР, как и другие республиканские УК, в развитие принципа демократизма и гуманизма предусмотрел нормы об освобождении от уголовной ответственности лиц, совершивших малозначительные преступления или преступления, не представляющие большой общественной опасности, с передачей их в товарищеские суды или на поруки в трудовые коллективы. Например, кража мешка зерна в совхозе могла влечь освобождение от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд.

Наиболее серьезными изменениями Основ в конце 60-х и начале 70-х годов явились нормы об особо опасном рецидивисте (ст. 24¹ Основ) и о тяжких преступлениях (ст. 7¹). Криминальный рецидивизм давно был реальностью, стал расти, а норма о рецидивистах в законодательстве отсутствовала.

Классификация преступлений, потребность в которой существовала давно и постоянно, началась только с введением ст. 7¹ «Понятие тяжкого преступления». Но институт категоризации (классификации) преступлений по характеру и степени их общественной опасности не получил тогда полного завершения. Он сформулирован только в 1996 г. Наиболее серьезные нововведения в Основы последовали в связи с обсуждением и принятием Конституции СССР 1977 г. Так, 8 февраля 1977 г. Основы уголовного законодательства пополнились новыми гуманными институтами: условным осуждением с обязательным привлечением к труду (ст. 44¹), отсрочкой исполнения приговора (ст. 39¹), условным освобождением из мест лишения свободы с обязательным привлечением к труду (ст. 44¹). Условное осуждение с обязательным привлечением к труду распространялось на трудоспособных лиц, которые совершили преступление впервые и за которое судом назначено наказание не более 3 лет лишения свободы (за неосторожные преступления – до 5 лет). Осужденные содержались в условиях, близких к свободным, работали в трудовых коллективах на общих основаниях, жили в общежитиях с несколько более строгим против обычных общежитий режимом.

Таким же не известным прежнему законодательству стал гуманный институт отсрочки исполнения приговора. Она применялась к впервые осужденным к лишению свободы на срок не более 3 лет. С учетом характера и степени общественной опасности содеянного, личности виновного, других обстоятельств дела, а также возможности исправления лица без изоляции от общества суд был вправе отсрочить исполнение приговора на срок от 1 года до 2 лет. При этом суд мог обязать осужденного к определенному поведению, рассчитанному на его привлечение к труду и учебе, устранить причиненный вред и др. Вначале этот институт применялся только к несовершеннолетним. Вскоре, показав себя на практике эффективным, он стал применяться к одной трети несовершеннолетних и давал низкий уровень рецидива. Позже законодатель распространил отсрочку исполнения приговора и на взрослых лиц, впервые осужденных к лишению свободы на срок до 3 лет.

Аналогичную гуманистическую направленность имела норма об условном освобождении из мест лишения свободы с обязательным привлечением к труду. На основании ст. 41¹ Основ к совершеннолетним трудоспособным лицам, отбывающим наказание в местах лишения свободы, за исключением отбывающих наказание в колониях-поселениях, если дальнейшее исправление таких лиц возможно без изоляции от общества, но в условиях осуществления над ними надзора, суд мог применить такое условное освобождение. Освобожденный поселялся в местах, определяемых органами, ведающими исполнением приговоров.

Отдавая должное несомненной прогрессивности многих гуманных уголовно-правовых институтов этого периода, следует вместе с тем отметить, что серьезно повлиять на преступность того времени они уже не могли. С конца 60-х – начала 70-х годов начали проявляться застойные явления в экономической и политической жизни страны. Преступность все более профессионализировалась.

Организованная преступность все теснее сращивалась с коррумпированными элементами, нередко самых высоких уровней партийной и государственной власти. Убедительное свидетельство тому представляли судебные процессы по «рыбному» и «торговым» делам в РСФСР, «хлопковым» делам в Узбекистане и Азербайджане.

С принятием третьей Конституции СССР 1977 г. в Основы вносятся изменения и дополнения, главным образом связанные со ст. 160 Основного Закона. Текст этой статьи вошел полностью в ч. 2 ст. 3 Основ уголовного законодательства: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе, как по приговору суда и в соответствии с законом».

Поскольку окончательно виновность в преступлении определяет суд (органы следствия, как им и положено, делают это в предварительном порядке), в 1981 г. вносятся изменения в ст. 43 Основ «Освобождение от уголовной ответственности и наказания». Расширяется система освобождения от уголовной ответственности: 1) освобождение в результате утраты лицом или деянием общественной опасности; 2) освобождение с привлечением лица к административной ответственности; 3) освобождение с передачей дела в товарищеский суд; 4) освобождение несовершеннолетнего с передачей дела в комиссию по делам несовершеннолетних; 5) освобождение лица с передачей его на поруки трудовому коллективу. Основания освобождения: совершение преступления, не представляющего большой общественной опасности, с санкцией до одного года (при передаче в товарищеский суд, замене наказания административными санкциями, при общественном поручительстве).

Замена понятия «преступление, не представляющее большой общественной опасности» на «деяние, содержащее признаки преступления, не представляющего большой общественной опасности» в 1981 г. была явно неудачной. Создавая иллюзию приведения Основ в соответствие со ст. 160 Конституции СССР, новелла вносила неопределенность в центральный уголовно-правовой институт – понятие преступления. Сразу возник принципиальный вопрос: деяние, содержащее признаки преступления, не представляющего большой общественной опасности, – это преступление или непреступное правонарушение? В юридической литературе начались споры и дискуссии из-за неверной законодательной формулировки. Хотя и не без труда, удалось отстоять признание указанных деяний преступлениями. К счастью, на практику научная дискуссия отрицательно повлиять не успела[165].

§ 9. Уголовное законодательство периодов перестройки (1985–1990 гг.) и новейшее законодательство (1991–2006 гг.)

Начавшаяся в 1985 г. глубокая экономическая, государственная и правовая перестройка советского общества, провозглашение Конституцией России решимости создать демократическое правовое государство поставили на повестку дня вопрос о принятии новых Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик, а также новых республиканских УК. Новое мышление с приоритетом общечеловеческих ценностей над государственно-национальными и узкоклассовыми означало для уголовного права уточнение его социального содержания, а также правильного соотношения уголовного отечественного и международного права.

По инициативе ученых уже в начале 80-х годов разрабатывается теоретическая модель Уголовного кодекса (Общая часть)[166]. Многократно обсужденная в научных и вузовских кругах и видоизмененная, она после принятия в начале 1987 г. решения о разработке проекта новых Основ стала альтернативным документом действующим Основам уголовного законодательства 1958 г. Ее влияние на официальные проекты Основ и УК весьма велико. В декабре 1988 г. официальный текст проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик был опубликован в «Известиях» для всенародного обсуждения. В течение двух лет с учетом поступивших замечаний и предложений проект дорабатывался в Верховном Совете СССР, его рабочих группах. Замечания на проект поступили, в частности, и от совещания заведующих кафедрами уголовного права юридических вузов страны[167]. Половина предложе ний была воспринята в дальнейшей работе над проектом Основ. Основы уголовного законодательства в 1991 г. были приняты Верховным Советом СССР в первом чтении.

С начала перестройки активизировалась работа по реабилитации необоснованно осужденных лиц в период 30–40-х и 50-х годов XX в. в связи с публикацией в условиях гласности новых документов о репрессиях. Созданная в это же время Комиссия по реабилитации необоснованно осужденных граждан собирает и публикует в «Известиях ЦК КПСС» факты и статистику нарушений законности. Верховный Суд СССР продолжает работу по пересмотру уголовных дел[168].

Направленность изменений уголовного законодательства 1986–1990 гг. определялась, прежде всего, безотлагательностью борьбы с преступностью, которая все больше ужесточалась, вооружалась, обретала националистическую окраску. Используя серьезные просчеты в кооперативной системе, активизировалась теневая экономика и организованная преступность. Каждый третий рубль функционировал в теневой экономике. II съезд народных депутатов СССР принимает постановление об усилении борьбы с преступностью, в первую очередь с ее организованными формами. В постановлении ставится задача обновления уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства.

Крайне острая, беспрецедентная в истории советского уголовного права ситуация сложилась во взаимоотношении общесоюзного и республиканского уголовного законодательства.

Вопреки установлению ст. 74 Конституции СССР о том, что при коллизиях общесоюзного и республиканского законодательства применяется общесоюзный закон, республики в своих декларациях о независимости ввели принцип приоритетности республиканского законодательства. Общесоюзные законы на территории республик могли действовать лишь после их ратификации республиканскими парламентами. В результате ряд республик приняли уголовные законы, противоречащие общесоюзным.

Принципы законности получили реализацию в решениях I съезда народных депутатов СССР об уголовной ответственности за государственные преступления. Съезд отменил печально известную ст. 7 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления (ст. 70 УК РСФСР), которая в годы сталинизма и в застойные 70-е служила легальной основой для преследования инакомыслия. Съезд отменил также ст. 11¹ того же Закона об уголовной ответственности за публичные призывы к свержению или изменению советского государственного и общественного строя. Была принята ст. 7 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления в новой редакции: наказуем публичный призыв лишь к насильственному свержению или изменению советского государственного или общественного строя.

Признаны незаконными, противоречащими основным гражданским и социально-экономическим правам человека репрессии, проводившиеся в отношении крестьян в период коллективизации, а также в отношении всех других граждан по политическим, социальным, национальным, религиозным и другим мотивам в 20–50-е годы. Аналогичные постановления приняты Верховным Советом РСФСР.

Для повышения результативности уголовно-правовых средств в борьбе с организованной преступностью новые общесоюзные и республиканские законы 1987–1991 гг. признали в качестве квалифицирующего признака составов государственных преступлений, вымогательства, спекуляции «организованную группу». Тем самым законодательством конструируется новая форма соучастия. Преследование за инакомыслие в период авторитарно-бюрократической системы прошлого решительно осуждается в 1990 г. в Указе Президента СССР «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20–50-х годов». Отменены незаконные акты против народов, подвергшихся переселению из родных мест; признаны незаконными решения внесудебных органов ОГПУ – НКВД – МГБ в 30–50-х годах по политическим делам. Приняты и другие акты по восстановлению в правах жертв произвола.

2 июля 1991 г. Верховный Совет СССР принял Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик во втором чтении. В постановлении «О введении в действие Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик» вступление в силу Основ предусматривалось с 1 июля 1992 г. Статья же о смертной казни, которая существенно сужала объем этой исключительной меры наказания, вступала в действие с момента опубликования Основ. Президенту СССР было поручено в шестимесячный срок внести в Верховный Совет СССР предложения о порядке реализации положения Основ, не предусмотренных действующим уголовным законодательством, в том числе предложения о порядке приведения мер наказания, определенных лицам, осужденным до 1 июля 1992 г., в соответствие с положениями Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик.

Этим же постановлением предписано Генеральному прокурору СССР и Верховному Суду СССР совместно с Министерством юстиции СССР и Министерством внутренних дел СССР до 1 марта 1992 г. разработать проект Федерального Уголовного кодекса Союза ССР и внести его на рассмотрение Верховного Совета СССР. Годичный срок для вступления в силу Основ был рассчитан на то, что за это время Верховный Совет СССР сумеет принять два других взаимосвязанных с Основами уголовного законодательства акта – Основы уголовно-процессуального законодательства Союза ССР и республик и Основы уголовно-исполнительного законодательства Союза ССР и республик. Столь же пространный срок вступления в силу Основ был необходим и для разработки республиканских уголовных кодексов.

При первом чтении в апреле 1991 г. и особенно при втором чтении 1–2 июля того же года в Верховном Совете СССР наибольшие прения развернулись по нормам о необходимой обороне, смертной казни, назначении наказания по совокупности преступлений, порядке освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям и о новых видах наказания, применяемых к несовершеннолетним нарушителям, – привлечении их к общественно полезным работам и ограничении свободы досуга. В результате эмоционального обмена мнениями в ст. 40 были внесены два новых преступления, за которые допускалась смертная казнь, – изнасилование несовершеннолетней при отягчающих обстоятельствах и похищение ребенка, повлекшее особо тяжкие последствия.

По ст. 44 проекта Основ дебаты касались двух вопросов: надо ли оставлять принцип поглощения наказания либо лишь сложения, а также не целесообразно ли воспринять опыт англо-американского законодательства и не ограничивать сложение наказаний вплоть до 99 или 200 лет. Дискуссия неожиданно приобрела столь острый характер, что Председатель Верховного Совета СССР вынужден был напомнить депутатам, что они уже проголосовали за принятие Основ в целом и, следовательно, за их концепцию. Выход же за пределы лишения свободы, определенный в Основах в 10 и 15 лет, носит концептуальный характер. Поэтому, если депутаты будут настаивать на предложении об изменении сроков лишения свободы, это нарушит всю систему Основ и проект надо будет возвращать подготовительной комиссии для коренной переработки. Большинством голосов ст. 44 проекта Основ была оставлена без изменений.

Принципиальный характер носило обсуждение норм о порядке освобождения от уголовной ответственности: судом или органами предварительного следствия. В представленном на второе чтение варианте проекта Основ была восстановлена гл. VIII «Особенности уголовной ответственности несовершеннолетних». Горячие споры разгорелись вокруг ст. 61 проекта Основ, которая в виде мер наказания предусматривала две новые, ранее советскому уголовному праву не известные: «привлечение к общественно полезным работам» и «ограничение свободы досуга», которые назначаются судом вместо наказания, не связанного с лишением свободы, предусмотренного законом за совершение несовершеннолетним преступления. Возражения против названных мер не лишены оснований. Данные меры наказания, по существу, без карательных признаков, и правильнее было бы относить их к принудительным мерам воспитательного характера. В результате голосования большинством голосов обе меры были в Основах сохранены.

Принятые 2 июня 1991 г. Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик вследствие распада СССР и образования Содружества Независимых Государств (СНГ) в силу 1 июня 1992 г. не вступили. Достойно сожаления, что Верховный Совет РСФСР не поступил с ними так, как с Основами гражданского законодательства Союза ССР и республик. В июле 1992 г. было постановлено, что впредь до принятия нового Гражданского кодекса РФ названные основы применяются на территории России в части, не противоречащей Конституции и законодательным актам РФ после 12 июля 1990 г.

В независимых государствах началась работа по подготовке уголовных кодексов. Однако им не суждено было стать действующими кодексами.

С начала 90-х годов стал осуществляться переход к рыночным отношениям в экономике, к многопартийности – в политике, к мировоззренческому плюрализму – в идеологии. Преступность стала беспрецедентно насильственной, организованной, профессиональной и корыстной. В 1992 г. она перешагнула 2,5-миллионную границу зарегистрированных преступлений. По экспертным оценкам, в действительности органы внутренних дел ежегодно регистрировали 10–12 млн преступлений. С учетом же латентности преступности эта цифра должна быть по меньшей мере удвоена.

Переход к рыночным отношениям привел к небывалому росту преступности, в первую очередь экономической (70 % по удельному весу ко всей преступности). Как отмечалось на VII Съезде народных депутатов РСФСР (декабрь 1992 г.), фактически создавалась криминальная модель рынка. Съезд принял постановление «О состоянии законности, борьбы с преступностью и коррупцией». В нем признано целесообразным рассматривать обеспечение законности как приоритетную общегосударственную задачу, от решения которой зависит стабилизация социально-политической обстановки в стране и судьба экономических реформ.

В таких условиях началась работа по созданию нового уголовного законодательства России. Проект УК РФ, опубликованный 19 октября 1992 г., подвергся обсуждению в 35 Верховных, краевых и областных судах, в 7 школах МВД, 5 государственных университетах, в 7 научно-исследовательских институтах, на 3 научно-практических конференциях, отрецензирован в Гарвардской школе права (США)[169].

19 октября 1992 г. Президент РФ внес проект УК в Верховный Совет. В президентском представлении отмечались актуальность нового Кодекса, недопустимость дальнейшего бессистемного изменения и дополнения действующего УК 1960 г., принятого в иных политических и социально-экономических условиях, подчеркивалось, что проект уже оказал благотворное влияние на совершенствование УК.

Проект УК исходил из следующих концептуальных положений: 1) оптимального обновления УК, интенсификации уголовно-правовых мер борьбы с преступностью; 2) всеобъемлющей реализации принципов законности, справедливости, равенства (вины), гуманизма; 3) приоритетности охраны жизни и здоровья гражданина; 4) верховенства международного уголовного права над внутринациональным; 5) неуклонного следования двум генеральным направлениям уголовно-правовой политики: суровой ответственности за тяжкие преступления и криминальный рецидивизм, с одной стороны, декриминализации преступлений и либерализации наказания в отношении преступлений небольшой тяжести и случайных правонарушителей – с другой; 6) всемерного повышения профилактических возможностей уголовного закона.

Проект УК 1992 г. так и не попал в Верховный Совет. О нем знал только один комитет – Комитет по законодательству и судебно-правовой реформе под председательством Митюкова. На его заседании в ноябре в невероятной спешке, без приглашения разработчиков состоялось обсуждение проекта. «Независимые эксперты» в лице профессоров, входивших в группу разработчиков альтернативного проекта при этом Комитете и Государственно-правовом управлении (ГПУ) Администрации Президента, не допустили его в Верховный Совет. Воистину странная процедура законопроектной работы – Президент государства официально представляет в Верховный Совет проект Уголовного кодекса, а управление его Администрации блокирует этот процесс и не допускает до рассмотрения в Верховном Совете[170]. Как тут не вспомнить добрым словом профессиональную, ответственную и демократическую процедуру принятия УК РСФСР 1922 г.!

Не прошло и двух лет, как альтернативный проект УК был составлен. Причем сначала отдельно Общая часть, несколько позже – Особенная. Без публикации, келейно, в узком кругу ученых и представителей практических органов оба проекта были обсуждены. Проект Общей части подвергся самой резкой критике за «новации», носившие принципиальный характер[171]. Особенная часть проекта в основном совпала с предыдущим проектом УК (разработчиком самой сложной главы – об экономических преступлениях был один и тот же автор – проф. Б. В. Волженкин).

Жертвами идеи «устранения идеологических штампов» и «десоветизации», согласно пояснительной записке к проекту, пали, ни много ни мало, предмет уголовного законодательства, понятие преступления, определение вины и ее форм (появилась пятая форма вины), вменяемости, понятие наказания и его целей, система наказаний, ее сужение и ужесточение. Признано: а) раздвоение уголовного законодательства на кодифицированное и некодифицированное; б) отказ от общественной опасности как стержневого свойства преступления, вины, вменяемости, конкретных преступлений и индивидуализации наказания, а также освобождения от него и размежевания преступлений и правонарушений; в) снижение возраста начала уголовной ответственности; г) введение кары как цели наказания; д) отказ от общей превенции как цели наказания; з) сужение системы наказания фактически до трех основных видов – штрафа, лишения свободы и смертной казни (даже конфискацию имущества в виде варианта предлагалось исключить на радость криминальным рыночникам); е) введение уголовной ответственности юридических лиц; ж) отказ от институтов особо опасного рецидивиста и судимости.

Глубокий раскол в группе разработчиков альтернативного проекта УК привел к появлению еще одного проекта Общей части – «Уголовное уложение России. Общая часть»[172].

Принятая в декабре 1993 г. Конституция РФ оказала, как и положено, фундаментальное влияние на последующую законопроектную работу над проектами УК. Целый ряд общеправовых принципов и установлений, прежде всего в связи с правами и свободами человека и гражданина, имели самое непосредственное отношение к УК. Таковы конституционные нормы о приоритете международного права над внутригосударственным, об ограничении смертной казни только посягательствами на жизнь человека, о равенстве всех перед законом, об одинаковой охране собственности, независимо от ее форм, о запрете двойной ответственности за одно и то же правонарушение, об обратной силе закона, о недопустимости дискриминации личности по признакам пола, образования, национальности, социального положения и др.

В октябре 1994 г. в Государственную Думу вносятся два проекта УК РФ. Один – Президентом, другой – депутатами В. И. Илюхиным и В. Д. Филимоновым, который базировался на первом президентском проекте 1992 г. Парламент образует согласительную комиссию для объединения двух проектов в один. В нее вошли депутаты В. В. Похмелкин и В. Д. Филимонов, академик В. Н. Кудрявцев, профессора И. М. Гальперин, С. Г. Келина и Н. Ф. Кузнецова. После принятия парламентом согласованного проекта УК в первом чтении поступило более 2 тыс. замечаний от депутатов, которые комиссия должна была учесть и письменно аргументировать принятие замечания либо отказ в нем. 19 июня 1995 г. проект УК принимается Госдумой в третьем чтении. 24 ноября того же года Госдума в четвертый раз принимает проект, преодолев тем самым неодобрение его Комитетом по конституционному законодательству и судебной реформе Совета Федерации. Однако радость по этому поводу депутатов и разработчиков оказалась преждевременной: в декабре Президент наложил на проект вето. Основание: «существенным недостатком является предусмотренный в Федеральном законе срок – 1 марта. Если к это му сроку не будут внесены все необходимые изменения в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, то с 1 марта 1996 г. станет вообще невозможным привлечение к уголовной ответственности преступников без нарушения Конституции Российской Федерации»[173]. Насколько обоснованными были такой довод и прогноз, можно судить по тому, что несколько лет УК 1996 г. действовал при старом УПК РСФСР 1960 г. Серьезных конституционных нарушений при этом не происходило.

Снова создается согласительная комиссия. Ее деятельность сводилась главным образом к повышению санкций. Действительно, в проекте УК с санкциями за преступления дело обстояло не лучшим образом.

Отсутствовала системность, неоправданно низкими оказались санкции за экономические преступления. Получилось так потому, что систематизацию санкций первая согласительная комиссия поручила проф. И. М. Гальперину. Однако его болезнь и последующая кончина поставили нас перед фактом недоработки санкций.

Уместно заметить, что иной подход к разработке санкций проявили разработчики проекта УК 1992 г. Впервые в законопроектной практике была применена оригинальная методика унификации и оптимизации санкций, прошедшая экспертизу во Франции. Она отрабатывалась группой программистов под руководством проф. С. В. Бородина. Ее применение позволило устранить умозрительность конструирования санкций и четко их систематизировать в проекте 1992 года[174].

Новый УК вступил в законную силу 1 января 1997 г., т. е. четыре года спустя после внесения проекта 19 октября 1992 г. в парламент. За этот срок преступность поднялась до 3-миллионного уровня, убийства – до 30 тыс. в год, слившиеся организованная, экономическая преступность и коррупция образовали мощных «три кита» криминализированного российского рынка. Четыре года сознательного торможения принятия нового УК, когда старый стал непригоден для борьбы, прежде всего, как раз с экономической преступностью, были на руку исключительно преступности и правонарушителям. Невольно напрашивается историческая аналогия с началом 20-х годов XX в. В России гражданская война, иностранная интервенция, голод, а правительство торопит и торопит с принятием кодексов, прежде всего уголовного и гражданского. УК был принят за несколько месяцев после поступления его в Совнарком РСФСР. И как! Обстоятельно, ответственно, демократично, постатейно.

Процесс совершенствования УК РФ будет продолжаться, ибо практика уже сейчас столкнулась с проблемами его применения. Меняющаяся преступность обязывает оперативно реагировать на нее уголовно-правовыми средствами, о чем уже говорилось в предыдущих главах. Процесс развития уголовного законодательства непрерывен и непреходящ.

В 2006 г. исполняется десятилетие со дня принятия УК РФ. Этот период можно разделить на две части. Итоги первого пятилетия закреплены в постановлении Совета Федерации РФ от 23 апреля 2002 г., принятого по результатам парламентских слушаний на тему «Уголовный кодекс Российской Федерации – пять лет спустя: проблемы и перспективы совершенствования». В нем сказано: «Принятый в сложных, нестабильных социально-экономических и политических условиях Кодекс в целом адекватно отражает потребности уголовно-правового регулирования качественно новых общественных отношений в Российской Федерации и соответствует мировым стандартам».

В рекомендациях Совета Федерации назывались три главных направления совершенствования уголовного законодательства. Первое: ускорить работу над проектом ФЗ «О порядке принятия федеральных конституционных и федеральных законов». Рекомендация не выполнена. Четвертый созыв Госдума РФ остается без своего «закона о законах». В нем как минимум должны регламентироваться: порядок законопроектирования, обязательная экспертиза проектов специалистами, механизм ратификации международных конвенций, имплементации их во внутреннее законодательство, авторство законодательных инициатив. Нерешенность данных вопросов крайне отрицательно сказывается и на уголовном законодательстве, его системности, стабильности, не исключает принятия конъюнктурных популистских законов. Между тем именно Уголовному кодексу надлежит быть максимально продуманным законодательным атом. Цена законодательной ошибки весьма велика – жизнь, здоровье, свобода, имущественные интересы миллионов людей, как совершивших преступления, так и потерпевших от них.

Вторая рекомендация – обеспечить первоочередную ратификацию международных договоров о борьбе с преступностью, прежде всего с терроризмом, коррупцией, транснациональной организованной преступностью.

Рекомендация выполнена частично. Это объясняется отсутствием законодательного регулирования порядка имплементации международных актов во внутригосударственное законодательство. С 2000 г. Россия приняла и в двух случаях ратифицировала Конвенции ООН и Совета Европы о борьбе с терроризмом, против транснациональной организованной преступности, против коррупции. Сложилась по существу антиконституционная практика, когда конвенции ратифицируются, а в уголовное законодательство они не имплементируются. Более того, ратифицированные нормы не только не включаются в УК, а, напротив, иногда исчезают из Кодекса. Это относится, например, к такому виду наказания, как конфискация имущества.

Третья рекомендация Совета Федерации: создать постоянно действующие экспертно-консультативные советы из ведущих специалистов в области уголовного права и иных юристов с целью осуществления экспертизы вносимых в Парламент законопроектов. Рекомендация не выполнена.

Между тем при Комитете по законодательству Госдумы РФ успешно функционировала экспертная группа из представителей академической и вузовской науки, Верховного Суда, Генеральной прокуратуры, МВД и других правоохранительных структур. С приходом к руководству комитета по уголовному, гражданскому и процессуальному законодательству депутатов из Союза правых сил П. Крашенинникова (председатель), Е. Мизулиной и А. Баранникова (заместители) эта группа была распущена. Вместе с тем экспертная группа в первые годы действия УК забраковала 90 % уголовных законопроектов, освободив Госдуму от их рассмотрения. Подсчитано, что издержки для бюджета и налогоплательщиков, связанные с неэффективной законотворческой деятельностью, составляют около 3 млрд рублей в год[175].

Второе пятилетие УК ознаменовалось серьезными и в основном негативными его изменениями в связи с принятием Федерального закона от 8 декабря 2003 г. Изменениям подверглись 266 из 372 статей Кодекса. Наряду с ростом положительных новаций, таких, например, как дифференциация наказания в виде лишения свободы для двух возрастных групп несовершеннолетних, формализация экономического ущерба в рублях по ряду составов преступлений и некоторых других, в вышеупомянутом Законе были допущены серьезные ошибки. Прежде всего это декриминализация неосторожного причинения вреда здоровью средней тяжести (утрата трудоспособности до 30–50 %, потеря слуха, перелом трех ребер и т. д.), перевод насильственного хулиганства в разряд дел частного обвинения, либерализация ответственности за рецидив, исключение из системы наказаний конфискации имущества[176].

Без малого три года депутаты, прежде всего Комитета Госдумы по безопасности, предпринимали пока безуспешные усилия для восстановления в УК конфискации имущества. Социальная непривлекательность лоббирования «антиконфискационной блокады» очевидна.

Также очевидна антиконституционность декриминализации и смягчения ответственности насильственных преступлений. Конституция относит здоровье человека к ценностям, которые неотъемлемы и даны ему от рождения. Второпях разработчики проекта закона (второе и третье чтение за неделю и за месяц до завершения срока работы Госдумы третьего созыва) забыли перенести неосторожное причинение вреда здоровью в Кодекс об административных правонарушениях РФ. Три года существует беспрецедентно парадоксальное положение: неосторожное причинение легкого вреда здоровью – административное правонарушение, неосторожное причинение вреда здоровью средней тяжести – аморальный поступок!

В целом итоги десятилетия действия УК РФ дают основание выделить основные направления его дальнейшего совершенствования. Во-первых, восстановление уголовно-правовой охраны здоровья человека, а также наказания в виде конфискации имущества. Во-вторых, реализацию предписания Конституции о верховенстве международного уголовного права над внутригосударственным и вытекающую из этого обязательную имплементацию ратифицированных и вступивших в силу международных актов. В-третьих, последовательное претворение принципов дифференциации уголовной ответственности при криминализации и пенализации деяний.

Итак, вековая история российского уголовного законодательства уникальна, не имеет аналогов в мировой законодательной практике. Шесть уголовных кодексов сменили друг друга: Уголовное уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., Уголовное уложение 1903 г., УК РСФСР 1922, 1926, 1960 гг., не считая союзного законодательства 1924, 1958 и 1991 гг. Наконец, УК РФ 1996 г. Столь беспрецедентное множество уголовно-правовых актов объясняется коренными сменами политических, экономических, социальных, идеологических формаций. Монархию сменяет буржуазно-демократическая республика, а ее – республика Советов. Семидесятилетний период советской власти, в свою очередь, прошел этапы перехода от капитализма к социализму, тоталитарного режима, строительства социализма, перестройки, наконец, реставрации капитализма. В каждом из этих этапов и периодов уголовное законодательство адекватно ситуации существенно изменялось, охраняя господствующий режим.

Однако, несмотря на столь крутые повороты в уголовно-правовой политике, доминирующей тенденцией являлась все более полная реализация принципов законности, гуманизма и справедливости. Особенно ярко они проявились в Общей части УК РСФСР 1922 г., в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., в Основах уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г., а также в УК РФ 1996 г. Закономерен вопрос: почему при столь совершенном УК 1996 г. столь тяжелое положение сложилось с применением его норм в реальной действительности, с реализацией принципа неотвратимости ответственности за каждое совершенное преступление? Потому что новый УК опоздал минимум на десять лет, что дало возможность пышным цветом расцвести организованной и экономической преступности. Потому также, что закон может повлиять на преступность, если он применяется. Еще Петр I говорил: «Всуе законы писать, коли их не исполнять». На заседании Верховного Совета РСФСР, незадолго до его разгона, А. И. Гуров, тогдашний депутат и первый серьезный разработчик проблем организованной преступности, заявил, что органы МВД регистрируют около 3 млн преступлений официально, неофициально – 10–12 млн, в действительности же эту цифру следует удвоить. Все это, понятно, делает весьма проблематичным построение в обозримом будущем провозглашенного Конституцией правового государства. И все-таки, как представляется, криминализация власти, общества и экономика в России к середине XXI в. остановится, а затем действительно начнется строительство правового государства.