Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 ~ октябрь 1910. 1909 г. (В. И. Ленин (Ульянов))

«Извещение» и резолюции напечатаны 3 (16) июля 1909 г. в Приложении к № 46 газеты «Пролетарий»; речи, выступления, проекты резолюций, дополнения и предложения впервые напечатаны в 1934 г. в книге «Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария»

Печатается по тексту Приложения; часть документов— по тексту книги, сверенному с протокольной записью, и по рукописям

1. Извещение о совещании расширенной редакции «Пролетария»

Ниже читатели найдут текст резолюций, принятых на последнем совещании расширенной редакции «Пролетария». Состав совещания был следующий: 4 члена редакции «Пролетария», 3 представителя большевиков, работающих в местных организациях, – Петербургской и областной Московской (центральная Россия) и Уральской, – и 5 членов Центрального Комитета – большевики.

Дебаты, развернувшиеся на совещании, имеют, несомненно, крупное общепартийное значение. Они придали большую определенность и, до известной степени, законченность той политической линии, которую систематически проводит за последнее время руководящий орган большевистской фракции и которая среди известной части товарищей, считающих себя большевиками, вызывает за последнее время не мало нападок. Необходимое объяснение произошло на совещании, на котором оппозиция была представлена двумя товарищами.

Ввиду всего этого, редакция «Пролетария» приложит все усилия, чтобы изготовить и издать возможно более полные протоколы совещания. В настоящем же извещении мы хотим коснуться лишь тех пунктов, которые при известном толковании могут вызвать – и вызывают уже среди заграничных товарищей – недоразумения. Пространные и достаточно определенные резолюции совещания говорят, в сущности, сами за себя; протоколы совещания дадут достаточно материала для исчерпывающего понимания резолюций в целом. Задача настоящего извещения – дать указания, касающиеся главным образом внутрифракционного значения принятых постановлений и резолюций.

Начнем с резолюции «Об отзовизме и ультиматизме».

Что касается части резолюции, направленной непосредственно против отзовизма, то она, по существу, не встретила крупных возражений со стороны представителей оппозиции на совещании. Оба представителя последней признавали, что отзовизм, поскольку он складывается в определенное течение, все больше отходит от социал-демократии, что некоторые представители отзовизма, в частности его признанный вождь, товарищ Ст., успели приобрести даже «некоторый налет анархизма». Борьба упорная и систематическая с отзовизмом, как течением, единогласно признавалась на совещании необходимой. Иное дело ультиматизм.

Оба представителя оппозиции на совещании называли себя ультиматистами. И оба они, в письменном заявлении, поданном при голосовании резолюции, заявляли, что они – ультиматисты, что резолюция предлагает отмежевываться от ультиматизма, что для них это означало бы отмежеваться от самих себя, под чем они подписаться не могут. Впоследствии, когда еще некоторые резолюции были приняты против голосов оппозиции, два представителя последней письменно заявили, что они считают резолюции совещания незаконными, что, принимая их, совещание провозглашает раскол фракции, что подчиняться им и проводить их в жизнь они не будут. На этом инциденте мы остановимся в дальнейшем изложении подробнее, потому что он формально завершил собой откол одного из представителей оппозиции, т. Максимова, от расширенной редакции «Пролетария». Здесь же мы хотим подойти к нему с другой стороны.

При оценке ультиматизма, как, впрочем, и при оценке того последовательного ультиматизма, имя которому – отзовизм, приходится, к сожалению, иметь дело не столько с писанием, сколько с преданием. Ни ультиматизм, ни отзовизм не получили до сих пор своего выражения в сколько-нибудь цельной «платформе». И приходится брать ультиматизм в его единственно-конкретном выражении – в требовании предъявить думской социал-демократической фракции ультиматум быть строго партийной и подчиняться всем директивам партийных центров или отказаться от депутатских полномочий. Но утверждать, что такая характеристика ультиматизма вполне верна и точна, как оказывается, нельзя. И вот почему. Тов. Марат, один из двух ультиматистов, принимавших участие в совещании, заявил, что эта характеристика к нему не подходит. Он, т. Марат, признает, что деятельность социал-демократической думской фракции за последнее время значительно улучшается и что он и не думает предъявлять ей ультиматум теперь же, немедленно. Он только находит, что партия должна давить на думскую фракцию всеми средствами, вплоть до предъявления ей вышеизложенного ультиматума.

С такими ультиматистами сожительство внутри одной фракции, конечно, возможно. Такой ультиматист должен сводить свой ультиматизм на нет по мере того, как деятельность думской фракции улучшается. Такой ультиматизм не исключает, а, напротив, подразумевает длительную работу партии с думской фракцией и над фракцией, длительную и упорную работу партии в смысле умелого использования думской деятельности для нужд агитации и организации. Раз в деятельности фракции наметилась ясно тенденция к улучшению, то нужно, следовательно, дальше упорно и настойчиво работать в том же направлении. Ультиматизм тем самым потеряет постепенно свой объективный смысл. По отношению к таким ультиматистам-большевикам не может быть речи о расколе. По отношению к ним едва ли уместно и то отмежевание, о котором идет речь в резолюции «Об отзовизме и ультиматизме» и в резолюции «Задачи большевиков в партии». Такой ультиматизм – просто-напросто оттенок в постановке и решении определенного практического вопроса; сколько-нибудь заметного принципиального разногласия здесь нет.

Ультиматизм, от которого резолюция находит необходимым отмежевать большевизм, как идейное течение в партии, – явление иного рода. Этот ультиматизм – а он, несомненно, в наличности имеется – исключает длительную работу партии и ее центров над думской фракцией, исключает длительную, терпеливую работу партии среди рабочих в смысле умелого использования богатого агитационного материала, даваемого III Думой. Этот ультиматизм исключает положительную, творческую работу партии над думской фракцией. Единственное орудие такого ультиматизма – это его ультиматум, который партия должна повесить над головой своей думской фракции, как Дамоклов меч, и который должен заменить собой для РСДРП весь тот опыт действительно революционного использования парламентаризма, который западноевропейская социал-демократия копила ценою упорной, длительной выучки. Отмежевать такой ультиматизм от отзовизма – невозможно. Общим им духом авантюризма они связаны нераздельно. И как от одного, так и от другого одинаково должен отмежеваться большевизм, как революционное течение в российской социал-демократии.

Но что понимаем мы, что понимало совещание под этим «отмежеванием»? Имеются ли хоть какие-нибудь данные утверждать, что совещание провозгласило раскол большевистской фракции, как хотят уверить нас некоторые представители оппозиции? Таких данных нет. Совещание заявило своими резолюциями: в большевистской фракции намечаются течения, которые противоречат большевизму с его определенной тактической физиономией. Большевизм представлен у нас большевистской фракцией партии. Фракция же не есть партия. Партия может заключать целую гамму оттенков, из которых крайние могут даже резко противоречить друг другу. В германской партии, рядом с ярко-революционным крылом Каутского, мы видим архиревизионистское крыло Бернштейна. Не то – фракция. В партии фракция есть группа единомышленников, составившаяся с целью влиять, прежде всего, на партию в определенном направлении, с целью проводить в партии в возможно более чистом виде свои принципы, Для этого необходимо действительное единомыслие. Это различие требований, предъявляемых нами к единству партии и к единству фракции, должен понять всякий, кто хочет уяснить себе истинное положение вопроса о внутренних трениях в большевистской фракции. Совещание не провозглашало раскола фракции. В глубокую ошибку впали бы те местные работники, которые поняли бы резолюции совещания, как призыв изгонять из организаций настроенных отзовистски рабочих или, тем более, колоть немедленно организации там, где имеются отзовистские элементы. Самым решительным образом предостерегаем мы местных работников от подобных шагов. Отзовизма, как оформившегося, самостоятельного течения, среди рабочей массы нет. Попытки отзовистов самоопределиться, договорить до конца фатально приводят к синдикализму, к анархизму. Сколько-нибудь последовательные сторонники последних течений сами себя исключают и из фракции и из партии. Относить сюда те, может быть, и обширные группы рабочих, которые настроены отзовистски, было бы нелепостью. Отзовизм этого рода есть, главным образом, продукт неосведомленности о деятельности думской фракции. Самое подходящее орудие борьбы с таким отзовизмом – это широкое и полное осведомление рабочих о деятельности фракции, с одной стороны, и предоставление рабочим способов общаться с фракцией и воздействовать на нее, – с другой. Для того, чтобы в значительной степени подорвать отзовистское настроение в Петербурге, достаточно было, например, ряда собеседований товарищей думских депутатов с петербургскими рабочими. Все усилия, таким образом, должны быть направлены к тому, чтобы избежать организационного раскола с отзовистами. Сколько-нибудь настойчивая и последовательная идейная борьба с отзовизмом и родственным ему синдикализмом скоро сделает всякие разговоры об организационном расколе совершенно праздными, в худшем случае, приведет к единоличным и групповым отколам отзовистов от большевистской фракции и от партии.

Именно так обстояло дело, в частности, и в совещании расширенной редакции «Пролетария». Ультиматизм т. Максимова оказался совершенно непримиримым с позицией большевизма, еще раз формулированной совещанием. После того, как были приняты основные принципиальные резолюции, он заявил, что считает их незаконными, несмотря на то, что они были приняты десятью голосами против двух, а некоторые – против одного (Максимова) при одном воздержавшемся (например, резолюция «Об отзовизме и ультиматизме» в целом). Тогда совещание вынесло резолюцию, что оно снимает с себя всякую ответственность за все политические шаги т. Максимова. Дело ясно: раз т. Максимов решительно отвергает все принципиальные резолюции, принимаемые столь подавляющим большинством совещания, то он должен понять, что между ним и совещанием нет того единомыслия, которое есть элементарное условие существования фракции внутри партии. Но т. Максимов на этом не остановился: он решительно заявил, что не только не намерен проводить эти резолюции в жизнь, но не будет и подчиняться им. Совещание обязано было снять с себя всякую ответственность за политическую деятельность т. Максимова, но при этом оно заявило (см. заявление СПБ. делегата М. Т. и других), «что речь идет здесь не о расколе фракции, а об отколе т. Максимова от расширенной редакции «Пролетария»»[1].

Мы находим также необходимым привлечь все внимание товарищей к резолюциям совещания: «Задачи большевиков в партии» и «Об отношении к думской деятельности в ряду других отраслей партийной работы». Здесь важно верно понять постановку вопроса о «партийной линии» большевиков и об отношении к легальным возможностям вообще, к думской трибуне в частности.

Очередной нашей задачей является сохранение и укрепление РСДРП. В самом выполнении этой большой задачи есть один крайне важный момент: это борьба с ликвидаторством обоих оттенков – с ликвидаторством справа и с ликвидаторством слева. Ликвидаторы справа говорят, что нелегальной РСДРП не надо, что центром тяжести социал-демократической деятельности должны быть исключительно или почти исключительно легальные возможности. Ликвидаторы слева выворачивают дело наизнанку: легальные возможности для них не существуют в партийной деятельности, нелегальность во что бы то ни стало – для них все. И те и другие – ликвидаторы РСДРП, приблизительно в равной мере, ибо без планомерного, целесообразного сочетания легальной и нелегальной работы при теперешнем, навязанном нам историей, положении никакое «сохранение и укрепление РСДРП» – немыслимо. Ликвидаторство справа свирепствует, как известно, особенно сильно в меньшевистской фракции, а отчасти в Бунде{2}. Но за последнее время среди меньшевиков наблюдается знаменательное явление возврата к партийности, который нельзя не приветствовать: «меньшинство фракции» (меньшевиков){3}, – как гласит резолюция совещания, – «испытав до конца путь ликвидаторства, уже поднимает голос протеста против этого пути и ищет вновь партийной почвы для своей деятельности»[2].

Каковы же задачи большевиков по отношению к этой небольшой пока части меньшевиков, ведущей борьбу против ликвидаторства справа? Большевики должны, несомненно, стремиться к сближению с этой частью партийцев – с частью марксистской и партийной. Речь ни в коем случае не идет здесь о ликвидации наших тактических разногласий с меньшевиками. Против меньшевистских отступлений от линии революционной социал-демократии мы ведем и будем впредь вести самую решительную борьбу. Речь ни в коем случае не идет, само собой разумеется, о каком-либо растворении большевистской фракции в партии. В смысле завоевания партийных позиций большевиками сделано очень много, но много работы в этом направлении еще впереди. Большевистская фракция, как определенное идейное течение в партии, должна существовать по-прежнему. Но надо твердо помнить одно: ответственность «за сохранение и укрепление» РСДРП, о которой говорит резолюция совещания, лежит теперь главным образом, если не исключительно, на большевистской фракции. Всю, или почти всю, наличную партийную работу – особенно на местах – несут на себе теперь большевики. И на них, твердых и последовательных защитниках партийности, лежит теперь задача большой важности – привлекать к делу партийного строительства все пригодные для него элементы. И в настоящий тяжелый момент было бы с нашей стороны поистине преступлением не протянуть руку партийцам из других фракций, выступающим в защиту марксизма и партийности – против ликвидаторства.

Эту позицию признало огромное большинство совещания и в том числе все представители большевиков из местных организаций. Оппозиция колебалась, не решаясь занять определенной позиции ни за, ни против нас. Но, тем не менее, именно за эту линию т. Максимов упрекал совещание в «предательстве большевизма», в переходе на меньшевистскую точку зрения и т. п. Мы на это отвечали одно: скажите это поскорее открыто в печати, перед лицом всей партии и всей большевистской фракции, тогда мы получим возможность еще раз разоблачить истинный смысл вашей «революционности», истинный характер вашей «охраны» большевизма.

Предлагаем товарищам обратить внимание на резолюцию совещания «Об отношении к думской деятельности и т. д.». Мы указали уже выше на тесную связь вопроса о «легальных возможностях» с ликвидаторством различных оттенков. Борьба с ликвидаторством слева так же обязательна теперь, как и с ликвидаторством справа. Парламентский кретинизм, для которого вся партийная организация должна сводиться к группировке рабочих вокруг «легальных возможностей», в частности, вокруг думской деятельности, так же глубоко противен революционной социал-демократии, как и отзовизм с его непониманием значения легальных возможностей для партии, в интересах партии. В резолюциях совещания использование легальных возможностей для партии признано делом огромной важности. Но нигде в этих резолюциях легальные возможности и их использование не рассматриваются, как сама себе довлеющая цель. Везде они поставлены в тесную связь с задачами и способами деятельности нелегальной. И эта связь заслуживает в настоящее время особенного внимания. Некоторые практические указания на этот счет даны в самой резолюции. Но это – лишь указания. Вообще же говоря, речь должна идти сейчас не столько о том, каково именно место «легальных возможностей» в ряду других отраслей партийной работы, а о том, как использовать наличные «легальные возможности» к наибольшей выгоде для партии. В течение долгих лет подпольной работы в партии накопился огромный опыт по части нелегальной работы. Нельзя того же сказать о другой области – об использовании возможностей легальных. Здесь партией, в частности большевиками, делалось недостаточно. На использование этой области следует обратить больше внимания, инициативы и усилий, чем это делалось до сих пор. Использованию легальных возможностей надо учиться и учиться так же настойчиво, как учились и учимся мы приемам нелегальной деятельности. К этой-то упорной работе над использованием легальных возможностей в пользу партии совещание и призывает всех, кому дороги интересы РСДРП.

Неизменным по-прежнему остается и должно, конечно, оставаться наше отношение к нелегальной партийной работе. Сохранение и укрепление РСДРП – основная задача, которой все должно быть подчинено. Только достигнув этого укрепления, сможем мы использовать в интересах партии и те же легальные возможности. Самое усиленное внимание должно быть обращено на те рабочие группы, которые формируются в промышленных центрах и в руки которых должно переходить – и постепенно переходит – общее руководство партийной работой. Все наши усилия во всех областях нашей деятельности должны быть направлены к тому, чтобы из этих групп создавались действительно партийные социал-демократические кадры. Только на этой основе сохранение и укрепление РСДРП становится действительно возможным.

2. Речи при обсуждении резолюции об агитации за отдельный от партии большевистский съезд или большевистскую конференцию. 8 (21) июня

3. Речь при обсуждении вопроса об отзовизме и ультиматизме. 9 (22) июня

Хочу остановиться на «идее центра». О Коткинской конференции{5} Максимов напутал; дело было так: в случае, если бы поляки были за бойкот, а мой голос был бы решающим, я заявил, что предпочитаю голосовать тогда с большевиками. Это было мое условие, сделанное по отношению к полякам. Тогда весь Большевистский центр был против бойкота. Фракция же была за бойкот, но раскола не было, ибо не было группы, которая его хотела бы. Через год фракция оказалась на нашей стороне. Есть «большевики», которые боятся бить отзовистов и быть вместе с меньшевиками. На конференции я выступил с «меньшевиками» против отзовистов. Вот что вы думаете о центре.

История раскола, рассказанная Максимовым, – курьезна. В бумажках Максимова ничего не говорится о центре, но письмо Михи теперь доказано. В этом письме говорилось, что Ленин ведет право-бундовскую линию. Это есть в документах. Миха писал то, что говорит теперь Максимов. Вот она идея центра. И это письмо нам прислали наши кавказские друзья, которые передали мандат правому Ильичу. Эту политику вел Миха в июле 1908 года при участии группы. Максимов говорит, что мы станем заседать с Плехановым. Конечно, станем, так же как с Даном, с Мартовым в ЦО{6}. Лояльность отзовистов на конференции{7} была достигнута бешеной борьбой. Мы ставили им ультиматумы. Когда Аксельрод прочел пункт о военно-боевых задачах, он сказал: «с такими «большевиками» не трудно работать». Мы не пустим отзовистов в думские комиссии, где мы были с Даном. Да! Мы будем заседать с Плехановым, как с Даном и Мартовым. Скажите об этом в печати.

Я заседаю в ЦК с Маратом. Вы, Марат, член фракции божественных отзовистов. Я говорю не о добрых намерениях, а о политической линии. Я прошу, товарищи, подумать о том, что говорят о Плеханове. Когда Плеханов говорит о своей ошибке в отношении к профессиональным союзам, нас упрекают, что мы не отталкиваем его от себя. Когда он готов пожертвовать своей ошибкой, вопрос в том, мы ли привлекаем его статьей против Луначарского или вы отталкиваете меньшинство партийцев «меков» и ортодоксальных марксистов «меков» ради Богданово-Луначарской антимарксистской пропаганды? Мы в сделку с Плехановым против Луначарского не входили, но мы скажем, кто с кем заигрывает. Когда Плеханов вышибает Потресова, я готов протянуть ему руку. Здесь не новый центр, а новый карикатурный большевизм. Нам повторяют старую историю с Розой Люксембург{8}. Но здесь повторение карикатурное, от этого должен быть спасен «большевизм».

«Большевизм» должен теперь стать строго марксистским.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

4. Речь при обсуждении вопроса о партийной школе на Капри. 10 (23) июня

Удивлен, как это нам все не наскучило. Тов. Максимов напрасно горячится, ибо не было ни одного раскола без крайних обвинений, и всегда инциденты откола путали с вопросами чести. Помню сцены с Кричевским в 1901 году, в 1905 году с Мартовым, в 1907 году с Плехановым – и все набрасывались на меня с криками о чести. Дело не в чести, а в том, что в процессе борьбы люди дезорганизуют свою фракцию и организуют новую. Например, Лядов. Он не стал плохим товарищем, но дезорганизует нашу фракцию и создает свою. Я думаю, что Максимов дезорганизует тех, кого он считает меньшевиками. Это его законнейшее право, а он нам говорит о приглашении Ленина в школу. Вопрос о контроле тоже смешной. Так нельзя. Ясно, что школа – новый центр, новое течение. Марат говорит, что он своих постов не покинет. Вы, т. Марат, поддались фракционной страсти, определяемой политической борьбой «божественных» отзовистов.

Что такое фракция? Это союз единомышленников внутри партии. В Думе – партия есть союз единомышленников внутри Думы. Ведь от перехода члена Думы, например Хомякова, в другую партию, он не перестает быть ее председателем. То же и в отношении фракции к партии. Тот пост, который вы заняли от партии, у вас может отнять только партия. Мы теперь ругаемся – это оттого, что у нас нет союза единомышленников. На ваш партийный пост никто не посягает, и его не к чему припутывать. У нас раскол фракции, а не партии. Партийные посты не подведомственны нашему собранию. А о чести здесь говорить нечего. А я к этому привык: меня уже четвертый раз ругают. Надо признать то, что есть: два центра, два течения и школа как факт. И все будет яснее, когда мы разгруппируемся.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

Первая страница рукописи В. И. Ленина «Речь при обсуждении вопроса о задачах большевиков в партии» 11(24) июня. – 1909 г. (Уменьшено)

5. Речь при обсуждении вопроса о задачах большевиков в партии. 11 (24) июня

Я считаю излишним в сотый и в тысячный раз отвечать т. Максимову по существу, т. е. повторять, что он создает, откалываясь от нас, фракцию карикатурных большевиков или божественных отзовистов. Все это в «Пролетарии» уже сказано, напечатано, разжевано, подчеркнуто. И я говорю только: скажите печатно то, что вы говорите здесь в четырех стенах, – тогда и только тогда вместо недостойной перебранки, которая царит здесь четвертый день, получим мы идейную борьбу. Скажите печатно, что мы «необольшевики», «неопролетарцы» «в смысле новой «Искры»»{9}, т. е. в сущности меньшевики, что мы «сделали два шага назад», что мы «разрушаем драгоценнейшее наследие русской революции – большевизм», скажите печатно эти вещи, записанные мной из вашей речи, и мы покажем публике еще и еще раз, что вы именно подходите под тип карикатурного большевика. Скажите печатно, что мы – опять цитирую ваши слова – «погибнем политической смертью, будучи в плену у Плеханова, в случае нового подъема», что мы «победим в случае длительной реакции», скажите это печатно, и мы дадим еще раз полезное для партии разъяснение разницы между большевизмом и «божественным отзовизмом». А раз вы отказываетесь (вопреки нашим прямым вызовам, начиная с августа 1908 года, когда вам формально, на собрании редакции, предлагали выступить с брошюрой, в брошюре изложить свои взгляды), раз вы отказываетесь открыто бороться и продолжаете склоку внутри, – то мы должны добиться открытого выступления с вашей стороны путем прямого выделения вашего из нашей фракции (не из партии, а из фракции), выделения для идейной борьбы, которая многому научит партию.

Печатается по рукописи

6. Речь при обсуждении вопроса о единстве фракции. 12 (25) июня

Я не стану отвечать Максимову, все приходят к заключению, что это наше последнее совместное заседание с ним. Следует лишь воздержаться напоследок от обмена бранью. Это недостойно. Марат говорит, что ему предлагают самого себя вышибить. Когда Марат заявил, что он предпочитает работать с антиотзовистами, чем с отзовистами, это его заявление было встречено восклицанием: браво! В устройстве раскольнического центра на Капри его никто не обвинял, о богостроительстве он высказался определенно вполне. Он формально неправ. Мы с своей стороны не вели деления дальше того, где отдельные центры единомышленников уже образовались.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

7. Первая речь при обсуждении вопроса о задачах большевиков по отношению к думской деятельности. 12 (25) июня

Доклад Вишневского – первый положительный доклад, который мы тут слышим.

Что касается непосылки делегата на общепартийную конференцию, то Вишневский, кажется, ошибается. Полетаев говорил, что депутаты приедут, если Дан даст телеграмму. Дан отказался. Конференция очень пострадала от отсутствия делегата{10}.

Вы говорите о сведущих лицах{11}, что их вышибать нельзя. Средство борьбы с ними – путь гласности. Надо давать о них больше сведений. Поделить по группам и давать их характеристики.

Вопрос о секретаре редакции «Пролетария» при фракции. Секретарь был не на высоте задачи, он писал очень формально; Стеклов это не та фигура, которая нужна, нужен чернорабочий. Нужно осведомлять как можно обстоятельнее, без этого все группы содействия будут ни к чему.

Парижская группа содействия{12} – дело деликатное. Мы будем поддерживать линию Плеханова, остальные меньшевики относятся к этому очень нервно. Сближение с меньшевиками типа Дана трудно. Как составить группу? Меньшевики нагонят туда народу. Ничего, кроме драки, выйти не может. Нельзя ли, для избежания склоки, создать соответствующую группу при ЦО.

Без сведущих лиц от большевиков во фракции ничего не поделаешь. Мы должны легализировать на этом двух-трех человек. Намечается Вадим, может быть – Каменев.

Об участии местных организаций в деятельности думской фракции. Необходимо развить широкую листковую агитацию. Надо дать известный образец листков о думской деятельности. Революционное социал-демократическое использование Думы не будет ни революционным, ни социал-демократическим без воздействия организаций. Необходимы листки на темы думских речей. Такая вещь втянет в работу организации и даст толчок. Собрания депутатов до сих пор были недостаточно использованы. Большая часть времени у них уходила на споры с отзовистами! Необходимы также листки о партийной группировке в Думе и, наконец, листки о работе Думы вообще. Должны направлять думскую фракцию не только представители ЦК, но организации. Необходимы листки о значении того или иного выступления в Думе. Например, по вопросу о внешней политике. Наши депутаты одни только выступали. Это не было оценено, как следует. Нужны листки с выдержками из речей. Участие организаций я себе иначе, как в форме листков, не представляю. Развал отчаянный, листковую деятельность надо развить вовсю. Критика заграничных газет опаздывает. Парламентские речи всегда будут не договаривать. Листки будут ставить точки над и.

Посылка представителей организациями иногда трудно осуществима.

Что касается газеты, то единственное условие: обеспечение большинства за нами, но я не верю в возможность осуществления такой газеты{13}.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

Мы подходим к концу прений, и я думаю, что не надо их особо закреплять резолюцией, ибо с ней надо быть осторожными. Ведь дело было во взаимном выяснении вопроса. В ответ Власову об использовании легальных возможностей прочту проект резолюции:

«Большевистский центр постановляет: бековская фракция для того, чтобы на деле осуществить – и именно в революционно-социал-демократическом духе и направлении осуществить – признанные теперь всеми беками цели использования всех «легальных возможностей», всех легальных и полулегальных организаций рабочего класса вообще и использования думской трибуны в особенности, для этого безусловно должна ясно поставить себе целью и во что бы то ни стало добиться выработки кадров опытных, специализировавшихся на своем деле, прочно укрепившихся на своем особом легальном посту (профессиональные союзы; клубы; думские комиссии и т. д. и т. д.) большевиков».

Власов указал, что это относится к лидерам. Это – неверно. Дело в том, что в нашей большевистской фракции распространено мнение, что таких специалистов не надо. У нас мало сил: их надо использовать и распределять на легальные функции и поручать им исполнение этих функций от имени фракции. Если мы говорим о создании партийных ячеек, то надо суметь это сделать. Я набросал резолюцию о листковой агитации:

«Обсудив вопрос о задачах беков по отношению к думской деятельности. Большевистский центр постановляет: обратить внимание всех местных организаций на важность листковой агитации (помимо местных и областных печатных органов), распространяющей в массах сведения о думской работе с.-д. и направляющей эту работу. Темами таких листков могли бы быть указания на вопросы, подлежащие освещению с думской трибуны, подведение итогов деятельности с.-д. в Думе и группировке партий, конспекты пропагандистских речей по этим вопросам, анализ политического значения особенно важных с.-д. речей в Думе, указания недоговоренностей или неточностей в с.-д. думских речах, наконец, – выдержки из их речей с практическими выводами, важными для пропаганды и агитации, и т. д. и т. д.».

А также набросал в резолютивной форме те пункты по вопросу об отношении к думской деятельности, о которых шла речь на частном собрании:

«II. Отличие революционно-социал-демократического использования Думы от реформистского (или шире: оппортунистического) использования ее может быть охарактеризовано следующими – не претендующими на полноту – указаниями.

С точки зрения внешних, так сказать, отношений думской с.-д. фракции отличие революционно-социал-демократического использования Думы от оппортунистического состоит в следующем: необходимо бороться против естественного во всяком буржуазном обществе (и в России в эпоху реакции особенно) стремления депутатов и окружающей их нередко буржуазной интеллигенции возводить парламентскую деятельность в нечто главное, основное, самодовлеющее. В частности, необходимо направлять все усилия к тому, чтобы фракция на деле вела свою работу, как одну из функций, подчиненных интересам рабочего движения в целом, а также, чтобы фракция постоянно была в связи с партией, не обособлялась от нее, а проводила партийные взгляды, директивы партийных съездов и партийных центральных учреждений.

С точки зрения внутреннего содержания деятельности фракции необходимо иметь в виду следующее: цель деятельности парламентской с.-д. фракции принципиально отличается от цели деятельности всех остальных политических партий. Пролетарская партия стремится не к сделкам, не к торгу с власть имущими, не к безнадежному штопанью режима крепостнически-буржуазной диктатуры контрреволюции, а к развитию всеми мерами классового сознания, социалистической ясности мысли, революционной решительности и всесторонней организованности рабочих масс. Этой принципиальной цели должен быть подчинен каждый шаг деятельности фракции. Поэтому на отстаивания задач социалистической революции с думской трибуны должно быть обращено больше внимания. Надо направить усилия к тому, чтобы с думской трибуны чаще слышалась речь, пропагандирующая основные понятия и цели социализма и именно научного социализма. Затем, в обстановке продолжающейся буржуазно-демократической революции, крайне важно, чтобы думская фракция систематически боролась с потоком контрреволюционных нападок на «освободительное движение», боролась с широким течением (как прямых реакционеров, так и либералов – к.-д. в особенности), направленным к осуждению революции, к дискредитированию ее, ее целей, методов и т. д. Фракция с.-д. в Думе должна высоко держать знамя революции, знамя передового класса – вождя буржуазно-демократической революции в России.

Далее, необходимо указать на крайне важную в современный момент задачу думской с.-д. фракции энергичного участия во всех вопросах рабочего законодательства. Фракция должна использовать богатый парламентский опыт западноевропейских социал-демократов, особенно остерегаясь оппортунистического извращения этой функции своей деятельности. Фракция должна не укорачивать своих лозунгов и требований программы-minimum нашей партии, а разрабатывать и вносить свои социал-демократические законопроекты (а также поправки к законопроектам правительства и других партий) в целях раскрытия перед массами лицемерия и лживости социал-реформаторства, в целях вовлечения масс в самостоятельную массовую экономическую и политическую борьбу, которая одна только способна дать действительные завоевания рабочим или превратить половинчатые и лицемерные «реформы» на почве данного порядка в опорные пункты поступательного рабочего движения на пути к полной эмансипации пролетариата.

Такую же позицию должна занять с.-д. думская фракция и вся с.-д. партия по отношению к реформизму внутри социал-демократии, как последнему продукту оппортунистических шатаний.

Наконец, отличие революционно-социал-демократического использования Думы от оппортунистического должно состоять в том, что с.-д. фракция и партия обязаны всесторонне разъяснять массам классовый характер всех буржуазных политических партий, не ограничиваясь нападениями на правительство и на прямых реакционеров, а разоблачая и контрреволюционность либерализма и шатания мелкобуржуазной крестьянской демократии».

Проект резолюции написан 12–13 (25–26) июня 1909 г.

Речь печатается, по тексту книги, сверенному с протокольной записью; проект резолюции – по рукописи

На использование легальных возможностей (в каковой области достигнуты уже некоторые успехи) следует обратить значительно больше внимания, инициативы и усилий, чем это сделано до сих пор.

Написано между 13 и 15 (26 и 28) июня 1909 г.

Печатается по рукописи

10. Выступление при обсуждении вопроса о партийной прессе. 15 (28) июня

Уничтожать «Пролетарий», конечно, невозможно. Популярный орган нужен, но этот вопрос зависит от различных других комбинаций, например, от финансов. Нельзя так решительно, как Власов, запрещать помогать легальной прессе. Я думаю, что было бы полезно издавать небольшой журнальчик, по размерам хотя бы вроде того, который издают меньшевики-ликвидаторы – «Даль»{16}.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

11. Выступление при обсуждении вопроса о публикации в центральном органе философских статей. 15 (28) июня

Нельзя предвидеть, как развернутся дебаты по философии, поэтому нельзя так ставить вопрос, как т. Марат. Надо поэтому снять всякое запрещение в этом отношении с ЦО. Приветствую заявление т. Марата о необходимости философских статей в легальных сборниках.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

Ввиду важности заявления т. Мешковского, предлагаю из 1500 рублей, ассигнованных на легальное издательство, употребить 1000 рублей на думскую газету.

Печатается по тексту книги, сверенному с протокольной записью

13. Выступления и предложения при обсуждении вопроса о реорганизации большевистского центра. 17 (30) июня

14. Резолюции совещания расширенной редакции «Пролетария»

Тт. Максимов и Николаев выпустили особый листок, под названием «Отчет тов. большевикам устраненных членов расширенной редакции «Пролетария»». Горько-прегорько жалуются публике наши устраненные на то, какие обиды нанесла им редакция и как она их устранила.

Чтобы показать партии рабочего класса, какого сорта эта публика горько жалующихся устраненных, рассмотрим прежде всего принципиальное содержание листка. Из № 46 «Пролетария» и из приложения к этому номеру читатели знают, что Совещание расширенной редакции «Пролетария» признало тов. Максимова одним из организаторов новой фракции в нашей партии, – фракции, с которой большевизм не имеет ничего общего, и сняло с себя «всякую ответственность за все политические шаги тов. Максимова». Из резолюций Совещания видно, что основой расхождения с отколовшейся от большевиков новой фракцией (или вернее: с отколовшимся Максимовыми его приятелями) является, во-первых, отзовизм и ультиматизм; во-вторых, богостроительство. В трех подробных резолюциях изложен взгляд большевистской фракции на то и на другое течение.

Что же отвечают теперь горько жалующиеся устраненные?

I

Начнем с отзовизма. Устраненные подводят итоги парламентского или думского опыта за истекшие годы, оправдывают бойкот булыгинской и виттевской Думы, а также участие во II Думе и продолжают:

«…При острой и усиливающейся реакции все это опять-таки изменяется. Партия не может тогда провести крупной и яркой избирательной кампании, не может получить достойного себя парламентского представительства…».

Первая же фраза самостоятельного, не списанного из старых большевистских изданий рассуждения, – и перед нами вся бездонная пропасть отзовистского политического недомыслия. Ну, подумайте-ка, любезнейшие, может партия при острой и усиливающейся реакции провести «крупное и яркое» устройство «инструкторских групп и школ» для боевиков, о чем вы говорите на той же самой странице, в том же столбце вашего произведения? Подумайте-ка, любезнейшие, может партия получить «достойное себя представительство» в таких школах? Если бы вы умели думать и сколько-нибудь способны были рассуждать политически, о, несправедливо устраненные, то вы заметили бы, что выходит у вас величайшая несуразица. Вместо того, чтобы политически мыслить, вы цепляетесь за «яркую» вывеску и от этого оказываетесь в положении партийных иванушек. Вы болтаете об «инструкторских школах» и об «усилении (!) пропаганды в войсках» (там же), потому что вы, как и все политические недоросли из лагеря отзовистов и ультиматистов, считаете такого рода деятельность особенно «яркой», но подумать об условиях действительного (а не словесного) применения этих форм деятельности вы не умеете. Вы заучили обрывки большевистских словечек и лозунгов, но понять в них вы ровнехонько ничего не поняли. «При острой и усиливающейся реакции» партии трудна всякая работа, но как ни велики трудности, а добиться достойного парламентского представительства все же возможно. Это доказывает, например, и опыт германской социал-демократии в эпоху «острой и усиливающейся реакции» хотя бы времен введения исключительного закона{43}. Отрицая эту возможность, Максимов и К^о обнаруживают только свое полнейшее политическое невежество. Рекомендовать «инструкторские школы» и «усиление пропаганды в войсках» «при острой и усиливающейся реакции» – и в то же время отрицать возможность для партии иметь достойное парламентское представительство, это значит говорить наглядные несообразности, достойные помещения в сборник логических нелепостей для учеников низших классов гимназии. И инструкторские школы и усиление пропаганды в войсках предполагают обязательное нарушение старых законов, прорыв их, – тогда как парламентская деятельность вовсе не обязательно и, во всяком случае, неизмеримо реже предполагает прорыв старых законов новою общественною силою. Теперь подумайте, любезные, когда легче прорывать старые законы: при острой и усиливающейся реакции или при подъеме движения? Подумайте, о, несправедливо устраненные, и постыдитесь того вздора, который вы говорите, защищая милых вашему сердцу отзовистов.

Далее. Какого рода деятельность предполагает больший размах энергии масс, большее влияние масс на непосредственную политическую жизнь, – парламентская ли деятельность по закону, созданному старой властью, или военная пропаганда, подрывающая сразу и прямиком орудия материальной силы этой власти? Подумайте, любезные, и вы увидите, что парламентская деятельность в указанном отношении стоит позади. А из этого что следует? А из этого следует то, что, чем сильнее непосредственное движение масс, чем больше размах их энергии, другими словами: чем больше можно говорить об «остром и усиливающемся» революционном натиске народа, а не об «острой и усиливающейся реакции», – тем более возможной, тем более неизбежной, тем более успешной будет становиться и пропаганда в войсках и боевые выступления, действительно связанные с массовым движением, а не сводящиеся к авантюризму оголтелых боевиков. Именно поэтому, о, несправедливо устраненные, большевизм умел выдвинуть и боевую деятельность и пропаганду в войсках особенно сильно в период «острого и усиливающегося» революционного подъема; – именно поэтому большевизм умел проводить (начиная с 1907 года) и окончательно провел к 1909 году отделение своей фракции от того боевизма, который «при острой и усиливающейся реакции» свелся, неизбежно свелся к авантюризму.

У наших героев, которые заучили обрывки большевистских слов, выходит все наоборот: высшие формы борьбы, не удававшиеся нигде и никогда в мире без непосредственного натиска масс, рекомендуются на первом плане как «возможные» в эпоху острой реакции, – а низшие формы борьбы, предполагающие не столько непосредственный прорыв закона борьбой масс, сколько использование закона для пропаганды и агитации, подготовляющей сознание масс для борьбы, объявляются «невозможными»!!

Отзовисты и их «устраненные» подголоски слыхали и заучили, что большевизм считает непосредственную борьбу масс, вовлекающую в движение даже войска (т. е. наиболее заскорузлую часть населения, наименее подвижную, наиболее защищенную от пропаганды и т. д.) и превращающую боевые выступления в действительное начало восстания, – формой движения высшей, а парламентскую деятельность без непосредственного движения масс – формой движения низшей. Отзовисты и их подголоски, вроде Максимова, это слыхали и заучили, но не поняли, и потому оскандалились. Высшее – значит «яркое», думает отзовист и т. Максимов, – ну-ка, я закричу «поярче»: наверное, выйдет всех революционнее, а разбирать, что к чему, это от лукавого!

Послушайте дальше рассуждение Максимова (мы продолжаем цитату на прерванном месте):

«…Механическая сила реакции разрывает связь уже создавшейся партийной фракции с массами и страшно затрудняет влияние на нее партии, а это приводит к неспособности такого представительства вести достаточно широкую и глубокую организационно-пропагандистскую работу в интересах партии. При ослаблении же самой партии не исключается даже опасность вырождения фракции, ее уклонения от основного пути социал-демократии…».

Не правда ли, как это бесподобно мило? Когда речь идет о низших, подзаконных формах борьбы, тогда нас начинают запугивать: «механическая сила реакции», «неспособность вести достаточно широкую работу», «опасность вырождения». А когда речь идет о высших, прорывающих старые законы, формах классовой борьбы, тогда «механическая сила реакции» исчезает, никакой «неспособности» вести «достаточно широкую» работу в войсках не оказывается, ни о какой «опасности вырождения» инструкторских групп и школ не может быть, изволите видеть, и речи!

Вот наилучшее оправдание редакции «Пролетария», почему она должна была устранить политических деятелей, несущих такие идеи в массы.

Зарубите-ка себе на носу, о, несправедливо устраненные: когда имеются налицо действительно условия острой и усиливающейся реакции, когда механическая сила этой реакции действительно разрывает связь с массами, затрудняет достаточно широкую работу и ослабляет партию, именно тогда специфической задачей партии становится овладение парламентским оружием борьбы; и это не потому, о, несправедливо устраненные, что парламентская борьба выше других форм борьбы; нет, это именно потому, что она ниже их, ниже, например, такой борьбы, которая втягивает в массовое движение даже войско, которая создает массовые стачки, восстания и проч. Каким же образом овладение низшей формой борьбы может стать специфической (т. е. отличающей данный момент от других моментов) задачей партии? А таким образом, что, чем сильнее механическая сила реакции и чем более ослаблена связь с массами, тем больше выдвигается на очередь задача подготовки сознания масс (а не задача прямого действия), тем больше выдвигается на очередь использование созданных старой властью путей пропаганды и агитации (а не непосредственный натиск масс против самой этой старой власти).

II

Для всякого марксиста, который хоть сколько-нибудь вдумывался в миросозерцание Маркса и Энгельса, для всякого социал-демократа, который хоть сколько-нибудь знаком с историей международного социалистического движения, это превращение одной из низших форм борьбы в специфическое орудие борьбы особого исторического момента не представляет из себя ровно ничего удивительного. Анархисты этой нехитрой вещи абсолютно и никогда понять были не в состоянии. Теперь наши отзовисты и их устраненные подголоски пытаются перенести в русскую социал-демократическую среду методы мышления анархизма, крича (подобно Максимову и К^о), что у «Пролетария» господствует теория «парламентаризма во что бы то ни стало».

Чтобы разъяснить, до какой степени неумны и несоциал-демократичны эти крики Максимова и К^о, приходится опять-таки начать с азов. Подумайте-ка, о, несправедливо устраненные, что составляет специфическое отличие политики и тактики немецкой социал-демократии по сравнению с социалистическими рабочими партиями других стран? Использование парламентаризма; превращение буржуазно-юнкерского (по-русски, примерно: октябристски-черносотенного) парламентаризма в орудие социалистического воспитания и организации рабочих масс. Значит ли это, что парламентаризм есть высшая форма борьбы социалистического пролетариата? Анархисты всего мира думают, что значит. Значит ли это, что немецкие социал-демократы стоят на точке зрения парламентаризма во что бы то ни стало? Анархисты всего мира думают, что значит, а потому нет у них врага более ненавистного, чем немецкая социал-демократия, нет для них мишени более излюбленной, чем немцы социал-демократы. И в России, когда наши социал-революционеры начинают заигрывать с анархистами и рекламировать свою «революционность», они обязательно пытаются вытащить те или иные действительные или мнимые промахи немецких социал-демократов и сделать отсюда выводы против социал-демократии.

Теперь пойдем дальше. В чем ошибка рассуждения анархистов? В том, что они, ввиду в корне неправильных представлений о ходе общественного развития, не умеют учесть особенностей конкретного политического (и экономического) положения в разных странах, обусловливающих специфическое значение для известного периода времени то одного, то другого средства борьбы. На самом деле немецкая социал-демократия не только не стоит на точке зрения парламентаризма во что бы то ни стало, не только не подчиняет все и вся парламентаризму, а напротив: как раз она всего лучше в международной армии пролетариата развернула такие внепарламентские орудия борьбы, как социалистическую печать, как профессиональные союзы, как систематическое использование народных собраний, как воспитание молодежи в социалистическом духе и т. д. и т. п.

В чем же тут суть? В том, что совокупность целого ряда исторических условий сделала для Германии известного периода парламентаризм специфическим орудием борьбы, не главным, не высшим, не крупным, не существенным по сравнению с другими, а именно специфическим, наиболее характерным по сравнению с другими странами. Уменье использовать парламентаризм оказалось поэтому симптомом (не условием, а симптомом) образцовой постановки всего социалистического дела, во всех его, вышеперечисленных нами, разветвлениях.

Перейдем от Германии к России. Те, кто вздумал бы целиком приравнять условия той или другой страны, впали бы в целый ряд крупнейших ошибок. Но попробуйте поставить вопрос так, как обязательно ставить его марксисту: в чем специфическая особенность политики и тактики русских социал-демократов данного момента? Мы должны сохранить и укрепить нелегальную партию, – как и до революции. Мы должны неуклонно готовить массы к новому революционному кризису, – как и в 1897–1903 годах. Мы должны всячески укреплять связь партии с массой, развивать и использовать в целях социализма всевозможные рабочие организации, – как и всегда и везде все социал-демократические партии. Специфической особенностью момента является именно попытка (и неудачная попытка) старого самодержавия разрешить новые исторические задачи при помощи октябристски-черносотенной Думы. Поэтому и специфической задачей тактики для социал-демократов является использование этой Думы в своих целях, в целях распространения идей революции и идей социализма. Не в том суть, чтобы эта специфическая задача была особенно высока, чтобы она открывала широкие перспективы, чтобы она равнялась или хотя бы приближалась по своему значению к тем задачам, которые возникали перед пролетариатом, например, в 1905–1906 годах. Нет. Суть в том, что это – особенность тактики сегодняшнего момента, отличие ее от периода миновавшего и от периода грядущего (ибо этот грядущий период, наверное, принесет нам специфические задачи, более сложные, более высокие, более интересные, чем задача использования III Думы). Нельзя овладеть современным моментом, нельзя решить всей совокупности тех задач, которые он ставит перед социал-демократической партией, не решив этой специфической задачи момента, не превратив черносотенно-октябристской Думы в орудие социал-демократической агитации.

Отзовистские пустомели болтают, например, вслед за большевиками об учете опыта революции. Но они не понимают, что они говорят. Они не понимают, что в учет опыта революции входит отстаивание идеалов и задач и методов революции извнутри Думы. Не суметь извнутри Думы, через наших партийных рабочих, которые могут пройти и которые прошли в эту Думу, отстоять эти идеалы, задачи и методы – значит не уметь сделать первого шага в деле политического учета опыта революции (ибо речь идет здесь, конечно, не об учете опыта теоретическом, в книгах и в исследованиях). Этим первым шагом наша задача отнюдь и ни в коем случае не исчерпывается. Несравненно важнее, чем первый шаг, будут шаги второй и третий, т. е. превращение уже учтенного массами опыта в идейный багаж для нового исторического действия. Но если сами же эти отзовистские пустомели говорят о «межреволюционной» эпохе, то они должны бы были понять (если бы они умели думать, умели рассуждать по-социал-демократически), что «межреволюционный» как раз и значит выдвигающий элементарные, предварительные задачи на очередь дня. «Межреволюционный» есть характеристика неустойчивого, неопределенного положения, когда старая власть, убедившись в невозможности править при помощи одних только старых орудий, пытается использовать новое орудие в общей обстановке старых порядков. Это – внутренне-противоречивая, невозможная попытка, на которой самодержавие опять идет, неминуемо идет к краху, опять ведет нас к повторению славной эпохи и славных битв 1905 года. Но оно идет не так, как шло в 1897–1903 годах, ведет народ к революции не так, как вело до 1905 года. Вот это «не так» надо уметь понять; надо уметь видоизменить свою тактику, прибавляя ко всем основным, всеобщим, первостепенным и важнейшим задачам революционной социал-демократии еще одну, не очень крупную, но специфическую задачу данного момента, нового момента: задачу революционно-социал-демократического использования черносотенной Думы.

Как всякая новая задача, эта задача кажется труднее других, ибо она требует от людей не простого повторения заученных лозунгов (у отзовистов и Максимова дальше этого повторения ума не хватает), а некоторой инициативы, гибкости ума, изобретательности, самостоятельной работы над оригинальной исторической задачей. Но на самом деле эта задача особенно трудной может казаться только не умеющим самостоятельно мыслить и самостоятельно работать людям: на деле эта задача, как всякая специфическая задача момента, легче других, ибо ее разрешимость лежит именно в условиях данного момента. В эпоху «острой и усиливающейся реакции» решить задачу действительно серьезной постановки «инструкторских школ и групп», т. е. такой постановки, при которой бы они были действительно связаны с массовым движением, действительно подчинены ему, вовсе нельзя, ибо задача поставлена глупо, поставлена людьми, списавшими формулировку этой задачи с хорошей брошюрки, учитывающей условия другого момента. А решить задачу подчинения массовой партии и интересам массы – речей, выступлений, политики социал-демократов в III Думе – можно, Не легко, если считать «легким» делом повторение заученного, но осуществимо. Как бы мы ни напрягали сейчас всех сил партии, мы не можем решить задачи социал-демократической (а не анархистской) постановки «инструкторских школ» в данный, «межреволюционный» момент, ибо для разрешимости этой задачи нужны совсем другие исторические условия. Наоборот, напрягая все силы, мы решим (и мы уже начинаем решать) задачу революционно-социал-демократического использования III Думы, – решим ее не для того, о, обиженные устранением и обиженные богом отзовисты и ультиматисты! – чтобы возвести парламентаризм на какой-то высокий пьедестал, чтобы провозгласить «парламентаризм во что бы то ни стало», а для того, чтобы после решения «межреволюционной» задачи, соответствующей сегодняшнему «межреволюционному» моменту, перейти к решению более высоких революционных задач, которые будут соответствовать завтрашнему, более высокому, т. е. более революционному моменту.

III

Особенно курьезны эти глупенькие крики Максимова и К^о о «парламентаризме во что бы то ни стало» у большевиков с точки зрения действительной истории отзовизма. Курьезно то, что о преувеличении парламентаризма закричали как раз те люди, которые создали и создают особое направление исключительно на вопросе о своем отношении к парламентаризму! Как вы себя сами зовете, любезнейшие Максимов и К^о? Вы зовете себя «отзовистами», «ультиматистами», «бойкотистами». Максимов до сих пор не может налюбоваться на себя, как на бойкотиста III Думы, и свои редкие партийные выступления обязательно сопровождает подписью: «докладчик бойкотистов на июльской конференции 1907 г.»{44}. Один писатель подписывался в старину: «действительный статский советник и кавалер». Максимов подписывается: «докладчик бойкотистов» – тоже ведь кавалер!

При том политическом положении в июне 1907 года, когда Максимов защищал бойкот, ошибка была еще совсем, совсем невелика. Но когда в июле 1909 года, выступая с своего рода манифестом, Максимов продолжает любоваться на свой «бойкотизм» по отношению к III Думе, то это уже совсем глупо. И бойкотизм, и отзовизм, и ультиматизм – одни уже эти выражения означают создание направления из вопроса об отношении к парламентаризму и только из этого вопроса. А выделить себя по этому вопросу, продолжать (два года спустя после решения дела в принципе партией!) выделять себя по этому вопросу – это признак беспредельного узколобия. Именно те, кто поступает так, т. е. и «бойкотисты» (1909 года), и отзовисты, и ультиматисты доказывают тем самым, что мыслят они не по-социал-демократически, что парламентаризм они возводят на особый пьедестал, что совершенно аналогично анархистам они создают направление из отдельных рецептов: бойкотировать такую-то Думу, отозвать из такой-то Думы, поставить ультиматум такой-то фракции в Думе. Поступать так и значит быть карикатурным большевиком. У большевиков направление определяется общим взглядом их на русскую революцию, и тысячу раз подчеркивали большевики (как бы заранее предостерегая политических недорослей), что отождествлять большевизм с бойкотизмом или с боевизмом есть нелепое искажение и опошление взглядов революционной социал-демократии. Наш взгляд на обязательность участия социал-демократов в III Думе, например, вытекает с неизбежностью из нашего взгляда на современный момент, на попытки самодержавия сделать шаг вперед по пути создания буржуазной монархии, на значение Думы, как организации контрреволюционных классов в представительном учреждении общенационального масштаба. Как анархисты обнаруживают парламентский кретинизм наизнанку, когда они выделяют вопрос о парламенте из всего цельного вопроса о буржуазном обществе вообще и пытаются создать направление из выкриков, направляемых против буржуазного парламентаризма (хотя критика буржуазного парламентаризма в принципе однородна с критикой буржуазной прессы, буржуазного синдикализма и т. п.), – так наши отзовисты-ультиматисты-бойкотисты обнаруживают совершенно такой же меньшевизм наизнанку, когда они выделяются в направление по вопросу об отношении к Думе, по вопросу о средствах борьбы с уклонениями социал-демократической думской фракции (а не с уклонениями буржуазных литераторов, мимоходом забегающих в социал-демократию, и т. п.).

До геркулесовых столпов этот парламентский кретинизм наизнанку дошел в знаменитом рассуждении вождя московских отзовистов, прикрываемого Максимовым: отозвание фракции должно подчеркнуть, что революция не похоронена!{45} А Максимов с ясным челом не стесняется заявлять публично: «отзовисты никогда (о, разумеется, никогда!) не высказывались в смысле антипарламентаризма вообще».

Это прикрывание отзовистов Максимовым и К^о – одна из самых характерных черт в физиономии новой фракции, и мы должны остановиться на этой черте с тем большей подробностью, что неосведомленная публика особенно часто попадается тут на удочку горько жалующихся устраненных. Прикрывание, во-первых, состоит в том, что Максимов и К^о неустанно заявляют, бия себя в грудь: мы не отзовисты, мы вовсе не разделяем мнений отзовистов! Во-вторых, Максимов и К^о обвиняют большевиков в преувеличении борьбы с отзовистами. Повторяется точь-в-точь история с отношением рабочедельцев (в 1897–1901 годах) к рабочемысленцам{46}. Мы не «экономисты», – восклицали, бия себя в грудь, рабочедельцы, – мы не разделяем взглядов «Рабочей Мысли», мы спорим с ней (совершенно так же, как «спорил» Максимов с отзовистами!), это только злые искровцы взвели на нас напраслину, оклеветали нас, «раздули» «экономизм» и проч., и т. д., и т. п. Поэтому среди рабочемысленцев – открытых и честных «экономистов» – было не мало людей, которые заблуждались искренне, не боясь защищать своего мнения, и которым нельзя было отказать в уважении, – а у заграничной компании «Рабочего Дела» преобладало специфическое интриганство, заметание следов, игра в прятки, обманывание публики, Точь-в-точь таково же отношение последовательных и открытых отзовистов (вроде известных партийным кругам Всев. и Стан.) к заграничной компании Максимова.

Мы не отзовисты, – кричит эта компания. Но заставьте любого из них сказать пару слов о современном политическом положении и задачах партии, и вы услышите целиком все отзовистские рассуждения, чуточку разведенные (как мы видели у Максимова) водицей иезуитских оговорочек, добавлений, умалчиваний, смягчений, запутываний и проч. Этот иезуитизм не освобождает вас, о, несправедливо устраненные, от обвинения в отзовистском недомыслии, а удесятеряет вашу вину, ибо прикрытая идейная путаница во сто раз больше развращает пролетариат, во сто раз больше вредит партии[10].

Мы не отзовисты, – кричит Максимов и К^о. А между тем с июня 1908 года, выйдя из узкой редакции «Пролетария», Максимов образовал официальную оппозицию внутри коллегии, потребовал и получил свободу дискуссии для этой оппозиции, потребовал и получил особое представительство для оппозиции в важнейших исполнительных органах, связанных с распространением газеты, организации. Само собой разумеется, что, начиная с того же времени, т. е. более года, все отзовисты всегда пребывали в рядах этой оппозиции, совместно организовавшей российскую агентуру, совместно налаживавшей в целях агентуры заграничную школу (о ней ниже) и т. д. и т. п.

Мы не отзовисты, – кричит Максимов и К^о. А между тем на Всероссийской партийной конференции в декабре 1908 года, когда более честные отзовисты из состава этой оппозиции выделились перед всей партией в особую группу, в особое идейное течение и получили в качестве такового право выставить своего оратора (на конференции было постановлено, что только особые идейные течения или особые организации могут выставлять – ввиду краткости срока – особого оратора), то оратором от отзовистской фракции оказался – по чисто случайным причинам! по совершенно случайным причинам! – т. Максимов…

Это обманывание партии путем укрывания отзовизма ведется заграничной группой Максимова систематически. В мае 1908 г. отзовизм потерпел поражение в открытой борьбе: его провалила 18 голосами против 14-ти общегородская конференция в Москве (в этом районе в июле 1907 года почти все без исключения социал-демократы были бойкотисты, сумевшие, однако, в отличие от Максимова уже к июню 1908 г. понять, что настаиванье на «бойкоте» III Думы было бы непростительной глупостью). После этого т. Максимов за границей организует формальную оппозицию «Пролетарию» и начинает никогда до тех пор не практиковавшуюся дискуссию на страницах большевистского периодического органа. И вот, когда осенью 1908 года, при выборах на Всероссийскую конференцию, вся петербургская организация делится на отзовистов и незовистов (выражение рабочих), когда по всем районам и подрайонам Петербурга ведутся дискуссии по платформе не большевиков и меньшевиков, а отзовистов и незовистов, то платформа отзовистов прячется от глаз публики. В «Пролетарий» ее не сообщают. В печать ее не пускают. На Всероссийской конференции декабря 1908 года ее не сообщают партии. Лишь после конференции, по настойчивым требованиям редакции, эта платформа была нам доставлена и напечатана нами в № 44 «Пролетария» («Резолюция петербургских отзовистов»).

В Московской области известный всем вождь отзовистов «редактировал» помещенную в № 5 «Рабочего Знамени»{47} статью рабочего отзовиста, но собственной платформы вождя мы до сих пор не получили. Нам прекрасно известно, что еще весной 1909 года, когда шли приготовления к областной конференции Центрального промышленного района, платформа вождя отзовистов читалась и ходила по рукам. Нам известно из сообщений большевиков, что в этой платформе перлов несоциал-демократического рассуждения было еще несравненно больше, чем в петербургской. Но текста платформы нам так и не доставили, – вероятно, тоже по столь же случайным, совершенно случайным причинам, по каким Максимов говорил на конференции, уполномоченный фракцией отзовистов.

Вопрос об использовании легальных возможностей Максимов с К^о тоже прикрыли «гладкой» фразой о том, что это-де «само собой разумеется». Интересно бы знать, «само ли собой разумеется» это теперь и для практических вождей максимовской фракции тов. Лядова и Станислава, которые еще три месяца тому назад провели в находившемся тогда в их руках Областном бюро Центрально-промышленной области (того самого состава Областного бюро, которое утвердило пресловутую «школу»; состав Областного бюро теперь изменился) резолюцию против участия социал-демократов в съезде фабрично-заводских врачей. Как известно, это был первый съезд, на котором революционные социал-демократы были в большинстве. И против участия в этом съезде агитировали все виднейшие отзовисты и ультиматисты, объявляя «изменой делу пролетариата» участие в нем. А Максимов заметает следы – «само собой разумеется». «Само собою разумеется», что более откровенные отзовисты и ультиматисты открыто подрывают в России практическую работу, а Максимов и К^о, которым не дают спать лавры Кричевского с Мартыновым, замазывают суть дела: никаких расхождений нет, никаких противников использования легальных возможностей не имеется.

Восстановление заграничных партийных органов, заграничных групп по организации сношений и т. д. неизбежно приводит и к повторению старых злоупотреблений, с которыми необходимо самым беспощадным образом бороться. Повторяется целиком история с «экономистами», которые в России вели агитацию против политической борьбы, а за границей прикрывались «Рабочим Делом». Повторяется целиком история с буржуазно-демократическим «кредо» (кредо = символ веры), которое в России пропагандировалось Прокоповичем и К^о и которое против воли авторов было оглашено в печати революционными социал-демократами{48}. Нет ничего более развращающего партию, чем эта игра в прятки, чем это использование тяжелых условий нелегальной работы против партийной гласности, чем этот иезуитизм, когда Максимов и К^о, действуя целиком и во всем рука об руку с отзовистами, печатно бьют себя в грудь, уверяя, что весь этот отзовизм нарочно раздувается «Пролетарием».

Мы – не крючкотворы, не формалисты, а люди революционной работы. Нам важны не словесные различия, которые можно устанавливать между отзовизмом, ультиматизмом, «бойкотизмом» (III Думы). Нам важно действительное содержание социал-демократической пропаганды и агитации. И если, под прикрытием большевизма, в нелегальных русских кружках проповедуются взгляды, ничего общего не имеющие ни с большевизмом, ни с социал-демократизмом вообще, то люди, мешающие полному разоблачению этих взглядов, полному разъяснению их ошибочности перед всей партией, такие люди поступают, как враги пролетариата.

IV

В вопросе о богостроительстве эти люди также показали себя. Расширенная редакция «Пролетария» приняла и опубликовала две резолюции по этому вопросу: одну по существу дела, другую специально по поводу протеста Максимова. Спрашивается, что же говорит теперь этот Максимов в своем «Отчете»? Он пишет «Отчет» для того, чтобы замести следы – совершенно в духе того дипломата, который говорил, что язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли{49}. Распространяются какие-то «неверные сведения» о «якобы-богостроительском» направлении максимовской компании, только и всего.

«Неверные сведения», – говорите Вы? О нет, любезнейший, Вы именно потому заметали тут следы, что прекрасно знаете полную верность «сведений» относительно богостроительства, имеющихся у «Пролетария». Вы прекрасно знаете, что эти «сведения», как то и изложено в оглашенной резолюции, относятся прежде всего к литературным произведениям, исходящим из вашей литераторской компании. Эти литературные произведения указаны с полнейшей точностью в нашей резолюции; в ней не добавлено только, – не могло быть добавлено в резолюции, – что около полутора лет сильнейшее недовольство «богостроительством» ваших соратников высказывается среди руководящих кругов большевиков и что именно на этой почве (кроме почвы, указанной выше) новая фракция карикатурных большевиков отравляла нам всякую возможность работы увертками, хитростями, придирками, претензиями, кляузами. Одна из наиболее замечательных этих кляуз особенно хорошо известна Максимову, ибо это есть написанный и формально внесенный в редакцию «Пролетария» протест против помещения статьи «Не по дороге» (№ 42 «Пролетария»). Может быть, это тоже «неверные сведения», о, несправедливо устраненный? Может быть, это тоже был «якобы протест»?

Нет, знаете ли, политика заметания следов не всегда удается, а в нашей партии она вам никогда не удастся. Нечего играть в прятки и пытаться жеманно сделать секрет из того, что известно всякому, интересующемуся русской литературой и русской социал-демократией. Есть литераторская компания, наводняющая нашу легальную литературу при помощи нескольких буржуазных издательств систематической проповедью богостроительства. К этой компании принадлежит и Максимов. Эта проповедь стала систематической именно за последние полтора года, когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер. Как в период революции целовала и зацеловала буржуазная пресса наиболее ретивых меньшевиков за их кадетолюбие, так в период контрреволюции целует и зацеловывает буржуазная пресса богостроителей из среды – шутка сказать! – из среды марксистов и даже из среды «тоже большевиков». И когда официальный орган большевизма в редакционной статье заявил, что большевизму не по дороге с подобной проповедью (это заявление в печати было сделано после неудачи бесчисленных попыток путем писем и личных бесед побудить к прекращению позорной проповеди), – тогда тов. Максимов подал формальный письменный протест в редакцию «Пролетария». Он, Максимов, выбран Лондонским съездом{50}, и поэтому его «приобретенное право» нарушено теми, кто посмел официально отречься от позорной проповеди богостроительства. «Да что же наша фракция в кабале, что ли, у богостроительских литераторов!» Это замечание вырвалось во время бурной сцены в редакции у т. Марата, – да, да, у того самого тов. Марата, который так скромен, благожелателен, примирителен, добросердечен, что он до сих пор не может хорошенько решить, идти ли ему с большевиками или с божественными отзовистами.

Или, может быть, все это тоже «неверные сведения», о, несправедливо устраненный Максимов? Нет никакой компании богостроительских литераторов, не было никакой защиты их Вами, не было Вашего протеста против статьи «Не по дороге»? а?

О «неверных сведениях» насчет богостроительского направления т. Максимов говорит в своем «Отчете» по поводу заграничной школы, которая устраивается новой фракцией. Тов. Максимов так усиленно подчеркивает это «устройство первой (курсив Максимова) партийной школы за границей», публику так усиленно ведет за нос по этому вопросу, что придется сказать о пресловутой «школе» поподробнее.

Тов. Максимов горько жалуется:

«Ни единой попытки не только оказать содействие школе, но хотя бы даже взять в свои руки контроль над нею, со стороны редакции («Пролетария») не делалось; распространяя неизвестно откуда добытые ложные сведения о школе, редакция не сделала организаторам школы ни единого запроса с целью проверки этих сведений. Таково было отношение редакции ко всему этому делу».

Так. Так. «Ни единой попытки хотя бы даже взять в свои руки контроль над школой…» Иезуитизм Максимова в этой фразе дошел до того, что разоблачает сам себя.

Припомните, читатель, ерогинское общежитие в эпоху первой Думы. Отставной земский начальник (или какой-то вообще в этом роде чиновный кавалер) Ерогин организовал в Петербурге общежитие для приезжих крестьянских депутатов, желая оказать содействие «видам правительства». Неопытные деревенские мужички, попадая в столицу, перехватывались ерогинскими агентами и направлялись в ерогинское общежитие, где, разумеется, находили школу, в которой опровергались превратные учения «левых», обливались помоями трудовики и т. д., в которой новички-члены Думы обучались «истинно русской» государственной премудрости. К счастью, нахождение Государственной думы в Петербурге заставило Ерогина устроить в Петербурге же свое общежитие, а так как Петербург – достаточно широкий и свободный центр идейной и политической жизни, то, разумеется, ерогинские депутаты очень скоро стали покидать ерогинское общежитие и перекочевывать в лагерь трудовиков или в лагерь самостоятельных депутатов. Из затеи Ерогина вышел только срам и для него, и для правительства.

Теперь представьте себе, читатель, что подобное сему ерогинское общежитие устроено не в каком-нибудь заграничном Петербурге, а в каком-нибудь заграничном Царевококшайске. Если вы представите себе это, то вы должны будете согласиться, что отзовистско-богостроительские ерогины использовали свое знакомство с Европой для того, чтобы оказаться похитрее истинно русского Ерогина. Люди, называющие себя большевиками, собрали свою кассу, – не зависимую от той единственной, насколько мы знаем, общебольшевистской кассы, из которой покрываются расходы по изданию и распространению «Пролетария», – организовали свою агентуру, свезли нескольких «своих» агитаторов в Царевококшайск, привезли туда нескольких партийных социал-демократических рабочих и провозгласили это (запрятанное от партии в Царевококшайск) ерогинское общежитие «первой партийной» (партийной – потому, что запрятано от партии) «школой за границей».

Спешим оговориться – ввиду того, что устраненный т. Максимов поднял с особенным усердием вопрос о том, законно или противозаконно его устранение (об этом вопросе ниже) – спешим оговориться, что в образе действий отзовистски-богостроительских ерогинцев нет ровно ничего «противозаконного». Абсолютно ничего. Все тут вполне законно. Законно то, что единомышленники в партии группируются вместе. Законно то, что единомышленники собирают кассу и затевают одно общее пропагандистски-агитационное предприятие. Законно то, что формой этого предприятия они желают выбрать в данный момент, скажем к примеру, не газету, а «школу». Законно то, что они считают ее официально партийной, раз ее устраивают члены партии и раз есть хоть одна, какая угодно организация партии, берущая на себя политическую и идейную ответственность за предприятие. Все тут вполне законно и все было бы очень хорошо, если бы… если бы не было иезуитизма, если бы не было лицемерия, если бы не было обмана своей собственной партии.

Разве это не обман партии, если вы публично подчеркиваете партийность школы, т. е. ограничиваетесь вопросом о формальной ее подзаконности и не называете имен инициаторов и устроителей школы, т. е. умалчиваете об идейно-политическом направлении школы, как предприятия новой фракции в нашей партии? В редакции «Пролетария» было две «бумажки» об этой школе (сношения редакции с Максимовым уже более года идут не иначе, как при помощи «бумажек» и дипломатических нот). Первая бумажка была вовсе не подписана, абсолютно никем не подписана – просто рассуждение о пользе просвещения и о просветительном значении учреждений, называемых школами. Вторая бумажка была подписана подставными лицами. Теперь, выступая печатно перед публикой с восхвалением «первой партийной школы за границей», т. Максимов умалчивает по-прежнему о фракционном характере школы.

Эта политика иезуитизма вредит партии. Эту «политику» мы разоблачим. Инициаторами и устроителями школы являются на деле товарищи «Ер» (назовем так всем в партии известного вождя московских отзовистов, читавшего рефераты о школе, организовавшего школу учеников и выбранного несколькими рабочими кружками в лекторы), Максимов, Луначарский, Лядов, Алексинский и т. д. Мы не знаем и не интересуемся знать, какую роль, в частности, играли те или другие из этих товарищей, как они размещаются в разных официальных учреждениях школы, в ее «Совете», в ее «исполнительной комиссии», в ее лекторской коллегии и т. п. Мы не знаем, какие «нефракционные» товарищи могут в том или ином отдельном случае дополнить эту компанию. Все это совсем неважно. Мы утверждаем, что действительное идейно-политическое направление этой школы, как нового фракционного центра, определяется именно названными именами и что, скрывая это от партии, Максимов ведет политику иезуитизма. Не то дурно, что в партии возник новый фракционный центр, – мы отнюдь не принадлежим к людям, которые не прочь составить себе политический капиталец на дешевенько-популярных криках против фракционности, – напротив, это хорошо, что получил возможность особого выражения в партии особый оттенок, раз таковой имеется. Дурно то, что партия вводится в обман и вводятся в обман и рабочие, сочувствующие – само собой разумеется – всякой школе, как всякому просветительному предприятию.

Разве это не лицемерие, когда т. Максимов жалуется публике, что редакция «Пролетария» не пожелала «даже» («даже»!) «взять в свои руки контроль над школой»? Подумайте только: в июне 1908 года т. Максимов вышел из узкой редакции «Пролетария», с тех пор почти непрерывно идет в тысяче форм внутренняя борьба в большевистской фракции; Алексинский – за границей, «Ер» и К – за границей и в России на тысячу ладов повторяют за Максимовым все отзовистско-богостроительские благоглупости против «Пролетария». Максимов подает письменные и формальные протесты против статьи «Не по дороге»; о грядущем неизбежном расколе у большевиков говорят все, хоть понаслышке знающие партийные дела (достаточно указать, что меньшевик Дан на Всероссийской конференции декабря 1908 года во всеуслышанье на официальном собрании заявил: «кто же не знает, что Ленина обвиняют теперь большевики в предательстве большевизма»!), – а тов. Максимов, разыгрывая роль невинного, ну совсем-таки невинного младенца, вопрошает почтеннейшую публику: почему это редакция «Пролетария» не пожелала «даже» взять в свои руки контроль над партийной школой в богостроительском Царевококшайске? «Контроль» над школой! Сторонники «Пролетария» в качестве «инспекторов», присутствующих при лекциях Максимова, Луначарского, Алексинского и К^о!! Ну к чему играть эту недостойную, позорную комедию? К чему? К чему втирать очки публике рассылкой ничего не говорящих «программ» и «отчетов» «школы» вместо того, чтобы прямо и открыто признать идейных руководителей и вдохновителей нового фракционного центра!

К чему? – мы сейчас дадим ответ на этот вопрос, а пока закончим по вопросу о школе: Царевококшайск может поместиться в Петербурге и переместиться (по крайней мере большей своей частью) в Петербург, но Петербург не может ни поместиться в Царевококшайске, ни переместиться в Царевококшайск. Кто поэнергичнее, посамостоятельнее из учеников новой партийной школы, тот сумеет найти себе дорогу от узкой новой фракции к широкой партии, от «науки» отзовистов и богостроителей к науке социал-демократизма вообще и большевизма в частности. А кто хочет ограничиться ерогинским просвещением, с тем ничего не поделаешь. Редакция «Пролетария» готова оказать и окажет всяческую помощь всем рабочим, каких бы взглядов они ни были, раз они пожелают переехать (или съездить) из заграничного Царевококшайска в заграничный Петербург и познакомиться со взглядами большевизма. Лицемерную же политику устроителей и инициаторов «первой заграничной партийной школы» мы разоблачим перед всей партией.

V

К чему все это лицемерие Максимова, – спрашивали мы и отложили ответ на этот вопрос до окончания разговора о школе. Но, говоря строго, не вопрос «к чему?», а вопрос «почему?» заслуживает здесь выяснения. Неверно было бы думать, что лицемерная политика ведется всеми членами новой фракции сознательно ради определенной цели. Нет. Дело обстоит так, что в самом положении этой фракции, в условиях ее выступления и ее деятельности есть причины (несознаваемые многими отзовистами и богостроителями), которые порождают лицемерную политику.

Давно уже сказано, что лицемерие есть дань, которую порок платит добродетели. Но это изречение относится к области личной морали. По отношению к идейно-политическим направлениям надо сказать, что лицемерие есть то прикрытие, за которое хватаются группы, внутренне неоднородные, составленные из разношерстных, случайно сошедшихся элементов, чувствующих себя слабыми для открытого, прямого выступления.

Состав новой фракции определяет то, что она схватилась за это прикрытие. Штаб фракции божественных отзовистов составляют непризнанные философы, осмеянные богостроители, уличенные в анархистском недомыслии и бесшабашной революционной фразе отзовисты, запутавшиеся ультиматисты, наконец, те (немногие, к счастью, в большевистской фракции) боевики, которые сочли ниже своего достоинства переход к невидной, скромной, лишенной внешнего блеска и «яркости», революционной социал-демократической работе, соответствующей условиям и задачам «межреволюционной» эпохи, и которых ублаготворяет Максимов «яркой» фразой об инструкторских школах и группах… в 1909 году. Единственное, что крепко сплачивает в настоящую минуту эти разнокалиберные элементы, это – горячая ненависть к «Пролетарию» и вполне заслуженная им ненависть, ненависть за то, что ни единая попытка этих элементов получить в «Пролетарии» свое выражение или хотя бы свое косвенное признание, или малейшую защиту и прикрытие не оставалась никогда без самого решительного отпора.

«Оставь надежду навсегда» – вот что говорил этим элементам «Пролетарий» каждым своим номером, каждым редакционным собранием, каждым выступлением по какому бы то ни было очередному вопросу партийной жизни.

И вот, когда очередными вопросами оказались (в силу объективных условий развития нашей революции и нашей контрреволюции оказались) в области литературы – богостроительство и теоретические основы марксизма, а в области политической работы – использование III Думы и третьедумской трибуны социал-демократией, – тогда эти элементы сплотились и произошел естественный и неизбежный взрыв.

Как и всякий взрыв, он произошел сразу, – не в том смысле, чтобы тенденции не намечались раньше, чтобы не было отдельных проявлений этих тенденций, – а в том смысле, что политическое сплочение разнокалиберных тенденций, в том числе и весьма далеких от политики тенденций, оказалось почти внезапным. Широкая публика поэтому склонна, как и всегда, поддаться прежде всего обывательскому объяснению нового раскола, объяснению его какими-либо дурными качествами того или иного из руководителей, влиянием заграницы и кружковщины и проч. и т. п. Нет сомнения, что заграница, став неизбежным, в силу объективных условий, местом операционной базы всех центральных революционных организаций, наложила свой отпечаток на форму раскола. Нет сомнения, что на этой форме сказались и особенности того литераторского кружка, который одним своим боком входил в социал-демократию. Мы называем обывательским объяснением не учет этих обстоятельств, ничего кроме формы, поводов, «внешней истории» раскола объяснить неспособных, а нежелание или неспособность понять идейно-политические основы, причины и корни расхождения.

Непонимание этих основ новой фракцией является также источником того, что она схватилась за старое прикрытие, заметая следы, отрицая неразрывную связь с отзовизмом и т. д. Непонимание этих основ вызывает со стороны новой фракции спекуляцию на обывательское объяснение раскола и на обывательское сочувствие.

В самом деле, разве это не спекуляция на обывательское сочувствие, если Максимов и К^о плачутся теперь публично по поводу их «вышибания», их «устранения»? Подайте милостыньку вашего сочувствия, христа ради, невинно вышибленным, несправедливо устраненным… Что этот прием безошибочно верно рассчитан на обывательское сочувствие, это доказывает тот оригинальный факт, что далее тов. Плеханов, враг всякого богостроительства, всякой «новой» философии, всякого отзовизма и ультиматизма и т. д., даже тов. Плеханов подал милостыньку христа ради, воспользовавшись хныканьем Максимова, и обозвал большевиков по этому случаю еще и еще раз «жестоковыйными» (см. «Дневник Социал-Демократа» Плеханова, август 1909). Если Максимов выпросил милостыню сочувствия даже у Плеханова, то вы можете себе представить, читатель, сколько слез сочувствия Максимову будет пролито обывательскими элементами внутри социал-демократии и около социал-демократии по поводу «вышибания» и «устранения» добрых, благонамеренных и скромных отзовистов и богостроителей.

Вопрос о «вышибании» и «устранении» разрабатывается т. Максимовым и с формальной стороны и по существу дела. Посмотрим на эту разработку.

С формальной стороны устранение Максимова «противозаконно», – говорят нам устраненные, – и «мы не признаем этого устранения», ибо Максимов «выбран большевистским съездом, т. е. большевистской частью партийного съезда», Читая листок Максимова и Николаева, публика видит тяжелое обвинение («противозаконное устранение»), не получая ни точной формулировки его, ни материала для суждения о деле. Но ведь именно таков всегдашний прием известной стороны при заграничных расколах: затенять принципиальное расхождение, прикрывать его, замалчивать идейные споры, прятать своих идейных друзей и шуметь побольше об организационных конфликтах, которые публика не в состоянии разобрать точно и не вправе разбирать детально. Так поступали рабочедельцы в 1899 г., крича, что «экономизма» никакого нет, а что вот Плеханов украл типографию. Так поступали меньшевики в 1903 году, крича, что никакого поворота к рабочедельчеству у них нет, а что вот Ленин «вышиб» или «устранил» Потресова, Аксельрода и Засулич и т. д. Так поступают люди, спекулирующие на заграничных любителей скандальчика, сенсации. Ни отзовизма нет, ни богостроительства нет, а есть «противозаконное устранение» Максимова «большинством редакции», которое желает «оставить в своем полном распоряжении» «имущество всей фракции», – пожалуйте-ка в нашу лавочку, господа, мы вам порасскажем об этом самое что ни на есть пикантное…

Старый прием, тт. Максимов и Николаев! Нельзя не сломать себе шеи тем политикам, которые прибегают к этому приему.

О «противозаконности» говорят наши «устраненные» потому, что редакцию «Пролетария» они считают не вправе решать вопрос о судьбе большевистской фракции и об ее расколе. Очень хорошо, господа. Если редакция «Пролетария» и выбранные на Лондонском съезде 15 большевиков членов ЦК и кандидатов в члены ЦК не вправе представлять большевистскую фракцию, то вы имеете полную возможность заявить это во всеуслышание и повести кампанию за свержение или за перевыбор этого негодного представительства. Да вы и вели эту кампанию и, только потерпев некоторый ряд некоторых неудач, вы предпочли жаловаться и хныкать. Если вы подняли вопрос о съезде или конференции большевиков, тт. Максимов и Николаев, то почему не рассказали вы публике, что тов. «Ер» несколько месяцев тому назад вносил уже в Московский комитет проект резолюции о недоверии «Пролетарию» и о конференции большевиков для выбора нового идейного центра большевиков?

Почему вы умолчали об этом, о, несправедливо устраненные?

Почему вы умолчали о том, что резолюция «Ера» отклонена всеми голосами против него одного?

Почему вы умолчали о том, что осенью 1908 года во всей петербургской организации, вплоть до низов, шла борьба по платформам двух течений в большевизме, отзовистов и противников отзовизма, причем отзовисты потерпели поражение?

Максимову и Николаеву хочется похныкать перед публикой, потому что они потерпели поражение неоднократно в России. И «Ер» и петербургские отзовисты имели право, не дожидаясь никакой конференции и не опубликовывая своих платформ перед всей партией, вести борьбу против большевизма вплоть до низов.

Но редакция «Пролетария», с июня 1908 года объявившая открытую войну отзовизму, не имела права после года борьбы, года дискуссий, года трений, конфликтов и т. д., после вызова трех делегатов от областей из России и нескольких русских членов расширенной редакции, не участвовавших ни в одном заграничном столкновении, не имела права заявить то, что есть, заявить, что Максимов откололся от нее, заявить, что большевизм ничего общего не имеет с отзовизмом, ультиматизмом и богостроительством?

Перестаньте лицемерить, господа! Вы боролись там, где вы считали себя особенно сильными, и потерпели поражение. Вы несли отзовизм в массы вопреки решению официального центра большевиков и не дожидаясь никакой особой конференции. И теперь вы принимаетесь хныкать и жаловаться потому, что вы оказались в ничтожном до смешного меньшинстве в расширенной редакции, в Совещании с участием делегатов областей!

Перед нами опять-таки чисто рабочедельческий прием заграничников: играть в «демократию», когда нет налицо условий для полной демократии, – спекулировать на разжигание всякого недовольства «заграницей» и в то же время из той же заграницы направлять (посредством «школы») свою отзовистски-богостроительскую пропаганду, – начинать раскол среди большевиков и плакаться потом о расколе, – устроить свою фракцию (под прикрытием «школы») и лицемерно лить слезы по поводу «раскольнической» политики «Пролетария».

Нет, довольно уже этой склоки! Фракция есть свободный союз единомышленников внутри партии, и после борьбы более чем в течение года, борьбы и в России и за границей, мы имели полное право, мы были обязаны сделать решительный вывод. И мы его сделали. Вы имеете полное право бороться против него, выставлять свою платформу, завоевывать ей большинство. Если вы не делаете этого, если вы вместо открытого союза с отзовистами и выставления общей платформы продолжаете играть в прятки и спекулировать на дешевеньком заграничном «демократизме», – то вы получите в ответ только заслуженное вами презрение.

Вы ведете двойную игру. С одной стороны, вы объявляете, что «Пролетарий» целый год уже «сплошь» ведет небольшевистскую линию (и ваши сторонники в России не раз пытались провести эти взгляды в резолюциях ПК и МК). С другой стороны, вы плачетесь о расколе и отказываетесь признать «устранение». С одной стороны, вы идете на деле во всем рука об руку с отзовистами и богостроителями, с другой – вы отрекаетесь от них и корчите из себя примиренцев, желающих примирить большевиков с отзовистами и богостроителями.

«Оставьте надежду навсегда»! Вы можете завоевывать себе большинство. Вы можете одерживать среди незрелой части большевиков какие угодно победы. Ни на какое примирение мы не пойдем. Стройте свою фракцию, вернее: продолжайте строить ее, как вы уже начали это делать, но не обманывайте партию, не обманывайте большевиков. Никакие конференции, никакие съезды в мире не примирят теперь большевиков с отзовистами, ультиматистами и богостроителями. Мы сказали, и мы повторяем еще раз: каждый социал-демократ большевик и каждый сознательный рабочий должен сделать решительный и окончательный выбор.

VI

Прикрывая свою идейную родню, боясь развернуть свою настоящую платформу, новая фракция старается пополнить нехватку в своем идейном багаже посредством заимствования слов из багажа старых расколов. «Новый Пролетарий», «новопролетариевская линия», – кричат Максимов и Николаев, подражая старой борьбе против новой «Искры».

Прием, способный очаровать некоторых политических младенцев.

Но даже и слов-то старых вы не умеете повторить, господа. «Соль» лозунга «против новой «Искры»» состояла в том, что меньшевики, получив «Искру», должны были сами начать новую линию, тогда как съезд (II съезд РСДРП в 1903 году) утвердил именно линию старой «Искры»{51}. «Соль» была в том, что меньшевикам пришлось (устами Троцкого в 1903–1904 гг.) провозгласить: между старой и новой «Искрой» лежит пропасть. И до сих пор Потресов и К^о стараются стереть с себя «следы» той эпохи, когда их вела старая «Искра».

«Пролетарий» выходит теперь 47-м номером. Ровно три года тому назад, в августе 1906 года, вышел первый номер. В этом первом номере «Пролетария», помеченном 21 августа 1906 года, находим редакционную статью «О бойкоте» и в этой статье черным по белому: «Теперь как раз наступило время, когда революционные с.-д. должны перестать быть бойкотистами»[11]. Ни единого номера «Пролетария» не было с тех пор, где бы хоть строчка была допущена в пользу «бойкотизма» (после 1906 года), отзовизма и ультиматизма, без опровержения этой карикатуры на большевизм. И теперь карикатурные большевики поднимаются на ходули, пытаясь сравнить себя с людьми, сначала проведшими трехлетнюю кампанию старой «Искры» и закрепившими ее линию II съездом партии, а потом показавшими поворот новой «Искры»!

«Бывший редактор популярной рабочей газеты «Вперед»» – подписывается теперь т. Максимов, желая напомнить читателю, что-де «гуси Рим спасли». Ваше отношение к линии газеты «Вперед»{52} – ответим мы Максимову на это напоминание – совершенно такое же, как отношение Потресова к старой «Искре». Потресов был ее редактором, но не он вел старую «Искру», а старая «Искра» вела его. Как только он захотел изменить линию – от него отвернулись староискровцы. И теперь даже сам Потресов из кожи лезет, чтобы очиститься от «греха молодости», от участия в редакторстве старой «Искры».

Не Максимов вел газету «Вперед», а газета «Вперед» вела Максимова. Доказательство: бойкотизм III Думы, в пользу которого ни единого слова не сказала и не могла сказать газета «Вперед». Максимов поступал очень разумно и хорошо, когда давал вести себя газете «Вперед». Максимов стал выдумывать теперь (или, все равно, помогать отзовистам выдумывать) такую линию, которая неизбежно ведет его в болото, как и Потресова.

Запомните это, т. Максимов: в основу сравнения надо брать цельность идейно-политического направления, а не «слова», не «лозунги», которые кое-кто заучивает, не понимая их смысла. Большевизм провел за три года, 1900–1903, старую «Искру» и вышел на борьбу с меньшевизмом, как цельное направление. Меньшевики долго путались с новым для них союзом, с антиискровцами, с рабочедельцами, пока не отдали Прокоповичу Потресова (да и одного ли Потресова?). Большевизм провел в духе решительной борьбы с «бойкотизмом» и т. п. старый «Пролетарий» (1906–1909 гг.) и вышел, как цельное направление, на борьбу с людьми, которые выдумывают теперь «отзовизм», «ультиматизм», «богостроительство» и т. п. Меньшевики хотели исправить старую «Искру» в духе Мартынова и «экономистов» – и сломали себе на этом шею. Вы хотите исправить старый «Пролетарий» в духе «Ера», отзовистов и богостроителей – и вы сломите на этом шею.

А «поворот к Плеханову», – торжествует Максимов. А создание «новой фракции центра»? И наш «тоже большевик» объявляет «дипломатией» «отрицание» того, будто «имеется в виду осуществление идеи «центра»»!

Эти крики Максимова против «дипломатии» и против «объединения с Плехановым» стоят того, чтобы над ними посмеяться. Карикатурные большевики и тут верны себе: они твердо заучили, что Плеханов вел в 1906–1907 годах архиоппортунистическую политику. И они думают, что если твердить это почаще, не разбираясь в происходящих изменениях, то это будет означать наибольшую «революционность».

На самом деле «дипломаты» «Пролетария», начиная с Лондонского съезда, открыто вели все время и провели политику партийности против карикатурных преувеличений фракционности, политику защиты марксизма против критики его. И теперешний источник криков Максимова двоякий: с одной стороны, начиная с Лондонского съезда, имелись всегда отдельные большевики (пример: Алексине кий), твердившие о подмене линии большевизма линией «примиренчества», линией «польско-латышской» и т. п. Всерьез большевики редко брали эти совсем глупенькие речи, свидетельствующие только о заскорузлости мышления. С другой стороны, та литературная компания, к которой принадлежит Максимов и которая всегда одним лишь своим боком подходила к социал-демократии, в течение долгого времени видела главного врага своим богостроительским и т. п. тенденциям в Плеханове. Нет ничего страшнее Плеханова для этой компании. Нет ничего более разрушающего ее надежды на прививку своих идей рабочей партии, как «объединение с Плехановым».

И вот, эти двоякого рода элементы: заскорузлая фракционность, не понимающая задач большевистской фракции по созданию партии, и литераторски-кружковые элементы богостроителей и прикрывателей богостроительства – сплотились теперь на «платформе»: против «объединения с Плехановым», против «примиренческой», «польско-латышской» линии «Пролетария» и т. п.

Вышедший теперь № 9 «Дневника» Плеханова избавляет нас от необходимости особенно подробно разъяснять читателю всю карикатурность этой «платформы» карикатурных большевиков. Плеханов разоблачил ликвидаторство в «Голосе Социал-Демократа», дипломатию его редакторов и объявил, что ему «не по дороге» с Потресовым, который перестал быть революционером. Для всякого социал-демократа теперь ясно, что рабочие меньшевики пойдут за Плехановым против Потресова. Для всякого ясно, что раскол среди меньшевиков подтверждает линию большевиков. Для всякого ясно, что провозглашение Плехановым партийной линии против раскольничества ликвидаторов означает громадную победу большевизма, который занимает теперь главенствующее положение в партии.

Эту громадную победу большевизм одержал потому, что он вел свою партийную политику вопреки крикам «левых» недорослей и богостроительских литераторов. Только эти люди способны бояться сближения с тем Плехановым, который разоблачает и изгоняет из рабочей партии Потресовых. Только в застоявшемся болоте богостроительского кружка или героев заученной фразы может иметь успех «платформа»: «против объединения с Плехановым», то есть против сближения с партийными меньшевиками для борьбы с ликвидаторством, против сближения с ортодоксальными марксистами (это невыгодно ерогинской компании литераторов), против дальнейшего завоевания партии для революционной социал-демократической политики и тактики.

Мы, большевики, можем указать на великие успехи в деле такого завоевания. Роза Люксембург и Карл Каутский – социал-демократы, пишущие нередко для русских и постольку входящие в нашу партию, – завоеваны нами идейно, несмотря на то, что в начале раскола (1903 г.) все симпатии их были на стороне меньшевиков. Завоеваны они были тем, что большевики не делали поблажек «критике» марксизма, тем, что большевики отстаивали не букву своей, непременно своей, фракционной теории, а общий дух и смысл революционно-социал-демократической тактики. Мы и впредь пойдем тем же путем, поведем еще более беспощадную войну против буквоедского недомыслия и бесшабашной игры с заученными фразами, против теоретического ревизионизма богостроительского кружка литераторов.

Два ликвидаторские течения обрисовались теперь вполне ясно у русских социал-демократов: потресовское и максимовское. Потресов вынужден бояться социал-демократической партии, ибо в ней безнадежно отныне проведение его линии. Максимов вынужден бояться социал-демократической партии, ибо в ней безнадежно теперь проведение его линии. И тот и другой будут поддерживать и прикрывать всеми правдами и неправдами проделки особых литераторских кружков с их своеобразными видами ревизионизма в марксизме. И тот и другой будут цепляться, как за последнюю тень надежды, за сохранение духа кружковщины против партийности, ибо Потресов может еще иногда побеждать в отборной компании заскорузлых меньшевиков, Максимова могут еще иногда увенчать лаврами отборно заскорузлые кружки большевиков, но ни тому, ни другому никогда не занять прочного места ни среди марксистов, ни в действительно социал-демократической рабочей партии. И тот и другой представляют две противоположные, но взаимно друг друга пополняющие, одинаково ограниченные, мелкобуржуазные тенденции в социал-демократии.

VII

Мы показали, каков штаб новой фракции. Откуда может рекрутироваться ее армия? Из буржуазно-демократических элементов, примкнувших к рабочей партии во время революции. Пролетариат везде и всегда рекрутируется из мелкой буржуазии, везде и всегда бывает связан с ней тысячами переходных ступеней, граней, оттенков. Когда рабочая партия растет особенно быстро (как это было у нас в 1905–1906 годах), проникновение в нее массы элементов, пропитанных мелкобуржуазным духом, неизбежно. И в этом нет ничего худого. Историческая задача пролетариата – переваривать, переучивать, перевоспитывать все элементы старого общества, которые оно оставляет ему в наследство в виде выходцев из мелкой буржуазии. Но для этого нужно, чтобы пролетариат перевоспитывал выходцев, чтобы он влиял на них, а не они на него. Очень многие «социал-демократы дней свободы», впервые став социал-демократами в дни увлечения, праздника, в дни ярких лозунгов, в дни побед пролетариата, круживших головы даже чисто буржуазной интеллигенции, стали учиться серьезно, учиться марксизму, учиться выдержанной пролетарской работе, – они всегда останутся социал-демократами и марксистами. Другие не успели или не умели перенять от пролетарской партии ничего, кроме нескольких заученных слов, зазубренных «ярких» лозунгов, пары фраз о «бойкотизме», «боевизме» и т. п. Когда такие элементы вздумали навязывать свои «теории», свое миросозерцание, т. е. свою ограниченность рабочей партии, раскол с ними стал неизбежен.

Судьба бойкотистов III Думы превосходно показывает на наглядном примере различие тех и других элементов.

Большинство большевиков, искренне увлеченное желанием непосредственной и немедленной борьбы с героями 3-го июня, склонилось к бойкоту III Думы, но очень быстро сумело справиться с новым положением. Они не твердили заученных слов, а внимательно всматривались в новые исторические условия, вдумывались в то, почему жизнь пошла так, а не иначе, работали головой, а не только языком, они вели серьезную и выдержанную пролетарскую работу и они быстро поняли всю глупость, все убожество «отзовизма». Другие уцепились за слово, стали сочинять из непереваренных слов «свою линию», стали кричать о «бойкотизме, отзовизме, ультиматизме», стали заменять этими криками пролетарски-революционную работу, предписанную данными историческими условиями, стали подбирать новую фракцию из всех и всяческих незрелых элементов большевизма. Скатертью дорога, любезные! Мы сделали все, что могли, чтобы научить вас марксизму и социал-демократической работе. Мы объявляем теперь самую решительную и непримиримую войну и ликвидаторам справа и ликвидаторам слева, развращающим рабочую партию теоретическим ревизионизмом и мещанскими методами политики и тактики.

Приложение к№ 47–48 газеты «Пролетарий», Приложения

Печатается по тексту 11 (24) сентября 1909 г.

В настоящем номере «Пролетария» напечатано одно из многочисленных писем, указывающих на громадный идейный разброд среди социал-демократов. Особенного внимания заслуживают рассуждения насчет «германских рельсов» (т. е. повторения у нас пути развития Германии после 1848 года). Чтобы разобрать источники ошибочных взглядов по этому важнейшему вопросу, без уяснения которого невозможна правильная тактика рабочей партии, возьмем меньшевиков и «Голос Социал-Демократа», с одной стороны, польскую статью Троцкого, с другой{61}.

I

Основой тактики большевиков в революции 1905–1907 гг. было то положение, что полная победа этой революции возможна лишь как диктатура пролетариата и крестьянства. Каково экономическое обоснование этого взгляда? Начиная с «Двух тактик» (1905 г.)[18] и продолжая многочисленными статьями в газетах и сборниках 1906 и 1907 гг., мы всегда давали следующее обоснование: буржуазное развитие России уже вполне предрешено и неизбежно, но оно возможно в двух формах – в так называемой «прусской» форме (сохранение монархии и помещичьего землевладения, создание крепкого, т. е. буржуазного, крестьянства на данной исторической почве и т. д.) и в так называемой «американской» форме (буржуазная республика, уничтожение помещичьего землевладения, создание фермерства, т. е. свободного буржуазного крестьянства путем резкого перелома данной исторической обстановки). Пролетариат должен бороться за второй путь, ибо он обеспечивает наибольшую свободу и быстроту развития производительных сил капиталистической России, а победа в такой борьбе возможна только при революционном союзе пролетариата и крестьянства.

Именно этот взгляд проведен в резолюции Лондонского съезда о народнических или трудовых партиях и об отношении к ним социал-демократов{62}. Меньшевики, как известно, всего враждебнее относятся к этой резолюции именно по тому специальному вопросу, который мы здесь разбираем. Но как шатко экономическое обоснование их позиции, видно из следующих слов влиятельнейшего меньшевистского писателя по аграрному вопросу в России, т. Маслова. Во втором томе «Аграрного вопроса», вышедшем в 1908 году (предисловие помечено 15 декабря 1907 года), Маслов писал: «Пока (курсив Маслова) не сложились чисто капиталистические отношения в деревне, пока продовольственная аренда» (Маслов напрасно употребляет этот неудачный термин вместо термина: кабально-крепостническая аренда) «имеет место, не исчезнет и возможность наиболее выгодного для демократии решения аграрного вопроса. Прошлое всемирной истории дает два типа образования капиталистического строя: тип, преобладающий в Западной Европе (кроме Швейцарии, некоторых уголков в других европейских государствах), являющийся результатом компромисса между дворянством и буржуазией, и тип земельных отношений, создавшийся в Швейцарии, Соед. Штатах Сев. Америки, английских и др. колониях. Приведенные нами данные о положении земельного вопроса в России не дают нам достаточных оснований определенно утверждать, который тип земельных отношений у нас утвердится, а делать субъективные и произвольные выводы не позволяет «научная совесть»…» (стр. 457).

Это верно. И это есть полное признание экономического обоснования большевистской тактики. Не в «революционном угаре» дело (как думают веховцы и Череванины), а в объективных, экономических условиях, дающих возможность «американского» пути капитализма в России. В своей истории крестьянского движения в 1905–1907 гг. Маслов должен был признать наши основные посылки. Аграрная «программа кадетов, – пишет он там же, – является наиболее утопической, так как нет такого широкого общественного класса, который был бы заинтересован в желательном для них решении вопроса: победят или интересы землевладельцев с грядущими политическими уступками» (Маслов хочет сказать: причем неизбежны уступки землевладельческой буржуазии) «или интересы демократии» (стр. 456).

И это верно. Отсюда следует, что «утопична» была в революции тактика поддержки кадетов пролетариатом. Отсюда следует, что силы «демократии», т. е. демократической революции, суть силы пролетариата и крестьянства. Отсюда следует, что есть две дороги буржуазного развития: по одной ведут «землевладельцы, делающие уступки буржуазии», по другой хотят и могут вести рабочие и крестьяне (ср. Маслов, стр. 446: «Если бы все помещичьи земли перешли даром в пользование крестьянства, то и тогда… происходил бы процесс капитализации крестьянского хозяйства, но более безболезненный…»).

Мы видим, что, когда Маслов рассуждает как марксист, он рассуждает по-большевистски. А вот пример, как, разнося большевиков, он рассуждает подобно либералу. Пример этот находится, само собой разумеется, в ликвидаторской книге: «Общественное движение в России в начале XX века», выходящей под редакцией Мартова, Маслова и Потресова; в отделе «Итоги» (т. I) находим статью Маслова: «Развитие народного хозяйства и влияние его на борьбу классов в XIX веке». В этой статье, на странице 661, читаем:

«…некоторые из социал-демократов стали рассматривать буржуазию как безнадежно реакционный класс и ничтожную величину. Сила и значение буржуазии не только недооценивались, но и историческая роль этого класса рассматривалась вне исторической перспективы: игнорировалось участие средней и мелкой буржуазии в революционном движении и сочувствие ему крупной буржуазии в первый период движения, предрешалась и на будущее время реакционная роль буржуазии и т. д.» (так и стоит: «и т. д.»!). «Отсюда делался вывод о неизбежности диктатуры пролетариата и крестьянства, которая противоречила бы всему ходу хозяйственного развития».

Вся эта тирада – целиком веховская. Весь этот «марксизм» – брентановский, зомбартовский или струвистский{63}. Позиция автора этой тирады есть именно позиция либерала в отличие от буржуазного демократа. Ибо либерал потому и либерал, что он не видит иного пути, мысли не допускает об ином пути буржуазного развития, кроме данного пути, т. е. руководимого землевладельцами, которые делают «уступки» буржуазии. Демократ потому и демократ, что он видит иной путь, борется за него, именно за путь, руководимый «народом», т. е. мелкой буржуазией, крестьянством и пролетариатом, но не видит буржуазности и этого пути. В «Итогах» ликвидаторской книги Маслов забыл все о двух путях буржуазного развития, о силе буржуазии американской (по-русски: вырастающей из крестьянства, на почве, революционным путем очищенной от помещичьего землевладения), о слабости буржуазии прусской (закабаленной «землевладельцами»), о том, что большевики никогда не говорили о «неизбежности» «диктатуры», а о необходимости ее для победы американского пути, забыл о том, что большевики выводили «диктатуру» не из слабости буржуазии, а из объективных, экономических условий, дающих возможность двоякого развития буржуазии. В теоретическом отношении приведенная тирада – сплошной комок путаницы (от которой отрекся сам Маслов во II томе «Аграрного вопроса»); в практически-политическом отношении эта тирада есть либерализм, есть идейная защита крайнего ликвидаторства.

Посмотрите теперь, как шаткость позиции по основному экономическому вопросу ведет к шаткости политических выводов. Вот цитата из статьи Мартова «Куда идти?» (№ 13 «Голоса Социал-Демократа»): «В современной России никто не может в данный момент определить, создадутся ли при новом политическом кризисе благоприятные объективные условия для коренной демократической революции; мы можем лишь наметить те конкретные условия, при наличности которых такая революция станет неизбежной. Пока история не решила этого вопроса так, как его решила для Германии в 1871 году, до тех пор социал-демократия не должна отказываться от задачи идти к неизбежному политическому кризису с своим революционным решением политической, аграрной и национальной проблемы (демократическая республика, конфискация поместного землевладения и полная свобода самоопределения). Но она должна именно идти к тому кризису, который окончательно решит вопрос о «германском» или «французском» завершении революции, а не стоять в ожидании пришествия кризиса».

Верно. Прекрасные слова, пересказывающие как раз резолюцию партийной конференции декабря 1908 г. Такая постановка вполне соответствует словам Маслова во втором томе «Аграрного вопроса» и тактике большевиков. Такая постановка отличается решительно от позиции, выраженной знаменитым восклицанием: «большевики на конференции декабря 1908 г. постановили переть туда, где были раз разбиты»{64}. «Идти со своим революционным решением аграрного вопроса» можно только с революционными слоями буржуазной демократии, т. е. только с крестьянством, а не с либералами, удовлетворяющимися «уступками землевладельцев». Идти к конфискации вместе с крестьянством – эта формулировка ничем кроме словесной разницы не отличается от положения: идти к диктатуре пролетариата и крестьянства. Но Мартов, в № 13 «Голоса» вплотную подвинувшийся к позиции нашей партии, не выдерживает этой позиции последовательно, сбиваясь постоянно к Потресову – Череванину как в ликвидаторской книге «Общественное движение», так и в том же самом № 13. Например, задачу момента он определяет в той же статье, как «борьбу за открытое рабочее движение, в том числе и за завоевание собственного (социал-демократической партии) открытого существования». Сказать так, значит сбиться на уступку ликвидаторам: мы хотим укрепления социал-демократической партии, использующей все легальные возможности и все случаи открытого выступления; ликвидаторы хотят обкарнания партии до рамок легального и открытого (при Столыпине) существования. Мы боремся за революционное свержение столыпинского самодержавия, пользуясь для такой борьбы всяким открытым выступлением, расширяя пролетарскую базу движения к такой цели. Ликвидаторы борются за открытое существование рабочего движения… при Столыпине. Слова Мартова о том, что мы обязаны бороться за республику и конфискацию земли, формулированы так, что исключают ликвидаторство; слова его о борьбе за открытое существование партии формулированы так, что не исключают ликвидаторства. В области политики тут та же неустойчивость, что у Маслова в области экономики[19].

У Мартынова в аграрной статье (№ 10–11) эта неустойчивость доходит до геркулесовых столпов. Мартынов пытается хлестко полемизировать с «Пролетарием», но у него выходит, благодаря неумению поставить вопрос, беспомощное и неуклюжее барахтанье. У «Пролетария», видите ли, выходит по Ткачеву: «Теперь или еще немножко, или никогда!»{65}. Это «выходит» и у Маслова и у Мартова, любезный т. Мартынов; это должно выйти у всякого марксиста, ибо речь идет не о социалистической революции (как у Ткачева), а об одном из двух методов завершения буржуазной. Подумайте-ка, т. Мартынов: могут ли марксисты вообще обязаться поддерживать конфискацию крупного землевладения или они обязаны это делать лишь «пока» («теперь или еще немножко» – или еще довольно долго, этого мы с вами не знаем) буржуазный строй окончательно не «утвердится»? Еще пример. Закон 9 ноября 1906 года{66} «посеял в деревне великую смуту, настоящую междоусобную войну, доходящую подчас до поножовщины», – говорит справедливо Мартынов. Вывод его: «в ближайшем будущем рассчитывать на сколько-нибудь единодушное и внушительное революционное выступление крестьянства, на крестьянское восстание, совершенно немыслимо ввиду этой междоусобицы». Противополагать восстание, т. е. гражданскую войну, «междоусобной войне», смешно, любезный тов. Мартынов, а вопрос о ближайшем будущем тут ни при чем, ибо речь идет не о практических директивах, а о линии всего аграрного развития. Еще пример. «Выделение из общины идет форсированным маршем». Верно. Вывод ваш?.. «Очевидно, что помещичья ломка будет совершаться с успехом и что в течение небольшого ряда лет, как раз в тех обширных районах России, где недавно еще аграрное движение принимало самые резкие формы, община будет разрушена, а вместе с ней исчезнет главное гнездо трудовической идеологии. Таким образом, одна из двух перспектив «Пролетария», именно «отрадная», – отпадает».

Не в общине дело, любезный т. Мартынов, ибо Крестьянский союз{67} в 1905 году и трудовики в 1906–1907 гг. требовали передачи земель не общинам, а отдельным лицам или свободным товариществам. Общину разрушает и столыпинская помещичья ломка старого землевладения и крестьянская ломка, т. е. конфискация для создания новых земельных распорядков. «Отрадная» перспектива «Пролетария» связана не с общиной и не с трудовичеством, как таковым, а с возможностью «американского» развития, создания свободного фермерства. Поэтому, говоря, что отрадная перспектива отпадает, и в то же время заявляя, что «лозунг экспроприации крупных землевладельцев не умрет», тов. Мартынов путает безбожно. Если «прусский» тип утвердится, то лозунг этот умрет, и марксисты скажут: мы сделали все возможное за более безболезненное развитие капитализма, нам остается теперь борьба за уничтожение самого капитализма. Если же этот лозунг не умрет, то значит будут налицо объективные условия для перевода «поезда» на американские «рельсы». И тогда марксисты сумеют, если не захотят превращаться в струвистов, за реакционно-«социалистической» фразеологией мелких буржуа, выражающей их субъективные взгляды, видеть объективно-реальную борьбу масс за лучшие условия капиталистического развития.

Резюмируем. Пусты споры о тактике, если они не опираются на ясный анализ экономических возможностей. Вопрос о прусском и американском типе аграрной эволюции России поставлен борьбой 1905–1907 годов, доказавшей его реальность. Столыпин делает еще один шаг вперед по прусскому пути, – было бы смешной боязнью горькой правды не видеть этого. Мы должны изжить своеобразный исторический этап на почве этого нового шага. Но не только смешным, а преступным было бы не видеть того, что пока Столыпин только запутал и обострил старое положение, не создав нового. Столыпин «ставит ставку на сильных» и просит «20 лет мира и покоя» для «реформирования» (читай: ограбления) России помещиками. Пролетариат должен ставить ставку на демократию, не преувеличивая ее сил, не ограничиваясь простым «упованием» на нее, а неуклонно развивая работу пропаганды, агитации, организации, поднимающую все силы демократии, – крестьянские массы в первую голову и больше всего, – зовущую их к союзу с передовым классом, к «диктатуре пролетариата и крестьянства» в целях полной демократической победы и обеспечения самых лучших условий наиболее быстрого и свободного развития капитализма. Отказ от этого выполнения пролетариатом его демократического долга неизбежно ведет к шатаниям, объективно играет только на руку контрреволюционным либералам вне рабочего движения и ликвидаторам внутри его.

«Пролетарий» № 50, 28 ноября (11 декабря) 1909 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий»