1905 г.
Социал-демократия и временное революционное правительство{1}
Напечатано 5 и 12 апреля (23 и 30 марта) 1905 г. в газете «Вперед» №№ 13 и 14
Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью
I
Всего пять лет тому назад лозунг «долой самодержавие!» казался многим представителям социал-демократии преждевременным, непонятным для рабочей массы. Эти представители справедливо были относимы к оппортунистам. Им разъясняли и разъяснили, что они отстают от движения, что они не понимают задач партии, как передового отряда класса, как его руководителя и организатора, как представителя движения в целом, его коренных и главных целей. Эти цели временно могут заслоняться повседневной будничной работой, но никогда не должны терять значения путеводной звезды для борющегося пролетариата.
И вот настало время, когда революционное пламя охватило всю страну, когда в неизбежность ниспровержения самодержавия в ближайшем будущем уверовали самые неверующие. А социал-демократии, точно по какой-то иронии истории, приходится еще раз иметь дело с такими же реакционными, оппортунистическими попытками оттащить назад движение, принизить его задачи, затемнить его лозунги. Полемика с представителями таких попыток становится задачей дня, приобретает (вопреки мнению многих и многих, недолюбливающих полемики внутри партии) громадное практическое значение. Ведь чем ближе подходим мы к непосредственному осуществлению наших ближайших политических задач, тем больше необходимость совершенно ясно понимать эти задачи, тем вреднее всякие двусмысленности, недомолвки или недомыслия в этом вопросе.
А недомыслия весьма немало среди социал-демократов новоискровского или (что почти то же) рабочедельского лагеря{2}. Долой самодержавие! – с этим все согласны, не только все социал-демократы, но и все демократы, даже все либералы, если верить их теперешним заявлениям. Но что это значит? Как именно должно произойти это низвержение теперешнего правительства? Кто должен созвать то учредительное собрание, которое теперь готовы выставить, – с признанием всеобщего и т. д. избирательного права – своим лозунгом и освобожденцы (см. № 67 «Освобождения»{3})? В чем именно должно состоять действительное обеспечение свободных и выражающих интересы всего народа выборов в такое собрание?
Кто не дает себе ясного и точного ответа на эти вопросы, тот не понимает лозунга: долой самодержавие! А эти вопросы неизбежно подводят нас к вопросу о временном революционном правительстве; не трудно понять, что при самодержавии действительно свободные всенародные выборы в учредительное собрание с полным обеспечением действительно всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов не только невероятны, но прямо невозможны. И если мы не зря выдвигаем практическое требование немедленного низвержения самодержавного правительства, то мы должны же выяснить себе, каким именно другим правительством хотим мы заменить правительство низвергаемое, или иначе сказать: как мы смотрим на отношение социал-демократии к временному революционному правительству?
По этому вопросу оппортунисты современной социал-демократии, т. е. новоискровцы, так же усиленно тащат партию назад, как пять лет назад рабочедельцы по вопросу о политической борьбе вообще. Их реакционные взгляды по этому пункту всего цельнее развиты в брошюре Мартынова «Две диктатуры», которую специальной заметкой одобрила и рекомендовала «Искра»{4} (№ 84) и на которую мы не раз уже обращали внимание наших читателей.
В самом начале своей брошюры Мартынов пугает нас такой страшной перспективой: если бы крепкая организация революционной социал-демократии могла «назначить и провести всенародное вооруженное восстание» против самодержавия, о чем мечтал Ленин, то «не очевидно ли, что всенародная воля назначила бы сейчас же после революции именно эту партию временным правительством? Не очевидно ли, что народ именно этой партии, а не какой-либо другой, вручил бы ближайшую судьбу революции?»
Это невероятно, но это факт. Будущий историк русской социал-демократии с удивлением должен будет констатировать, что в самом начале русской революции жирондисты социал-демократии пугали революционный пролетариат подобной перспективой! Все содержание брошюры Мартынова (и целого ряда статей и отдельных мест в статьях новой «Искры») сводится к размалевыванию «ужасов» этой перспективы. Идейному вождю новоискровцев чудится тут «захват власти», мерещится пугало «якобинства», бакунизма, ткачевизма{5} и прочих страшных измов, которыми так охотно пугают политических младенцев разные революционные нянюшки[1]. И, разумеется, не обходится при этом без «цитат» из Маркса и Энгельса. Бедные Маркс и Энгельс, как только не злоупотребляли цитатами из их произведений! Вы помните: на ту истину, что «всякая классовая борьба есть борьба политическая»{6}, ссылались для оправдания узости и отсталости наших политических задач и способов политической агитации и борьбы? Теперь лжесвидетелем в пользу хвостизма выводится Энгельс. Он писал в «Крестьянской войне в Германии»: «Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство»{7}. Достаточно внимательно прочесть это начало длинной цитаты, приводимой Мартыновым, чтобы убедиться, как искажает мысль автора наш хвостист. Энгельс говорит о власти, обеспечивающей господство класса. Неужели это не ясно? По отношению к пролетариату это, следовательно, власть, обеспечивающая господство пролетариата, т. е. диктатура пролетариата для совершения социалистического переворота. Мартынов не понимает этого, смешивая временное революционное правительство в эпоху свержения самодержавия с обеспеченным господством пролетариата в эпоху свержения буржуазии, смешивая демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства с социалистической диктатурой рабочего класса. А между тем, из продолжения цитаты Энгельса, мысль его становится еще более ясной. Вождь крайней партии – говорит он – должен будет «отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно»{8}.
Подчеркнутые места ясно показывают, что Энгельс предостерегает именно от того ложного положения, которое является результатом непонимания вождем действительных интересов «своего» класса и действительного классового содержания переворота. Для наглядности попробуем разжевать это нашему глубокомысленному Мартынову на простом примере. Когда народовольцы, думая представлять интересы «труда», уверяли себя и других, что 90 проц. крестьян в будущем русском учредительном собрании будут социалистами, они попадали этим в ложное положение, неминуемо долженствующее привести к их безвозвратной политической гибели, ибо эти «обещания и уверения» не соответствовали объективной действительности. На деле они проводили бы интересы буржуазной демократии, «интересы другого класса». Не начинаете ли вы понимать кое-что, почтеннейший Мартынов? Когда социалисты-революционеры{9} изображают неизбежно предстоящие России аграрные преобразования, как «социализацию», как «передачу земли народу», как начало «уравнительного пользования», они ставят себя в ложное положение, неминуемо долженствующее привести их к безвозвратной политической гибели, ибо на деле как раз те преобразования, которых они добиваются, обеспечат господство другого класса, крестьянской буржуазии, так что их фразы, обещания и уверения будут тем скорее опровергнуты действительностью, чем быстрее пойдет развитие революции. Вы все еще не понимаете, в чем дело, почтеннейший Мартынов? Вы все еще не понимаете, что суть мысли Энгельса состоит в указании на гибельность непонимания действительных исторических задач переворота, что слова Энгельса применимы, следовательно, к народовольцам и «социалистам-революционерам»?
II
Энгельс указывает на опасность непонимания вождями пролетариата непролетарского характера переворота, а умный Мартынов выводит отсюда опасность того, чтобы вожди пролетариата, отгородившие себя и программой и тактикой (т. е. всей пропагандой и агитацией) и организацией от революционной демократии, играли руководящую роль в создании демократической республики. Энгельс видит опасность в смешении вождем мнимосоциалистического и реальнодемократического содержания переворота, а умный Мартынов выводит отсюда опасность того, чтобы пролетариат вместе с крестьянством брал на себя сознательно диктатуру в проведении демократической республики, как последней формы буржуазного господства и как наилучшей формы для классовой борьбы пролетариата с буржуазией. Энгельс видит опасность в фальшивом, ложном положении, когда говорят одно, а делают другое, когда обещают господство одного класса, а обеспечивают на деле господство другого класса; Энгельс в этой фальши видит неизбежность безвозвратной политической гибели, а умный Мартынов выводит отсюда опасность гибели вследствие того, что буржуазные сторонники демократии не дадут пролетариату и крестьянству обеспечить действительно демократической республики. Умный Мартынов никак не в силах понять, что такая гибель, гибель вождя пролетариата, гибель тысяч пролетариев в борьбе за действительно демократическую республику, будучи физической гибелью, не только не есть политическая гибель, а, напротив, есть величайшее политическое завоевание пролетариата, величайшее осуществление им его гегемонии в борьбе за свободу. Энгельс говорит о политической гибели того, кто бессознательно сбивается с своей классовой дороги на чужую классовую дорогу, а умный Мартынов, благоговейно цитируя Энгельса, говорит о гибели того, кто пойдет дальше и дальше по верной классовой дороге.
Различие точек зрения революционной социал-демократии и хвостизма выступает тут со всей очевидностью. Мартынов и новая «Искра» пятятся от ложащейся на пролетариат вместе с крестьянством задачи самого радикального демократического переворота, пятятся от социал-демократического руководства этим переворотом, отдавая таким образом хотя бы и бессознательно интересы пролетариата в руки буржуазной демократии. Из той справедливой мысли Маркса, что мы должны готовить не правительственную, а оппозиционную партию будущего, Мартынов делает вывод, что мы должны учинять хвостистскую оппозицию настоящей революции. К этому сводится его политическая мудрость. Вот его рассуждение, над которым мы очень рекомендовали бы читателю подумать:
«Пролетариат не может получить ни всей, ни части политической власти в государстве, покуда он не сделает социалистической революции. Это – то неоспоримое положение, которое отделяет нас от оппортунистического жоресизма…» (Мартынов, с. 58), – и которое, добавим мы от себя, неоспоримо доказывает неспособность почтенного Мартынова понимать, что к чему. Смешивать участие пролетариата во власти, сопротивляющейся социалистическому перевороту, с участием пролетариата в демократической революции, значит безнадежно не понимать, о чем идет дело. Это все равно, что смешать участие Мильерана в министерстве убийцы Галифе с участием Варлена в Коммуне, отстаивавшей и отстоявшей республику.
Но слушайте дальше, чтобы видеть, как путается наш автор: «… Но если так, то очевидно, что предстоящая революция не может реализовать никаких политических форм против воли всей (курсив Мартынова) буржуазии, ибо она будет хозяином завтрашнего дня…» Во-первых, почему здесь говорится только о политических формах, тогда как в предыдущей фразе речь шла о власти пролетариата вообще, вплоть до социалистической революции? почему автор не говорит о реализации экономических форм? Потому, что он незаметно для самого себя перескочил уже с социалистического переворота на демократический. Если же так (это во-вторых), то совершенно ошибочно автор говорит tout court (просто-напросто) о «воле всей буржуазии», потому что эпоха демократического переворота отличается как раз различием воли разных слоев буржуазии, только избавляющейся от абсолютизма. Говорить о демократическом перевороте и ограничиваться простым и голым противопоставлением пролетариата и буржуазии есть чистая несообразность[2], ибо этот переворот знаменует именно тот период развития общества, когда масса его стоит собственно между пролетариатом и буржуазией, составляет из себя обширнейший мелкобуржуазный, крестьянский слой. У этого гигантского слоя, именно потому, что демократический переворот еще не совершен, гораздо больше общих интересов с пролетариатом в деле реализации политических форм, чем у «буржуазии» в настоящем и узком значении этого слова. В непонимании этой простой вещи один из главных источников мартыновской путаницы.
Дальше: «… Если так, то путем простого устрашения большинства буржуазных элементов революционная борьба пролетариата может привести только к одному, – к восстановлению абсолютизма в его первоначальном виде, – и пролетариат, конечно, перед этим возможным результатом не остановится, он не откажется от устрашения буржуазии на худой конец, если дело будет клониться решительно к тому, чтобы мнимой конституционной уступкой оживить и укрепить разлагающуюся самодержавную власть. Но, выступая на борьбу, пролетариат, само собою разумеется, имеет в виду не этот худой конец».
Вы понимаете что-нибудь, читатель? Пролетариат не остановится перед устрашением, ведущим к восстановлению абсолютизма, в случае, если будет грозить мнимоконституционная уступка! Это все равно, как если бы я сказал: мне грозит египетская казнь в виде однодневного разговора с одним Мартыновым; поэтому на худой конец я прибегаю к устрашению, которое может привести только к двухдневному разговору с Мартыновым и Мартовым. Ведь это просто сапоги всмятку, почтеннейший!
Мысль, которая мерещилась Мартынову, когда он писал воспроизведенную нами бессмыслицу, состоит в следующем: если в эпоху демократического переворота пролетариат станет устрашать буржуазию социалистической революцией, то это поведет только к реакции, ослабляющей и демократические завоевания. Только и всего. Ни о восстановлении абсолютизма в первоначальном виде, ни о готовности пролетариата на худой конец прибегать к худой глупости не может быть, понятно, и речи. Все дело сводится опять-таки к тому различию между демократическим и социалистическим переворотом, которое Мартынов забывает, к существованию того гигантского крестьянского и мелкобуржуазного населения, которое демократический переворот поддержать способно, а социалистический в данную минуту не способно.
Послушаем нашего умного Мартынова еще: «… Очевидно, борьба между пролетариатом и буржуазией накануне буржуазной революции должна в некоторых отношениях отличаться от этой же борьбы в ее заключительной стадии, накануне социалистической революции…». Да, это очевидно, и если бы Мартынов подумал, в чем именно состоит это отличие, то он вряд ли написал бы предшествующую галиматью да и всю свою брошюру.
«…Борьба за влияние на ход и исход буржуазной революции может выразиться только в том, что пролетариат будет оказывать революционное давление на волю либеральной и радикальной буржуазии, что более демократические «низы» общества заставят его «верхи» согласиться довести буржуазную революцию до ее логического конца. Она выразится в том, что пролетариат будет в каждом случае ставить перед буржуазией дилемму: либо назад в тиски абсолютизма, в которых она задыхается, либо вперед с народом».
Эта тирада – центральный пункт брошюры Мартынова. Тут вся ее соль, все ее основные «идеи». И чем же оказываются эти умные идеи? Посмотрите: что такое эти «низы» общества, этот «народ», о котором, наконец, вспомнил наш мудрец? Это именно тот многомиллионный мелкобуржуазный городской и крестьянский слой, который вполне способен выступить революционным демократом. А что такое это давление пролетариата плюс крестьянства на верхи общества, что такое это движение пролетариата вместе с народом вперед вопреки верхам общества? Это и есть та революционная демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, против которой ратует наш хвостист! Он боится только додумать до конца, боится назвать вещи их настоящим именем. Он говорит поэтому слова, значения которых не понимает, он робко повторяет, с смешными и неумными выкрутасами[3], лозунги, настоящий смысл которых от него ускользает. Только с хвостистом и возможен поэтому такой курьез в самой «интересной» части его заключительных выводов: революционное давление и пролетариата и «народа» на верхи общества, но без революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, – до этого мог договориться только Мартынов! Мартынов хочет, чтобы пролетариат грозил верхам общества, что он с народом пойдет вперед, но чтобы в то же время пролетариат твердо решил с своими новоискровскими вождями не идти вперед по демократическому пути, ибо это есть путь революционно-демократической диктатуры. Мартынов хочет, чтобы пролетариат оказывал давление на волю верхов обнаружением своего безволия. Мартынов хочет, чтобы пролетариат побуждал верхи «согласиться» довести буржуазную революцию до ее логического демократическо-республиканского конца, побуждал тем, что выражал свою собственную боязнь взять на себя вместе с народом это доведение революции до конца, взять на себя власть и демократическую диктатуру. Мартынов хочет, чтобы пролетариат был авангардом в демократическом перевороте, и поэтому умный Мартынов пугает пролетариат перспективой участия во временном революционном правительстве в случае успеха восстания!
Дальше некуда идти в реакционном хвостизме. Мартынову, как святому человеку, надо земно поклониться за то, что он довел до конца хвостистские тенденции новой «Искры» и выразил их рельефно и систематически по самому злободневному и коренному политическому вопросу[4].
III
В чем источник мартыновской путаницы? В смешении демократического и социалистического переворотам забвении роли промежуточного, между «буржуазией» и «пролетариатом» стоящего народного слоя (мелкобуржуазная масса городской и деревенской бедноты, «полупролетарии», полухозяйчики), в непонимании истинного значения нашей программы-минимум. Мартынов слыхал, что социалисту неприлично участвовать в буржуазном министерстве (когда пролетариат борется за социалистический переворот) и поспешил «понять» это так, что не следует участвовать вместе с революционной буржуазной демократией в революционно-демократическом перевороте и в той диктатуре, которая необходима для полного осуществления такого переворота. Мартынов читал нашу программу-минимум, но не заметил, что строгое выделение в ней преобразований, осуществимых на почве буржуазного общества, в отличие от социалистических преобразований, имеет не книжное только значение, а самое жизненное, практическое[5]; он не заметил, что в революционный период она подлежит немедленной проверке и применению на деле. Мартынов не подумал, что отказ от идеи революционно-демократической диктатуры в эпоху падения самодержавия равносилен отказу от осуществления нашей программы-минимум. В самом деле, вспомните только все экономические и политические преобразования, выставленные в этой программе, требования республики, народного вооружения, отделения церкви от государства, полных демократических свобод, решительных экономических реформ. Разве не ясно, что проведение этих преобразований на почве буржуазного строя немыслимо без революционно-демократической диктатуры низших классов? Разве не ясно, что речь идет тут именно не об одном пролетариате в отличие от «буржуазии»[6], а о «низших классах», которые являются активными двигателями всякого демократического переворота? Эти классы – пролетариат плюс десятки миллионов городской и деревенской бедноты, живущей в условиях мелкобуржуазного существования. Принадлежность к буржуазии весьма многих представителей этой массы несомненна. Но еще более несомненно, что в интересах этой массы лежит полное осуществление демократизма и что чем просвещеннее эта масса, тем неизбежнее ее борьба за это полное осуществление. Социал-демократ никогда не забудет, конечно, о двойственной политико-экономической натуре мелкобуржуазной городской и сельской массы, он никогда не забудет о необходимости отдельной и самостоятельной классовой организации борющегося за социализм пролетариата. Но он не забудет также, что у этой массы есть «кроме прошлого будущее, кроме предрассудков рассудок»{10}, толкающий ее вперед, к революционно-демократической диктатуре; он не забудет, что просвещение дается не одной книжкой, и даже не столько книжкой, сколько самим ходом революции, раскрывающей глаза, дающей политическую школу. При таких условиях теория, отказывающаяся от идеи революционно-демократической диктатуры, не может быть названа иначе, как философическим оправданием политической отсталости[7].
Революционный социал-демократ с презрением отбросит от себя подобную теорию. Накануне революции он будет не только указывать «худой конец» ее[8]. Нет, он будет также указывать на возможность лучшего конца. Он будет мечтать, – он обязан мечтать, если он не безнадежный филистер, – о том, что после гигантского опыта Европы, после невиданного размаха энергии рабочего класса в России, нам удастся разжечь, как никогда, светильник революционного света перед темной и забитой массой, нам удастся, – благодаря тому, что мы стоим на плечах целого ряда революционных поколений Европы, – осуществить с невиданной еще полнотой все демократические преобразования, всю нашу программу-минимум; нам удастся добиться того, чтобы русская революция была не движением нескольких месяцев, а движением многих лет, чтобы она привела не к одним только мелким уступкам со стороны властей предержащих, а к полному ниспровержению этих властей. А если это удастся, – тогда… тогда революционный пожар зажжет Европу; истомившийся в буржуазной реакции европейский рабочий поднимется в свою очередь и покажет нам, «как это делается»; тогда революционный подъем Европы окажет обратное действие на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких революционных десятилетий, тогда… но мы успеем еще не раз поговорить о том, что мы сделаем «тогда», поговорить не из проклятого женевского далека, а перед тысячными собраниями рабочих на улицах Москвы и Петербурга, перед свободными сходками русских «мужиков».
IV
Филистерам новой «Искры» и ее «властителю дум», нашему доброму начетчику Мартынову, чужды и странны, разумеется, такие мечты. Они боятся полного осуществления нашей программы-минимум путем революционной диктатуры простого и черного народа. Они боятся за свою собственную сознательность, боятся потерять указку по вызубренной (но не продуманной) книжке, боятся оказаться не в состоянии отличить правильные и смелые шаги демократических преобразований от авантюристских прыжков неклассового, народнического социализма или анархизма. Их филистерская душа справедливо подсказывает им, что при быстром ходе вперед труднее отличить верный путь и быстро решать сложные и новые вопросы, чем при рутине будничной, мелкой работы; поэтому они инстинктивно шепчут: чур меня, чур меня! да минует меня чаша революционно-демократической диктатуры! как бы не погибнуть! господа! вы уже лучше «медленным шагом, робким зигзагом»!..
Неудивительно, что Парвусу, который так великодушно поддерживал новоискровцев, пока дело шло преимущественно о кооптации старейших и заслуженных, тяжело стало в конце концов в подобном болотном обществе. Неудивительно, что он стал испытывать в нем все чаще taedium vitae, тошноту жизни. И он, наконец, взбунтовался. Он не ограничился защитой смертельно перепугавшего новую «Искру» лозунга «организовать революцию», не ограничился воззваниями, которые «Искра» отпечатала отдельными листками, спрятав даже по случаю «якобинских» ужасов упоминание о социал-демократической рабочей партии[9]. Нет. Освободившись от кошмара премудрой аксельродовской (или люксембурговской?) теории организации-процесса, Парвус сумел, наконец, пойти вперед, вместо того, чтобы пятиться, подобно раку, назад. Он не захотел делать «Сизифову работу»{11} бесконечных поправок к мартыновским и мартовским глупостям. Он выступил прямо (к сожалению, вместе с Троцким) с защитой идеи революционно-демократической диктатуры[10], идеи об обязанности социал-демократии принять участие во временном революционном правительстве после низвержения самодержавия. Тысячу раз прав Парвус, когда он говорит, что социал-демократия не должна бояться смелых шагов вперед, не должна опасаться нанесения совместных «ударов» врагу рука об руку с революционной буржуазной демократией, при обязательном (очень кстати напоминаемом) условии не смешивать организации; врозь идти, вместе бить; не скрывать разнородности интересов; следить за своим союзником, как за своим врагом, и т. д.
Но чем горячее наше сочувствие всем этим лозунгам отвернувшегося от хвостистов революционного социал-демократа[11], тем неприятнее поразили нас некоторые неверные ноты, взятые Парвусом. И не из придирчивости отмечаем мы эти маленькие неверности, а потому что кому много дано, с того много и спросится. Всего опаснее было бы теперь, если бы верная позиция Парвуса была скомпрометирована его собственной неосмотрительностью. Именно к числу по меньшей мере неосмотрительных фраз в разбираемом предисловии Парвуса к брошюре Троцкого относятся следующие: «Если мы хотим обособить революционный пролетариат от других политических течений, то мы должны уметь стоять идейно во главе революционного движения» (это верно), «быть революционнее всех». Это неверно. То есть, это неверно, если взять это положение в том общем смысле, который придан ему фразой Парвуса, это неверно с точки зрения читателя, который берет это предисловие как нечто самодовлеющее, независимо от Мартынова и новоискровцев, не упоминаемых Парвусом. Если взглянуть на это положение диалектически, т. е. относительно, конкретно, всесторонне, не подражая тем литературным наездникам, которые даже много лет спустя выхватывают из цельного произведения отдельные фразы и извращают их смысл, – тогда ясно будет, что это направлено Парвусом именно против хвостизма и, постольку это справедливо (сравни особенно последующие слова Парвуса: «если мы отстанем от революционного развития» и т. д.). Но читатель не может же иметь в виду одних хвостистов, и среди опасных друзей революции из лагеря революционеров кроме хвостистов есть еще совсем другие люди, есть «социалисты-революционеры», есть люди, вовлекаемые потоком событий, беспомощные пред революционной фразой, как Надеждины, или такие, у которых инстинкт заменяет революционное миросозерцание (вроде Гапона). Об них позабыл Парвус, и позабыл потому, что его изложение, развитие его мысли шло не свободно, а связанное приятным воспоминанием о той мартыновщине, от которой он старается предостеречь читателя. Изложение Парвуса недостаточно конкретно, ибо он не считается со всей той совокупностью различных, имеющихся в России, революционных течений, которые неизбежны в эпоху демократического переворота и естественно отражают классовую нерасчлененность общества в такую эпоху. Неясные, иногда даже реакционные социалистические мысли совершенно естественно облекают в такое время революционно-демократические программы, прячась за революционную фразу (вспомните социалистов-революционеров и Надеждина, который, кажется, изменил только званье, перешедши от «революционеров-социалистов» к новой «Искре»). А при подобных условиях мы, социал-демократы, никогда не можем и не станем ставить лозунга: «быть революционнее всех». За революционностью оторванного от классовой почвы демократа, щеголяющего фразой, падкого на ходкие и дешевые (особенно в аграрной области) лозунги, мы и не подумаем угоняться; мы, напротив того, всегда будем относиться к ней критически, разоблачать действительное значение слов, действительное содержание идеализируемых великих событий, уча трезвому учету классов и оттенков внутри классов в самые горячие моменты революции.
Точно так же неверны, и по той же причине, положения Парвуса, что «революционное временное правительство в России будет правительством рабочей демократии», что «если социал-демократия будет во главе революционного движения русского пролетариата, то это правительство будет социал-демократическим», что социал-демократическое временное правительство «будет целостное правительство с социал-демократическим большинством». Этого не может быть, если говорить не о случайных, мимолетных эпизодах, а о сколько-нибудь длительной, сколько-нибудь способной оставить след в истории революционной диктатуре. Этого не может быть, потому что сколько-нибудь прочной (конечно, не безусловно, а относительно) может быть лишь революционная диктатура, опирающаяся на громадное большинство народа. Русский же пролетариат составляет сейчас меньшинство населения России. Стать громадным, подавляющим большинством он может лишь при соединении с массой полупролетариев, полухозяйчиков, т. е. с массой мелкобуржуазной городской и сельской бедноты. И такой состав социального базиса возможной и желательной революционно-демократической диктатуры отразится, конечно, на составе революционного правительства, сделает неизбежным участие в нем или даже преобладание в нем самых разношерстных представителей революционной демократии. Было бы крайне вредно делать себе на этот счет какие бы то ни было иллюзии. Если пустозвон Троцкий пишет теперь (к сожалению, рядом с Парвусом), что «свящ. Гапон мог появиться однажды», что «второму Гапону нет места», то это исключительно потому, что он пустозвон. Если бы в России не было места второму Гапону, то у нас не было бы места и для действительно «великой», до конца доходящей, демократической революции. Чтобы стать великой, чтобы напомнить 1789–1793, а не 1848–1850-ые годы, и превзойти их, она должна поднять к активной жизни, к героическим усилиям, к «основательному историческому творчеству» гигантские массы, поднять из страшной темноты, из невиданной забитости, из невероятной одичалости и беспросветной тупости. Она уже поднимает, она поднимет их, – это дело облегчает своим судорожным сопротивлением само правительство, но, разумеется, о продуманном политическом сознании, о социал-демократическом сознании этих масс и их многочисленных «самобытных», народных и даже мужицких вожаков не может быть и речи. Они не могут теперь же, не проделав ряда революционных испытаний, стать социал-демократами не только в силу темноты (революция просвещает, повторяем, со сказочной быстротой), а потому, что их классовое положение не есть пролетарское, потому, что объективная логика исторического развития ставит перед ними в настоящую минуту задачи совсем не социалистического, а демократического переворота. И в этом перевороте со всей энергией будет участвовать революционный пролетариат, отметая от себя жалкий хвостизм одних и революционную фразу других, внося классовую определенность и сознательность в головокружительный вихрь событий, идя неуклонно и смело вперед, не страшась революционно-демократической диктатуры, а страстно желая ее, борясь за республику и полную республиканскую свободу, за серьезные экономические реформы, чтобы создать себе действительно широкую и действительно достойную XX века арену борьбы за социализм.
Революционная демократическая диктатура пролетариата и крестьянства
Вопрос об участии социал-демократии во временном революционном правительстве выдвинут на очередь не столько ходом событий, сколько теоретическими рассуждениями социал-демократов одного направления. В двух фельетонах (№№ 13 и 14) мы разобрали рассуждения Мартынова[12], впервые выдвинувшего этот вопрос. Оказывается, однако, что интерес к нему так велик, а недоразумения, порождаемые указанными рассуждениями (смотри особенно № 93 «Искры»), так громадны, что необходимо еще раз остановиться на этом вопросе. Как бы ни оценивали социал-демократы вероятность того, что нам придется в недалеком будущем не только теоретически решать этот вопрос, во всяком случае ясность ближайших целей необходима для партии. Без ясного ответа на этот вопрос невозможна уже теперь выдержанная, чуждая шатаний или недомолвок, пропаганда и агитация.
Попытаемся восстановить сущность спорного вопроса. Если мы хотим не только уступок от самодержавия, а настоящего низвержения его, то мы должны добиваться замены царского правительства временным революционным правительством, которое, с одной стороны, созвало бы учредительное собрание на основании действительно всеобщего, прямого и равного избирательного права с тайной подачей голосов и которое, с другой стороны, было бы в состоянии на деле провести полную свободу на время выборов. И вот спрашивается, позволительно ли социал-демократической рабочей партии участвовать в таком временном революционном правительстве? Вопрос этот поставили впервые представители оппортунистического крыла нашей партии, именно Мартынов, еще до 9 января, причем он, а вслед за ним и «Искра», решили этот вопрос отрицательно. Мартынов старался довести до абсурда взгляды революционных социал-демократов, пугая их тем, что в случае успешной работы над организацией революции, в случае руководства вооруженным народным восстанием со стороны нашей партии, нам придется участвовать во временном революционном правительстве. А такое участие есть недопустимый «захват власти», есть непозволительный, для классовой социал-демократической партии, «вульгарный жоресизм».
Обложка брошюры В. И. Ленина «Революционная демократическая диктатура пролетариата и крестьянства». – 1905 г.
Остановимся на рассуждениях сторонников этого взгляда. Находясь во временном правительстве, говорят нам, социал-демократия будет держать в руках власть; а социал-демократия, как партия пролетариата, не может держать в руках власть, не пытаясь осуществить нашей программы-максимум, т. е. не пытаясь осуществить социалистического переворота. А на таком предприятии она неизбежно в настоящее время потерпит поражение и только осрамит себя, только сыграет на руку реакции. Поэтому-де участие социал-демократии во временном революционном правительстве недопустимо.
Это рассуждение основано на смешении демократического и социалистического переворотов, – борьбы за республику (включая сюда и всю нашу программу-минимум) и борьбы за социализм. Пытаясь немедленно поставить своей целью социалистический переворот, социал-демократия действительно лишь осрамила бы себя. Именно против подобных смутных и неясных идей наших «социалистов-революционеров» и воевала, однако, всегда социал-демократия. Именно поэтому настаивала она всегда на буржуазном характере предстоящей России революции, именно поэтому строго требовала отделения демократической программы-минимум от социалистической программы-максимум. Забыть все это могут во время переворота отдельные социал-демократы, склонные пасовать перед стихийностью, но не партия в целом. Сторонники этого ошибочного мнения впадают в преклонение перед стихийностью, думая, что ход вещей заставит социал-демократию, в таком положении, взяться вопреки ее воле за осуществление социалистического переворота. Если бы это было так, тогда, значит, неверна была бы наша программа, тогда она не соответствовала бы «ходу вещей»: преклоняющиеся перед стихийностью люди как раз и боятся этого, боятся за верность нашей программы. Но их боязнь (психологическое объяснение которой мы старались наметить в наших фельетонах) неосновательна до последней степени. Наша программа верна. Именно ход вещей подтвердит ее непременно, и чем дальше, тем больше. Именно ход вещей «навяжет» нам безусловную необходимость отчаянной борьбы за республику, именно он практически направит как раз в эту сторону наши силы, силы политически-активного пролетариата. Именно ход вещей неизбежно навяжет нам при демократическом перевороте такую массу союзников из мелкой буржуазии и крестьянства, реальные потребности которых потребуют как раз проведения программы-минимум, что опасения слишком быстрого перехода к программе-максимум являются прямо смешными.
Но, с другой стороны, именно эти союзники из мелкобуржуазной демократии вызывают новые опасения среди социал-демократов известного направления, именно опасения насчет «вульгарного жоресизма». Участвовать в правительстве вместе с буржуазной демократией запрещено резолюцией Амстердамского конгресса{12}, это есть жоресизм, т. е. бессознательное предательство интересов пролетариата, превращение пролетариата в прихвостня буржуазии, развращение его мишурой власти, на деле безусловно недостижимой в буржуазном обществе.
Это рассуждение не менее ошибочно. Оно показывает, что авторы его выучили на память хорошие резолюции, но не поняли значения их; – зазубрили некоторые антижоресистские словечки, но не продумали их и применяют поэтому совсем некстати; – усвоили себе букву, но не дух последних уроков международной революционной социал-демократии. Кто хочет с диалектически-материалистической точки зрения оценить жоресизм, тот должен строго отделить субъективные мотивы и объективные исторические условия. Субъективно, Жорес хотел спасать республику, вступая для этого в союз с буржуазной демократией. Объективные условия этого «опыта» состояли в том, что республика во Франции была уже фактом и никакой серьезной опасности ей не грозило, – что рабочий класс имел полную возможность развития самостоятельной классовой политической организации и недостаточно пользовался этой возможностью под влиянием, отчасти, как раз обилия мишурных парламентских упражнений его вожаков, – что на деле перед рабочим классом объективно выдвигались уже историей задачи социалистического переворота, от которого отманивали пролетариат Мильераны посулом крохотных социальных реформ.
Теперь возьмите Россию. Субъективно, такие революционные социал-демократы, как впередовцы или Парвус, хотят отстоять республику, вступая для этого в союз с революционной буржуазной демократией. Объективные условия отличаются от французских как небо от земли. Объективно, исторический ход вещей поставил теперь русский пролетариат как раз перед задачей демократического буржуазного переворота (все содержание которого мы обозначаем для краткости словом республика); перед этой же задачей стоит весь народ, т. е. вся масса мелкой буржуазии и крестьянства; без этого переворота немыслимо сколько-нибудь широкое развитие самостоятельной классовой организации для социалистического переворота.
Представьте себе конкретно все различие объективных условий и скажите: что следует думать о людях, которые забывают это различие, увлекаясь сходством некоторых слов, подобием некоторых букв, одинаковостью субъективной мотивировки?
Так как Жорес во Франции преклонялся перед буржуазной социальной реформой, неправильно прикрывая себя субъективной целью борьбы за республику, то поэтому мы, русские социал-демократы, должны отказаться от серьезной борьбы за республику! Ведь к этому, именно к этому сводится премудрость новоискровцев.
В самом деле, не ясно ли, что борьба за республику немыслима для пролетариата без союза его с мелкобуржуазной массой народа? Не ясно ли, что без революционной диктатуры пролетариата и крестьянства нет ни тени надежды на успех этой борьбы? Один из главных недостатков разбираемого взгляда состоит в его мертвенности, шаблонности, в том, что упускаются из виду условия революционного времени. Бороться за республику и в то же время отказываться от революционной демократической диктатуры это все равно, как если бы Ойяма решил бороться с Куропаткиным под Мукденом, заранее отказавшись от мысли самому вступить в Мукден. Ведь если мы, революционный народ, т. е. пролетариат и крестьянство, хотим «вместе бить» самодержавие, то мы должны также вместе добить, вместе убить его, вместе отбить неизбежные попытки реставрировать его! (Оговариваемся еще раз во избежание возможных недоразумений, что мы разумеем под республикой не только и даже не столько форму правления, сколько всю совокупность демократических преобразований нашей программы-минимум.) Нужно поистине школьническое понятие об истории, чтобы представлять себе дело без «скачков» в виде какой-то медленно и равномерно восходящей прямой линии: сначала будто бы очередь за либеральной крупной буржуазией – уступочки самодержавия, потом за революционной мелкой буржуазией – демократическая республика, наконец за пролетариатом – социалистический переворот. Эта картина верна в общем и целом, верна «на долгом», как говорят французы, на каком-нибудь протяжении столетия (напр., для Франции, с 1789 по 1905 год), но составлять себе по этой картине план собственной деятельности в революционную эпоху, – для этого надо быть виртуозом филистерства. Если русское самодержавие не сумеет вывернуться даже теперь, отделавшись куцей конституцией, если оно будет не только поколеблено, а действительно свергнуто, тогда, очевидно, потребуется гигантское напряжение революционной энергии всех передовых классов, чтобы отстоять это завоевание. А это «отстоять» и есть не что иное, как революционная диктатура пролетариата и крестьянства! Чем больше мы завоюем теперь, чем энергичнее мы будем отстаивать завоеванное, тем меньше сможет отнять впоследствии неизбежная будущая реакция, тем короче будут эти интервалы реакции, тем легче будет задача для пролетарских борцов, идущих вслед за нами.
А тут являются люди, которые наперед хотят, до борьбы, отмерить точно аршином «по Иловайскому» скромненький кусочек будущих завоеваний, которые до падения самодержавия, даже еще до 9-го января вздумали стращать рабочий класс России пугалом ужасной революционной демократической диктатуры! И эти аршинники претендуют на название революционных социал-демократов…
Участвовать во временном правительстве вместе с буржуазной революционной демократией, – плачутся они, – да ведь это значит освящать буржуазный строй, освящать сохранение тюрем и полиции, безработицы и нищеты, собственности и проституции. Это довод, достойный либо анархистов, либо народников. Социал-демократия не отворачивается от борьбы за политическую свободу на том основании, что это есть буржуазная политическая свобода. Социал-демократия смотрит на «освящение» буржуазного строя с исторической точки зрения. Когда Фейербаха спросили, освящает ли он материализм Бюхнера, Фогта и Молешотта, он отвечал: я освящаю материализм в его отношении к прошлому, но не в его отношении к будущему. Вот точно так же и социал-демократия освящает буржуазный строй. Она никогда не боялась и никогда не побоится сказать, что освящает республикански-демократический буржуазный строй по сравнению с самодержавно-крепостническим буржуазным строем. Но она «освящает» буржуазную республику лишь как последнюю форму классового господства, освящает ее как наиболее удобную арену для борьбы пролетариата с буржуазией, освящает не за ее тюрьмы и полицию, собственность и проституцию, а для широкой и свободной борьбы против этих милых учреждений.
Конечно, мы далеки от мысли утверждать, что участие наше в революционном временном правительстве не влечет за собой для социал-демократии никаких опасностей. Нет и не может быть такой формы борьбы, такого политического положения, которое бы не влекло за собой опасностей. Если нет революционного классового инстинкта, если нет цельного миросозерцания, стоящего на уровне науки, если нет (не во гнев будь сказано товарищам-новоискровцам) царя в голове, – тогда опасно и участие в стачках – может повести к «экономизму», – и участие в парламентской борьбе – может кончиться парламентским кретинизмом{13}, – и поддержка земской либеральной демократии – может привести к «плану земской кампании». Тогда опасно даже читать по истории французской революции полезнейшие сочинения Жореса и Олара – может привести к брошюре Мартынова о двух диктатурах.
Разумеется, если бы социал-демократия хоть на минуту забыла о классовой особности пролетариата от мелкой буржуазии, если бы она заключила не вовремя невыгодный для нас союз с той или иной не заслуживающей доверия интеллигентской мелкобуржуазной партией, если бы социал-демократия хоть на минуту упустила из виду свои самостоятельные цели и необходимость (при всех и всяких политических ситуациях и конъюнктурах, при всех и всяких политических поворотах и переворотах) ставить во главу угла развитие классового самосознания пролетариата и его самостоятельной политической организации, – тогда участие во временном революционном правительстве было бы крайне опасно. Но при этом условии, повторяем, и в такой же мере опасен любой политический шаг. До какой степени неосновательно приурочение этих возможных опасений к теперешней постановке ближайших задач революционной социал-демократией, это покажут всем самые простые справки. Не будем говорить о себе, не станем воспроизводить многочисленных заявлений, предостережений, указаний по рассматриваемому нами вопросу в газете «Вперед», – сошлемся на Парвуса. Высказываясь за участие социал-демократии во временном революционном правительстве, он со всей энергией подчеркивает условия, которых никогда не должны мы забывать: вместе бить, врозь идти, не смешивать организаций, смотреть за союзником, как за врагом, и т. д. Мы не останавливаемся подробнее на этой стороне дела, уже отмеченной в фельетоне.
Нет, действительная политическая опасность для социал-демократии лежит в настоящее время совсем не там, где ее ищут новоискровцы. Не мысль о революционной демократической диктатуре пролетариата и крестьянства должна страшить нас, а тот дух хвостизма и мертвенности[13], который разлагающе действует на партию пролетариата, выражаясь во всевозможных теориях организации-процесса, вооружения-процесса и т. п. Возьмите, например, новейшую попытку «Искры» провести различие между временным революционным правительством и революционной демократической диктатурой пролетариата и крестьянства. Разве это не образец мертвенной схоластики? Люди, сочиняющие такие различия, способны нанизывать красивые слова, но совершенно неспособны думать. Отношение между указанными понятиями на самом деле приблизительно таково, как отношение между юридической формой и классовым содержанием. Кто говорит: «временное революционное правительство», тот подчеркивает государственно-правовую сторону дела, происхождение правительства не из закона, а из революции, временный характер правительства, связанного будущим учредительным собранием. Но какова бы ни была форма, каково бы ни было происхождение, каковы бы ни были условия, ясно во всяком случае, что временное революционное правительство не может не опираться на известные классы. Достаточно вспомнить эту азбучную вещь, – чтобы видеть, что временное революционное правительство не может быть ничем иным, как революционной диктатурой пролетариата и крестьянства. Следовательно, различие, проводимое «Искрой», только тащит партию назад, к бесплодным словесным спорам, от задачи конкретного анализа классовых интересов в русской революции.
Или возьмите другое рассуждение «Искры». По поводу возгласа: да здравствует революционное временное правительство! она назидательно замечает: «сочетание слов «да здравствует» и «правительство» сквернит уста». Разве это не пустозвонная фраза?[14] Они говорят о свержении самодержавия и в то же время боятся осквернить себя приветствием революционному правительству! Удивительно, право, что они не боятся осквернения от приветствия республике: ведь республика необходимо предполагает правительство, и ни один социал-демократ никогда не сомневался в том, что именно буржуазное правительство. Какая же разница между приветствованием временного революционного правительства и приветствованием демократической республики? Неужели социал-демократия, политическая руководительница самого революционного класса, должна уподобиться анемичной и истеричной старой деве, которая жеманно настаивает на необходимости фигового листка: приветствовать то, что подразумевает буржуазно-демократическое правительство, можно, но приветствовать прямо временное революционно-демократическое правительство нельзя?
Картина: петербургское рабочее восстание победило. Самодержавие свергнуто. Провозглашено временное революционное правительство. Вооруженные рабочие ликуют при возгласах: да здравствует временное революционное правительство! В стороне стоят новоискровцы и, вознося горе свои целомудренные очи, бия себя в свои морально-чуткие сердца, изрекают: благодарим тебя, господи, что мы не похожи на этих мытарей, что мы не осквернили себе уста такими сочетаниями слов…
Нет и тысячу раз нет, товарищи! Не бойтесь осквернить себя самым энергичным, ни перед чем не останавливающимся участием вместе с революционной буржуазной демократией в республиканском перевороте. Не преувеличивайте опасностей этого участия, с которыми вполне может сладить наш организованный пролетариат. Месяцы революционной диктатуры пролетариата и крестьянства сделают больше, чем десятилетия мирной, отупляющей атмосферы политического застоя. Если русский рабочий класс после 9-го января сумел в условиях политического рабства мобилизовать более миллиона пролетариев для коллективного, стойкого и выдержанного выступления, – то при условиях революционно-демократической диктатуры мы мобилизуем десятки миллионов городской и деревенской бедноты, мы сделаем из русской политической революции пролог европейского социалистического переворота.
«Вперед» М 14, 12 апреля (30 марта) 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
Французско-русские обычаи «Подмазывать»!
Под таким заглавием немецкая социал-демократическая газета «Vorwärts»{14} поместила на днях чрезвычайно ценный документ: оригинал письма г-на Жюля Гуэна (Jules Gouin), директора крупной машинной фабрики в Батиньоле (предместье Парижа), к чиновнику, служащему в одном из питерских министерств. Французская фабрика через посредство этого господина получила заказ на 114 локомотивов. Общая стоимость заказа (по 27 700 франков за локомотив) – 3 миллиона франков, т. е. около 1 200 000 рублей. За посредничество при доставке заказа благородный министерский чиновник (занимающий, вероятно, добавим от себя, довольно высокий пост) получает, как видно из письма, во-1-х, два процента с покупной цены. Это составляет около 25 000 рублей. Из письма (которого мы не приводим целиком по недостатку места) видно, что из этой суммы 13 000 франков уже получены посредником, остальное выплачивается в разные сроки. Кроме того, изменения в обычном типе локомотивов для русских дорог оплачиваются особо. Представитель парижской фирмы в Петербурге обязуется заранее сообщить этому чиновнику, как высока эта добавочная плата, требуемая фабрикой. Если же чиновник «выручит» с русского правительства цену выше той, которую назначила фабрика, то разница достается, согласно условию, тоже ему, как «посреднику». Это называется в немецком переводе французского письма Vermittlungsgebühr, «вознаграждение за посредничество». На деле же, разумеется, этим выражением прикрывается самое наглое мошенничество и казнокрадство, сообща по договору производимое французским капиталистом и русским министерским чиновником.
Справедливо говорит «Vorwärts», что это письмо проливает яркий свет на русскую продажность и на то, как заграничный капитал извлекает выгоды из этой продажности. Письмо документально доказывает, какова обычная практика «деловых» отношений в цивилизованных капиталистических нациях. И в Европе повсюду проделываются такие вещи, но нигде не проделываются они так бесстыдно, как в России, нигде нет такой «политической безопасности» (безопасность от обнаружения) для продажности, как в самодержавной России. Понятно, – заключают немецкие соц.-дем., – почему европейская промышленность заинтересована в сохранении русского самодержавия с его безответственными чиновниками, тайно обделывающими ловкие делишки! Понятно, почему русские чиновники руками и ногами отбиваются от конституции, грозящей публичным контролем над администрацией. Можно себе представить по этому примеру, какие денежки «зарабатывает» себе русская бюрократия на русско-японской войне, – какие суммы попали хотя бы при продаже немецких океанских пароходов России в карманы министерских чиновников в Питере! Народное бедствие – золотое дно для военных поставщиков и для продажных чиновников.
«Вперед» № 14, 12 апреля (30 марта) 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
Примечание редакции «Вперед» к резолюции группы рабочих Санкт-Петербургского металлического завода{15}
От редакции. Мы печатаем эту резолюцию товарищей рабочих как характерное проявление того настроения, которое при известных условиях может охватить значительную часть борющегося пролетариата[15]. Несомненно, что раскол партии, – особенно тайный раскол, – приносит неисчислимые беды рабочему движению. В России, как видно из вышеприведенной харьковской резолюции{16}, есть меньшевики, гораздо добросовестнее относящиеся к партийному долгу, чем заграничники. Это же доказывает и новая декларация ЦК совместно с Бюро Комитетов Большинства{17}. Пожелаем еще раз успеха последней попытке объединения.
«Вперед» № 14, 12 апреля (30 марта) 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
С больной головы на здоровую[16]
В № 92 «Искры» помещена статья «Зигзаги твердого курса», стремящаяся доказать, что «Вперед» на самом деле вовсе не держится твердо и неуклонно принципов и линии старой «Искры»{18}, а, напротив, зигзагом идет по следам новой «Искры». По существу, это утверждение настолько забавно, что серьезно на нем не стоило бы и останавливаться. Характерно тут не содержание новоискровской полемики, ибо она именно лишена содержания, а ее приемы. На приемах этих остановиться стоит; разбор их показывает нам, что есть полемика и полемика. За полемику старой «Искры» не любили, но ни один человек и не помышлял никогда о том, чтобы объявить эту полемику непринципиальной. За полемику новую «Искру» презирают, потому что и масса практиков-работников и последовательные рабочедельцы и «примиренцы» с Плехановым во главе видят непринципиальный характер полемики.
Какими приемами оперирует такая полемика, мы и намерены показать читателю.
Пойдем шаг за шагом вслед за «Искрой». «Вперед» толкает партию к расколу, – говорит она. Это неправда. Все, кто изучал партийный кризис не по россказням, а по до-го кументам, знают, что именно меньшинство сейчас же после второго съезда{19} раскололо партию, но тайно, создав тайную организацию. Говоря теперь неправду, «Искра» лицемерит. За явный раскол можно ненавидеть, за тайный нельзя не презирать. «Вперед» не хочет тайного раскола, вот и все.
Далее, нас хотят изобличить в противоречии по вопросу об автономизме и централизме. Ленин-де в «Шагах»[17] уверял, что автономизм есть принцип оппортунизма, а теперь само Бюро Комитетов Большинства стоит за возможно широкую автономию местных комитетов. Ленин уверял, что бюрократизм по отношению к демократизму есть организационный принцип революционной социал-демократии по отношению к организационному принципу оппортунистов, а БКБ само говорит о бюрократизме. Таково содержание обвинения против нас. Оно опять построено на прямой неправде. Ленин в «Шагах» (и до «Шагов» в «Письме в редакцию «Искры»»[18]) десятки и сотни раз оговаривался, заявлял, напоминал и подчеркивал, что фразы против бюрократизма, за автономизм и пр. крайне неопределенны, имеют самый разнообразный, по произволу меняемый смысл. По существу дела, сотни раз говорил Ленин, этими фразами прикрывается исключительно желание кооптации. Эти слова Ленина подтвердились теперь целиком и документальнейшим образом. Если же согласиться брать эти слова принципиально, – говорил Ленин (если согласиться!), – тогда мы увидим следующее. Бюрократизм, вообще взятый, может означать канцелярщину, волокиту, бумажность, отписки. Такой бюрократизм нехорош, говорил Ленин и иллюстрировал свои слова на известном проекте устава Мартова. Для сколько-нибудь добросовестного читателя ясно, что БКБ говорит о таком бюрократизме, и обвинение «Вперед» в противоречии оказывается ребячеством. Бюрократизм может значить нарушение законных и, если позволительно так выразиться, «естественных» прав всякой оппозиции, борьбу с меньшинством неправильными средствами. Такой бюрократизм возможен, говорил Ленин, но в нем нет ничего принципиального. Бороться с ним следует, бороться выработкой конституционных гарантий прав меньшинства. Такие гарантии ясно, прямо и открыто предложили впервые твердокаменные или, по-нынешнему, впередовцы в известной декларации 22-х{20}, которая вышла в августе, 7 месяцев тому назад, не вызвав с тех пор ни малейшей попытки новоискровцев недвусмысленно определить свое отношение к этой декларации.
Но кроме этих пониманий бюрократизма, антиавтономизма и пр. возможно действительно принципиальное понимание их, не как отдельных неправильностей, крайностей и пр., а как общих принципов всей организации. Такое понимание навязывали нам меньшевики, вопреки нашей воле, вопреки нашему сопротивлению. Ленин и в «Письме в ред. «Искры»» и в «Шагах» сотни раз предостерегал против такого понимания, затемняющего конкретный и фактический ход кризиса и раскола. Ленин прямо призывал в «Письме в ред. «Искры»»: бросьте вздор, господа, тут на 9/10 дрязги! На Ленина обрушились за это, и ЦО стал доказывать, что есть принципы. Ну, если так, тогда принцип автономизма есть действительно оппортунистический принцип соц.-дем. организации, отвечал Ленин и ответят всегда впередовцы. Если так, тогда ваши крики против бюрократизма принципиально вполне однородны с криками жоресистов во Франции, бернштейнианцев в Германии, реформистов в Италии. Вот как обстоит дело; чтобы убедиться в этом, стоит лишь по документам, а не по приятельским уверениям, изучать партийный кризис. Ленин еще на II съезде говорил бундовцу Либеру (смотри протоколы), что против мелочного централизма он будет защищать автономию «какого-нибудь» Тульского комитета[19]; Ленин ни звуком не возражал против обеспечения этой автономии в § 8 нашего партийного устава. Но принципа автономизма никогда не защищал ни Ленин, ни БКБ; его защищали Акимов, Либер, новоискровцы. Перед несведущим читателем нетрудно, конечно, запутать дело, выхватывая из разных мест сказанные при совершенно разных условиях, имеющие совершенно разный смысл словечки, – но к газетам, которые полемизируют путем таких выхватываний, относятся как к «Новому Времени»{21}.
Возьмите брошюру «Рабочего». В чем суть дела, запутываемая «Искрой»? В том, что беспринципные люди нарвались с своими криками о принципе автономизма и т. п., ибо ответом могло быть исключительно требование выборного начала. Тогда нарвавшиеся люди забили отбой. Впередовцы же говорили и говорят: щеголять фразами и «принципами» автономизма, демократизма неприлично, а если нужны серьезные, деловые изменения устава в духе возможного при русских условиях демократизма, то давайте прямо и открыто обсуждать их. «Вперед» сделал вызов «Рабочему»: укажите хоть одно место в соц.-дем. литературе, где бы так же ясно говорилось о необходимости принимать рабочих в комитеты партии, как у Ленина[20]. «Рабочий», сбитый с толку новоискровцами, ответил печатно, что принимает вызов; но оказалось, что он не понимает, что значит принять вызов, ибо никакого другого места он нигде не показал, а только погрозился «задать» Ленину или «расправиться» с ним. Естественно, что «Вперед» не отвечал на эти страшные угрозы.
Возьмите далее вопрос об одном центре. Ленин-де в «Шагах» говорил, что за один центр стояли оппортунисты, а теперь за один центр БКБ. Опять та же грубая передержка, рассчитанная на несведущего или невнимательного читателя. Кто захочет прочесть «Шаги», тот увидит (на стр. 28-ой, заботливо обходимой фельетонистом «Искры»), что Ленин еще задолго до первой статьи большевика против двух центров (статьи Рядового в «Наших недоразумениях») писал, что идея двух центров «усчитывала временные (слушайте!) и особые нужды именно русского соц.-дем. рабочего движения в обстановке политического рабства, при условии создания первоначальной операционной базы революционного натиска за границей». «Первая идея, – говорится в «Шагах» тотчас же про идею централизма вообще, – как единственно (слушайте!) принципиальная, должна была (по плану старой «Искры») проникать собой весь устав; вторая, как частная, порождаемая временными обстоятельствами места и образа действия, выражалась в кажущемся отступлении от централизма, в создании двух центров» (с. 28)[21]. Предоставляем теперь читателю судить о приемах полемики нашего партийного «Нового Времени»! «Искра» просто пытается обмануть читателя, скрыв от него 1) что Ленин давно указывал временное, частное значение идеи двух центров; 2) что поэтому отстаивание одного центра оппортунистами Ленин никогда не объяснял общими принципами, а исключительно «временными обстоятельствами места и образа действия», такими обстоятельствами, когда фактически стояло и должно было стоять за один центр оппортунистическое крыло партии. Что старая «Искра» была оплотом борьбы с оппортунизмом, это факт. Что на съезде именно оппортунистическое крыло составило меньшинство, это тоже факт. Что же удивительного, что теперь, когда новая «Искра» оказалась оппортунистической, когда Россия проявила больше принципиальной устойчивости и партийной выдержанности, чем заграница, что теперь «временные обстоятельства» изменились? Нас бы теперь нисколько не поразило, если бы рабочедельцы, Мартынов, «болото» и новоискровцы встали (к примеру скажем, на третьем съезде) за два центра, а все большевики (или почти все) – за один центр. Это было бы только изменением, сообразно «временным обстоятельствам», способов борьбы за те же самые принципы революционной социал-демократии, принципы старой «Искры», за которые Ленин и большевики неуклонно боролись и борются. Усматривать в таком повороте «чудеса» могут только люди нововременского типа. (Мы сказали, что за один центр могут быть почти все большевики. Как это будет на III съезде, мы еще увидим. Среди нас есть разные мнения о значении «временных обстоятельств места и образа действия», и мы все эти мнения сопоставим и «подытожим» на съезде.)
Кажется, приемы полемики новой «Искры» выясняются из предыдущего достаточно, и мы можем быть теперь более краткими. «Искра» говорит, что БКБ нарушило партийную дисциплину, созывая съезд вопреки уставу, помимо Совета{22}. Это неправда, ибо Совет гораздо раньше нарушил устав, уклоняясь от съезда. Мы это давно и открыто изложили в печати (Орловский){23}. После того, как меньшевики тайным расколом разорвали партию и обманами уклонились от съезда, нам никакого другого практического выхода из нелепого положения не было, кроме съезда, вопреки воле центров. «Искра» говорит, что передовица № 9 «Вперед» – «Новые задачи и новые силы»[22], настаивая на необходимости расширить весьма значительно число разнообразнейших партийных организаций, противоречит идее ленинского параграфа первого устава, ибо Ленин, защищая свою идею на съезде, говорил о необходимости сузить понятие партии. Это возражение «Искры» можно рекомендовать, как гимназическую задачу логики для обучения молодежи разбираться в полемике. Большевики говорили и говорят, что надо суживать партию до суммы, или комплекса, партийных организаций и затем увеличивать число этих организаций (см. протоколы съезда и «Шаги», стр. 40 и др., особ. 40–41 и 46)[23]. Новая «Искра» смешивает расширение рамок партии с расширением понятия партии, расширение числа партийных организаций с расширением партии за пределы партийных организаций! Чтобы пояснить эту головоломнейшую штуку, приведем примерчик не из мудреных: допустим для простоты, что вся армия состоит исключительно из людей одного рода оружия; состав армии надо сузить до суммы лиц, действительно, по проверке, умеющих стрелять, не позволяя отделываться фразами и уверениями в своей военной годности; затем надо всячески стараться расширить число людей, способных выдержать проверку в уменье стрелять. Не начинаете ли вы теперь понимать немножечко, в чем дело, господа новоискровцы?
«Искра» пишет, изобличая «Вперед»: «Раньше требовались только выдержанные социал-демократы, которые должны быть признаны, как таковые, теперь в святая святых допускаются все элементы, кроме сознательно несоциал-демократических». Возьмите № 9 «Вперед» и читайте: «Пусть все… кружки, кроме сознательно несоциал-демократических, либо прямо входят в партию, либо примыкают к партии (курсив автора). В последнем случае нельзя требовать ни принятия нашей программы, ни обязательных организационных отношений с нами…»[24]. Неужели не ясно, что «Искра» совершает прямую передержку, смешивая то, что «раньше требовалось» для включения в партию, с тем, что «теперь допускается» для группы, примыкающей к партии? Большевики и раньше говорили и теперь во «Вперед» говорят, что самозачисление в партию есть интеллигентский анархизм, что члены партии должны признавать не на словах только «обязательные организационные отношения». Не понять этого может только тот, кто задается целью внесения путаницы. Лозунг «Вперед» был: для новых задач организуйте новые силы в партийные организации или, по крайней мере, в организации, примыкающие к партии. Лозунг «Искры» – «шире двери». Одни говорят: берите новых стрелков в свои полки, организуйте учащихся стрелять в подсобные отряды. Другие говорят: шире двери! пусть зачисляет сам себя в армию, кто как пожелает!
По вопросу об организации революции и организации вооружения «Искра» хочет уверить теперь, что у нее со «Вперед» нет разногласий. Мы спросим прежде всего: а как же Парвус? Если злодейский «Вперед» придумал разногласия, тогда почему вы не объяснитесь начистоту с новоискровцем Парвусом, которого нельзя заподозрить в придирчивости к «Искре»? Ведь вы же сами первые должны были признать ваше несогласие с Парвусом? К чему же эта игра в прятки? По существу дела, новая «Искра» возражает тут «Вперед» совершенно так же, как «Рабочее Дело» возражало старой «Искре». Нельзя достаточно рекомендовать товарищам, интересующимся историей своей партии, перечитывать «Раб. Дело», особенно № 10. «Раб. Делу» показывали, что оно принижает задачи политической борьбы. Оно возражало: а «Искра» недостаточно оценивает экономическую борьбу. Новой «Искре» показывают, что она принижает задачи организовать революцию, проводить восстание, вооружать рабочих, задачи участия социал-демократии во временном революционном правительстве. Новая «Искра» возражает: а «Вперед» недостаточно оценивает стихийность революции и восстания, преобладание политики над «техникой» (вооружение). Однородная хвостистская позиция приводит к однородным доводам. Свое неуменье дать руководящий лозунг по вопросу о новых задачах люди прикрывают резонерством о том, что сугубо важны старые задачи. Выхватываются отдельные словечки, чтобы показать, как сам оппонент ценит значение старых задач, значение азбуки социал-демократии. Конечно, товарищи[25] новоискровцы, мы очень ценим азбуку социал-демократии, но мы не хотим оставаться вечно на одной азбуке. Вот и все. Ни Парвус, ни БКБ, ни «Вперед» никогда не вздумали бы спорить против той азбуки, что рабочие сами могут, будут и должны вооружаться, помимо организаций и партии. Но если «Искра» выдвигает, как лозунг, свое знаменитое «самовооружение», – тогда, разумеется, все улыбаются, видя такое раболепство перед стихийностью. Если «Искра», поправляя Парвуса, открывает новую, достойную глубокомысленнейших произведений Кричевского и Акимова, задачу «вооружать рабочих жгучей потребностью самовооружения», – тогда естественно, что она встречает только насмешку. Если «Искра» в такой момент, когда к старым задачам социал-демократии прибавились новые задачи вооружения масс, уличной борьбы и т. д., поспешно бросается принижать эти задачи (к осуществлению которых едва-едва приступлено) пренебрежительными мудрствованиями насчет «техники» и ее второстепенной роли, – если, вместо дополнения старых, обычных и постоянных политических задач партии новыми задачами «техники», «Искра» выдвигает рассуждения об отделении тех и других, тогда, разумеется, все относят эти рассуждения к новым вариантам хвостизма.
В заключение, как курьез, отметим попытку «Искры» свалить с себя добрую репутацию знаменитой теории о непроизведении паники. «Искра» сама уже теперь называет этот вопрос «знаменитым», пытаясь доказать, что и БКБ тоже проповедует «непроизведение паники», когда в своем листке о восстании рекомендует быть осторожным (без крайней надобности) в уничтожении собственности мелких буржуа, чтобы понапрасну не запугать их{24}. «Искра» ликует: вот и вы не хотите запугивать!
Не правда ли, разве это не прелестно? Соглашение с земцами о непроизведении паники при мирном манифестировании сравнивается с предостережением против не вызываемого необходимостью разрушения собственности при восстании! И притом: с одной стороны, «демонстрации высшего типа», с другой – презренная, низменная «техника» вооруженной уличной борьбы… Один маленький вопрос, друзья[26]: отчего это всякий социал-демократ[27] соглашается и согласится с советом не запугивать мелких буржуа без надобности при восстании? и отчего, наоборот, ваш план земской кампании стал, по вашему собственному признанию, «знаменитым» среди с.-д.? отчего против него протестовали из ваших же рядов и Парвус и многие другие? отчего вы сами до сих пор стыдитесь опубликовать этот знаменитый план? Не оттого ли, что ваши советы в пресловутом вашем письме были так же неуместны и смехотворны, как советы Бюро бесспорны и общепризнаны социал-демократией?
Написано в марте, ранее 30 (12 апреля), 1905 г.
Напечатано 20 (7) апреля 1905 г. в газете «Вперед» № 15
Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью
Аграрная программа либералов
В легальных газетах довольно давно уже было напечатано сообщение, что в Москве состоялось совещание земских деятелей, съехавшихся из разных местностей России. «Московские Ведомости»{25} пробовали было даже поднять шум по этому поводу, крича о допускаемых правительством в России революционных съездах, о необходимости съезда монархической партии и т. д., но никто серьезного внимания на эти крики не обратил, потому что полиции теперь слишком много дела с волнениями гораздо более серьезного порядка. Земцы же, по-видимому, не вышли из рамок обычных конституционных пожеланий. Их совещания представляли из себя, однако, значительный интерес ввиду того, что они охватили аграрный вопрос. Приводим целиком те положения, которые приняты были, по газетным сведениям, большинством голосов съезда{26}:
«1) Государственное вмешательство в экономическую жизнь должно распространяться и на область аграрных отношений. 2) Правильная постановка аграрного законодательства обусловливается коренным преобразованием (??). 3) Предстоящая аграрная реформа должна быть построена на следующих началах: I. Улучшение экономического положения земледельческого класса путем обязательного выкупа из частновладельческих земель необходимых прирезок в интересах малоземельных групп разных категорий (разработка этого вопроса поручена нескольким лицам). П. Признание государственным земельным фондом казенных и части удельных земель; увеличение этого фонда путем покупки и выкупа частновладельческих земель и эксплуатация его в интересах трудящегося населения. III. Упорядочение условий аренды путем государственного вмешательства в арендные отношения. IV. Образование общественно-государственных посреднических комиссий для проведения в жизнь аграрных мероприятий согласно вышеуказанным началам. V. Правильная постановка на широких началах переселения и расселения, облегчение пользования различными видами кредита, реформа крестьянского банка и содействие кооперативным предприятиям. VI. Коренной пересмотр межевого законодательства в видах облегчения, ускорения и удешевления размежевания земель, уничтожения чересполосицы частновладельческих и надельных земель, обмена участков и т. д.».
Прежде чем разбирать по пунктам эту чрезвычайно поучительную программу, остановимся несколько на ее общем значении. Несомненно, что один уже факт выступления с такой программой представителей помещичьего класса доказывает нагляднее длинных рассуждений, что Россия отличается какой-то крупной особенностью по сравнению со всеми западноевропейскими сложившимися капиталистическими нациями. Вопрос в том, какого именно рода эта особенность? Состоит ли она в полусоциалистическом общинном строе и соответственно этому в отсутствии у нас буржуазной интеллигенции и буржуазной демократии, как думали старые социалисты-народники и как думают отчасти «социалисты-революционеры»? Или она состоит в обилии крепостнических пережитков, которые опутывают нашу деревню, делая невозможным широкое и свободное развитие капитализма и порождая народническое настроение как раз у элементов буржуазной демократии? От этого вопроса сколько-нибудь думающие социалисты не позволят себе отделаться уклончивыми отговорками, или ссылками на абстрактность и теоретичность вопроса, неуместную якобы в революционную эпоху, или указанием на факт крестьянских восстаний, достаточно объясняющий помещичью предупредительность. Уклончивость или беспринципность в теоретических вопросах как раз в революционную эпоху равносильны полному идейному банкротству, ибо именно теперь нужно продуманное и твердое миросозерцание для того, чтобы социалист владел событиями, а не события владели им. Ссылка на крестьянские восстания тоже ничего не дает, ибо содержание программы, принятой теперь политически организованными в земские союзы землевладельцами, составляет пожелания, излагавшиеся в течение целого ряда десятилетий всей либеральной печатью и всеми либеральными деятелями. Народническая программа стала программой помещиков, – этот факт дает ясный политический ответ на поставленный нами вопрос. В революционную эпоху теоретические споры на общественные темы решаются открытым выступлением разных классов.
Посмотрим теперь поближе на аграрную программу либералов. Легальная печать наша склонна славословить по поводу нее. «Экономическая Газета», например, «констатирует факт выступления земских людей с аграрной программой, притом несравненно более крайней» (вот как!), «чем того можно было ожидать, исходя из обычного представления о современном составе земской среды» (т. е. крайней с точки зрения гг. помещиков?). «Это свидетельствует, – продолжает газета, – что политическая земская группа обладает и политическим тактом и глубоким пониманием происходящих кругом нас явлений…»{27}.
Такт и понимание господ помещиков состоит в том, что когда в область аграрных отношений начали вмешиваться активно и определенно сами крестьяне, тогда помещики заговорили о необходимости вмешательства государственного. Старая и вечно новая история! Государственное вмешательство в аграрные отношения имело место в России постоянно: когда это было вмешательство в пользу высших классов, тогда это называлось на полицейском языке «порядком»; когда вмешательство начинается снизу, тогда говорят о «беспорядках». Но позвольте, какого именно вмешательства хотят помещики? Из их программы видно, что исключительно – вмешательства в отношения землевладения и землепользования. Все их меры, начиная от выкупа прирезок и кончая кредитом и обменом участков, относятся исключительно к тем, кто хозяйственно пользуется землей, т. е. к разным разрядам хозяев. А бесхозяйные сельские рабочие? Ведь у нас в России в одних только «внутренних» 50 губерниях считали еще в 90-х годах прошлого века не менее трех с половиной миллионов батраков и поденщиков, для которых сельская работа по найму составляла главнейший источник средств существования. Теперь, несомненно, число сельскохозяйственных наемных рабочих еще более велико, причем подавляющее большинство их совершенно или почти совершенно бесхозяйные. Помимо бездомовых и бесхозяйных у нас еще десять лет тому назад считали в указанных губерниях из десяти приблизительно миллионов крестьянских хозяйств свыше трех миллионов безлошадных. Вся эта масса – хозяева только по названию. Их самый жизненный интерес состоит в более высокой заработной плате, в более коротком рабочем дне, в более здоровых условиях труда. Гг. помещики благоразумно умалчивают о вмешательстве в отношения нанимателей к рабочим. И можно быть уверенным, что о таком вмешательстве не подумает даже никто серьезно, пока не вмешаются сами сельские рабочие.
Нам, социал-демократам, следует обратить на это вмешательство самое серьезное внимание. Этого требуют и непосредственные практические интересы движения и общие наши принципы. Буржуазно-демократический характер русского либерализма и русского народничества проявлялся и проявляется, между прочим, именно в том, что интересы мелкого сельского хозяйства совершенно заслоняют интересы сельского наемного труда. Конечно, убежденный народник, а подчас и «социалист-революционер», склонен считать это вполне естественным ввиду «второстепенной» (в его воображении, но не в мужицкой жизни) роли наемного труда, ввиду того, что при дальнейшем развитии «общинных традиций», «трудовых воззрений» и «уравнительного пользования» эта роль и совсем могла бы быть сведена на нет. Но эта склонность, какими бы горячими и искренними, социалистически звучащими речами она ни мотивировалась, на самом деле свидетельствует о мелкобуржуазной ограниченности кругозора и ни о чем более. Мечтательность этого рода, свойственная и русскому крестьянину, и русскому интеллигенту, есть мелко буржуазная мечтательность. Цветы этой народнической мечтательности – именно те фальшивые цветы, которые украшают одну из цепей трудящегося человечества, и социал-демократическая критика должна беспощадно срывать такие цветы «не для того, чтобы человечество продолжало носить цепи в их форме, лишенной всякой радости и всякого наслаждения, а для того, чтобы оно сбросило цепи и протянуло руку за живым цветком»{28}.
Мы вполне сочувствуем крестьянскому движению. Мы считали бы громадным выигрышем и для всего общественного развития России и для русского пролетариата, если бы крестьянству удалось, при нашей помощи, революционным путем отобрать у помещиков все их земли. Но возьмите даже этот лучший исход, – и тогда масса сельскохозяйственных наемных рабочих могла бы лишь временно уменьшиться в числе, но никоим образом не могла бы исчезнуть. И тогда самостоятельные интересы сельских наемных рабочих остались бы самостоятельными интересами.
Переход земли в руки крестьян нисколько не уничтожил бы господства в России капиталистического способа производства, он дал бы, напротив, более широкую базу для его развития, он приблизил бы тип этого развития от какого-нибудь итальянского к американскому. Имущественные различия среди крестьян, которые громадны уже теперь и сравнительно мало заметны исключительно вследствие общей придавленности самодержавно-крепостническим строем, нисколько не перестали бы существовать. Увеличение внутреннего рынка, развитие обмена и товарного хозяйства в новом масштабе, быстрый рост промышленности и городов, – все эти неизбежные следствия серьезного улучшения положения крестьян неминуемо бы усиливали имущественные различия. Чем более распространены у нас иллюзии на этот счет, тем решительнее должна бороться против них социал-демократия, если она действительно хочет представлять интересы рабочего движения в его целом, а не в одной только его стадии[28].
Пока не произойдет полного социалистического переворота, до тех пор никакие радикальнейшие и революционнейшие меры аграрных преобразований не устранят класса сельскохозяйственных наемных рабочих. Мечта о превращении всех людей в мелких буржуа есть реакционная пошлость. И вот почему мы должны уже теперь работать над развитием классового самосознания сельских наемных рабочих, над их самостоятельной классовой организацией. Городская стачечная волна может и должна перекинуться на деревню не только в виде крестьянских восстаний, но и в виде настоящих рабочих стачек, – особенно ко времени покоса и жатвы. Требования нашего рабочего отдела программы, предъявляемые в массе случаев городскими рабочими их хозяевам, должны предъявляться также, с соответственными изменениями сообразно различию бытовых условий, и сельскими рабочими. Надо пользоваться тем, что в России пока еще нет никаких особых законов, принижающих положение сельского рабочего в отличие от городского (если не считать закона о самовольном уходе с работы). Надо заботиться о том, чтобы волна пролетарского подъема заронила специально пролетарское настроение и пролетарские методы борьбы в среду батраков и поденщиков.
Мелкобуржуазный слой деревенского населения, крестьянство в собственном и тесном смысле слова, не может не быть революционным в известные исторические периоды. Его теперешняя революционность неизбежно вытекает из всех условий «старого порядка», и мы должны усиленно поддерживать и развивать ее. Но так же неизбежно из условий жизни нового порядка, новой, свободной капиталистической России будет вытекать переход части мелких буржуа в деревне на сторону «порядка», – и, чем больше земли отберут теперь у помещиков крестьяне, тем скорее это произойдет. Действительным революционным классом, при всех и всяких условиях, до конца революционным классом может быть и в деревне лишь сельский пролетариат. Превращение убогого, забитого мужика в свободного, энергичного европейского фермера есть громадное демократическое приобретение, – но мы, социалисты, ни на минуту не забудем о том, что это приобретение принесет реальную пользу делу полного освобождения человечества от всякого гнета лишь тогда и лишь в той мере, в какой фермеру будет противостоять сознательный, свободный, организованный сельский пролетарий.
Господа либеральные помещики помалкивают о сельском рабочем. Относительно будущего фермера они направили все свои заботы на то, чтобы как можно скорее и с наименьшим ущербом для своего кармана (может быть, вернее сказать: с возможной пользой для своего кармана) превратить его в своего союзника, в хозяина-собственника, в опору порядка. Какими жалкими подачками мечтают они отделаться! Единственную революционную меру, конфискацию удельных земель, они ограничивают частью этих земель, боясь назвать конфискацию конфискацией и умалчивая о церковных землях. Обещая прирезку малоземельным, они крепко держатся за выкуп, не оговаривая ни единым словом, кто будет платить за эти выкупаемые земли. Они считают, очевидно, само собою разумеющимся, что платить будет мужик, – подобно знаменитому выкупу 1861 г. Помещики отдадут втридорога худшие свои земли, – вот что обещает их прирезка. Все предлагаемые ими меры насчет кредита, кооперации, обмена участков и т. д. целиком входят в узкий собственнический круг интересов. Относительно аренды, – одного из самых больных вопросов крестьянского хозяйства, – они ограничиваются самым неопределенным лозунгом «упорядочения». Сюда может подойти все, что угодно, вплоть до поднятия арендных цен под видом нормировки, – мы уже отметили выше, что понимали и понимают под «порядком» представители правящих классов.
Но самым важным и самым опасным политически пунктом либеральной программы мы считаем пункт об «общественно-государственных посреднических комиссиях». Вопрос о способе проведения аграрного преобразования имеет огромное значение, ибо именно от способа проведения зависит конкретно и реально более или менее серьезный характер преобразования. Народники приучили нас и по этому вопросу (как и по многим другим) обращать главное внимание на экономический выигрыш, игнорируя или недооценивая политическую сторону дела. Эта точка зрения, естественная для мелкого буржуа, понятная для «хозяина», абсолютно недопустима для социал-демократа. Для социал-демократа безразлично передвижение в классах или разрядах хозяев и собственников, если это передвижение не сопровождается политическим выигрышем, облегчающим классовую борьбу пролетариата. С точки зрения мелкобуржуазной мечтательности важны всякие прожекты насчет «уравнительного пользования» и т. п. С точки зрения социал-демократа все такие прожекты – пустое и вредное праздномыслие, отвлекающее общественное сознание от реальных условий реальных демократических приобретений. Социал-демократы никогда не забудут, что правящие классы всегда и везде стараются разъединить и развратить трудящихся экономическими подачками. В области земельных преобразований эта политика особенно для них легка и особенно умело ими проводится.
Тем с большей определенностью и решительностью должны мы настаивать на коренном требовании нашей аграрной программы: на учреждении революционных крестьянских комитетов, которые бы сами произвели действительно коренные (а не по-помещичьи – «коренные») аграрные преобразования. Без этого всякая аграрная реформа неизбежно и неминуемо превратится в новый обман, в новую ловушку, подобно знаменитой «реформе» 61 года. А ведь «общественно (?) – государственные посреднические комиссии» есть прямое подготовление ловушки! Под «обществом» мы разумеем помещиков, под «государством» чиновников. «Общественно-государственный» значит помещичьи-чиновничий и ничего более.
Вот на какой пункт должны мы обратить немедленно центр тяжести нашей агитации в деревне. Слышите ли, крестьяне? Вас еще раз хотят облагодетельствовать чиновническим путем, «упорядочить» вашу жизнь помещичьим вмешательством, «выкупить» вам земли по образцу проклятой памяти старого выкупа! Помещики так добры, так добры: видя, что у них земли грозят даром взять, они великодушно соглашаются их продать, – за сходную цену, разумеется… Согласны ли вы на такое помещичье и чиновничье вмешательство? Или вы хотите вмешаться сами и сами устроить себе свободную жизнь? Тогда соединяйтесь с городским пролетариатом, боритесь за республику, поднимайтесь на восстание, которое принесет вам революционное правительство и революционные крестьянские комитеты!
«Вперед» № 15, 20 (7) апреля 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
Маркс об американском «Черном переделе»
В № 12 «Вперед»[29] было упомянуто выступление Маркса по аграрному вопросу против Криге. Это было не в 1848 году, как ошибочно сказано в статье тов. —ъ, а в 1846 году. Сотрудник Маркса, Герман Криге, бывший тогда еще очень молодым человеком, переселился в 1845 году в Америку и основал там журнал «Volks-Tribun» («Народный Трибун»){29} для пропаганды коммунизма. Однако он повел эту пропаганду так, что Маркс вынужден был от имени немецких коммунистов решительно восстать против компрометирования коммунистической партии Германом Криге. Критика направления Криге, напечатанная в 1846 году в «Westphälische Dampfboot»{30} и перепечатанная во втором томе меринговского издания сочинений Маркса, представляет для современных русских социал-демократов громадный интерес.
Дело в том, что аграрный вопрос так же выдвигался тогда на одно из первых мест самым ходом американского социального движения, как теперь в России, причем речь шла как раз не о развитом капиталистическом обществе, а о создании первоначальных, основных условий для настоящего развития капитализма. Это последнее обстоятельство особенно важно для параллели между отношением Маркса к американским идеям «черного передела» и отношением русских социал-демократов к современному крестьянскому движению.
Криге в своем журнале не давал никакого материала для изучения конкретных социальных особенностей американского строя, для выяснения истинного характера тогдашнего движения аграрных реформаторов, стремившихся к уничтожению ренты. Зато Криге (совсем как наши «социалисты-революционеры») облекал вопрос об аграрной революции в пышные, широковещательные фразы. «Каждый бедняк, – писал Криге, – тотчас же превращается в полезного члена человеческого общества, раз ему обеспечат возможность производительной работы. Таковая возможность будет обеспечена для него навсегда, если общество даст ему кусок земли, на котором он может прокормить себя и свою семью. Если эта гигантская земельная площадь (именно 1400 миллионов акров северо-американских государственных земель) будет изъята из торгового оборота и в ограниченных количествах обеспечена труду[30], тогда нищете в Америке будет положен одним ударом конец»…
Маркс возражает на это: «Можно было бы ждать понимания того, что не во власти законодателей декретами остановить развитие желанного для Криге патриархального строя в индустриальный или отбросить промышленные и торговые штаты восточного берега назад в патриархальное варварство».
Итак, перед нами настоящий план американского черного передела: изъятие массы земли из торгового оборота, право на землю, ограничение пределов землевладения или землепользования. И Маркс с самого начала выступает с трезвой критикой утопизма, указывает на неизбежность превращения патриархального строя в индустриальный, т. е. на неизбежность развития капитализма, если говорить современным языком. Но было бы большой ошибкой думать, что утопические мечты участников движения заставляют Маркса отрицательно отнестись к самому движению вообще. Ничего подобного. Еще тогда, в самом начале своего литературного поприща, Маркс умел выделять реальное прогрессивное содержание движения от его мишурных идеологических облачений. Во втором отделе своей критики, озаглавленном: «Экономия (т. е. политическая экономия) «Народного Трибуна» и его отношение к молодой Америке», Маркс писал:
«Мы вполне признаем движение американских национал-реформистов в его исторической правомерности. Мы знаем, что это движение стремится к достижению такого результата, который, правда, в данную минуту дал бы толчок развитию индустриализма современного буржуазного общества, но который, будучи плодом пролетарского движения, неизбежно должен в качестве нападения на земельную собственность вообще и в особенности при существующих в настоящее время в Америке условиях повести дальше, благодаря его собственным последствиям, к коммунизму. Криге, примкнувший вместе с немецкими коммунистами в Нью-Йорке к движению против ренты (Anti-Rent-Bewegung), облекает этот простой факт в напыщенные фразы, не вдаваясь в рассмотрение самого содержания движения. Он доказывает этим, что ему совершенно неясна связь между молодой Америкой и американскими общественными условиями. Приведем еще пример его напыщенных фраз о плане аграриев парцеллировать землевладение в американском масштабе.
В № 10 «Народного Трибуна» в статье «Чего мы хотим» говорится: «Американские национал-реформисты называют землю общим достоянием всех людей… и требуют принятия народным законодательством таких мер, чтобы 1400 миллионов акров земли, не попавшие еще в руки грабителей-спекулянтов, были сохранены, как неотчуждаемое общее достояние всего человечества». И вот, чтобы сохранить для всего человечества это «неотчуждаемое и общее достояние», он принимает план национал-реформистов: «предоставить каждому крестьянину, из какой бы страны родом он ни был, 160 акров американской земли для его прокормления». В № 14 в статье «Ответ Конце» (Konze) этот план излагается так: «Из этого нетронутого еще народного достояния никто не должен получить во владение больше 160 акров, да и это количество лишь при том условии, чтобы он сам их обрабатывал». Итак, в целях сохранения земли «неотчуждаемым общим достоянием» и притом «всего человечества» следует немедленно начать с того, что поделить эту землю. Криге воображает, что он в силах запретить каким-нибудь законом необходимые последствия этого передела: концентрацию, промышленный прогресс и т. д. 160 акров земли представляются ему, как нечто само себе равное, как будто бы стоимость такой земельной площади не была различна смотря по ее качеству. «Крестьяне» будут обмениваться между собой и с другими людьми, если не самой землей, то продуктами ее. А раз дойдет до этого, то скоро окажется, что один «крестьянин» и без капитала благодаря своему труду и большей природной плодородности своих 160 акров доведет другого до положения своего батрака. А затем, разве не все равно, «земля» ли или продукты земли «попадут в руки грабителей-спекулянтов»? Рассмотрим серьезно этот подарок, который Криге делает человечеству. 1400 миллионов акров должны быть сохранены «как неотчуждаемое общее достояние всего человечества». При этом каждому крестьянину должно достаться по 160 акров. Мы можем, следовательно, сосчитать, как велико кригевское «человечество»: ровно 83/4 миллионов «крестьян» или, считая по 5 голов на семью, 433/4 миллиона человек. Мы можем равным образом сосчитать, как долго продолжатся эти «вечные времена», на которые должен «овладеть всей землей пролетариат в качестве представителя человечества» по крайней мере в Соединенных Штатах. Если население Соединенных Штатов будет удваиваться так же быстро, как до сих пор, т. е. каждые 25 лет, тогда эти «вечные времена» продлятся неполных 40 лет. В 40 лет будут заняты эти 1400 миллионов акров, и последующим поколениям нечем будет и «овладевать». Но так как даровая раздача земли чрезвычайно усилит иммиграцию, то кригевские «вечные времена» могут окончиться еще раньше, особенно если принять во внимание, что количество земли на 44 миллиона человек не хватит даже для теперешнего европейского пауперизма, как отводный канал его. В Европе всякий десятый человек паупер: одни британские острова насчитывают их 7 миллионов. Подобную же политико-экономическую наивность встречаем в № 13 в статье «К женщинам», где Криге говорит, что если бы город Нью-Йорк отдал свои 52 000 акров земли на Лонг-Айленд, то этого было бы достаточно, чтобы «сразу» освободить Нью-Йорк навсегда от всякого пауперизма, нищеты и преступлений.
Если бы Криге взглянул на движение, стремящееся к освобождению земли, как на необходимую при известных условиях первую форму пролетарского движения, если бы он оценил это движение, как такое, которое в силу жизненного положения того класса, от которого оно исходит, необходимо должно развиться дальше в коммунистическое движение, если бы он показал, каким образом коммунистические стремления в Америке должны были первоначально выступать в этой аграрной форме, на первый взгляд противоречащей всякому коммунизму, – тогда против этого ничего нельзя было бы возразить. Криге же объявляет эту форму движения известных действительных людей, имеющую лишь подчиненное значение, делом человечества вообще. Криге выставляет это дело как последнюю, высшую цель всякого движения вообще, превращая таким образом определенные цели движения в чистейшую напыщенную бессмыслицу. В той же статье 10-го номера он поет такие триумфальные песни: «И вот, таким образом исполнились бы, наконец, исконные мечты европейцев, для них была бы приготовлена по сю сторону океана земля, которую им оставалось бы взять и оплодотворить трудом рук своих, чтобы бросить в лицо всем тиранам мира гордое заявление: это моя хижина, которой вы не строили, это мой очаг, наполняющий ваши сердца завистью».
Криге мог бы добавить: это моя куча навоза, произведенная мною, моей женой и детьми, моим батраком и моим скотом. И какие же это европейцы увидели бы тут осуществление своих «мечтаний»? Только не коммунистические рабочие! Разве те обанкротившиеся лавочники и цеховые мастера или разорившиеся крестьяне, которые стремятся к счастью снова стать в Америке мелкими буржуа и крестьянами! И в чем состоит «мечта», осуществляемая при помощи этих 1400 миллионов акров? Ни в чем другом, как в том, чтобы превратить всех людей в частных собственников. Такая мечта столь же не осуществима и столь же коммунистична, как мечта превратить всех людей в императоров, королей и пап».
Критика Маркса полна яда и сарказма. Он бичует Криге именно за те черты его воззрений, которые мы видим теперь у наших «соц. – революционеров»: господство фразы, мелкобуржуазные утопии, выставляемые в качестве высшего революционного утопизма, непонимание реальных основ современного хозяйственного строя и его развития. С замечательной прозорливостью Маркс, тогда представлявший из себя лишь будущего экономиста, указывает на роль обмена, товарного хозяйства. Если не землей, – говорит он, – то продуктами земли крестьяне будут обмениваться, а этим уже все сказано! Вся эта постановка вопроса в очень и очень многом применима к русскому крестьянскому движению и его мелкобуржуазным «социалистическим» идеологам.
Но Маркс далек в то же время от простого «отрицания» этого мелкобуржуазного движения, от доктринерского игнорирования его, от боязни, свойственной многим начетчикам, запачкать себе руки прикосновением к революционной мелкобуржуазной демократии. Беспощадно высмеивая вздорность идеологических облачений движения, Маркс старается материалистически-трезво определить его действительное историческое содержание, его неизбежные последствия, которые должны наступить в силу объективных условий, независимо от воли и сознания, мечтаний и теорий тех или иных лиц. Маркс не порицает поэтому, а вполне одобряет поддержку этого движения коммунистами. Стоя на диалектической точке зрения, т. е. рассматривая движение всесторонне, принимая во внимание и прошлое и будущее, Маркс отмечает революционную сторону нападения на поземельную собственность, Маркс признает мелкобуржуазное движение за своеобразную первоначальную форму пролетарского, коммунистического движения. Того, чего вы мечтаете достигнуть этим движением, говорит Маркс по адресу Криге, вы не достигнете, – вместо братства наступит мелкобуржуазная обособленность, вместо неотчуждаемости крестьянских наделов – вовлечение земли в торговый оборот, вместо удара грабителям-спекулянтам – расширение базы для капиталистического развития. Но то капиталистическое зло, которого вы тщетно мните избежать, является исторически добром, ибо оно страшно ускорит общественное развитие и приблизит во много раз новые, высшие формы коммунистического движения. Удар, нанесенный поземельной собственности, облегчит неизбежные дальнейшие удары собственности вообще; революционное выступление низшего класса с преобразованием, временно дающим узенькое благоденствие далеко не всем, облегчит неизбежное дальнейшее революционное выступление самого низшего класса с преобразованием, которое действительно обеспечит полное человеческое счастье всем трудящимся.
Для нас, русских социал-демократов, постановка вопроса Марксом против Криге должна служить образцом. Действительный мелкобуржуазный характер современного крестьянского движения в России не подлежит сомнению; мы должны разъяснять это всеми силами и беспощадно, непримиримо бороться со всякими иллюзиями всяких «социалистов-революционеров» или примитивных социалистов на этот счет. Особая организация самостоятельной партии пролетариата, стремящейся через все демократические перевороты к полной социалистической революции, должна быть нашей постоянной, ни на минуту не упускаемой из виду целью. Но отворачиваться поэтому от крестьянского движения было бы самым безнадежным филистерством и педантизмом. Нет, революционно-демократический характер этого движения несомненен, и мы должны всеми силами поддерживать его, развивать, делать политически-сознательным и классово-определенным, толкать его дальше, идти вместе с ним, рука об руку до конца, – ибо мы идем гораздо дальше конца всякого крестьянского движения, мы идем до полного конца самого деления общества на классы. Вряд ли найдется другая страна в мире, где бы крестьянство переживало такие страдания, такое угнетение и надругательство, как в России. Чем беспросветнее было это угнетение, тем более могучим будет теперь его пробуждение, тем непреоборимее будет его революционный натиск. Дело сознательного революционного пролетариата всеми силами поддержать этот натиск, чтобы он не оставил камня на камне в старой, проклятой, крепостнически-самодержавной рабьей России, чтобы он создал новое поколение свободных и смелых людей, создал новую республиканскую страну, в которой развернется на просторе наша пролетарская борьба за социализм.
«Вперед» № 15, 20 (7) апреля 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
Изобличенный совет
Только что появилось отдельным оттиском из № 95 «Искры» постановление «Совета партии», помеченное 7-го апреля 1905 года, гор. Женева. Постановление это представляет из себя сплошную сеть «уклонений от истины». Отметим главнейшие[31].
Нам говорят, что Совет заботился о том, чтобы внутренняя борьба в партии не подрывала ее единства. Это неправда. Из неопровергнутых и неопровержимых документов все члены партии должны знать, что больше года назад, в январе 1904 г., члены ЦК Ленин и Васильев предлагали в Совете обратиться ко всей партии с призывом о прекращении бойкота и тайного присвоения кружками общепартийных денег[32]. Совет отверг их предложение. Совет вместо этого прямо принял участие в тайном расколе партии, освящая борьбу тайной организации меньшинства{31} за «кооптацию». Эта борьба велась, как теперь доказано документально, со времени II съезда, т. е. с августа 1903 г., по ноябрь или декабрь 1904 года.
Итак, с января 1904 года Совет являлся но высшим учреждением партии, а орудием тайной организации меньшинства[33]. Существование этой организации признали публично и печатно не только примиренский ЦК, но и сама «Искра» во время перехода ЦК на сторону меньшинства{32}.
Как орудие тайной организации меньшинства, Совет все усилия направлял на то, чтобы уклониться от общепартийного съезда, которого требовали комитеты. Целые полтора года социал-демократическая работа в России тормозилась дезорганизацией ее со стороны заграничного меньшинства[34]. Целые полтора года вели комитеты в России непрерывную, отчаянную борьбу за съезд, борьбу против женевского Совета, который или прятал комитетские резолюции, или возвращал их обратно с присовокуплением самых грубых ругательств («мошенники, пошлая комедия, фабрикация документов» – выражения из письма Мартова, см. брошюру Орловского «Совет против партии»)[35]. Каждый крупный шаг этой мучительной борьбы против поведения деятелей тайного раскола[36] засвидетельствован теперь документально в литературе. Еще в октябре 1904 года, т. е. полгода тому назад, было доказано, например, в брошюре Орловского «Совет против партии», что Совет без объяснения причин уклонился[37] от обязательного для него по уставу созыва съезда. Один за другим длинный ряд комитетов партии в России выражал после этого формальное недоверие Совету и всем центральным учреждениям. Но Совет не обращал на это никакого внимания, издеваясь без стеснения над партией. Совет был орудием меньшинства. Совет признает себя теперь прямо в постановлении от 7-го апреля 1905 г. одной из спорящих сторон, но в то же время он не стеснялся пользоваться титулом, правами и полномочиями общепартийного учреждения, отказываясь отдать партии полученный от нее мандат! Это было одним сплошным вопиющим нарушением доверия[38].
Когда, наконец, комитеты партии в России, видя, что Совет уклоняется от съезда, сами созвали съезд через выбранное ими на трех конференциях «Бюро», тогда даже перешедший на сторону меньшинства ЦК поспешил исправить свою ошибку[39]. Русский ЦК, не только не сочувствовавший комитетам большинства, а даже боровшийся с ними, все-таки, видя русские дела, зная действительное преобладание большинства в России, должен был признать полную беспристрастность Бюро Комитетов Большинства в созыве съезда, должен был восстать против Совета. В обращении ко всей партии от 12-го марта 1905 года русский ЦК, как мы уже отмечали в печати и как знают из декларации все русские работники, прямо восстает против Совета, объявляя в 5-ом пункте этой декларации, что «резолюция Совета против съезда от 8-го марта (№ 89 «Искры») не признается основанием для приостановки работ по организации съезда».
Что значит это объявление, о котором так тщательно умалчивает наш Совет? Оно означает, что русский ЦК, зная русские дела и, очевидно, проверив утверждения заграничного Совета, признает эти утверждения неверными[40], признает отговорки против созыва съезда вымышленными, признает факт требования съезда подавляющим большинством русских комитетов, имевших возможность ознакомиться с делом, доказанным.
Вот почему молчит о заявлении ЦК в пункте 5-м наш Совет! Потому что оно равносильно прямому признанию перед всей партией неверности утверждений Совета, призванию подделки общественного мнения[41] партии Советом!
Напрасно поэтому пытается Совет еще раз ввести партию в заблуждение, предлагая совещания или соглашения спорящих сторон. В России такое соглашение уже состоялось. Русским центром меньшевиков был ЦК – это прямо было заявлено самой «Искрой» в извещении о принятии меньшевистскими организациями июльской декларации ЦК. Русским центром большинства было Бюро Комитетов Большинства. Русские центры обеих спорящих сторон уже заключили соглашение об общем съезде. Отсюда видно, что в России есть меньшевики, которые немножечко более ценят партийность и партийное единство, чем заграничные меньшевики. Отсюда видно, что сами русские меньшевики, в лице их центра, Центрального Комитета, изобличают заграничный Совет и отворачиваются от него. Отсюда видно, что после соглашения русских центров обеих спорящих сторон ни о каком соглашении с заграничным Советом, т. е. с сидящими в Женеве джентльменами, не может быть и речи.
Напрасно поэтому наш Совет говорит о свержении его ЦК в будущем времени. Это не будущее, а прошлое. Пятый пункт воззвания ЦК к партии от 12-го марта 1905 года показывает всем, умеющим понимать смысл того, что они читают, что это свержение уже состоялось. Россия, в лице объединенных центров обеих сторон, свергла заграницу. Совет партии представляет теперь не партию, а именно группу женевцев[42].
До какой степени верно это описание партийных дел, видно с особенной ясностью из следующего. Совет заявляет, что его постановление, от 7-го апреля 1905 г., принято единогласно. Члены партии, читая это, конечно, должны думать, что в постановлении участвовало и двое членов от ЦК в Совете. Между тем такое предположение, которое старается вызвать у читателей Совет, остается под большим знаком вопроса[43].
Доказательство. Договор между БКБ и ЦК, как мы уже указали в № 13 «Вперед», нам еще не дано право опубликовывать. Но в то же время нам было сообщено, что по крайней мере один пункт этого договора подлежит опубликованию в том случае, если Совет партии примет постановление, направленное против созыва III партийного съезда.
Теперь этот случай наступил.
Теперь мы опубликовываем поэтому первый пункт неопубликованного договора:
«Договор БКБ и ЦК, подписанный 12-го марта 1905 года:
Пункт первый: Организационный комитет из представителей ЦК и БКБ немедленно организует III партийный съезд независимо от той или иной резолюции по созыву съезда со стороны Совета».
Кажется, ясно?
ЦК особо оговорил[44] свое неподчинение будущим резолюциям Совета, не опубликовывая этого временно на тот случай, если Совет в виде исключения поступит честно. Это значит, что русские меньшевики верили еще в возможность добросовестных действий со стороны Совета, хотя бы и в виде исключения.
Русские меньшевики, в лице их русского центра, теперь разочаровались.
Теперь вполне доказано, следовательно, что сам всецело настроенный в пользу Совета ЦК должен был разоблачить до конца своего заграничного коллегу.
Теперь нам остается только предложить читателям маленький заключительный вопрос: что надо думать после этого о сидящих в Женеве членах Совета, которые печатно и публично заявили[45], что постановление Совета от 7-го апреля 1905 г. в Женеве принято единогласно?
«Вперед» № 15, 10 (7) апреля 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед», сверенному с рукописью
Конституционный базар
Булыгин занимается теперь, как справедливо говорят в петербургских аристократических кругах, выигрыванием времени. Он старается оттянуть, насколько возможно, обещанные царем реформы и свести их к пустякам, нисколько не уменьшающим власти самодержавного царя и самодержавного чиновничества. Вместо конституции он готовит, как мы уже указывали однажды во «Вперед»[46], совещательную палату без всяких прав. Теперь мы имеем подтверждение сказанного нами, – именно текст булыгинского проекта, опубликованный немецкой либеральной газетой «Vossische Zeitung»{33}. Авторами проекта называют, по сведениям этой газеты, Булыгина, Ермолова, Щербатова, Мещерского, графа Шереметева и князя Урусова. Содержание проекта следующее.
Для обсуждения (не более того!) и выработки всех законопроектов создаются два учреждения: 1) Государственное совещание и 2) Государственное собрание. Право внесения проектов закона принадлежит всякому члену Государственного совещания и не менее как 20 членам Собрания. Законопроекты обсуждаются и принимаются Собранием, затем поступают в Совещание и, наконец, идут на утверждение царя. Царь решает, в какой форме проекты должны стать законами, или совершенно отклоняет их.
Булыгинская «конституция» таким образом вовсе не ограничивает самодержавие, вводя исключительно совещательные палаты: верхнюю и нижнюю! Верхняя палата или Государственное совещание состоит из 60 выборных членов, избираемых дворянскими собраниями 60 губерний (польские в том числе), а затем из членов по назначению от царя из чиновников и офицеров. Общее число членов не свыше 120. Срок полномочий выбранных членов – трехлетний. Заседания Совещания публичны или закрыты для публики, по усмотрению самого Совещания.
Нижняя палата или Государственное собрание состоит только из выборных членов (министры и главноуправляющие заседают по праву в обеих палатах), именно: по 10 выборных от каждой из 34 земских губерний (итого 340); по 8 выборных от 3-х губерний с земскими учреждениями, но без дворянских учреждений (итого 24); по 8 от 9 сев. – западных губерний (72); по 5 от 10 польских губерний (50); по 5 от трех остзейских (15); 30 от Сибири; 30 от Кавказа; 15 от Средней Азии и Закаспийской области; 32 от Финляндии; 20 от больших городов (Санкт-Петербург – 6, Москва – 5, Варшава – 3, Одесса – 2, Лодзь, Киев, Рига и Харьков – по одному); 10 от православного духовенства; по одному от католиков, лютеран, армян, магометан и евреев. Всего, значит, 643 члена. Это Собрание выбирает исполнительный комитет из председателя, двух вице-председателей и 15 членов. Срок полномочий трехлетний. Исполнительный комитет – учреждение постоянное; Собрание заседает лишь дважды в год, февраль – март и октябрь – ноябрь. Заседания публичны или закрыты, по усмотрению Собрания. Члены Собрания на время их полномочий неприкосновенны. Избираемы могут быть лишь российские подданные, не моложе 25 лет, умеющие говорить и писать по-русски. Они получают жалованье по 3000 рублей в год.
Выборы организуются так. В 34 земских губерниях по 2 члена выбираются дворянским собранием, по 3 губернским земским собранием, один от городов через особых выборщиков, три от крестьян через особых выборщиков, один от купцов тоже через выборщиков. На подобных же началах выбираются депутаты и от неземских губерний, – мы не воспроизводим всех этих нелепых канцелярско-полицейских учреждений. Для иллюстрации того, как предполагается организовать непрямые выборы, приведем лишь порядок выбора крестьянских депутатов в земских губерниях.
Каждая волость выбирает по 3 выборщика. Они собираются в уездном городе и под председательством предводителя дворянства (!) выбирают трех выборщиков второй степени. Эти выборщики собираются в губернском городе под председательством губернского предводителя дворянства и выбирают трех крестьянских депутатов исключительно из крестьян же. Выборы таким образом трехстепенные!
Недурно работает г. Булыгин. Недаром он получает царское жалованье. Его конституция, как видит читатель, есть сплошное издевательство над народным представительством. Самодержавная власть, как мы уже указали, ни в чем не ограничивается. Обе палаты носят характер исключительно совещательный, решает же всецело и исключительно царь. Это значит – поманить, но ничего не дать. Характер «представительства», во-первых, специально дворянский, помещичий. Дворяне имеют половину голосов по выборам в верхней палате, а в нижней около половины (в земских губерниях из 10 выборных от губерний 2 от дворян прямо и 3 от дворянских же в сущности земских собраний). Крестьяне до смешного оттерты от выборов. Трехстепенные выборы просеивают черный народ с сугубой тщательностью перед допуском его в Собрание.
Во-вторых, всего более обращает на себя внимание полное исключение рабочих. Все представительство этого бараньего парламента построено на сословном начале. «Сословия» рабочих нет, да и быть не может. Городские и купеческие выборы процеживают через разные разряды выборщиков исключительно промышленную и торговую буржуазию, причем крайне поучительно, что эта буржуазия сугубо оттирается на задний план даже по сравнению с дворянством. Царские слуги, как видно, не очень-то боятся помещичьего либерализма: они достаточно проницательны, чтобы за этим поверхностным либерализмом рассмотреть глубоко-консервативную социальную природу «дикого помещика».
Широкое ознакомление рабочих и крестьян с булыгинской конституцией чрезвычайно полезно. Едва ли можно нагляднее показать истинные стремления и классовую основу стоящей будто бы над классами царской власти. Едва ли можно представить себе лучший материал для предметных уроков о всеобщем, прямом и равном избирательном праве с тайным голосованием.
Интересно также сопоставить с этой помещичье-чиновничьей куцей «конституцией» последние известия о русских политических партиях. За исключением крайних партий, террористов и реакционеров, один английский корреспондент (который, очевидно, вращается в «обществе» и потому черного народа вроде рабочих не видит) насчитывает три партии: 1) консервативную или панславистскую («славянофильская» система: царю – силу власти, подданным – силу мнения, т. е. представительное собрание с совещательным только голосом); 2) либеральная или «оппортунистическая» партия (вождь Шипов, программа, как у всяких оппортунистов = «между двух стульев») и 3) радикальная или (характерное «или»!) конституционная партия, включающая большинство земцев, профессоров «и студентов» (?). Программа – всеобщее избирательное право и тайное голосование при выборах.
Консерваторы, будто бы, теперь собираются в Петербурге, либералы в начале мая в Москве, радикалы в то же время в Петербурге. Правительственные сферы рассматривают, дескать, всеобщее избирательное право с тайной подачей голосов, как равносильное «провозглашению республики». «Радикалы» из всех партий – самая многочисленная.
Булыгинский проект, по-видимому, и есть проект консервативной партии. Освобожденский проект очень похож на программу «радикальной или конституционной» (на самом деле вовсе не радикальной и плохо-конституционной) партии. Наконец, «либеральная», шиповская, партия хочет, вероятно, немножечко побольше, чем предлагает Булыгин, и немножечко поменьше, чем требуют конституционалисты.
Базар идет на славу. Расторговываются хорошо. Запрашивают хорошие господа из общества, запрашивают и прожженные господа из придворных. Все идет к тому, чтобы скинули с цены и те, и другие, а затем… по рукам, пока рабочие и крестьяне не вмешались.
Правительство ведет ловкую игру: консерваторов оно пугает либералами, либералов пугает «радикальными» освобожденцами, освобожденцев стращает республикой. В переводе на классовый язык интересов и главного интереса – эксплуатации рабочих буржуазией – эта игра значит: давайте-ка, господа помещики и купцы, сторгуемся, поделимся по-доброму властью мирком да ладком, пока не поздно, пока не поднялась настоящая народная революция, пока не встал весь пролетариат и все крестьянство, которых куцыми конституциями, косвенными выборами и прочим чиновничьим хламом не накормишь.
Сознательный пролетариат не должен делать себе никаких иллюзий. Только в нем, только в пролетариате, поддерживаемом крестьянством, только в их вооруженном восстании, только в их отчаянной борьбе с лозунгом «смерть или свобода» лежит залог действительного освобождения России от всего крепостнически-самодержавного строя.
Написано 2 (15) апреля 1905 г.
Напечатано 30 (17) апреля 1905 г. в газете «Вперед» № 16 Подпись: К—в
Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью
Открытое письмо председателю совета РСДРП тов. Плеханову{34}
Уважаемый товарищ!
4 (17) апреля ЦК обратился в Совет партии с уведомлением о назначении представителями своими в Совет товарищей Иогансена и Валерьяна и с просьбой назначить по возможности в самом непродолжительном времени заседание Совета в составе, предписанном уставом партии.
Не получив ответа на эту просьбу, мы позволили себе обратиться к Вам с повторением ее и 22 (9) апреля получили ответ, в котором Вы отказываетесь назначить заседание Совета, пока мы будем «продолжать выступать в качестве нарушителей партийного устава и узурпаторов функций Совета».
Положение, созданное отказом созвать официальное заседание Совета, ставит нас в невозможность сделать Совету партии ряд сообщений, а так как ждать с ними долее, по нашему мнению, невозможно, то мы принуждены обратиться к Вам перед лицом всей партии с письменным изложением главнейших заявлений, которые должны были быть сделаны нами в ближайшем заседании Совета.
1) ЦК заявляет Совету партии, что к 4 (17) апреля высказались за созыв III партийного съезда следующие полноправные организации партии – комитеты: Петербургский, Московский, Северный союз, Нижегородский, Тверской, Тульский, Рижский, Сибирский союз, Воронежский, Саратовский, Одесский, Кавказский союз (8 голосов), Николаевский, Уральский, Орловско-Брянский, Курский, Смоленский, Полесский, Северо-Западный, Харьковский, Самарский, всего 21 организация, имеющие вместе право на 48 голосов. За созыв съезда высказался также Центральный Комитет, решив послать на съезд своего делегата и своих представителей в Совете партии.
От комитетов Астраханского, Казанского, Кубанского, Донского, Горнозаводского союза, Екатеринославского, Крымского союза, Лиги, редакции Центрального Органа и 3-х заграничных членов Совета резолюций или не получено, или получены резолюции о нежелательности созыва съезда.
Наконец Киевский комитет, хотя и принял 25 марта резолюцию против съезда, вслед затем выбрал делегата на съезд и послал его за границу.
Таким образом, из 75 голосов[47], представляющих на съезде всю партию, 52 голоса (не считая Киевского комитета) высказались за созыв III партийного съезда.
При таких условиях Центральный Комитет считает необходимым настаивать через своих представителей в Совете партии на немедленном исполнении Советом вытекающей из § 2 партийного устава формальной обязанности созывать съезд, когда того требуют партийные организации, имеющие вместе право на половину голосов на съезде.
Так как, по имеющимся у ЦК данным, за съезд сейчас высказалось гораздо больше требуемого уставом числа голосов (52 из 75), то объявление о созыве съезда должно быть сделано Советом немедленно и безоговорочно, без выставления каких-либо предварительных, не предусмотренных партийным уставом, условий или требований.
2) Центральный Комитет глубоко убежден, что вопрос такой чрезвычайной важности, как созыв партийного съезда в переживаемый сейчас партией и всей Россией момент, даже при искреннем желании всех членов Совета партии, не может быть решен исключительно чисто формальным путем. Наш партийный устав для этого недостаточно разработан и, например, на вопрос о сроке, в течение которого Совет партии обязан созвать съезд, при наличности законного числа голосов, за него поданных, не дает никакого ответа. Центральным учреждениям партии по этому и другим вопросам приходится прибегнуть к толкованию устава и сообразоваться не только с формально выраженной волей партии, которая, как видно из п. 1, уже высказалась за съезд, но и с фактическим положением дел как в партии, так и в России вообще.
ЦК считает долгом довести до сведения Совета партии, что развитие партийного кризиса в России достигло таких размеров, когда останавливается почти вся партийная работа. Положение в комитетах запуталось до последней степени. Нет почти ни одного тактического или организационного вопроса, который не возбуждал бы на местах самых ожесточенных разногласий между фракциями, притом чаще всего не столько по существу, сколько вследствие принадлежности спорящих к различным частям партии. Ни Совет партии, ни ЦО, ни ЦК не пользуются необходимым авторитетом у большинства партийных работников, повсюду возникают двойные организации, тормозящие работу друг друга и дискредитирующие партию в глазах пролетариата. Товарищам, занятым по преимуществу литературной работой, могущей идти безостановочно даже и в атмосфере недоверия со стороны значительной части партии, безвыходность, невыносимость того положения, в каком стоит сейчас общепартийное дело, быть может не так очевидны, как работникам практического центра, наталкивающимся в России с каждым днем в своей деятельности на все большие и большие затруднения. Наступил момент, когда развитие внутренних противоречий нашей партийной жизни давит на те узкие и, как теперь уже всем нам видно, далеко не совершенные уставные рамки, которые дал нам II партийный съезд. Необходимы новые формы или по крайней мере изменение старых, и сделать это может единственный законодатель соц.-дем. партии – партийный съезд, так как ему и только ему принадлежит издание общеобязательных норм, которых не может дать никакая конференция, никакое частное соглашение. В сознании важности скорейшего урегулирования партийного кризиса путем съезда большая часть российских комитетов уже приняла все меры к его скорейшему осуществлению, вплоть до выбора и посылки делегатов; причем это относится не только к комитетам большинства, ранее высказавшимся за съезд, но и к большинству комитетов меньшинства, групп и периферий. Партия высказалась за съезд и затратила на его подготовку громадные средства и усилия. Центральные учреждения партии, не имея никакого формального права откладывать теперь, когда обязательность созыва съезда несомненна, объявление съезда, морально обязаны сделать со своей стороны все, чтобы эта затрата сил не пропала для партии даром. Задержка за границей на неопределенное время десятков наиболее активных товарищей делегатов, в которых так нуждается сейчас Россия, а тем более возвращение их в Россию со съезда, не состоявшегося только потому, что товарищи из ЦО не пожелали отступить от буквы партийного устава во имя его духа, во имя высшего интереса сохранения партийного единства, означали бы непозволительную растрату партийных сил и неспособность руководителей партии справиться с теми задачами, которые выдвинула перед ними партийная жизнь. Когда формы изжиты, когда растущей и развивающейся партии тесно в этих формах, нельзя видеть спасения только в том, чтобы в сотый и сотый раз твердить о святости буквы закона. Это не выход из кризиса, и единственным выходом может быть только созвание партийного съезда.
3) ЦК, на основании § 6 устава партии, предоставляющего ему организацию и ведение всех предприятий, имеющих общепартийное значение, отстаивает, как свое неотъемлемое и не подлежащее ограничению право, право принятия подготовительных мер и выполнения всей практической работы по организации партийных съездов. Всякую попытку вмешательства со стороны других учреждений партии в эту работу ЦК, как единственный практический центр партии, считает нарушением партийного устава и отвергает, как посягательство на свои права. Что же касается прав, предоставляемых § 2 устава Совету партии в деле созыва партийных съездов, то Центральный Комитет понимает их в смысле объявления созыва съезда Советом и контроля над фактически произведенной ЦК работой.
На основании вышеизложенного, ЦК свое соглашение с Бюро Комитетов Большинства по созыву III партийного съезда признает противоречащим уставу партии лишь постольку, поскольку в нем выражено (см. § 1 договора) намерение созвать съезд хотя бы без предварительного формального объявления его Советом партии.
4) ЦК 12 марта, получив сведения о резолюции 18 полноправных организаций партии, не считая самого ЦК, за созыв III съезда, постановил довести об этом до сведения Совета и отправил Совету следующее заявление: «ЦК уведомляет Совет партии, что в настоящее время (12 марта) 18 полноправных комитетов партии (не считая ЦК), т. е. более половины решающих голосов, присутствие которых на III съезде обеспечено уставом партии, высказалось за созыв III партийного съезда. В самом ближайшем будущем ожидаются подобные же резолюции со стороны еще нескольких комитетов. При таких обстоятельствах ЦК считает необходимым немедленный созыв съезда и обращается к Совету партии с просьбой объявить о его созыве, приняв соответствующие постановления. Все документы, имеющиеся по этому вопросу у ЦК, в ближайшем будущем будут присланы в Совет партии». Вместе с этим еще 10 марта ЦК предложил своему агенту тов. Вадиму немедленно отправиться за границу с целью довести о положении дел в Совет партии, в котором тов. Вадим был уполномочен заседать от ЦК. По несчастному стечению обстоятельств, тов. Вадим был арестован, не доехав до границы. Что же касается приводимого здесь документа, в котором ЦК констатирует наличность резолюций, обязывающих Совет немедленно объявить созыв съезда, то по частным сведениям, полученным членами ЦК, тт. Иогансеном и Валерьяном, 4 (17) сего апреля от тов. Дейча, документ этот вовсе не был получен. Впоследствии тов. Дейч исправил это указание, заявив, что документ был получен в Локарно, но уже после заседания Совета 7 апреля. Недопущение нас, как представителей ЦК, в заседание Совета лишает нас возможности выяснить, почему это заявление ЦК было доставлено членам Совета с таким опозданием. Однако если даже оно получилось после заседания 3-х членов Совета в Локарно, то ввиду важности документа, устанавливающего наличность данных для созыва съезда, товарищи из ЦО и 5-й член Совета должны были немедленно собраться и принять предписываемое уставом партии решение или, по крайней мере, ввиду неприезда представителя ЦК, задержанного до границы, задержать опубликование постановления от 7 апреля.
5) Центральный Комитет оспаривает законность постановлений Совета партии, состоявшихся с февраля 1905 г., так как с отъездом в конце января из-за границы тт. Бема и Второва ЦК никому не давал полномочия на представительство в Совете партии. Еще задолго до настоящего конфликта ЦК с заграничными членами Совета, именно 14-го февраля 1904 года, общим собранием ЦК было принято постановление, разъясняющее § 4 устава о представительстве ЦК в Совете в том смысле, что входящие в Совет от ЦК члены получают полномочие от всей коллегии и что даже члены ЦК, находящиеся по тем или иным причинам за границей, не пользуются правом участия в заседаниях Совета, если об этом не состоялось резолюции общего собрания ЦК.
Это разъяснительное постановление ЦК послужило основой для представительства ЦК за границей, и с февраля 1904 г. все без исключения представители ЦК выступали в Совете партии не иначе, как после предварительного утверждения их общим собранием ЦК. Тов. Глебов и Ленин, тов. Глебов во второй приезд его за границу, тов. Бем, бывший представителем ЦК в Совете до своего отъезда в Россию, тов. Второв, ездивший за границу в январе с правом вступать по известным вопросам в переговоры с редакцией ЦО и участвовать в заседаниях Совета, все они получали свои полномочия не от того или иного члена ЦК или своего предшественника по представительству в Совете партии, а от общего собрания ЦК. Причины, побудившие ЦК принять упомянутое постановление 14 февраля 1904 г. и неуклонно придерживаться его во всей последующей практике, заключались в том, что подобная организация представительства ЦК в Совете являлась единственным средством предупредить выступление от имени ЦК в Совете партии товарищей, не находящихся с ЦК в достаточно тесной связи и не знакомых в деталях с его политикой по всем вопросам партийной жизни. Мы скажем больше: назначение 2-х членов Совета только общим собранием ЦК было единственным средством обеспечить центру, работающему в России, влияние в Совете партии, хоть сколько-нибудь приближающееся к тому, которым пользуются товарищи из ЦО, преобладающие в Совете не только численно, но и по тому авторитету, который за некоторыми из них обеспечивают долгие годы славной борьбы в первых рядах не только российской, но и международной социал-демократии. Воздавая всегда должную дань уважения этим товарищам, членам Совета, ЦК нарушил бы, однако, свой долг перед всей партией, если бы допустил хотя бы на короткое время такое изменение состава Совета партии, при котором дела решаются коллегией, состоящей исключительно из товарищей хотя бы и очень заслуженных и почтенных, но силою обстоятельств не могущих стоять у непосредственной практической работы, которая ведется в России. Так как в просьбе назначить заседание Совета нам было отказано, то мы не могли убедиться, на каких основаниях тов. Дейч, назначенный тов. Второвым временным представителем ЦК в заграничной «технической комиссии», счел возможным выступать в Совете партии от имени ЦК, к работе которого в России он вообще никогда не имел никакого отношения. ЦК объявляет недействительным это выступление тов. Дейча, так как оно не было предварительно утверждено ЦК, и если даже предположить, что тов. Второв (тогда еще только агент ЦК) или даже какой-либо из членов ЦК просил товарища Дейча представлять ЦК в Совете партии, то незаконность позиции, занятой тов. Дейчем, этим не устраняется, так как указанное полномочие может быть дано только общим собранием ЦК, а этого по отношению к представительству тов. Дейча в Совете сделано не было. На основании вышеизложенного, ЦК считает все постановления Совета партии, принятые после отъезда из-за границы тт. Бема и Второва, состоявшимися без всякого участия ЦК и требует пересмотра всех вопросов в новом заседании с приглашением законных представителей ЦК.
6) Центральный Комитет отрицает право за Советом партии судить какой-либо из центров и требовать от них безусловного подчинения всем постановлениям Совета. По уставу задача Совета согласовать и объединять деятельность ЦК и редакции ЦО, в случае же конфликта одного из центров с Советом разрешение конфликта может быть дано, очевидно, только экстренным партийным съездом. Голос Совета партии не может быть решающим в разногласиях между ним самим и которым-либо из центров, потому что в этом случае Совет явился бы одновременно и судьей и стороной. А между тем отказом созвать заседание Совета партии с участием представителей ЦК последний фактически не только осужден тремя членами Совета (членами редакции ЦО), но уже и наказан лишением неотъемлемого, без нарушения устава, права своего представительства в Совете партии.
Принимаются и другие меры заставить ЦК во что бы то ни стало подчиниться постановлениям 3-х членов Совета (члены ред. ЦО). Так, в ответ на законное требование ЦК своему же агенту за границей, тов. Дейчу, передать все технические и денежные дела ЦК назначенному для заведования ими члену ЦК, товарищу Валерьяну, тов. Дейч ответил отказом, ссылаясь на конфликт ЦК с Советом.
Если таким образом ЦК в § 1 своего соглашения с БКБ выразил готовность созвать съезд даже в случае отказа Совета и тем впал в противоречие с уставом, то 3 члена Совета в свою очередь дважды нарушили устав, лишив ЦК права участия в Совете и права распоряжения и контроля над техническими и денежными предприятиями ЦК за границей (нарушение §§ 2 и 6 партийного устава).
Констатируя перед партией вышеизложенный, неразрешимый с точки зрения устава партии, конфликт между Советом партии (представляемым лишь двумя членами от ЦО и 5-м членом Совета) и ЦК, Центральный Комитет, ввиду отказа председателя Совета партии созвать Совет, заявляет, что этим своим резко нарушающим устав действием председатель Совета тов. Плеханов лишает Совет партии возможности функционировать и тем самым самовольно фактически уничтожает Совет партии.
Безусловное подчинение ЦК Совету партии, на котором Вы, товарищ, настаиваете, как на непременном условии, без которого Совет не может быть созван, фактически сводится к откладыванию съезда на неопределенное время и к нарушению ясно выраженной воли партии.
Ставя свою лояльность перед партией выше лояльности перед тремя заграничными членами Совета, ЦК отдает весь этот конфликт на суд самой партии.
23 (10) апреля 1905 г.
Центральный Комитет РСДРП
«Вперед» № 16, 30 (17) апреля 1905 г.
Печатается по тексту газеты «Вперед»
Российская социал-демократическая рабочая партия
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Первое мая{35}
Товарищи рабочие! Наступает день великого праздника рабочих всего мира. Первого мая празднуют они свое пробуждение к свету и знанию, свое объединение в один братский союз для борьбы против всякого угнетения, против всякого произвола, против всякой эксплуатации, за социалистическое устройство общества. Все, кто трудится, кто кормит своим трудом богатых и знатных, кто проводит жизнь в непосильной работе за скудную плату, кто никогда не пользуется плодами своего труда, кто живет подобно вьючному скоту среди роскоши и блеска нашей цивилизации, все они протягивают руку для борьбы за освобождение и счастье рабочих. Долой вражду между рабочими разных национальностей или разных религий! Такая вражда выгодна только грабителям и тиранам, живущим темнотой и разрозненностью пролетариата. Еврей и христианин, армянин и татарин, поляк и русский, финляндец и швед, латыш и немец – все, все идут вместе под одним общим знаменем социализма. Все рабочие – братья, и в их крепком союзе единственная порука за благо и счастье всего трудящегося и угнетенного человечества. Первого мая этот союз рабочих всех стран, международная социал-демократия, делает смотр своим силам и сплачивается для новой, неустанной, непреклонной борьбы за свободу, равенство и братство.
Товарищи! Мы стоим теперь в России накануне великих событий. Мы вступили в последний отчаянный бой с самодержавным царским правительством, мы должны довести этот бой до победоносного конца. Посмотрите, до каких несчастий довело весь русский народ это правительство извергов и тиранов, правительство продажных царедворцев и прихвостней капитала! Царское правительство бросило русский народ в безумную войну против Японии. Сотни тысяч молодых жизней вырвано у народа и погублено на Дальнем Востоке. Нет слов для описания всех бедствий, которые несет с собой эта война. И из-за чего она ведется? Из-за Маньчжурии, отнятой нашим грабительским царским правительством у Китая! Из-за чужой земли льется русская кровь и разоряется наша страна. Все тяжелее становится жизнь рабочего и крестьянина, все туже затягивают на них петлю капиталисты и чиновники, – а царское правительство посылает народ на грабеж чужой земли. Бездарные царские генералы с продажными чиновниками погубили русский флот, растратили сотни и тысячи миллионов народного достояния, потеряли целые армии, – а война все продолжается и несет с собой новые жертвы. Народ разоряется, останавливаются промышленность и торговля, надвигаются голод и холера, а царское самодержавное правительство в диком ослеплении идет старым путем; оно готово погубить Россию, лишь бы спасти кучку извергов и тиранов, оно начинает, кроме войны с Японией, вторую войну – войну со всем русским народом.
Никогда еще не переживала Россия такого пробуждения от сна, забитости и неволи, как теперь. Зашевелились все классы общества, от рабочих и крестьян до помещиков и капиталистов, поднялись голоса негодования отовсюду, в Петербурге и Кавказе, в Польше и Сибири. Народ требует везде прекращения войны, народ требует учреждения свободного народного правления, созыва депутатов от всех граждан без исключения в учредительное собрание, для назначения народного правительства, для избавления народа от той пропасти, куда его толкает царское самодержавие. Петербургские рабочие, числом до двухсот тысяч человек, пошли к царю со священником Георгием Гапоном в воскресенье 9-го января, чтобы изложить эти народные требования. Царь принял рабочих как врагов, царь расстрелял тысячи безоружных рабочих на улицах Петербурга. Борьба кипит теперь по всей России, бастуют рабочие, требуя свободы и лучшей жизни, льется кровь в Риге и в Польше, на Волге и на Юге, поднимаются повсюду крестьяне. Борьба за свободу становится общенародной борьбой.
Царское правительство обезумело. Оно хочет занять денег на продолжение войны, но ему уже не верят в долг. Оно обещает созвать народных представителей, но на самом деле все остается по-старому, идут те же преследования, тот же произвол чиновников, нет свободных народных сходок, нет свободных народных газет, не открываются тюрьмы, где томятся борцы за рабочее дело. Царское правительство старается натравить один народ на другой, оно устроило побоище в Баку, наклеветав татарам на армян, оно готовит теперь новое побоище против евреев, разжигая в темном народе ненависть к ним.
Товарищи рабочие! Мы не позволим больше так надругаться над русским народом. Мы встанем на защиту свободы, мы дадим отпор всем, кто хочет отвлечь народный гнев от нашего настоящего врага. Мы поднимем восстание с оружием в руках, чтобы свергнуть царское правительство и завоевать свободу всему народу. К оружию, рабочие и крестьяне! Устраивайте тайные сходки, составляйте дружины, запасайтесь каким только можете оружием, посылайте доверенных людей для совета с Российской социал-демократической рабочей партией! Пусть первое мая этого года будет для нас праздником народного восстания, – давайте готовиться к нему, ждать сигнала к решительному нападению на тирана. Долой царское правительство! Мы свергнем его и назначим временное революционное правительство для созыва народного учредительного собрания. Пусть выбраны будут народные депутаты всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Пусть выйдут из тюрем и вернутся из ссылки все борцы за свободу. Пусть открыто устраиваются народные сходки и печатаются без надзора проклятых чиновников народные газеты. Пусть вооружится весь народ, пусть дадут ружье каждому рабочему, чтобы сам народ, а не кучка грабителей, решал свою судьбу. Пусть соберутся по селам свободные крестьянские комитеты, чтобы свергнуть крепостническую помещичью власть, чтобы избавить народ от чиновничьего надругательства, чтобы вернуть крестьянам отнятые у них земли.
Вот чего хотят социал-демократы, вот за что призывают они бороться с оружием в руках: за полную свободу, за демократическую республику, за 8-часовой рабочий день, за крестьянские комитеты. Готовьтесь же к великому бою, товарищи рабочие, останавливайте фабрики и заводы 1-го мая или беритесь за оружие сообразно с советом комитетов социал-демократической рабочей партии. Час восстания еще не пробил, но он уже не далек. Рабочие всего мира с замиранием сердца смотрят теперь на геройский русский пролетариат, который принес неисчислимые жертвы делу свободы. Петербургские рабочие уже провозгласили в знаменитый день 9-го января: свобода или смерть! Рабочие всей России, мы повторим этот великий боевой клич, мы не остановимся ни перед какими жертвами, мы пойдем через восстание к свободе, через свободу к социализму!
Да здравствует 1-ое мая, да здравствует международная революционная социал-демократия!
Да здравствует свобода рабочего и крестьянского народа, да здравствует демократическая республика и долой царское самодержавие!
1905 г.
Написано до 12 (25) апреля 1905 г.
Напечатано в 1905 г. отдельной листовкой
Печатается по тексту листовки
К вопросу о III съезде
На присоединение ЦК к Бюро Комитетов Большинства для созыва общего съезда «Искра» ответила (№ 94) бранью, истерикой, новыми личными заподозриваниями, сказками о силе групп меньшинства и т. д.{36} На все эти выходки, достойные знаменитого съезда Лиги{37}, мы, разумеется, не отвечаем. По существу, стоит отметить лишь два пункта. Если съезд состоится, говорит «Искра», то лишь как конференция обособившихся течений. Другими словами: новоискровцы признают себя обособившимися от партии, признают раскол совершившимся. Откровенное признание этого мы бы всегда предпочли гадкому тайному расколу. Только как же это, господа: вы сами себя признаете частью партии, отколовшейся от другой части, и в то же время скромненько удерживаете титулы и звания всей партии («ЦО», «Совет»)? в то же время удерживаете деньги, собранные от заграничных товарищей на всю партию?[48] удерживаете типографию, принадлежащую всей партии? Честно ли это?
Второе. «Искра», по обыкновению, признает партию расколовшейся, когда дело идет об отчете центров перед партией, признавая в то же время партию единой, когда дело идет о власти центров над партией. Так и теперь. С одной стороны, «обособившиеся течения». С другой стороны, «съезд может созывать лишь Совет». Очень хорошо, господа! Но отчего же молчит ваш «Совет»? Отчего не откликнулся он на заявление ЦК от 4 марта 1905 года? Отчего ни звука о Совете в № 94 «Искры»? Не вправе ли члены партии спросить: да полно, существует ли их Совет? в состоянии ли он собираться и принимать решения?
Написано в апреле 1905 г.
Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI
Печатается по рукописи
III съезд РСДРП{38}. 12–27 апреля (25 апреля – 10 мая) 1905 г.
Речи, доклады, выступления и проекты резолюций напечатаны в 1905 г. в книге «Третий очередной съезд РСДРП. Полный текст протоколов». Женева, изд. ЦК; выступление при обсуждении проекта резолюции об общих собраниях ЦК, проект резолюции и выступление по резолюции об отколовшейся части партии впервые напечатаны в 1924 г. в книге «Третий очередной съезд РСДРП 1905 года. Полный текст протоколов»; выступление по докладу мандатной комиссии о представительстве Казанского комитета на съезде впервые напечатано в 1937 г. в книге «Третий съезд РСДРП. Протоколы»; часть документов впервые напечатана в Ленинских сборниках
Печатается по тексту книг; часть документов – по рукописям
Обложка книги «Третий очередной съезд РСДРП. Полный текст протоколов». Изд. ЦК, Женева, 1905 г. (Уменьшено)
1. Проект постановлений организационного комитета по созыву III съезда относительно представительства некоторых организаций{39}
Кавказ.
Организационный комитет, рассмотрев вопрос о кавказской делегации на основании данных литературы и показаний свидетелей, товарищей с Кавказа, пришел к следующему единогласному решению:
1. В числе решающих голосов на съезде необходимо и единственно правильно считать 8 голосов кавказской делегации, так как еще осенью 1903 года ЦК утвердил устав Союзного Кавказского комитета и по этому уставу Союзному Кавказскому комитету дано было, как Союзному комитету, 8 решающих голосов на съезде.
2. Что касается до противоречащих этому заявлений т. Глебова в Совете и решения Совета в мае 1904 г. считать временно, впредь до выяснения вопроса, решающими голосами голоса отдельных четырех Кавказских комитетов (Бакинского, Батумского, Тифлисского, Имеретино-Мингрельского), то Организационный комитет не может считать это заявление Глебова и решение Совета препятствием к принятию указанного в п. 1 вывода, так как т. Глебов явно оказался неосведомленным и потому невольно ввел в заблуждение Совет.
3. Считая несомненным, что налицо находятся теперь три делегата от Кавказа с шестью решающими голосами, ОК констатирует, что член Союзного Кавказского комитета, тов. Леонов относительно четвертого делегата с двумя решающими голосами заявляет следующее: Союзный Кавказский комитет намерен был предоставить Батумскому комитету утверждение этого 4-го делегата. Когда Батумский комитет дал неопределенный и уклончивый ответ по этому поводу, то Союзный Кавказский комитет на заседании, в котором присутствовал Леонов, выразил пожелание, чтобы в случае отсутствия на съезде специального делегата от Батума решающие голоса четвертого делегата были переданы тов. Каменеву (Юрию).
4. Констатируя это, ОК решение вопроса о четвертом делегате от Союзного Кавказского комитета предоставляет самому съезду.
Кременчуг.
Относительно правоспособности Кременчугского комитета Организационный комитет констатирует:
1) Кременчугский комитет утвержден Центральным Комитетом лишь в августе 1904 г., по словам т. Марка, члена ЦК, участвовавшего в собрании ЦК, на котором это утверждение состоялось.
2) В списке Совета партии, опубликованном в № 89 «Искры», в числе 33-х правоспособных организаций Кременчугский комитет не значится.
На основании изложенного ОК постановляет: не считать Кременчугский комитет в числе полноправных организаций, имеющих право решающего голоса на настоящем съезде.
Екатеринослав.
Организационный комитет, выслушав доклад тов. Морозова, делегата Екатеринославского комитета большинства, и письменное сообщение тов. Евгения, члена старого комитета в Екатеринославе, пришел к следующему единогласному решению:
Организационный комитет не видит никаких оснований считать теперешний Екатеринославский комитет большинства менее законным, чем комитет меньшинства, как с формальной стороны, так и со стороны преемственности и связей с местными рабочими.
Однако ввиду того, что ОК лишен возможности выслушать объяснения другой стороны, он постановления о решающем голосе делегата от Екатеринославского комитета большинства не принимает, предоставляя решить вопрос самому съезду.
Относительно правоспособности Казанского и Кубанского комитетов ОК не пришел ни к какому решению, так как голоса ЦК и БКБ разделились.
БКБ полагает, что эти комитеты не могут быть признаны правоспособными, так как в майском заседании Совета 1904 г. (от ЦК делегаты Ленин и Глебов) в перечне комитетов, утвержденных по 1 апреля 1905 года, этих комитетов не значится. Если даже Казанский и Кубанский комитеты были утверждены Центральным Комитетом после мая 1904 г., то во всяком случае они получат право представительства лишь через год. Кроме того в июльском общем собрании ЦК 1904 года утверждения этих комитетов быть не могло, ибо протоколы этого собрания были полностью Глебовым доставлены Ленину за границу и в этих протоколах об утверждении Казанского и Кубанского комитетов сведений нет. Наконец в августовском или сентябрьском заседании ЦК, на котором присутствовал член ЦК тов. Марк, об утверждении Казанского и Кубанского комитетов равным образом ничего не говорилось.
ЦК полагает, что раз эти комитеты помещены в списке «Искры» от имени, видимо, Совета партии, то мы не имеем основания признать эти комитеты неправоспособными.
Написано в апреле, не позднее 11 (24)
Печатается по рукописи
2. Проект резолюции ОК о конституировании СЪЕЗДА{40}
Относительно того пункта договора между ЦК и БКБ, по которому съезд открывается при наличности 3/4 делегатов русских комитетов, ОК постановляет:
Смысл этого пункта обе стороны, составившие ОК, видят в том, что необходимо было и ЦК и БКБ принять самые энергичные меры к полноте представительства на съезде, а также к гарантированию перед партией того, что ЦК и БКБ поставили себе целью организовать общепартийный, а не фракционный съезд. Этим пунктом договора отнюдь не имелось в виду устранить действие того §-фа устава партии, по которому съезд действителен при наличности половины общего числа решающих голосов. Что же касается полноты представительства на съезде, то в этом отношении приняты все меры. Известий нет только от Астраханского и Крымского комитетов. Выбор делегатов и посылка их за границу (в двух случаях передача мандатов заграничным товарищам, Парвусу и лицу по назначению редакции «Искры» от Кубанского комитета) произведены комитетами Донским, Горнозаводским, Киевским, Кубанским, Тверским, Харьковским, Смоленским, Сибирским, Екатеринославским. В совокупности с наличными делегатами от 19 комитетов мы имели бы с названными 9 комитетами 28 комитетов, т. е. более 3/4 от 34 комитетов (число 34 есть maximum правоспособных организаций, первоначально вошедших в список ОК).
Если девять делегатов от названных комитетов не явились на съезд, несмотря на то, что получили от комитетов соответствующие мандаты и явились за границу, то отсутствие их на съезде объясняется не виною ОК, а тем, что все усилия ОК создать полноту представительства на съезде разбились о незаконное противодействие трех членов Совета партии.
Написано в апреле, не позднее 11 (24)
Печатается по рукописи
3. Выступление по докладу мандатной комиссии о представительстве казанского комитета на съезде{41}. 13 (26) апреля
Ссылаются на мое заявление[49]. Приехавший казанец говорил, что он весьма возможно был бы избран. Желательно пригласить его, как члена комитета. Конец резолюции комиссии мне кажется странным, предложил бы исправить.
Впервые напечатано в 1937 г. в книге «Третий съезд РСДРП. Протоколы»
Печатается по тексту книги
4. Поправка к предложению мандатной комиссии по вопросу о представительстве на съезде казанского комитета. 13 (26) апреля
Предлагается следующая поправка: «Не как делегата, а как члена комитета, не представленного на съезде, но высказавшегося за съезд».
Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI
Печатается по рукописи
5. Выступление по вопросу об обсуждении доклада ОК. 13 (26) апреля
Я предложил бы принять к сведению заявление т. Сосновского и других о желательности ограничения прений по поводу доклада ОК одной формальной стороной. Резолюция т. Андреева не достигает своей цели{42}. Товарищи хотели обсуждать только с точки зрения законности созыва съезда, а не с фактической стороны. Обсуждать доклад с фактической стороны – это и значит обсуждать партийный кризис. Бюро будет удерживать ораторов в пределах обсуждения законности созыва съезда.
6. Проект резолюции об обсуждении доклада ОК
Съезд обсуждает в настоящее время доклад ОК только с точки зрения законности съезда[50].
Внесено 13 (26) апреля
7. Речь о законности съезда. 13 (26) апреля
Я хочу ответить на замечания о законности созыва съезда. ЦК признавал, что съезд незаконен. Сам ЦК назвал свое послание Совету партии «покаянным». Но было ли ЦК в чем каяться? Съезд совершенно законен. Правда, по букве устава его можно считать незаконным; но мы впали бы в карикатурный формализм, если бы так понимали устав. По смыслу же устава съезд вполне законен. Не партия существует для Совета партии, а Совет партии для партии. Еще на II съезде, по поводу инцидента с Организационным комитетом{43}, было указано, и самим же т. Плехановым, что дисциплина по отношению к коллегии низшей уступает перед дисциплиной к коллегии высшей. ЦК указывал, что он готов подчиниться Совету партии, если Совет партии подчинится партии, т. е. съезду. Это вполне законное требование. Между тем Совет партии ответил на него отказом. Но, говорят, ЦК заподозрил лояльность Совета партии и выразил ему недоверие. Но ведь во всех конституционных странах граждане имеют право выражать недоверие тем или другим должностным лицам или учреждениям. Это право не может быть у них отнято. Наконец, если бы ЦК даже поступил незаконно, то разве это давало право Совету партии поступать тоже незаконно? В чем гарантия того пункта устава, по которому Совет партии созывает съезд, если высказалась половина полноправных голосов? В уставе Германской с.-д. партии имеется пункт, предоставляющий контрольной комиссии созвать съезд, если Vorstand[51] отказывается его созвать. У нас такого параграфа нет, и гарантия созыва съезда лежит всецело на самой же партии. С точки зрения духа устава и даже его буквы, если взять его в целом, ясно, что Совет партии это – доверенный комитетов партии. Доверенный комитетов отказывается исполнить волю своих доверителей. Если доверенный не исполняет воли партии, партии остается лишь осуществить эту волю самой. И комитеты нашей партии не только имели право, но и обязаны были созвать съезд сами. И я утверждаю, что съезд созван вполне законно. Кто является судьей в рассмотрении этого спора между Советом партии и комитетами? Да те же комитеты, партия. Воля партии выразилась уже давно. Оттяжки и проволочки со стороны заграничных центров не могли ее изменить. Комитеты обязаны были сами созвать съезд, и он созван законно.
Отвечаю т. Тигрову. Т. Тигров говорит, что не следует судить Совета партии. Орг. комитет своим докладом судит Совет партии. Мне кажется, т. Тигров ошибается, говоря, что нельзя судить заочно. В политике постоянно приходится судить заочно. Разве мы не судим постоянно в нашей публицистике, на наших собраниях и повсюду эсеров, бундистов и др. Как же быть, если не судить заочно? Ведь Совет партии не хочет явиться на съезд, в таком случае придется вообще никого никогда не судить. Даже официальные суды судят заочно, если подсудимый не желает являться на суд.
8. Проект порядка дня III партийного съезда{44}
A) Тактические вопросы.
1. Вооруженное восстание.
[2. Участие социал-демократии во временном революционном правительстве.][52]
2. Подготовка к открытому политическому выступлению социал-демократии.
3. Отношение социал-демократии к политике правительства накануне переворота и в самый момент переворота, и после него.
4. Отношение к крестьянскому движению.
Б) Отношение к другим партиям и течениям.
5. Отношение к отколовшейся части Российской социал-демократической рабочей партии.
6. Отношение к национальным социал-демократическим партиям и организациям России.
7. Отношение к либералам.
8. Отношение к с.-р.
B) Организация партии.
9. Устав партии.
10. Отношение рабочих и интеллигентов в партийных организациях.
Г) Внутренняя работа партии.
11. Отчеты делегатов.
12. Улучшение пропаганды и агитации.
[13. Первое мая.][53]
14. Выборы должностных лиц.
15. Порядок оглашения протоколов и вступления в должность новых учреждений.
Внесено 13 (26) апреля
Впервые напечатано в 1934 г. в Ленинском сборнике XXVI
Печатается по рукописи
9. Выступление при обсуждении порядка дня съезда. 13 (26) апреля
Я бы ничего не имел против предложения тт. Михайлова, Воинова и Зимина{45}. Но съезду грозит опасность увлечься прениями о порядке дня. На съездах германской социал-демократии порядок дня обнимает 5–6 пунктов; у нас на II съезде число пунктов доходило до 25. Наши прения уже грозят разрастись. Предлагаю принять за основу наиболее расчлененный порядок дня.
10. Выступление при обсуждении порядка работ съезда. 13 (26) апреля
Заменить заседания съезда комиссиями опасно. В комиссиях обсуждается много интересных вопросов, которые потом теряются, не попадая в протоколы. Времени для серьезных работ комиссий мало, расширять его в ущерб работам съезда нежелательно. Полезно выбрать теперь же комиссию для резолюций, чтобы хоть немного направить ход работ. Необходима также комиссия для рассмотрения докладов. Нужны ли комиссии – организационная, аграрная и по вооруженному восстанию – сомневаюсь. У нас есть старый устав, есть проект Иванова, есть мнение т. Н. Ф.{46}, материалов достаточно.
11. Выступление с предложением проекта резолюции о выборе комиссий для просмотра делегатских докладов и подготовки проектов резолюций. 13 (26) апреля
Предлагаю резолюцию: «Съезд выбирает: 1) комиссию для просмотра делегатских докладов и подготовки их для сообщения съезду; 2) комиссию для назначения докладчиков и подготовки проектов резолюций по важнейшим вопросам порядка дня».
Речи делегатов убедили меня, что только таким путем мы можем плодотворно работать. Если принять систему общей дискуссии и последующего комиссионного обсуждения, это приведет к тому же, что было на II съезде. Необходимо заботиться о возможно полном опубликовании работ съезда в видах лучшего осведомления партии. Ввиду атмосферы подозрительности, окружающей наш съезд, особенно необходимо вести прения возможно более гласно и запечатлеть в протоколах.
12. Заявления в мандатную комиссию съезда
1. В комиссию по проверке состава съезда
На заседании ОК 24 апреля 1905 г. я забыл внести предложение о приглашении на съезд с совещательным голосом товарища Арнатского (настоящая (NB) фамилия), члена Казанского комитета{47}. Прошу комиссию рассмотреть это предложение.
Тов. Арнатский находится за границей, во Франции, и выразил мне согласие приехать на съезд на свой счет. Он очень скоро едет в Россию и мог бы быстро доложить своему комитету о съезде. С Казанским комитетом Организационный комитет, несмотря на все усилия, не мог получить ответа от Казани. На участие Казанского комитета в съезде теперь поэтому нет почти никакой надежды. Наши заграничные попытки отсюда снестись с Казанью тоже не удались, на наши письма ответа не было. Арнатскому тоже не удалось отсюда связаться с Казанью. Не следует ли, при невозможности иметь на съезде делегата от Казанского комитета, пригласить тов. Арнатского с совещательным голосом, как члена комитета?
Внесено 13 (26) апреля
2. В комиссию мандатную
В заседании ОК я сообщил письменную просьбу тов. Филатова (настоящая фамилия) о допущении на съезд с совещательным голосом. Тов. Филатов автор статей в «Вперед» о восстании – В. С. На съезд он представил письмо и доклад-брошюру: «Применение тактики и фортификации к народному восстанию» (в чемодане, оставшемся в Boulogne). О тов. Филатове прошу спросить товарищей Бельского и Воинова, работавших с ним в Париже{48}.
Внесено 14 (27) апреля
Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI
Печатается по рукописи
13. Выступления при обсуждении доклада мандатной комиссии{49}. 14 (27) апреля
1
Полагаю, что утвердить организации немедленно съездом было бы нерационально. Я против того, чтобы дать решающий голос. Насчет coup d'état не согласен с т. Камским.
2
Из заключения мандатной комиссии видно, что всего в партии у нас 75 решающих голосов, так что, несомненно, при данном составе, наш съезд должен быть признан законным. Принимая во внимание то подозрительное отношение к нашему съезду, которое существует теперь, нужно признать похвальным «либеральное» стремление мандатной комиссии утвердить возможно большее число комитетов, дабы увеличить требуемое для съезда законное большинство. С этой стороны я готов даже выразить сочувствие этому «либерализму», но, с другой стороны, необходимо быть осторожным и беспристрастным одинаково ко всем, и, исходя из этих соображений, я не могу не отнестись отрицательно к утверждению мандатной комиссией Казанского и Кубанского комитетов. В 89 № «Искра» опубликовала их в списке полноправных комитетов, но в списке полноправных организаций, помещенном в протоколах Совета партии, их не имеется. В заседании Совета партии т. Мартов приводил список полноправных комитетов до 1 сентября 1904 г.
(Читается выдержка из протоколов Совета партии):
«Мартов читает свою резолюцию:
«I. СП, согласно § 2 устава, обязан созвать съезд, если этого требуют партийные организации, имеющие вместе право на половину голосов на съезде. Согласно примечанию 1 к § 3 устава, правом представительства на съезде пользуются лишь те организации, которые утверждены не позже, как за 1 год до съезда.
Совет постановляет, что этот же срок со времени утверждения организации принимается для признания ее голоса при исчислении количества организаций, высказавшихся за созыв съезда. Организации, представленные на II съезде и избранные им, считаются полноправными в этом отношении с момента принятия партийного устава. Для организаций же, на II съезде не представленных, моментом их утверждения считается момент утверждения их ЦК.
II. В силу этого, впредь до сентября 1904 г., имеющими право на решение вопроса о созыве съезда считаются только: 1) ЦК, 2) ЦО, 3) Заграничная лига, 4–20) комитеты: Петербургский, Московский, Харьковский, Киевский, Одесский, Николаевский, Донской, Екатеринославский, Саратовский, Уфимский (ныне Уральский), Северный, Тульский, Тверской, Нижегородский, Бакинский, Батумский, Тифлисский (впредь до истечения годового срока с момента утверждения Кавказского союза), 21–23) союзы: Горнозаводский (Донецкий), Сибирский и Крымский.
При полноправности этих организаций, количество голосов на съезде, на которое они имеют право, равно 46. Вместе с 5 голосами, которые имеют члены Совета, общее количество голосов на съезде равно 51 голосу, а для его созыва требуется, следовательно, 26 голосов, т. е. голоса 13 полноправных организаций, из числа здесь перечисленных. ЦК предлагается представить в СП даты утверждения им новых комитетов, появившихся после съезда»».
Первая часть резолюции принята единогласно.
Дальше т. Глебов в своей речи на том же заседании привел список вновь образовавшихся комитетов.
(Речь т. Глебова из протоколов СП):
«Я согласен с т. Мартовым и могу лишь указать на вновь образовавшиеся комитеты: Смоленский и Астраханский, утвержденные в сентябре 1903 г.; Воронежский (Касса борьбы) в январе 1904 г.; Рижский – в январе; Полесский – в апреле; Северо-Западный – в апреле; Курский – в январе; Орловско-Брянский – в сентябре 1903 г.; Самарский – в сентябре 1903 г.; Уральский (Уфимский) – в апреле».
Эти факты были опубликованы в брошюре т. Орловского «Совет против партии», и до сих пор СП не опроверг их, не опубликовал времени утверждения спорных комитетов, что говорит за то, что, очевидно, нет доказательств этого утверждения. В том же заседании СП т. Мартов в одной из своих речей указал на то, что, по его мнению, в августе должны быть утверждены еще 2 комитета, именно Кременчугский и Полтавский, но опять-таки ни слова о Казанском и Кубанском.
Затем после июльской декларации{50} т. Глебов прислал мне полные протоколы заседаний ЦК, из которых не видно утверждения ни Казанского, ни Кубанского комитетов, и после этого в заседаниях ЦК, как свидетельствует член ЦК т. Летнев, об утверждении их тоже не было речи; правда, член ЦК т. Зимин как будто что-то вспоминает об утверждении Казанского и Кубанского комитетов, но определенного ничего сказать не может.
Решение комиссии признать комитеты полноправными на основании того, что фактически установлено, что они работают больше года, не является правильным, а потому предлагаю эти комитеты считать неправоспособными.
14. Проект резолюции об утверждении казанского и кубанского комитетов{51}
Съезд постановляет не считать комитеты Казанский и Кубанский при конституировании съезда, но утвердить их в качестве полноправных комитетов на будущее время.
Внесено 14 (27) апреля
Печатается по рукописи
15. Проект резолюции о порядке голосования вопросов на съезде{52}
С настоящего момента съезд производит все голосования согласно § 7 регламента, отделяя решающие голоса от совещательных.
Внесено 14 (27) апреля
16. Проект резолюции об отношении РСДРП к вооруженному восстанию{53}
Принимая во внимание:
1) что пролетариат, будучи по самому положению своему наиболее передовым и последовательным революционным классом, тем самым призван сыграть роль вождя и руководителя в общедемократическом революционном движении в России;
2) что только выполнение такой роли во время революции обеспечит за пролетариатом наиболее выгодную позицию для дальнейшей борьбы за социализм против имущих классов готовой родиться буржуазно-демократической России;
3) что роль эту пролетариат может выполнить, лишь будучи организован под знаменем социал-демократии в самостоятельную политическую силу и выступая в стачках и демонстрациях с возможно более законченным единством, – III съезд РСДРП постановляет, что задача организовать силы пролетариата для непосредственной борьбы с самодержавием путем массовых политических стачек и вооруженного восстания и создание для этой цели осведомляющего и руководящего аппарата является одною из главных задач партии в настоящий революционный момент, а потому съезд поручает как ЦК, так и местным комитетам и союзам приступить к подготовке массовой политической стачки, а также к организации особых групп для приобретения и распределения оружия, выработки плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым. Выполнение этой задачи может и должно идти не только без всякого ущерба для общей работы по пробуждению классового самосознания пролетариата, но, напротив, способствуя ее глубине и успешности.
Внесено 14 (27) апреля
17. Речь по вопросу о вооруженном восстании. 15 (28) апреля
Тут говорилось, что принципиально вопрос достаточно ясен. Однако в с.-д. литературе имелись заявления (см. «Искру» № 62 и предисловие т. Аксельрода к брошюре Рабочего) такого рода, которые показывают, что вопрос не так уж ясен. «Искра» и Аксельрод толковали о заговорщичестве, высказывали опасения, что о восстании будут думать слишком много. Оказалось, однако, что думали слишком мало… В предисловии к брошюре Рабочего т. Аксельрод говорит, что дело может идти лишь о восстании «одичалых масс народа». Жизнь показала, что дело идет не о восстании «одичалых масс», а о восстании сознательной массы, способной к организованной борьбе. Вся история последнего года показала, что мы недооценивали значение и неизбежность восстания. Надо обратить внимание на практическую сторону дела. Тут чрезвычайно важен опыт практиков и рабочих – петербургских, рижских, кавказских. Поэтому я высказался бы за то, чтобы товарищи поделились своим опытом, – это придаст практический, а не схоластический характер нашим прениям. Надо выяснить, каково настроение пролетариата, сознают ли рабочие себя способными бороться и руководить борьбой. Необходимо подвести итог коллективному опыту, который до сих пор не был обобщен.
18. Проект дополнительной резолюции о вооруженном восстании
Съезд устанавливает, на основании опыта практиков и настроения рабочей массы, что под подготовкой восстания следует понимать не одно только приготовление оружия и создание групп и т. д., а равным образом накопление опыта путем практических попыток отдельных вооруженных выступлений, например, выступления вооруженных отрядов, нападающих на полицию и войско при случаях тех или иных открытых народных собраний или нападения вооруженных отрядов на тюрьмы, правительственные учреждения и т. д. Вполне предоставляя местным центрам партии и ЦК определение границ таких выступлений и удобнейших поводов для них, вполне полагаясь на тактичность товарищей, способных предотвратить бесполезное расхищение сил в отдельных и мелочных террористических актах, съезд обращает внимание всех партийных организаций на необходимость принять во внимание вышеприведенные указания опыта.
Написано в апреле, не позднее 16(29), 1905 г.
Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI
Печатается по рукописи
19. Речь по вопросу о вооруженном восстании. 16 (29) апреля
В дебатах вопрос поставлен на практическую почву – о настроении масс. Тов. Лесков прав, что настроение пестрое. Но прав и т. Жарков, что нам необходимо считаться с тем, что восстание произойдет несомненно, как бы мы ни отнеслись к нему. Возникает вопрос: существуют ли принципиальные разногласия между предложенными резолюциями. Я решительно не вижу их. Хотя я значусь самым непримиримым, я все же попытаюсь примирить и согласовать обе резолюции, займусь их примирением. Я ничего не имею против поправки к резолюции т. Воинова. В добавлении я тоже не вижу принципиального разногласия. Из наиболее энергичного участия еще не вытекает гегемонии. По-моему, т. Михайлов выразился позитивнее, – у него гегемония подчеркнута и притом в конкретной форме. Английский пролетариат призван осуществить социалистическую революцию, – это несомненно; но его неспособность произвести ее в настоящий момент, при его соц. неорганизованности и развращенности буржуазией, тоже несомненна. Та же мысль и у т. Воинова; самое энергичное участие, несомненно, есть самое решающее. Решит ли исход революции пролетариат, – безусловно утверждать нельзя. То же и относительно роли вождя. В резолюции т. Воинова выражение осторожнее. Социал-демократия может организовать восстание, может даже решить его, но будет ли обеспечена за нею руководящая роль, этого предрешить нельзя, – это будет зависеть от силы, организованности пролетариата. Мелкая буржуазия может быть организована лучше, и ее дипломаты могут оказаться сильнее, лучше подготовленными. Тов. Воинов осторожней – он говорит: «ты можешь выполнить»; «ты выполнишь» – говорит т. Михайлов. Может быть, решающий исход революции даст пролетариат, но безусловно утверждать этого нельзя. Товарищи Михайлов и Сосновский впали в ту ошибку, которую они приписывали т. Воинову: «Не хвались, на рать идучи». – «Для обеспечения необходимо», говорит Воинов, а они говорят: «необходимо и достаточно». По вопросу об образовании особых боевых групп я могу сказать, что считаю их необходимыми. Нам нечего бояться образования особых групп.
20. Резолюция о вооруженном восстании
Принимая во внимание:
1) что пролетариат, будучи по положению своему наиболее передовым и единственным последовательно-революционным классом, тем самым призван сыграть руководящую роль в общедемократическом революционном движении в России;
2) что это движение в настоящий момент уже привело к необходимости вооруженного восстания;
3) что пролетариат неизбежно примет в этом восстании самое энергичное участие, которое определит судьбу революции в России;
4) что руководящую роль в этой революции пролетариат может сыграть лишь будучи сплочен в единую и самостоятельную политическую силу под знаменем социал-демократической рабочей партии, руководящей не только идейно, но и практически его борьбой;
5) что только выполнение такой роли может обеспечить за пролетариатом наиболее выгодные условия для борьбы за социализм против имущих классов буржуазно-демократической России; —
III съезд РСДРП признает, что задача организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания является одной из самых главных и неотложных задач партии в настоящий революционный момент.
Первая страница рукописи В. И. Ленина «Резолюция о вооруженном восстании». – Апрель 1905 г. (Уменьшено)
Поэтому съезд поручает всем партийным организациям:
а) выяснять пролетариату путем пропаганды и агитации не только политическое значение, но и практически-организационную сторону предстоящего вооруженного восстания,
б) выяснять при этой пропаганде и агитации роль массовых политических стачек, которые могут иметь важное значение в начале и в самом ходе восстания,
в) принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников.
Внесено 16 (29) апреля 1905 г.
Печатается по рукописи
21. Добавление к резолюции по вопросу об отношении к политике правительства накануне и в момент переворота{54}
Нельзя ли удовлетворить т. Александрова следующими изменениями в резолюции Шмидта (примерно):
1) вместо «постановляет» (съезд) сказать: съезд подтверждает старую, II съездом установленную, тактику социал-демократии, разъясняя детально применительно к текущему моменту (или нечто в этом роде);
2) добавить еще один пункт к резолюции такого, примерно, содержания:
Что касается тех действительных и мнимых уступок, которые делает теперь расшатанное самодержавие демократии вообще и рабочему классу в частности, то социал-демократическая рабочая партия должна пользоваться ими, с одной стороны для того, чтобы каждое улучшение экономического положения и каждое расширение свободы закреплять за народом для усиления борьбы, а с другой стороны для того, чтобы неуклонно разоблачать перед пролетариатом реакционные цели правительства, стремящегося разъединить, развратить рабочий класс и отвлечь его внимание от насущных интересов рабочего класса в революционный момент.
Написано 16 (29) апреля 1905 г.
Впервые напечатано в 1931 г. в Ленинском сборнике XVI
Печатается по рукописи
22. Речь об отношении к тактике правительства накануне переворота. 18 апреля (1 мая)
Мы находимся в затруднительном положении. У нас имеются три резолюции и три поправки. Резолюции растут и развиваются, и процесс этот совершенно не урегулирован. Тема оказалась шире, чем предполагал докладчик. Придется вернуть резолюцию в комиссию, хотя т. Сергеев, по-видимому, высмеивает это предложение. Вопроса об открытом выступлении касались все ораторы. Доклад теме соответствует, но его необходимо дополнить. Насчет участия в обществах столкнулись два мнения. Съезд категорических указаний не может давать об участии в обществах. Надо пользоваться всеми средствами для агитации. Из опыта с комиссией Шидловского нельзя вывести безусловно отрицательного отношения{55}. Говорят, резолюция не дает ничего нового. Хорошее – скажи и еще раз скажи. Мнение т. Зимина угловато. Ответить категорически, следует ли участвовать в земском соборе, нельзя. Все будет зависеть от политической конъюнктуры, системы выборов и других конкретных условий, которых заранее учесть нельзя. Говорят, земский собор – это обман. Это верно, но иногда для того, чтобы разоблачить обман, надо принять участие в выборах. Кроме общей директивы дать ничего нельзя. Повторяю, по-моему, следует вернуть все резолюции в комиссию, расширив ее состав.
23. Проект резолюции об участии социал-демократии во временном революционном правительстве{56}
Принимая во внимание:
1) что для действительно массовой, свободной и открытой борьбы пролетариата с буржуазией необходима возможно более широкая политическая свобода, а следовательно, возможно более полное осуществление республиканского строя;
2) что все более и более значительное число представителей различных буржуазных и мелкобуржуазных слоев населения, крестьянства и пр. выступают в настоящее время с революционно-демократическими лозунгами, естественно и неизбежно вытекающими из основных потребностей массы народа, удовлетворение которых – невозможное при самодержавии – безусловно необходимо в силу требований объективного развития всей общественно-экономической жизни России;
3) что международная революционная социал-демократия всегда признавала необходимость самой энергичной поддержки пролетариатом революционной буржуазии в ее борьбе со всеми реакционными классами и учреждениями, при условии полной самостоятельности партии пролетариата и строго-критического отношения к ее временным союзникам;
4) что низвержение самодержавного правительства в России невозможно без замены его временным революционным правительством, и лишь такая замена в состоянии обеспечить действительную свободу и правильность выражения воли всего народа при учреждении нового политического строя России, обеспечить осуществление нашей ближайшей, непосредственной программы политических и экономических преобразований;
5) что без замены самодержавного временным революционным правительством, опирающимся на все революционно-демократические классы и элементы классов в России, невозможно завоевание республики и привлечение на сторону революции отсталых и неразвитых слоев пролетариата и особенно крестьянства, слоев, интересы которых безусловно противоречат самодержавно-крепостному строю и которые в значительной степени лишь в силу гнета отупляющей политической атмосферы держатся за самодержавие или стоят в стороне от борьбы с ним;
6) что при наличности в России хотя и находящейся лишь при начале своего развития, но уже сорганизованной социал-демократической рабочей партии, способной, особенно при политической свободе, контролировать и направлять поведение своих делегатов во временном революционном правительстве, опасность уклонения этих делегатов от правильного классового пути не является неустранимой, —
Третий съезд РСДРП признает возможным участие уполномоченных от партии во временном революционном правительстве в целях беспощадной борьбы вместе с революционной буржуазной демократией против всех контрреволюционных попыток и в целях отстаивания самостоятельных классовых интересов пролетариата, причем условием такого участия является строгий контроль партии за ее уполномоченными и неуклонное охранение независимости социал-демократической рабочей партии, стремящейся к полному социалистическому перевороту и в этом отношении враждебной всем буржуазно-демократическим партиям и классам.
Написано в апреле, ранее 18 (1 мая), 1905 г.
Впервые напечатано в 1926 г. в Ленинском сборнике V
Печатается по рукописи
24. Доклад об участии социал-демократии во временном революционном правительстве. 18 апреля (1 мая)
Моя задача – изложить постановку вопроса об участии социал-демократии во временном революционном правительстве. На первый взгляд может показаться странным, что подобный вопрос возник. Можно подумать, что дела социал-демократии обстоят великолепно, и вероятность ее участия во временном революционном правительстве очень велика. На самом деле это не так. Обсуждать этот вопрос с точки зрения ближайшего практического осуществления было бы донкихотством. Но вопрос этот навязан нам не столько практическим положением дел, сколько литературной полемикой. Необходимо всегда иметь в виду, что вопрос этот первый поднял Мартынов еще до 9 января. Вот что он писал в своей брошюре «Две диктатуры» (стр. 10–11):
«Представьте себе, читатель, на минуту осуществление ленинской утопии. Представьте себе, что партии, состав членов которой сужен до участия в ней только профессиональных революционеров, удалось «подготовить, назначить и провести всенародное вооруженное восстание». Не очевидно ли, что всенародная воля назначила бы сейчас же после революции именно эту партию временным правительством? Не очевидно ли, что народ именно этой партии, а не какой-нибудь другой, вручил бы ближайшую судьбу революции? Не очевидно ли, что эта партия, не желая обмануть оказанного ей раньше народом доверия, вынуждена была бы, обязана была бы, взять в свои руки власть и сохранить ее, пока она не упрочит революционными мерами торжество революции?»
Такая постановка вопроса невероятна, но фактически она такова: Мартынов находит, что если бы мы очень хорошо подготовили и двинули восстание, то очутились бы в отчаянном положении. Если бы мы изложили наш спор какому-нибудь иностранцу, то он никогда не поверил бы в возможность такой постановки вопроса и не понял бы нас. Только зная историю воззрений российской социал-демократии и зная характер «хвостистских» воззрений «Рабочего Дела», можно понять наш спор. Вопрос стал неотложным вопросом теории, выяснение которого необходимо. Это – вопрос о ясности наших целей. Я очень просил бы товарищей при изложении наших прений перед русскими практиками усиленно подчеркивать эту Мартыновым данную постановку вопроса.
В № 96 «Искры» напечатана статья Плеханова. Мы очень ценили и ценим Плеханова за все те «обиды», которые он нанес оппортунистам и которые навлекли на него почетную вражду массы лиц. Но за защиту Мартынова мы его ценить не можем. Тут перед нами не прежний Плеханов. Он озаглавливает статью: «К вопросу о захвате власти». Это искусственно суживает вопрос. Мы так никогда вопроса не ставили. Плеханов изображает дело так, как будто «Вперед» назвал «виртуозами филистерства» Маркса и Энгельса. Но на самом деле это не так, это маленький подмен. Общую концепцию Маркса в этом вопросе – «Вперед» особо подчеркнул как правильную. Слова о филистерстве относились к Мартынову или Л. Мартову. Как ни готовы мы высоко ценить всех тех, кто работает с Плехановым, но все же Мартынов не Маркс. Плеханов напрасно затушевывает мартыновщину.
Мартынов утверждает, что, если мы примем решающее участие в восстании, для нас возникает большая опасность, что пролетариат нас заставит взять власть. В этом рассуждении есть своеобразная логика, правда, попятная. По поводу этого своеобразного указания на опасность победы в борьбе с самодержавием «Вперед» спрашивает Мартынова и Л. Мартова, о чем идет речь: о социалистической или демократической диктатуре? Нам приводят знаменитые слова Энгельса об опасности положения вождя, получившего власть от имени класса, еще не созревшего для полного господства{57}. Во «Вперед» мы разъясняли, что Энгельс указывает на опасность положения вождя, когда он postfactum констатирует расхождение между принципами и действительностью, между словами и фактами. Такое расхождение ведет к гибели в смысле политического краха, а не физического поражения[54]. Вы должны (такова мысль Энгельса) утверждать, что переворот социалистический, тогда как он на самом деле только демократический. Если бы мы сейчас обещали пролетариату России, что в состоянии теперь же обеспечить полное господство, то мы впадали бы в ошибку, которую делают с.-р. Именно над этой ошибкой с.-р., говоривших, что революция будет «не буржуазной, а демократической», мы, с.-д., всегда потешались. Мы всегда говорили, что революция не ослабит, а усилит буржуазию, но даст пролетариату необходимые условия успешной борьбы за социализм.
Но раз речь идет о демократическом перевороте, то перед нами две силы: самодержавие и революционный народ, т. е. пролетариат, как главная борющаяся сила, и крестьянство и всякие мелкобуржуазные элементы. Интересы пролетариата не совпадают с интересами крестьянства и мелкой буржуазии. Социал-демократия всегда подчеркивала, что это классовое расхождение в недрах революционного народа неизбежно. Объект борьбы при горячей борьбе может переходить из рук в руки. Революционный народ стремится к самодержавию народа, все реакционные элементы отстаивают самодержавие царя. Успешный переворот поэтому не может не быть демократической диктатурой пролетариата и крестьянства, интересы которых против самодержавия царя совпадают. На лозунге «врозь идти, вместе бить» сошлись и «Искра» и «Вперед», но «Вперед» добавляет, если вместе бить, то вместе добить и вместе отбить попытки врага вернуть потерянное. После свержения самодержавия борьба не прекратится, а обострится. Реакционные силы именно тогда сорганизуются для борьбы настоящим образом. Если мы употребляем лозунг восстания, то мы не должны пугать социал-демократию возможностью победы восстания. Завоевавши самодержавие народа, мы должны его отстоять – а это и есть революционно-демократическая диктатура. Бояться ее нет никаких оснований. Завоевание республики – гигантское завоевание для пролетариата, хотя для социал-демократа республика не «абсолютный идеал», как для буржуазного революционера, а лишь гарантия свободы для широкой борьбы за социализм. Парвус говорит, что ни в одной стране завоевание свободы не стоило таких гигантских жертв. Это верно. Это подтверждает и европейская буржуазная печать, со стороны внимательно следящая за русскими событиями. Сопротивление самодержавия элементарнейшим реформам невероятно сильно, а чем сильнее действие, тем сильнее противодействие. Отсюда высокая вероятность полного краха самодержавия. Весь вопрос о революционной демократической диктатуре имеет смысл при полном ниспровержении самодержавия. Возможно, что у нас повторятся события 1848–1850 гг., т. е. самодержавие будет не свергнуто, а ограничено и превратится в конституционную монархию. Тогда ни о какой демократической диктатуре не может быть и речи. Но если самодержавное правительство будет действительно свергнуто, то оно должно быть заменено другим. А этим другим может быть лишь временное революционное правительство. Оно может опираться только на революционный народ, т. е. на пролетариат и крестьянство. Оно может быть только диктатурой, т. е. организацией не «порядка», а организацией войны. Кто идет штурмом на крепость, тот не может отказаться от продолжения войны и после того, как он завладеет крепостью. Одно из двух: или возьмем крепость, чтобы удержать ее, или не идти на приступ и заявить, что хотим только малое местечко около крепости.
Перейду к Плеханову. Он употребляет прием глубоко неправильный. Он уклоняется от важных принципиальных вопросов, пускаясь на мелочные придирки, употребляя некоторый момент подмена. (Восклицание т. Барсова: «Да!».) «Вперед» утверждает, что в общем схема Маркса верна (схема смены самодержавия сначала буржуазной монархией, а после – мелкобуржуазной демократической республикой), но если мы будем заранее ограничивать по этой схеме пределы, до которых мы пойдем, то мы будем филистерами. Таким образом защита Маркса Плехановым есть «verlorene Liebesmühe» (потерянные усилия любви). Защищая Мартынова, Плеханов ссылается на «Обращение» Центрального Комитета Союза Коммунистов к членам Союза{58}. Излагает это «Обращение» Плеханов опять-таки неверно. Он оставляет в тени, что «Обращение» это писалось тогда, когда полная победа народа уже не удалась, несмотря на победоносное восстание пролетариата в Берлине в 1848 г. Буржуазно-конституционная монархия уже сменила самодержавие, и, следовательно, о временном правительстве, опирающемся на весь революционный народ, не могло быть и речи. Весь смысл «Обращения» состоит в том, что после неудачи народного восстания Маркс советует рабочему классу организоваться и готовиться. Неужели эти советы пригодны для выяснения положения в России до начала восстания? Неужели эти советы разъясняют наш спорный вопрос, предполагающий победоносное восстание пролетариата? «Обращение» начинается так: «… В течение обоих революционных лет, 1848–1849, Союз Коммунистов двояким образом проявил себя, во-первых, тем, что его члены повсюду энергично участвовали в движении… далее тем, что его воззрения на движение» (изложенные, между прочим, в «Коммунистическом Манифесте») «оказались единственно правильными»… «В то же самое время прежняя крепкая организация Союза значительно ослабела. Большая часть членов, непосредственно участвовавшая в революционном движении, думала, что время тайных обществ прошло, и что достаточно одного открытого выступления. Отдельные округа и общины стали запускать сношения с Центральным Комитетом (Центральным Правлением – Zentralbehörde) и постепенно прекратили их вовсе. Таким образом, в то время, как демократическая партия, партия мелкой буржуазии, все более организовывалась в Германии, рабочая партия потеряла свою единственную прочную опору, сохранилась в организованном виде самое большее в отдельных местностях для местных целей, и в силу этого попала в общем движении (in der allgemeinen Bewegung) всецело под господство и под руководство мелкобуржуазных демократов» («Ansprache»[55], стр. 75).
Итак, Маркс констатирует в 1850 г., что мелкобуржуазная демократия во время протекшей уже революции 1848 г. выиграла в организованности, а рабочая партия потеряла. Естественно, что все внимание Маркса обращается на то, чтобы рабочая партия не оказалась снова в хвосте буржуазии. «…В настоящее время, когда предстоит новая революция, крайне важно, чтобы рабочая партия выступила возможно более организованной, возможно более единодушно и возможно более самостоятельно, если она не хочет снова, как в 1848 г., быть эксплуатированной буржуазией и тащиться у нее в хвосте» («Ansprache», стр. 76).
Именно в силу этой большей организованности буржуазной демократии, Маркс не сомневается, что она получит безусловное преобладание, если произойдет тотчас же новый переворот. «Что мелкобуржуазная демократия в течение дальнейшего развития революции получит в Германии преобладающее влияние на известное время (fiir einen Augenblick), это не подлежит никакому сомнению» («Ansprache», стр. 78). Приняв все это во внимание, мы поймем, почему об участии пролетариата во временном революционном правительстве Маркс не говорит в «Ansprache» ни одного слова. Совершенно неправ поэтому Плеханов, когда утверждает, будто Маркс «не допускал даже и мысли о том, что политические представители пролетариата могут вместе с представителями мелкой буржуазии трудиться над созданием нового общественного строя» («Искра» № 96). Это неверно. Маркс не поднимает вопроса об участии социал-демократии во временном революционном правительстве, а Плеханов изображает дело так, будто Маркс решает этот вопрос отрицательно. Маркс говорит: мы, с.-д., были все в хвосте, мы организованы хуже, нам надо самостоятельно организоваться на тот случай, если мелкобуржуазная демократия после нового переворота окажется у власти. Мартынов делает из этих посылок Маркса следующий вывод: Мы, с.-д., организованные сейчас лучше мелкобуржуазной демократии и составляющие безусловно самостоятельную партию, должны бояться того, что в случае успеха восстания нам придется участвовать во временном революционном правительстве. Да! Тов. Плеханов, иное дело марксизм, иное дело мартыновизм. Чтобы нагляднее указать все различие в положении России в 1905 г. и Германии в 1850 г., остановимся еще на некоторых интересных местах «Обращения». У Маркса и речи не было о демократической диктатуре пролетариата, ибо он верил в непосредственную социалистическую диктатуру пролетариата немедленно после мелкобуржуазного переворота. Например, по поводу аграрного вопроса он говорит, что демократия хочет создать мелкобуржуазный крестьянский класс, а рабочие должны противодействовать этому плану в интересах сельского пролетариата и в их собственных интересах. Они должны требовать, чтобы конфискованная феодальная поземельная собственность осталась государственной собственностью и была обращена на рабочие колонии, в которых ассоциированный сельский пролетариат должен пользоваться всеми средствами крупной агрикультуры. Ясно, что при такого рода планах Маркс не мог говорить о демократической диктатуре. Он писал не накануне революции, как представитель организованного пролетариата, а после революции, как представитель организующихся рабочих. Маркс подчеркивает, как первую задачу, что «после переворота ЦК должен немедленно отправиться в Германию, созвать съезд партии и предложить ему принять меры для централизации рабочих клубов». Таким образом, идея самостоятельной рабочей партии, которая для нас перешла в плоть и кровь, тогда была нова. Не надо забывать, что в 1848 г., когда Маркс редактировал свободную и крайне революционную газету («Neue Rheinische Zeitung»{59}), он не опирался ни на какую рабочую организацию. Его газету поддерживали радикальные буржуа, которые чуть не провалили ее, когда Маркс в ней обрушился на парижскую буржуазию после июньских дней. Поэтому-то так много говорится в этом «Обращении» о самостоятельной организации рабочих. Там идет речь об образовании рядом с новым официальным правительством революционных рабочих правительств, как в форме рабочих клубов и рабочих комитетов, так и в форме общинных советов и коммунальных управлений. Там идет речь о том, что рабочие должны быть вооружены и образовать самостоятельную рабочую гвардию. Как 2-ой пункт программы указывается, что в них, рядом с буржуазными кандидатами, должны быть выставлены рабочие кандидаты, по возможности из членов Союза. Как слаб был этот Союз, показывает то, что Маркс должен был доказывать необходимость выставлять собственные кандидатуры. Вывод из всего этого тот, что Маркс не упоминал и не решал вопроса об участии во временном революционном правительстве, ибо этот вопрос тогда не мог иметь никакого практического значения, и все внимание обращалось всецело на организацию самостоятельной рабочей партии.
Плеханов говорит далее в «Искре», что «Вперед» не приводит никаких доказательств по существу, ограничиваясь повторением нескольких излюбленных словечек, что «Вперед» будто бы хочет критиковать Маркса. Так ли это? Не видим ли мы, наоборот, что «Вперед» ставит вопрос на конкретную почву, учитывая реальные общественные силы, которые участвуют в России в борьбе за демократический переворот. Плеханов же ни единого слова не говорит о конкретных русских условиях. Весь багаж его ограничивается парой не к месту приводимых цитат. Это чудовищно, но это так. Русская ситуация настолько отличается от западноевропейской, что Парвус мог даже ставить вопрос, где у нас революционная демократия. Не имея возможности доказать, что «Вперед» хочет «критиковать» Маркса, Плеханов за уши притаскивает Маха и Авенариуса. Я решительно недоумеваю, какое отношение имеют эти писатели, к которым я не чувствую ни малейшей симпатии, к вопросу о социальной революции. Они писали об индивидуальной и социальной организации опыта, или что-то в этом роде, но, право, не размышляли о демократической диктатуре. Уж не известно ли Плеханову, что Парвус стал сторонником Маха и Авенариуса? (Смех.) Или, может быть, дела у Плеханова обстоят так, что приходится ни к селу, ни к городу создавать себе мишень из Маха и Авенариуса. Плеханов говорит далее, что Маркс и Энгельс изверились скоро в близость социальной революции. Союз Коммунистов распался. Начались эмигрантские дрязги, которые Маркс и Энгельс объяснили тем, что были революционеры, но не было революции. Плеханов пишет в «Искре»: «Политические задачи пролетариата были бы определены ими» (Марксом и Энгельсом, изверившимися в близость социальной революции) «уже в том предположении, что демократический строй останется господствующим в течение довольно продолжительного периода. Но именно потому они еще решительнее осудили бы участие социалистов в мелкобуржуазном правительстве» («Искра» № 96). Почему? Ответа нет. Плеханов подменяет опять демократическую диктатуру социалистической, т. е. сбивается на ошибку Мартынова, от которой много раз энергично предостерегал «Вперед». Без демократической диктатуры пролетариата и крестьянства республика в России невозможна. Это утверждение «Вперед» выставил на основании анализа реальной ситуации. К сожалению, Маркс этой ситуации не знал и о ней не писал. И потому ни подтверждать, ни опровергать одними только цитатами из Маркса анализа этой ситуации нельзя. А о конкретных условиях Плеханов не говорит ни слова.
Еще менее удачна вторая цитата из Энгельса. Во-первых, крайне странно, что Плеханов ссылается на частное письмо, не указывая, где и когда оно было опубликовано{60}. За опубликование писем Энгельса мы были бы очень благодарны, но желали бы видеть их полный текст. Однако некоторые данные мы имеем, чтобы судить об истинном смысле письма Энгельса.
Мы точно знаем – это во-вторых, – что ситуация в Италии девяностых годов совершенно непохожа на русскую. Италия более сорока лет уже пользовалась свободой. В России рабочий класс не может и мечтать о таковой без буржуазной революции. В Италии, следовательно, рабочий класс давно уже мог развивать самостоятельную организацию для социалистического переворота. Турати – итальянский Мильеран. Очень возможно поэтому, что и тогда Турати выступал с мильеранистскими идеями. Такое предположение вполне подтверждается тем, что, по словам самого Плеханова, Энгельсу приходилось разъяснять Турати разницу между буржуазно-демократическим и социалистическим переворотом. Значит, Энгельс как раз боялся того, что Турати окажется в ложном положении вождя, не понимающего социального смысла того переворота, в котором он участвует. О Плеханове, следовательно, нам приходится еще раз повторить, что он смешивает демократический и социалистический переворот.
Но, может быть, у Маркса и Энгельса можно найти ответ на вопрос не о конкретной русской ситуации, а об общих принципах революционной борьбы пролетариата? По крайней мере «Искра» поставила один такой общий вопрос.
В № 93 она пишет: «Лучший путь для организации пролетариата в партию оппозиционную буржуазно-демократическому государству есть путь развития буржуазной революции снизу давлением пролетариата на стоящую у власти демократию». «Искра» говорит: ««Вперед» хочет, чтобы давление пролетариата на революцию (?) шло не снизу только, не только с улицы, но и сверху, из чертогов временного правительства». Эта формулировка верна; «Вперед» действительно этого хочет. Здесь перед нами действительно общий принципиальный вопрос: допустимо ли революционное действие снизу или также и сверху. На этот общий вопрос можно найти ответ у Маркса и Энгельса.
Я имею в виду интересную статью Энгельса: «Бакунисты за работой»{61} (1873 г.). Энгельс описывает вкратце испанскую революцию 1873 г., когда страну охватило восстание интрансижеитов, т. е. крайних республиканцев. Энгельс подчеркивает, что тогда не могло быть и речи о немедленном освобождении рабочего класса. Задача состояла в том, чтобы ускорить для пролетариата прохождение предварительных стадий, подготовляющих социальную революцию, в том, чтобы устранить препятствия, стоящие на ее пути. Возможность достигнуть этой цели давала республика. Испанский рабочий класс мог использовать эту возможность, только деятельно участвуя в революции. Такому участию мешало тогда влияние бакунистов и между прочим их идея всеобщей стачки, критикуемая очень метко Энгельсом. Энгельс описывает, между прочим, события в городе Alcoy с 30 тыс. фабричных рабочих. Пролетариат оказался там господином положения. Что же он тогда сделал? Вопреки принципам бакунизма пришлось участвовать во временном революционном правительстве. «Бакунисты, – говорит Энгельс, – в течение многих лет проповедовали, что всякое революционное действие сверху вниз вредно; все должно быть организовано и проведено снизу вверх».
Итак, вот как ответил Энгельс на общий вопрос, поставленный «Искрой» о «сверху и снизу». Принцип «Искры»: «только снизу и ни в каком случае сверху» – принцип анархический. Делая вывод из событий испанской революции, Энгельс говорит: «Бакунисты должны были действовать вопреки собственным принципам, вопреки принципу, будто учреждение революционного правительства есть новый обман и новая измена рабочему классу» (как хочет уверить теперь вас Плеханов). «Вопреки этим принципам бакунисты должны были заседать в правительственных комитетах отдельных городов и притом о качестве бессильного меньшинства, майоризированного и политически эксплуатируемого буржуазией». Итак, Энгельсу не нравится только то, что бакунисты были в меньшинстве, а не то, что они там заседали. Заканчивая брошюру, Энгельс говорит, что пример бакунистов «показывает нам, как не надо делать революцию».
Если бы Мартов ограничил свою революционную работу исключительно действием снизу, он повторил бы ошибку бакунистов.
Но «Искра», сочинив принципиальные разногласия со «Вперед», сама сбивается на нашу точку зрения. Так, Мартынов говорит, что пролетариат вместе с народом должен заставить буржуазию довести революцию до конца. Но это и есть не что иное, как революционная диктатура «народа», т. е. пролетариата и крестьянства. Буржуазия вовсе не хочет довести революцию до конца. А народ должен хотеть этого по социальным условиям его жизни. Революционная диктатура просветит его и втянет в политическую жизнь.
«Искра» пишет в № 95:
«Но если бы, независимо от нашей воли, внутренняя диалектика революции в конце концов все-таки вынесла бы нас ко власти, когда национальные условия для осуществления социализма еще не назрели, мы бы не стали пятиться назад. Мы бы поставили себе целью разбить тесные национальные рамки революции и толкнуть на путь революции Запад, как сто лет тому назад Франция толкнула на этот путь Восток».
Итак, «Искра» сама признает, что если бы случилось такое несчастье, что мы победили, то мы должны были бы действовать именно так, как указывает «Вперед». Следовательно, в практическом вопросе «Искра» идет вслед за «Вперед» и подрывает свою собственную позицию. Не понимаю только, как можно Мартова и Мартынова против их воли вытащить ко власти? Это уж совсем бессмыслица.
«Искра» приводит в пример Францию. Но это якобинская Франция. Пугать якобинством в момент революции величайшая пошлость. Демократическая диктатура, как я уже указывал, есть не организация «порядка», а организация войны. Если мы бы даже завладели Петербургом и гильотинировали Николая, то имели бы перед собой несколько Вандеи{62}. И Маркс прекрасно понимал это, когда в 1848 г. в «Новой Рейнской Газете» напоминал о якобинцах. Он говорил: «Террор 1793 г. есть не что иное, как плебейский способ разделаться с абсолютизмом и контрреволюцией»{63}. Мы тоже предпочитаем разделываться с русским самодержавием «плебейским» способом и предоставляем «Искре» способы жирондистские. Русская революция имеет перед собой невиданно выгодную ситуацию (противонародная война, азиатский консерватизм самодержавия и т. д.). И эта ситуация позволяет надеяться на успешный исход восстания. Революционное настроение пролетариата растет не по дням, а по часам. И в такой момент мартыновщина не только глупость, но преступление, ибо она подрывает размах революционной энергии пролетариата, подрезывает его революционный энтузиазм. (Лядов: «Совершенно верно!».) Это – та самая ошибка, которую в другой обстановке, по вопросу не о демократической, а социалистической диктатуре делал в немецкой партии Бернштейн.
Чтобы дать вам конкретное представление, каковы на деле эти пресловутые «чертоги» временного революционного правительства, сошлюсь еще на один источник. У Энгельса в его статье «Die Reichsverfassungskampagne»[56] есть описание того, как он участвовал в революции около этих «чертогов»{64}. Он описывает, напр., восстание в Рейнской Пруссии, которая была одним из самых индустриальных центров Германии. Шансы на победу демократической партии, говорит он, были здесь особенно благоприятны. Задача состояла в том, чтобы бросить все свободные силы на правый берег Рейна, распространить восстание на более широкую арену и попытаться создать здесь посредством ландвера (ополчение) ядро революционной армии. Именно такое предложение и было сделано Энгельсом, когда он ехал в Эльберфельд, чтобы сделать, что можно, для осуществления его плана. И Энгельс нападает на мелкобуржуазных вожаков за то, что они не умели организовать восстание, не запасли денег, напр., для содержания рабочих, боровшихся на баррикадах, и т. д. Нужно было действовать энергичнее, говорит Энгельс. Первым шагом должно было быть разоружение эльберфельдской гражданской армии и распределение ее оружия среди рабочих, затем взыскание принудительного налога для содержания вооруженных таким образом рабочих. Но это предложение, говорит Энгельс, исходило единственно и исключительно от меня. Почтеннейший Комитет общественной безопасности не имел ни малейшей склонности к таким «террористическим предприятиям».
Таким образом, в то время, как наши Маркс и Энгельс (то бишь Мартынов и Мартов) (гомерический смех) пугают нас якобинством, Энгельс бичевал революционную мелкую буржуазию за пренебрежение к «якобинскому» образу действия. Энгельс понимал, что собираться воевать и отказываться от государственной казны и государственной власти – во время войны – значит недостойным образом играть словами. Откуда же вы возьмете деньги на восстание, если оно станет общенародным, гг. новоискровцы? Ведь не из государственной же кассы? Это буржуазно! Это якобинство!
Конец ознакомительного фрагмента.