Глава третья. Я догоняю лето
Рыжая Осень стала седой. Затосковала по Лету. А легкомысленное Лето, разбросав по тротуарам золотые визитки, куда-то умчалось в журавлиной упряжке. Куда? Почему оно каждый год бросает нас среди осенней распутицы? Куда улетает и где зимует Лето? Эти вопросы всегда волновали меня, а сейчас я твёрдо решил на них ответить… Вывел машину из гаража, протёр фары, залил в бак бензин. Потом раскрыл карту и стал прокладывать маршрут. Предвидя сложности с поездкой в Африку, я прочертил красную линию только до Ялты.
– Раз это будет рассказ о Лете – побольше теплого и радостного, – напутствовали меня друзья. Я пообещал.
Возвращение в весну
Кишинёв купался в зелени и жмурился под солнцем. Лето не ожидало, что я его так быстро настигну, и расположилось здесь надолго. Мне показалось, что время повернуло вспять, и я попал даже не в лето, а в весну.
«Чучундра», «Чебурашка» и «Топтыжка» – так называются три творческих объединения пионерской мульт-студии «Флоричика» («Цветочек»). Возраст участников – от шести до шестнадцати. Принимают всех желающих.
«Неспособных и неталантливых детей в природе не существует!» – заявляет руководительница студии Виктория Ивановна Барбэ. И показывает мультфильмы.
Старый и бедный, но очень добрый звездочёт подбирает упавшие в воду звёзды и поит их чаем с малиновым вареньем…
Девочка дружит с островом. Остров приближается к берегу и становится полуостровом, чтобы девочка могла приходить к нему в гости…
Взрывается атомная бомба. Чёрный гриб застилает экран. Появляются мальчик и девочка с лейками и поливают гриб – из него вырастают яркие цветы. И вот уже Земной Шар, украшенный цветами, в руках у детей…
А началось всё в 1967 году с первого наивного мультика, в котором камеру превратили в паровоз, вместо трубы поставили карандаш и кисточку и отправились на нём в страну Мультипликацию. Повела этот паровоз Виктория Ивановна Барбэ, по пути собирая награды и дипломы на всех фестивалях.
Студия вся в ярких плакатах и рисунках. Стена, увешанная призами и дипломами. Забавные куклы, которых очень хочется потрогать. Свечи собственного изготовления, которые зажигаются в дни праздников, премьер или в дни рождений. При их уютном свете пьют кофе с тортом, обсуждают, спорят, фантазируют…
«А если б троллейбус играл в футбол с ягнятами? А если б мы написали Деду Морозу письмо? А если б кораблик из газеты доплыл до океана?» Из этих фантазий рождаются сценарии и фильмы, которые опять обсуждают при свете таких же свечей.
«Хотите никогда в жизни не работать? – обращался американский писатель Рей Брэдбери к своим читателям. – Влюбитесь в то, что вы делаете!». И помогите влюбиться другим. Честное слово, в душе шевельнулась зависть: почему в моём детстве этого не было?..
Здесь нет диктата старших над младшими – каждый имеет право на свой «бенефис»: достигнув девятого класса, каждый снимает свой собственный фильм. «Нельзя подавлять фантазию ребенка, навязывая ему свою волю»– ещё одна из заповедей Барбэ.
Посещение «Флоричики» – это праздник, это встреча с детством, это и вправду возвращение в весну. Выходишь, обрызганный всеми цветами радуги.
Почему плакал месье Дельбар?
Благодатна молдавская земля! И богатыми урожаями, и крупными личностями. Такими, как директор совхоза «Нистру» Георгий Петрович Агение.
Гартмут Кеглер, ученый из Института фитопатологии Академии наук ГДР, написал об одном из достижений этого совхоза:
«Чудо, иначе не скажешь. Подобных сортов – не знаю. Полагаю, что на нашей старушке Земле вряд ли найдёшь ещё один такой же прекрасный питомник!»
А месье Дельбар, французский бизнесмен-садовод с мировым именем, когда увидел безвирусные саженцы в открытом грунте, не сдержался, заплакал. Такое впечатление произвело на него мастерство молдавских земледельцев.
Этот питомник единственный в стране. Возник он после решения Международного совещания вирусологов стран-членов СЭВ о создании в совхозе «Нистру» банка безвирусных сортов плодовых пород. Оказывается, поражённое вирусом дерево вылечить нельзя. Его надо срубить и сжечь. А новому саженцу нужно создать чуть ли не стерильные условия, уберечь от заражения вирусами, которые привносятся извне. Почему решили создать питомник в этом совхозе? Потому что Днестр здесь выписывает замысловатую излучину, создавая с трех сторон водную преграду для вирусов. Четвертая сторона тоже защищена – лесом. Правда, источником заражения могли быть и плодовые деревья в личных приусадебных хозяйствах. Но их, по общему решению, вырубили и выкорчевали. Подготовили полную стерильность, как перед серьёзной операцией. И она удалась.
В этом совхозе такие урожаи, как будто у них не бывает зимы – постоянное лето. Это и привлекло меня сюда.
Задача совхоза – обеспечить Молдавию и южные зоны садоводства страны безвирусными саженцами. В коллекционном саду совхоза сейчас уже более двухсот пород.
В совхозе мощная научно-производственная лаборатория. Комплекс зелёного черенкования поражает даже неспециалиста своими размерами, обилием стекла и света. Есть и лаборатория меристемного размножения – что это такое, сейчас объясню (пишу, захлебываясь от уважения к самому себе: как я овладел терминологией!).
Общеизвестно, что земляника размножается при помощи усиков. Совхоз выращивает в год до пяти миллионов кустов земляники. Какой труд надо затратить, какую иметь армию садоводов, чтобы получить это море ягод вегетативным способом! А при методе меристемного размножения затрачивается труд всего нескольких лаборантов. С помощью микроскопа и тонких пинцетов они извлекают из зеленой розетки почечки (так называемые точки роста) и помещают их в пробирки с питательной средой. Точка оживает, пускает корешок, листочки. Потом этот крохотный зародыш пересаживают в другую питательную среду, и он продолжает расти до тех пор, пока не созреет для высадки. Меристемным способом с одного куста можно получить столько зародышей, что их хватит на целую плантацию. И вирус не проникает, потому что все происходит в стерильной обстановке.
Самая тонкая и важная операция в садоводстве – это прививка. Её нельзя механизировать – только руками! Заниматься ею могут не все: пожилому рабочему трудно – руки уже не так проворны. Поэтому главный упор директор делает на молодых. В средней школе села Нижние Жоры создали нечто вроде факультета по питомниководству. Ведущие специалисты совхоза проводят здесь уроки агротехники и механизации. Окончил школу – специалист. Практика – прямо на плантациях. Младшеклассники – в подсобниках: очищают и протирают штамбики подвоев, старшеклассники производят прививки. Детям хорошо платят. Раньше не платили. («Это страшно! С детства приучали к мысли, что трудиться невыгодно!») Иногда зарабатывают они больше, чем родители, потому что нормы у детей уменьшены вдвое. («Теперь они поняли: поработаешь – заработаешь!»). Платят и учителям, как бригадирам. Заинтересованность возросла, стала общей. Выполнение резко подскочило. А в конце сезона на общешкольном собрании директор собственноручно вручает премии особо старательным.
– Человека надо заинтересовать! – это главный девиз Георгия Петровича Агение. – Но не обещаниями, а рублём. По обещаниям мы уже давно перевыполнили все планы. Пора перестать бороться за качество – надо его давать!..
Уникальный совхоз – уникальный директор. Никогда не кричит на рабочих. Не злопамятен: наказал и забыл, и больше об этом не напоминает. Ходит на все школьные выпускные вечера, на все совхозные свадьбы и юбилеи. Никогда не приглашает студентов на уборку, требует справляться самим. («Они же нас не зовут сдавать за них экзамены!») Работал звеньевым, бригадиром, закончил сельхозинститут за три года, да ещё с отличием! Защитил диссертацию, написал две книги. Приезжает в Кишинев на все театральные премьеры, любит оперу, не пропускает эстрадных концертов. Феноменальная память: через месяц после назначения директором знал каждого в лицо, помнил фамилию и имя-отчество. А их в совхозе – четыре тысячи шестьсот человек. Не любит колеблющихся и нерешительных. Приближает к себе рвущихся вперёд, опережающих события, активно поощряет их энергию, а затем активно хлебает из-за них неприятности. («Кто не бежит, тот не спотыкается!»)
Ценит юмор. Встретил как-то рабочего, который тащил на себе мешок капусты, выкопанной на совхозном огороде. Столкнулись нос к носу, отпираться было бессмысленно.
– Знаешь ли ты, что каждый кочан стоит один рубль? – спокойно спросил директор.
– Знаю, – ответил похититель, – но дешевле не нашёл.
Агение рассмеялся, велел оплатить украденное, но наказывать не стал.
Среди его друзей много известных актёров, писателей, музыкантов. Он сам талантлив, поэтому уважает и ценит талант в любой другой профессии. Не терпит грубиянов и сквернословов. Мат прощает только в шахматах. Шахматы обожает – в каждого играющего вцепляется мёртвой хваткой и тащит к шахматной доске. По-детски радуется своему выигрышу и так же по-детски переживает неудачу. Требует реванша до тех пор, пока обессиленный противник не сползает на пол. Односельчане уверены, что, если бы он не был директором совхоза, стал бы чемпионом мира.
Давно мечтает о Дворце культуры, в котором могли бы собраться если не все, то хотя бы молодёжь. Молодых парней и девушек в совхозе – до семисот. Собрание провести негде. Есть старенький клуб человек на… сто. Стыдно? Конечно! Строительство современного Дворца культуры стоит миллион рублей. Денег у совхоза – на десять дворцов. Но не могут – нельзя, не в плане. А в план никак не вставляют. «Мир хижинам, война дворцам»? Устарело! Уже давно хижинам объявлена война, но это тоже, если в плане… Только недавно разрешили строить новое село: дома со всеми удобствами, асфальт, освещение… А в старом – до сих пор дороги не заасфальтированы, в дожди – грязь по колено. («Хоть открывай грязелечебницу!») А дорога от райцентра до совхоза? Это – естественный сепаратор: грузи на машины молоко – привезёшь масло. Пока я доехал до совхоза, во мне все внутренности несколько раз перемешались, почки поменялись местами с гландами. («А мы можем заплатить за строительство даже автострады!.. Нам нужен и парк машин, и спецшкола, и Дом быта, и общежитие… У нас на всё это есть деньги… Но вручить их некому. А самим строить тоже не разрешают!..») Его вечно куда-то вызывают: семинары, совещания, указания. В совхозе специалисты высокого класса: главный инженер, главный агроном, главный строитель… Кандидаты наук, учёные и практики. Кто лучше их знает своё хозяйство? Кто, как не они сами, должны планировать и давать перспективу лет на десять – пятнадцать вперёд!.. Но нет! Постоянно «спускаются указания», как сеять, как сохранять технику, как повышать рентабельность производства… Сколько потеряно трудодней – ведь специалисты не на своих рабочих местах, а по кабинетам на совещаниях!.. Семьдесят процентов доходов отбирают.
Говорят: хозяйство на хозрасчете. Какой же это хозрасчет? Чем больше прибыль, тем меньше процент фонда материального поощрения, социально-культурного развития, расширения хозяйства. («Бухгалтер просит уменьшить прибыль, потому что, чем больше получишь, тем больше заберут».) Вот и выходит, что выгодно быть средним и убыточным. Дашь больше плана, его тут же увеличат, не дашь – уменьшат. Выгодно не давать.
Итак, подведу итог.
Хозяйство уникальное. Успехи бесспорны. Директор – личность. Помощники – опытные профессионалы, учёные. Почему же вопреки всем законам логики хозяйство, которое лидирует, процветает и даёт всё возрастающий доход, испытывает «режим неблагоприятствования»? Почему вопреки зову времени – знакомая, изъеденная молью тенденция к усредненности Середняков продолжают тянуть за уши, забывая, что при этом у них никогда не вырастут крылья, а только растянутся уши.
Будь моя воля, я бы отделы кадров переименовал в «отделы поиска талантов», потому что сегодня всё решают не «проверенные» кадры, а талантливые.
Такое хозяйство, как «Нистру», должно стать действительно ориентиром. Надо дать ему «зелёную улицу» во всём: в планировании, в поощрениях, в заработках – это сразу станет экономическим и нравственным уроком для нерадивых и успокоенных. Сильно отстанут? Убеждён, не надолго. Люди не захотят жить по-старому, видя пример реальных сегодняшних возможностей. И полетят со своих мест недальновидные руководящие середняки, и выдвинутся талантливые личности. Может, именно это кое-кого и пугает: ведь талантом труднее управлять, чем посредственностью. А может, и не надо им управлять – он сам управится. Надо поверить в него, доверить ему и помогать, подбадривать, поддерживать в самых дерзких, незапрограммированных начинаниях. И тогда такие результаты, как в хозяйстве «Нистру», перестанут быть редкостью!
Свидание на улице «Каберне»
Леонид Иванович Голембовский, как добрый гном, водил меня по своему подземелью и на ходу колдовал. Я поёживался: постоянная температура в Криковских подвалах – плюс одиннадцать. Это идеально для хранения вина, но не идеально для меня, одетого в легкий плащ. Но Леонид Иванович привык – он работает двадцать пять лет в этом подземном городе. Улица «Фетяска», улица «Каберне», улица «Сильванер». Пузатые цистерны с крутыми боками стоят в своих стойлах, как большие белые коровы. К ним, как телята, подкатывают требовательные грузовики. Возвращаются, наполненные, довольно пофыркивая. Над ними, вдоль галерей, прозрачными артериями тянутся стеклянные трубки, по ним течёт красное вино. Вот уж действительно кровь земли.
Передо мной с десяток этикеток прославленных молдавских вин: «Каберне», «Фетяска», «Сильванер», «Молдавская роза»… Рассматриваю их и вспоминаю беседу с Леонидом Ивановичем Голембовским после посещения Криковских подвалов.
– Как вы, винодел, восприняли Указ о борьбе с алкоголизмом?
– Голосую за него обеими руками – он необходим и своевременен, но… У нас ведь многое, самое разумное, осуществляют по принципу маятника: сперва все кричат «Давай, давай!» и качают подальше влево. Потом, когда видно, что переборщили, приходит новое указание, и все дружно начинают толкать маятник вправо… И только спустя какое-то время стрелка, наконец, останавливается на отметке «верно». Но до этого успевают наломать немало дров.
– Расскажите, как было у вас?
– Сперва маленькое отступление. Вино – это деньги. Чем раньше соберешь виноград и чем его больше, тем лучше для производства. Вот и гнали и план, и вал в ущерб качеству. Любой мало-мальски грамотный земледелец-винодел знает, что сначала полагается собрать яблоки, помидоры, перец – то, что боится холодов. И лишь потом – виноград, он от заморозков не страдает. А именно его собирали в первую очередь, чтобы пораньше отрапортовать. Фрукты и овощи замерзали, а виноград был ещё недозрелым, 12–13 % сахаристости, а положено минимум 16. Вот и приходилось добавлять такое количество сахара, что он исчезал в магазинах. Но получали благодарности, премии, а об ущербе помалкивали. Только экспортировать стали меньше – качество-то страдало…
– А после Указа?
– Стали в другую сторону перегибать, вплоть до вопиющей глупости. Креплёные вина отправляли на биологический корм скоту, пытались даже марочные туда же. Лошади стали пить, как люди. За что скотину спаивать? Она-то не виновата, что умное дело дуракам поручено. Стали выкорчёвывать технические сорта винограда: мол, вместо них посадим столовые. Это же дикость и невежество! У нас в Молдавии любой пионер знает: хочешь столовый сорт, привей его к техническому – через два года начнет плодоносить. А если заново сажать – только через пять-шесть лет… В наших Криковских подвалах дегустацию коллекционных вин прекратили. Даже дубовый дегустационный стол, сделанный по спецзаказу, на куски разобрали. А на дверь повесили такой огромный замок, что дверь чуть не отвалилась…
Увидев, что он разволновался, даже полез в карман за валидолом, я попытался прервать разговор, но Леонида Ивановича уже было не остановить:
– …Нельзя так, нельзя! Если бы был верующим, сказал: великий грех!.. Виноделие-древнейшая отрасль производства. Молдавия всегда славилась своими виноделами, от прадедов к правнукам переходили секреты мастерства. Потомственный винодел – как потомственный краснодеревщик, мастер высочайшего класса. Эти люди – государственное достояние. Прервёшь цепочку – потеряешь уровень. А ведь стали уходить из отрасли, не могли видеть этого надругательства. Ещё бы пару лет такого «усердия» – разбазарили бы всех специалистов.
– А как сейчас?
– К счастью, маятник, наконец, остановился. Перестали выкорчевывать виноград, скотина отвыкает от выпивки, даже дубовый стол в дегустационном зале опять собрали и пускают туда важных гостей и иностранных туристов. Слава Богу, наше винохранилище уже не закроют, а то ведь были и такие намерения. Наконец-то, до многих дошло: вино не виновато, что люди не знают меры. Оно для радости, а не для горя. Надо проводить акции с народом, а не с вином. Разве, чтоб отучить обжору переедать, уничтожают весь хлеб и мясо?!.
Слушая его, даже у меня сердце разболелось. «Принцип маятника». Сколько глупостей, сколько вреда скрыто за этой, увы, точной формулировкой!.. Кукуруза, верноподданно посеянная чуть ли ни на вечной мерзлоте; липовые отчеты о «догонянии Америки», показательные планы, которые ничего не показывали, кроме «показухи»…
Я, как и Леонид Иванович Голембовский, атеист, но как часто хочется поднять глаза к небу и воскликнуть: «Господи! Спаси нас от неистребимого племени старателно-верноподанных идиотов!»…
…Мы проходим через соседнее хозяйство, цех шампанских вин.
– Портится погода, – бросает Леонид Иванович.
– Где? – не понимаю я.
– Наверху. Вот мой барометр. – Он указывает на бутылку шампанского. – Когда наверху солнечно, вино прозрачно, когда пасмурно – мутнеет.
…Подземный барометр не обманул. Воспользовавшись моим отсутствием, Лето опять удрало. Погода переменилась.
– Лето достать теперь можно только в Одессе, – изрёк мой сосед по гостинице.
И я поехал в Одессу.
Ах, Одесса!
От Кишинёва до Одессы – недалеко. Через два часа близость к морю уже ощущалась: шланги на бензоколонках были завязаны морскими узлами. Начался пригород. Я притормозил у телефонной будки, чтобы позвонить в гостиницу.
– Прошу вас! – галантно придержал дверь маленький старичок.
Хищник-автомат сразу проглотил мою двухкопеечную монету, но соединения не дал.
– А у меня целых три монеты сожрал! – охотно сообщил старичок.
Я возмутился.
– Почему же вы мне не сказали, что он неисправен?
Старичок весело засмеялся:
– Могу я за свои пропавшие шесть копеек посмотреть, как у вас пропадают две?
И я понял, что это уже Одесса.
Но Лето покинуло город, было сыро и ветрено, ветер срывал с прохожих скальпы. Из-за каждой тучи на зазевавшегося пешехода набрасывался насморк. Дымились чугунные урны – крематории опавших листьев. Наступило то межсезонное время, когда зимние шапки уже исчезли, а плавки ещё не завезли.
Я высунулся из окна машины и спросил у прохожих, как проехать к гостинице.
– Слушайте сюда! – К машине ринулся старичок с авоськой. – Езжайте направо, до третьего перекрёстка, потом…
– Он вас чем-то обидел? – перебила старичка вопросом пышная дама, указывая на меня.
– Нет, что вы!
– Зачем же вы ему мстите?.. Зачем даёте самый неудобный маршрут? – Она уперлась бюстом в машину. – Молодой человек, вам надо как раз наоборот: поверните налево…
– Эй, друг! – подскочил какой-то морячок. – Забудь все, что тебе сказали, – езжай прямо и прямо…
– Ему надо только направо, – запротестовал старичок.
– Направо ему надо будет, если он решит грабить банк!..
Спор разгорался. На меня уже никто не обращал внимания. Я тихонько отъехал и оглянулся: толпа на тротуаре увеличивалась – мой вопрос вызвал эмоциональный взрыв всего квартала.
Удивительный город Одесса! Здесь улыбаются даже памятники, а остротами здесь обмениваются, как сигаретами. Сюда, как в Клондайк за золотом, приезжают добывать юмор. Причём его не приходится собирать по крупицам – прямо на улицах спотыкаешься о самородки.
Зайдя в парикмахерскую подстричься, я услышал, как мастер спросил у сидящего в кресле клиента:
– Вас подушить?
Тот мгновенно отреагировал:
– Духами или руками?
Здесь даже дети – это не просто дети, это одесские дети. Вспоминаю сценку подсмотренную в одном из дворов. Две девочки лепили песочные бабки. Потом старшая предложила младшей:
– Давай играть в телевизор.
– Давай, – охотно согласилась та. – Я буду телевизор, ты меня включай, а я стану дергаться.
Она вытянула руки по швам и замерла в ожидании. Старшая приблизилась к ней и сзади крутанула пальцами, прищёлкнув. Младшая продолжала стоять без движения.
– Я уже включила, – сообщила старшая, – почему ты не дергаешься?
– Я нагреваюсь.
Медициной установлено, что у каждого одессита в крови наряду с гемоглобином содержится большой процент юмора. Поэтому весёлый праздник «Юморина» мог родиться только в Одессе!
Биография «Юморины»
В Одессе говорят: талант, как деньги: если есть – так есть, если нет – так нет.
Талант одесской команды КВН образца 70-х годов был общепризнан. По чьему-то указанию «сверху» кавээновский экран погас. Но команда оставалась. Был опыт, накопленный во время весёлых баталий, ещё не распался сложившийся авторский коллектив, а капитаны Валерий Хаит и Юрий Макаров были переполнены взрывной, искромётной энергией. Тогда и возникла идея создать Праздник Веселья, приуроченный к первому апреля – Дню Смеха и дню рождения Николая Васильевича Гоголя.
Инициаторами стали оба капитана, авторская группа во главе с журналистом Семёном Лившиным, режиссер Олег Сташкевич и художник Аркадий Цыкун. (Он и придумал ставшую впоследствии популярной эмблему «Веселого морячка».)
Со своими предложениями они пришли в горсовет. Люди, встретившие их, были заняты всякими серьёзными делами, но у них был талант подхватывать хорошие идеи. А если талант есть, так он есть… и так далее (смотрите начало). Предложение было принято. Праздник решили назвать «Юмориной» – по аналогии с уже существующими «Киномориной» и «Фотомориной» (фестивалем и выставкой, посвященными морю).
И новый праздник стал расти и развиваться. На первой же «Юморине» 1973 года Газовый переулок переименовали в улицу Ильфа и Петрова и провели первый автопробег старых автомобилей на приз «Антилопы-гну». Лучшим лозунгом был признан такой: «Одессит, стой! Подумай: все ли ты сделал для появления в городе миллионного жителя?..».
«Юморина-74» собрала уже довольно много гостей: представителей газет и журналов, радио и телевидения. Прибыла и делегация из Габрово. Все гости единодушно отметили успех молодёжного карнавального шествия, автопробега старых машин, весёлых концертов и остроумных конкурсов.
«Юморина-75» прибавила к этим мероприятиям и шуточный заплыв одесских «моржей», и заключительный театрализованный праздник на стадионе «Черноморец», собравший рекордное число зрителей – 43 тысячи. Там проводились финиши автопробега и шествия: концерт московских, киевских, литовских и одесских мастеров эстрады; комический футбол между командами «Черноморец» и сборной одесских театров; эстафета памяти М. С. Паниковского – победитель получил живого гуся Прохора. Было много забавных зрительских конкурсов. Например, женщина, предъявившая фотографию любимой свекрови, могла тут же получить стиральную машину. (Для справки: приз никто так и не получил.)
Во всех рабочих клубах и дворцах культуры прошли концерты, вечера смеха; в Доме актера – выставка карикатур и конкурс юмористических рисунков; во Дворце студентов – премьера самодеятельного театра весёлых и находчивых «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
«Юморина-76» – это ещё и торжественное открытие у памятника Дюку Ришелье, который по этому случаю надел на себя спасательный круг, и праздник улицы Ильфа и Петрова, и выставка детских рисунков на асфальте, и «Кино-юморина» – показ старых и новых кинокомедий, мультфильмов, «Фитилей», «Ералашей», и виртуозное вождение «Запорожца», съехавшего вниз по Потёмкинской лестнице…
Уже из перечисленного выше видно, как «Весёлый морячок» завоевывал всё большую аудиторию, вовлекая в фестиваль смеха всё больше и больше участников. В 1975–1976 годах под его напором дрогнула и одесская промышленность. Появились майонез, пиво, минеральная вода, кошельки, платочки, шапочки с эмблемами «Юморины». В коробках с конфетами и сигаретами, в книгах и даже в пачках лотерейных билетов можно было обнаружить цветные картинки с юмористическими рисунками…
Итак, «Юморина» стремительно выросла из коротких самодеятельных штанишек. Нужны были штатные работники и специальные ассигнования, которые бы немедленно окупились: продажа билетов на концерты, проспектов, сувениров… А если б ещё шире и разумней использовать выступления популярных гостей! Но… Опять «но»!..
Эти непредвиденные заботы напугали отцов города. И потом, к чему такое скопление юмористов, сатириков, комедиантов – как бы чего не случилось! Как этого избежать? Очень просто, старым проверенным способом: «Не пущать!». И «Юморину» закрыли. И умер весёлый новорождённый праздник, и разлетелись крупицы остроумия, выдумки, шутки, афоризмы, так и не собранные воедино. А как была бы популярна такая книга! (С улыбкой вспоминаю ещё один из лозунгов, который выкрикивал инспектор Одесского ГАИ: «Водитель, помни: пешеход быстро соображает, но медленно бегает!») И как нужен такой истинно народный праздник, подтверждающий оптимизм и здоровье народа! И где ж ему быть, как не в этом городе, напоённом солнцем и смехом.
Ведь юмор, как море: если есть – так есть, а если нет – так приезжайте в Одессу!
Сервиз на шестьсот персон
Александр Моисеевич Белый, по профессии электромеханик, через всю жизнь пронёс одну, но пламенную страсть: ездил по стране, собирал русский фарфор. На это уходили зарплата, отпускные, премиальные. По отзывам специалистов, его коллекция уникальна. Она насчитывала четыреста двадцать ценнейших экспонатов, начиная с фарфора Гарднера (XVIII век). Всё это богатство размещалось в одной комнате одесской квартиры. Последние десять лет Александр Моисеевич боролся с городом, пытаясь подарить ему свою коллекцию. Город-герой Одесса выстояла и от подарка отбилась. А Ильичёвск его принял, и здесь открылся Музей русского фарфора. Директором назначен Александр Белый. Он и его жена, художница Евгения Борисовна Зильберт, оставили квартиру в Одессе и переехали в Ильичёвск, живут при музее.
Белый сильно хромает: на лестнице поскользнулся, а в руках была ваза. Катился по ступенькам, держа вазу на вытянутых руках. Вазу спас, а ногу поломал. Оправдывается:
– Это же первая половина XIX века, голубая эмаль. (Помните Брэдбери: «Хотите всю жизнь не работать – влюбитесь»)…
Неохота уезжать от этих удивительных людей – одесситов, но… Надо отрабатывать командировку!.. Вперёд в Крым, через Херсон!
Готовый фельетон
В Херсоне, я остановился в гостинице «Киев» и прожил там двое суток. Вспоминаю об этом, поёживаясь.
Швейцар смотрел на всех враждебно и подозрительно, как на пока ещё неразоблачённых шпионов. Лифт работал так, что хотелось встать ночью и перерезать ему тросы: я три раза застревал в этом висячем гробу. Горничные перекрикивались из конца в конец коридора, как гренадеры, заблудившиеся в лесу. В буфетах было грязно, в номерах – пыльно. В голову пришло перефразированное название известного фильма: «Никто не хотел убирать».
И ещё!
Архитекторы запроектировали вход из вестибюля в ресторан для удобства проживающих. (Такие входы есть во всех нормальных отелях.) Так вот, эта дверь в гостинице была заперта навечно. Ресторан был замурован, как гробница… Словом, это был готовый фельетон – только бери и записывай, что тогда я и сделал…