Любить
Безумный тяжкий труд
Усталость, трудности, лишения
Но радость с пользой все же ждут
Когда смогла пройти мучение
Так проявила я себя
В любви к себе
Себя любя
© Полина Борисова, 2018
ISBN 978-5-4490-3746-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мне стоило большого труда начать издавать эту книгу. Предельная откровенность предполагает абсолютную честность с читателем, открытость и желание не поразить его, а лишь освободить его от его же собственных комплексов и страхов. Запреты, что навязывает нам общественное большенство, сейчас не имеют такого значения, как это случалось раньше. Понемногу меняется мораль, и если кому-то кажется, что это происходит в худшую сторону, то мне кажется совсем наоборот. Общество постепенно отходит от той строгой иерархии глупых запретов, основанных на надуманных нравственных ценностях. Я, конечно, не могу судить по всем аспектам жизни и существования в обществе, но одна проблема мне показалась занимательной. И я немного поразмышляла по этому поводу.
Насколько эстетично голое тело и насколько этично его демонстрация. Демонстрация, и я сразу представляю знамена и транспаранты, парады и шествия и вот все уже несут изображение обнаженной натуры, а если человек просто идет по улице по своим делам, или просто гуляет в парке или в лесу один, что он демонстрирует и кому. Почему если человек будет не одетым, все будут вправе считать, что он им, что-то демонстрирует? Выражение лица, которое вы видите у других, порою красноречиво демонстрирует вам более неприглядные человеческие свойства и качества. Люди не считают это оскорбительным или вызывающим, достойным осуждения по административным или уголовным статьям и скорее отнесут это к этики поведения, не более того.
Теперь представим эстетически совершенное безупречное тело человека, молодой женщины, пусть оно обнажено и не скрывает природы и своего естества. Лицо её выражает лишь благосклонность и благожелательность. Вот на картине или в фотографии большенство, если только не совсем клинические уроды, воспримет это скорее благожелательно и снисходительно. Если это будет в кино или на видео, возможно процент терпимости снизиться, но не намного. Значительное падение произойдет, когда тот же объект предстанет вживую перед их взором. Что самое поразительное произойдет и терпимость устремиться к нулю, в случаи одного или сочетании этих факторов; а) не идеальности форм строения фигуры или лица, б) возраста объекта, в) возраста самого субъекта, г) противоположность пола с объектом.
То к чему спокойно относятся в скульптурах или банях, в других обстоятельствах приравнивается к тяжкому проступку против морали и нравственности. Не кажется ли вам это бредом? Полнейшим бредом.
14 ПредуБеждение
Привычное безразличие или привычку быть постоянно обнажённой вырабатываешь сразу, на второй или на третий день уже не замечаешь какого-либо стеснения. Наоборот стеснение появляется когда, вынуждена что-то на себя надевать, и надевать не только одежду. Порой приходиться одевать ещё какие-то чувства и скрывать себя под маской, наделяя себя несуществующими чувствами или свойствами души. Все люди играют в эту игру. Все люди превращают свою жизнь в поиск подходящих масок. Постоянный безумный карнавал, где простая банальная истинна скрыта, спрятана под слоем одежд, грима, что-то выведено наружу, выпирает, затмевает собой все остальное, а что-то укрыто, запрятано от взоров других. Каждый придумывает себя и придумывает себе другого человека, с которым в данный момент общается в силу разных обстоятельств и сам начинает гадать, что тот скрывает и прячет от него. Вот порой кажется, всё знаешь о ком-либо, а нет, всё можешь узнать лишь потом или вообще никогда, будешь жить в придуманной реальности про себя и про него.
Я читаю письмо Андрея. Там почти нет слов про его любовь и каких-либо романтических рулад. Оно рационально и бесхитростно. Кроме слов дорогая и любимая, я тебя очень люблю, я в письме не удостоилась ни сверхпылкого признания в любви, ни волшебства сравнений меня с чём-то божественно прекрасным. Там не было интимных мест. Там были его слова о том, что он не понимает, почему я его последнее время избегаю. Просит ответить, как мы планируем в дальнейшем нашу свадьбу, и естественно выражает надежду, что у меня пройдёт, непонятная ему, моя обида на него. Там также сообщает, что он перевёл все свои средства на наш общий счёт, что мы открыли на свадьбу, что все средства находится теперь полностью в моем распоряжении, и он не собирается влезать во всё это, у него все силы направлены на завершение его проекта, и теперь все траты и вся ответственность по подготовке к свадьбе теперь лежат полностью на мне.
Я, конечно, давно забыла про этот счёт, мы его вместе открывали. Мы что-то ложили в начале, но я про него не вспомнила ни разу за все это время и не думала даже. Первое, за что я зацепилась в то мгновение, когда читала, что все деньги нужно вернуть маме Андрея. Зачем мне не моё? Но Андрей написал дальше, что эти деньги при какой-либо непредвиденной ситуации с ним или с нами, должны принадлежать мне. Он еще оформил страховку на всякий такой непредвиденный случай, где выгодно приобретаем обозначена я. Подобное обычно пишется, ну, даже не знаю, либо когда тебе хочется быть совершенно ответственным человеком, либо в предчувствии какой-то неизбежности. Впрочем, она, эта неизбежность, присутствует всегда, но в письме было такое, отчего мне показалось, что Андрей возможно предполагал и как-то предвидел будущее. Это все выглядело, как последнее его желание – если, что произойдёт у нас не так, то у меня есть полное право на эти деньги воплотить свою самую заветную мечту.
Ну вот, собственно всё, что он мне написал. По сути это было его завещание мне. Его последняя воля и желание. А что есть моя мечта и моё желание? О чём мы вообще мечтаем? И какая была его мечта? Про одно его желание я знаю. Может оно для него и было самое главное, о чем он мечтал, но его возможно я смогу выполнить.
Позвонил Оле Олег. Рассказал, что ему предложили поработать субботу с воскресеньем в обмен на четверг и пятницу. И сегодня он тоже может пораньше приехать к нам. Значит, сегодня днём и весь вечер мне придётся прятать себя под одеждой. Он обещал приехать часа в два. Ещё есть время позагорать и приготовить нам и ему обед. Пожарить картошку например.
Мы лежали немного на травке, грелись под солнышком. Я совсем голая, а Оля в своем халатике и еще прикрывалась. Потом я, нехотя конечно, поднялась и пошла на кухню. Юля проводила меня усталым взглядом сожаления.
– Хотя бы фартук нацепи, а то что-нибудь прижаришь ненароком.
– Хорошо, но только фартук.
Он висел на крючке рядом с кухонными полотенцами. Я одела его и даже завязала веревочки сзади. Если посмотреть на меня спереди – почти все прикрыто. А если сзади, то прекрасная попа и спина во всей естественной красе.
– Может мне можно будет в таком виде встретить Олега?
– Даже не думай.
– Боишься?
– Отстань. Вот если бы был Андрей.
Я немного замерла, ну на секунду или две, вспоминая снова. как раз о желании Андрея. Оля поднялась, пришла ко мне на кухню и начала суетливо хлопотать у плиты.
– Прости, я не то сказала. Я не хотела. Я не так, не то имела ввиду.
– Ты чего? Ну, что ты! Не думай. Я тоже представляю теперь, если бы он меня такой видел, ему было бы наверное очень приятно. Им же приятно нами любоваться. А если бы было по другому, то зачем тогда печатают столько мужских журналов с голыми тетками.
– Прости, я опять тебе напоминаю.
– Ерунда, если я его иногда вспоминаю, мне даже немного радостно становиться, что он у меня был. Есть лишь только сожаление, что мне тогда не хватило ума понять все его желания, но я стараюсь.
– Что стараешься.
– Желание понимать и его, и свои.
– У них всегда одно желание.
– А у нас какое? Может, быть желанным им?
– Не знаю. У меня желание родить поскорей.
– Ну, конечно. Ну это сейчас. А раньше? Ты же его с детства знаешь. Ну там, забавы всякие, игры?
– Не знаю, честно, стоит ли это кому-либо рассказывать?
– Да, брось! Все прошлое, это не про нас, это про глупых детей.
– Мы как-то играли, ещё перед школой, ещё в детском саду оба были, только закончили и должны были идти в первый класс. Спрятались за сараем, и там в больницу играли, вот.
– И что?
– Да ничего, отстань, сама додумай!
Оля нервно засмеялась. Бросила нож, которым резала лук, по её щекам текли слезы.
– Детские глупости. Помню он подглядывал вечно за нами, когда мы подружкой купались в душе. Его мама гоняла. И мы тоже визжали. Дуры малолетние.
– Короче, отрывались, как могли.
– Ну, это в детстве, потом было стыдно, хотя потом ещё раз, пробовали целоваться. Тренировались друг с другом. Это тоже смешно было.
– Ладно, все фигня полная.
Мы стали чистить картошку и нарезать её для жарки.
– Я наверно, на пару дней вас оставлю здесь с Олегом. Завтра утром поеду, дела кое-какие сделаю, переночую дома и послезавтра вернусь.
– Точно?
– Конечно, там из вещей кое-что заберу. И хочу, ну, нужно одно дело сделать и проверить.
– Ты точно приедешь, или тебя Олег привезти может?
– Приеду сама, если, что заберёте. Я ведь стала почти здесь вашей невольницей.
– Сколько свободы, как здесь, ты нигде не получишь.
– Это точно. Вот поэтому хочу побыстрее суда вернуться. Я так понимаю потом у нас будет долгая неделя и нас некому будет по беспокоить.
– Ладно, иди уже оденься. Вот, приедет уже.
Было уже половину первого, я пошла одеваться.
Мы должны были пообедать, а потом возможно решим, чем сможем заняться. В прошлый раз, они обещали меня покатать и показать местные достопримечательности.
Я порылась в вещах нашла чистую майку, которую ещё не одевала. Надев её, я долго расхаживала на верху домика, придумывая и подыскивая себе, что можно одеть ещё. Мне казалось, что уже сама одетая майка, это перебор. Ладно потерпеть немного, завтра мне хотелось отправиться в город и выяснить все по поводу этого нашего, но теперь лишь моего счета, ах да, теперь только моего.
Я так ходила, пока на даче не появился Олег. Они позвали меня есть. Я уже было побежала, но вовремя спохватилась, что у меня голая попа. Вновь меня выручил старый комод. Я нашла большой цветастый платок, и обмотавшись им пару раз, придумала себе таким образом юбку, заколов её, на всякий случай, просто булавкой.