Вы здесь

Политические тайны Второй мировой. Глава IV (В. И. Устинов, 2012)

Глава IV

Зарождение замысла нападения фашистской Германии на Советский Союз. – Разработка плана «Барбаросса». – Авантюристичностъ расчета на «молниеносную» победу. – Мобилизация экономики Германии и оккупированных стран на войну с СССР. – Тайна полета Р. Гесса в Англию. – Характер развертывания и сосредоточения немецко-фашистских войск у границ Советского Союза.


Как только обозначилась победа над Францией, Гитлер заговорил с Герингом и Кейтелем о необходимости беречь силы и готовить их к переброске на восток против Советской России. Гитлер полагал, что понеся большие потери под Дюнкерком, англичане смирят свою британскую гордость и вскоре запросят мира. 2 июня Гитлер сообщил своим командующим: «Теперь, поскольку Англия готова к миру, мы должны приступить к сведению счетов с большевиками».[155]

Записи в дневнике генерала Гальдера констатируют, что уже 30 июня 1940 года, то есть, через 8 дней после капитуляции Франции начальник Генерального штаба в беседе со статс-секретарем министерства иностранных дел Вейцзекером развивал мысль о том, что успешно завершившуюся кампанию на Западе необходимо закрепить военной силой. Наши «взоры обращены на Восток», записал тогда Гальдер[156]. А уже через три дня эта идея обретает практическое воплощение в указаниях Гальдера начальнику оперативного отдела приступить к разработке плана нападения на Советский Союз, в котором должна быть четко продумана мысль о том, «как нанести России военный удар, чтобы заставить ее признать господствующую роль Германии в Европе».[157]

21 июля Гитлер на совещании высшего командного состава вермахта распорядился начать «теоретическую подготовку» к решению «русской проблемы». На этом же совещании главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. Браухич заявил, что в Красной Армии насчитывается 50—75 «хороших» соединений и поэтому для ее быстрого разгрома понадобится 80—100 немецких дивизий, на развертывание которых уйдет не более 4—6 недель. Цель предстоящего наступления Браухич видел в захвате европейской части СССР, в продвижении немецких войск на такую глубину, при которой полностью исключалась бы вероятность нанесения ударов советской авиации по Берлину и промышленному району в Силезии.[158]

Многое из доложенного Гитлеру не понравилось и, сделав свои замечания, он потребовал от главнокомандующего сухопутными силами, чтобы тот «энергичнее занялся русской проблемой».[159]

Для работы над планом Гальдер привлек офицеров оперативного звена из войск – подполковника Г. Фейерабенда и генерал-майора Э. Маркса, считавшихся лучшими «специалистами по России». Фейерабенд представил Гальдеру свою оперативную разработку 27 июля, а Маркс – 1 августа 1940 года. Обе разработки отличались лишь в незначительных деталях. В них предусматривалось развертывание немецких войск для нападения на Советский Союз с таким расчетом, чтобы сломить оборону советских войск на северном и южном участках советского фронта. Предпочтение все же отдавалось сосредоточению основной массы соединений вермахта на южном участке. Они должны были нанести главный удар на Украине, а затем в глубине советской территории изменить направление наступления на север и продолжить его ударом с юга в целях овладения Москвой.

Гальдер отнесся к первым разработкам плана нападения на Советский Союз критически и искал новые решения. По его мнению, планировать нанесение главного удара по Украине было нецелесообразно по нескольким причинам, а именно: серьезным препятствием для развития успеха в глубину являлись такие крупные водные преграды как Днестр и Днепр, а также отсутствие необходимых политических предпосылок для тесного сотрудничества с Румынией, где должны были сосредотачиваться крупные немецкие силы. А главное – предусматривался слишком длинный обходной путь для овладения Москвой с юга. Он считал, что чем короче будет путь к захвату Москвы, тем быстрее удастся одержать победу над СССР. Он был склонен развертывать наиболее мощную стратегическую группировку немецких войск в Восточной Польше для наступления на Москву прямым путем, с ее последующим поворотом на юг, чтобы выйти в тыл советских войск на Украине и вынудить их сражаться перевернутым фронтом.

Гитлер настаивал на ускоренной концентрации германских сил для нападения на СССР и требовал от командования вермахта быть в готовности к войне осенью 1940[160]. Такая уверенность Гитлера подкреплялась тем, что вооруженные силы Германии в ходе войны на Западе понесли ничтожные потери в сравнении с результатами, которых они достигли. По данной иностранной печати, немецко-фашистская армия в войне против Польши и Франции потеряла: убитыми 37 646 человек, ранеными – 141 365 и без вести пропавшими 21 793 человека[161]. После капитуляции Франции в вооруженных силах Германии имелось 157 дивизий, из них 10 танковых.

Только после серьезных обоснований Генеральный штаб сумел убедить Гитлера в необходимости переноса срока нападения на Советскую Россию с осени 1940 года на весну 1941-го. 31 июля состоялось совещание высшего командного состава вермахта, с участием политического руководства Третьего рейха, на котором Гитлером было принято окончательное решение о нападении на СССР не в 1940 году, а мае 1941 года. Им же был установлен срок «уничтожения жизненной силы России» – 5 месяцев, то есть до наступления осенней распутицы. Он ориентировал участников совещания на разгром Красной Армии в ходе «одного стремительного удара». Им же были намечены и основные элементы оперативно-стратегического замысла: 1) удар на Киев с выходом к Днепру 2) удар через Прибалтику и Белоруссию на Москву; 3) затем двухсторонний охватывающий удар с севера и юга с целью захватить европейскую часть СССР; 4) проведение отдельной операции по овладению нефтеносными районами Баку. Гитлер согласился для нападения на Советский Союз количество дивизий увеличить до 120. Вопрос о направлении главного удара остался открытым.[162]

Вскоре к разработке плана были подключены штаб оперативного руководства ОКБ во главе с генералом А Йодлем и обер-квартирмейстером Генерального штаба генерал Ф. Паулюсом, и общими усилиями в ноябре он был в основном завершен. Новым вариантом плана предусматривалось создание трех групп армий – «Север», «Центр» и «Юг», которые должны были наступать на Ленинград, Москву и Киев. В восточном походе намечалось применить 130—140 дивизий. Считалось, что этих сил будет достаточно для разгрома Красной Армии в течение 6—8 недель. 5 декабря 1940 года Гальдер представил его Гитлеру. В целом представленная разработка была им одобрена, однако он распорядился внести в нее поправку, суть которой заключалась в том, чтобы после разгрома основных сил Красной Армии в приграничных сражениях наиболее сильная группа армий «Центр» оказала помощь группе армий «Север» в захвате Прибалтики и лишь после этого, во взаимодействии с группой армий «Юг», возобновила наступление на Москву. Эта поправка противоречила первоначальному замыслу Гальдера о «прямом ударе на Москву». Однако ни он сам, ни кто-либо из других участников планирования не ставил под сомнение ее правильность. Все они были уверены, что результат войны будет предрешен быстрым разгромом Красной Армии в течение нескольких недель в приграничной полосе и ничто уже не помешает немецким войскам действовать в глубине советской территории в соответствии с их замыслами.

Были еще планы: Браухича – Гальдера, предлагавшие сначала разгромить советские вооруженные силы, а затем овладеть экономическими районами; фельдмаршала Рундштедта – захват Ленинграда и выдвижение главных сил на рубеж Одесса, Киев, Орша, озеро Ильмень, с перенесением основных наступательных операций на 1942 год; фельдмаршала Клюге – овладение Москвой после удара главных сил через Минск, Оршу, Смоленск «Затем можно подумать и о планах на 1942 год»[163]. Два основных плана, Гитлера и Браухича – Гальдера, не имели принципиального различия. Оба плана были построены на необходимости разгрома Советского Союза в «молниеносной войне» и предполагали одно и то же стратегическое развертывание вооруженных сил две группы армий севернее Припятских болот, одна – южнее. Оба плана предусматривали глубокое, безостановочное вторжение на советскую территорию и овладение важными политическими и экономическими центрами – Ленинградом, Москвой, Донбассом и другими. Оба плана предусматривали уничтожение советских войск в Прибалтике, Белоруссии и на Украине.[164]

В первой половине декабря работа над планом была завершена и под руководством Йодля была подготовлена директива ОКБ под № 21, которая 18 декабря 1940 года и была подписана Гитлером. Она была адресована главнокомандующим сухопутными войсками, военно-морскими и военно-воздушными силами Германии. Все приготовления к нападению на Советский Союз предписывалось завершить не позднее 15 мая 1941 года.

Небезынтересно отметить: через 11 дней после принятия Гитлером окончательного плана войны против Советского Союза (18 декабря 1940 года) «этот факт и основные данные решения германского командования стали известны советским разведорганам»[165]. Вскоре этот план лежал на столе Сталина, и эта была вершина усилий советского вождя по внедрению советских агентов в высшие органы власти фашистской Германии и вербовке на свою сторону видных чиновников гитлеровской администрации. Во всех государствах Европы резидентами советской разведки были евреи, снискавшие себе посмертную славу за подвиг, который они совершили в борьбе с фашистским режимом. Некоторые из них работали легально, большинство же под другими именами или тайно, имея своих сторонников среди правящего класса, в правительстве, армии и на флоте в тех странах, в которых они работали.

В плане «Барбаросса» в концентрированном виде отразилась абсолютизация опыта германского военного командования «молниеносных войн» против Польши и Франции, и полная уверенность в том, что война против СССР будет развиваться по такому же сценарию. План нападения на Советский Союз получил название «Барбаросса». Он был так назван в честь императора Священной Римской империи Фридриха I, прозванного «Красной бородой». В XII веке этот император участвовал в крестовом походе против мусульман, захвативших Святую землю. Как подчеркивала нацистская пропаганда, германская кампания против СССР имела похожий характер. Утверждалось, что Гитлер возглавит поход Третьего рейха против варварской большевистской империи, угрожающей европейской цивилизации. При этом нацистская печать никогда не сообщала читателям, что тот крестовый поход для Барбароссы закончился трагически[166]. Позабыли фашистские главари и предупреждение Мольтке-старшего: «Не смейте залезать в безбрежные просторы Восточной Европы, бойтесь силы сопротивления России».[167]

Чтобы скрыть подготовку к нападению на Советский Союз, штабы групп армий и армий все подготовительные работы проводили в прежних районах дислокации, и только в марте 1941 от этих штабов были высланы на восток рабочие группы с ограниченным составом. Они были размещены совместно с соответствующими штабами группы армий «В» и работали как бы в составе последних[168]. Переброску войск на восток планировалось осуществить постепенно, не увеличивая интенсивность железнодорожного движения, при этом вначале перебрасывались пехотные дивизии в районы западнее Кенигсберга, Варшавы, Тарнува. Подвижные соединения планировалось перевезти в самом конце стратегического сосредоточения войск Выдвижение войск к границе с СССР должно было произойти в последний момент и только в ночное время.

Сосредоточение огромного количества немецких войск для войны против СССР проводилось с большой осторожностью, и гитлеровцы совершали величайший в истории обманный маневр, пытаясь создать впечатление о готовившемся десанте в Англию, однако слухи о предстоящей войне с Советским Союзом быстро распространились среди немецкого населения и в армии. Бывший гитлеровский генерал Блюментрит писал о настроениях, царивших среди немецких офицеров весной 1941 года: «Среди офицеров чувствовалось какое-то беспокойство, неуверенность… Все карты и книги, касающиеся России, вскоре исчезли из книжных магазинов. Помню, на столе фельдмаршала Клюге в Варшаве всегда лежала кипа таких книг. Наполеоновская кампании 1812 года стала предметом особого изучения. С большим вниманием Клюге читал отчеты генерала Коленкура об этой кампании. В них раскрывались трудности ведения войны, и даже жизнь в России. Места боев Великой армии Наполеона были нанесены на наши карты. Мы знали, что вскоре пойдем по следам Наполеона.[169]

В первый период времени, примерно до апреля 1941 года, предписывалось по-прежнему поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно немецких намерений и выдвигать на первый план предстоящее вторжение в Англию, распространяя слухи о новых средствах нападения и транспорта, а переброску войск в Восточную Пруссию и Польшу в это время рекомендовалось объяснять как замену частей между Западом и Востоком, или, в конце концов, как обеспечение прикрытия тыла германских войск со стороны России при вторжении в Англию. На следующем этапе, когда подготовку к нападению на Советский Союз уже было невозможно скрыть, ее предписывалось представлять как маскировочный маневр для отвлечения внимания Англии от последних приготовлений к вторжению на Британские острова.[170]

Подготовка к войне велась с широким размахом. Все генералы вермахта, связавшие свою судьбу с Гитлером, исступленно и самоотверженно работали над разработкой плана «Барбаросса», и с немецкой настойчивостью и педантизмом готовили войска к войне с русскими, нося в душе заносчивое предубеждение, что в мире нет такой силы, которая могла бы им противостоять. 3 февраля в Берхтесгадене Гитлер заслушал подробный доклад Браухича и Паулюса о ходе концентрации германских войск на Востоке и, одобрив его, заявил «Когда начнется операция «Барбаросса», мир затаит дыхание и не сделает никаких комментариев».[171]

В другом выступлении Гитлер открыто заявил: «Если мы хотим создать нашу великую Германскую империю, мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов… Для выполнения этой цели я не поколеблюсь ни одной секунды принять на свою совесть смерть двух или трех миллионов немцев…»[172]

В период подготовки к операции «Барбаросса» среди нацистских функционеров появился термин «Vernichtungskrieg» – «война на уничтожение» – под которым подразумевалось полное уничтожение коммунистической организации в Советском Союзе и физическое истребление всех евреев, проживавших там. Согласно нацистской идеологии, Советский Союз представлял собой «жидо-большевистское государство», где коммунистический режим находился под полным контролем и влиянием евреев[173]. Другие документы более подробно раскрывают кровавые методы истребления и порабощения покоренных народов, к которым германские империалисты готовили армию и немецкий народ. 12 декабря 1940 г. Гиммлер приказал начать обучение полицейских для службы в колониях Оккупированные страны, в первую очередь Польша, уже были использованы в качестве опытного поля для осуществления этой колониальной политики в Европе. Но если зимой 1940/41 г. гитлеровцы еще не решались открыто назвать колониями эти новые территории, то спустя полгода Геринг писал, что «все вновь оккупированные территории на востоке будут эксплуатироваться как колонии и при помощи колониальных методов». Еще более цинично эти цели германского империализма были сформулированы в известной «Памятке» солдатам вермахта, которой они должны были руководствоваться в войне против Советского Союза и других стран. «Ни одна мировая сила, – говорилось в ней, – не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германия – абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты, германец, как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути… Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир».[174]

Большая роль в осуществлении кровавых преступлений против человечества принадлежала министерству внутренних дел фашистской Германии, возглавлявшемуся Фриком. Именно это министерство, тесно сотрудничавшее с СС, руководило созданием концентрационных лагерей, направляло террористическую деятельность гестапо, подготавливало и проводило в жизнь самые жестокие акции фашистского режима. Именно Фрик и Гиммлер летом 1940 года подготовили и издали чудовищный закон об уничтожении душевнобольных и престарелых. После издания этого закона производилось систематическое умерщвление бесполезных для германской военной машины людей: душевнобольных, калек, престарелых и иностранных рабочих, которые не могли больше работать. Для осуществления этой акции было создано так называемое «Имперское общество лечебных и попечительских заведений». Одновременно в различных частях Германии были подготовлены для массового уничтожения людей лечебницы, попечительские заведения, которые получили наименование «заведений эвтаназии» (легкой смерти). В них были смонтированы газовые установки и печи для сжигания трупов. Эти газовые камеры имели внешний вид ванных или душевых. Под такие «заведения эвтаназии» были переоборудованы лечебницы в Гартгейме, близ Линца, в Зоннейштейне, близ Пармы, в Графенеке, в Вюртемберге, в Бранденбурге и Хадамаре. После умерщвления «бесполезных едоков» в душегубках, их родственникам сообщалось, что они умерли естественной смертью. В этих лечебницах и домах призрения было убито только в 1940—1941 гг. 275 тысяч немцев и иностранных рабочих[175]. Наиболее потрясающим примером подобного рода убийств является знаменитое Хадамарское дело. 13 августа 1941 года епископ города Лимбурга написал имперскому министру юстиции о том, что «примерно в восьми километрах от Лимбурга, в маленьком городке Хадамаре, на холме, который расположен выше города, имеется учреждение, которое прежде использовалось для различных целей, а в последнее время оно используется как лечебница. Это учреждение было отремонтировано и оборудовано как место, в котором, по единодушному мнению, примерно с февраля 1941 г., систематически совершается «лишение жизни людей с целью милосердия». И далее: «Несколько раз в неделю в Хадамар прибывают автобусы, на которых привозят эти жертвы в большом количестве. Школьники, которые живут поблизости, уже знают эти автомашины и говорят: «Снова едет этот автомобиль смерти». После прибытия этих автомобилей, граждане Хадамара видят дым, который поднимается из трубы, и в зависимости от направления ветра до них доносится ужасный смрад.[176]

Гитлеровская пропаганда прибегала к запугиванию населения страны и пыталась убедить немецкий народ, что единственным выходом для него является победоносная война и что в случае поражения Германию ждет новый Версаль. «Эта растленная гитлеровская демагогия, а также успехи фашистских армий в начальный период войны и коррумпирование большей части населения страны за счет ограбления других народов, позволяли гитлеровскому режиму все крепче привязывать немецкий народ к фашистской военной колеснице вопреки его коренным интересам»[177]. Усиливалась роль полиции и террористического аппарата гитлеровской диктатуры как внутри Германии, так и в оккупированных государствах. Увеличивались войска СС, и их количество было доведено до 35 дивизий. Гестапо стало спешно сколачивать из числа уголовных элементов различные «украинские», «русские», и «прибалтийские» фашистские легионы, которые проходили военную подготовку и предназначались для проведения карательных мероприятий на оккупированных территориях.

Авторы плана «Барбаросса» определили задачи группам армий «Север», «Центр» и «Юг» на глубину одной стратегической операции до рубежа Днепр – Западная Двина. Группа армий «Центр» должна была наступать «особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее и раздробить силы советских войск в Белоруссии». Затем ей предписывалось передать часть подвижных войск группе армий «Север» для полного уничтожения советских войск в Прибалтике и захвата Ленинграда. Только после проведения этих операций группа армий «Центр» должна была возобновить наступление на Москву. Раздельное ведение наступления двумя группами армий на Ленинград и Москву разрешалось только в случае «неожиданно быстрого развала русской силы сопротивления». Перед группой армий «Юг» была поставлена задача «посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, полностью уничтожить находящиеся на Украине русские войска западнее Днепра».[178]

В качестве общей стратегической цели войны в плане «Барбаросса» значилось: «Победить Советскую Россию в результате быстрой кампании». Ближайшей целью ставилось: глубоко выброшенными вперед «танковыми клиньями» уничтожить всю массу советских войск, находящихся в западной приграничной полосе Советского Союза, не допустив отхода ее боеспособных соединений в глубь страны, при этом захватить все советские военно-морские базы на Балтийском море, включая Ленинград и Кронштадт, и тем самым лишить советский флот на Балтике возможности продолжать борьбу[179]. Исключительное значение придавалось захвату Москвы, что, по мнению немцев, должно было положить конец войне на Восточном фронте. Конечной целью операции по плану «Барбаросса» являлось стремительное продвижение немецких войск на линию: Архангельск – Горький – р. Волга, чтобы иметь возможность, если это будет необходимо, уничтожить воздушными силами «последний индустриальный район русских в Уральских горах».

В директиве подчеркивалось важное значение для победоносного завершения Восточного похода быстрейшего захвата Москвы и Донецкого бассейна. Однако вопрос о взаимодействии групп армий «Центр» и «Юг» при развитии наступления от Днепра не рассматривался. Авторы директивы самонадеянно полагали, что последующие действия немецких войск будут носить характер «преследования» остатков разгромленного противника и им без особого труда удастся выйти на линию Волги, где они создадут «заградительный барьер против Азиатской России».

Таким образом, основная стратегическая цель немецкого военного плана – уничтожение одним ударом военной мощи Советского государства – цель, навеянная шлиффеновской дефективной теорией о возможности осуществления «Канн» стратегического масштаба, была нереальной. Помимо невозможности вообще поймать в гигантский «котел» многомиллионную армию, само соотношение сил, говорило о вздорности такого замысла. А какие еще стратегические преимущества надеялись получить главари вермахта по сравнению с Красной Армией?

Стало известно, что ставка делалась на временные факторы и на авантюризм в стратегических методах. Вероломство и внезапность нападения расценивались Гитлером и Генштабом как решающий стратегический фактор для победы в войне. Внезапность удара, по мнению немцев, должна была обеспечить полный срыв мобилизации вооруженных сил в Советском Союзе, что могло привести к невозможности создания стратегического фронта. Именно внезапность первых ударов в сочетании с их силой, по мнению немецко-фашистских руководителей, должны были обеспечить широкий размах и высокие темпы последующего почти беспрепятственного продвижения немецких войск в глубь советской территории.

Верховное командование и Генеральный штаб придавали исключительное значение скрытности проведения всех подготовительных мероприятий, имеющих хоть какое-то отношение к готовящейся войне на Востоке. Во всех документах эта мысль проведена отчетливо. «Из-за огласки наших приготовлений, – указывалось в плане «Барбаросса», – могут возникнуть тяжелейшие политические и военные последствия»[180]. Сам Гитлер на всех совещаниях неоднократно повторял, что концентрация германских сил для операции «Барбаросса» должна маскироваться подготовкой нападения на Англию, а также проведением операции «Марита» по захвату Югославии и Греции.

Стратегические планы Гитлера строились на политических и военно-экономических соображениях, без опоры на которые нельзя начинать войну. Это был в первую очередь захват Ленинграда, который он рассматривал как колыбель большевизма и который должен был принести ему устойчивую связь с финнами, и господство над Прибалтикой. Одновременно должна была вестись операция по овладению источниками сырья на Украине и угольными ресурсами Донбасса, а затем нефтяными промыслами Кавказа.

Готовясь к нападению на Советский Союз, фашистская Германия была более чем когда-либо обеспечена топливными и сырьевыми ресурсами. Добыча угля в Германии вместе с подвластными ей странами достигала 400—410 млн. т. Это в два с лишним раза превышало добычу угля в Германии накануне Первой мировой войны, и было равно производству угля в США в 1939 году (401,9 млн. т). Развязав войну, фашистская Германия захватила и подчинила себе людские и материальные ресурсы почти всей Европы. Страны, входившие в гитлеровскую коалицию и оккупированные Германией, в общей сложности насчитывали до 290 млн. человек населения[181]. По обеспеченностью нефтью Германия также оказалась в гораздо более благоприятном положении, чем в Первую мировую войну. Общее количество поставок нефти в Германию в предвоенные годы достигало 7—8 млн. т., что покрывало годовую потребность страны в жидком топливе. В начале Второй мировой войны запасы нефти в Германии равнялись 6—7 млн. т, а после изъятия нефти из оккупированных стран, они выросли до 10—11 млн. т.

Сталелитейная промышленность, которой располагала гитлеровская Германия, давала 42—44 млн. τ в год, а это было всего на одну треть меньше производства сталелитейной промышленности США и в 3—3,5 раза больше той мощности, с какой Германия вступала в Первую мировую войну. Гитлеровской Германии удалось создать и значительные запасы важнейших стратегических материалов, необходимых для ведения войны: алюминия, магния, цинка, марганца, каучука. Одним из важнейших элементов экономического потенциала является производственная мощность всей промышленности. К началу Второй мировой войны промышленность собственно Германии давала 11—12 процентов мировой промышленной продукции, а вместе с оккупационными странами —18—20 процентов.[182]

Но при ведении большой войны немецкая индустрия в высокой степени зависела от импорта. Так, за счет импорта покрывалось 99% потребности бокситов, 95% никеля, 90% олова, 80% каустика, 70% меди, 50% свинца, 45% железа и 26% цинка. Поэтому в одной из своих речей Гитлер говорил, что «единственный выход… лежит в приобретении достаточно большого жизненного пространства. Для решения германского вопроса может только путь насилия»[183]. 22 августа 1939 года, выступая перед высшим командным составом, Гитлер еще раз указал на необходимость завоеваний: «Наше экономическое положение является настолько тяжелым, что мы еще можем продержаться лишь несколько лет… Нам ничего не остается другого, мы должны действовать».[184]

Экономические цели в войне оставались главными. «Надо завоевать то, в чем мы нуждаемся и чего у нас нет. Нашей целью должно быть – завоевание всех областей, имеющих для нас особый военно-экономический интерес». Именно так Гитлер обрисовал министру вооружений Ф. Тодту политику фашистской Германии в предстоящей войне. Геринг смотрел еще дальше «Если Германия выиграет войну, то она станет величайшей державой в мире, она будет господствовать на мировых рынках. Германия обогатится. Ради этой цели стоит рисковать».[185]

Нещадной эксплуатации были подвергнуты экономика и промышленность оккупированных фашистской Германией стран. Захватив Австрию, германские монополии присвоили себе до 60% ее промышленности. После оккупации Чехословакии германские монополии захватили контроль над экономикой страны, поставив ее на службу германскому милитаризму. Для фашистской Германии большой интерес представляла ее металлургическая и военная промышленность. По производству стали в 1937 году (2 314 тыс. тонн) Чехословакия относилась к важнейшим производителям металла в Европе[186]. Продукция военной промышленности Чехословакии была хорошо известна за пределами страны. Ее военные заводы являлись самыми лучшими в Европе. Только производственная мощность авиационной промышленности достигала 1500 самолетов в год. В целом военная промышленность Чехословакии была рассчитана на снабжение армии в 40—45 дивизий, общей численностью до 1,5 млн. человек В руки германских милитаристов попало целиком все вооружение и запасы 30 чехословацких дивизий, в том числе материальная часть трех бронетанковых дивизий, оснащенных по тому времени наиболее совершенными танками.

После оккупации Польши немецкие концерны захватили 294 крупных, 9 тысяч средних и 76 тысяч мелких польских промышленных предприятий, а также 9120 крупных и 112 тысяч мелких торговых фирм[187]. В оккупированных европейских странах гитлеровские войска захватили в 1940 году в качестве трофеев большое количество разнообразной техники: почти все вооружение 6 норвежских, 10 голландских, 22 бельгийских, 12 английских и 92 французских дивизий. В одной только Франции агрессоры захватили 3 тысячи самолетов и 4 930 танков (включая и транспортеры для боеприпасов)[188]. За счет французских автомашин германское командование к моменту нападения на Советский Союз, обеспечило автотранспортом 88 пехотных дивизий, 3 моторизованных и одну танковую дивизию[189]. Германскими железными дорогами было конфисковано 4 260 голландских, бельгийских и французских локомотивов и 140 тысяч товарных вагонов.[190]

Золотой фонд и все казначейские и ценные бумаги оккупированых стран были обращены на пользу Германии, а в Дании, Голландии, Норвегии, Бельгии и Франции был налажен выпуск бумажных денег, подконтрольныхрейху и одновременно были наложены большие контрибуции. За один год оккупации, с 25 июня 1940 года по 25 июня 1941 года только одни оккупационные платежи Франции немецким оккупантам составили сумму в 70—75 млн. немецких марок, или в пересчете на франки 14 150 млн. французских франков. Эта сумма в 1,7 раза превышала сумму репараций, уплаченную Германией Франции более чем за пятилетний период (с 2 сентября 1924 по 17 мая 1930 года). Общая сумма средств, полученных фашистской Германией в 1940 году под видом возмещения оккупационных расходов, квартирных и транспортных средств с Франции, Голландии, Бельгии, Дании, Норвегии, Польского генерал-губернаторства, протекторатов Чехии и Моравии, Греции, Сербии и Хорватии, составило 9486 млн. немецких марок.[191]

В 1941 году сумма средств, полученных с оккупированных стран, стала возрастать, и, кроме того, все союзные государства Третьего рейха под видом помощи – так называемого «вклада для борьбы с Советской Россией» – перечисляли фашистской Германии крупные денежные средства. Италия, Финляндия, Румыния, Венгрия и Болгария предоставили в 1941 году для немецкой армии средств на сумму 230 млн. германских марок Таким образом, общая сумма средств, полученная Германией с оккупированных ею стран и союзных государств в 1940 и 1941 годах составила 22 905 млн. германских марок Все эти средства были затрачены на финансирование подготовки войны с Советским Союзом. На гитлеровскую Германию работала военная промышленность Швеции, Португалии, Испании и Турции. Так, союз владельцев верфей Швеции дал обязательство построить для Германии в течение 1941 – 194 2 годов новых судов общим водоизмещение 114 400 тонн.[192]

Гитлеровцы заготовили огромные запасы вооружений, и им казалось, что в мире нет такой силы, которая может противостоять их могуществу и их устремлению к мировому господству. В большой тревоге за свое будущее жили народы Великобритании и США, а их правительства с напряженным вниманием следили за нарастанием угрозы новой большой войны, отказываясь от военного союза с Советским государством и со страхом думая о том, что может их ожидать, если Гитлер одержит победу над русскими. Ведь фашистская Германия задолго до войны перевела свою экономику на венное производство, скрытно провела мобилизацию, и задолго до нападения сосредоточила свои войска вблизи границы СССР, и развернула их в соответствии со стратегическим и оперативным построением. Вера в «молниеносную» победу над Красной Армией была настолько твердой, что нацистское руководство отбрасывает всякие колебания в отношении войны против Советского Союза. Несомненно, в результате успехов на Западе, немецко-фашистские вооруженные силы приобрели боевой опыт и стали намного сильнее. Значительно усилились экономический и военный потенциалы Германии в целом, она могла поставить себе на службе экономику почти всей Европы и в качестве рабочей силы использовать миллионы иностранных рабочих. В результате против Советского Союза, лицом к лицу встал коварный, беспринципный и очень сильный враг, руки которого после побед на Западе были полностью развязаны. Мало того, это был враг, встречавший тайную поддержку во влиятельных кругах формально воевавшей с ним Англии и не вступавших еще в войну США, где были сильны прогерманские позиции в правящем классе. Бурная вспышка шовинизма в Германии под влиянием легких побед давала уверенность гитлеровцам в том, что немцы охотно пойдут на войну против СССР. Все это вскружило прусской военщине голову настолько, что все частные возражения против немедленной войны на Востоке были окончательно отброшены. У всех прусских генералов, стоявших во главе вермахта, сохранилось пренебрежительное отношение к боеспособности русской армии, заложенное в них еще со времен Первой мировой войны, участником которой все они были, и такое мнение у них с годами никак не поменялось. «Все мы жили под гипнозом, что Россия осталась такой же слабой, какой она была до 1917 года, а может быть, стала еще слабее», – вспоминали генералы, плененные советскими войсками под Сталинградом. Никто из высшего руководства нацистской Германии не захотел глубоко вникнуть в политико-экономические преобразования, проводившиеся в Советском Союзе, в то время как они коренным образом изменили весь облик страны. Из отсталой страны, какой являлась царская Россия в правление Николая II, советское государство за очень короткий исторический срок превратилось в могучую индустриальную державу, которой под силу было выпускать самое современное для того времени вооружение, и которая имела все необходимые предпосылки для их массового производства. Власть и народ молодого советского государства успешно созидали великие промышленные стройки, росла экономическая и военная мощь страны, а все население страны, особенно молодое, гордилось своим участием в индустриализации, одновременно преобразовывавшей уклад страны и открывавшей им большие перспективы в будущем. Германским руководством совсем не была осмыслен и тот факт, что новый общественный строй явил и такой феномен, как советский человек, обладающий высокими нравственными качествами и занимающий ответственную гражданскую позицию в деле защите тех ценностей, которые принесла советская власть. А этих ценностей было очень много: равенство всех перед законом, и социальное равенство в обществе, которое достигалось простыми человеческими устремлениями – трудом и знаниями – доступным для всех и поощряемое властью и всеми общественными структурами. Образование было не просто бесплатное – оно было обязательным для всей молодежи и при равенстве прав и возможностей, первенство всегда отдавалось тому, кто стремился глубже овладеть знаниями. Бесплатная медицина, практически бесплатный отдых в профсоюзных и молодежных здравницах и копеечная оплата за проезд в общественном транспорте делали жителей Советской страны горячими приверженцами социализма, у которого было притягательное человеческое лицо. Молодежь Советского Союза гордилась своей страной, и готова была ее защищать, что и проявилось в годы войны.

В Советском Союзе очень умело велась пропаганда достижений социалистического строя, а так как во всех структурах партийной и советской власти, образовании и искусстве было много евреев, всегда отличавшихся мастерством в пропаганде передовых идей, то масштабы этой работы были впечатляющими. Молодые люди Советской страны при нападении фашистской Германии проявили такой патриотизм и такую жертвенность в защите социалистических идей, что это не могло остаться незамеченным врагом. В первых донесениях командующих групп армий и в дневниковых записях начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии генерала Гальдера отмечалась необычная самоотверженность советских солдат при исполнении своего воинского долга и сквозила тревога за исход каждого боя.

В плане «Барбаросса» был сконцентрирован весь опыт Генерального штаба Германии за время его существования. В нем наиболее выпукло выражена авантюристическая сущность германской стратегической мысли. Гитлер и германское военное руководство были твердо уверены в возможности молниеносного разгрома вооруженных сил Советского Союза: они были убеждены, что поражение войск Красной Армии, расположенных в Прибалтике, Белоруссии и на Украине, обязательно приведет к быстрому выигрышу всей войны. Все операции на востоке немцы рассчитывали закончить до наступления зимы. Именно эту насквозь авантюрную цель и поставили перед вермахтом его руководители Кейтель и Браухич, планируя полное уничтожение кадровых вооруженных сил СССР к западу от Днепра и в Прибалтике и оккупацию нашей страны вплоть до линии Архангельск – Волга – Каспий в течение 1,5—2 месяцев.

На совещании в ставке Гитлера 3 февраля 1941 года по плану «Барбаросса», Гальдер и Кейтель, при оценке возможного соотношения фашистских и советских военных сил, сделали вывод, что общее количественное превосходство в живой силе и технике будет на стороне СССР, но качественное превосходство, по их расчетам, будет в пользу германской армии. Согласно сведениям германской разведки, в начале 1941 года в составе Вооруженных Сил СССР имелось 12—14 тыс. боевых самолетов, 10 тыс. танков (без учебных), 180 соединений масштаба дивизии. К середине июня 1941 года число расчетных дивизий в СССР, по немецким данным, достигли 240, 195 из которых располагались в западных районах страны и с началом войны могли быть использованы против войск Германии и их сателлитов. Командование вермахта учитывало опыт всех своих предшествующих кампаний во Второй мировой войне. К примеру, успех в военных действиях против англо-французской коалиции в мае-июне 1940 года был достигнут в результате качественного превосходства немецких войск над противником, ведь по количеству войск и вооружений западные союзники не уступали Германии, а кое в чем даже превосходили. В Восточном походе планировалось достичь более высокой степени качественного превосходства немецко-фашистских войск и одновременно увеличить их численность.

Достижению качественного превосходства над Красной Армией, имевшей больше самолетов, чем вермахт, могли послужить, по мнению немецкого командования, более совершенная материальная часть ВВС Германии, насыщение войск зенитными средствами и налаживание тесного взаимодействия между авиацией и сухопутными войсками. К началу 1941 года был увеличен выпуск самолетов, хорошо зарекомендовавших себя в ходе Западной кампании, осуществлена их модификация. Большое внимание уделялось подготовке ВВС к нанесению ударов по советским аэродромам, для чего были расширены возможности ведения воздушной разведки. Из 3664 боевых самолетов, выделенных германским командованием для обеспечения операции «Барбаросса», 623 (т. е. 17 проц. общего числа) были разведывательными[193]. Этот показатель в несколько раз превышал аналогичный, характеризующий советские ВВС.

Невольно возникает вопрос сумело ли военное руководство СССР правильно оценить особенности подготовки вермахта к войне с советскими вооруженными силами? Развитие событий в начальный период Великой Отечественной войны показывает, что в Наркомате обороны эта проблема не обсуждалась и там, в основном, занимались подсчетом количества дивизий, других средств вооруженной борьбы немцев, но не анализом их качественного превосходства над советскими дивизиями.

Сделав упор на качественное совершенствование своих вооруженных сил, германское военно-политическое руководство сумело использовать все имевшиеся перед войной в его распоряжении ресурсы и время более эффективно, чем советское. Руководство СССР, несмотря на то, что с ноября 1940 года неизбежность войны с Германией стала вполне очевидной, продолжало проводить прежний курс на увеличение численности вооруженных сил, количества оружия и военной техники. Даже в феврале 1941 года правительство СССР, по предложению начальника Генерального штаба Красной Армии Г. Жукова, приняло план расширения сухопутных войск еще почти на сто дивизий, хотя более целесообразно в той обстановке было бы доукомплектовать, перевести на штаты военного времени имевшиеся двести с лишним дивизий и повысить их боеспособность.

Общее количество вооруженных сил рейха с мая 1940 по июнь 1941 года возросло на одну треть и составило 7 млн. 254 тыс. При этом численность сухопутных войск увеличилась до 5 млн. 170 тыс. человек, ВВС – до 1 млн. 680 тыс., ВМС – до 404 тыс. В сухопутных войсках, в действующей армии насчитывалось 3 млн. 800 тыс. человек, в армии резерва – 1 млн. 200 тыс., в войсках СС – 150 тыс., в иностранных формированиях – 20 тыс. человек[194]. Стремясь увеличить количество живой силы вермахта, немецко-фашистское руководство не считало, однако, это главным в подготовке войны против СССР. Основная ставка делалась на качественное совершенствование вооруженных сил.

Исключительно важное значение для этого имело формирование в период с августа 1940 года по январь 1941-го 23 новых дивизий, которые немецкое командование относило к подвижным и предназначало для создания танковых клиньев, призванных обеспечить высокие темпы наступления во время продвижения войск вермахта по советской территории. Было сформировано 11 танковых, 8 моторизованных и 4 легких пехотных дивизий. В результате к июню 1941 года общее количество танковых дивизий в вермахте, по сравнению с маем 1940 года, возросло в 2,1 раза (с 10 до 21 дивизии), моторизованных (с учетом дивизий СС) – в 2,7 раза (с 6,5 до 17,5 расчетной дивизии). Доля танковых и моторизованных соединений в действующей армии увеличилась за тот же период с 10,5 до 18 процентов.[195]

Для нанесения сокрушительного первоначального удара немецко-фашистское командование выделило до 90 процентов имевшихся у него военных сил. На северном участке фронта немцы готовили к наступлению три танковые дивизии (более 600 танков), в центре, где сосредотачивалась наиболее мощная группировка гитлеровской Германии, удар должны были наносить девять танковых дивизий – около 1500 танков, в южном секторе советско-германского фронта – пять танковых дивизий – 600 танков. Помимо танковых дивизий в состав четырех танковых групп входило 14 моторизованных дивизий.[196]

В своем резерве гитлеровское командование оставило 24 дивизии, которые предназначались для развития наступления после достижений целей начальных операций. Этих сил было явно недостаточно для успеха в большой кампании, но Гитлер и его военные советники войну с СССР представляли такой, какой видели ее в Польше и во Франции, и других вариантов они просто не рассматривали. Одновременно велась работа по оболваниванию солдатских масс вермахта, которым внушали мысли о легкой победе в Восточной кампании, о приобретении для них новых земель, о счастливом будущем и великой Германии. Офицерам и солдатам вермахта в будущей войне и при оккупации новых земель предоставлялось право на месте решать судьбу побежденных. Им обещали безнаказанность при совершении жестокостей с местным населением, и это им заявил их фюрер: «Немецкие солдаты, виновные в нарушениях международных правовых норм… будут прощены» – высказывание, которое широко распространялось в средствах массовой информации и среди солдат вермахта[197]. С армии была снята всякая ответственность за все зверства, которые они совершали во время войны.

Особенно выделялся жестокостью начальник штаба верховного главнокомандования (ОКБ) генерал-фельдмаршал В. Кейтель. В период подготовки бандитского нападения на Советский Союз и в годы самой войны Кейтель был вдохновителем и автором многих чудовищных документов. В марте 1941 года он принимал участие в совещании «Об особом обращении с советскими военнопленными», где разрабатывались методы массового истребления советских людей. 13 мая 1941 года он издал распоряжение «О военной подсудности в районе «Барбаросса»», которое провозглашало безнаказанность военных преступников. Немецким офицерам предоставлялось право расстреливать советских граждан без всякого суда[198]. В мае Кейтель подписал директиву о расстреле всех политработников Красной Армии. В распоряжении от 16 сентября 1941 года сей мастер разбоя требовал «иметь в виду, что человеческая жизнь… (советских граждан. – Авт.) ничего не стоит…» Приказ под зловещим названием «Мрак и туман» требовал истребления советских военнопленных. Тех военнопленных, кого, по решению немецких властей, оставляли в живых, по приказу Кейтеля должны были клеймить «с помощью раскаленного ланцета, смоченного китайской тушью».[199]

Уже в ходе войны гитлеровцы сочинили специальный устав, в котором излагались различные методы подавления партизанского движения советского народа и истребления мирного населения. Это «Боевое наставление о борьбе с партизанским движением на Востоке» написал генерал Йодль, а подписал его Кейтель. В нем говорилось: «Каждый командир отряда несет персональную ответственность за то, чтобы все пойманные в результате боя партизаны и гражданские лица (включая и женщин) были расстреляны или, лучше, повешены»[200]. Статья 86 этого наставления предусматривала «коллективные меры наказания… против сел, в которых партизаны находят различного рода поддержку… даже уничтожения села».

В Берлине исключали всякую возможность нанесения Красной Армией превентивного удара по сосредотачиваемым германским войскам в Восточной Пруссии, Польше, Румынии и Финляндии. Изучив характер Сталина и политику, проводимую его правительством, Гитлер и генералы Генштаба, исключали всякую возможность его осуществления. Даже там, где проходила спорная территория, Генштаб приходил к несостоятельности таких взглядов, иногда проскальзывающих среди руководящего состава вермахта.

Кейтель и Браухич рассчитывали громить советские силы по частям, и, смело используя результаты внезапного нападения на неподготовленную Красную Армию, прорваться в кратчайший срок к жизненно важным центрам страны, питающим войну к Ленинграду, Москве, Харькову и Донбассу. Немцы были уверены, что внезапность удара, как и во время западных кампаний, вызовет в Советской стране растерянность, панику, чувство беспомощности, а дальше все последует так, как это было в Польше и Франции, и Советский Союз развалится, как карточный домик.

Все эти беспочвенные расчеты, как известно, с треском провалились. Внезапность удара поставила советские войска прикрытия в исключительно тяжелое положение, но решающего успеха гитлеровскому командованию не принесла и через 3—4 месяца после начала войны утратила свое значение.

Логическим следствием переоценки германской военщиной значения внезапности явилось безоговорочное принятие ошибочной стратегической концепции о необходимости безостановочного наступления «танковыми клиньями». Так, если в 1939 году глубина вторжения «танковых клиньев» в Польше была рассчитана на 200—250 км, и 350 км в 1940 году на Западе, то по плану «Барбаросса» – на 500—550 км; отсюда проистекали и планы среднего темпа наступления, который в польской кампании был равен 20 км, а в войне против СССР планировалось довести его до 30—35 км в сутки. Считалось, что путем такого безостановочного движения вперед, даже если в тылу остаются не разгромленные советские армии, можно достигнуть того, что элемент внезапности постоянно будет давать все больший и больший эффект. При этом совсем не учитывалась протяженность территории Советского Союза, на преодоление которой требовалось время, новая техника, выносливость солдат и зимняя форма одежды для армии. Немецкие генералы, если бы они заглянули в историю походов Александра Македонского в Индию и Наполеона в Испанию и Россию, могли бы найти там указание на то, что в пространстве территории нередко заключена такая сила, что она становится сильнее армии, пытающейся ею овладеть. Так случилось и с гитлеровской армией: силы ее танковых моторов хватило до Ленинграда и Смоленска, а чтобы двигаться дальше – нужно было менять двигатели, или поставлять новые танки, к чему германская промышленность не была готова, а сила пехотных дивизий была утрачена наполовину.

Расчет на сокрушительность и решающее значение первого удара привел гитлеровское руководство к ошибочной идее, глубоко противоречащей всему развитию военного искусства, – к линейности стратегического развертывания сил и к отказу от стратегических резервов. Это был возврат к стратегическим идеям Шлиффена и Мольтке, к идеям пеших армий прошлого века, к идеям, потерпевшим свое крушение уже в 1914 году. За Днепром, в связи с расширением советско-германского фронта, оперативная плотность фашистской армии, естественно, оказалась еще меньшей, и фронт получил прерывистый характер. Но это обстоятельство не вызвало никакой тревоги у немецких генералов, поскольку, вопреки здравому смыслу, фашистский Генеральный штаб исходил из порочной идеи о «прогрессивно затухающем сопротивлении противника» по мере продвижения немецкой армии вперед.

То, что Гитлер и его прусская военщина встали на путь линейности в стратегии, на путь ведения большой войны без стратегических резервов, было крайне рискованным и опасным шагом. Как верные последователи учения Клаузевица, отрицавшего значение стратегических резервов, они механически перенесли этот принцип военных действий первой половины XIX века в совершенно другие условия – войны машинного периода, когда значение стратегических резервов необычайно возросло. В отрицании значения стратегических резервов заключался один из главных элементов авантюризма немецко-фашистской агрессии.

Замысел немецкого командования – нанесение двух скрещивающихся ударов в Белоруссии и двух глубоких ударов в Прибалтике и на Украине преследовал явно непосильную цель – одновременного окружения сил четырех советских группировок войск белорусской, прибалтийской, украинской и бессарабской. Такое распыление сил немецкой армии свидетельствовало о явно неразрешимой задаче – одним ударом покончить с Красной Армией и выиграть войну. Это также свидетельствовало о разбойничьем намерении Гитлера сразу захватить нетронутые войной обширные промышленные и сельскохозяйственные районы западных областей, центра и юга страны. Эти стратегические цели по своему масштабу и глубине не соответствовали имевшимся у немцев возможностям.

Уже через месяц после начала войны стало ясно, насколько авантюристичны были все беспочвенно оптимистические оперативные и стратегические расчеты гитлеровского командования. При линейных формах развертывания своих сил и низкой оперативной плотности фронтов, при все возраставшей силе сопротивления советских войск, осуществить непрерывное и стремительное наступление на большую глубину немцы были не в состоянии.

Перед началом русской кампании немцы изменили организацию танковых дивизий, сократив в них число танков и увеличив количество действующей вместе с ними моторизованной пехоты. Это было сделано отчасти для того, чтобы заставить советское командование поверить, что у Германии гораздо больше танковых дивизий, чем было на самом деле, а также из-за неспособности военной промышленности восполнить танковые потери, понесенные вермахтом в войнах с Францией и Англией, и при оккупации Греции и Югославии. В 1939 году в большинстве немецких танковых дивизий было в среднем по 324 танка, к лету 1941 года – по 194 танка.

Германское руководство считало, что у него достаточно сил для быстрого разгрома Красной Армии. Поэтому оно не планировало участие в осуществлении операции «Барбаросса» своих главных союзников – Италии и Японии. Им отводилась роль сковывающей силы по отношению к Англии и США на Средиземноморском и Тихоокеанском театрах военных действий с тем, чтобы обеспечить тыл и фланги Германии во время «молниеносной» кампании против СССР. В директиве о «Сотрудничестве с Японией», подписанной 4 марта 1941 года, указывалось, что «не следует сообщать никаких сведений об операции «Барбаросса», а добиваться от Японии скорейшего вступления в войну с Англией»[201]. Гитлер не хотел допускать Италию и Японию к «дележу русского пирога» и уже с начала 1941 года намечал использовать своих союзников для расширения германской агрессии против Великобритании и США

К нападению на Советский Союз готовились вооруженные силы Румынии, Венгрии и Финляндии, которые имели под своим ружьем до 1 400 000 человек, а их мобилизационные возможности достигали около 3 млн. человек[202]. Позже, для борьбы с советскими вооруженными силами были направлены войска и отдельные дивизии из стран Италии, Испании, Франции, Словакии, Чехии, Польши, Словении, Хорватии, Дании, Голландии, Норвегии и Бельгии и их общая численность превышала два миллиона человек

Вся Европа была под пятой Гитлера. Одни государства были оккупированы, другие стали его сателлитами, третьи – к числу которых относились Испания, Португалия, Швейцария и Швеция – объявили о своем нейтралитете, но продолжали активно сотрудничать с германскими властями в политической и экономической областях, ни в чем не противясь гитлеровским притязаниям на роль лидера на европейском континенте. Только две страны – Англия и СССР – являлись препятствием для полного господства Гитлера в Европе, с завоеванием которого он намеревался взяться за осуществление плана на мировое господство. С Советским Союзом Гитлер не собирался искать примирения, хорошо зная, что Сталин никогда не поступится политическими и идейными принципами. Там же, на Востоке, лежало то «жизненное пространство», завоевание которого было целью всей политики Гитлера. Все было готово для войны с Советским Союзом: огромная армия, ожидавшая только его приказа, послушный и дисциплинированный немецкий народ, безоглядно веривший в «божественную миссию» своего фюрера на земле, и, наконец, победа над Грецией и Югославией завершила цепь великих побед и преобразований, которые он, Гитлер, готовил для всей Европы и мира. В Греции потерпели поражение и английские войска, для них это был второй Дюнкерк – все тяжелое вооружение английский экспедиционный корпус оставил на древней земле Эллады, и в Берлине посчитали, что теперь английское правительство будет более сговорчивым в деле заключения мирного соглашения с Германией. Немалое значение имел и тот факт, что англичане принадлежали к германской расе, с которой немцы были связаны кровными аристократическими узами, восходившие еще к временам древних викингов. В тот период среди правящего класса Англии, в ее королевских дворцах и правительственных коридорах существовало сильное желание примириться с Гитлером и дать ему возможность напасть на Советский Союз. Это снимало угрозу вторжения на острова немецких войск и вело весь европейский континент к большой войне, где победитель был неизвестен. Вся история Англии свидетельствовала, что чем яростнее были войны на Европейском континенте, тем меньше они затрагивали коренные интересы англичан. Влиятельная группировка герцога Гамильтона, одного из высокопоставленных придворных чинов Великобритании, открыто высказывалась в пользу заключения соглашения о мире с Германией. Ее-то и решил использовать Гитлер в своих интересах. Фюрер и его приближенные фанатично боялись открытия второго фронта на Западе. Его способна была открыть только Англия, и для устранения этой угрозы, за 40 дней до нападения фашистской Германии на Советский Союз, личным посланником Гитлера на английскую землю отправился третий по рангу государственный деятель Германии и личный друг фюрера Р. Гесс. Он был кадровым летчиком, и это способствовало тому, что именно он, тайно, на истребителе, совершил 11 мая перелет в Англию, чтобы передать британскому правительству личные предложения Гитлера о мире, или, на крайний случай, добиться согласия Лондона сохранять нейтралитет при нападении Германии на Советский Союз. Состоя в переписке с видными мюнхенцами, Гесс «исподволь подготовил свой тайный визит к самой реакционной группе английских политиков, надеясь, что они помогут убедить правительство в той или иной форме включиться в антисоветский поход».[203]

Что же побудило тогдашнее германское правительство сделать такое предложение Англии? На этот счет споров нет: это боязнь перед нападением на Советский Союз войны на два фронта. Гитлер все время «заигрывал с идеей урегулирования отношений с Англией, чтобы освободить себе руки для ведения на Востоке войны на одном фронте»[204]. У Гитлера были достаточно веские основания полагать, что его предложения могут быть приняты. В самом деле, разве не английское правительство на протяжении всех предвоенных лет всячески содействовало подготовке Германии к войне, полагая, что это будет война против СССР? Ведь именно такую войну Гитлер и собирался сейчас проводить. Разве не английское правительство вело тайные переговоры во время «странной» войны с различными нацистскими эмиссарами, нащупывая пути для мира с Германией? Разве не английское правительство во время Советско-финской войны прилагало невероятные усилия, чтобы «переключить» войну на СССР, и всячески выражало свою готовность принять вместе с Германией участие в антисоветском походе? И, наконец, разве не занимали в правительстве Черчилля весьма влиятельные посты в государстве те люди, которые организовали в свое время Мюнхен и жаждали содействовать Германии в разгроме Советского Союза?

Английские консерваторы знали, что немецко-фашистские войска уже изготовились для нападения на Советский Союз, и если Советская Россия будет так же быстро разгромлена, как и Франция, то что ждет Англию? Их мучил вопрос – сумеет ли устоять Британия в одиночку против объединенной Европы и побежденной России? А если будет захвачены Иран и Индия – где Англия будет черпать силы? Одновременно в Англии раздавались влиятельные голоса, призывавшие правительство оказывать Советскому Союзу материальную поддержку в войне с Германией, с тем, чтобы оба государства обескровили себя в этой борьбе, а затем навязать им свои условия. С такими заявлениями очень настойчиво выступал в английском парламенте министр авиационной промышленности Мур-Брабазон. Премьер не реагировал на заявления этого министра. Черчилль был более ловким политиком. В день нападения Германии на Советский Союз он выступил с заявлением британского правительства о поддержке Советского Союза в войне против нацистского рейха, однако, по существу, он проводил ту же политику, о которой заявлял Мур-Брабазон.

Гитлер, имевший в правительственных кругах Англии более ста агентов и множество влиятельных сторонников своей политики в правящем классе Британии, знал об этих тревожных раздумьях и колебаниях и надеялся вместе с ними разрешить тревожившую их проблему.

На это указывает и тот факт, что переговоры с Гессом переросли в переговоры между британским и германским правительствами. В середине мая в Дублин выезжал ответственный чиновник министерства иностранных дел Великобритании Айвон Кирпатрик, принимавший в свое время участие в известном Мюнхенском совещании. Через германскую миссию в Ирландии, он связывался с Берлином, уточняя детали соглашения с германским министерством иностранных дел, основное содержание которого сводилось к тому, что после нападения Германии на Советский Союз «правительство Великобритании в течение двух лет будет воздерживаться от открытия второго фронта в Европе».[205]

В Европе уже шла большая война, а с нападением фашистской Германии на Советский Союз, и Японии на США, она переросла в мировую войну. События весны 1941 года были так быстротечны и многолики, что полет Гесса в Англию был мало кем замечен. Но, заполучив его в свои руки, и упрятав Гесса в одном из пригородных лондонских поместий, английское правительство, надежно скрыло от мировой общественности и от своего народа подписанное правительством Черчилля соглашение, что «Великобритания не будет открывать второй фронт в Европе, если Германия начнет войну с Советским Союзом», дав, таким образом, согласие на эту агрессию».[206]

За несколько месяцев до полета Гесса и после него воздушная война над островами Альбиона была прекращена, и английское правительство сумело использовать это время для увеличения выпуска боевых самолетов, подготовки новых отрядов летчиков и укрепления обороны страны. Насколько спала в то время угроза вторжения немцев на Великобританию, настолько она увеличилась по отношению к СССР. Сейчас известно одно: после полета Гесса и его переговоров с английским правительством нападение Германии на Советский Союз не было ни отменено, ни задержано. Это ставит перед исследователями новый вопрос: рискнул ли бы Гитлер начать войну против СССР, зная, что Англия будет угрожать ему с тыла, и что Германии предстоит война на два фронта? Гитлер и высший генералитет вермахта, являвшиеся участниками Первой мировой войны, никогда не пошли бы на такой шаг, не получив твердых и официальных заверений правительства Черчилля о нейтралитете Англии в течение двух лет, вполне приемлемого срока, за который они собирались покончить с Советским Союзом.

Москва видела нарастание угрозы войны и что она подошла к ее порогу. Советское правительство строило разные догадки о цели полета Гесса на Британские острова, но нельзя было не заметить, что в английской прессе после этого была прекращена антигерманская пропаганда, а в небе над английскими городами перестали появляться самолеты люфтваффе. По всему чувствовалось, что между немцами и англичанами достигнута некая тайная договоренность о прекращении между ними боевых действий на море и в воздухе. Тень Семилетней войны, когда Пруссия и Великобритания объединились в войне против всей Европы, блуждала по коридорам Кремля в Москве. Трудно было предугадать, к какому берегу пристанут США – с Англией у них было много общих интересов в политике и экономике; с другой стороны, американский капитал способствовал возрождению военной и экономической мощи Германии, и было неизвестно, куда он качнется. Это было самое опасное время для Советского Союза, и Сталин стал переводить страну на военный режим работы, опасаясь угрозы войны как с запада, так и с востока.

Тайны дипломатии в Англии раскрываются для широкого пользования через 25 лет, наиболее запутанные и противоречивые – через 50. Тайна полета Гесса и заключенное английским и германским правительствами соглашения о соблюдении Англией нейтралитета при нападении Германии на СССР, и обязательства Британии в течение двух лет не открывать второго фронта в Европе, до сих пор остаются государственным секретом Англии, потому что, раскрыв его содержание, Лондон испачкает лицо своей аристократии и память о Черчилле грязной сделкой с Гитлером накануне нападения фашистской Германии на Советский Союз. Именно об этой грязной сделке в своем последнем слове на Нюрнбергском процессе 31 августа 1946 года Риббентроп заявил, что накануне войны с Советским Союзом «Черчилль дал ему дружественные заверения».[207]

С 4 февраля 1941 года началось выдвижение германских вооруженных сил к западным границам СССР. В целях маскировки его намечено было провести ее постепенно, пятью эшелонами, причем войска первых двух эшелонов не должны были выдвигаться восточнее линии Кенигсберг – Варшава – Тарнув[208]. Первый эшелон – семь пехотных и одна моторизованная дивизии – был переброшен в период с 4 февраля по 12 марта 1941 года с темпом около двух поездов в сутки по каждому из шести сквозных железнодорожных направлений, связывающих Центральную Германию с восточными районами Польши. Вторым эшелоном, в период с 18 марта по 8 апреля 1941 года, были переброшены восемнадцать пехотных дивизий со средним темпом примерно 6—7 воинских поездов в сутки по каждому железнодорожному направлению. Перевозка третьего эшелона, состоящего из шестнадцати пехотных дивизий и штабов групп армий «С» и «А», штабов 16-й, 9-й и 6-й армий, 4-й, 3-й, 2-й и 1-й танковых групп началась 10 апреля и по плану должна была закончиться к 1 мая, но задержалась до 10 мая. Темп движения поездов не был увеличен.

В конце апреля Гитлер назначил день нападения на СССР – 22 июня 1941 года. В соответствии с этим решением с 23 мая немцами был введен график максимального железнодорожного движения (график военного времени) и началась переброска четвертого эшелона. В его составе перевозилось 49 дивизий, из них 14 пехотных, 7 охранных, 15 танковых и 13 моторизованных дивизий. Средний темп движения возрос до 20 воинских поездов в сутки по каждому из шести железнодорожных направлений. В первую очередь перевозились пехотные и охранные дивизии. С 10 июня началась переброска танковых и моторизованных дивизий. В это же время на Восток перебазировалась основная масса германских военно-воздушных сил.[209]

В это же время на флангах стратегического фронта развертывания на границе с Советским Союзом в Южной Финляндии сосредотачивались финские войска, в Северной Финляндии и Норвегии – соединения немецкой армии и военно-морского флота; в Румынии, под прикрытием развертывавшихся вдоль границы с СССР 3-й и 4-й румынских армий, сосредотачивалась 11-я немецкая армия. На советско-венгерской границе перевалы через Карпаты были заняты четырьмя венгерскими бригадами[210]. К вечеру 21 июня все приготовления к нападению на Советский Союз закончились. Продолжались лишь перевозки пятого эшелона немецких войск – двадцати четырех немецких дивизий (пехотных – 21, танковых – 2 и моторизованных – 1), сосредоточение которых планировалось осуществить после начала войны.

К утру 22 июня группировка вооруженных сил Германии и ее сателлитов имела следующий вид: сухопутные силы Германии и ее сателлитов были подчинены главнокомандующему сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршалу фон В. Браухичу, начальником его Генерального штаба был генерал-полковник X. Гальдер.

В Восточной Пруссии между Балтийским морем и районом Гольдап, на фронте в 300 км, была развернута группа армий «Север», под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба в составе 4-й танковой группы под командованием генерал-полковника Хепнера, 18-й армии под командованием генерала артиллерии Кюхлера и 16-й армии под командованием генерала пехоты Буша. В группе армий «Север» насчитывалось 31 дивизия, из них 25 пехотных, 3 танковые и 3 моторизованные дивизии. Группа армий «Север» наносила главный удар своим центром – 4-й танковой группой и примыкающими к ней крыльями 16-й и 18-й армий из района Тильзита и юго-восточнее в общем направлении на Даугавпилс – Остров.

Финским армиям была поставлена задача: прежде всего, овладеть полуостровом Ханко, а после форсирования р. Западная Двина группой армий «Север», атаковать русские войска по обоим берегам Ладожского озера, по возможности, нанося главный удар восточнее озера и поддержать группу армий «Север» в ее операции по уничтожению советских войск в этих районах. В Северной Финляндии на Мурманском, Кандалакшском и Ухтинском операционных направлениях развертывалась германская армия «Норвегия» под командованием генерал-полковника Фалькенхорст в составе двух горно-егерских, одной пехотной и одной дивизии «СС», с приданным этой армии 3-м армейским финским корпусом в составе двух пехотных дивизий[211]. Севернее Ладожского озера на Петрозаводском и Олонецком направлениях развертывалась Карельская армия финнов в составе шести пехотных, одной кавалерийской дивизии и двух пехотных бригад финнов со 163-й пехотной дивизией немцев, а против Карельского перешейка (Ленинградское направление) была сосредоточена Юго-Восточная армия финнов в составе семи пехотных дивизий. Одна финская дивизия сосредоточилась против полуострова Ханко.

Южнее группы армий «Север» до верховий р. Припять на фронте в 500 км была развернута группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала фон Ф. Бока. В ее состав входили: 3-я танковая группа генерал-полковника Гота, 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, 9-я армия генерал-полковника Штрауса и 4-я армия генерал-фельдмаршала фон Клюге. Она была самой сильной, в ее составе было 62 дивизии, из них: 45 пехотных, кавалерийских – 1, танковых – 10, моторизованных – 6 и 2 отдельные моторизованные бригады. Эта группа армий имела мощные ударные группировки на обоих флангах; в Сувалковском выступе – левое крыло 9-й армии с 3-й танковой группой и в районе западнее Бреста – правое крыло 4-й армии со 2-й танковой группой.

Группа армий «Центр должна была вбить «танковые клинья» в советские войска, расположенные в приграничной полосе в Белоруссии, с обоих своих флангов в общем направлении на Минск, а затем, имея впереди обе танковые группы, наступать на Смоленск 2-я танковая группа имела задачу, после прорыва советских укреплений в районе Бреста, быстро продвигаться вдоль северной границы Полесья на Слуцк и Минск Следом за ней, для закрепления успеха, должна была продвигаться на Слоним своим сильным правым крылом 4-я армия. 3-я танковая группа имела задачу стремительно ворваться в расположение советских войск и захватить переправы через р. Неман в Алитусе и Меркине и через район Вильнюса и южнее его наступать на Минск, чтобы замкнуть кольцо окружения советских войск Используя успех танковой группы, 9-я армия главными силами выдвигалась в направлении на Вильнюс и Лиду. Этот охватывающий маневр наступательной операции группы армий «Центр» имел своей целью окружить все советские войска в Западной Белоруссии и уничтожить их.[212]

После соединения 2-й и 3-й танковых групп в районе Минска, они должны были быстро выдвигаться в районы Смоленска и Витебска, а 4-я и 9-я армии – следовать за ними на рубеж Могилев – Полоцк Этот маневр, по расчетам германского командования, должен был обеспечить условия для поворота главных танковых сил группы армий «Центр» на север с тем, чтобы во взаимодействии с группой армий «Север» наступать в общем направлении на Ленинград, с целью уничтожения всех советских военных сил в Прибалтике. Повороту крупных сил подвижных соединений группы армий «Центр» на север, для уничтожения, совместно с группой армий «Север» советских войск в Прибалтике, немецким верховным командованием придавалось исключительно важное значение. Директива № 21 подчеркивала, что «лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой последует захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операции по овладению Москвой». На совещании 3 февраля 1941 года с высшими государственными чиновниками и военачальниками, Гитлер особо указывал, чтобы «при дальнейшей разработке плана «Барбаросса» не упускали из поля зрения основную цель – захват Прибалтики и Ленинграда», и что «в первую очередь должно быть покончено с севером».[213]

Сейчас нельзя исключать того факта, что гитлеровское руководство владело информацией о готовящемся бездействии войск Западного особого военного округа во главе с генералом армии Д. Павловым при вторжении немецкой армии на нашу территорию и сосредоточило на этом направлении главные подвижные силы – две танковые группы.

Такими глубокими охватывающими ударами своих танковых и моторизованных соединений верховное командование германской армии намеревалось устроить на всех стратегических направления «Канны» для советских войск и полностью их уничтожить в западных приграничных областях Советского Союза.

Удар на Москву намечалось нанести в обход ее с севера, из района Ленинграда, где в результате завершения первоначальных операций должна была сосредоточиться основная масса танковых соединений германской армии, и откуда ведение дальнейшего наступления должно было быть надежно обеспечено подвозом всех видов снабжения Балтийским морем, и с юга, после овладения группой армий «Юг» Украиной и Крымом.

От верховий р. Припять до Карпат на фронте в 450 км была сосредоточена 6-я армия под командованием генерал-фельдмаршала фон Рейхенау, 17-я армия генерала пехоты фон Штюльпнагеля и 1 – я танковая группа генерал-полковника фон Клейста. Эти оперативные объединения входили в состав группы армий «Юг», которой командовал генерал-фельдмаршал фон Рундштедт. Наиболее сильную группировку немцы создали между р. Припять и Карпатами для действий в направлении Луцка, где развернулись часть сил 6-й армии с 1-й танковой группой. Всего в составе группы армий «Юг» было 47 дивизий, из них: 36 пехотных, 6 танковых и 5 моторизованных. В состав группы армий «Юг» входили также занявшие Карпатские перевалы четыре венгерские бригады и германо-румынские войска, заканчивавшие стратегическое развертывание в Румынии, непосредственно у советской границы. Здесь участок от Карпат до Ясс, со всеми находившимися там румынскими войсками, принимала 11-я немецкая армия генерал-полковника Шоберта, южнее Яссы до р. Дунай была развернута 4-я румынская армия, а на ее участке сосредотачивался не подчиненный армии 54-й армейский корпус Германии; по нижнему течению Дуная развертывался 2-й румынский корпус. Общая протяженность фронта германо-румынских войск в Румынии достигала 700 км. 22 июня на этом фронте заканчивалось развертывание восьми германских пехотных дивизий и восьми отдельных румынских бригад (три пехотных, четыре кавалерийских и одна танковая).

Группа армий «Юг» должна была силами 1-й танковой группы, 6-й и 17-й армий прорвать пограничные укрепления между Ковелем и Перемышлем и развить 1-й танковой группой стремительный удар вдоль южной границы Полесья через Житомир и Бердичев, с целью захвата переправ через Днепр у Киева и южнее его, затем танковые соединения должны были развить наступление вдоль правого берега Днепра в юго-восточном направлении с задачей воспрепятствовать отходу через Днепр боеспособных частей Красной Армии, уничтожая их ударом с тыла.[214]

Таким образом, против СССР фашистской Германией и ее сателлитами для нападения было выставлено:

германских – 170 дивизий финских – 18 дивизий и 2 бригады;

венгерских – 4 бригады;

румынских – 18 дивизий и 8 бригад.

Из них: танковых дивизий – 19,5, моторизованных – 16, кавалерийских – 4,5, остальные – пехотные, горно-егерские, легкие пехотные и охранные[215]. В итоге Германия выставила против СССР более 3/4 всех своих сухопутных сил. При этом в оккупированных странах и внутри Германии были оставлены войска второго сорта, сформированные в 1940 или в 1941 годах из старших возрастов и не имеющих боевого опыта. Из 23 танковых дивизий германское командование оставило в Западной Европе только две танковые дивизии, и, кроме того, еще две танковые дивизии действовали в Африке. Все моторизованные дивизии были привлечены для действий на советском фронте. Для полного понимания всей мощи фашистской армии следует при этом учитывать, что боевые возможности германской пехотной дивизии и ее численность приравнивалась к стрелковому корпусу Красной Армии, боевые возможности ее армии соизмерялись с возможностями фронтового объединения, а группа армий Центр» по своей военной силе превышала боевые возможности двух советских фронтов.

Из общего количества 6500 боевых самолетов, состоящих на 22 июня 1941 года в военно-воздушных силах фашистской Германии, против СССР было выставлено 4000 боевых самолетов, или почти 2/3 от общего их числа.

Накануне войны германский Генеральный штаб располагал данными, что Красная Армия имела 179 стрелковых, 33,5 кавалерийских и 10 танковых дивизий и 42 танковых и мотострелковых бригады, что в переводе на дивизии (считая две бригады за одну дивизию) составляло 243,5 дивизий. При проведении полной мобилизации, по мнению Генерального штаба, в Советском Союзе могло быть сформировано еще 30 стрелковых дивизий. При этом немецкое командование рассчитывало если не полностью, то в значительной мере сорвать мобилизацию Красной Армии при помощи внезапного нападения и «молниеносного» развития операций.[216]

На основе этих расчетов Генеральный штаб фашистской Германии полагал, что основной и решающей задачей в войне с Советским Союзом, являлось уничтожение его вооруженных сил в приграничной полосе. Остальные силы, по их мнению, были настолько малочисленны, что после победы в пограничном сражении, дальнейшая наступательная операция германских сил должна была свестись к эксплуатации этого успеха. Соотношение сил сторон в немецком генеральном штабе рассматривалось так

– на северном фланге, в Прибалтике – равенство сил;

– на центральном участке, в Белоруссии – значительное превосходство немецких сил;

– на южном участке, в Украине – превосходство русских сил.

На всем фронте противостоящие вооруженные силы были примерно одинаковые по численности, но по качеству вооружений немецкие войска оценивались значительно выше. Особенно большое значение немцы придавали превосходству своих танковых войск и авиации.

Внезапность, превосходство численное и, прежде всего, качественное, по глубокому убеждению Гитлера и высшего германского командования, должны были обеспечить уничтожение советских вооруженных сил, сосредоточенных в западных приграничных округах, одним ударом, проведенным испытанным и проверенным методом «молниеносной операции», подобно осуществленным в 1939 году в Польше и в 1940 году во Франции. Предвоенные приготовления свидетельствуют, что немцы не ожидали со стороны советских вооруженных сил сколь-нибудь серьезного сопротивления, не готовили командующих и штабы к контрманеврам и контрударам, к ожесточенным сражениям ни в приграничной полосе, ни в глубине СССР. На это также указывают и запланированные немцами размах действий их танковых групп, которые должны были произвести вторжение на Украине на глубину в 500 км до Киева, а севернее Полесья на глубину в 700 км до Смоленска. Но и после этого успеха танковые группы планировали совершить еще бросок примерно на 600 км для охвата окруженных и уничтожения крупных группировок советских войск на Правобережной Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Этими войсковыми операциями германское верховное командование рассчитывало в основном решить войну против Советского Союза в свою пользу, так как остальные силы Красной Армии они считали слабыми. Никого из германских военачальников не тревожило то, что заданные темпы продвижения техники никак не согласуются с возможностями передвижения пехоты, которая должна была, ведя бои с противником, совершать переходы не менее 80—100 км в сутки, что превышало физические возможности человека.

Для нанесения первого сокрушительного удара германское командование сосредоточило очень крупные силы, что обеспечило ему превосходство над нашими войсками по личному составу в 1,8 раза, по средним и тяжелым танкам – в 1,5 раза, по боевым самолетам новых типов – в 3,2 раза, орудиям и минометам – в 1,25 раза. На направлениях главных ударов превосходство врага было значительно больше[217]. Несмотря на это, общее количество сосредоточенных немецким командованием сил для достижения цели молниеносной кампании было недостаточно, учитывая то обстоятельство, что по мере продвижения немецких войск на восток, шло расширение фронта, а территории, которыми они собирались завладеть, лежали на тысячекилометровых расстояниях, которые и без боя трудно было пройти из-за бездорожья. Совсем была сброшена со счетов возможность отчаянного русского сопротивления против иноземных захватчиков, так поразившая Наполеона и совершенно не учтенная Гитлером и его генералами. Этих сил не хватило даже для достижения целей первого этапа плана «Барбаросса», не говоря уже обо всей кампании. Таков был первый просчет гитлеровского командования, являвшийся ярким показателем авантюристичности немецко-фашистской стратегии.

Второй просчет гитлеровских стратегов состоял в том, что против наиболее крупной группировки советских войск, находившейся на Украине, должна была наступать недостаточно сильная группа армий «Юг». И хотя в ней числилось на 12,5 дивизии больше, чем в группе армий «Центр», но полоса наступления ее была в два раза шире, и в ее состав входило 17,5 румынских дивизий, имевших невысокую боеспособность, а, кроме того, количество танковых и моторизованных дивизий в группе армий «Юг» было вдвое меньше, чем в войсках, действовавших севернее Припяти.

В резерв главного командования сухопутных войск вермахта выделялось одно армейское, пять корпусных управлений, 21 пехотная, 2 танковые и 1 моторизованная дивизии. Они предназначались, главным образом, для усиления групп армий «Центр» и «Юг» по мере расширения фронта их наступления. Этого резерва было явно недостаточно, учитывая действительную, а не мнимую силу Красной Армии.

Еще хуже обстояло дело с резервами в группах армий. Наиболее сильные из них – группы армий «Центр» и «Юг» – имели в резерве соответственно 2 и 4,7 процента сил, а группа армий «Север» – около 10 процентов. Таких резервов было явно недостаточно даже для поддержания нужной плотности при расширении полос наступления, не говоря уже о невозможности решения ими каких-либо неожиданно возникших оперативных задач.

Но главный просчет гитлеровского командования в большой стратегии заключался в недооценке ими такого важного элемента обстановки, как пространство, с которым неразрывно связан основной фактор «молниеносной» войны – время. По сравнению с западноевропейскими государствами, где до этого вермахту приходилось вести военные действия, территория европейской части Советского Союза была огромна. Она имела иное развитие дорожной сети и другие климатические условия. Большие пространства позволяли Красной Армии применять подвижную оборону, сохранять силы и выигрывать время. Более чем 5,5-миллионная немецкая армия была густо насыщена боевой техникой и, ведя беспрерывные боевые действия с русскими войсками, она требовала огромного количества боеприпасов, горючего, продовольствия и других средств снабжения. Уже в сражении под Смоленском группе армий «Центр» не хватало боеприпасов, в битве под Москвой – горючего, и вся немецкая армия и их сателлиты не была подготовлены к русской зиме.

Коммуникации, растянувшиеся более чем на тысячу километров, должны были явиться и явились одним из узких мест снабжения гитлеровской армии. Железные дороги надо было перешивать на европейскую колею, на что требовалось немало времени и сил, а подвоз автотранспортом на громадных просторах был связан с огромным расходом горючего и во многом зависел от условий погоды. Нельзя сказать, что немецкие стратеги не учитывали предстоящие трудности снабжения своих войск Именно поэтому планом «Барбаросса» предусматривалось на первом этапе силами групп армий «Север» и «Центр» в течение одного месяца овладеть Прибалтикой, Ленинградом, уничтожить Балтийский флот и лишить его баз, после чего перенести большую часть снабжения этих групп армий на морские коммуникации через порты Балтики и Финского залива. На южном крыле советско-германского фронта также планировалось быстро уничтожить Черноморский флот и обеспечить снабжение группы армий «Юг» с помощью морских коммуникаций. Таким образом, и решение проблем снабжения было тесно связано с успехом первоначальных операций.

Задолго до нападения на Советский Союз немецко-фашистское командование усиленно вело дезинформационные мероприятия, целью которых было всячески замаскировать и оправдать начавшуюся после поражения Франции переброску соединений и штабов оперативных объединений на территорию Восточной Пруссии и оккупированной Польши – к границам СССР, и тем самым создать у советского руководства неясность относительно намерений Германии. Сразу же после победы над Францией были широко распространены сообщения в печати и слухи о том, что штаб немецкой группы армий «Б» и штабы трех полевых армий и около 30 дивизий перебрасываются на территорию Польши с целью рассредоточения сил, сконцентрированных во Франции, и усиления обороны почти совершенно неприкрытой восточной границы, хотя, как известно, немцам с востока никто не угрожал. При этом штабы некоторых армий маскировались под «рабочие штабы» строительной организации Тодта. Осуществленную в начале 1941 года переброску в Румынию 11-й армии в составе семи дивизий, германское командование мотивировало необходимостью противодействия английским войскам, высадившимся в Греции[218]. В заключительной фазе дезинформации немецкое командование все приготовления к нападению на Советский Союз выдавало за подготовку «к нападению на Англию». Для большей убедительности, основная масса немецких танковых и моторизованных дивизий все еще оставались на Западе или в центральных районах Германии. В соответствии с оперативными планами, эти подвижные соединения были переброшены для нападения на Советский Союз в самый последний момент – в начале июня 1941 года.[219]

Вермахт перед нападением на Советский Союз все время увеличивал количество дивизий, особенно танковых и моторизованных. «У нас, – констатировал генерал Гальдер, – 33 подвижных соединения; моторизованы артиллерия, инженерные войска, связь и т. п.»[220] Военно-экономический потенциал пополнялся огромными трофеями вооружения, боевой техники и транспорта.

Более 8 млн. человек до конца мая 1941 года были призваны в вермахт, и Германия располагала к этому времени самой большой армией в мире. Это сразу сказалось на экономике Третьего рейха. Все больше давал о себе знать недостаток рабочей силы, особенно в угольной и металлообрабатывающей промышленности. Гитлеровское правительство совместно с монополиями пыталось восполнить недостаток рабочей силы, но все их усилия оказались тщетны. Законом от 4 сентября 1939 г. об организации военной экономики отменялись отпуска и положения об ограничении рабочего времени. Предприниматели могли увеличивать рабочий день до 10 часов, а фактически он часто продолжался по 11—12 часов. Уже с сентября запрещалось повышать зарплату и выплату доплат за ночную работу и работу в праздничные дни. Распоряжением от 29 сентября 1939 г. была введена трудовая повинность для незамужних женщин в возрасте 17—25 лет. В конце 1940 г. гитлеровское правительство обязало женщин-домохозяек работать на предприятиях. На работу в промышленность были направлены многие немцы пенсионного возраста. Гитлеровцы также пытались восполнить недостаток рабочей силы посредством насильственного ввоза рабочих из оккупированных стран и военнопленных. Если в 1940 г. в Германии находилось 1,2 млн. иностранных рабочих, то в 1941 г. их было свыше 3 млн. человек.[221]

С оккупацией Польши, Франции и других европейских стран и вывозом продовольственных ресурсов этих стран положение с продовольствием в Германии несколько улучшилось. Так, только в течение 1940 г. из Польши было вывезено 3 млн. τ зерна и 4,3 млн. τ картофеля. Однако накануне нападения на СССР, в мае-июне 1941 г., наблюдалось дальнейшее ухудшение продовольственного обеспечения населения. С июня месяца был сокращен рацион мяса на 100 граммов в неделю (с 500 до 400 граммов). В 1941 г. возросла квартирная плата, увеличились всевозможные сборы с населения: на «зимнюю помощь», в «фонд нацистской партии», в «фронд Гитлера», муниципальный налог, взносы на социальное страхование, на трудовой фронт, церковный сбор. Широкое распространение получили эрзац-товары. И все же немцам внушалась, что предстоящая война с противниками Третьего рейха, к которым относились в первую очередь Англия и Советская Россия, принесет Германии большие блага для всего немецкого народа.

Перед нападением на СССР фашистская пресса подняла шумиху о том, что в Германии нет больше политических партий, нет классов и классовой борьбы, нет революционеров, а есть единый немецкий народ, который добивается победы над врагом. Руководитель фашистского «трудового фронта» Лей заявлял, что впервые в истории «война ведется за интересы рабочих».[222]

Подготовка к войне с Советским Союзом шла с колоссальным напряжением и общий тон в нем задавали генералы – выходцы из прусского юнкерства. В основе предстоящего авантюрного плана «молниеносной победы» лежали те же прусские устремления к переделу мира, неудавшегося во время Первой мировой войны под знаменами кайзера Вильгельма П. Та же прусская каста, ядро которой составляли второй человек в Третьем рейхе Герман Геринг и видные представители фашистского генералитета фельдмаршалы Вернер фон Бломберг, Вильгельм Кейтель, Вальтер фон Браухич, Федор фон Бок, Вильгельм фон Лееб, Герд фон Рундштедт и многие другие генералы и офицеры вермахта, связавшие свою судьбу с Гитлером, снова вознамерилась на новом историческом отрезке времени переписать историю на прусский лад. Все они были участниками Первой мировой войны и вынесли из нее убеждение, что Советский Союз, как преемник царской России, представляет слабое государственное образование, неспособное себя защитить, как это было в правление Николая П. Именно эти благие и совершенно обманчивые видения молодости прусских офицеров, ставших видными деятелями Третьего рейха, о слабости русского государства, толкали их на войну с Советской Россией, которую они надеялись завершить за несколько недель. Ничто их не переубеждало, в том числе и то, что при новой власти в Советском Союзе за двенадцать лет осуществлена индустриализация страны и она, в отличие от царской России, тащившейся в хвосте мирового технического прогресса, создала передовую и вторую по мощности в мире промышленность, которая могла удовлетворить все потребности армии и флота для ведения большой войны. Не останавливали Гитлера и его ближайших советников и предостережения германского посла в Москве графа Шуленбурга и военного атташе генерала Кестринга, возражавших против ошибочного представления, что в случае войны СССР распадется.

Прозрение придет к Гитлеру и его генералам на второй месяц войны, во время Смоленского сражения, но у них не возникло и мысли о приостановке вооруженной борьбы в поисках какого-либо мира или перемирия, потому что война, которую они развязали, была войной на уничтожение народов и главари Третьего рейха знали, что их преступления не подлежат прощению.

Уверенность немецко-фашистского руководства в успехе осуществления плана «Барбаросса» подтверждается тем, что уже с весны 1941 г. оно приступило кразработке последующих планов завоевания мирового господства. В частности, считалось, что «после окончания Восточной кампании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию»[223]. Проект директивы № 32 «Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса», разосланный войскам 11 июня 1941 г., предусматривал, что после разгрома СССР вермахту предстоит захватить английские колониальные владения и некоторые независимые страны в бассейне Средиземного моря, Африке, на Ближнем Востоке, вторгнуться на Британские острова, развернуть военные действия против Америки. Немецко-фашистские стратеги предполагали уже с осени 1941 г. приступить к завоеванию Ирана, Ирака, Египта, района Суэцкого канала, а затем и Индии, где намечалось соединиться с японскими войсками. Гитлеровское руководство надеялось после захвата Испании и Португалии овладеть Гибралтаром, отрезать Англию от источников сырья и предпринять осаду островов. Документы также свидетельствуют, что после разгрома СССР и решения «английской проблемы» гитлеровцы намечали в союзе с Японией «устранить влияние англосаксов в Северной Америке». Захват Канады и США предполагалось осуществить путем высадки крупных морских десантов с баз в Гренландии, Исландии, на Азорских островах и в Бразилии – на Восточное побережье Северной Америки, и с Алеутских и Гавайских островов – на Западное[224]. Перспективы для осуществления этих планов, как представлялось гитлеровским заправилам, открывал поход против СССР

Готовность вермахта к войне против СССР завершилась серией инспекционных поездок руководителей Германии и Генштаба по войскам, дислоцированным на Востоке, а 6 мая сам Гитлер, в сопровождении Кейтеля, отправился в Восточную Пруссию для проверки состояния войск, где посетил свою ставку «Волчье логово» в Растенбурге. Гальдер подвел общие итоги оценки войск перед началом вторжения: «Общее впечатление отрадное. Войска превосходные. Подготовка операции штабами продумана в общем хорошо»[225]. Находясь в своей ставке, Гитлер определил и время наступления. Он снова избрал, как и во всех предыдущих военных кампаниях, день нападения в воскресенье, начало рассвета, и определил время: 3 часа 30 минут 22 июня. Нападение фашистской Германии на соседние государства было шаблонным и типичным: внезапно, рано утром – перед рассветом, в выходной день, без объявления войны. Такое поведение гитлеровской армии отражало вкусы и характер фюрера – подлое, лицемерное, похожее на удар бандита из-за угла, не считаясь ни с какими дипломатическими условностями. Позднее Риббентропу было поручено, в это же время, через посла Германии в Москве Шулленберга, сообщить народному комиссару иностранных дел СССР В. Молотову об открытии боевых действий и начале войны.