© Юрий Михайлов, 2016
ISBN 978-5-4483-1811-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Как и сто лет назад трется колесами о рельсы первый утренний трамвай, уходящий за пожарную каланчу на разворот. По проспекту рядком идут поливальные машины. К церкви, похожей остроконечными куполами на католическую, потянулись люди… «Только рассвело, а народу – полный город», – думает Полина, стоя у кухонного окна.
Жизнь течет, как и раньше, много лет назад, когда они с мужем получили эту двухкомнатную квартиру на шестом этаже престижного дома. Разница лишь в том, что каланча стала «исторической», к ней теперь возят на экскурсию не доспавших на вокзалах пассажиров. Да рядом с ее домом воздвигли непонятное сооружение гигантских размеров: то ли в небо устремилась подраненная хищная птица, не сумевшая взлететь даже на сотню метров, то ли коршун, рухнув с высоты, решил разбиться на площади у метро.
А главное – погиб ее муж… На автомобиле.
…20 лет прошло, а Полина до сих пор не может спать по ночам. Во сне ей кажется, что мелодично звенят пружины каркасного матраса, и что муж, как всегда, осторожно, чтобы не дай Бог, не разбудить ее, встает с постели… Он рано просыпался: то ли потому, что был старше ее почти на 10 лет, то ли ему нравилось в утренней тишине читать свои финансовые бумаги…
Павел, так звали мужа, был красавцем, девчонки-подруги Полины называли его гоголевским Ноздревым. Он невероятно был похож на актера МХАТ, исполнявшего эту роль в известном фильме. Только в отличие от курчавого кинематографического героя его никто, ни разу не видели не только пьяным, даже выпивши.
Для всех коллег по работе – загадка: почему он до сих пор не женат? 30 с гаком, живет с мамой, добросовестно отдает ей зарплату. Он очень любил участвовать в дискуссиях журнала «Бухгалтер». Потом журнал со своей заметкой показывал близким знакомым: друзей у него не было. Он никогда не повышал голоса, любил рано приезжать на работу. Поэтому с Полиной происходил вечный спор, который разрешился не в ее пользу: после рождения первой дочери – Галины она взяла отпуск по уходу за ребенком.
…Полина, мало-помалу, привыкла, что мужа нет (ужас, целую жизнь прожила – одна!). К тому же, вряд ли теперь она уже вспомнит: целовал ли он ее спящую, уходя на работу по субботам? Но все эти годы после его гибели бессменным оставалось одно: спала она урывками, все время ожидая перезвона мятежных пружин на матрасе…
Вечерами – проще: в своей комнате укладывались дочери – Галина и Любовь. Всегда с шумом, иногда со слезами, с походом в мамину комнату, чтобы полежать у нее в кровати, послушать рассказы «про жизнь». Потом в доме все затихало, лишь бормотал ночной телевизор: Полина читала. Но она четко помнила, не должна переходить временную границу – до полуночи. Иначе – без сна: и с вечера, и утром.
Она еще не встает, лишь стоит в легком халатике у кухонного окна и думает о том, что пошел уже пятый день ее шестого десятилетия, что Галина, которой под 30 и которая выросла без отца, встанет опять лишь к обеду, даже не проводив своего очередного мужа на работу. Любаша, которая и вовсе не помнила отца, перебралась в мамину комнату. Ее сегодня надо собрать в первую трудовую смену на Центральное телевидение… Ей, наверное, повезло: от журфака она единственная из сегодняшнего выпуска девочка, попавшая на ТВ не через знакомых.
Полина разогревает в турке старый недопитый кофе, переливает его в чашку и без удовольствия выпивает прямо над плитой. Затем идет в постель. Одеяло не сохранило тепло, хотя рядом с ней на постели свернулась калачиком Любаша. «Что ж, согреем снова…», – говорит она сама себе, поднимает подушки вертикально и нажимает на кнопку пульта телевизора. „Евроньюз“ что ли?» – Думает она, почти не глядя на экран, откладывает пульт, надевает легкие очки и открывает книгу венценосного Жозе Сарамаго.
Неощутимый на вес гусиный пух, которым набито одеяло (мамино приданое), облегает ее тело, она вытягивает ноги, и вдруг чувствует прилив сильной горячей волны. Из груди невольно вырывается легкий стон. «Господи, за что ты меня так наказал? Я не страшнее, грешница, чем миллионы других…». Она лежит, стараясь не думать о плотском. «Нет-нет-нет, так нельзя… Прости меня, Господи, за грехи мои. Я ничего не прошу за себя. Помоги в жизни моим дочерям-сиротам, научи их правильно жить, дай им хоть капельку счастья… Хотя бы такого, которое я пережила в годы короткого замужества… Галине – под 30 и все еще без мужа, без семьи. Любовь – собирается работать… И тоже без семьи».
Павел – отец девочек – был главным бухгалтером крупнейшего информационного агентства. Его уважали на работе, прислушивались к его мнению. Полина – скромный редактор скандинавской редакции. Как они нашли друг друга – это просто загадка во времени и в пространстве… Поженились довольно быстро – и полвесны не прошло со дня их первого знакомства на закрытом показе фильма – «Бумажная луна». К осени сдавали «целевой дом», и Павлу, как молодому семьянину и члену Правления агентства, дали квартиру, двухкомнатную, «на вырост». Да и Полина всё-таки своя, не чужая: хороший редактор ценился на вес золота. А она была отличным редактором.
Купили машину. По тем временам «Волга» говорила о достатке в семье намного больше, чем дачный домик или новый гарнитур из Румынии на три комнаты. Квартиру обставили мебелью быстро, легко, в мире и согласии. Половину площади занимали книги: шкафы, полки напольные и навесные, этажерка и даже полстенки пришлось отдать им. Павел, как скупой рыцарь, хранил все подшивки финансовых книг и журналов за последние 10 лет. Полина тоже не уступала мужу: привезла от родителей из деревни номера дореволюционной «Нивы», все книги мыслителей, запрещенные в то время, словари и справочники, необходимые ей в редакторской работе. Не любила она ходить по библиотекам или звонить подругам, когда выпадала срочная работа по вечерам.
«Что еще было за жизнь? – Невольно стала в стотысячный раз вспоминать Полина. – Конечно, рождение Галки. Это вам не Любаша: человек изнеженный, избалованный и папочкой, и мамой. Да и баба с дедом еще могли приласкать ее на своем деревенском огороде». А мама Павла принципиально любила на расстоянии: вечерний звонок стал неотъемлемой частью жизни Полины. Сначала бодрый бас спрашивал о самочувствии Павлика, его настроении, успехах на работе, а уже потом шли практические советы по уходу за ребенком. В общем, Галина к трем годам стала настолько избалованным, дерганным и капризным ребенком, что, по совету мамы из деревни, Полина сдала ее в садик и вышла на работу. Павел не возражал: хотя смертельный бой пришлось выдержать ему со своей же матерью.
Полина знала, что сегодня, впрочем, как и всегда, она уже больше не уснет и стала вспоминать прожитые годы…
Слава Богу, все улеглось, утряслось, а главное, Галине, очень общительной девочке, понравилось в садике. Она даже домой уходила со слезами. Ездили за границу, в Болгарию, всей семьей на отдых. Галя вела себя идеально: купалась, загорала, завела кучу друзей, приходилось через день накрывать стол на 5—7 человечек. Это она принимала гостей с мороженое и соком. Вот тогда впервые Павел сказал Полине, что неплохо бы подумать о парне. Та была не против, но месяц шел за месяцем, а беременность куда-то убежала. Полина думала, что это ее «проблемы». Но Павел съездил, то ли в Чехию, то ли в Югославию, и, вернувшись, сказал, что это его «проблемы».
«Галина уже училась во втором классе, – вспоминает Полина, – мы – родители забыли о давней мечте… И, бах, беременность! Радостная, легкая. Все думали, что будет парень, а получился „парень в юбке“ – Любка».
Это были тяжкие для Полины годы. Любовь вела себя далеко не так, как ее сестра: ела хорошо, спала плохо, любила родительские руки, играть могла с кем угодно, часами. Но с ней надо было играть: говорить, прятаться, убегать… В общем, живой, интересный, на первый взгляд, ребенок. Но если сложить все эти «тетюшеньки» в недели и месяцы, руки отваливались…
А Павел взялся строить дачу, хорошо, что «Волга» всегда на ходу. Он приделал к ней верхний багажник и возил на нем даже чугунные батареи. На второе лето в доме уже была горячая-холодная вода, минибаня, детская туалетная комната и четыре разношерстные комнаты, в том числе, и с камином. Вот так умеют разворачиваться «безрукие финансисты».
Полина обожала мужа всегда. А когда в воскресенье он приезжал со стройки потный да усталый, она, как своего ребенка, мыла его в ванной, кормила и спать укладывала. Просыпался он ночью, когда уже девочки в своей комнате видели пятые сны. Осторожно гладил жену: груди, живот, ноги, и когда понимал, что она уже не спит, начинал говорить, как он ее любит.
Полина шептала:
– Я тоже безумно люблю тебя. Я не смогу жить без тебя…
Павел понимал, наконец, что время уходит… И в такие минуты он был великолепен.
…Любаша все делала шиворот-навыворот. То вдруг экстерном сдавала сессию, то увязала в «хвостах» по элементарным предметам. Полина вспомнила вдруг, как была удостоена чести попасть на прием к престарелому декану факультета. Он не ругал ее за дочь. Он с грустью в голосе говорил, как трудно студентам без поддержки взрослых.
– Ее двойки меня не беспокоят…, – сказал тогда декан. – Здесь надо просто вызубрить, это – теория. Но ведь вы – профессиональный редактор и не занимаетесь с дочерью? Вот что с прискорбием я узнал…
«А как с ней заниматься? Она же на журфаке! Сами с усами! – Как будто продолжала оправдываться перед деканом Полина. – Пишут – лучше всех! Лескова, Тургенева – в утиль! Толстой заблудился в трех соснах своего имения… И это при том, что и Тургенева, и Лескова, и других ныне опальных классиков она читала и помнит их романы не хуже матери. Вот в чем проблема… А мы, родители, можем передать им только свои чувства и безмерную любовь. С нас и этого достаточно… А где государство, министерство, университет, наконец? Это все мы, вместе взятые, старшее поколение, растим циников, людей, не могущих любить, верить чувствам…».
Полина настолько разволновалась, что решила вставать и начать собирать младшую дочь на работу.
«Хотя она все равно возьмет лишь свой рюкзачок, куда невозможно ничего положить. Я припасу ей все: и одежду, и обувь. А там пусть думает сама… Надо деньжат подбросить на телефон, а то ведь звонков не дождешься. Сколько у меня сейчас осталось?» – Полина не могла вспомнить точную сумму, полезла в кошелек, достала пятерку с Дальневосточным губернатором, четыре штуки – по одной тысяче, несколько сотенных бумажек приютились во втором отделении кошелька. – «Господи, как жить? Я – на мели. Галина забыла, что такое зарплата… Любаша пока еще получает стипендию и всю отдает мне. Но сколько расходов на нее! И половины, наверное, своих кровных денег не покрывает. А тут еще этот чертов юбилей?! Кто придумал праздновать 50-летие женщинам? И этот чудовищный разговор с начальником отдела…».