Исповедь и вуайеризм
Ольга, Эдуард
– Я в наших разговорах часто упоминаю моих подруг. Это нормально – они наши с тобой будущие читатели. И они вопросы разные мне задают, потому что воцерковленных подруг у меня практически нет, а им моя жизнь любопытна. Даже если они ее иногда считают странной. Они не могут понять, как можно прийти в храм и постороннему дяденьке доверить крайне интимные вещи.
– Я не буду вдаваться в серьезные богословские размышления. Скажу лишь, что исповедь – это дар Божий, который нам позволено реализовать человеческими средствами. Когда священник совершает сакраментальные действия, через него действует Христос, который никому не «посторонний дяденька». И то, что говорится в исповеди, говорится не для того, чтобы быть осужденным или найти решение проблемы, а чтобы открыть Богу свою совесть. Не бежать от Бога в состоянии внутреннего разлада как Адам, а, наоборот, идти навстречу. Идти с волнением, но зная, что будешь оправдан и спасен. – Да. Это красиво. Но в реальности очень трудно отрешиться от того, что перед собой видишь все-таки не Бога, а совершенно постороннего мужика. И рассказывать ему приходится разное. Ремарка – «сказала она и хихикнула». Между прочим, это непросто. – Непросто, но возможно. Подразумевается, что исповедь должна быть достаточно ясной, чтобы священник понял, о чем идет речь, но в ней не должно быть поводов для вуайеризма. Исповедующемуся вполне к лицу сдержанность.
– С этого места можно поподробнее?
– Да. Если он говорит, что ел мясо в пятницу и осознает это как грех, мне не обязательно докладывать, какое именно мясо он ел – свинину, курицу, молодого барашка или говядину. Честно говоря, мне без разницы. Если человек совершил прелюбодеяние…
– Если совершил прелюбодеяние, не надо докладывать, в какой позе?
– Не надо. Это точно. И священник не должен задавать любопытствующих вопросов.
– А могу ли я отказаться отвечать на вопросы?
– Можешь. Если тебя спрашивают про позы, смело отвечай: «Отец, не ваше дело!» В то же время ты должна понимать, что вряд ли священник задает какие-то вопросы просто так. Поэтому не стоит стесняться переспросить, почему тебя о чем-то пытают. Не надо сводить исповедь к формальности. Если это образ Бога, то образ Бога в виде формулы меня настораживает. Разве так Христос общался со своими учениками?
Поэтому стоит вступить в диалог. И священник либо по-другому сформулирует вопрос, либо объяснит, почему он его задал. Главное – не бояться.
– И все же… Все же… Ты же понимаешь, как трудно говорить, например, о прелюбодеянии?
– Именно поэтому в традиции, чтобы избавить человека от ложной скромности, есть возможность исповедоваться в конфессионале, где ни священник не видит верующего, ни верующий – священника. Кстати, многие любят исповедоваться в поездках именно потому, что невелик шанс познакомиться со священником лично или увидеть его еще раз. Возможно, для кого-то это выход, но мне все-таки кажется, что священник хотя бы должен знать, из какой страны человек. Чтобы дать совет исходя из менталитета.
– Священник должен хорошо понимать, что ему говорят на исповеди? Ведь теоретически, если даже он мало что понял, например, по причине языковых трудностей, отпущение грехов все равно засчитывается.
– Конечно.
– То есть, если я приеду во Францию, а французский я не знаю вообще, и промычу что-то в конфессионале, это сойдет за исповедь?
– Нет. Согласно каноническому праву, священник должен понять хотя бы один грех. Если ты сумеешь ему промычать грех так, чтобы он понял, тогда сойдет. Когда ситуация с пониманием совсем трудная, а исповедоваться необходимо, советуют на пальцах показывать против какой заповеди согрешил.
– Надо запомнить, а то мало ли…
– … Но на самом деле в исповеди есть не только момент отпущения, но и момент совета – как не впасть снова в этот грех. Исповедь не стиральная машинка, а священник не стиральный порошок. Священник должен помочь человеку встать на путь, который поможет стать лучше. И вот тут языковый барьер может сильно помешать.
– Как быть, если языкового барьера нет, но есть разница в понятиях? Конечно, есть грехи, что называется, объективные – убийство, кража, прелюбодеяние. И есть субъективные. Кто-то считает немытую посуду грехом, а кто-то оскорбление чужого достоинства цветочком. И исповедуются все по-разному. Кто-то всю жизнь свою по дням от заката до рассвета рассказывает.
Священник может сказать: «Довольно»? Или он должен три часа про немытую посуду выслушивать? Верующий ограничен во времени?
– По идее нет. Но если начинается описание пейзажа, это интересно, но исповедью не является. Исповедь – это все же достаточно ясное перечисление грехов, сокрушение в них и просьба о совете и отпущении. – Хорошо. Кающихся обсудили, давай теперь священников обсудим. Натура человеческая при рукоположении не меняется. Священник, по сути, как гостия – хлеб для евхаристического богослужения. Вот она еще не Тело Христово, а после Пресуществления уже Тело. Но акциденции, то есть свойства материи, не меняются. Она выглядит так же и на вкус такая же. И вот сидит священник со своей акциденцией и слышит иногда ну просто очень любопытные вещи. И не про посуду, а сериалы мексиканские с закрученным сюжетом.
Где гарантия, что он под большим секретом не доложит тут же своему приятелю-министранту? Люди склонны делиться сокровенным, особенно если оно чужое.
– Гарантия в том, что за время его формации (обучения, наставления, духовного и психологического сопровождения в семинарии) его природные свойства немного подправили. И в том, что в каноническом праве четко сказано: если священник вольно или не вольно раскрыл тайну исповеди, он автоматически становится отлученным от Церкви.
– Ты хочешь сказать, что этого никогда не бывает.
– Этого не бывает. У священника есть только три варианта – никому не говорить, делиться с Богом в личной молитве или все забыть. Последнее лучше всего и многим удается.
– Недавно в Канаде было раскрыто ужасное преступление. Девять лет назад маньяк убил школьницу и все это время спокойно жил-поживал. Теоретически за это время он мог прийти на исповедь и все рассказать. И что, священник не должен был нарушать тайну исповеди?
– Исповедь предполагает сокрушение в грехах, а в сокрушении есть аспект восстановления нарушенной справедливости. Следовательно, священник не обязан давать отпущение сразу же, а может потребовать, чтобы преступник пошел в полицию. Это и будет являться символом сокрушения.
– Но ты же понимаешь, что преступник может не пойти. Священник будет молчать?
– Недавно Ватикан высказался по этому поводу. Пятого мая 2011 года Конгрегация защиты веры и ее префект, кардинал Уильям Левада, издали циркулярное письмо для епископских конференций, чтобы определиться с правилами разбора сексуальных преступлений клира. Особенно для того, чтобы защитить детей и молодежь. Согласно этому письму, если член клира обвинен в сексуальном насилии, он будет считаться невинным, пока обвинение не доказано. Тем не менее его рекомендуется ограничить в служении на время разбирательства.
– Хорошо, это про священников, а про исповедь там есть? – Напрямую нет, но в главе «Сотрудничество с гражданскими властями» очень прямо сказано, что сексуальное насилие над несовершеннолетними – это не только каноническая проблема: «Даже если отношения с гражданскими властями являются различными в различных странах, независимо от этого, очень важно сотрудничать с властями согласно ответственности епископа и гражданских властей. Не переходя границы сакраментальных внутренних норм, советуется сотрудничать с гражданскими властями и докладывать им о подобных преступлениях». Епископские конференции приглашены к размышлению: как, не нарушая каноническое право, тем не менее оповещать полицию о тяжких преступлениях?
– А раньше как?
– Раньше считалось – храни для себя.
– Даже если дело касается безопасности других людей, «храни для себя»?
– Раньше было именно так.
– В советском и российском Уголовном кодексе, если я не ошибаюсь, всегда присутствовало наказание за недонесение о преступлении. Без поблажек для духовных лиц. Что должен предпочесть священник: сесть в тюрьму или выдать тайну исповеди?
– Конечно, сесть в тюрьму. Тайна исповеди важнее.
– Как часто вообще нужно исповедоваться?
– Графика и ритма нет. Согласно церковным правилам, католик обязан исповедоваться хотя бы раз в год, перед Пасхой, но на самом деле, конечно, нужно чаще. Но я не скажу тебе сколько раз. Лучше согласовать этот вопрос со своей совестью и своим исповедником. Это должно быть достаточно регулярно, как регулярно убираемся мы у себя в доме, хотя знаем, что пыль снова ляжет.
– Насколько практика регулярной исповеди распространена в западных странах? Все же Запад подвергся серьезной секуляризации.
– Некоторое время назад исповедовались редко, сейчас ситуация улучшилась, хотя нельзя сказать, что исповедующихся много. Люди почему-то решили, что они все могут сделать сами, сами поговорить с Богом и очистить свою совесть. Особенно если нет смертных грехов. Но даже если их нет, всегда есть масса вещей, которые нас внутренне и внешне разрушают и которые стоило бы доверить Богу. Гордыня, зависть, предательство, подсиживание… Крови на руках ни у кого нет, так живет весь мир, но… Жизнь становится все темнее…
– Меня часто спрашивают – зачем я это делаю вообще? Что мне это дает с прагматической точки зрения? – Тебе, как и любому другому, это дает понимание Бога, который говорит, что ты как личность гораздо больше, чем ты как действо. Больше, чем все самые ужасные поступки, которые ты совершаешь или способна совершить. И от этого любовь Бога к тебе не меняется. Ты можешь Ему сказать обо всем открыто, и Он примет тебя и поможет. Исповедь возвращает человека к себе и к свободной жизни. Делает его терпимее к чужим ошибкам. Кстати, есть даже такая поговорка «Только тот, кто исповедуется, может исповедовать».
– Для чего нужно передаточное звено?
– Именно для того, чтобы голос Бога был выражен реально. Бог так решил действовать. Через служение священников.
– Я не против, но откуда это следует? В Евангелии про исповедь ничего не сказано, и ученики Христовы не исповедовались.
– Ты рассуждаешь прямо как записной протестант. Принцип Sola Scriptura, только Писание, – это типичный протестантский принцип. Основанием жизни Католической Церкви является Священное Писание, традиция и учительство Церкви. Писание служит проверкой, но существует также традиция и учение. И, кстати, уже в Деяниях апостолов об этом сказано.